Текст книги "2005 № 10"

Автор книги: ЕСЛИ Журнал

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 23 страниц)

– Через сто лет после того, как Шеклтон ступил на Луну, – вздохнула я. – Кто бы мог подумать, что на это уйдет так много времени?

– Так много? – неожиданно громко воскликнул он, похоже, только что заметив меня.

– Луна в 1902-м, Марс в 1957-м и лишь теперь система Юпитера, – пояснила я.

– Да, тут ты права, Мишель. Ты не из тех, кто любит ждать, пока наступит будущее, ты… минутку. Они видят лед… много льда… там повсюду лед… под двигателями он растаял… и теперь вода снова замерзает… триумфальный момент для Франции… они открывают шампанское… Все! Не могу больше это слушать!

Он сдернул наушники и обошел стол, чтобы заглянуть в дневник. Там было страниц тридцать текста – базовые научные идеи и множество принципов различных изобретений.

– Ничего, кроме трех законов движения Бейкера и кое-каких практических советов по созданию парового двигателя, – произнес он с тем же разочарованием, какое испытывала я.

– Но в самом начале там есть упоминание о зачарованном мече, диктующем мудрые советы. И несколько слов благодарности отважной и умной леди, чьим голосом говорил меч, – заметила я.

– Ха! Какая чепуха! Эдвард и Уильям Тиндейлы были величайшими физиками-теоретиками и изобретателями всех времен, и главное, британцами! Это наверняка подстроенная французами мистификация.

– С чего ты взял? Бумага подлинная, чернила тоже. В конце концов, дневник нашли в твоей библиотеке.

– Он может оказаться древней мистификацией с целью оклеветать британскую науку. Мы пятьсот лет лидировали в мире, а потом явились французы и воспользовались нашими промышленными достижениями, чтобы вырваться в космос. И теперь они хотят все подать так, словно англичане никогда не были великими.

– С точки зрения теории заговоров, тут не хватает…

– Методы подобных подделок известны еще с 1850-х годов. Надо взять чистую бумагу начала пятнадцатого века и современные чернила, потом обработать рукопись катализатором молекулярного проникновения для ускорения абсорбции чернил. Оставить лет на сто для имитации реального старения, затем подбросить в мою библиотеку… что тут смешного?

Я с трудом подавила улыбку:

– С точки зрения теории заговоров, твоя идея не выдерживает никакой критики. Ах, французская интрига для дискредитации цвета британской науки шестисотлетней давности! Да только сама эта наука зародилась четыреста пятьдесят лет назад. Шестьсот лет назад Британии еще не было.

– Но ты меня поняла. Если этот дневник станет достоянием общественности, то превратится в доказательство того, что «Диссертации о природе» Тиндейлов – подделка!

– Подделка? – Я рассмеялась. – Дорогой, да ведь самый ранний из опубликованных экземпляров «Диссертаций» в Британской библиотеке Конгресса датирован 1412 годом!

– Ты прекрасно знаешь, о чем я. У них был этот меч. Меч в соседней комнате до сих пор принимает радиопередачи, это случайно получившийся детекторный радиоприемник. Он мог работать и в 1404 году. А о том, что этот меч – радиоприемник, известно уже более ста лет.

– Да у кого в 1404 году мог оказаться радиопередатчик! Первую трансатлантическую передачу Лавуазье провел лишь в 1799 году, и даже тогда сообщение посылалось кодом Уатта.

– Кое-кто скажет, что это были инопланетяне.

– Стивен, если инопланетяне подсказали братьям все их изобретения и законы физики, то это сенсация.

– Ну да, конечно! Контакт с инопланетянами – это приманка, дабы породить у нас сомнения в приоритете Тиндейлов.

Проблема моего мужа в том, что его эксцентричность неотделима от чувства юмора. И в определенный момент даже самая откровенная чепуха становится в его сознании неотличимой от реальности.

– Стивен, как профессор теоретической физики я могу выдать любое количество иных объяснений. А как личность, наделенная гораздо большим, чем у тебя, здравым смыслом, могу высказать и несколько предположений.

– Хотя бы одно – как личность, – попросил он, скрещивая руки на груди и принимая театральную позу.

– Братья Тиндейлы сами подстроили эту мистификацию, просто ради шутки.

Такая версия оказалась для моего мужа слишком правдоподобной.

– Ладно, назови другое, но теперь уже как профессор физики.

– Темпоральное сцепление.

– Что? Ты намекаешь на радиопередатчики на базе эффекта квантового сцепления, с помощью которых астронавты на Европе мгновенно связываются с Землей?

– Со сверхсветовой скоростью, а не мгновенно, – автоматически поправила я. – Тут действует эффект пространственного сцепления, но давай лишь предположим, что возможно и темпоральное сцепление, во времени. И этот меч связан с самим собой, но только в прошлом. Поэтому любые радиопередачи, которые он принимает в 2004 году, принимаются также и мечом в 1404 году.

– Абсурд.

– О, да, как и версия по поводу инопланетян.

– Не версия, а моя теория заговора о мистификации, основанной на идее об инопланетянах. Давай уж все формулировать точно.

– Что ж, есть способ все проверить. Братья наверняка очень внимательно прислушивались к мечу, если он внезапно начинал говорить. Я подготовлю короткую лекцию об основах термодинамики, добавлю методику Гальвани для измерения скорости света, а в конце объясню закон относительности Фарадея. Вообще-то, придется добавить и кое-какую математику, иначе они не сумеют в этом разобраться. Могу еще описать способ изготовления примитивной батареи и даже электромотора. Пожалуй, еще инструкции, как сделать простейший искровой радиопередатчик.

– Ладно, ладно, на сей раз ты превзошла даже меня. Но какой в этом смысл?

– Все это появится в их рукописях. И в дневнике.

– Но ведь история изменится. И что ты этим докажешь?

– Многое. Я назову свое имя. Оно появится в дневнике. Если это случится, то о французском заговоре можно будет забыть.

Стивен пролистал дневник, время от времени ухмыляясь. Женщина, говорившая с Уильямом, явно была в него страстно влюблена. Она называла себя ученой, а потом и учителем юношей и девушек. Немалая часть ее передачи была до смущения личной и до слезливости сентиментальной, и тем не менее я испытывала по отношению к ней удивительную симпатию. Ведь я сама решила стать ученой, прочитав в двенадцать лет биографию Уильяма. Он так никогда и не женился, этот факт наполнял меня странным удовлетворением, и раньше я часто фантазировала, что он хранил верность именно мне. Я мечтала изобрести машину времени и перенестись в начало пятнадцатого века ради встречи с ним. А когда вышла за Стивена, то едва не сочла это предательством, из-за которого дух Уильяма Тиндейла с печалью наблюдает, как я предпочла ему кого-то другого.

– Но если Тиндейлы действительно получат все научные знания из будущего, то британская наука и техника в любом случае окажутся дискредитированными, – почти серьезно заметил Стивен.

– Ну и пусть, мы ведь не обязаны публиковать этот дневник, – возразила я.

Было известно, что Меч дона Альверина представляет собой детекторный радиоприемник, и Стивен держал в поместье радиопередатчик для демонстрации этого явления гостям во время званых обедов. Я потратила около часа на подготовку заметок и составление передачи. Лицо Уильяма Тиндейла взирало на меня с шестисотлетнего портрета на стене. Несмотря на довольно примитивный стиль художника эпохи позднего Средневековья, привлекательность Уильяма была очевидной. Когда я оказалась готова, Стивен уже заснул в кресле возле кофейного столика, на котором стоял полупустой графин с портвейном. Я включила маленький передатчик.

– Уильям Тиндейл, это послание из будущего. Мое имя Мишель Эвелин Уотсон, и нас разделяют шестьсот лет. Передо мной твой портрет на стене, а вокруг – стопки твоих книг. Я знаю тебя настолько хорошо, что даже сумела полюбить, хотя ты обо мне не ведаешь. У меня золотисто-каштановые волосы до плеч, я примерно твоего роста и мне сейчас тридцать пять лет. Странно, правда? Мне тридцать пять, я еще не родилась, я мертва и давно похоронена, я неуклюжий подросток – и все это в твоем будущем. Хочу добавить кое-что к тому, что уже сообщила тебе и брату…

Тут я запнулась. Кто был автором более ранних передач, отмеченных в дневнике? Возможно, альтернативная я? Мишель Уотсон, которая больше не существует? Да, Уильям, несомненно, сформировал всю мою жизнь. В каком-то смысле он для меня значит больше, чем Стивен.

– Во-первых, я объявляю истиной то, что скорость света достаточна, чтобы преодолеть 186 тысяч миль за время между двумя ударами сердца человека в состоянии покоя. Скорость звука намного меньше и лишь примерно в тридцать раз превышает скорость, с какой может бежать проворный человек…

На передачу ушло довольно много времени. Мне пришлось говорить медленно, чтобы Уильям смог все правильно записать, и очень аккуратно строить фразы, дабы образованный человек в пятнадцатом веке смог понять сказанное, если как следует и достаточно долго поразмыслит. Наконец я завершила свою странную диссертацию по современной науке, выключила передатчик, потянулась и взяла дневник. Записи в нем кое в чем явно противоречили современным научным фактам, но мое имя отыскалось. Однако не мое звание, и это меня сразу насторожило. Я никогда не назвала бы своего имени, не добавив к нему звание. Ведь оно определяет мою флотскую должность и в какой-то мере само мое существование. Тем не менее вот оно, мое имя – между двумя подробными научными трактатами… где упоминается то, чего никогда не было. Закон относительности Фарадея? Всем известно, что лорд Исаак Ньютон открыл принцип относительности в семнадцатом веке.

Дверь открылась, я немедленно встала и отдала честь. Вошел барон Стивен Честер, следом за ним мой флотский командир и две женщины в гражданской одежде.

– Барон, позвольте вам представить коммандера[20]20
  Британское военно-морское звание, примерно соответствует капитану третьего ранга или старшему помощнику капитана.


[Закрыть] Мишель Эвелин Уотсон, – произнес мой командир.

Барон улыбнулся и принял приветственную позу, женщины остались позади него. Они явно были учеными, причем из учреждения настолько секретного, что даже его название публично не упоминается.

– У вас хороший послужной список, а вашими предками были многие прославленные герои, – сказал барон. – Офицер Уотсон находился на борту «Неуязвимого», когда флоты сэра Уильяма Магнуса и дона Мигеля сцепились в 1793 году на лунной орбите.

– Да, сэр.

– Они обменивались бортовыми залпами одиннадцать часов, осыпая друг друга снарядами. То была впечатляющая битва.

– Так точно, сэр.

– Далее, космоплаватель по имени леди Джеральдина Макгрегор служила помощником коммандера во время третьей высадки на Марс, в 1818 году.

– Так точно, сэр.

– А Роберт Третий Шотландский, насколько мне помнится, носил чин капитана. Что вы на это скажете?

– Я верноподданный офицер Каледонской империи…

– Прошу вас, коммандер, успокойтесь, – рассмеялся барон. – В вашей преданности Бриттории никто не сомневается. Равно как и в вашей храбрости. Ведь вы стали первой женщиной, добравшейся до Альфы Центавра, не так ли? Пошли по стопам леди Джеральдины, ха-ха.

– Так точно, сэр. Но в той экспедиции я была лишь ученым-техником первого класса.

– Однако вернемся к этому дневнику. Его обнаружили, когда до триумфального возвращения вашего фазоиндукционного звездолета с артефактами погибшей инопланетной цивилизации оставался еще год. Там упомянуто ваше имя и весьма точно описана ваша внешность.

– Не могу объяснить ни того, ни другого, сэр.

И действительно, это меня порядком смущало. Я никогда не видела дневника, но зовут меня, несомненно, Мишель Эвелин Уотсон, я примерно одного роста с Уильямом Тиндейлом, и мои золотисто-каштановые волосы спадают на плечи в тех редких случаях, когда я не скалываю их на затылке. Барон попросил моего командира продолжить разговор, и тот представил мне одну из женщин, назвав ее доктором Бекер. Нервная натура, она говорила очень быстро и при этом постоянно жестикулировала.

– У вас очень… как бы это сказать?.. – начала она. – Ваше образование прочно базируется на широком диапазоне научных знаний в различных областях. И если бы кто-то вознамерился продиктовать эти два научных трактата Уильяму и Эдварду Тиндейлам, то вы для этого подходите как нельзя лучше.

– Извините, госпожа доктор, но это точно была не я.

– О, мы вам верим, но истина не всегда бывает такой, какой выглядит на первый взгляд. Я и моя коллега доктор Кэссин проделали большую работу в области математики темпоральных парадоксов и теории вероятности. Мы полагаем, что возможно наличие прошлого, прекратившего существование, но которое тем не менее может быть обнаружено. Некая персона, вероятно, из будущего Тиндейла, помогла ему это будущее изменить. В нашем будущем она не диктовала этих страниц, но все же она существует. Возможно, это вы. Слова продиктованы и записаны. Как такое могло случиться?

– Извините, госпожа доктор, понятия не имею.

– Это вопрос не к вам, коммандер. Если бы вы могли на него ответить, то не служили бы коммандером на патрульном крейсере, а возглавляли бы… гм-м… некое очень важное научное учреждение. Однако вернемся к проблеме. Мы выдвинули гипотезу о множественности вариантов прошлого, наподобие притоков реки. Одно прошлое может вытеснить, заменить другое, но настоящее всегда будет только одно. Весьма вероятно, что страницы этого дневника заполнены в двух или трех альтернативах прошлого, комбинация которых и составила наше настоящее. Математические расчеты…

– Если не возражаете, давайте перейдем к сути, – вмешалась доктор Кэссин. – Мы разработали математическую модель, показавшую, что можно совершить путешествие в прошлое, убить своего отца и тем не менее остаться существовать. Математика модели по большей части основывается на записях, найденных среди руин на Альфе Центавра.

Мы обнаружили там цивилизацию, погибшую в самом расцвете. У них имелись поселения и колонии на девяти других небесных телах системы Центавра. Все они также были уничтожены почти с хирургической тщательностью в ходе того же очень древнего конфликта. Имеются признаки тотальной межпланетной ядерной войны, однако уровень радиации на развалинах весьма незначителен. Объяснение здесь может быть только одно – если радиация снизилась столь существенно, то ядерный конфликт произошел миллионы лет назад. Цивилизация Альфы Центавра по своему развитию значительно превосходила нашу. А наши технологии развития вооружения всегда уступали технологиям постройки и оснащения космических кораблей. Самые ранние из наших космических сражений даже велись пороховым оружием.

Центаврианцев уничтожили пришельцы из другой звездной системы. Рано или поздно мы встретим потомков этих победителей, и когда это произойдет…

Кэссин пожала плечами и повернулась к моему командиру. Тот заговорил:

– Коммандер Уотсон, как оружие, найденное на той мертвой и побежденной планете, так и его конструкция и сами принципы действия на столетия опережают то, что мы можем изготовить сейчас. И тем не менее центаврианцев уничтожили. В наших военных лабораториях сумели воссоздать их оружие на основе того, что доставила ваша экспедиция. Но даже это оружие принадлежало побежденной расе, не говоря уже о том, что оно устарело более чем на миллион лет.

И мы полагаем, что если сможем э-э… подправить один из вариантов прошлого, то уже в нынешнем, 2004 году сумеем получить гораздо более совершенное оружие. А также предупредить своих ближайших потомков об опасности космических радиопередач, которые могут выдать расе-победительнице факт нашего существования.

– И тут в дело вступаете вы, – продолжил барон.

– Прошу прощения, сэр, но я вас не понимаю, – призналась я. От всего услышанного у меня даже закружилась голова.

– Вы прочитали сноски в дневнике Тиндейла?

– Я успела прочесть только основной текст, сэр.

– Похоже, Уильям испытывал к вам нежные чувства – точнее, к вашей альтернативной версии. А она (и это столь же очевидно) также была в него влюблена. Короче говоря, вы нужны нам, дабы прочесть Тиндейлам трактат о современной физике, химии, оружейном деле и электронике. А заодно и предупредить их о расе, уничтожившей цивилизацию в системе Центавра.

Когда тебе приказывают, есть только один ответ – «да». И вновь я оказалась наедине с портретом Уильяма Тиндейла и его дневником. На этих страницах я увидела «свои» слова – в том виде, в каком их записал ученый. А за ними следовало мое признание в любви к человеку, который умер в 1465 году в возрасте восьмидесяти восьми лет. Но для меня он остался двадцатидвухлетним и живущим в 1404 году.

Теории Уильяма Тиндейла и изобретения его брата изменили мир. Они стали первыми современными учеными. А мое обращение фактически заставит его отречься от чести считаться научным гением. Сможет ли он пойти на такое? Смогут ли он и его современники хотя бы понять смысл предупреждения никогда не пользоваться радио из-за опасности, исходящей от сверхсуществ? Всю жизнь я стремилась жить по стандартам моих предков. Мне это удалось, но что дальше? Производить на свет наследников с помощью подходящего партнера или быть оплодотворенной семенем какой-нибудь знаменитой и яркой персоны. Мой спонсорский баронат уже выбрал мне подходящего партнера, сына адмирала флота. Мне не оставили иного смысла в жизни, кроме как безропотно рожать.

На столе передо мной лежала книга – на сей раз переплетенная распечатка тщательно составленных лекций по науке и технике. Они были подобраны так, чтобы вытеснить предыдущие теории и изобретения. Эксперты надеялись, что с их помощью у британского королевства летательные аппараты и автоматическое оружие появятся к 1500-м годам, а лазерные пушки – еще через полвека. Некоторые теоретики полагали, что к концу того же столетия у англичан будет и работающий двигатель для звездолета, но мне эти предположения казались слишком амбициозными.

А что станет со мной? Еще девочкой я фантазировала о том, как встроить в космический корабль машину времени, выхватить Уильяма Тиндейла из Лондона пятнадцатого столетия и до конца жизни путешествовать с ним по планетам Солнечной системы. Он и его брат – два столпа, на которых покоится нынешняя межзвездная империя человечества, они были источником того потока научных открытий и изобретений, который в 1761 году вывел людей в космос. Они были великанами, и мы все стоим на их плечах, но для меня в их жизни имелось и нечто более личное. Уильям Тиндейл никогда не был женат, хотя Эдвард стал отцом одиннадцати детей. Еще в школе я написала сочинение, в котором Уильям изобрел хроноскоп, заглянул в будущее и влюбился в меня. Рассказик получил высокую оценку, но и навлек на меня такой поток насмешек одноклассников, что с тех пор я никогда не упоминала о своих истинных чувствах к младшему из братьев Тиндейлов.

Мне предстояло зачитать тщательно подготовленный текст, но в нем имелись и помеченные места, в которых мне дозволялось вставить что-нибудь личное. Эксперты считали: мне и далее следует высказывать те же чувства к первому и величайшему из современных ученых, которые проявляла более ранняя, альтернативная Мишель Уотсон. Однако рядом сидели еще четыре слушателя, что не очень-то вдохновляло на проявление эмоций. Щелкнув тумблером рации, я начала передачу.

– Уильям Тиндейл, я Мишель, твоя искренняя и верная поклонница из далекого будущего. Я сообщу тебе новые законы натурфилософии, а также изобретения, которые твой ум и мастерство способны воплотить. Иные же изобретения и принципы я передам для тех, кто придет тебе на смену, ибо они будут очень сложны и предназначены для времени, когда ученость в твоем мире значительно разовьется. Возможно, тебе будет трудно это понять, но постарайся верить моим словам. С помощью моих посланий ты и твой брат продолжаете изменять будущее. Когда-то я обращалась к тебе, будучи наставницей школьников, но в этом будущем я командую могучим кораблем, летающим между мирами. Если он зависнет над Лондоном, то протянется от Мургейта до Темзы, и даже самая малая из его бомбард сможет уничтожить обе армии в битве при Пуатье единственным выстрелом. Но хотя в моем подчинении и находится столь огромная мощь, я страстно желаю доставить тебе радость и помочь в исследованиях.

Услышав эти слова, барон усмехнулся. Я подавила раздражение. Знал бы он, что я говорю совершенно искренне, все обернулось бы гораздо хуже – для меня.

– Уильям, даже самые одаренные ученые моего времени не понимают, что такое Меч дона Альверина. Некоторые полагают, что это игра природы, другие считают его странным подарком людей, на миллион лет опередивших нас в развитии. Какой бы ни оказалась истина, меч позволяет мне говорить с тобой. Каждый раз будущее меняется, и каждый раз меняюсь я, но то, что связывает нас, не сможет измениться никогда. Стальным голосом меча я уже разговаривала с тобой трижды. Это четвертый раз. Буду ли я любить тебя и дальше, когда ты вновь изменишь будущее? Скорее всего, да. Ведь и прежде это всегда повторялось. А теперь я сообщу тебе несколько новых законов того, что ты называешь натурфилософией. Основные из них имеют земное происхождение. Некоторые обнаружены в разрушенных городах на планете, неизмеримо далекой от нас. Слушай внимательно и пиши быстро, моя отважная и яркая родная душа.

Читая, я гадала, сумеет ли Уильям записать такие сложные понятия с достаточной точностью. Да, авторы сообщения повторили ключевые идеи несколькими различными способами, решив подстраховаться, но все же я сомневалась. Закончив, я взяла дневник Тиндейла, чтобы проверить шестивековую версию только что прочитанного. Сидящий рядом епископ Честер хмуро уставился на меня. Несомненно, из-за того, что я сняла вуаль. Однако у него нет иного выбора, кроме как потакать мне. Он был напуган. Все были напуганы.

Потому что далеко в космосе прямолинейная экспансия человечества внезапно наткнулась на жуткое препятствие. Подробностей не знал никто, ходили лишь слухи.

– Ты не могла бы читать быстрее? – процедил епископ. – Любой мужчина умеет читать вдвое быстрее тебя.

– Я читаю каждую страницу четыре раза, – пояснила я, не отрывая взгляда от дневника.

– Тебе нет нужды что-либо там понимать, сестра Мишель.

– Очень даже есть, епископ Честер. Сильно подозреваю, что вы пробовали других чтецов, дабы слать сообщения Тиндейлам, но Уильям и его брат их слова игнорировали. Однако полагаю, что ваши люди слишком много распространялись насчет адского пламени и обязанности братьев абсолютно подчиняться церкви. Похоже, Тиндейлы были людьми свободомыслящими и с либеральными взглядами.

– Они были грязными атеистами, обреченными на вечное проклятие. И даже симпатия к ним подвергает опасности твою бессмертную душу.

– Атеисты или нет, но они чрезвычайно важны для каких-то ваших целей. И я должна знать, для каких именно.

– Должна? Ты женщина, и ты смеешь что-либо требовать от меня?! Меня, пастыря, Богом назначенного вести тебя к вечному спасению!

Моя жизнь была нескончаемой чередой вспышек гнева по сходным поводам. В этом конкретном не было ничего особенного. Монахиню, которую однажды привязали к раме-мишени напротив лазера с термоядерной накачкой, трудно запугать. Смерть уже положила руку мне на плечо, но потом решила, что не стоит ради меня утруждаться. Это произошло всего месяц назад. Мне уже зачитали обвинение в ереси и приговор великого инквизитора Британии. И сквозь окошко в стенке камеры я видела, как рука палача тянется к церемониальной черной рукоятке…

Я не закрыла глаза. Теоретически, при такой казни тело сгорает примерно за тысячную долю миллисекунды. Ничего не скажешь, гуманный способ лишения жизни, о какой-либо боли тут и речи быть не может. Но сквозь то же окошко я увидела, как в соседнее помещение вошел мужчина в пышно расшитой униформе и выстрелил в палача из резонансного пистолета. Тело палача развалилось на две аккуратные половинки. Лишь у того, кто занимает очень высокую должность в папском адмиралтействе, хватило бы власти и отваги так поступить.

– Я закончила чтение, – сообщила я епископу. – И теперь должна знать, почему Уильяму Тиндейлу нужно сообщить технологию, посредством которой можно уничтожить цивилизацию на планете.

– Я ничего не скажу!

– Тогда я ничего больше читать не буду.

– Ты подчинишься моему приказу! – завопил епископ, вскочив со стула и подбежав ко мне.

– Изобьешь меня снова, чтобы возбудить свои эротические фантазии? – осведомилась я, сидя неподвижно со сложенными на груди руками, хотя отлично представляла, что меня ожидает.

Не говоря больше ни слова, он схватил меня за капюшон сутаны, вцепившись пальцами в волосы, и принялся молотить лицом об стол.

При каждом ударе перед моими глазами вспыхивали голубые искры, а потом все затмила ослепительная зеленая вспышка.

Я подняла голову и обернулась. Объятый ужасом епископ оцепенело уставился на свою перерубленную возле локтя руку. Неподалеку с позолоченным резонансным пистолетом в руке стоял тот же мужчина, который убил палача. Раскаленные радиаторы на стволе исходили жаром, негромко гудели охлаждающие вентиляторы.

– Убирайся! – хриплым шепотом приказал он епископу.

– С-слушаюсь, боевой маэстро, – пробормотал Честер и робкими шажками попятился к двери.

Боевой маэстро! Их всего трое, и отвечают они только перед папой. В некоторых вопросах даже сам папа не может им приказывать, и они принимают решения на Военном Совете. Мужчина произнес несколько слов в какое-то устройство, вшитое в рукав его куртки. В комнату торопливо вошли двое слуг. Один подобрал отрезанную выстрелом руку епископа и столь же торопливо вышел, а второй протер мне лицо чем-то очень холодным. Боль сразу отступила. Затем слуга просканировал меня диагностатом.

– Оценка повреждений? – спросил боевой маэстро.

– Ушибы и ссадины, три шатающихся зуба, – ответил слуга, вставляя что-то в мою левую ноздрю. Послышалось короткое шипение, запахло горелым мясом. – Это остановит кровотечение, сестра. Тебе еще повезло, что носовой хрящ не сломан.

– Ты хотел сказать, что это епископу Честеру повезло, – заметил боевой маэстро. – Оставь нас.

Боевой маэстро медленно приблизился и остановился шагах в пяти от меня, скрестив руки на груди и наклонив голову. Я даже не представляла, что существуют люди, способные так обращаться с епископом.

– Ты, несомненно, считаешь меня чудовищем, – заговорил он, неожиданно взглянув мне в глаза, – но на самом деле я пощадил епископа. Потому что мог развалить его от головы до пениса. А так… не сомневаюсь, что ему уже сейчас прилаживают руку на место. Хочу извиниться за то, что позволил избивать тебя так долго. Я сидел за монитором в двух комнатах отсюда, наблюдая за тем, как ты читаешь, и мне понадобилось несколько секунд, чтобы добежать.

– Кто вы, Ваша Светлость? – спросила я, удивившись собственной храбрости.

– Я боевой маэстро Родригариан, принцепс папского Военного Совета Трех… но это не имеет значения.

Я моргнула. Не имеет значения? Второй по важности человек в папском Супрадиоме и самый могущественный из ныне живущих?

– Чем я могу служить Супрадиому? – спросила я, разводя руки в формальном жесте уважения.

– Человечество начало войну с неизмеримо превосходящей нас расой, упомянутой в дневнике Тиндейла, сестра Мишель.

Наверное, шок, который я испытала, со всей очевидностью отразился на моем лице. Хоть я и посвятила свою жизнь борьбе с тупостью, рядящейся в одеяния власти, эта новость стала для меня полной неожиданностью. Я промолчала.

Родригариан продолжил:

– Наше миссионерское рвение увело нас на две сотни световых лет от Земли. До сих пор нам встретились лишь шестнадцать видов более или менее разумных обезьян на четырех мирах. Мы основали миссии для их просвещения и начали обращать в истину святого писания. Мы обнаружили и два более разумных вида, чьи предки уже сочиняли философские трактаты, когда земляне еще только мастерили первые копья. Но тебе, разумеется, все это известно.

– Да, Ваша Светлость. Сейчас на этих мирах находятся наши инквизиторы, уничтожая языческие храмы и религиозные инфокристаллы, а заодно сжигая еретиков. И еще одну планету мы разбомбили дотла, когда она отказалась принять наших миссионеров. Я написала трактат, протестуя против такой жестокости… Однако вам, вероятно, все это известно.

– Воистину так. Теперь… теперь же мы встретили совершенно иную расу. Она очень развита, и подвластная ей мощь невообразима. Первый контакт с ними, кем бы они ни были, совершил миссионерский крейсер. Он передал на базу снимки, сделанные с предельной дистанции, потом объявил, что активирует оружие и идет на сближение, намереваясь потребовать от чужаков отдаться во власть милосердия священного писания. А следующий корабль, пролетевший через ту же область пространства, обнаружил лишь облако молекул, равное по массе крейсеру. Однако зонды слежения не зарегистрировали в том секторе энергетической вспышки. Крейсер испарился без использования какой-либо энергии, под влиянием некоей силы.

– Но… это же невозможно! Как такое можно проделать?

– Кто знает? Однако несомненно, что они способны превратить весь папский космофлот в газ с такой же легкостью, с какой мы задуваем свечи на алтаре после мессы. И если такое произойдет, то вся мощь, поддерживающая духовный авторитет церкви, исчезнет. Начнутся волнения, бунты, еретические расколы. И один из них можешь возглавить даже ты.

– Ваша Светлость, я никогда не…

– Не разочаровывай меня, сестра Мишель. Я тщательно изучил твое личное дело. Ты обладаешь огромными талантами и целеустремленностью. Ты нам нужна. Необходимо поднять технический уровень нашего флота и систем обороны, и сделать это очень быстро. Пока мы можем лишь гадать, насколько развита эта новая раса. Не исключено, что она опережает нас на тысячи лет. Возможно, останки первого порохового оружия погребены на их планете в слоях песчаника, которым уже миллион лет. И вопрос звучит так: есть ли у нас шанс уцелеть?

– При всем моем уважении, Ваша Светлость, я сформулировала бы его иначе: заслуживаем ли мы такого шанса?

Против ожидания монахини боевой маэстро рассмеялся:

– Вероятно, нет, сестра Мишель, однако есть и другой, более важный вопрос: будем ли мы уничтожены за то, что уже сделали? Исследования на планетах системы Центавра нашли признаки того же явления – испарения без выброса энергии.

– Как в случае с нашим миссионерским крейсером?

– Да. Уцелевшие записи указывают: чужаки, как и мы, обращали всех в свою веру. Однако ущерб, нанесенный нами за столетия религиозного насилия и фанатизма, будет возмещен. Сегодня вечером умрет папа, а с ним и некоторые кардиналы. В этом обвинят еретиков, но уже подготовлена почва для либеральных изменений. На все планеты послан эдикт, предписывающий немедленно казнить всякого, чей титул включает слово «инквизитор», а все миссии уничтожить. Но я опасаюсь, что этого окажется недостаточно. Пять автоматических станций слежения уже внезапно замолчали, и не менее десятка миссионерских кораблей не вышли вовремя на связь со своими приходскими станциями. Нам предстоит сражение. И я хочу знать, есть ли у нас хоть какой-нибудь шанс на победу.