Текст книги "Рассказы Ника Адамса"

Автор книги: Эрнест Миллер Хемингуэй

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Мистеру Джону нравился Ник Адамс, потому что, по его словам, ему свойствен первородный грех. Ник не понимал, что это такое, но гордился.

– Тебе будет, в чем каяться, мой мальчик, – говорил мистер Джон Нику. – И это едва ли не лучшее из того, что может быть. Ты всегда сможешь решать, каяться тебе в том или ином случае или нет. Куда важнее то, что тебе будет, в чем каяться.

– Я не хочу делать ничего плохого, – тогда ответил ему Ник.

– Я тоже не хочу, чтобы ты это делал, – сказал мистер Джон. – Но ты живой и не станешь сидеть сложа руки. Не лги и не воруй. Всем приходится лгать. Но ты должен выбрать человека, лгать которому ты не сможешь.

– Я выберу вас.

– Это правильно. Никогда не лги мне ни в чем, а я не буду лгать тебе.

– Я попытаюсь, – пообещал Ник.

– Так не пойдет. Доверие должно быть абсолютным.

– Хорошо, – кивнул Ник. – Я никогда не буду вам лгать.

– Что стало с твоей девушкой?

– Мне сказали, что она где-то работает.

– Она очень красивая и всегда мне нравилась, – сказал мистер Джон.

– Мне тоже.

– Попытайся не слишком из-за этого переживать.

– Ничего не могу с собой поделать, – ответил Ник. – Ее вины в этом нет. Такова ее природа. Если наши пути пересекутся, наверное, я вновь начну за ней ухаживать.

– Может, и нет.

– Может, и да. Но я постараюсь держаться от нее подальше.

Мистер Джон думал о Нике, подходя к прилавку в глубине магазина, у которого его ждали двое мужчин. Он оглядел их, и ни один ему не понравился. Местного егеря, Эванса, он никогда не жаловал и не уважал, но почувствовал, что мужчина, приехавший из центрального управления, может быть опасным. Он еще не перекинулся с ним и словом, но рассмотрел, что у мужчины плоские глаза, а губы сжаты сильнее, чем у любителя пожевать табак. На цепочке часов висел настоящий зуб быка, отличный клык пятилетнего самца. Мистер Джон глянул на зуб еще раз, и, конечно же, от его внимания не укрылся большой бугор на куртке: выпирала наплечная кобура.

– Вы убили этого самца из той пушки, что носите под мышкой? – спросил мистер Джон приехавшего из центрального управления.

Тот одарил мистера Джона взглядом, лишенным и намека на симпатию.

– Нет, я убил его в Вайоминге во время сезона охоты из «винчестера 45–70».

– То есть вы предпочитаете крупный калибр, так? – Мистер Джон перегнулся через прилавок. – И размер ноги у вас большой. Вам нужна такая большая пушка, когда вы охотитесь на детей?

– Что значит, детей? – спросил приехавший. Тут мистер Джон прокололся.

– Я имел в виду ребенка, которого вы ищете.

– Вы сказали, детей, – повторил приехавший.

Мистер Джон попытался перевести тему. Это было необходимо сделать.

– А что носит с собой Эванс, когда ищет мальчишку, который дважды набил морду его парню? Тебе надо хорошенько вооружиться. Этот мальчишка может накостылять и тебе.

– Почему бы тебе не привести его, и мы посмотрим, накостыляет или нет? – спросил Эванс.

– Вы сказали детей, мистер Паккард, – упорствовал приехавший из центрального управления. – Почему вы так сказали?

– Потому что смотрел на вас, членосос, – ответил мистер Джон. – Косолапый мерзавец.

– Почему бы вам не выйти из-за прилавка, если вы желаете разговаривать в таком тоне? – спросил приехавший.

– Ты говоришь с начальником почтового отделения Соединенных Штатов, – указал мистер Джон. – Ты говоришь без свидетелей, за исключением Эванса Жабья Морда. Полагаю, тебе понятно, почему его прозвали Жабья Морда. Ты это уже сообразил. Ты же детектив.

Теперь его все устраивало. Он вызвал атаку на себя и словно вернулся в те давние дни, когда зарабатывал на жизнь, не кормя и предоставляя кров отдыхающим, которые сидели в креслах на веранде его гостиницы, любуясь озером.

Приехавший из центрального управления смотрел на него, но пока не узнавал.

– Помнится, Косолапый, я видел тебя в Кайене, когда повесили Тома Хорна, – продолжил мистер Джон. – Ты был одним из тех, кто подставил его. Теперь вспомнил? Кто владел салуном на Медсин-Бау, когда ты работал на людей, подписавших Тому смертный приговор? После этого ты занялся тем, чем занимаешься теперь? Или тебе отшибло память?

– Когда вы приехали сюда?

– Через два года после того, как они повесили Тома.

– Будь я проклят!

– Теперь ты помнишь, что я дал тебе этот зуб, когда мы уходили от Серого Быка?

– Конечно. Послушай, Джим, мне нужен этот парень.

– Меня зовут Джон, – ответил мистер Джон. – Джон Паккард. Пойдем в подсобку и выпьем. Ты должен получше узнать своего напарника. Его зовут Кислая Морда Эванс. Мы обычно звали его Жабья Морда Эванс. Я изменил прозвище по доброте душевной.

– Мистер Джон, почему вы настроены так недружелюбно и не идете на сотрудничество? – спросил Эванс.

– Я же изменил твое прозвище, этого мало? – спросил мистер Джон. – И на какое сотрудничество вы рассчитываете?

В подсобке магазина мистер Джон взял бутылку с нижней полки в углу, протянул приехавшему из центрального управления.

– Выпей, Косолап. Похоже, тебе это нужно.

Они все выпили, а потом мистер Джон спросил:

– И что натворил этот парень?

– Нарушение законов об охоте, – ответил приехавший.

– В чем конкретно оно заключается?

– Двенадцатого числа прошлого месяца он убил оленя.

– И двое мужчин с пушками приехали за подростком, потому что двенадцатого числа прошлого месяца он убил оленя, – уточнил мистер Джон.

– Были и другие нарушения.

– Но улики у вас есть только по этому.

– Примерно так.

– А что за другие нарушения?

– Их много, и они разные.

– Но доказательств у вас нет.

– Я бы так не сказал, – ответил Эванс. – Но по этому нарушению улики налицо.

– И случилось это именно двенадцатого?

– Совершенно верно.

– Почему бы тебе не задавать вопросы вместо того, чтобы отвечать на них? – спросил Эванса приехавший из центрального управления.

Мистер Джон рассмеялся:

– Оставь его в покое, Косолап. Мне нравится видеть напряженную работу его мозга.

– Как хорошо ты знаешь мальчишку? – спросил приехавший из центрального управления.

– Очень даже неплохо.

– Имел с ним дело?

– Он иногда что-то покупает в магазине. Всегда платит наличными.

– Представляешь себе, куда он мог отправиться?

– У него родственники в Оклахоме.

– Когда вы видели его в последний раз? – спросил Эванс.

– Брось, Эванс, – одернул его напарник. – Ты только теряешь время. Спасибо за выпивку, Джим.

– Джон, – поправил его мистер Джон. – А как зовут тебя, Косолап?

– Портер. Генри Джей Портер.

– Косолап, не вздумай стрелять в этого парня.

– Я собираюсь взять его.

– Тебе всегда нравилось убивать.

– Пошли, Эванс, здесь мы теряем время, – повторил Портер.

– Запомни, что я говорил о стрельбе. – Тихий голос мистера Джона звучал предельно ровно.

– Я тебя слышал, – ответил Портер.

Двое мужчин прошли через магазин, отвязали лошадей и уехали в своей двуколке. Мистер Джон наблюдал за ними из окна. Эванс правил, мужчина, приехавший из центрального управления, что-то ему говорил.

«Генри Джей Портер, – думал мистер Джон. – Я лишь помню, что его звали Косолап. С такими большими ногами ему приходилось шить сапоги на заказ. Сначала его звали Косолапый. Потом Косолап. Это его следы остались у родника, где убили сына Нестера, но повесили за это Тома. Косолап. Косолап – кто? Может, я никогда не узнаю. Косолапый Косолап. Косолапый Портер? Нет, никакого Портера».

– Сожалею насчет этих корзин, миссис Тэйбшо, – сказал он. – Сезон заканчивается, и корзины больше не продаются. Но если вы проявите терпение и посидите с ними у гостиницы, то обязательно от них избавитесь.

– Ты купи их и продай в гостинице, – предложила миссис Тэйбшо.

– Нет, у вас они их купят с большей охотой, – ответил Джон. – Вы такая красивая женщина.

– Была давным-давно, – ответила миссис Тэйбшо.

– Сюзи, я хочу с тобой поговорить, – позвал мистер Джон. В подсобке он попросил ее: – Расскажи мне обо всем.

– Я уже рассказала. Они приехали за Ники и ждали, когда он вернется домой. Самая младшая сестра Ники дала ему знать, что они дожидаются его. Когда они, напившись, заснули, Ники забрал свои вещи и ушел. Припасов ему хватит на две недели, он взял с собой винтовку, и малышка пошла с ним.

– Почему она пошла?

– Не знаю, мистер Джон. Наверно, хотела приглядеть за ним, чтобы он не сделал чего-то действительно дурного. Вы же его знаете.

– Ты живешь рядом с Эвансом. Как, по-твоему, что он знает о том, где охотится и рыбачит Ник?

– Что-то он знает. Но, думаю, не так, чтобы много.

– И куда, по-твоему, они отправились?

– Не знаю, мистер Джон. Ники излазил всю округу.

– Этот человек, который приходил с Эвансом, ничего хорошего от него ждать не приходится. Он очень дурной человек.

– Он не слишком умен.

– Он умнее, чем может показаться с первого взгляда. Спиртное его губит. Но он достаточно умный и очень плохой. Когда-то я с ним сталкивался.

– И что мне теперь делать?

– Ничего, Сюзи. Держи меня в курсе, если что-то узнаешь.

– Я записала все, что мне нужно, мистер Джон. Сумму вы можете проверить.

– Как ты доберешься до дома?

– Я могу пойти на пристань Генри, взять лодку, приплыть сюда и все забрать. Мистер Джон, что они сделают с Ники?

– Об этом я и тревожусь.

– Они говорили, что отвезут его в исправительную школу.

– Я сожалею, что он убил того оленя.

– Он тоже. По его словам, он прочитал в какой-то книге, что попадание пули в позвоночник не причинит зверю вреда, а только на какое-то время лишит способности двигаться. Ники захотел это проверить. Сказал, что поступил по-дурацки. Но захотелось проверить. Выстрелил в оленя и сломал ему шею. Потом очень себя ругал. И из-за оленя, и из-за того, что решил проверить слова других.

– Я знаю.

– А потом, вероятно, Эванс нашел тушу, которую он подвесил в старом сарае. Во всяком случае, мясо исчезло.

– Кто сказал Эвансу?

– Я думаю, его сын. Он все время выслеживает Ника. Заметить его невозможно. Он мог увидеть, как Ник застрелил оленя. Это дрянной парень, мистер Джон. Но выслеживать он умеет. Сейчас он даже может быть в этой комнате.

– Это вряд ли, – покачал головой мистер Джон. – Но подслушивать на улице он может.

– Я думаю, он уже выслеживает Ника, – предположила Сюзи.

– В доме они ничего о нем не говорили?

– Ни разу не упоминали.

– Эванс, наверное, оставил его дома, приглядывать за хозяйством. Думаю, из-за этого мы можем не беспокоиться, пока они не приедут к Эвансу.

– Когда я буду плыть на лодке к дому, я могу попросить одного из наших мальчишек узнать, не нанял ли Эванс кого для работы по дому. Это будет означать, что своего сына он отправил на поиски Ника.

– Оба мужчины слишком стары, чтобы кого-то выследить.

– Но этот парень – сущий дьявол, мистер Джон, и он слишком много знает и о Нике, и о том, куда тот может пойти. Он их найдет, а потом приведет мужчин.

– Пошли в почтовое отделение, – позвал ее мистер Джон.

Оказавшись среди абонементных ящиков, видя регистрационную книгу и плоские альбомы с марками, подушечки для их смачивания и окно выдачи, Сюзи вновь ощутила все великолепие этого заведения, где она хозяйничала, когда помогала в магазине.

– И куда, думаешь, они пошли, Сюзи? – спросил ее мистер Джон.

– Я действительно не знаю. Но наверное, место это не очень и далеко, иначе бы он не взял с собой малышку. Они знают и о форели для гостиничных обедов, мистер Джон.

– Этот мальчишка?

– Конечно.

– Может, нам что-то сделать с младшим Эвансом?

– Я бы его убила. Я практически уверена, что малышка пошла с братом по этой причине. Чтобы Ники его не убил.

– Ты спроси, о чем она говорила, чтобы мы знали, где он.

– Обязательно. Но вы должны что-то придумать, мистер Джон. Миссис Адамс, она просто раздавлена. Лежит с головной болью, как всегда. Возьмите это письмо.

– Брось его в почтовый ящик, – ответил мистер Джон. – Это почта Соединенных Штатов.

– Я хотела убить их обоих, пока они спали.

– Нет, – покачал головой мистер Джон. – Не говори так и даже не думай.

– Разве вы никогда не хотели кого-то убить, мистер Джон?

– Хотел. Но это неправильно, и лучше от этого не становится.

– Мой отец убил человека.

– Ему от этого лучше не стало.

– Ничего не мог с собой поделать.

– Надо учиться мочь, – ответил мистер Джон. – Ты иди, Сюзи.

– Я зайду к вам вечером или завтра утром. Мне бы так хотелось по-прежнему работать здесь, мистер Джон.

– Я бы не возражал, Сюзи. Но у миссис Паккард другое мнение.

Ник и его сестра лежали на подстилке из молодых побегов в шалаше, который они соорудили на опушке соснового леса, смотрели на пологий склон, уходящий к болоту, и синие холмы за ним.

– Если не очень удобно, малышка, мы добавим сосновых иголок. Сегодня мы устали, сойдет и так. Но завтра матрас станет мягче.

– И так хорошо, – ответила его сестра. – Не лежишь, а словно паришь.

– Это хороший лагерь, – кивнул Ник, – и незаметный. Мы будем жечь только маленькие костры.

– Костер можно увидеть с тех холмов?

– Пожалуй. Огонь виден издалека. Но я буду завешивать его одеялом. Тогда его точно не увидят.

– Ники, как было бы хорошо, если бы никто за нами не гнался и мы пришли сюда ради удовольствия.

– Так думать слишком рано, – ответил Ник. – Мы только-только начали. И потом если б мы отправились в поход ради удовольствия, то пошли бы не сюда.

– Извини, Ники.

– Извиняться тебе не за что. Послушай, малышка, я пойду к речке. Поймаю несколько форелей на ужин.

– Могу я тоже пойти?

– Нет, оставайся здесь и отдыхай. День выдался трудным. Почитай или просто полежи.

– С завалами нам пришлось попотеть, правда? Вот уж где было трудно. Я все делала правильно?

– Не то слово. И ты очень помогла мне с лагерем. Но теперь тебе надо отдохнуть.

– У нас есть название для лагеря?

– Давай назовем его Лагерь Номер Один, – ответил Ник.

Он спустился по склону почти к самому берегу, остановился, чтобы срезать ивовый прут длиной фута четыре, обрезал все ветки, кору оставил. Он видел чистую, быструю воду речки. Узкой и глубокой. Здесь, недалеко от того места, где речка вливалась в болото, берега покрывал мох. Течение было таким быстрым, что прозрачная вода пузырилась. Ник не стал подходить к самому берегу, зная, что вода всегда немного его подмывает, и не хотелось распугать рыбу, встав на самый край.

А рыбы, он думал, здесь хватает. Все-таки лето подходило к концу.

Ник достал катушку с шелковой ниткой из кисета для табака, который носил в левом нагрудном кармане рубашки, отрезал кусок чуть короче ивового прута, завязал его на аккуратно надрезанном кончике. К концу нити привязал крючок, который вынул из того же кисета. Потом, подергав за крючок, проверил прочность нити и гибкость ивового прута. Положил удочку на землю и пошел к тому месту, где лежала маленькая береза, уже несколько лет как вывернутая с корнем. Рядом росли другие березы и кедры. Ник отодвинул ствол в сторону и увидел под ним нескольких земляных червей. Не очень больших, но живых и красных. Положил их в круглую жестянку с дырками в крышке, в которой когда-то был нюхательный табак «Копенгаген». Добавил в жестянку щепотку земли и вернул ствол березы на место. Третий год подряд он добывал приманку на одном месте и всегда оставлял ствол в том же положении, в каком его нашел.

«Никто не знает, какая это большая речка, – думал он. – Какое огромное количество воды собирает она и приносит в болото». Ник посмотрел вниз по течению и вверх – на холм, где рос сосновый лес и где они разбили лагерь. Потом вернулся к тому месту, где оставил удочку, осторожно насадил приманку на крючок и плюнул на нее, чтобы сопутствовала удача. Держа удочку с насаженной на крючок наживкой, осторожно, не торопясь, подошел к берегу быстрого узкого потока.

Такого узкого, что концом ивового прута он мог достать противоположного берега. Вода шумно неслась мимо. Став на берегу так, чтобы из воды его нельзя было увидеть, Ник достал из кисета две надрезанные свинцовые дробинки, посадил на шелковую нить примерно в футе от крючка и сжал зубами.

Взмахнул удочкой и, когда крючок с двумя насаженными на него червяками оказался над водой, осторожно опустил удочку, позволив потоку утащить часть нити и крючок с наживкой под берег. Почувствовал, как нить натянулась. Вскинул удочку вверх, и ивовый прут согнулся чуть ли не пополам. Он тянул его на себя, а на другом конце нити, сопротивляясь, рывками кто-то тянул удочку в глубину. Потом рыба сдалась, показавшись из воды вместе с нитью. Быстрый и узкий поток в одном месте забурлил, и форель, вырванная из воды, пролетела по воздуху, описав широкую дугу над плечом Ника, и шлепнулась на берег за его спиной. Ник видел, как рыбина блеснула на солнце, и потом нашел ее бьющейся среди папоротника. Сильная и тяжелая рыбина источала приятный запах, и Ник видел, какая черная у нее спинка, какие яркие на ней крапинки, какие белые кончики плавников, отделенные черной полоской, какое золотистое брюшко. Ник держал рыбину в правой руке, и она едва в ней умещалась.

«Великовата для нашей сковородки, – подумал он, – но я ранил ее и теперь обязан убить».

Он резко ударил форель головой о рукоятку охотничьего ножа и положил рядом со стволом березы.

– Черт, – вырвалось у него. – У этой форели идеальный размер для миссис Паккард и ее любителей форельных обедов. Но для малышки и меня она слишком велика.

«Пожалуй, пойду вверх по течению, найду более мелкое место и постараюсь поймать пару штук поменьше, – подумал Ник. – Интересно, что чувствовала эта форель, когда я вытаскивал ее из воды? Можно говорить что угодно о рыбалке, но люди, которые сами никогда не рыбачили, не могут знать, что ты ощущаешь, когда вытаскиваешь рыбину из воды. И даже если ощущения эти длятся недолго, что с того? Начинается все с того момента, когда рыба совсем не настроена сдаваться, но потом ты ломаешь ее сопротивление, и какие незабываемые ты получаешь переживания, когда она выдергивается из воды и летит по воздуху!»

«Странная эта речка, – думал он. – Довольно странно искать место, где ловится рыба поменьше».

Ник поднял с земли удочку. Крючок погнулся, и его пришлось поправить. Потом Ник подхватил тяжелую рыбину и двинулся вверх по течению.

«Мелкое, с камешками, место есть дальше, где речка вытекает из верхнего болота, – подумал он. – Там и поймаю рыбу поменьше. Эта большая может не понравиться малышке. Если она затоскует по дому, мне придется отвести ее. Интересно, что делают сейчас эти двое мужчин? Не думаю, что этот чертов Эванс что-то знает об этом месте. Сукин сын. Не думаю, что здесь рыбачил кто-нибудь еще, кроме индейцев. Мне бы родиться индейцем. Сразу избавился бы от стольких забот».

Он шел вверх по течению, держась достаточно далеко от берега, но однажды ступил на тот участок, где вода уходила под берег. Большая форель выпрыгнула на поверхность, подняв фонтан брызг. Такая большая, что вроде бы и не развернулась в потоке.

– Сколько же тебе лет? – спросил Ник у рыбины, когда та исчезла выше по течению под берегом. – Ну ты и здорова!

На мелководье он поймал двух форелей поменьше. Тоже отличных, крепких и упругих. Почистил все три форели, бросил внутренности в поток, промыл рыбу в холодной воде, сунул в вылинявший мешочек из-под сахара, который достал из кармана.

«Хорошо, что девочка любит рыбу, – подумал Ник. – Надо было нам нарвать ягод. Впрочем, я знаю, где они растут». Он начал подниматься по склону, направляясь к лагерю. Солнце опускалось за дальние холмы, но вечер выдался теплым. Он посмотрел за болото, туда, где находилось озеро, потом на небо и увидел медленно кружащую скопу.

К шалашу он подошел тихонько, и сестра его не услышала. Она лежала на боку, читала. Увидев ее, он заговорил мягко, чтобы не напугать.

– Что делала, обезьянка?

Она повернулась, посмотрела на него, улыбнулась и тряхнула головой.

– Я их отрезала.

– Как?

– Ножницами. А что ты подумал?

– Как же ты смогла это сделать без зеркала?

– Оттягивала и отрезала. Легко. Теперь я выгляжу как мальчик?

– Как мальчик-дикарь с Борнео.

– Я не могла сделать себе прическу, как у мальчика из воскресной школы. Они торчат во все стороны?

– Нет.

– Это так интересно. Теперь я твоя сестра, но и мальчик тоже. Как думаешь, новая прическа превратит меня в мальчика?

– Нет.

– Я бы хотела, чтобы превратила.

– Ты чокнутая, малышка.

– Возможно. Я выгляжу мальчиком-идиотом?

– Есть немного.

– Ты можешь подрезать их ровнее. С помощью расчески.

– Я, конечно, улучшу твою прическу, но не намного. Ты голоден, мой братец-идиот?

– Разве я не могу быть братом-неидиотом?

– Я не хочу менять тебя на брата.

– Теперь ты должен, Ники, или не понимаешь? Нам следовало это сделать, напрасно я не попросила тебя, но я знала, что без этого не обойтись, поэтому сделала сама. Сюрприз.

– Мне нравится, – кивнул Ник. – Пошли все к черту. Мне очень нравится.

– Спасибо, Ники, большое спасибо. Я лежала и пыталась отдохнуть, как ты и говорил. Но только рисовала в воображении все то, что могла бы для тебя сделать. Я думала, как раздобыть тебе банку жевательного табака, пропитанного каплями, сшибающими с ног, из какого-нибудь большого салуна в каком-нибудь большом городе вроде Шебойгана.

– Откуда у тебя такие мысли?

Ник уселся на земле, а его сестра – у него на коленях, она обнимала его за шею и терлась обстриженной головой о его щеку.

– Я взяла это из «Королевы шлюх», – ответила она. – И ты знаешь название салуна?

– Нет.

– Гостиный двор «Десятидолларовый золотой».

– Что ты там делала?

– Служила помощницей проститутки.

– И какие обязанности у помощницы проститутки?

– Она несет шлейф платья проститутки, когда та идет, и открывает дверь кареты, и отводит в нужную комнату. Как я понимаю – та же личная служанка.

– И что она говорит проститутке?

– Она говорит все, что приходит в голову, только если это не ругательства.

– Например, что, братец?

– Например: «Знаете, мэм, это приятно, в такой жаркий день, как сегодня, ехать в золоченой карете, напоминая птицу в клетке». Что-нибудь в этом роде.

– И что отвечает проститутка?

– Она отвечает: «Да, действительно, очень даже мило». Потому что эта проститутка, у которой я в помощницах, низкого происхождения.

– А какого происхождения ты?

– Я сестра или брат писателя, который пишет про ужасы, и получила хорошее воспитание. Поэтому меня хочет переманить главная проститутка и ее свита.

– Ты добыла капли, сшибающие с ног?

– Конечно. Она сказала: «Цыпочка, возьми эти капельки». «Спасибо», – ответила я. «И передай привет своему брату, пишущему такие кошмары, и предложи ему заглядывать в гостиный двор всякий раз, когда он окажется в Шейбогане».

– Слезь с моих коленей, – попросил Ник.

– Так они говорят в гостином дворе, – ответила малышка.

– Давай приготовим ужин. Ты не голодна?

– Я приготовлю ужин.

– Нет, ты рассказывай.

– Ты думаешь, мы хорошо проводим время, Ники?

– Мы отлично проводим время.

– Ты хочешь, чтобы я рассказала о том, что еще собиралась сделать для тебя?

– До того, как решила сделать что-то реальное и обстригла волосы?

– Это реальное. Подожди, пока услышишь. Могу я поцеловать тебя, пока ты готовишь ужин?

– Подожди немного, и я тебе скажу. Так что ты собиралась сделать?

– Что ж, наверное, я погубила душу прошлым вечером, когда украла виски. Как думаешь, можно погубить душу одним таким поступком?

– Нет. Все равно бутылка была открыта.

– Это так, но я принесла на кухню пустую пинтовую бутылку и квартовую бутылку с виски и наполнила пинтовую бутылку, и что-то пролилось мне на руку, и я слизнула виски и подумала, что этим, вероятно, погубила свою душу.

– И как виски на вкус?

– Чертовски крепкий и странный, немного тошнотворный.

– Этим душу не погубишь.

– Что ж, я рада. Погубив душу, как бы я могла положительно влиять на тебя?

– Не знаю, – ответил Ник. – Так что ты собиралась сделать?

Он уже разжег костер, и на огне стояла сковорода, и на ней лежали полоски бекона. Его сестра наблюдала, обхватив руками колени, а потом облокотилась на одну руку и вытянула ноги перед собой. Пыталась изображать мальчишку.

– Мне нужно научиться правильно держать руки.

– Держи их подальше от головы.

– Знаю. Мне было легче, если бы я могла копировать мальчишку моего возраста.

– Копируй меня.

– Действительно. Почему нет? Ты не будешь смеяться?

– Может, и буду.

– Я надеюсь, мне не придется снова становиться девочкой, пока мы в этом походе.

– Не волнуйся.

– У нас одинаковая форма плеч и ног.

– Что еще ты собиралась сделать?

Ник уже готовил форель. Скрученные коричневые ломтики бекона лежали на чистой щепке, отрубленной от одного из поленьев, которые они бросали в костер, и они оба вдыхали запах форели, жарящейся на свином жиру. Ник полил рыбу жиром, перевернул, снова полил. Темнело, и он занавесил маленький костер куском брезента, чтобы его не увидели.

– Что ты собиралась сделать? – в который уж раз спросил он.

Малышка наклонилась и плюнула в костер.

– Как у меня получилось?

– В сковороду не попала.

– Задумала плохое. Прочитала об этом в Библии. Хотела взять три длинных гвоздя, по одному на каждого, и вогнать им в висок, пока они спали, этим двум мужчинам и тому парню.

– И чем ты собиралась их вогнать?

– Приглушенным молотком.

– А как ты собиралась приглушить молоток?

– Приглушила бы, будь уверен.

– Эта затея с гвоздями слишком рискованная, чтобы за нее браться.

– Знаешь, одна девушка сделала это в Библии, а поскольку я видела, что вооруженные мужчины пьяны и спят, и ходила среди них ночью, и украла их виски, то подумала, почему бы мне не убить их, учитывая, что о чем-то таком написано в Библии?

– В Библии нет никакого приглушенного молотка.

– Наверное, я путаю с приглушенным веслом.

– Возможно. И мы никого не хотим убивать. Поэтому ты и пошла со мной.

– Знаю. Но совершить преступление нам легко – и мне, и тебе, Ники. Этим мы отличаемся от остальных. Потом я подумала, что все равно смогу быть полезной тебе даже с погубленной душой.

– Ты чокнутая, малышка, – покачал головой Ник. – Послушай, чай помешает тебе заснуть?

– Не знаю. Никогда не пила его на ночь. Только мятный чай.

– Я дам тебе слабенький и добавлю концентрированного молока.

– В этом нет необходимости, Ники, если молока у нас мало.

– С молоком будет вкуснее.

Они уже ели. Ник отрезал каждому по два куска ржаного хлеба и вымочил по одному для каждого в растопленном свином жиру, оставшемся на сковороде. Они съели пропитанный жиром хлеб и форель, с корочкой снаружи и мягкую и нежную внутри. Потом они бросили рыбьи кости в огонь и съели по второму куску хлеба, положив на него бекон. Малышка выпила жиденький чай с концентрированным молоком, и Ник заткнул палочками две дырки, которые пробил в крышке банки.

– Ты наелась?

– Более чем. Форель – пальчики оближешь, и бекон тоже. Нам повезло, что у них был ржаной хлеб, правда?

– Съешь яблоко, – предложил Ник. – Может, завтра мы поедим чего-нибудь получше. Может, мне следовало предложить еще что-нибудь, малышка?

– Нет, я наелась.

– Ты точно не голодна?

– Нет. Больше ничего съесть не смогу. Если хочешь, у меня есть шоколад.

– Где ты его взяла?

– Из своего загашника.

– Откуда?

– Из загашника. Где я запасаю все.

– Понятно.

– Он свежий. Твердый, с кухни. Мы можем начать с него, а другой кусок оставить для какого-то особого случая. Послушай, мой загашник на тесемках, как кисет для табака. Мы можем использовать его для самородков и всего такого. Как думаешь, Ники, отсюда мы пойдем на запад?

– Я еще не решил.

– Мне бы хотелось заполнить мой загашник самородками. По цене шестнадцать долларов за унцию.

Ник почистил сковороду и положил заплечный мешок в изголовье шалаша. Одним одеялом накрыл подстилку из молодых побегов, второе положил сверху и подоткнул под бок малышки. Почистил ведро на две кварты, в котором приготовил чай, и наполнил его чистой водой из родника. Когда вернулся с полным ведром воды, его сестра уже спала, соорудив себе подушку из мокасин, завернутых в синие джинсы. Он поцеловал ее, она не проснулась. Он надел старую куртку и покопался в заплечном мешке, пока не нащупал пинтовую бутылку виски.

Открыл и понюхал, пахнул виски очень хорошо. Ник налил полчашки воды из ведерка, которое наполнил родниковой водой, и добавил немного виски. Потом сидел и пил медленно, маленькими глоточками, всякий раз задерживая напиток под языком, прежде чем проглотить.

Он наблюдал, как маленькие угольки костра становятся ярче от дуновения ветерка, и смаковал виски с холодной водой, и смотрел на угольки, и думал. Допив содержимое чашки, налил в нее немного чистой воды, выпил ее и улегся. Винтовку положил под левую руку, подушку тоже сделал из мокасин и штанов, накрылся одеялом, помолился и заснул.

Ночью замерз, проснулся и накрыл сестру курткой, пододвинулся поближе к ней, подоткнул под себя одеяло, нашарил винтовку, подтянул к себе. Холодный, чистый воздух пахнул хвоей и сосновой смолой. Он и не представлял себе, до какой степени устал, пока его не разбудил ночной холод. Теперь он вновь расслабился, ощущая тепло, идущее от тела его сестры, и подумал: «Я должен заботиться о ней, стараться, чтобы у нее всегда было хорошее настроение, а потом привести домой целой и невредимой». Прислушался к ее ровному дыханию и тишине ночи, а потом снова уснул.

Проснулся он, когда утренний свет уже позволял разглядеть далекие холмы за болотом. Полежал, потянулся, чтобы размять затекшее тело. Сел, надел брюки цвета хаки и мокасины. Посмотрел на спящую сестру, укрытую до подбородка теплой курткой, на ее высокие скулы, загорелую веснушчатую кожу, обрезанные волосы, показывающие прекрасную линию головы и подчеркивающие прямой нос и прижатые уши. Ему хотелось нарисовать ее, и он всматривался в длинные ресницы, лежащие на щеках.

«Она выглядит диким маленьким зверьком, – подумал Ник, – и спит, как такой зверек. А какими словами можно описать ее голову? Наверное, это голова человека, волосы которого обкорнали топором на деревянной плахе. Вот голова и кажется вырубленной из камня».

Он очень любил сестру, и она сильно любила его. «Но, – подумал он, – со временем все придет в норму. Я, во всяком случае, на это надеюсь».

«Незачем кого-то будить, – подумал он. – Она просто смертельно устала, если учесть, как устал я. Если здесь мы в безопасности, то нам следует здесь и оставаться. Никому не показываться на глаза, пока не уляжется суета и не уедет этот человек из центрального управления. Но мне надо получше ее кормить. Жаль, конечно, что я не сумел как следует подготовиться к этому походу.

Конечно, у нас много чего есть. Мешок я еле дотащил. Но что нам сегодня нужно, так это ягоды. И еще хорошо бы подстрелить куропатку, а то и пару. И наверняка мы найдем съедобные грибы. Нам надо экономить бекон, но, думаю, мы сумеем растянуть его на достаточно долгое время. Может, вчера вечером я ее плохо накормил. Она привыкла пить много молока, есть сладости. Нет, нечего об этом волноваться. Есть мы будем сытно. Это хорошо, что она любит форель. Рыбы тут много. Незачем переживать. Она будет есть много. Но, Ник, мальчик мой, вчера ты бы мог впихнуть в нее сколько угодно. Лучше дать ей поспать, чем будить. У тебя еще полно дел».