Текст книги "Рассказы Ника Адамса"
Автор книги: Эрнест Миллер Хемингуэй
Жанр:
Классическая проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
– Дадим ему немного времени, чтобы убедиться, что он крепко заснул, – прошептал Ник. – Потом возьмем вещи.
– Ты останешься по другую сторону забора, – ответила его сестра. – Я могу ходить по дому и двору, это нормально. Но он может проснуться и увидеть тебя.
– Хорошо, – согласился Ник. – Но отсюда я все унесу. Большая часть здесь.
– Ты сможешь найти все без фонаря?
– Конечно. Где винтовка?
– Лежит на задней потолочной балке. Не поскользнись и не развали дрова, Ник.
– Не волнуйся.
Она пришла к забору в дальнем углу участка, где за поваленной большой сосной Ник укладывал вещи в мешок. Прошлым летом в сосну ударила молния, а осенью ее свалило на землю сильным ветром. Луна уже поднялась над холмами, и ее света, проникающего под кроны деревьев, вполне хватало, чтобы видеть, что и в каком порядке он кладет в мешок. Сестра опустила на землю узел с вещами, который принесла из дому.
– Они дрыхнут, как свиньи, Ники.
– Хорошо.
– Тот, что приехал из центрального управления, храпит, как и этот егерь на крыльце. Думаю, я захватила все.
– Молодец, малышка.
– Я написала матери записку насчет того, что ухожу с тобой, чтобы удержать тебя от беды, и чтобы она никому не говорила, и что ты обо мне позаботишься. Подсунула ей под дверь. Мать ее заперла.
– О черт! – пробормотал Ник. Потом поправился: – Прости, малышка.
– Это не твоя вина, и со мной тебе хуже не будет.
– Ты ужасная.
– Разве мы не можем быть счастливы?
– Само собой.
– Я принесла виски, – добавила она. – Немного оставила в бутылке. Каждый подумает, что виски выпил другой. Все равно у них есть еще одна бутылка.
– Одеяло ты принесла?
– Конечно.
– Тогда нам пора уходить.
– Все будет в полном порядке, если пойдем туда, куда я задумала. Мое одеяло занимает в мешке много места. Я понесу винтовку.
– Хорошо. Какая у тебя обувь?
– Мокасины.
– Что ты взяла почитать?
– «Лорну Дун», «Похищенного» и «Грозовой перевал». [14]14
Название всемирно известного романа Эмили Бронте (1818–1848), впервые опубликованного в 1847 г., на языке оригинала – «Wuthering Heights».
[Закрыть]
– Книги для твоего возраста, кроме «Похищенного».
– «Лорна Дун» – нет.
– Мы будем читать их вслух, чтобы растянуть на больший срок. Однако, малышка, ты прибавила нам хлопот, так что лучше поторопиться уйти. Эти мерзавцы не могут быть совсем тупыми. Может, дело в том, что они напились.
Ник завязал заплечный мешок, подтянул лямки, надел мокасины. Обнял сестру за плечи.
– Ты действительно хочешь пойти?
– Я должна пойти, Ники. Не проявляй слабость и нерешительность. Я оставила записку.
– Хорошо, – кивнул Ник. – Пошли. Будешь нести винтовку, пока не устанешь.
– Я готова, – кивнула сестра. – Давай помогу тебе надеть мешок.
– Ты знаешь, что спать нам не придется? Дорога предстоит дальняя.
– Знаю. Я, правда, могу не спать всю ночь, как хвастался тот егерь, который сейчас храпит за столом.
– Может, когда-то и он мог, – предположил Ник. – Но главное, что ты должна делать, так это держать ноги в хорошем состоянии. Мокасины тебе не трут?
– Нет. И кожа огрубела, потому что я все лето проходила босиком.
– С моими тоже все в порядке. Ладно, пошли.
Они зашагали по мягкой подстилке из сосновых иголок, в окружении высоких деревьев без подроста. Когда поднимались по склону, луна, проглядывая сквозь кроны, высвечивала фигуры Ника с большим заплечным мешком и его сестры с винтовкой двадцать второго калибра в руках. На вершине они оглянулись и увидели озеро, залитое лунным светом. Ночь выдалась ясной, и они разглядели темный мыс, а за ним высокие холмы на дальнем берегу.
– Мы можем со всем этим попрощаться, – вздохнул Ник Адамс.
– До свидания, озеро, – откликнулась его сестра. – Я люблю тебя тоже.
Они стали спускаться по склону. Прошли через длинное поле и яблоневый сад, перелезли через изгородь, вышли на другое поле, где осталась одна стерня. Проходя по нему, увидели справа бойню, амбар в низине и большой бревенчатый фермерский дом на другом холме, повернутый фасадом к озеру. Лунный свет освещал дорогу, обсаженную пирамидальными тополями, которая сбегала к озеру.
– Ноги не болят, малышка? – спросил Ник.
– Нет, – ответила сестра.
– Я выбрал обходной путь из-за собак, – объяснил Ник. – Они бы замолчали, едва унюхав нас, но кто-нибудь мог услышать их лай.
– Я знаю, – кивнула его сестра. – Если б они замолчали, сразу бы стало ясно, что это мы здесь прошли.
Впереди высились громады холмов. Брат с сестрой пошли краем пшеничного поля, перебрались через неглубокий ручей, текущий от родника, оставили позади еще одно поле со стерней, остановились у изгороди, отделявшей поле от песчаной дороги. За ней начинался лес.
– Подожди, пока я переберусь через изгородь и помогу тебе, – повернулся Ник к сестре. – Я хочу посмотреть на дорогу.
С высоты изгороди были видны холмы, темный лес у их дома и серебрящееся под лунным светом озеро. Ник посмотрел на дорогу.
– Они не смогут выследить наш путь, и я не думаю, что они заметят наши следы на глубоком песке, – пояснил он сестре. – Мы пойдем по разные стороны дороги, чтобы сбить их с толку.
– Ники, честно говоря, я не верю, что им хватит ума хоть кого-то выследить. Посмотри, они просто ждали твоего возвращения, да еще и напились – и до ужина, и после него.
– Они побывали на пристани, где я был. Если бы ты не предупредила меня, они бы меня поймали.
– Не требовалось большого ума, чтобы понять, что ты будешь на большом ручье, если наша мать сказала им, что ты пошел рыбачить. После моего ухода они, наверно, выяснили, что все лодки на месте, и из этого сделали вывод, что ты на ручье. Все знают, что ты обычно рыбачишь ниже прядильной фабрики и фабрики яблочного сидра. Они слишком туго соображают.
– Возможно, – не стал спорить Ник. – Но я едва успел увернуться от них.
Его сестра протянула ему винтовку, прикладом вперед, пролезла между поперечин. Когда встала рядом с ним на дороге, он положил руку ей на голову и погладил по волосам.
– Ты очень устала, малышка?
– Нет, все отлично. Я даже счастлива быть усталой.
– Пока ты не устанешь совсем, ты пойдешь по песчаной части дороги, изрытой копытами лошадей. Песок там такой мягкий и сыпучий, что твоих следов не останется. Я пойду по обочине, где песок твердый.
– Я тоже могу пойти по обочине.
– Нет, я не хочу, чтобы ты оцарапалась.
Они поднимались по пересеченной местности к гребню гряды, которая разделяла два озера. По обеим сторонам дороги, на месте вырубленного строевого леса, прямо к обочине подступал подрост малины и ежевики. За вырубкой стеной стоял лес. Вершина каждого холма впереди казалась зазубриной в стене леса. Луна уже скатывалась к горизонту.
– Как себя чувствуешь, малышка? – спросил Ник.
– Я прекрасно себя чувствую, Ники. Так, наверное, всегда себя чувствуешь, если убегаешь из дома, правда?
– Нет. Обычно ощущаешь одиночество.
– И тебе бывало очень одиноко?
– Так одиноко, что хотелось выть. Это ужасно.
– Думаешь, со мной тебе будет одиноко?
– Нет.
– Тебя не огорчает, что с тобой пошла я, а не Труди?
– Почему ты все время говоришь о ней?
– Я не говорила. Возможно, ты о ней думал, вот и решил, что я о ней говорю.
– Ты слишком уж умная, – покачал головой Ник. – Я думал о ней, потому что ты сказала мне, где она, а узнав, где она, я начал размышлять о том, что она делает, и все такое.
– Наверное, не стоило мне идти.
– Я говорил, что не стоит тебе идти.
– Ох, черт, – вырвалось у его сестры. – Мы будем ссориться, ничем не отличаясь от остальных? Я тотчас же вернусь. Тебе не обязательно брать меня с собой.
– Заткнись, – бросил Ник.
– Пожалуйста, не говори так, Ник. Я вернусь или останусь, как ты мне скажешь. Но ссориться не буду. Разве мы не навидались семейных ссор?
– Да.
– Я знаю, что навязалась. Но сделала все так, чтобы ты не попал из-за этого в беду. И с моей помощью ты им не попался.
Они добрались до гребня и смогли увидеть оттуда озеро, хотя теперь оно выглядело узким и больше напоминало большую реку.
– Мы пойдем через лес, – сказал Ник. – Потом доберемся до старой дороги для вывоза леса. Оттуда ты пойдешь домой, если захочешь.
Он снял заплечный мешок и прислонил к стволу дерева, а его сестра туда же поставила винтовку.
– Присядь, малышка, и давай отдохнем, – сказал Ник. – Мы оба устали.
Ник лег головой на заплечный мешок, а его сестра устроилась рядом, ее голова легла на его плечо.
– Я не собираюсь возвращаться, если только ты не отправишь меня домой, – сказала она. – Просто я не хочу ссориться. Пообещай, что мы не будем ссориться.
– Обещаю.
– Я не буду больше упоминать Труди.
– К черту Труди.
– Я хочу стать полезным и хорошим напарником.
– Ты уже им стала. Ты не станешь мешать, если меня охватит вдруг беспокойство и я захочу немного побыть один?
– Нет. Мы будем заботиться друг о друге и хорошо проведем время. Мы можем отлично провести время.
– Ладно. Начнем отлично проводить его прямо сейчас.
– По мне все замечательно с того самого момента, как мы двинулись в путь.
– Мы прошли только один достаточно трудный участок, а теперь нам предстоит пройти действительно трудный участок, и мы окажемся на месте. Мы даже можем подождать, пока рассветет. Ты поспи, малышка. Тебе тепло?
– Да. Я же в свитере.
Она свернулась калачиком рядом с ним и заснула. Через какое-то время заснул и Ник. Проспал два часа, пока его не разбудил утренний свет.
Ник вел сестру кружным путем через посадки на месте вырубленного леса, пока они не вышли к старой дороге, по которой этот лес вывозили.
– Мы не могли оставлять следы, сворачивая на нее с главной дороги, – объяснил он сестре.
Лесная дорога так заросла, что ему приходилось то и дело нагибаться, чтобы не задевать головой о ветки.
– Это прямо-таки тоннель, – прокомментировала его сестра.
– Иногда можно увидеть небо.
– Я здесь когда-нибудь бывала?
– Нет. Я брал тебя охотиться в более близкие места.
– Она ведет к тайному убежищу?
– Нет, малышка. Нам нужно пробраться через очень серьезные завалы. Там, куда мы направляемся, никто не бывает.
Они долго шли по этой лесной дороге, а потом свернули на другую, еще более заросшую. Она вывела их на поляну, где среди иван-чая и кустов стояли бревенчатые домики лагеря лесорубов. Заброшенные, некоторые с провалившимися крышами. Но у дороги бил родник, и они попили воды. Солнце еще не успело подняться высоко, и ранним утром оба чувствовали себя совершенно вымотанными после ночи пути.
– Дальше рос сосновый лес, – объяснил Ник. – Они валили его ради одной коры, а стволы оставляли на месте.
– А что случилось с дорогой?
– Должно быть, они сначала рубили деревья в дальнем конце, а кору подвозили к дороге, чтобы потом вывезти, и продвигались все ближе к дороге, пока не вырубили все.
– И тайное убежище за этими завалами?
– Да. Мы пройдем через завал, потом по дороге, снова через завал и придем в нетронутый лес.
– Почему они оставили его, если вырубили все остальное?
– Не знаю. Наверное, тот участок принадлежал какому-то человеку, который не хотел его продавать. Они вырубили все вокруг, но нетронутый участок остался, и дороги к нему нет.
– Но почему люди не могут добраться туда по реке? Река же должна откуда-то течь?
Они решили отдохнуть, прежде чем отправиться к первому завалу, и Ник с удовольствием ей все объяснял.
– Видишь ли, малышка, река пересекает главную дорогу, по которой мы шли, и течет по земле фермера. Фермер огородил эту землю для пастбища и гоняет оттуда людей, которые хотят ловить рыбу. Поэтому они останавливаются у моста. А на другом берегу реки, на участке напротив пастбища и его дома, он держит быка. Бык злобный и набрасывается на всех, кто посмеет ступить на его территорию. В жизни не видел более злобного быка, он всегда остается злобным и охотится на людей. За землей фермера начинается болото, на котором встречаются трясины, и, если хочешь перейти его, надо обязательно знать, где они находятся. Но даже если и знаешь, перейти его далеко не просто. После болота и находится это тайное место. Мы идем к нему через холмы – можно сказать, с тыла. А уж после тайного места начинается настоящее болото. Пройти через него нет никакой возможности. А теперь, пожалуй, начнем разбираться с первым завалом.
* * *
Первый завал и второй, почище первого, остались позади. Ник множество раз залезал на бревна, – некоторые громоздились выше его головы, другие доходили только до пояса – брал винтовку, клал на ствол, подтягивал сестру, помогал ей спуститься вниз на другую сторону, или сам спускался первым, брал винтовку и помогал спуститься сестре. Они перелезали или обходили огромные кучи веток, на завалах нещадно палило солнце, пыльца амброзии и иван-чая тонкой пылью осаждалась на волосы девочки, заставляя ее чихать.
– Чертовы завалы, – сказала она, повернувшись к Нику.
Они отдыхали, усевшись на поваленном голом стволе, срубленном, ободранном и оставленном лежать корьевщиками. Ствол покрывал слой серой гнили, как и все здесь стволы, пни и ветви. На этом сером фоне яркими выглядели только буйные заросли сорных трав.
– Это последний завал, – успокоил ее Ник.
– Я их ненавижу. И эти сорняки – будто цветы на заброшенном кладбище.
– Ты видишь, почему я не хотел и пытаться пройти здесь в темноте.
– У нас бы и не вышло.
– Да. Зато никто не станет преследовать нас через эти завалы. А теперь мы выйдем отсюда в хорошую часть леса.
От солнцепека на завалах они спрятались в тени высоких деревьев. Завалы поднимались на гребень, спускались с него, после чего уступали место лесу. Теперь они шли по коричневой подстилке из опавшей хвои, которая пружинила у них под ногами. Не было ни кустов, ни подроста между толстенными стволами, а самые нижние ветки росли на высоте не ниже шестидесяти футов. В тени царила прохлада, а в верхушках деревьев шумел ветер. Солнечные лучи не пробивали их плотные кроны, и Ник знал, они смогут это сделать только около полудня, когда солнце окажется над ними. Сестра взяла его за руку и шагала рядом, чуть ли не прижавшись.
– Я не боюсь, Ники. Но ощущения какие-то странные.
– У меня тоже, – ответил Ник. – Всегда.
– Я никогда не бывала в таком лесу.
– Это единственный участок девственного леса.
– Нам долго идти по нему?
– Достаточно.
– Я бы испугалась, если б была одна.
– Он, и правда, вызывает какие-то странные ощущения. Но я не боюсь.
– Я об этом и сказала.
– Знаю. Возможно, мы так говорим, потому что боимся все же.
– Нет. Я не боюсь, потому что ты рядом. Хотя знаю, что одна бы боялась. Ты никогда ни с кем сюда не приходил?
– Нет. Всегда один.
– И ты не боялся?
– Нет. Но всегда чувствовал себя как-то странно. Как вроде бы должен был чувствовать себя в церкви.
– Ники, место, где мы собираемся жить, не такое величественное, как это?
– Нет. Не волнуйся. Там весело. Тебе понравится, малышка. Тебе там будет хорошо. Это такой лес, каким он был в стародавние времена. Это как последняя хорошая страна, которая еще осталась. Никто и никогда не доберется сюда.
– Я люблю стародавние дни. Но я не хочу, чтобы все было так величественно.
– Не все тогда было величественно. Но сосновые леса были.
– Гулять здесь так здорово. Я думала, что гулять среди сосен за нашим домом просто чудесно, но здесь еще лучше. Ники, ты веришь в Бога? Можешь не отвечать, если не хочешь.
– Я не знаю.
– Ладно. Можешь не говорить. Но ты не будешь возражать, если перед сном я помолюсь?
– Нет. Я напомню тебе, если ты забудешь.
– Спасибо. Потому что в таком лесу я вдруг чувствую себя жутко религиозной.
– Вот почему кафедральные соборы строят похожими на этот лес.
– Ты никогда не видел кафедрального собора, да?
– Не видел. Но я читал о них и могу их себе представить. И это лучший кафедральный собор, который у нас здесь есть.
– Ты думаешь, мы когда-нибудь сможем поехать в Европу и увидеть кафедральные соборы?
– Конечно, сможем. Но сначала мне надо выпутаться из этой передряги и научиться зарабатывать деньги.
– Ты думаешь, что сможешь зарабатывать деньги писательством?
– Если у меня будет получаться.
– Может, у тебя получится, если ты будешь писать что-нибудь более веселое? Наша мать говорит, что все написанное тобой слишком мрачно.
– Это слишком мрачно для «Сент-Николаса», [15]15
«Сент-Николас мэгэзин/St. Nicholas Magazine» – популярный американский детский журнал, выходивший с 1873 по 1940 гг.
[Закрыть]– ответил Ник. – Мне этого не говорят, но им не нравится то, что я пишу.
– Но «Сент-Николас» – наш любимый журнал.
– Знаю, – кивнул Ник. – Но для них я уж слишком мрачный. И при этом еще совсем не взрослый.
– Когда мужчина становится взрослым? Когда женится?
– Нет. Пока ты не взрослый, тебя отправляют в исправительную школу, а как только становишься взрослым, сажают в тюрьму.
– Я рада, что ты еще не взрослый.
– Они никуда меня не пошлют, – ответил Ник. – И давай не говорить о мрачном, даже если я пишу мрачно.
– Я не думаю, что это мрачно.
– Знаю. Но все остальные так думают.
– Попытаемся стать чуть веселее, Ники, – предложила сестра. – Этот лес делает нас чересчур серьезными.
– Мы скоро выйдем из него, – пообещал ей Ник, – и тогда ты увидишь, где мы будем жить. Ты голодна, малышка?
– Немного.
– Понятное дело. Тогда съедим по яблоку.
Они спускались вниз по длинному склону, когда увидели впереди солнечный свет, пробивающийся между стволами деревьев. Здесь, у края леса, росли зимолюбка и митчелла, появилась трава. Между толстыми стволами проглядывал и луг, который спускался к белым березам, растущим вдоль речки. За речкой и линией берез тянулось темно-зеленое болото, уходящее к далеким темно-синим холмам. Между болотом и холмами находился залив озера, но увидеть его они не могли, только чувствовали, что он там.
– Вон родник, – показал Ник, – и камни, где я разбивал лагерь.
– Здесь прекрасно, Ники, прекрасно, – воскликнула его сестра. – Озеро мы тоже сможем увидеть?
– Есть место, откуда его видно. Но лагерь нам лучше разбить здесь. Я принесу дров, и мы приготовим завтрак.
– Камни кострища такие древние.
– Это очень древнее место. Камни для кострища остались от индейцев.
– Как ты нашел сюда дорогу через лес без тропинок и отметок на деревьях?
– Разве ты не заметила палки-указатели на трех гребнях?
– Нет.
– Как-нибудь я тебе покажу.
– Твои?
– Нет. Остались от прежних времен.
– Почему ты мне их не показал?
– Не знаю, – ответил Ник. – Возможно, хотел выпендриться.
– Ники, здесь они нас никогда не найдут.
– Надеюсь на это.
Примерно в то время, когда Ник и его сестра подошли к первому завалу, егерь, который спал на крыльце дома, стоящего в тени деревьев над озером, проснулся от лучей солнца, которое поднялось над равниной за домом и светило ему в лицо.
Ночью егерь встал из-за стола, чтобы выпить воды, а вернувшись с кухни, лег на пол, подложив под голову диванную подушку. Проснувшись, он сообразил, где находится, и поднялся. Спал он на правом боку, потому что под левой рукой крепилась плечевая кобура с револьвером «смит-и-вессон» тридцать восьмого калибра. Проснувшись, он нащупал револьвер, отвернулся от солнца, слепившего глаза, прошел на кухню и выпил воды из ведра, которое стояло рядом со столом. Служанка разжигала плиту, и егерь спросил: «Как насчет завтрака?»
– Никакого завтрака, – ответила служанка. Она спала в сарайчике за домом и пришла на кухню получасом раньше. Спящий на полу егерь и практически пустая бутылка виски на столе вызвали у нее испуг и отвращение. Поэтому она злилась.
– Как это, никакого завтрака? – спросил егерь с черпаком в руке.
– Вот так.
– Почему?
– Есть нечего.
– А кофе?
– Кофе нет.
– Чай?
– Ни чая. Ни бекона. Ни муки. Ни соли. Ни перца. Ни кофе. Ни сухих сливок. Ничего.
– Что ты такое говоришь? Вчера вечером еды хватало.
– А сегодня ее нет. Наверное, все унесли бурундуки.
Сотрудник лесной охраны, приехавший из центрального управления, поднялся, когда услышал их разговор, и вышел на кухню.
– Как чувствуете себя утром? – спросила его служанка.
Мужчина проигнорировал ее и обратился к коллеге:
– Что тут такое, Эванс?
– Этот сукин сын приходил сюда ночью и унес с собой всю еду.
– Не смейте выражаться на моей кухне. – Служанка топнула ногой.
– Пошли отсюда. – Приехавший из центрального управления двинулся к двери на крыльцо. Оба вышли и захлопнули дверь за собой.
– И что это значит, Эванс? – Приехавший из центрального управления указал на большую бутылку «Олд грин ривер», [16]16
«Олд грин ривер/Old Green River» – американский виски, на рынке с 1885 г.
[Закрыть]в которой виски осталось меньше четверти. – Ты, видать, набрался.
– Я выпил не больше твоего. Сидел за столом…
– И что делал?
– Ждал, когда появится этот чертов мальчишка.
– И пил.
– Не пил. Потом встал и где-то в половине пятого пошел на кухню выпить воды. Лег у двери, потому что устал сидеть.
– Почему ты не лег на крыльце?
– Так он бы меня не увидел, если бы захотел войти в дом с заднего крыльца.
– И что случилось?
– Наверное, он влез через окно, зашел на кухню, пока я сидел на крыльце, и забрал все, что ему требовалось.
– Чушь.
– А что делал ты? – спросил местный егерь.
– Я спал, как и ты.
– Ладно. Давай не будем ссориться. Толку от этого не будет.
– Позови служанку.
Едва служанка вышла на крыльцо, приехавший из центрального управления обратился к ней:
– Скажи миссис Адамс, что мы хотим с ней поговорить.
Служанка хотела что-то сказать, но передумала, развернулась и ушла на кухню, захлопнув за собой дверь.
– Ты лучше убери полную и пустую бутылки, – предложил приехавший из центрального управления местному егерю. – Они нам пользы не принесут. Или хочешь выпить?
– Нет, благодарю. Сегодня у нас рабочий день.
– А я глотну, – решил гость. – Потому что поделено не поровну.
– Я не прикасался к бутылке после того, как ты ушел, – твердил свое местный егерь.
– Что ты мне заливаешь?
– Ничего я не заливаю.
– Ладно. – Приехавший из центрального управления поставил бутылку на стол и повернулся к служанке, которая вышла на крыльцо и закрыла за собой дверь. – Что она сказала?
– Она сказала, что у нее болит голова и она не может говорить с вами. Она сказала, что у вас есть ордер на обыск, так что вы можете обыскать дом, если хотите, а потом вы должны уйти.
– Что она сказала насчет парня?
– Она его не видела и ничего о нем не знает.
– Где остальные дети?
– Они уехали в гости в Шарльвуа.
– К кому?
– Я не знаю. Она не знает. Они поехали на танцы. А потом останутся на воскресенье у друзей.
– А что за ребенок бегал здесь вчера?
– Я не видела здесь никакого ребенка.
– Бегал, бегал.
– Может, кто-то из друзей детей, о которых вы спрашиваете. Может, ребенок кого-то из отдыхающих. Мальчик или девочка?
– Девочка лет одиннадцати или двенадцати. Карие глаза и каштановые волосы. Веснушки. Очень загорелая. В комбинезоне и мальчишеской рубашке. Босоногая.
– Таких тут пруд пруди, – ответила служанка. – Вы говорите, одиннадцати или двенадцати лет?
– Вот дерьмо, – вырвалось у приехавшего из центрального управления. – Ничего не добьешься от здешних тупиц.
– Если я тупица, то кто он? – Служанка указала на местного егеря. – Кто у нас мистер Эванс? Его дети и я ходили в одну школу.
– Кто эта девочка? – спросил ее Эванс. – Говори, Сюзи. Я все равно выясню.
– Я не знаю, – ответила Сюзи-служанка. – Кто теперь только сюда не приходит! У меня такое ощущение, что я в большом городе.
– Ты же не хочешь нажить себе неприятности, Сюзи? – спросил Эванс.
– Нет, сэр.
– Я серьезно.
– Вы тоже не хотите нажить себе неприятностей, правда? – спросила его Сюзи.
Выйдя из сарая, который они досконально обыскали, приехавший из центрального управления повернулся к местному егерю.
– Нам похвастаться нечем, так?
– В доме его нет. Он запасся всем необходимым и наверняка взял с собой винтовку. Но он все равно где-то неподалеку. Я его найду. Умеешь брать след?
– Нет. Честно говоря, нет. А ты умеешь?
– На снегу, – ответил местный егерь и рассмеялся.
– Но нам и не обязательно брать его след. Мы должны подумать, где он может быть.
– Он бы не взял с собой так много, если бы собрался на юг. Он бы взял самое необходимое и отправился на железнодорожную станцию.
– Я не могу сказать, что он взял из сарая для дров, но из кухни исчезло много чего. Он где-то здесь. Мне надо узнать, чем он занимался, кто его друзья, где он предпочитал охотиться и рыбачить. Ты организуй его поиски в Шарльвуа, и в Петоски, и в Сент-Игнасе, и в Шебойгане. Куда бы ты отправился, окажись на его месте?
– Я бы пошел на Верхний полуостров. [17]17
Верхний полуостров – северная часть штата Мичиган, отделенная от южной части озерами Мичиган и Гурон и соединяющим их проливом Макино.
[Закрыть]
– Я тоже. Он там наверняка бывал. Добраться туда проще всего на пароме. Но между нами и Шейбоганом огромная территория, а он прекрасно знает местность.
– Пожалуй, нам лучше заглянуть к Паккарду. Сделать это надо прямо сейчас.
– Что помешает ему уйти в Ист-Джордан или Гранд-Траверс?
– Ничего. Но это не его территория. Он пойдет в то место, которое хорошо знает.
Сюзи вышла из дома, когда они открывали ворота.
– Можете вы довезти меня до магазина? Мне нужно купить кое-что из бакалеи.
– С чего ты взяла, что мы собираемся в магазин?
– Вчера вы говорили о том, что собираетесь заехать к мистеру Паккарду.
– И как ты довезешь покупки до дома?
– Думаю, меня кто-нибудь подбросит по дороге или по озеру. Сегодня суббота.
– Хорошо, – кивнул местный егерь. – Залезай.
– Спасибо, мистер Эванс.
У здания магазина и местной почты Эванс привязал лошадей к бревну коновязи, и они переговорили, прежде чем зайти в магазин.
– С этой чертовой Сюзи я слова сказать не мог.
– Понятное дело.
– Паккард – хороший человек. Лучше него здешнюю местность никто не знает. Против него самого невозможно выдвинуть обвинение. Паккарда не запугаешь, и нам незачем настраивать его против себя.
– Думаешь, он пойдет на сотрудничество?
– Если не напирать на него.
– Ладно, пошли. Повидаемся с ним.
В магазине Сюзи прошла мимо стеклянных выставочных шкафов, открытых бочек, коробок, полок с консервами, ни на что не глядя и никого не видя, пока не добралась до почтового отделения с его абонементными почтовыми ящиками и окошком для корреспонденции и продажи почтовых марок. Мистер Паккард как раз вскрывал ломиком упаковочный ящик. Увидел ее и улыбнулся.
– Мистер Джон, – затараторила Сюзи, – здесь два егеря насчет Ники. Он ушел вчера вечером, и его младшая сестренка ушла с ним. Не говорите им об этом. Его мать знает, и с ней проблем не будет. Во всяком случае, им она ничего не скажет.
– Он забрал с собой все твои продукты?
– Большую часть.
– Ты возьми все, что тебе нужно, и составь список, а потом мы с тобой по нему пройдемся.
– Они сейчас придут.
– Ты выйди через черный ход, а потом снова войди через парадный. Я пойду к ним.
Сюзи обошла длинное деревянное здание и вновь поднялась по ступенькам к парадной двери. На этот раз, войдя в магазин, замечала все. Она знала индейцев, которые пришли с корзинами, и знала двух индейских детей, рассматривающих рыболовное снаряжение, выставленное в ближних стеклянных шкафах по левую руку. Она знала все лекарства в шкафу за ними и знала, кто их обычно покупает. Она проработала в магазине одно лето и знала, что означают написанные карандашом буквы и цифры на картонных ящиках, в которых лежали ботинки, зимние сапоги, шерстяные носки, варежки, шапки и свитера. Она знала, сколько стоят корзины, которые принесли индейцы, и знала, что теперь, когда сезон подходил к концу, хорошую цену за них им уже не получить.
– Почему же вы принесли их так поздно, миссис Тэйбшо? – спросила она.
– Слишком много веселились 4 июля, – рассмеялась индианка.
– Как Билли? – спросила Сюзи.
– Не знаю, Сюзи. Уже четыре недели не видела его.
– Не лучше ли отнести их к гостинице и попробовать продать отдыхающим? – спросила Сюзи.
– Может, и отнесу, – кивнула миссис Тэйбшо. – Один раз носила.
– Вам надо приходить туда каждый день.
– Далековато, – ответила миссис Тэйбшо.
Пока Сюзи разговаривала с людьми, которых знала, и составляла список того, что нужно купить, два егеря разговаривали в подсобке с мистером Джоном Паккардом.
С серо-голубыми глазами, темноволосый и темноусый, мистер Джон всегда выглядел так, словно забрел в магазин по воле случая. Еще молодым парнем он покинул северный Мичиган на восемнадцать лет и теперь скорее походил на блюстителя порядка или честного картежника, чем на торговца. В свое время он владел несколькими салунами, и они приносили неплохие деньги. Когда леса повырубали, он купил пахотную землю. Когда жители округа получили право контролировать продажу спиртного, он купил магазин. Гостиница уже принадлежала ему. Но он заявил, что гостиница без бара ему не по душе, и практически там не появлялся. Гостиницей управляла миссис Паккард. Честолюбием она превосходила мистера Джона, и мистер Джон заявил, что не желает тратить свое время на людей, у которых достаточно денег, чтобы поехать в отпуск в любое место, но они выбрали гостиницу без бара и коротают время, сидя на веранде в креслах-качалках. Он называл этих отдыхающих язвотрезвенниками и высмеивал их в разговорах с миссис Паккард, но она любила мужа и не обращала внимания на его подтрунивание.
– Я не против того, что ты называешь их язвотрезвенниками, – как-то сказала она ему вечером в постели. – Я, конечно, тоже язва, но все равно остаюсь женщиной, к которой тебя тянет. Так?
Ей нравились отдыхающие, потому что некоторые из них были образованными людьми, а мистер Джон и она ценили образованность ничуть не меньше, чем какой-нибудь лесоруб ценит «Пирлесс» – лучший жевательный табак. Он действительно уважал ее тягу к образованию, потому что она как-то сказала ему: «Я люблю образованность, как ты – выдержанный виски, Паккард. Тебе-то она без разницы, и я не собираюсь тебе что-то навязывать. Мне просто приятно общение с образованными людьми».
Мистер Джон ответил, что она может развивать свои культурные запросы, сколько ее душе угодно, при условии, что ему никогда не придется вступать в «Шэтоквэ» [18]18
«Шэтоквэ» – общественное движение, занимающееся образованием взрослых, популярное в США в конце XIX и начале XX вв.
[Закрыть]или штудировать книги по самосовершенствованию. Он участвовал в выездах на природу и религиозных бдениях, но никогда не посещал собраний «Шэтоквэ». Говорил, что эти выезды и собрания сами по себе пользы не приносят, но потом некоторые по крайней мере занимаются сексом, возбудившись на мероприятии, хотя не может назвать никого, кто захотел бы заплатить по счету после выезда на природу или религиозного собрания. Миссис Паккард, поведал он Нику, начала тревожиться о спасении его бессмертной души после большого религиозного собрания, устроенного неким Цыганом Смитом, [19]19
Родни Смит по прозвищу Цыган (1860–1947) – знаменитый английский евангелист, проводивший религиозные кампании в Англии и Соединенных Штатах почти 70 лет. Родился в цыганском таборе.
[Закрыть]знаменитым евангелистом, но потом выяснилось, что он, Паккард, очень похож на Цыгана Смита, и ситуация разрешилась к всеобщему удовольствию. Но «Шэтоквэ» было чем-то другим. Образование, думал мистер Джон, может, и лучше религии, но вот огня в нем мало. Тем не менее люди стремились к знаниям. И мистер Джон видел, что это не какая-то причуда.
– Это действительно их захватывает, – говорил он Нику Адамсу. – Должно быть, это что-то вроде святых катальцев, [20]20
Святые катальцы – пренебрежительное прозвище пятидесятников в Англии и США. После проповедей многие, впадая в транс, катались по полу.
[Закрыть]но только в головах. Если когда-нибудь займешься изучением этого движения, расскажешь мне, что ты об этом думаешь. Если собираешься стать писателем, начинать надо бы пораньше. Не дай им себя обогнать.