Текст книги "Легион обреченных"

Автор книги: Эсенов Рахим

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 26 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Сойдя с машины, фюрер в черном кожаном реглане взошел по лестнице кафедрального Собора инвалидов – гробницы Наполеона. За ним следовала вся его свита, сопровождаемая десятком дюжих гестаповских функционеров во главе с генералом СС Карлом Обергом, шефом гестапо во Франции. Гитлер не замечал ни ухудшавшейся погоды, ни длинной цепи эсэсовцев, ни пустынного безлюдья улиц и скверов, соседствующих с собором.

Гиммлер, оплошавший с выбором резиденции фюрера, лез из кожи, чтобы загладить вину: в окружности пяти километров, где находился Гитлер, не могла пролететь и птица. Эсэсовцы заблокировали подъезды прилегающих к гробнице домов, неблагонадежных жителей задержали, с многих взяли подписку, что целые сутки не выйдут из своих квартир. Обожаемый мог спокойно всю ночь напролет беседовать с духом Бонапарта.

Молчаливая стража распахнула перед фюрером массивные двери собора. Тихо. Анфилада часовен. Под высоким куполом, откуда лился яркий свет хрустальных люстр, лишь гулко отдавались шаги. Свита, чувствуя настроение фюрера, не находила себе места и кралась за ним на цыпочках. Гиммлер недоумевал: как фюрер будет беседовать с духом Наполеона? Наедине или вместе со всеми?.. А фюрер вертел головой, равнодушно скользя глазами по фрескам на стенах. И чего это Петен, узнав, что Гитлер собрался в гробницу, захлебывался от восторга: «Вы получите наслаждение от неповторимой красоты настенных росписей!» Чем тут восторгаться? Лишь умозрительно Гитлер понимал, что в соборе, построенном в XVII веке по проекту архитектора Франсуа Мансарда, пожалуй, не место пачкотне, но сердцем все же не принимал окружающую красоту...

Вот он, малиновый саркофаг из карельского порфира, возвышающийся на мраморном постаменте. В нем – прах Бонапарта... Фюрер долго расхаживал перед ним, но усыпальница великого Наполеона не вызывала в его душе никаких эмоций. Он заглянул в боковые часовни, где в скромных гробах покоились останки Жозефа и Жерома, братьев императора, равнодушно скользнул глазами по знакомому саркофагу, блестевшему свежевыведенными на нем золотыми буквами – «Наполеон II». Знают ли парижские газеты, что он привез с собой прах Орленка? Впрочем, Розенберга учить не надо: пожалуй, уже растрезвонил повсюду...

Фюрер потер лоб, припоминая, зачем пришел сюда... Ах да, дух Бонапарта! А как его вызвать? С чего начать? Он резко повернулся к сопровождающим его бонзам и подосадовал, что нет среди них профессора Карла Гаусгофера, магистра и духовного наставника, того, кто помог избрать свастику – древний символ огня и грома, плодородия и тайной магической силы – эмблемой нацистов.

Гаусгофер убежден, что Франция, зараженная негритянской кровью, является чумным очагом в Европе. Фюрер согласился с ним, ибо профессор имел на своего ученика огромное влияние. Он сумел внушить Гитлеру, будто далекие нордические предки немцев, обладавшие высокой цивилизацией, поклонявшиеся тайному знаку – свастике, были магами-воителями, которые подчиняли своей воле стихии и народы. Но богам было угодно, чтобы какая-то страшная катастрофа смела с лица земли эту цивилизацию и на ее месте образовалась пустыня Гоби. Однако маги-воители уцелели, они лишь рассеялись по всей планете, передав потомкам секрет и силу магических заклинаний. И вот теперь, согласно «теории» Гаусгофера, арийцы непременно «вернутся к истокам своим», заключат союз с тайными силами могущества и насилия, чтобы ускорить приход человечества к «шарниру времени».

Ему удалось обратить в свою веру нерешительного, неустойчивого, часто погружавшегося в депрессию фюрера, принявшего за истину и космогонию, и нацистский магизм, и нордическое величие предков... Гитлер, слушая гипнотические речи профессора-мистика, которому он присвоил чин генерала СС, верил, что только ему, фюреру, дано быть посвященным в магические тайны, управлять народами, вызывать тени прошлого, духи великих сил, превосходящих обычные человеческие...

– Все вон, вон! – Истошный вопль фюрера вспугнул голубей под куполом. – Оставьте меня! – Он вскинул голову, театрально простер руки к небу. – Я взываю к духу Бонапарта!

Свиту будто ветром сдуло. Стало тихо как в склепе. И он увидел над собой второй ярус с ажурными перилами, а выше – купол с многоцветной лепкой и резьбой, живописные росписи, уводящие вдаль, будто расширяя своды собора. Фюрер поднялся по мраморной лестнице. Чтобы взглянуть на императорский саркофаг сверху, ему невольно пришлось согнуться в поклоне.

И с высоты Гитлеру бросилось в глаза, что подножие яшмового постамента, на котором покоился багряный порфировый гроб, окружено названиями памятных мест: Риволи, Маренго, Аустерлиц... Там Бонапарт одержал свои славные победы. Но, разглядев еще одну надпись, он не поверил себе. Зашел с другой стороны – нет, глаза не обманывали. Вертел головой, жмурился и снова раскрывал глаза, вглядываясь в заинтриговавшую его надпись. Увлеченный этим занятием, он не замечал ни жизнерадостной плафонной живописи, создающей иллюзию разверзшихся сводов, ни гармонии и монументальности необычного сооружения.

Фюрера занимали четко вырисовавшиеся, на темном мраморе светлые латинские буквы, запечатлевшие название Москвы-реки. Не Бородино, а Москва-река! Разве великий полководец там одержал победу? Адольф, еще учась в реальной школе, знал, что Наполеон под Бородином потерпел поражение. А может, учитель по происхождению был русским, и, как всякий кулик, хвалил свое болото?.. Отлично! Победа Наполеона Бонапарта в России больше устраивала фюрера.

Забываясь, Гитлер заговаривал вслух, громко смеялся, и его голос гулко отзывался под высоким сводом собора:

– Меня считают диктатором-мистиком. Великие личности рождаются шизофрениками, даже сам Шопенгауэр был таким... Разве ненормальным дано завоевывать страны, народы? Александр Македонский полмира положил к ногам своим. Если мне, сумасшедшему, покорилась вся Европа, выходит, все европейцы не в своем уме? Я еще покажу, какой я параноик!..

Возведенный на фашистский олимп власти германскими монополистами, Гитлер был абсолютно убежден, что вся нация не стоит его одного. Что там немцы. Вся Европа! Не будь его, коммунисты прибрали бы к рукам всю Европу. Давно ли эти же немцы, теперь преданно заглядывающие ему в глаза, голосовали за Тельмана? За каких-то пять лет он, фюрер, перевернул Германию вверх дном: дуракам вправил мозги, умников и грамотеев отправил в концлагеря, а коммунистов и демократов уничтожил... Он умно сыграл на характере немцев, боявшихся как черт ладана всяческих перемен, согласных на все, что бы им ни предложили. Лишь бы не стало еще хуже... Красные приняли нацистов за бумажных тигров, а те обернулись такими драконами, что, устрашив немцев, повели их за собой, словно стадо баранов. Спасибо и евреям! На их костях нацизм создал себе славу истинных арийцев, непримиримых врагов коммунизма. Не пошли небо Гитлера, Европу поглотил бы красный мрак Московского Кремля...

– Эти недоумки, – Гитлер снова заговорил вслух, – не могут понять, что я все предвидел на десятилетия вперед. Ради будущего немцев я дезертировал из австрийской армии, писал свой бессмертный труд... Само Провидение сказало: «Адольф, твой час настанет! «Майн кампф» станет библией фашизма, а ты сам – богом для немцев!» Почему только немцев?! Иисус Христос, тоже еврей, покорил своим учением полмира. Магомет, дикарь из Аравийской пустыни, также захватил своими идеями головы второй половины мира.

Опомнившись, Гитлер прикусил язык, огляделся по сторонам. Нет, никто не слышал, в соборе ни души. Успокоился, снова задумался...

Почему фашизм не может стать религией мира? Само Провидение снова заговорило с ним: «Адольф, иди, прокладывай дорогу на Восток. Покорив Россию, ты покоришь весь мир...» Россия! Она как кость в горле. И он поведет на нее немцев, всю Европу. Ницше поторопился объявить себя сверхчеловеком, да еще первым на земле... Глупости! Первый на земле сверхчеловек – он, Адольф Гитлер, фюрер тысячелетнего рейха! Его бог – сила! Что свершил Ницше? Намарал пухлые тома, пылящиеся на полках библиотек. А он, Гитлер, сам, и только сам, расчистив дорогу к высшим ступеням власти, возродил германскую нацию, которой теперь служит вся Европа, а будет служить весь мир. Он избавит инородные народы, особенно восточные, от всякой государственности, раздробит их, чтобы удержать на низшей стадии развития. Они еще не выросли до государственности! Лишить славян, азиатов, всех неарийцев родного языка, считать преступлением говорить на своем языке. Без языка любой народ перестанет существовать, он забудет о прошлом, из его памяти сотрутся история, традиции, быт, нравы, обычаи – все, что делает народ народом, нацию нацией. Тогда он превратится в скопище, стадо баранов, подвластных воле пастуха, то есть немца, арийца! Слово немца должно звучать как веление самого господа бога. Немцы продумали «будущее» всех неарийцев: сократить их до нужного предела, а оставшихся в живых превратить в рабов.

Кто мог до всего додуматься? Только он – Гитлер! И фюрер вдруг расхохотался:

– И я – параноик?! В окружении Сталина меня называют бесноватым. Да, я – дурачок, как тот русский Иванушка, который вокруг пальца обводит всех, богатых и бедных, князей и царей. Он всегда выходит победителем. Но Сталин не русский... Интересно, а как у грузин величают Иванушку-дурачка?..

Фюрер захлопал в ладоши, и сразу в дверях возникла фигура начальника охраны.

– Узнайте, кто у грузин Иванушка-дурачок?

Долговязый штандартенфюрер, думая, что ослышался, взбежал по лестнице, и Гитлер снова повторил вопрос. Но тот, так и не поняв, чего хочет от него обожаемый, удалился.

Следом появился Гиммлер. Он-то знал, что фюрер мог задать самый несуразный вопрос, не пояснив его предыстории. Алмазный свет люстр голубовато искрился в стеклах его очков, скрывавших выражение глаз рейхсфюрера СС. Он тоже стоял с вытянутым, непонятливым лицом. «Нашелся мне знаток грузинского фольклора! – презрительно подумал Гитлер, пытливо разглядывая своего обер-шпиона. – Спроси его, как размножить несушек, ответит, не задумываясь. Не сделай я его руководителем СС, прозябал бы по сей день экспедитором в обществе петухов и кур. Как он похож на лиса!.. Думает, я не знаю о его проделках! Двумя семьями обзавелся, одна законная, а другая с секретаршей. И там и тут дети. Даже у Бормана под проценты восемьдесят тысяч марок занял, чтобы второй семье дом построить. Тот ему дал не из своего кармана, а из партийной кассы, но проценты, конечно, положит на свой личный счет. Шельма! Да еще умудрился весь разговор на пленку записать, а самого Гиммлера, берущего в долг, сфотографировать. Тоже мне шпион номер один. Кот шкодливый! Все прибедняется, а у самого банковские счета в Америке, Швейцарии...»

Фюрер, предавшись размышлениям, не заметил, как ушел Гиммлер, как снова стало тихо... Сколько раз он, Гитлер, предпринимал шаги, чтобы сговориться с Англией, создать против Советов большую коалицию, объединиться в священный европейский союз. Вот тогда мир можно поделить как рождественский пирог: Германия раз и навсегда завладеет всей Юго-Восточной и Восточной Европой, Англии можно оставить ее империю и мировые океаны, Япония пусть хозяйничает в Китае, а Италия – в Средиземноморье. Британцы, правда, не прочь снова сторговаться насчет второго Мюнхена, но... хочется и колется. Американцам и англичанам хотелось бы стравить немцев с Востоком, загрести жар чужими руками. Кукиш!.. Германия, чего говорить, дала маху, да и «мюнхенцы» прозевали – место на Даунинг-стрит Чемберлен уступил Черчиллю, чем-то смахивающему на Геринга, только во сто крат хитрее последнего... Да плевать на этого чванливого лорда, вечно сосущего сигару, как соску! Фюрера теперь не волнует, пойдет тот с ним или нет. Жребий брошен! В кармане рейхсканцлера гениально разработанный план молниеносного штурма Англии – операция «Морской лев», а в Цоссене его генералы в поте лица трудятся над блицкригом «Барбаросса». Этими ключами он отворит не только ворота Московского Кремля...

Фюрер злорадно усмехнулся, вспомнив, как кто-то из германских банкиров, когда решалось, быть или не быть ему рейхсканцлером, распинался: «Адольф – наш человек. Свою карьеру начинал на наши деньги, профессиональным шпиком, числившимся за штабом Баварского военного округа. Он будет служить нам верой и правдой...» Пигмеи! Им хотелось унизить его. Они тогда еще не знали, что выпускают джинна из сосуда, который вознесется гигантом, заведет дружбу с самими магнатами Уолл-стрита. Сам всемогущий Тигл, шеф американского нефтяного треста «Стандарт ойл», миллиардер Эдзель Форд, правители гигантской автомобильной корпорации «Дженерал моторс» станут кредиторами гитлеровского фашизма. И те самолеты люфтваффе, что бомбили Лондон, топили в море английские суда, заправлены американским горючим... А они – шпик! Да с такими союзниками он поставит на колени любого врага, его штандарты взовьются над всем миром! Венцом, короной тысячелетнего рейха заблистает Индия, которая станет магическим центром самой великой империи мира. Германские солдаты свершат то, что не удалось ни Александру Македонскому, ни Наполеону Бонапарту: придут на Инд и Ганг и в их водах смоют с себя пыль дорог. Вот тогда эти воды, коснувшись божественных тел арийцев, действительно станут священными.

Вслушиваясь в свои шаги, в собственный голос, замиравший где-то под куполом, Гитлер без устали ходил по собору: когда же снизойдет дух Бонапарта?! Фюрер припадал на колени, картинно воздевал руки к небу, шептал молитвы, запомнившиеся с детства... И он вспомнил уроки Гаусгофера: божественное просветление нисходит лишь в минуты высшей духовной устремленности, отречения от всей суеты земной... Чушь собачья! Как можно отречься от всего земного? Для этого надо быть круглым идиотом. Да плевать на Бонапарта! Пусть не является! Кто вообще выдумал, что к живым приходят духи?..

Гитлер глянул на часы – маленькая стрелка подбиралась к четырем утра. Невольно зевнул, хрустко потянулся, спускаясь по лестнице. Теперь саркофаг возвышался над ним, и он зашарил вокруг глазами, увидел приставленное к стене мягкое кресло с полосатым пледом, который предусмотрительно положил начальник охраны. Фюрер устало опустился в кресло и тут же захрапел. И Бонапарт, не пожелавший видеться с ним наяву, пришел во сне – в виде духа в походном одеянии. Взмахнув широкими полами плаща, дух отчетливо произнес: «Не ходи на Россию войной. Тебе там будет пострашнее... Я хоть в гробу лежу, в почете и славе, ко мне люди приходят. А от тебя и праха не останется...»

Гитлер проснулся в холодном поту, позвал стражу и, сопровождаемый позевывающими адъютантами и телохранителями, вышел на улицу.

Рассвет бледно занимался по краю неба, было еще темно, зябко. Низкие облака, нависшие над самой землей, простирались до самого горизонта темно-серым войлоком. По всему видно, что плохая погода сохранится надолго.

Будь фюрер ясновидцем, каким он себя считал, то непременно заметил бы, что надвигается ненастье и впереди его ждут неудачливые дни, которые принесут ему полное разочарование, а немцам, безотчетно ринувшимся за ним, одни страдания и беды. Но он был упоен легкими победами, убаюкан лестью приближенных – и проглядел, что колесо фортуны начало крутиться в обратную сторону.

В живописный Цоссен, где размещалась штаб-квартира ОКВ – верховного командования вермахта, Гитлер наезжал не столь часто, зная, что его появление отвлекает штабистов, которых он сам нещадно подгонял с завершением разработки операции нападения на Советский Союз. Его держали в курсе всех дел генштабистов, постоянно докладывая, чем они заняты каждый день. Генералы завершали «этюды» будущей войны, устраивали захватывающие «игры на ящике с песком», «водили» вермахтовские войска по необъятным просторам Украины, России... И как? Отлично! Войска Советов разгромлены наголову, доблестные солдаты вермахта победным маршем вышли на линию Архангельск – Волга – Астрахань и, овладев Москвой, двинулись к Уралу...

К возвращению фюрера из Парижа план «Барбаросса» обрел законченную форму, в штабе лишь ждали решающего слова рейхсканцлера. Мало кто знал, кому взбрело в голову назвать эту операцию в честь германского императора Фридриха I Барбароссы, сгинувшего весьма символично: утонул в Черном море, не оправдав надежд крестоносцев, направлявшихся с ним в поход. Знай суеверный Гитлер эти подробности, вряд ли связал бы свои заветные мечты с именем неудачника, решившего покорить славян.

Утопленник прославился лишь одной пикантной историей, и то после смерти. Кажется, в музее Мангейма, что на Рейне, юный Адольф увидел скелет и портрет гигантской щуки. Ее выпустил в озеро сам Барбаросса – так утверждала надпись на металлическом кольце, а выловили ее неводом совершенно случайно через двести шестьдесят семь лет. Рыба от старости стала белой-пребелой, весила восемь с лишним пудов, а длиной превышала девятнадцать футов. Адольф всю жизнь завидовал знаменитой щуке, прожившей более двух с половиной столетий, и сетовал на быстротечность человеческого века.

Вот и все познания Гитлера о Барбароссе, жившем в XII веке, который славился лишь своей огненно-рыжей бородой, подтверждающей его «арийско-нордическое происхождение». А это уже окружено какой-то тайной. И фюрер, помешанный на мистике, не раздумывая одобрил название плана: дух далекого предка будет порукой в молниеносном разгроме Советского Союза.

В Цоссен Гитлер нагрянул, как это любил делать, без всякого предупреждения. Заставая людей врасплох, он испытывал блаженное чувство: видел на одних лицах растерянность и виноватость, на других – подобострастие и угодливость. Приехал фюрер по первому декабрьскому снегу, принарядившему игрушечный хвойный лес.

Фюрер связывал с Цоссеном все радостные дни своей жизни; громкие победы над Польшей, Францией, Бельгией, Данией, Грецией... В этом уютном местечке, рождавшем чудища войны, ему слышались серебряные звуки победных труб. Ах, как они звучали! Это были сладостные мгновения... Цоссен – его волшебный талисман, здесь всегда витает добрый дух. Гитлер, направляясь сюда, верил, что очень скоро те же генералы будут снова жать ему руки. На этот раз поздравляя с триумфальным блицкригом против России.

В просторном стеклянном эркере трехэтажного дома вдоль дубовых панелей стояли навытяжку генерал-фельдмаршал Браухич, генералы Гальдер, Йодль, Паулюс. Всю высокую полукруглую стену занимала огромная карта Советского Союза и сопредельных с ним стран. С глянцевитого листа смотрели стрелки, большие и малые, линии, сплошные и контурные – это маршруты движения германских войск на Москву, на Архангельск, к Волге, Астрахани, Баку, дальше в Иран, Ирак, Афганистан, Среднюю Азию, Индию.

Браухич, держа в руке цветную указку, бравым шагом подошел к карте.

– Я не сомневаюсь, Вальтер, – опередил его Гитлер и взял указку, – что вы, как главнокомандующий сухопутными войсками, назубок знаете проект директивы номер двадцать один, иначе план «Барбаросса»... Я сегодня подпишу этот документ, и он, обретя законную силу, войдет в историю.

Гальдер восторженно захлопал в ладоши, его примеру последовали остальные.

– Всего пять страниц машинописного текста, – Гитлер крутил в руках указкой, – но мир еще не знал такой гениальной, эпохальной директивы...

– Это тот случай, мой фюрер, – вставил Браухич, – когда русские говорят: мал золотник, да дорог.

– Еще до окончания войны с Англией, – фюрер согласно тряхнул рассыпавшейся челкой, – вермахт должен с ходу покончить с Россией. Я даю вам, господа генералы, срок: за два-три месяца мы должны поставить Советы на колени. Три месяца, ни дня больше! По восточному летосчислению мы нападаем на Россию в «год змеи». Это весьма символично, друзья мои, вермахт змеей вползет во вражескую страну!.. Седьмого ноября 1941 года я, а не Сталин буду принимать парад победоносных войск в Москве! К пятидесятому году Германия станет властелином мира! Эту победу мне предсказал дух самого Бонапарта!

Увлекшись, фюрер выронил из рук указку и, пытаясь поднять, наступил на нее, она хрустнула под ногами. Гальдер проворно кинулся за новой указкой, но Гитлер остановил его.

– Для германского солдата нет ничего невозможного! – Фюрер, заложив руки за спину, прохаживался перед генералами. – Мы победим всеми правдами и неправдами! Это единственный путь, и он верен морально и в силу необходимости. Цель оправдывает средства – таков закон наших предков! У нас и без того много чего на совести, но мы должны только победить!.. Помните, чем скорее мы разобьем Россию, тем скорее будем владычествовать над миром. Англия надеется на Россию и Америку. Исчезнет Россия, и надежда англичан на Америку развеется как дым. Уничтожение России возвысит и Японию... Янки – дерьмовые вояки, и японцы их мигом распотрошат... Мы дали маху, что еще минувшей весной не ударили по России. Но лучше поздно, чем никогда!

Фюрер закашлялся, на его бледной шее вздулись синие склеротические вены. Адъютант принес ему теплой минеральной воды. Сделав несколько глотков, Гитлер внимательно оглядел затаивших дыхание генералов и продолжил:

– Эта война станет войной двух идеологий и потому жестокой и бескомпромиссной. Здесь не должно быть места никакой жалости. Эта война будет резко отличаться от войны на Западе. На Востоке сама жестокость – благо для будущего. Народ, считающий Льва Толстого великим писателем, не может претендовать на самостоятельное существование!.. Однажды перед вступлением в Польшу я говорил и сегодня снова повторяю: нам следует рассуждать как господам и видеть в восточных народах в лучшем случае очеловеченных полуобезьян, которым нужен хозяйский кнут...

Не дав никому сказать и слова, Гитлер отпустил генералов, оставив только Вальтера фон Браухича и Франца Гальдера, начальника генерального штаба вермахта. Целых четыре часа они обсуждали в деталях план стратегического наступления.

– Большевики думают воевать, как в гражданскую войну, в приграничных районах, – говорил фюрер, прощаясь с генералами. – А я ударю по всему фронту и на всю глубину. Сталин ждет моего удара на Украине, я же нанесу его там, где никто не ждет, – на северо-западе, в Белоруссии!..

В мае 1941 года вермахт на Советский Союз, как первоначально намечалось, не напал. На своей роскошной вилле в курортном Берхтесгадене Гитлер, объясняя своим приспешникам причину переноса срока операции, распинался:

– Я нападу на Россию в ночь с двадцать первого на двадцать второе июня. Знаете, почему? У наших нордических предков эта дата символична. Все благие деяния начинаются в эту ночь, когда летний день длинный, а ночь коротка. Но эта быстротечная ночь, отмеченная таинственным знаком, покажется русским бесконечной, а небо – в овчинку... Я превращу ее в сплошной кошмар, в такой ад, что даже наступивший божий день увидится им мраком. Помните, господа, народы России это не люди в нашем обычном представлении, это – рабы. Мы не оккупируем, нет, мы германизируем их. Германия превыше всего! И еще, друзья, раскрою вам секрет: именно дух великого Бонапарта повелел мне начать войну в июне...

При этих словах Геринг сморщил лоб, силясь что-то вспомнить, затем, ухмыльнувшись, зашептался с Розенбергом. Фюрер заметил и недовольно сверкнул глазами. «Обо мне, бездельники, судачат, – болезненно мнилось ему. – Не так выразился, не так глянул. Хроническая болезнь людишек, которые злорадствуют над недостатками великих людей».

– Июнь в жизни Наполеона был самым счастливым. – В глазах Гитлера заискрились голубые льдинки. – В июне он одержал блестящие победы в Италии, в Маренго. Счастливые дни Тильзита тоже выпали на июнь!..

В ту ночь на вилле фюрера рекою лилось вино, произносились тосты, здравицы в честь «величайшего полководца всех времен». Пили шнапс, белое мозельское, шампанское, а Гитлер, как всегда, довольствовался слабо заваренным и чуть подслащенным чаем.

Геринг тоже говорил речь, восхвалявшую обожаемого. В душе ревнуя его к великому французу, рейхсмаршал все же поостерегся сказать фюреру, что в жизни Бонапарта был и последний июнь – тот, что принес ему позор поражения при Ватерлоо. А самое страшное, о чем Адольф Гитлер по своему невежеству не ведал: именно 22 июня Наполеон окончательно отрекся от престола.

КОГДА ШЛА ВОЙНА

С февраля 1941 года германские разведывательные органы активизировали на Ближнем и Среднем Востоке вербовку агентов, сбор шпионской информации, создание опорных пунктов для проведения будущих, шпионско-диверсионных акций как в данном районе, так и на территории Советского Союза. В начале марта все зарубежные резидентуры получили приказ своего шефа Канариса усилить подрывную работу против СССР. Этой задаче и была подчинена деятельность абвера и имперского управления безопасности в Иране, Афганистане, а также в Турции.

Вскоре в Иране появились сотрудники СД Франц Майер и Роман Гамотта, которые ускорили формирование вооруженных ударных групп, предназначенных для заброски в южные районы СССР, в том числе в Туркмению. Германским спецслужбам удалось активизировать работу антисоветских эмигрантских организаций, действующих против Туркменской ССР на территории Ирана, Афганистана, Турции. Гитлеровцы стремились привлечь на свою сторону родоплеменных вождей, реакционных мусульманских духовников, пользующихся авторитетом у широких слоев мусульман, и опереться на них в своей деятельности...

8 июля 1941 года Председатель Совета Народных Комиссаров СССР И. В. Сталин имел беседу с послом Великобритании в СССР господином Криппсом. В беседе был затронут вопрос об Иране. Глава Советского правительства обратил внимание британского посла на большое скопление немцев как в Иране, так и в Афганистане, которые, если не принять безотлагательные меры, «будут вредить и Англии, и СССР».

Северный Иран превращался в плацдарм для нападения на СССР. Гитлеровскими спецслужбами в Иран было переброшено через Турцию 11 тысяч тонн вооружения, боеприпасов. В июле – августе в страну под видом туристов прибыли сотни немецких офицеров; гитлеровские агенты создали почти во всех крупных городах Ирана фашистские организации и военизированные отряды. В Иране назревал военный переворот; в оперативных отделах германского штаба составлялись планы оккупации Ирана... Советское правительство, а также правительство Великобритании неоднократно требовали от иранского правительства прекратить враждебную деятельность, выслать из страны немцев, намеревавшихся вовлечь Иран в войну с Советским Союзом. Поскольку правительство шаха не желало выдворить с иранской территории немецких шпионов и диверсантов, возникла необходимость в решительных действиях. После обмена мнениями между Москвой и Лондоном было решено одновременно ввести в Иран советские и английские войска. Первые – в северные районы Ирана, вторые – в южные.

Историческая справка

У мечети резко взвизгнула тормозами старая полуторка. Из кабины проворно выскочил плотно сбитый военный с непокрытой русой головой, командирскими нашивками на рукавах и, бросив злой взгляд на вооруженных красноармейцев, сидевших в кузове, заторопил:

– Выгружайтесь! – скомандовал он по-русски. – Живо!

Все, кто был на машине, попрыгали на землю и ринулись за русоволосым, уже нетерпеливо стучавшим рукоятью револьвера в кованую калитку мечети. Чернявый водитель, пугливо озиравшийся по сторонам, не выключая мотора, сидел за рулем. Возле грузовика крутился пожилой носатый военный с крупными чертами лица, как у перса, в неловко сидевшей, будто с чужого плеча гимнастерке. Не снимая руки с раскрытой кобуры револьвера, висевшей на животе, он с опаской поглядывал на дорогу, на одинокого, неподвижно лежавшего неподалеку нищего.

Нищий, прозванный Бинамом – Человеком без имени, прикорнув на ветхом килиме – домотканом коврике без ворса, лишь притворялся спящим. Калитку в воротах мечети открыл упитанный седой ахун, который с непонимающим видом разглядывал военных, готовых силой ворваться в храм. Русоволосый повертел перед глазами священнослужителя какую-то красную картонку.

– Это ордер на обыск, – объяснил он через переводчика, чисто говорившего на фарси. – У вас скрываются немецкие диверсанты. И вообще доступ в мечеть верующим до особого распоряжения советского командования прекратить. Ясно?

– Нам советский комендант говорил обратное, – пытался возразить ахун. – Сказал, что мы вправе молиться аллаху. А немцев у нас никаких нет...

Но русоволосый, оттеснив его плечом, пропустил вперед себя солдат и захлопнул калитку. В суматохе никто не заметил мальчугана, выбежавшего из соседней калитки и скрывшегося в переулке. Лишь Бинам из-под полуприкрытых век с гулко бьющимся сердцем наблюдал за всем происходящим. Упаси аллах, если его уличат в любопытстве! Сколько лет он ждал этого доходного места у мечети, где, всегда многолюдно и хоть что-то да подадут. И дождался, пока не умер отсидевший тут весь свой век старый нищий, которого тоже звали Бинамом. Но за так в Иране ничего не делается. Пока получил это место, ублажал взятками местного полицейского, относя ему в каждый мусульманский праздник львиную долю собранных жалких грошей. Не дашь, запродаст это местечко другому, охотников хоть отбавляй...

Бинам – нищий в первом поколении, а в Мешхеде все нищие потомственные, они тут отовсюду – из Тегерана и Хамадана, Боджиурда и Бендер-Шахпура... Все они рождались, жили, женились и умирали на улице. Никто не знал, кому сколько лет, старый он или молодой – все в лохмотьях, с вечно голодными, жадными глазами. Бинаму еще повезло. После полуденной молитвы его сменял напарник, тоже туркмен, только родившийся в Иране, отец его родом из Конгура, словом, земляк. А Винам направлялся на окраину города, где аппетитно дымила полевая кухня советской войсковой части. Там он всегда имел котелок густой каши или наваристого супа, брал хлеб, который сушил на сухари про запас.

Когда в городе появилась красноармейская часть, Винам поначалу опасался появляться вблизи ее – вдруг кто узнает... В ней ведь были не только таджики, узбеки, казахи, но и туркмены. Потом осмелел – голод не тетка. Но напрасно боялся. Если даже и встретятся знакомые, вряд ли в этом человеке с серым, испещренным морщинами лицом и в рубищах мог кто признать Мурди Чепе, бывшего связного и холуя конгурского феодала Атда-бая. Согбенный, жалкий, со слезящимися от трахомы глазами, он выглядел стариком, хотя ему едва исполнилось сорок. После бесславной смерти своего хозяина Мурди Чепе, подавшись за старшими сыновьями Атда-бая, бежал в Иран. Братья недолго терпели холуя, тем более что он часто хворал, и лишний рот стал им обузой, и выбросили его на улицу. Кинулся к Джунаид-хану, но тот и слушать не стал: «Своих оборванцев не знаю куда девать. Будь ты еще моего племени – иомуд, а текинцы мне вообще не нужны...»