Текст книги "Детектив США. Книга 7"
Автор книги: Эрл Стенли Гарднер
Соавторы: Роберт Ладлэм,Рэймонд Чандлер
Жанр:
Прочие детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 25 (всего у книги 28 страниц)
Глава 39
Все телеграммы были составлены на английском и были совершенно идентичны. Телеграммы были отправлены в штаб-квартиру компании или корпорации на имя лица, занимающего самое высокое положение.
С учетом временных поясов телеграммы должны прибыть ровно в полдень в понедельник и быть вручены лично адресату под расписку.
Элизабет Скарлатти желала, чтобы ее адресаты письменно и без малейшего промедления подтвердили получение телеграммы. Она желала также, чтобы они незамедлительно, отложив все дела, сообщили, что ознакомились с содержанием ее телеграфного послания.
А содержание было следующим:
«Через покойного маркиза де Бертольда корпорация Скарлатти индастриз единолично представляемая адресантом данного послания информировала о вашей консолидации тчк Адресант как единственный полномочный представитель Скарлатти считает что существуют сферы взаимного интереса тчк Активы Скарлатти могут быть предоставлены на определенных условиях в ваше распоряжение тчк Адресант прибудет в Цюрих через две недели вечером 3 ноября в девять часов тчк Переговоры состоятся в Фальке-хаус
Элизабет Уикхем Скарлатти»
Последовало тринадцать ответных телеграмм на разных языках, но всем им было присуще нечто общее.
Страх.
Пришла еще одна, четырнадцатая телеграмма, отправленная из номера мадридской гостиницы «Эмпрадор», зарезервированного для господина Генриха Крюгера. Господин Генрих Крюгер был в бешенстве.
– Я не допущу этого! Этому не бывать! Я их всех пошлю на смерть! Смерть! Смерть! Смерть! Ее предупредили! Всем смерть! Всем до единого! Сегодня вечером разошлю приказы! Сейчас же, немедленно!
Чарльз Пеннингтон, приставленный Людендорфом к Крюгеру в качестве телохранителя, стоял у ведущей на балкон двери, нежась в косых лучах испанского солнца.
– Восхитительно! Просто восхитительно!.. Не будьте же ослом. – Он не любил смотреть на Генриха Крюгера. И в обычном-то состоянии это лицо было достаточно гадким. В гневе же становилось просто омерзительным.
– Не смей говорить мне…
– Да бросьте вы! Не делайте глупости. – Пеннингтон видел, как Крюгер злобно сжимает в кулаке телеграмму от Говарда Торнтона, в которой сообщалось о предстоящей встрече с мадам Скарлатти в Цюрихе. – Ну какая вам, черт возьми, разница? Всем вам вместе и каждому в отдельности? – Пеннингтон сам вскрыл конверт и прочел послание, потому что, как объяснил он Крюгеру, представления не имел, когда тот вернется со встречи с папским нунцием. Ведь дело могло оказаться безотлагательным. Чего он, однако, не сообщил Крюгеру, так это того, что Людендорф велел ему вскрывать все письма, равно как прослушивать все телефонные разговоры этого зверя. И он делал это с удовольствием.
– Нам больше никто не нужен! Мы больше никого не можем брать в долю! Не можем! Цюрих запаникует! Они набросятся на нас, как волки!
– Они все получили телеграммы. Если они решили приехать, их уже не остановить. Кроме того, у этой Скарлатти тигриные зубы, если, конечно, она – та, кого я имею в виду. Она ворочает миллионами… Чертовски выгодно ее участие в нашем деле. Я был невысокого мнения о Бертольде, наверно, даже совсем неважного – вонючий французский еврей, – но раз он провернул такое дельце, готов снять перед ним шляпу. Как бы там ни было, повторяю: вам-то что?
Генрих Крюгер глядел на элегантного англичанина, в этот момент как раз поправлявшего манжеты, чтобы они выглядывали из рукавов ровно на столько, на сколько положено. Красно-черные запонки прекрасно смотрелись на светло-голубом фоне рубашки. Крюгер знал, что эта ангельская наружность обманчива: как и «светский лев» Бутройд, Пеннингтон был убийцей, получавшим чувственное наслаждение от своего ремесла. Кроме того, к нему с уважением относился Гитлер, пожалуй, даже с большим, чем к Йозефу Геббельсу. Тем не менее Крюгер принял решение. Он не мог допустить такого риска.
– Эта встреча не состоится! Она будет убита. Я ее убью.
– В таком случае я обязан напомнить вам, что такое решение должно быть согласовано со многими лицами. Вы не можете принять его самостоятельно. А на согласие остальных и не надейтесь.
– Вы здесь не для того, чтобы лезть со своими советами!
– О! Вы ошибаетесь. Я получил инструкции от Людендорфа. И он, разумеется, знает о послании Торнтона: я сообщил ему по телефону несколько часов назад. – Пеннингтон небрежно глянул на часы. – Я иду в город обедать… Если честно, я предпочел бы поесть в одиночестве, но если вы настаиваете, так и быть, потерплю вашу компанию.
– Ах ты, пес! Я сверну тебе твою сучью шею!
Пеннингтон рассвирепел. Он знал, что Крюгер не вооружен, его револьвер лежит в спальне на комоде, и у него возник соблазн. Он мог бы сейчас убить Крюгера, предъявить телеграмму в качестве доказательства и сказать, что Крюгер отказался повиноваться. Но его сдерживала перспектива бегства от испанских властей, тогда придется спешить, а ему спешить не хотелось. Кроме того, Крюгеру предстояло еще выполнить порученную ему работу: убрать Говарда Торнтона.
– Интересно, каким образом. Ведь существует много различных способов.
И Пеннингтон достал из подплечной кобуры маленький пистолет.
– Например, я могу сейчас выпустить одну пулю прямо вам в рот. Но я не сделаю этого, несмотря на ваше провокационное поведение, потому что порядок есть порядок. К тому же мне пришлось бы отвечать за свой поступок – и, без сомнения, полной мерой. Но вы будете мертвы, обещаю, если станете решать этот вопрос в одиночку.
– Ты не знаешь эту Скарлатти, Пеннингтон. Я знаю! Как она могла прознать про Бертольда? Что она могла выведать у него?
– Разумеется, вы ведь старинные друзья! – Пеннингтон отвел в сторону пистолет и рассмеялся.
Как! Как? Она не посмеет бросить ему вызов! Единственное, чем она дорожит, – это имя Скарлатти, корпорация «Скарлатти», ее будущее. Ведь она знает, что он не остановится ни перед чем, чтобы уничтожить все это! Так как? Почему?
– Этой женщине нельзя доверять! Ей нельзя доверять!
Чарльз Пеннингтон опустил пистолет в кобуру под мышкой, одернул пиджак, подошел к двери и спокойно спросил:
– Неужели, Генрих?.. Так-таки и нельзя?
Англичанин закрыл за собой дверь, оставив в комнате лишь тонкий аромат одеколона «Ярдли».
Генрих разгладил смятую телеграмму.
Торнтон охвачен паникой. Каждый из оставшихся тринадцати членов цюрихской группы получил такую же телеграмму от Элизабет Скарлатти. Но никто, кроме Торнтона, не знал, кто он, Крюгер, на самом деле.
Значит, нужно действовать быстро. Пеннингтон был прав. Если он отдаст приказ об убийстве Элизабет Скарлатти, его самого ликвидируют. Однако не исключено, что после встречи в Цюрихе согласие на устранение Элизабет Скарлатти будет получено. Да, после Цюриха.
А сейчас самое главное – участок Торнтона. Он велел Торнтону, ради его собственной безопасности, продать его. Напуганный Торнтон не возражал, и болван нунций отлично сыграл ему на руку. Во славу Иисуса и ради нового удара по богопротивному большевизму.
Деньги и документы будут переведены в течение недели. Торнтон поручил осуществление сделки своему адвокату из Сан-Франциско.
Как только земля станет его собственностью, Генрих Крюгер отдаст приказ о ликвидации Торнтона.
И, когда эта никчемная жизнь оборвется, Генрих Крюгер обретет свободу. Он станет истинным светочем нового порядка. И никто уже не будет знать, что Алстер Скарлетт жив.
Кроме одного человека.
Он сразится с ней в Цюрихе.
И в Цюрихе ее уничтожит.
Глава 40
Посольский лимузин взобрался на холм и подкатил к фасаду роскошного двухэтажного особняка в Фэрфаксе, штат Вирджиния. Это была резиденция атташе Веймарской республики Эриха Рейнгардта, племянника единственного входящего в элиту германской армии генерала, который открыто поддерживал новое движение – движение нацистов. Молодой отпрыск старинного прусского рода также симпатизировал движению.
Некий элегантный господин с нафабренными усами выбрался из задней дверцы машины и ступил на асфальтовую дорожку. Он окинул взглядом украшенный лепниной фасад особняка:
– Симпатичное гнездышко.
– Рад вас видеть, Пул, – с улыбкой сказал молодой Рейнгардт, пожимая руку сотруднику фирмы «Бертольд и сыновья».
Они вошли в дом, и Эрих Рейнгардт провел своего гостя в заставленный книгами кабинет. Он предложил Пулу располагаться в кресле, сам же направился к застекленному шкафчику за бокалами и бутылкой виски.
– Итак, перейдем к делу. Вы преодолели три тысячи миль – а океан в это время года не располагает к путешествию – специально, чтобы встретиться со мной. Я, естественно, польщен, но чем могу?..
– Кто организовал убийство Бертольда? – резко спросил Пул.
Эрих Рейнгардт оторопел. Он подался вперед, поставил бокал на низенький столик и выставил руки ладонями вперед, как бы отстраняя собеседника, потом заговорил медленно, тщательно подбирая слова:
– Мой дорогой гость, почему вы думаете, что я каким-то образом причастен к этому? То есть я – со всей возможной прямотой – хочу сказать, что вы либо заблуждаетесь относительно моего могущества, либо убийство мсье Бертольда так потрясло вас, что вы утратили ощущение реальности.
– Лэбиш не убил бы его, если бы не получил соответствующего приказа. Причем приказа от какого-то весьма влиятельного лица.
– Ну, начнем с того, что я таким лицом не являюсь. Во-вторых, у меня нет причины. Я любил мсье Бертольда.
– Вы едва его знали.
Рейнгардт рассмеялся.
– Прекрасно. Тем меньше оснований для подозрений…
– Я же не говорю, что вы лично это сделали. Я спрашиваю, кто и почему желал его смерти? – Пулу изменило свойственное ему хладнокровие. На то у него были веские причины: у этого строптивого пруссака, кажется, имеется ключ к разгадке, и он, Пул, не отступит, пока не докопается до истины. – Знал ли Бертольд что-нибудь такое, что все его родственники предпочли бы держать в тайне от него?
– Абсурдное предположение.
– Так знал или нет?
– Жак Бертольд был нашим резидентом в Лондоне! Он занимал уникальное положение в Англии, обеспечивавшее ему дипломатическую неприкосновенность. Его влияние ощущалось во многих странах, он входил в двадцатку мировой промышленной элиты. Его гибель стала огромной утратой для всех нас! Как вы можете позволить себе предположить, что в его смерти повинен кто-то из нас!
– Странно, что вы не ответили на мой вопрос. – Пул повысил голос. – Может, ему было известно нечто такое, что кое-кому в Мюнхене могло показаться опасным?
– Если так, то я не имею об этом ни малейшего представления!
Зато Пул знал. Возможно, он только один и знал. Если бы только он мог быть уверен!
– Будьте любезны, налейте мне еще виски. Извините за несдержанность. – Он улыбнулся. Рейнгардт рассмеялся.
– Вы просто невозможны. Дайте мне ваш бокал… Вам не повезло – вы преодолели три тысячи миль впустую.
Пул пожал плечами. Он привык к переездам – когда удачным, когда не очень. Всего лишь полгода назад его посылали сюда же Бертольд и его странный друг, уродец Генрих Крюгер. Тогда поручение было простым: завести знакомство с одной молодой дамой, разузнать, что она слышала от старухи Скарлатти. Он потерпел фиаско: ему помешал этот Кэнфилд. Удачливый агент по сбыту спортивных товаров. Зато он преуспел в выполнении других приказов Крюгера. Выследил банкира Картрайта. Убил его, вскрыл сейф и изъял соглашение банкира с Элизабет Скарлатти.
Именно тогда он и узнал настоящее имя Генриха Крюгера. В ту пору сын Элизабет Скарлатти как раз нуждался в союзнике – и Жак Бертольд стал таким союзником. И в благодарность за эту драгоценную дружбу Алстер Скарлатти приказал его убить. Приказал убить человека, который делал для него все возможное.
И он, Пул, отомстит. Но, прежде чем мстить, необходимо убедиться, что он не ошибается в своем подозрении. Ни нацистские вожди, ни члены цюрихской группы не знают, кто такой Крюгер. Значит, Крюгер убил Бертольда ради того, чтобы сохранить в тайне свое истинное имя.
Разоблачение может стоить движению миллионов.
Эрих Рейнгардт подошел к Пулу.
– О чем вы задумались, мой милый друг? Впрочем, можете молчать.
– О?.. Да, поездка получилась неудачная, Эрих. Вы правы. – Пул откинул голову на спинку кресла, прикрыл ладонью глаза, потер лоб. Рейнгардт вернулся к своему креслу.
– Вам нужен отдых… Знаете, что я думаю? Я думаю, вы правы. Наверное, нашелся какой-то дурак, который действительно отдал такой приказ.
Изумленный Пул открыл глаза.
– Да! – продолжал Эрих. – Пожалуй, вы правы. И этого человека надлежит укоротить!.. Штрассер борется с Гитлером и Людендорфом. Экхарт мечется как безумец. Киндорф вопит. Йодль предает в Баварии. Грефс устраивает кутерьму на севере. Даже мой собственный дядя, знаменитый Вильгельм Рейнгардт, сделался посмешищем всей Германии. Он произносит речи, а я слышу, как у меня за спиной Америка покатывается со смеху. Я говорил вам, мы расколоты на десяток фракций. Волки перегрызают друг другу глотки. Так мы ничего не добьемся! Ничего, если этому не положить конец! – Эрих Рейнгардт не скрывал своей ярости. Он вновь вскочил с кресла. – Они все упрямы как ослы. Мы можем потерять цюрихскую группу. Если мы не сумеем договориться между собой, как, думаете, долго они будут поддерживать нас? Эти люди не заинтересованы в тех, кто не способен использовать грядущую власть для своего собственного блага. Им наплевать на укрепление немецкой марки во славу нового порядка, новой Германии. Равно как на любые амбиции какой бы то ни было нации. Их богатство обеспечивает им свободу действий. Они сотрудничают с нами ради одной-единственной цели – ради собственной власти. Если мы дадим хоть один повод усомниться в том, что мы именно те, за кого себя выдаем, что мы действительно носители нового порядка Германии, – они отвернутся от нас. Они оставят нас ни с чем! Даже те из них, в чьих жилах течет истинно арийская кровь!
Гнев Рейнгардта пошел на убыль. Он попытался улыбнуться, но улыбка у него не получилась, зато, как бы в порядке самокомпенсации, он осушил залпом свой бокал и быстро направился к бару.
Если бы только Пул был уверен!
– Я понимаю, – едва слышно произнес он.
– Да. Я полагаю, что вы понимаете. Вы давно и дружно работали с Бертольдом. Вы совершили массу полезных дел… – Он обернулся и уставился на Пула. – Я вот что, собственно, хочу сказать. Все, ради чего мы трудились, может пойти насмарку из-за этих внутренних разногласий. Достижения Функе, Бертольда, фон Шнитцлера, Тиссена, даже Крюгера превратятся в прах, если мы не объединимся. Мы должны сплотиться вокруг одного, быть может, двух приемлемых вождей…
Вот оно! Это знак. Теперь Пул был уверен. Рейнгардт назвал имя! Крюгер!
– Может быть, Эрих, вы правы. Но вокруг кого? – Назовет ли Рейнгардт это имя еще раз? Более чем сомнительно, потому что Крюгер не немец. Но как, ни малейшим образом не выказывая своей озабоченности, вынудить Рейнгардта еще раз обронить имя, просто-напросто еще раз упомянуть его?
– Возможно, Штрассера. Он силен, привлекателен. Людендорф действительно обладает славой национального героя, но он уже чересчур стар. А понаблюдайте за этим Гитлером, Пул! Вы читали протоколы его выступлений на мюнхенском суде?
– Нет. А стоит?
– Да! Он заражает энергией! Фантастически красноречив! И глубок!
– У него много врагов. Ему запрещено выступать с речами почти во всех землях и княжествах Германии.
– Неизбежные издержки в поступательном движении к власти. Запреты на его речи уже снимаются.
Теперь Пул внимательно всматривался в Рейнгардта.
– Гитлер дружит с Крюгером, да?
– Ах! А вы бы не дружили? У Крюгера миллионы! Это благодаря Крюгеру Гитлер получил свои автомобили, своего шофера, замок в Берхтесгадене. Бог ведает, что еще. Не думаете же вы, что он купил все это на свои авторские гонорары, а? Смешно. В прошлом году Гитлер при заполнении налоговой декларации указал доход, которого, пожалуй, не хватило бы и на покупку двух шин к «Мерседесу». – Рейнгардт рассмеялся. – Слава богу, нам удалось приостановить следствие в Мюнхене. Да, Крюгер – это благо для Гитлера.
Теперь Пул был абсолютно уверен. Участники цюрихской группы не знали, кто такой в действительности Генрих Крюгер!
– Эрих, мне пора. Вы не позволите вашему шоферу отвезти меня обратно в Вашингтон? Был бы вам весьма обязан.
– Ну разумеется, мой дорогой друг.
* * *
Пул открыл дверь своего номера в гостинице «Амбассадор». Услышав звук поворачиваемого в замке ключа, сидевший в номере человек вытянулся по стойке «смирно».
– Это я, Буш.
– Телеграмма из Лондона, мистер Пул. Я подумал, лучше доставить ее вам лично, нежели зачитывать по телефону.
Пул открыл конверт и развернул послание:
«Герцогиня покинула Лондон тчк Место назначения установлено Женева тчк Слухи о совещании Цюрихе указания телеграфируйте парижское отделение».
Пул крепко стиснул зубы, но гнев рвался наружу. «Герцогиня» – закодированное имя Элизабет Скарлатти. Итак, она отправилась в Женеву. Сто десять миль от Цюриха. Отнюдь не увеселительная прогулка: в такой поездке каждый километр чреват большой опасностью.
То, чего так боялся Жак Бертольд – заговора или контрзаговора, – теперь запущено в действие. Элизабет Скарлатти и ее сын «Генрих Крюгер» предпринимают свои меры. По отдельности или сообща? Кто знает…
Пул принял решение.
– Отошлите в парижское отделение следующую телеграмму: «Не допускайте герцогиню к рынку. Ее заявку необходимо немедленно изъять из наших списков. Повторяю: не допускайте герцогиню».
Пул отпустил курьера и подошел к телефону. Нужно было срочно забронировать билет – пора в Цюрих.
Переговоры не состоятся. Он не допустит. Он убьет мать, разоблачит убийцу-сына! Смерть Крюгера не заставит себя ждать!
Большего сделать для Бертольда он не мог.
Часть III
Глава 41
Звонко перестукивая колесами, поезд въезжал по старомодному, перекинутому через Рону мосту в Женеву. Элизабет Скарлатти сидела в своем купе и смотрела в окно – сначала на плывущие по реке баржи, потом ее взору открылись высокие берега, а вслед за тем и обширная территория сортировочного парка. Женева – опрятный город. Но есть в его облике нечто, помогающее скрывать интенсивную борьбу множества наций и тысяч титанов коммерции за дальнейшее обогащение. Элизабет пришла в голову мысль, что люди вроде нее – неотъемлемые частицы живого организма этого города, их существование невозможно без нее, иными словами, Женева немыслима без таких, как Элизабет Скарлатти.
Она глядела на багаж, сложенный на соседней полке. Один чемодан – с необходимой в поездке одеждой, а три других, поменьше, были набиты документами. Документами, вкупе составляющими настоящую орудийную батарею. Исчерпывающие данные о «стоимости» каждого члена цюрихской группы. О ресурсах каждого из них. Дополнительная информация ждала ее в Женеве. Но то было уже оружие другого рода. Нечто вроде «Книги по домоводству»: в Женеве ее ждало не что иное, как исчерпывающе полный перечень имущества «империи Скарлатти» с экспертной оценкой стоимости каждой единицы контролируемых ею фондов. И убийственным это ее оружие становилось благодаря его маневренности. Против каждой единицы фондов значились четко сформулированные условия продажи. Сделку можно было осуществить немедленно, отбив телеграмму ее адвокатам.
И сделки эти будут непременно осуществлены.
Каждая единица была снабжена не двумя, как обычно, колонками с обозначением налоговой и коммерческой цены, а тремя. Эта третья колонка представляла собой подсчет гарантированного дохода покупателя от каждой конкретной сделки. Доход во всех случаях был равен небольшому состоянию – это высокий уровень ведения финансовых операций.
И Элизабет делала ставку на этот последний фактор. Тут она отступала от собственных принципов, но и это входило в ее планы.
В ее непонятных для сотрудников «Скарлатти индастриз» распоряжениях, переданных на противоположный берег Атлантики, звучало одно и то же условие: каждый контакт – а для выполнения этой задачи бригады специалистов должны были работать посменно по двенадцать часов в сутки – необходимо осуществлять в абсолютной тайне. Гарантированные прибыли позволяли каждому из возможных покупателей чувствовать себя героем в своих собственных глазах и в глазах своей клиентуры. Но за это нужно было платить абсолютным молчанием – до завершения операции. Вознаграждение того стоило. Миллионеры, финансовые тузы, банкиры Нью-Йорка, Чикаго, Лос-Анджелеса и Палм-Бич встречались в конференц-залах со своими достойными партнерами из одной из наиболее престижных адвокатских контор Нью-Йорка. Говорили приглушенными голосами, обменивались многозначительными взглядами. Вершились финансовые убийства. Скреплялись подписями.
Иначе и быть не могло.
Невероятно прибыльное дело приводит в возбуждение, а возбуждение развязывает языки.
Двое-трое перемолвились словечком. Потом четверо, потом целая дюжина. Но все же не более того… Как-никак, а цена.
Кое-кто кое-куда позвонил, нет, не из офиса – из уединенной тиши библиотек или закрытых на ключ кабинетов, ночью, при мягком свете настольных ламп, с бокалом добротного виски, зажатым в руке.
И в самых высоких финансовых кругах начали циркулировать слухи, что в империи Скарлатти творится нечто необычное.
Этого-то и добивалась Элизабет. Большего ей и не требовалось. В конце концов слухи достигли ушей участников цюрихской группы.
* * *
Мэтью Кэнфилд сидел в своем купе, привалившись спиной к стене и водрузив ноги на единственный чемодан, стоявший на соседней полке; ступни его ног упирались в обитую бархатом стену. Он тоже смотрел в окно на приближающуюся Женеву. Он только что докурил одну из своих любимых тонких сигар, и над ним слоистыми облачками витал дым. Он подумал, не открыть ли окно, но ему было лень не то что встать, но даже пошевелиться.
С того дня, как они с Элизабет Скарлатти договорились о месячной отсрочке, прошло две недели. Четырнадцать бестолковых дней болезненно сказались на его настроении: ему нечего было делать, да никто и не ожидал от него каких-либо действий. Элизабет работала сама. Она солировала. Она парила в одиночестве, как благородная орлица, зорким глазом окидывая безграничные просторы своих частных небес.
Вся его работа заключалась в закупке канцелярских принадлежностей: бумаги, карандашей, записных книжек и бесчисленных коробочек со скрепками.
Даже издатель Томас Оугилви отказался принять его, видимо предупрежденный Элизабет.
Даже Джанет держалась на расстоянии, всегда тактично извиняясь за свое поведение. Он начал догадываться, что произошло: ему уготована участь жиголо. Он продал себя, его услугами попользовались, их оплатили. В данный момент в нем не нуждались, но он может еще понадобиться.
Неужели с Джанет все кончено? Да разве возможно такое? Он говорил себе: нет! Она внушала ему то же самое. Она просила его набраться терпения, ждать, но не обманывала ли она саму себя?
Он начал сомневаться в своей способности делать правильные умозаключения. Он давно уже бездействовал – вдруг механизм проржавел? И можно ли его исправить? Он вынужден пребывать в чуждом ему мире.
Здесь все было чужим – за исключением Джанет. Она, как и он, не принадлежит этому миру. Она принадлежит ему. Должна принадлежать!
Раздался двойной гудок локомотива, огромные колеса заскрежетали: поезд прибывал на железнодорожный вокзал Женевы. Элизабет забарабанила в перегородку, разделявшую их купе. Стук резанул по нервам: так нетерпеливый хозяин дома подзывает слугу.
Так, собственно, оно и было.
* * *
– Я возьму один чемодан, а вы – два остальных. Носильщики пусть заберут все прочее.
Покорно следуя указанию, Кэнфилд отдал распоряжения проводнику и двинулся вслед за Элизабет из вагона.
С двумя чемоданами в руках он чуть замешкался и отстал от Элизабет на несколько шагов: она уже вышагивала по бетонной платформе в направлении вокзала. Благодаря этим-то двум чемоданам они и избежали смерти минутой позже.
Еще выходя из вагона, Кэнфилд заметил в конце платформы какой-то движущийся предмет, похожий на багажную тележку, и, естественно, не придал этому значения. Его внимание было приковано к Элизабет.
Вскоре у него за спиной послышались тревожные голоса. Охваченные страхом люди метались из стороны в сторону. Он оглянулся назад и понял, что происходит.
По платформе с бешеной скоростью мчалась багажная тележка с лежащей на ней огромной стальной пластиной, похожей на гигантскую бритву. Это чудовище катилось прямо на них.
Кэнфилд ринулся к Элизабет и отпихнул ее в сторону. В следующий же момент стальное чудовище врезалось в стенку вагона всего в футе от них.
Публика на платформе была в панике. Отовсюду неслись истерические крики и рыдания. К месту происшествия мчались проводники.
Элизабет, с трудом переводя дыхание, прошептала на ухо Кэнфилду:
– Чемоданы! Чемоданы у вас?
Кэнфилд, к собственному изумлению, обнаружил, что все еще держит один из них в левой руке: чемодан оказался зажатым между спиной Элизабет и вагоном. Он вытащил его и взял в правую руку.
– Один у меня. Я пошел за другим.
– Разыщите его!
– Конечно, мадам!
– Найдите немедленно, вы, идиот!
Кэнфилд ринулся в толпу. Вскоре он увидел изрядно потрепанный чемодан – по нему проехало переднее колесо тележки. Чемодан лежал на платформе, и ошалевшие от страха пассажиры старательно обходили его стороной. Не помня себя от радости, Кэнфилд протиснулся к чемодану и уже хотел его взять, когда увидел еще чью-то руку, тянущуюся к чемодану. Рука была довольно крупная с пухлыми пальцами, судя по всему, все-таки женская. Присев на корточки, Кэнфилд как бы нырнул вперед, высвобождая себе пространство, и, дотянувшись пальцами до чемодана, слегка отодвинул его. И тут же инстинктивно вцепился в запястье этой здоровенной лапищи. Он взглянул вверх и увидел налитое кровью, злобное лицо с выпученными глазами и тяжелым подбородком. Бульдожье лицо. Где же он видел это отвратительное существо?.. Ну конечно же, в красно-черном холле богатого нью-йоркского особняка. Эту мерзкую физиономию он не забудет до конца своих дней.
Их глаза встретились. Женщина была в твидовом жакете и темно-зеленой тирольской шляпе, из-под которой выбивались пряди седеющих волос. Ее необъятное тело как бы зависло над ним, давило к земле. С неимоверной силой дернувшись, она освободила руку, толкнула Кэнфилда в грудь, и он повалился назад, прямо на тележку, в гущу столпившихся вокруг людей. Она стремительно нырнула в толпу, двигавшуюся к вокзалу, и в мгновение ока растворилась в ней.
Кэнфилд поднялся и обхватил чемодан обеими руками, поискал глазами тирольскую шляпу, но экономки нигде не было видно. Вокруг него, тараща глаза, теснились пассажиры.
Он вернулся к Элизабет.
– Выведите меня отсюда. Быстрей!
Они пошли по платформе, Элизабет вцепилась в его руку с такой силой, какой он в ней и не подозревал: ему было даже больно.
– Началось, – сказала она, глядя прямо перед собой.
Они подошли ко входу в переполненный пассажирами вокзал. Кэнфилд беспрерывно вертел головой, выискивая тучную женщину в тирольской шляпе.
Наконец через южные ворота они вышли на привокзальную площадь – Айзенбанплац и увидели длинную вереницу свободных такси.
Кэнфилд не позволил Элизабет сесть в первое. Она заволновалась. Ей хотелось как можно быстрее уехать.
– Багаж нам пришлют.
Он не ответил, а повел ее за руку вдоль цепочки такси, и усадил только в третью машину. Плотно захлопнул за собой дверцу и уставился на смятый дорогой чемодан фирмы «Марк Кросс». Он вспомнил гневное, мерзкое лицо Ханны: если на свете действительно существует женщина – демон тьмы, то это она. Кэнфилд назвал шоферу нужный им отель.
– Нам предстоит захватить багаж? – осведомился шофер.
– Нет, его доставят в отель, – ответила Элизабет. Мадам только что пережила жуткое потрясение, поэтому Кэнфилд решил не рассказывать ей пока о Ханне: пусть успокоится. Вообще-то неизвестно, кто больше сейчас нуждается в спокойствии: он или она. Руки у него еще подрагивали. Он бросил взгляд на Элизабет: она по-прежнему смотрела прямо перед собой невидящим взглядом.
– Вы в порядке?
Она с минуту молчала. Потом произнесла:
– Мистер Кэнфилд, на вас возлагается огромная ответственность.
– О чем вы говорите?
Она повернула к нему голову: от былого величия и высокомерия не осталось и следа.
– Не дайте им убить меня, мистер Кэнфилд. Не дайте им убить меня сейчас. Заставьте их потерпеть до Цюриха… После Цюриха пусть делают что угодно.