Текст книги "Дело о преследуемом муже"

Автор книги: Эрл Стенли Гарднер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

– К моему рассказу не придерешься, я говорю правду. Так что вам не удастся ничего сделать. Я сообщил полиции точные факты. Мне жаль эту девушку, Клэр, я вовсе не уверен, что машину похитила она. По-моему, сначала ее угнал кто-то другой. Вы, Мейсон, меня ни капельки не волнуете. Но я не могу не чувствовать жалости к этой девушке: лежит в больнице, ранена, наверняка испугана, без денег, без работы, почти без друзей, в перспективе, когда она поправится, суд, газетная шумиха. Все это ужасно. Мне ясна человеческая сторона случившегося, драма, трагедия. Поверьте, я не могу не думать об этом. В данный момент моя студия платит мне за то, чтобы я сосредоточил все внимание на проблеме человека, влюбившегося в женщину, которая, к несчастью, уже замужем. И ее муж не хочет отпустить ее, он ходит за ней по пятам. Но они уже близки, и однажды муж накрывает их. Злобные насмешки, угрозы… Отвратительная сцена… Меня беспокоит, Мейсон, как все это отразится на женщине. Обстоятельства вынуждают ее лгать, изворачиваться, заставляют…

– Ваши проблемы меня не интересуют. Мне платят за то, чтобы я вытащил девушку из тюрьмы, и, черт побери, я настроен это сделать.

– А это ваша проблема. Я же настроен вернуться к своей рукописи. Спокойной ночи, мистер Мейсон. Постарайтесь больше сюда не приходить.

Мейсон направился было к двери, потом неожиданно вернулся и склонился над столом Хомана.

– Из чистого любопытства, – бросил он, – не могли бы вы сказать мне название сценария, над которым работаете? Хотелось бы увидеть его на экране и узнать, не оставило ли мое вторжение каких-нибудь следов.

Хоман рассеянно взял заглавный лист и сказал: – Это адаптация романа, который студия приобрела пару лет назад. Книга называется «Куда падают деньги». Насколько мне известно, это слова из какого-то старинного романса: «Пусть деньги падают, куда хотят». Название никуда не годится, мы его изменим… Для романа, может, и ничего, но для зрителя слишком заумное. Ему нужно нечто понятное, импонирующее ему, такое, в котором ощущается драма, как в газетных заголовках… Послушайте, какого черта я вам все это объясняю?

– Понятия не имею, – ответил Мейсон и вышел из кабинета, неслышно прикрыв за собой дверь.

Филиппинец в белой куртке с молчаливой почтительностью ожидал его появления в коридоре, держа в руках пальто и шляпу.

Мейсон разрешил ему помочь надеть пальто, забрал шляпу, затем задержался на мгновение, глядя на огромный радиоприемник в общей комнате, из которого явственно доносились звуки органной музыки.

Мейсон перевел взгляд на слугу:

– Ваш хозяин разрешает вам включать радио? Белые ровные зубы сверкнули в беззастенчивой улыбке.

– Нет, сэр. Но когда он работает, то ничего не слышит. Я немного сплутовал. Мне пришлось подождать, чтобы проводить вас до выхода, а это моя любимая программа.

– Вот как? – спросил Мейсон и шагнул поближе к приемнику. – Впервые вижу такую штуку, – пробормотал он, наклоняясь над многочисленными ручками и кнопками.

Казалось, филиппинец почувствовал некоторую неловкость.

– Очень хороший приемник, – сказал он. – Только, пожалуйста, не увеличивайте громкость. Хозяин очень рассердится.

Мейсон стоял перед приемником, прислушиваясь.

Внезапно плавное течение музыки было нарушено дребезжащим звуком вращаемого телефонного диска, сопровождающимся щелчком. Звук повторился шесть раз. Кто-то в доме набирал номер.

Мейсон сразу же повернулся к выходу.

– Большое спасибо, – сказал он, – спокойной ночи.

Слуга-филиппинец задумчиво посмотрел ему вслед.

– Извините, но я доложу мистеру Хоману, – пробормотал он.

– О чем?

– О том, что вы задержались, чтобы выяснить, воспользуется ли он телефоном.

Мейсон улыбнулся:

– Пожалуйста.

Чувствуя на себе враждебный взгляд слуги, который уже взялся за дверную ручку, Мейсон почти подошел к двери, когда снаружи раздались быстрые шаги, и филиппинец широко распахнул дверь. Мейсон едва не столкнулся с загорелым молодым человеком, который взбежал вверх по ступенькам, намереваясь вставить ключ в замочную скважину.

– Хэлло, – произнес молодой человек, – я не собирался никого таранить. Прошу извинить.

Мейсон заметил глубоко посаженные темные глаза, резкие черты лица, большой покатый лоб и шапку курчавых черных волос, ниспадающих до плеч. Шляпы на нем не было.

– Послушайте, уж не ко мне ли вы приходили, а?

– Вы – Горас Хоман?

– Да.

– Я бы хотел поговорить с вами.

– Я чертовски спешу. Нельзя ли с этим подождать?

– Нет. Я – Перри Мейсон, адвокат. Представляю Стефани Клэр.

– Ох, мой Бог, еще одно нарушение брачного обязательства! Ладно, скажите ей, что, если она собирается обращаться с этим в суд, я скажу «да» и женюсь на ней. Это будет… Постойте. Вы сказали – Стефани Клэр? О, теперь я все понял.

– Молодая женщина, которую обвинили в том, что она управляла машиной вашего брата.

– Я догадался.

– Вы в это время ловили рыбу?

– Да, я был в море.

– Я только что объяснил вашему брату, что это серьезное дело, от которого нельзя отмахнуться. Нельзя просто заявить полиции, что он знать ничего не знает, и как ни в чем не бывало вернуться к работе. Ему придется подняться на свидетельскую скамью, а когда он это сделает, я намерен порасспросить его о том, что, по моему мнению, внесет ясность в разбираемое дело.

– Ни в чем вас не виню, но готов поспорить: Жюлю все это очень не нравится, если он оторвался от работы, чтобы выслушать вас.

– Он оторвался от работы и выслушал меня, но, мне кажется, его мысли витали где-то далеко.

Младший брат усмехнулся:

– Скорее всего так оно и было. Но вы исполнили свой долг. Не тревожьтесь за Жюля, он о себе позаботится. Вы у него почву из-под ног не выбьете.

– Довольно глупо рисковать чем-то действительно важным всего лишь из-за неуплаты штрафа за небрежное отношение к своей машине.

Горас Хоман взглянул на часы-браслет.

– Послушайте, я ужасно спешу, но пять минут у меня найдется. Пойдемте потолкуем. Филип, убирайся отсюда к чертовой матери.

– Да, сэр. Я подожду где-нибудь подальше, мне надо выпустить мистера Мейсона из дома.

– Я сам это сделаю.

– Прошу прощения, сэр, но так распорядился хозяин, сэр.

– О’кей, делай как знаешь, Филип. Я крикну, когда мы закончим. Хотите присесть? – обратился он к адвокату.

– Не будем терять время. Давайте постоим здесь и поговорим.

– Идет.

– Что вам известно о Спинни? – небрежно спросил Мейсон.

– Спинни? – Хоман нахмурился. – Постойте, вроде бы я где-то слышал это имя… Спинни… Нет, не знаю. Что еще?

– А о женщине из Нового Орлеана?

– Нового Орлеана… Не понимаю, какое это имеет отношение к данной истории? Послушайте, вы не похожи на типа, который стал бы просто отыскивать женщин и подсовывать их Жюлю, чтобы стать с ним на одну доску.

– А я и не делаю этого.

– Как я понимаю, вопрос заключается в том, кто вел машину?

– Совершенно верно.

– Ну, дружище, значит, мне надо благодарить свою счастливую звезду, что за рулем сидел не я. Вы же знаете, как оно бывает, Мейсон. Ты принимаешь твердое решение – никогда не садиться за руль в пьяном виде. Но это когда ты трезв. А если выпьешь, то думаешь, что достаточно трезв, чтобы вести машину. Ну а уж когда совсем наберешься, так, что даже не можешь дурачить себя мыслями, что ты трезв, тогда говоришь себе, что жизнь коротка, что надо веселиться и плевать на все последствия. И так постоянно, ничего не могу с собой поделать.

– Можно еще перестать пить, – отозвался Мейсон.

– Да нет, я имею в виду что-то реальное.

– А почему бы не вынуть ключи от машины и не отправить их по почте самому себе, как только вы начинаете пить?

– Не годится. Мне же хочется воспользоваться машиной, а не оставлять ее припаркованной у какого-то ночного клуба.

Мейсон рассмеялся:

– Боюсь, я не смогу вам помочь, а вы, я думаю, не сможете помочь мне.

– А в чем именно?

– Видите ли, я не думаю, что за рулем той машины была Стефани Клэр. Я даже не думаю, что машина была угнана.

– Жюль говорит, что ее угнали. Как правило, он очень точен, но ужасно рассеян, когда работает, а работает он постоянно. Полагаю, вы насядете на него во время перекрестного допроса?

Мейсон кивнул.

– Сомневаюсь, чтобы ему это понравилось. Он нервничает, когда ему перечат… Короче, я рад, что ничего не знаю об этом деле… Послушайте, Мейсон, я очень сочувствую той девушке. Даже собираюсь заглянуть к ней. Не то чтобы я мог ей чем-то помочь, а просто пусть знает, что мне ее жаль, ну, и все такое. Я не думаю, что это она угнала машину.

– Тогда кто же?

– Какой-нибудь шалопай слонялся по улице и увидал машину Жюля.

– А может, у вас есть какие-нибудь соображения о личности этого шалопая?

Горас Хоман прищурился, понизил голос и сказал:

– Ну, если ставить вопрос таким образом… – Внезапно он коротко хохотнул: – Подождите, вы же Большой Злой Волк по отношению к нашему дому. Какие у тебя огромные зубы, бабушка! Нет, мистер Мейсон, я не могу позволить себе даже высказать догадку, к тому же у меня встреча с совершенно очаровательной особой, ровно через двадцать минут. У меня осталось всего десять минут, чтобы переодеться. Извините, старина, вы же знаете, как это бывает. Да, я собираюсь заглянуть к этой мисс Клэр. Как считаете, она не станет возражать?

– Мысль неплохая, если только вы не собираетесь вытягивать из нее какую-нибудь информацию. Предупреждаю, я попрошу ее ничего вам не говорить…

Хоман подмигнул.

– Что ж, честная сделка. Я ведь вам тоже ничего не сказал, не так ли?

– Абсолютно ничего.

– Значит, мы квиты. Рад был познакомиться… – Длинные, загорелые пальцы пожали руку Мейсона. Горас Хоман повысил голос: – Филип, он уходит, все семейное серебро на месте?

Слуга-филиппинец неслышно выскользнул из-за тяжелой портьеры, закрывающей проход под аркой. Мейсон понял – он расположился так, чтобы все слышать. Филиппинец распахнул входную дверь, и Мейсон, не произнеся ни слова, шагнул в ночь.

Глава 9

Когда Мейсон вошел в вестибюль, у больничной конторки стоял маленький седоволосый человек, глаза которого настороженно поблескивали за стеклами очков. Рядом с ним – молодой человек в сером пальто. Мейсон мельком разглядел его широкие плечи, черные волосы и раздвоенный ямочкой подбородок.

Женщина за расчетным столом говорила седому джентльмену:

– Мы никого не пропускаем к мисс Клэр без разрешения полиции.

Мейсон незаметно приблизился.

– Вы перевели пациентку в отдельную палату? – спросил седоволосый.

– О, вы, наверное, мистер Олджер?

– Так оно и есть.

– Да, мистер Олджер, мы в точности выполнили ваши распоряжения. Вы упомянули по телефону, что вы ее дядя?

– Правильно.

– Раз вы ее родственник, я полагаю, вам разрешат ее навестить. Сейчас все выясню. Подождите немного, пожалуйста.

– Справьтесь и о мистере Стерне тоже. Я имею в виду вот этого джентльмена.

– Он родственник?

– Ну, некоторым образом.

Сестра улыбнулась:

– Извините, я должна знать. Он родственник или нет?

Молодой человек в сером пальто разволновался:

– Макс, я думаю, мне не стоит входить.

– Почему?

– Она может расстроиться. Подумает, что я пытаюсь использовать ее положение и… ну, я не знаю. Мне кажется, будет лучше, если я… Я могу немного подождать.

– Ерунда!

– Я мог бы подождать здесь, а вы узнаете, как она себя чувствует…

– Так он не родственник? – продолжала настаивать сестра.

– Они обручены… – пояснил Олджер.

– А!

– Были когда-то…

– Помолчите! – Олджер сердито посмотрел на молодого человека и тут же гневно повернулся к сестре. Своими быстрыми порывистыми движениями он напоминал какую-то птицу. Маленького роста, лет семидесяти, он казался куда более напористым и энергичным, чем молодой Стерн, которого природа наделила мощной грудной клеткой, резкими чертами лица – такие типы обычно рекламируют воротнички – и, по-видимому, излишней робостью.

Медсестра обратила внимание на стоящего в стороне адвоката.

– А, мистер Мейсон. Все в порядке, вы можете пройти. В отношении вас я получила специальное указание.

Мейсон кивком поблагодарил ее, отметив про себя, что его имя явно ничего не говорило ни одному из двух посетителей, которые стояли перед столом и уныло наблюдали, как медсестра быстро набирает номер телефона.

Мейсон прошел по застланному линолеумом коридору, где стоял характерный для больницы запах антисептических средств, и остановился перед дверями палаты. Сиделка в туго накрахмаленном одеянии проплыла мимо, с улыбкой посмотрела на него и сказала:

– Вашу пациентку только что перевели, мистер Мейсон.

– Куда?

– В отдельную палату номер шестьдесят два… Я вас провожу.

Мейсон молча зашагал рядом с медсестрой, проклиная в душе свои громко стучавшие ботинки, слишком неделикатные по сравнению с башмаками сестры, резиновые подошвы которых издавали тихое: шлеп… шлеп… шлеп…

Сестра тихонечко постучала в дверь. Раздался голос Стефани Клэр:

– Войдите!

Мейсон распахнул дверь, поблагодарив улыбкой медсестру.

Стефани Клэр сидела в постели.

– Кто этот щедрый Санта-Клаус? – живо спросила она. – Отдельная палата, цветы…

– Когда это случилось? – поинтересовался Мейсон.

– Всего несколько минут назад. Вывели из палаты, стянули жесткую больничную сорочку, дали этот очаровательный пеньюар… Или вы не замечаете такие вещи, мистер Мейсон?

Мейсон с улыбкой посмотрел на кружева, прикрывающие плечи девушки, на светло-голубой шелк, эффектно приподнявшийся на ее груди.

– Прелестная штучка, – похвалил он. – А цветы?

– Их только что принесли.

– Очевидно, Санта-Клаус – это джентльмен по имени Макс Олджер. Он сейчас… – Он замолчал, увидев выражение ее лица. – В чем дело?

– Дядя Макс? – произнесла она. – Каким образом он узнал?

– Очевидно, вы просто не заметили, какими заголовками пестрят газеты: «МАШИНА, ПРИНАДЛЕЖАЩАЯ ГОЛЛИВУДСКОМУ ПРОДЮСЕРУ, ПОПАЛА В АВАРИЮ», «ОЧАРОВАТЕЛЬНУЮ БЛОНДИНКУ ОБВИНЯЮТ В УГОНЕ МАШИНЫ – ОНА ЗАЯВЛЯЕТ, ЧТО СЕЛА В ПОПУТНУЮ МАШИНУ», «ТАИНСТВЕННЫЙ МУЖЧИНА ПРИСТАЕТ К БЛОНДИНКЕ И ИСЧЕЗАЕТ». Какие у вас претензии к дяде?

– Ох, он хороший человек, но хочет мною командовать. У него не укладывается в голове, что я уже выросла.

– Когда вы его видели в последний раз?

– Немногим более года назад.

– Хотите рассказать мне об этом?

– Нет, но, очевидно, это нужно сделать.

Мейсон присел на краешек кровати.

– Полагаю, он появится здесь с минуты на минуту, – сказал он, – так что поспешите. Сейчас он внизу, в приемной.

– Он там один?

Мейсон внимательно посмотрел на нее.

– С ним молодой человек, широкоплечий, мужественный тип. Однако, как мне показалось, он никак не мог решиться…

– Это Джексон, – прервала его девушка. – Притащить его сюда – как раз в стиле дяди Макса!

– Давайте сначала поговорим о дяде.

– Это родной брат моего отца, но много старше его. Дядя Макс нажил состояние. После смерти моих родителей он взял меня к себе. Папа с мамой ничего мне не оставили. Я с детства привыкла жить весьма скромно. Сначала дядя Макс боялся, что я воображу себя богачкой и стану транжирить его деньги. И он постоянно мне внушал, что я живу у него вроде бы из милости.

– И вам это не нравилось?

– Да нет, меня это вполне устраивало. У меня была работа, и я чувствовала себя независимой. А затем у дяди Макса появился комплекс отцовства, он захотел быть и отцом, и матерью, и дядей одновременно. И принялся тратить на меня деньги. Я была окружена слугами, чуть не половину своего времени тратила на всякие примерки. Он уговаривал меня бросить работу и отправиться вместе с ним в Палм-Бич. Словом, масса всяких соблазнов, лишь бы отвлечь меня от работы и приучить к той жизни, которую, по его мнению, я должна вести.

– А Джексон Стерн? – спросил Мейсон.

– Джеке? – переспросила она и улыбнулась. – Еще один предмет, который, как считает дядя Макс, мне необходим. Он…

В дверь постучали.

Посмотрев на Мейсона, Стефани нерешительно произнесла:

– Входите.

Сиделка в крахмальном бело-голубом форменном одеянии распахнула дверь. В комнату строевым шагом вошел Макс Олджер, глаза его за стеклами очков сияли.

– Ну, ну, ну, вот моя маленькая беглянка!

– Начинается! – вздохнула Стефани.

– Как ты себя чувствуешь? Ты не очень покалечена? Ты не…

– Я чувствую себя совершенно здоровой, – ответила Стефани. – Немного кружится голова да ноги дрожат. Не прошли еще синяки и кровоподтеки, но я вполне могла бы выйти из больницы прямо сейчас, если бы дело было только в этом.

– Тогда почему ты здесь?

– Кой-какое предписание полиции… Дядя Макс, это Перри Мейсон, адвокат. Мой адвокат.

– Мейсон? – переспросил Макс Олджер, быстро протягивая правую руку, в то время как его живые блестящие глазки внимательно изучали Мейсона поверх очков.

Мейсон пожал руку маленького нервного человечка.

– Не хочу показаться грубым, – сказал Макс Олджер, – но с этой минуты вы освобождены от своих обязанностей, мистер Мейсон. Пришлите счет, я выпишу чек.

– Дядя Макс! – в ужасе воскликнула Стефани.

– Есть еще какие-нибудь идеи? – осведомился Мейсон.

– Если вам нужна откровенность, мистер Мейсон, я буду откровенен, предельно откровенен. У Стефани будет все самое лучшее, что можно приобрести за деньги. Мне кое-что известно об адвокатах. Защитник нищей девушки может…

– Дядя Макс, перестань! Ты ничего не знаешь. Ты не понимаешь!

– Очень хорошо понимаю, Стефани. Я принимаю командование. Ты мне слишком дорога, чтобы разрешить кому-то…

– Дядя Макс, мистер Мейсон – знаменитость. Он самый лучший адвокат в этой части штата.

Макс Олджер слегка наклонил голову набок, уставился на Мейсона, пробормотал «гм», подошел к телефону, снял трубку и сказал:

– Это Макс Олджер. Разговор оплачиваю я. Срочно соедините меня с Чикаго, юридическая фирма «Пит-керн, Рокси и Хангерфорд» и… нет, подождите минуточку. Офис уже закрыт, не подумал об этом. Дайте-ка мне Александра Питкерна… Да, мистера Питкерна, главу этой фирмы, в его резиденции… Если его нет на месте, никого другого мне не нужно. – Он швырнул трубку на рычаг. – Лучше с этим примириться, мистер Мейсон. Спорить бесполезно, легче согласиться с тем, что он делает. Вы ведь не обиделись, правда?

Мейсон снова уселся на краешек кровати.

– Ни капельки, – сказал он, с усмешкой глядя на дядюшку. – Что вы собирались делать, Олджер? Вызвать своего собственного адвоката и поручить дело ему?

– Возможно. Я еще не знаю, насколько это серьезно, но я не позволю Стефани сесть в тюрьму.

– Да, это было бы несправедливо по отношению к ней, – согласился Мейсон.

– Я ценю то, что вы для нее сделали. Не поймите меня неправильно. Я не поскуплюсь на оплату.

Мейсон усмехнулся:

– Я тоже.

Маленький человечек вскинул голову и подозрительно посмотрел на адвоката.

– Предупреждаю вас, Мейсон, ваши штучки со мной не пройдут. Я не отступлюсь.

– Я тоже, – ровным голосом повторил Мейсон. – Я слишком заинтересовался этим делом, чтобы позволить какому-то адвокатишке погубить его.

– Не забывайте, что по счетам плачу я, так что…

– Мой счет придется оплачивать не вам.

– Не мне? А кому же?

– Человеку, который вел машину, – ответил Мейсон. – Когда я его найду.

Олджер часто-часто заморгал, уставясь на Мейсона оценивающим взглядом.

– В ваших словах что-то есть. Я спрошу и Питкерна и…

Зазвонил телефон. Олджер поднял трубку:

– Хэлло, Питкерн. Служба работает превосходно. Предупреждаю вас, возможно, я захочу, чтобы вы приехали сюда. Пока еще не могу точно сказать. Сейчас здесь работает один адвокат, некий Мейсон, Перри Мейсон, говорит, что не хочет отказываться от дела. Как мне от него отделаться? Стефани мне не поможет. На нее я не могу рассчитывать. Она всегда была упрямой, как осел. Она… Что такое? Вы уверены? Тогда другое дело… Что вы имеете в виду? Полночь? Всего лишь девять часов… А, правильно, я совершенно забыл. Ладно, пришлите мне счет за разговор. Спокойной ночи. – Он швырнул трубку на место, широко улыбнулся Мейсону и сказал: – Питкерн знает про вас, говорит, вы считаетесь лучшим мастером перекрестного допроса в стране. Говорит, вы стали бы миллионером, если бы отказались от уголовных дел и занялись приличной практикой.

– Благодарю вас, – сухо ответил Мейсон. – Меня не интересует «приличная практика», как назвал ее мистер Питкерн.

– Ну, он употребил другие слова. Это просто общая мысль.

– Его общие мысли меня тоже не интересуют.

– Ну что ж, у каждого свой вкус. Продолжайте действовать, не теряйте времени. Вам потребуются деньги на расходы. У меня их достаточно. Обращайтесь ко мне по любому вопросу. Однако, прошу вас, аккуратно записывайте все расходы. Я люблю точность. Вы меня поняли?

– Видите ли, я не очень силен в бухгалтерии. Я…

– В таком случае, вам придется научиться. Я хочу, чтобы все было перечислено по пунктам, мистер Мейсон. Извините, что вынужден настаивать, но это совершенно справедливое требование. Это…

Стефани Клэр только что не застонала:

– Вот, полюбуйтесь, мистер Мейсон. Вообразите, что так продолжается в течение двадцати четырех часов в сутки. Он выжимает из человека индивидуальность, как будто яблоко под прессом для приготовления сидра.

– Ничего подобного, – возмутился Макс Олджер. – Почему ты изменила свое имя, Стефани? Ты обманула меня. К счастью, я увидел в газете твою фотографию. Прекрасная фотография. Чего ради ты задумала работать гардеробщицей в каком-то ночном клубе в Сан-Франциско?

– Это пустяки по сравнению с некоторыми вещами, которыми мне приходилось заниматься.

– Гм… Во всяком случае, это не должно попасть в газеты. Черт знает что. Племянница Макса Олджера – гардеробщица!

– Где Джеке? – спросила она.

Голова мистера Олджера дернулась в ее сторону.

– Откуда мне знать?

– Когда ты с ним виделся в последний раз? – спросила Стефани, бросив многозначительный взгляд на адвоката.

– Дай-ка подумать… У меня со временем полная неразбериха. Не вижу разницы между… – Он не закончил, бросив быстрый взгляд на Мейсона, покачал головой и, поджав губы, пробормотал: – Думаю, он тебе уже сказал. Если подумать, ты совершенно не удивилась, увидев меня. Разумеется, он слышал, как упоминалось твое имя. Естественно, являясь твоим адвокатом, он слонялся вокруг и прислушивался к разговорам. Я только сейчас сообразил, что видел его в приемной…

Ладно, Джеке ждет внизу, он решил, что будет лучше, если мы с тобой потолкуем до его появления.

– Он сразу принял такое решение или долго его обдумывал?

– Послушай, Стефани, перестань насмехаться над Джексом. Он заботится только о твоих интересах. Да, он осторожный человек…

– Он настоящий окаменелый пеликан, консерватор, вот кто он такой.

– Ну, он не бросится в омут очертя голову, это верно. Он всегда взвешивает свои поступки. Но вообще-то он прекрасный малый – воспитанный, из хорошей семьи, получил хорошее образование, у него покладистый характер, на него во всем можно положиться. Я бы сказал, что он – надежное капиталовложение, не подверженное никакой инфляции.

– Ну, раз он здесь, – сказала Стефани, – я могу с ним увидеться. Спустись вниз и приведи его сюда. Впрочем, подожди минут десять, я хочу поговорить с мистером Мейсоном.

Мистер Олджер моментально насторожился.

– Ты что-то пытаешься скрыть от меня? Не делай этого, Стефани. Я найму детективов. Я все равно разнюхаю все, что…

– Нет, – сказала она, – у мистера Мейсона каждая минута на счету. Он устал. Он уже очень много сделал для меня, я хочу с ним посоветоваться и поскорее отпустить его…

– Не стану вмешиваться. Буду держаться в тени. Стефани рассмеялась:

– Это ты-то будешь держаться в тени? Сходи-ка за Джексом, скажи ему, что я хочу его видеть. Но, пожалуйста, без излишних надежд.

– Всю дорогу сюда он был страшно расстроен, – сказал Олджер. – Мы летели самолетом и…

– Да, я знаю.

– Ты не представляешь, как этот парень разволновался, когда подумал, что с тобой что-то стряслось… А когда ты уехала, он просто не находил себе места. Он…

– Да, я понимаю.

– Ты понимаешь, – раздраженно повторил Олджер, – но не сочувствуешь ему. Ты не представляешь, что это значит для такого выдержанного парня…

– Выдержанного, мой Бог!

– Хорошо, хорошо, для парня, который постоянно думает о тебе.

– Ладно, позови его. И дай мне поговорить с мистером Мейсоном.

Олджер поднялся, нервной походкой направился к двери, обернулся, посмотрел на Мейсона и сказал:

– Сожалею об этом звонке к Питкерну, Мейсон. Но Стефани должна иметь самое лучшее, что можно найти. До свидания.

Он быстро шагнул за порог и исчез.

– Вам никогда не хотелось расслабиться и почитать газету, когда в комнате мечется молодой бостонский бык?

Мейсон улыбнулся:

– Неужели он никогда не успокаивается?

– Успокаивается? Конечно нет. Все время меня поучает.

– Давайте перейдем к делу.

Она уселась поудобнее, накинув на плечи легкий халатик.

– Вы сказали, что у вас будут какие-то новости?

– Да, я так думал.

Она внимательно посмотрела на него, затем торопливо отвела глаза.

– Ну да Бог с ними.

– Но я на правильном пути. Уверен в этом, хотя дорога ведет не туда, куда, по моим предположениям, она должна была бы вести.

– И куда же она ведет?

– Еще не знаю. Просто когда я пустился в путь, то наткнулся на запрещающий знак: «ДОРОГА ЗАКРЫТА, ИДЕТ РЕМОНТ», а объездная дорога никогда не выводит к основной. Петляет и уводит совсем в другую сторону.

– Это очень плохо?

– В данный момент это не очень здорово, но будем надеяться на лучшее. Мне необходимо знать решительно все о внешности и манерах этого человека. Это может дать какую-нибудь зацепку. Давайте вернемся к тому, что произошло в тот вечер, посмотрим, а вдруг вы о чем-то забыли мне рассказать. Вы не можете вспомнить фамилию человека, который довез вас до Бейкерсфилда, или номер его машины?

– Нет. С виду ему за сорок, у него старенький «фордик», тридцать пятого или тридцать шестого года выпуска. Я плохо разбираюсь в моделях автомобилей. Этот был далеко не новый, на нем много поездили, но содержался он в большом порядке. Ход у него был прекрасный, а вот обивка сидений выглядела поношенной, да мотор слегка дребезжал. Краска кое-где облезла.

– Он не назвал вам своего имени?

– Фамилию я его не знаю. Он спросил, как меня зовут. Я ответила – Стефани, поэтому он сказал, что его зовут Джим, это все, что я знаю. Вы же понимаете, что такое «голосовать» на дорогах. Человек останавливается и берет вас в машину. Вы никогда его раньше не видели и никогда больше не увидите. Глупо сидеть в машине и говорить «мисс» и «мистер». С другой стороны, не будешь же ты всякий раз говорить «послушайте»… Так что когда человек соглашается подвезти меня и спрашивает, как меня зовут, я называю ему свое имя, он – свое, и приятно думать, что меня это ни к чему не обязывает, что я остаюсь для него анонимной.

– Не становятся ли они дерзкими?

– Случается. Некоторые из них.

– Но не большинство?

– Нет. Вообще-то они ведут себя довольно прилично. Вы же знаете, как мужчина обычно вступает в контакт с женщинами. Заводит обычный, ничего не значащий разговор, но уже сразу можно сказать, делает он это из вежливости или же зондирует почву.

– А как насчет того человека, который подобрал вас в Бейкерсфилде?

– Ну, шли сразу четыре машины одна за другой, на большой скорости, а эта машина следовала за ними.

– Это было близ кольцевой транспортной развязки?

– Да.

– Значит, вы не можете утверждать, что машина шла из Бейкерсфилда?

– Не могу. Впрочем, я не знаю точно, где проходит эта транспортная развязка.

– Весьма возможно, что Хоман лжет. И если это так, то уличить его во лжи можно, только разобравшись со временем угона его машины… А теперь опишите поподробнее человека, который вел машину.

– Ему года тридцать два, тридцать три. Он был… в нем много напористости, чтобы не сказать – нахальства. Многим девушкам, уж не знаю почему, такие мужчины нравятся. Я никогда этого не понимала. Сначала он проехал мимо. Думаю, присматривался ко мне. Потом остановился и заставил пройти до его машины. Не подал назад. Когда я влезала, он оценивающе посмотрел мне на ноги. У него был самоуверенный вид, как будто он не сомневается, что любая девушка потеряет из-за него голову. Не могу сказать, откуда такое зазнайство. Люди такого сорта идут по жизни не… Ох, вы прекрасно знаете мужчин подобного типа.

– Знаю, – кивнул Мейсон, – но мне нужно как можно больше деталей. Вы не уловили из его разговоров, как он зарабатывает на жизнь, чем занимается?

– Нет. Об этом он не говорил. Я поняла только, что он страшно торопился в Лос-Анджелес – он сказал, что его ждет там кое-какая работа. У него темные глаза, но не черные, а скорее темно-карие. Я его как следует не рассмотрела. Маленькие черные усики, на голове коричневая фетровая шляпа с зеленым перышком за лентой. Под черным пальто смокинг… Когда он схватил меня в первый раз, то измазался моей губной помадой. В следующий раз, когда я забрала ключи, на нем остался след губной помады поперек рубашки и красный мазок от моего мизинца. А так как он прижал меня к своей накрахмаленной манишке, то и на ней, по-видимому, осталось пятно.

– Что случилось с вашей помадой?

– Она у меня в сумочке. Вы знаете, как девушки подмазывают губы? Они дотрагиваются помадой до губ, потом размазывают ее равномерно кончиком пальца. Мужчинам не нравится, когда их пачкают губной помадой. Когда этот тип начал приставать ко мне, я немного испугалась и очень густо намазала губы. И мизинец у меня был весь в помаде.

– Но во время аварии вы ухитрились снова спрятать помаду в сумочку?

– Да, перед самой аварией.

– А затем вытащили ключ зажигания?

– Совершенно верно.

– И что вы с ним сделали?

– Я… постойте, помнится, я бросила всю связку в сумочку.

– А где ваша сумочка?

– Какое-то время была в полиции, а вчера мне ее вернули.

– Вы в нее заглядывали?

– Взяла то, что мне было нужно, пудреницу и…

– Где она?

– В шкафу, вон в том ящике.

Мейсон выдвинул ящик, извлек черную, видавшую виды сумочку и протянул ее Стефани. Девушка раскрыла ее, пошарила внутри, потом с раздражением высыпала все содержимое на постель.

– Вот, пожалуйста! – воскликнула она, протягивая ему колечко с ключами.

Мейсон осмотрел все три ключа на кольце.

– Один от машины, – сказал он. – А вот эти два похожи на ключи от дома.

– Пожалуй.

– Здесь нет ни одного вашего ключа?

– Нет.

– Вы что-нибудь говорили полиции про эти ключи?

– О том, что они находятся у меня, нет. Я рассказала одному из детективов, что, когда тот человек начал приставать ко мне, я выключила зажигание и выдернула ключи.

– Он спросил вас, где они? Стефани рассмеялась:

– Нет, он не поверил ни одному моему слову. Он слушал меня только потому, что обязан был выслушать, и все.

– Вы хорошая актриса? – поинтересовался Мейсон.

– Не знаю. А что?

– Если я заберу сейчас эти ключи и передам их полиции, это будет выглядеть подозрительно.

– Почему?

– Они удивятся, почему вы раньше ничего о них не говорили.

– Великий Боже, мистер Мейсон, я же побывала в аварии.