Текст книги "Звезды без пощады (СИ)"

Автор книги: Эрли Моури

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 26 страниц)

14

Те из смоленских, кто удержался на ногах после последней встряски, сел ближе к пенолитовому выросту или лег. Почти все молчали, застыли черными силуэтами во тьме, едва разбавленной единственным световым пятном – оно мерцало слева на бугристой стене. Остальные светящиеся пятна и сам свод, одевавший прежде все пространство фиолетово-серым сумраком, потухли. Глаза кое-как свыклись с тьмой, и Лугин разглядел черные, покачивающиеся воды озерка, с бульканьем вернувшегося в кратер. Кто-то – его имя мичман не запомнил – попытался закурить. Разжег непослушными руками сигарету, только больше двух затяжек сделать не смог. Еще бы, если десяток пудов тебе на плечи и грудь!

Отпустило самую малость и опять навалилось. Когда Воронин включил фонарик, скинул тертую ушанку и хотел сказать что-то своим, пришел последний удар. Все предыдущие показались ласковым похлопыванием. Сергей козлобой в руках не удержал, впечатался плечом в моховую кочку, что была шагах в двадцати. Перекувыркнулся, слыша жалобный скрип то ли собственных костей, то ли рвущегося на куски пенолита. Черновол был рядом, и нет его. И Красину точно черти забрали. Потоки воды вокруг: в лицо, за воротник, больно, больно по ногам. Снова вода, льется прямо в рот, который он открыл то ли, чтобы заорать, то ли, чтобы хватить глоток воздуха. И грохот, жуткий грохот так и рвет барабанные перепонки. А в сознании долгий телепатический вопль кеброа. Еще удар – тусклый серый свет смахнуло с глаз. Хруст пенолита со всех сторон. Грохот. Потом страшная как смерть тишина…

Говорят, если смерть, то летишь в бесконечном туннеле и видишь яркий свет в далеком конце. Так на самом деле или нет, трудно сказать, пока сам не нырнешь в этот потайной колодец. Свет Лугин видел. За время путешествия на проклятом звездолете, он отвык от мысли, что свет может быть столь теплым, зовущим. Вот только тело ныло, саднило щеку и висок, ломило плечо, подвернутую ногу. Разве возможно испытывать телесные муки после смерти?

Услышав ворчание Черновола, мичман приподнял голову и чуть не поперхнулся возгласом. Нет, жизнь вовсе не распрощалась с ним, везунчиком – Сергеем Лугиным. Все так же справа и слева проступали тусклые очертания биотронов великой кафравской улитки. Только перед Сергеем шагах в трехстах начиналась извилистая трещина от свода до самого низа. В нее врывался теплый, точно божественный свет. Много света, разрезавшего проклятый сумрак Кахор Нэ Роош точно клинок небесного бога.

– Господи! – с придыханием произнес кто-то, завозившись между моховых кочек. – Что же это, Господи?!

– Это свет… – отвечал другой надрывный голос. – Черт меня дери, как он похож на солнышко на родной Земле!

– Может, это свет другого мира? – робко предположил кто-то из смоленских. – Ведь может же быть? Может?!

Паренек, тот, что из троицы спасенных от грихров, подскочил и опрометью бросился к ломаной линии яркого свечения. Перепрыгивая игольчатые кустарники, лужицы воды и куски пенолита, обрушившегося со свода. Он не слышал сердитого оклика Воронина, споткнулся, полетел кубарем. Зашуршали, захрустели заросли ближе к стене, и скоро темный силуэт мальчишки появился на фоне разлома, длившегося до самого верха.

– Цел, морячок? – полюбопытствовал Черновол, вставая с кряхтением, отряхивая с брюк приставшие водоросли и какую-то слизь. Одежда насквозь вымокла. Озерко, в момент последней встряски превратившееся в цунами, забрало Тараса целиком. Забрало, но выплюнуло. Иначе бы не выжил, наверное, ведь головой тюкнулся так, что не только искры из глаз, но и сознание из головушки – захлебнулся бы точно. В мокрой одежде было зябко, тело пробирала мелкая дрожь. Но в сердце какими-то путями возвращалась радость и тепло. Неужто все закончилось? Приземлилась кафравская посудина?

– Цел, – отозвался Лугин. – Не знаю, как не поломался, – он тоже встал, осторожно ступая на вывихнутую ногу. Рядом, шагах в двадцати, валялись огромные глыбы пенолита, явно слетевшие со свода. Сергей задрал голову: вверху широкие черные трещины. И как же повезло – не привалило! Если таким обломком, то в нем поболее тонны – раздавило бы как червяка. Мичман расстегнул бушлат, с которого стекала струйками вода, и, видя довольное лицо Тараса, тоже улыбнулся.

– Земля! – заорал парнишка, тот самый, первый поспешивший к трещине в стене. – Клянусь, бля, натурально там! – вытягивая трясущуюся руку к разлому, он обернулся к смоленским, порывисто, будто его скрутила неведомая сила. – Земля!

– Планета что ли? Брат, мы приземлились? – попытался уточнить Черновол. Его вопросы заглохли среди голосов поселковых.

Некоторые, молодые, нетерпеливые дунули наперегонки к трещине. Как же, каждому охота вкусить своими глазами, что там!

– Ну-ка без дури! Соблюдать порядок! – одернул поселковых Воронин, встав во весь рост, обратился к Белых: – Паш, наши все целы? Не разберу в потемках. Вот Лесин с Рязанцевым – вижу. Сережка… Три, четыре. Ты, Демидов и Ванька – семь.

– Трифонова не вижу. И Рохлина нет, – откликнулся Белых, оглядев столпившихся у трещины и повернувшись к Николаю Антоновичу. – Трифонов! – громко позвал он, вполне допуская, что в недавней чертопляске с парнем могла случиться беда. – Трифонов! Рохлин!

Здесь Лугин и вспомнил об Ирине. Словно ведро ледяной воды на голову, хотя и без того мокрый, продрогший. Мысли о Фаргерте, который за стеной и виден со слов мальчишки через трещину, сразу смахнуло. Убеждая себя, что все в порядке с ней, только притихла где-то как мышка, мичман осмотрел место возле моховых кочек. Керан Жоут Эмати сидел там, вроде невредимый, тяжело дыша и зыркая по сторонам круглыми глазищами из-под нависших со лба прядей. Красиной возле него не было. И ближе к выросту, куда Ирину могло отнести во время последнего удара, не нашлось.

– Ира! – негромко позвал мичман.

– Вот и я ее не вижу, – неприятным для сердца тоном сообщил Тарас. – На свой козлобой. Не швыряй так, – он сунул Лугину утерянное оружие.

Тот взял его как бесполезную палку, отведя за спину, и хрипло попросил:

– Фонарь дай! Скорее!

– Я и сам присвечу, – Тарас выудил из внутреннего кармана никелированный цилиндрик, клацнул кнопкой. Голубой луч прошелся от игольчатых кустов к голой площадке, еще дальше, где лежал плотный мрак.

Мичман подумал, что если Красину унесло в заросли, то найти ее быстро не удастся. Неспокойно стало от таких мыслей еще больше: раз не отвечает, то что-то стряслось с ней. Ведь жадные до крови грихры, еще какая пакость может затаиться в тех же зарослях, ждать своей минуты, выглядывая из пещер. А если пенолитовые глыбы? Ведь они рушились сверху часто-густо. Вон сколько их вокруг: все пространство от прохода к поселку смоленских до трещины в стене усеяно ими. Если небольшим обломком, то сознание прочь или кости сломает. А если таким, как темнели вблизи на спуске, то раздавит насмерть.

– Ира! – во все горло позвал он. Ответа не было. Сердце от этого молчания то цепенело, не шевелилось, то пускалось вскачь. Недалеко люди Воронина искали своих пропавших, тоже подумав об опасности, которую несли огромные куски сорвавшегося пенолита, обходя их, подсвечивая фонариками под каждый. Звали поочередно: «Трифонов! Рохлин!», забыв о Фргерте, свет которого ломился в длинную трещину в стене.

Мичман прошелся вдоль длинной лужи: там дальше лежало что-то. Но нет, не она: небольшой предмет. Он наклонился, ощупывая полиэтиленовый пакет. Тот самый, что выменял у нововладимирцев. Бутылка водки вдребезги, стекляшка с кашей тоже, тушенка и еще какие-то приплюснутые банки вывалились. Ведь пакет был у Красиной, и цеплялась она за него так старательно, аж ручки оторвались.

– Сюда свети, – попросил Сергей Черновола, направляясь по краю пенолитовой площадки к месту, где раньше было озерко.

Воды в кратере почти не осталось. Расплескалась, разлилась по биотронам от сокрушительного удара? Вряд ли могла сгинуть бесследно огромная масса. Лужицы, встречавшиеся между кочек и выемок пенолита не в счет. Шагов через пятьдесят мичман понял причину исчезновения озерка: луч фонаря выхватил глубокую трещину в полу. Вода ушла в нее, стекла на нижний ярус звездолета.

– Там ее не будет, Серж, – остановил Лугина Тарас. – Не дуркуй – слишком далеко. По кустам надо искать или под деревцами. Или… – он повертел головой, но не нашелся что предположить. – Вот же горе! Может пенолитом… – последнее слово он выдавил с крайней неохотой, замолк на несколько секунд. Сглотнул. – Может, придавило ее куском. Смоленские под обломками своих пропавших ищут.

– Нет, – Лугин замотал головой, вытряхивая эту мысль, страшную и назойливую. – Вдруг ее в трещину? Водой могло унести. Понимаешь?! – мичман выматерился, оглядывая черный разлом, достаточно широкий, чтобы вместе с потоками воды засосать человека. Комья, сплетения каких-то растений, устилавших дно кратера, и через всю его длину тянулась трещина. – Гребаная жизнь! – произнес он, сжимая кулаки. – Лучше бы мы… Лучше бы Фаргерта не было, но она была!

– Не дуркуй, говорю. Найдем ее, – Черновол качнул фонариком, перемещая луч к правому краю кратера, вглядываясь в каждую деталь в тусклом голубоватом свете. Ничего похожего на человеческое тело там не было.

– Сюда посвети. Сюда! – Сергей стал у края трещины у центра кратера. Глаза будто обнаружили там что-то блестящее, белое. У Красиной была белая куртка…

* * *

У каждого свой ангел смерти. Хитрова теперь знала, как выглядит ее личный: он красный и с жадной когтистой лапой, но нерасторопный. Сейчас он цепко держал ее за руку, все еще надеясь утянуть за собой. Светлана не спешила открыть глаза. Да и к чему? Разве багровый мрак, застилавший их, хуже, чем вечные фиолетовые сумерки Кахор Нэ Роош? А боль – она везде одинакова. Сильнее она или острее – это уже для тех, кто не разучился сполна внимать ей. Хотя нет, ошибочка: на том свете не должно иметься боли, кроме как душевной.

Когда это случилось, Хитрова стояла у самого начала Ленинского проспекта и слушала нервные и хриплые речи дружинников. Кто-то прибежал оттуда, посланный боевой группой, которую возглавлял Гудвес, и докладывал Перцу о стычке с кафравцами. Что именно произошло, дружинники не знали, но кое-какие сведя или домыслы у них имелись. И каждый тужился удивить других завидной осведомленностью. Из рваного разговора Светлана уяснила, что дела у местной сволоты совсем плохи: от боевой группы Кукиша мало что осталось, и неизвестно останется ли жив душа всей нововладимирской скорби – сам Василий Григорьевич. Действительно, вдруг эта сволочь загнется? Последнее стало не слишком приятной новостью. Иначе зачем ножик под пледом? Ведь Свете очень хотелось убить Гудвеса собственной рукой. Хотелось, чтобы он хрипел и брызгал кровью. Он же должен заплатить за все то, что сделал с ней?

А потом… Потом стены и пол затряслись. Страшный грохот пошел по телу Посланца Смысла Живого, такой что казалось лопнут барабанные перепонки вместе с головой. Народ, слонявшийся по проспекту и между жилых секторов, поносило точно детские кегли. Кто-то влетел головой в чужую палатку, кто-то резко ушел в выработку, утянув за собой широкие полотнища полиэтилена. Странно, только Хитрова каким-то чудом устояла на ногах, словно когтистая лапа ангела смерти вцепилась в нее, опасаясь упустить. Светка стояла и смеялась, глядя на искаженные ужасом лица мужчин, слушая прекрасную какофонию из людских воплей и грохота, которого звездолет разламывался на части.

Дальше больше: новый удар, еще жестче, страшнее! И еще! Темное кафравское небо, бывшее, по сути, пенолитовым сводом, пошло черными трещинами и полетели с него куски. Огромные глыбы: какой величиной с легковушку, какой с железнодорожный вагон. И уже саму Хитрову несло кувырком через ограждения, порванные веревки и кусками полиэтилена и смытые палатки. Все еще долго грохотало, крушилось и переворачивалось. Последний, самый страшный удар застиг Светлану за миг до того, как она влипла в огромный кусок пенолита, свалившийся пару секунд назад. Вот так: всего один вздох и она снова разминулась с когтистой лапой ангела смерти. И что этому ангелу так не везло, ведь Хитрова даже не уворачивалась!

Все же кто-то цепко держал ее за руку. Если раньше когтистая лапа судорожно дергалась и пыталась утянуть Хирову куда-то вниз за собой, то теперь она просто держала, слабея, подергиваясь и покалывая кожу ногтями.

Наступившая тишина длилась недолго. Стали проступать человеческие голоса, робкие, напуганные. Затем изумленные, крикливые и вовсе истошные. Светлана долго не поднимала веки, видя перед глазами лишь багровые круги. Когда же любопытство взяло верх над телом, превратившимся в сплошной синяк, и Хитрова решилась шевельнуться, то увидела, что за огромной глыбой пенолита проступает свет. Причем вовсе нет тот, фиолетово-мерзкий, которым мучил их Кахор Нэ Роош. Этот новый свет был похож на далекий отблеск утреннего солнца, каким-то чудом пробившегося в старый склеп.

Светлана опустила голову и теперь увидела руку, сжимавшую ее запястье. Она торчала из-под глыбы пенолита, едва не похоронившую Хитрову. Вот так: между жизнью и смертью всегда лишь один отчаянный вздох. И ангел смерти снова промахнулся – не фартит ему со Светкой. Но это уже не важно. Рядом из-под сизых кусков свода торчала чья-то нога в грязном берце и валялся автомат со сложенным прикладом. Наверное АКСу – Светлана в этом не слишком разбиралась, хотя стреляла дважды, когда редакция возила в воинскую часть для написания серии статей.

Но свет… все-таки откуда свет? И почему больше не содрогаются стены и пол?

Словно ответом на ее вопросы вдалеке прозвучал истошный выкрик:

– Фаргет! Это Фаргет!

Этот выкрик уже тише повторили другие голоса. Где-то там, за пенолитовыми глыбами началось суета: топот ног, шелест полиэтилена, отдельные вскрики и разговоры. В эти звуки вплетались стоны раненых и умирающих. Глыбы, сорвавшиеся с потолка, завалили центр скорбного городка и те, кто вертелся возле Серебряного столба или карьера, оказались раздавлены прощальными объятиями Кахор Нэ Роош.

Закинув автомат за плечо, отдающее тупой болью, Хитрова направилась в обход пенолитовых завалов, смотря под ноги, чтобы не наступить на разбросанных чудовищным ударом людей, вещи, обломки пенолита. Голову, кроме пульсирующей боли, начала терзать мысль: если там, где проступает свет, действительно Фаргет, то разумнее не торопиться. Нужно найти свою палатку, свернуть ее, собрать хотя бы самое необходимое: нож, пару бутылок для воды, что осталось из еды и личные вещи. Ведь сюда она, скорее всего, не сможет вернуться. И живы ли сволочные администраторы? Наверняка многие выжили – не только же ей быть такой счастливой. А если так, то скоро очухаются, начнут сгонять народ в свой проклятый концлагерь.

Даже в разламывающейся от боли голове, здравые мысли начали брать верх. Хитрова остановилась, оглядываясь и пытаясь понять, где находилась ее палатка. Если рассуждать по обломку Серебряного столба, – край его проступал в желтоватом сумраке – то палатка примерно в полтораста шагов между глыб. Если бы еще удалось найти Леночку Чудову и Игоря Ракитина, то это бы стало таким же добрым чудом, как свет солнца, пробившийся в темное нутро проклятого Кахор Нэ Роош.

Она направилась в обход высокой щербатой глыбы, из-под которой торчал оранжевый край чьей-то палатки. Вокруг появлялось все больше людей: кто-то искал свои вещи, кто-то своих родных, знакомых, подсвечивая фонариками, выкрикивая имена. За поворотом, где прежде красовалась табличка «Золотые ворота» обломков пенолита почти не виднелось, и кое-где торчали почти не пострадавшие палатки. Между тех палаток на Хитрову едва не налетел паренек лет семнадцати.

– Там Фаргет! – выпалил он, вытаращив глаза так, что казалось они превратятся в тугие шарики и выпадут на пол.

– Сам видел? – уточнила Хитрова, освобождая ему узкий проход.

– Этими вот глазами! – парнишка едва не ткнул пальцами себя в глаза.

– Трава зеленая! – воскликнула подбежавшая за ним девица. – И река! Огромная река! Все как на Земле! Вы представляете?! – она схватила Светлану за рукав куртки и стала трясти.

– Да. Пытаюсь… – отозвалась Хитрова, освобождаясь от ее цепких пальчиков.

15

Лугин, все больше сокрушаясь, вглядывался в темноту в поисках Ирины.

– Далось тебе. Не может ее там быть, – проворчал Черновол, но подошел, по пути обернувшись к смоленским. Те собрались возле Воронина. Один из пропавших нашелся – жив, хотя и с переломами. Из зарослей несли другого. С тем пока неясно что. Воронин, собрав своих, помахивая ушанкой, произносил какую-то проникновенную проповедь.

– Серж, – телепатическую речь кеброа возникла у Лугина в сознании неожиданно, и мичман вскинул подбородок, стараясь найти взглядом инопланетянина. Керан раньше не назвал землянина по имени, де еще на такой манер, а тут на тебе – выучился: «Серж»! Видимо, в момент катастрофы крепко приложился башкой.

– Серж, не там ищите, – продолжил Жоут Эмати, его силуэт возник у края пенолитовой площадки. Примерно в том месте, где обнаружился растерзанный пакет с продуктами. – Сюда надо… Здесь!

И Лугин, и Черновол поспешили к нему, а кеброа вытянул лапу к промоине, ведущей от ступенчатого выроста – с него до сих пор по моховым бородам стекала струйки, звенела капель. Мичман пошел вперед, хлюпая по воде, приглядываясь к каждой неровности. А через два десятка шагов побежал. Ирина лежала в узкой впадинке между сплетения корней, голова, запрокинута, волосы налипли на лицо, а пальцы правой руки цепко сжимают ремешок кафравского ранца. И пакет с продуктами она упустила лишь потому, что порвались ручки. Упрямая, усердная госпожа Сероглазка, только бы жизнь свою драгоценную не отпустила! Только бы!..

Пока озеро не ушло, здесь наверняка собиралось много воды. Первой мыслью Сергея было, что Красина захлебнулась. Он упал рядом с ней на колени, схватил ее левое запястье со страхом и нетерпением, слушая пульс. Слава богу, пульс был! Читалось редкое вздрагивание вены «тук… тук…». И дыхание имелось, слабое с едва приоткрытых губ теплой струйкой, но дыхание. Значит, жива! Что с ней, в потемках не разберешь. Фонарик Тараса осветил ее с одного бока, с другого. Треща молнией, Лугин расстегнул на ней курку до низа. Приподнял голову, убрал с лица мокрые локоны и потрепал по щекам. В сознание Ирина не приходила. И ладно, может оно к лучшему, что сейчас без сознания: если серьезные переломы, то боли не чувствует. Самое важное, это аккуратнее сейчас с ней, нежнее.

– Помощь требуется? – спросил Сашка Демидов, подошедший сзади с кем-то из молодых, смоленских.

– Нет, – мичман обернулся к нему. – На свет ее нужно. А вам спасибо, что люди. Сам справлюсь, донесу, – чуть подумав, добавил: – Донесу, как сокровище, – он ведь действительно очень испугался за нее.

– А у нас трое с переломами. Тяжелыми. У кого ребра, у кого руки-ноги. Но с этими ладно. Хуже, что труп добавился. Жора Трифонов… Вот так… – Демидов присел на корточки, глядя на лицо Красиной, бледное в голубоватом блеске светодиодного фонаря. – Красивая она у тебя, – заметил он, подмигнув Лугину. – Советую, несите осторожно к трещине. Лучше туда, – он указал на полыхающий дневным светом излом, уходящий круто вниз. – Ребята прикидывали, если поднатужиться, там реально пролезть даже толстяку. И высота не слишком большая. Планету видели?

– Нет, – проворчал Черновол. – Как там? Березки растут?

– Воздух для дыхания приспособлен. Земной почти. И в остальном натуральная благодать: я всего минутку лицом в дыру, подышал и будто на душе отлегло. Из щели веет таким приятным теплом… Таким! – Сашка поднял напряженные до дрожи руки, стараясь что-то выразить жестом, – эх! Что мама вспомнилась. После ледяных пещер, вечных сумерек, точняком заглянул в рай. В общем, ступайте. А нам в поселок надо. Народ следует выводить. Далеко только от корабля не убегайте – нам лучше вместе держаться.

Тарас, хоть и кряжистый в плечах, в щель вполне протиснулся и сполз с сопением по неровностям трещины метра на два ниже. Там закрепился на выступе, упираясь ногой в оплавленный пенолит. Огляделся недолго: хоть и ждет его морячок, а посмотреть планету не через щель, а вот так широко обведя глазом, хочется – сил нет. Пейзаж явно не российский. Но главное, трава внизу зеленая, ходит на ветру волнами, и холмы с курчавыми зарослями у подножий, и широкая речка вдали блестит. Все вроде бы как на Земле, и в то же время такое иное, что нет веры, будто такое на самом деле способно случиться. Может виной свет их солнышка излишне красноватый? Или запахи. Запахи чужих трав, цветов столь непривычны, что кругом голова. Но запахи радуют!

– Ну что там? – подал сверху голос Лугин.

– Да чего… Сам не пойму чего. Давай нашу девоньку, – Черновол тверже уперся ногой и поднял руки, готовясь принять Красину.

Трудно с ней было спускаться. Хоть высота до земляного отвала небольшая, но каждый метр с такой дорогой ношей, которая требует особой осторожности, давался с трудом. Верно говорил Воронин: «не суетитесь, через полчаса принесем веревки и организуем безопасный спуск». Хотя всем было невтерпеж скорее убраться из звездолета, стоило подождать смоленских. Но кое-как приспособились и без веревок, осторожно, полегонечку Лугин сверху придерживал Ирину за руки, и кеброа, проявляя завидную цепкость, помогал изо всех сил, Черновол страховал ее снизу. Сползли таким образом метров на шесть. Дальше легче пошло: трещина значительно расширялась и шла уже не вертикально вниз, а под большим наклоном вправо. Там изломы пенолита образовывали удобную лесенку. По ней и сошли до земляного отвала, окружавшего огромным кольцом Кахор Нэ Роош.

Как стали на рыхлый грунт, так на всех троих такая радость накатила. Ведь под ногами не просто взрытая от страшного удара земля, а земля другой планеты – Фаргерт! Хотелось отдышаться, оглядеться, принять в рассудок, что нет вокруг больше проклятых стен Посла Смысла Живого. Нет, и никогда не будет! Только Керан все беспокоился, задирая голову, поглядывая на черную громаду космической улитки и втягивая ноздрями воздух – ветер поменялся, и теперь тянуло дымом, густо клубившимся у соседнего разлома звездолета.

– Не надо здесь быть! Идем скорее! Надо подальше! – настоял кеброа.

Наверное, такая предосторожность разумна. Космическому французу виднее. Всякое могло произойти: и кафры появиться из трещин, расчертивших огромное, как гора тело корабля во все стороны, и сам корабль – мало ли, что и как с ним – мог загореться или взорваться точно адская машина.

Спорить с кеброа не стали. Лугин, бережно держа Ирину, двинулся через земляной отвал. Никто не знал, что представляет собой Фаргерт. Даже повидавший десятки других миров Керан с трудом выудил из своей энциклопедической памяти название этой планеты. Вспомнил, Фаргерт вращается вокруг звезды Аулур – красноватым шаром она пылала между рыхлых облаков – но более длинношерстый не смог сообщить ничего.

Как земляной вал остался позади, шествие возглавил Черновол. Держа готовый к стрельбе козлобой, он закинул за плечо кафравский ранец и направился ближнему холму, переступая комья темно-коричневой земли, разброшенной широко по округе ударом звездолета. Дальше начиналась трава, почти земная, качавшаяся зелеными стрелками в ленивом ветерке. Местами по морщинистому склону холма виднелись невысокие кустики и растения, похожие листья финиковой пальмы с мелкими синими цветами, а кое-где красными шариками. Ягоды? Керан Жоут Эмати шел за Черноволом, прижимая к груди вверенный пакет с продуктами. Лугин нес Ирину. Устал и вспотел шагов через сто, но в душе поднималась и плескалась буйная волна – как же, живы! И он сам, и Ириша, и Тарас Андреевич с милым, чертовым «французом»! И направо, налево, кругом – Свобода! Вольный ветер, травы и цветы! Радость такая, что Лугин был готов шагать так, пока вовсе не отнимутся руки и ноги.

– Помочь? Давай я понесу, – обернулся Черновол. – Или вместе?

– Ступай вон-то к ложбинке, – улыбнулся мичман и кивнул на удобное место ближе к краю холма. Там хорошо остановиться на первое время, оглядеться, разложить по полочкам мысли, которые аж зудели в голове.

Ирина шевельнулась и слабо приоткрыла глаза. Несколько секунд она щурилась от солнечного света, видя будто во сне довольное лицо Лугина, бледно-голубое небо над ним и красноватый с золотом свет. Точно икона… Какое безумное и счастливое видение! Разве когда-нибудь может стать действительно так?! И волос ее, и щек касался вовсе не холодный, липкий воздух Кахор Нэ Роош, а гладил теплый ветерок. Красина подняла голову, с удивлением, шире распахивая глаза.

– Ну-ка не дрыгайся! – предостерег ее Сергей, тут же озаботился: – Что болит?

– Затылок ломит и стучит в висках. Мутит еще, – честно как на приеме у врача сообщила она. – А что с нами, Сереженька? Что? – она встрепенулась, едва не вырвавшись из его рук.

– Понятно что: с вами сотрясение, – он удобнее взял ее, притянул к себе и хищно прижался к губам своими. Ира ахнула и даже застонала, вовсе не от боли. Обвила шею Лугина руками, сама принялась щипать губами щетинистый подбородок.

– Мы на Фаргерте, – пояснил для нее мичман, нагоняя Черновола и Керана – они уже добрались до начала ложбинки, где трава казалась зеленее и доходила до коленей.

– На Фаргерте?! – Красина вырвалась из его рук, только теперь осознавая, что небо с бледными перьями облаков, солнце – абсолютная реальность. Реальность другой планеты! Оттолкнула Лугина, вырвалась. И став на ноги, замерла, жадно вдыхая свежий воздух, полный незнакомых запахов. Недалеко, заслоняя значительную часть вида, возвышался Кахор Нэ Роош: темная с синеватым отливом стена, волнообразно изгибавшаяся от гряды холмов к реке. От удара кафравский корабль вошел в грунт на несколько десятков метров. Чешуйки защитного покрытия отлетели, и на большей части виднелись разломы и трещины. Это чудовище – мрачная космическая улитка – на Фаргерте казалась такой же чужой и недоброй, как и в тот трагический август на Земле.

– Чертов Кахор Нэ Роош! – выкрикнула Ирина, вперемешку с радостью избавления и еще черневшими в сердце болью да горем. – Надеюсь, ты нашел здесь гибель и рассыплешься на куски! Желаю, чтобы от тебя не осталось ничего!

Она повернулась другому краю звездолета, за которым в красноватом свете Аулур блестело озеро или широкая река. Там увидела, как из разлома в корпусе, скрытым наполовину земляным валом, выходят люди. Много людей. Нововладимирцы? До них было далеко, километра полтора или больше: лиц не разберешь даже в бинокль, если бы он имелся. Оглянулась на Лугина.

– Она жива. Должна быть жива. Это же Светка – она не может умереть! – Сергей сжал ладонь Красиной, понимая, что Ирина сейчас всеми мыслями о подруге. – Мы найдем ее. Обязательно! Я обещаю сделать все, чтобы ее разыскать, но сейчас давай позволим по глоточку радости и беззаботности.

Через несколько минут и из другой трещины, той самой, которой они покидали корабль, тоже начали появляться земляне. Сначала четверо, спустились по разлому, осмотрелись. За ними смелее другие. Наверное, смоленские. Кому еще здесь быть?

– Пойду им помогу, может тянуть чего, – вызвался Черновол, снимая куртку и поручая Лугину свой козлобой.

– Пятьсот сорок шесть кеброа мертвы. Аризаии Ганка, Нашиарти, Проитуи Ранран, Лушаак Готии не дожили до этого дня, – задрав голову к небу произнес Керан. – Я единственный кто на свободе, я жив! Но какая цена?!

– Мы тоже заплатили огромную цену: свою родную планету, – отозвался Лугин. – Планету целиком! С ней не один миллиард людей! Почти каждый потерял родителей, детей, дорого друга!

Он, потрогал рукоять ножа за ремнем и вспомнил Дениску Клименьева, сгоревший джип, могилу, вырытую в раскисшей от дождя земле.

* * *

Отчего так дико стучало сердце? Вряд ли от близости дружков Гудвеса. Наверное, от вида бледно-голубого неба, подернутого поволокой. Еще бы! Настоящего неба, в котором светит настоящее солнышко! И этот запах! Сойти с ума! Наверное, даже на родной матушке-Земле луга не пахнут лучше!

Как и в мрачных пещерах Кахор Нэ Роош здесь тоже валялись огромные куски пенолита, перемешанные с коричнево-черной землей – ее густо разбросало от удара звездолета. Но за них уже не цеплялся взгляд. Трава, зеленая трава, ходившая волнами от легкого ветерка – вот что занимало глаза и пускало сердце вскачь. А ниже по склону виднелась река, широкая, сверкающая в оранжевых лучах солнца. На дальнем берегу стоял лес, огромный – до зубчатой линии желтых скал.

Народ, выходивший из проклятого Кахор Нэ Роош спускался к берегу, таща кто тяжелую поклажу, кто раненых родных, товарищей. Справа от пролома в звездолете стоял сам Перец и с девяток к нему приближенных, но отвратная рожа Гудвеса пока еще нигде не мелькнула.

Постояв еще несколько минут, Хитрова отступила за гигантский обломок пенолита. Рассудила так: если народ идет направо и спускается к реке под присмотром дружинников, то ей налево. И пошла потихоньку, будто любуясь видом по другую сторону от пролома и морщась от боли в плече. Рюкзак казался неподъемно тяжелым, в довесок на плече автомат и в левой руке кое-как свернутая трехместная палатка – без всего этого одной вряд ли выжить. И если честно, то лучше умереть, чем снова вернуться под администраторов.

– Эй, а ты куда? – раздался неприятный окрик с хрипотцой.

Как и ожидалось, пройти незамеченной не получилось. Не замедляя шага, Хитрова пошла дальше. Только не поворачиваться, не вступать в разговор! Как же неприятно скрипят, хрустят под подошвой кроссовок куски пенолита, точно огромные мертвые жуки.

– Это телка Василия Григорьевича. Чо, догнать ее? – вступил в разговор второй.

Сердце Хитровой остановилось. Что делать, если пустится за ней? Бежать? Не станут же стрелять аж в «телку Василия Григорьевича». Если бросить рюкзак и побежать, то она любому из этих мерзавцев фору даст.

Света не слышала, что ответил другой с винтовкой, и пока ее не догоняли ничьи торопливые шаги, просто шла дальше, не оглядываясь, все чаще дыша. Шагов через двести за небольшим подъемом она обогнула выступ останков Посланца Смысла Живого и вдруг увидела, что впереди довольно далеко из разлома в звездолете тоже выходят люди. Людской ручеек там был пожиже, чем поток за спиной и вряд ли имел отношение к граду пещерном Нововладимирску. Но хороши ли те неизвестные люди?

Света решила не рисковать. Какие бы ни сулила опасности чужая планета, после всего, что Хитрова отведала в обществе людей, как-то спокойнее было самой. Чтобы скрыться от посторонних глаз, она двинулась в обход холма по ложбине. Наверное, выбранный маршрут был проигрышным: ведь теперь она не видела, что впереди далее, чем на сто шагов-двести – ложбина вилась между невысоких, поросших травой холмов. За то и ее теперь никто из переселенцев не наблюдал.