Текст книги "Обнажая правду (ЛП)"
Автор книги: Эрин Ноэль
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 11 страниц)
Несмотря на то, что теперь на мне достаточно одежды, чтобы прикрыться, я продолжаю, сидя по-турецки на матрасе, натягивать простыню на ноги и грудь. Когда незнакомец чувствует, что я готова, он поворачивается на пятках обратно и испытующе глядит на меня, удивленное выражение начисто стерлось с его лица.
До этого момента я была слишком напугана, чтобы разглядеть что-то кроме его приковывающего к себе взгляда. Я не успокоилась и не стала более оптимистично смотреть на ситуацию, в которой оказалась, но полагаю, что если бы понадобилось, он убил бы меня вне зависимости от того, одета я или нет. Поэтому пока он идет обратно к кровати, я быстро, но внимательно рассматриваю своего похитителя на тот случай, если по какому-то невероятному стечению обстоятельств мне удастся сбежать, и потом надо будет описать его властям.
Его прямые русые волосы коротко подстрижены сзади, а спереди остаются длинными и непокорными, хотя и не похожими на сексуальную прическу, уложенную так, как будто только что он встал из постели. Нет, он просто выглядит как мужчина, которому наплевать на внешность и у которого есть более важные дела, чем заниматься своими волосами. Пугающий неровный шрам, начинающийся под левой бровью, зигзагом спускается по скуле, где теряется в многодневной щетине, покрывающей его грубо очерченную, худую, обтянутую кожей челюсть. На нем надета черная футболка с длинным рукавом, что я нахожу странным, учитывая, что сейчас лето, черные брюки, заправленные в тяжелые черные военные ботинки, и все это плотно обтягивает его мощное тело. Он выглядит, как убийца. Потрясающий… опасный… странно прекрасный. Как ангел смерти.
– Вижу, твои мозги работают на всю катушку, девочка, но не торопись. Терпение. Ты все узнаешь в свое время, – говорит он, склоняясь над кроватью, и сохраняя при этом довольно значительное расстояние между нами.
– Где Эмерсон? Чего ты хочешь от меня? – выкрикиваю я, игнорируя его предыдущую фразу.
– Я понятия не имею, кто такая Эмерсон, и прямо сейчас я хочу, чтобы ты заткнулась, – парирует он, качая головой.
Он бормочет что-то, что я не могу понять, прежде чем добавить:
– Вы, американцы, вообще когда-нибудь можете просто послушать, что вам говорят?
– Что это за язык? Кто ты такой? Где я?
Он хмурит брови и поднимает руку вверх:
– Заткнись, – орет он. – Если ты просто, на хер, помолчишь одну минуту и дашь мне сказать, я расскажу тебе то, что тебе нужно знать.
Решив, что в моих же интересах держать рот на замке, я сжимаю губы в тонкую прямую линию и наклоняю голову к нему, показывая, что приступ гнева закончен. По крайней мере, пока.
– Как я уже тебе говорил, меня зовут Рейз, мы находимся в одном из многочисленных домов, принадлежащих моему деду Анатолию Кабинову, который в данный момент ждет внизу, чтобы увидеть тебя.
Глубоко выдохнув, он делает короткую паузу, но при этом продолжает пристально смотреть на меня:
– Готовься, девочка. Ты вот-вот станешь самой важной пешкой в самой большой войне мафий, которую когда-либо видела эта страна.
Глава 3.
(Enter Sandman – Metallica)
Блейк
Все мои чувства обострены, когда я иду из спальни, где меня держали, вслед за Рейзом в другую часть этого места, напоминающего обычный дом, ну, обычный, как я полагаю, для главаря Русской мафии.
Комната, из которой мы вышли, расположена в конце длинного коридора. По пути к круглой мраморной лестнице, ведущей вниз к величественному фойе, я обращаю внимание, что все остальные двери закрыты. Самые высокие потолки, которые я когда-либо видела, украшены искусной лепниной, зал освещен роскошными, безвкусными хрустальными люстрами, а полы выложены, как я полагаю, какой-то редкой и дорогой плиткой, составляющей замысловатый узор. Дом скорее больше похож на музей, чем на место, где живут.
На стенах нет ничего, что могло бы рассказать о его обитателях: никаких семейных фотографий или каких-либо других знаков, оставленных теми, кто его населяет. Вестибюль, где я стою за спиной Рейза, ожидая его дальнейших указаний, пуст: в нем полностью отсутствует какая-либо мебель. Сквозь закрытые французские двери слева от нас я замечаю группу мужчин, собравшихся вокруг массивного дубового обеденного стола. Я не позволяю взгляду задерживаться на них, потому что боюсь встретиться с любым из них глазами.
– Когда двери откроются, я провожу тебя внутрь, – не оглядываясь, объясняет Рейз. – Держись поближе ко мне, и они тебя не тронут. Молчи, пока пахан сам тебя не спросит. Не обращай внимания на то, что болтают другие. Говори правду о том, что тебе известно, девочка, или он обо всем догадается. А мой дедушка не любит врунов.
Я киваю, подтверждая, что все поняла, и, хотя Рейз меня не видит, каким-то образом он чувствует это.
– Хорошо.
Он смотрит вниз на свои часы, а потом переводит взгляд на мужчин.
– Это займет всего несколько минут. Потом тебе разрешат поесть и принять душ.
Я опять киваю, но ничего не говорю. Мой мозг лихорадочно работает, на бешеной скорости обрабатывая те крупицы информации, что мне известны об этой ситуации. В тот момент, когда Рейз произнес фамилию Кабинов, я тотчас же связала ее с человеком, которого Винсент приказал убить Ису в ту ночь, когда я пряталась в шкафу, что и стало причиной кровавой войны за сферы влияния, которая началась пару лет назад в Чикаго.
Но, если Кабиновы ненавидят Риччи, что они хотят от меня? Может, собираются продать Итальянцам? Что имел в виду Рейз, когда назвал меня пешкой? И какое, черт возьми, отношение к этому имеет Эмерсон? Связан ли с этим Мэдден? Знает ли он, что со мной произошло? Он хотя бы волнуется?
Один вопрос тянет за собой другой, а потом еще один пока, наконец, я не начинаю задыхаться под этой грудой. Мне отчаянно хочется схватиться за шею, вцепиться в липкие побеги, обернувшиеся вокруг горла, угрожая перекрыть кислород. Мои зубы погружаются в плоть на внутренней стороне щеки, специально стараясь выдавить оттуда побольше крови в надежде, что тогда мне удастся сделать глоток и вдохнуть хоть немного воздуха. Рейз становится передо мной неясным силуэтом, и прежде чем меня накрывает тьма, дверь открывается настежь, и глубокий, грохочущий голос, прорываясь сквозь окутавший туман, вырывает меня из панической атаки.
– Рейз, – рявкает мужчина, презрительно улыбаясь в мою сторону, прежде чем добавить что-то типа: – Sookah. Siy-chas.
Повернув голову, Рейз наклоняется и предупреждающе глядит на меня, а потом широким шагом, не сказав ни слова, направляется туда, где все уже собрались. Я стараюсь не отрываться от него, игнорируя приглушенный шепот, начавшийся, как только мы вошли в комнату. Большинство слов я все равно не могу разобрать. Сфокусировавшись прямо перед собой на спине Рейза, я едва не врезаюсь в него, когда он резко останавливается. К счастью, мне удается сохранить равновесие и при этом не ухватится за него, и я быстро прихожу в себя.
Почти все во мне пытается вынудить меня посмотреть вокруг. В этот момент я осознаю, что мы находимся рядом со стулом, который правильнее было бы назвать троном, стоящим во главе стола. Человек, выглядящий как точная семидесятилетняя версия Рейза, выпрямившись, сидит на позолоченном сидении и оценивающе разглядывает меня, власть и сила сочатся из его пор.
– Мисс Оливейра… – начинает он, но я быстро его обрываю.
– Блейк, – поправляю я. – Меня зовут Блейк Мартин.
С вызовом подняв подбородок, я выдерживаю его взгляд, не обращая внимания на то, как все в комнате дружно выдохнули.
Тело Рейза рядом со мной напрягается, и я готова принять наказание за неуважительное поведение. Пока русский старик несколько мгновений изучает меня, его лицо превращается в камень. Несколько долгих мгновений оглушающей тишины. Затем, к моему удивлению и к еще большему удивлению окружающих, уголки его рта начинают подниматься вверх, и прежде чем я успеваю сообразить, он заливается едва сдерживаемым смехом.
Все, включая меня и Рейза, не двигаются и ждут, пока мужчина перестанет… Все, кроме парня, стоящего на страже у входа, того, который позвал нас зайти. Едва слышный смешок срывается с его губ, и тотчас же человек, который, как я полагаю, был Анатолием Кабиновым, прекращает смеяться и резко переводит ледяной взгляд в направлении двери.
– Тебя что-то забавляет, Сергей?
Я полагаю, что он использует английский специально для меня. Ему хочется, чтобы я знала, что происходит.
– Ты находишь забавным, когда твоего пахана прерывают? В этом есть что-то смешное?
Охранник вытягивается и стирает с лица следы каких-либо эмоций.
– Нет, пахан. Mne zhal.
– Мне тоже жаль, – бесстрастно отвечает старик, и, подняв брови, поворачивается, молча обращаясь к другому джентльмену, сидящему за столом. Раздается скрежет стула об пол, когда этот мужчина встает, подходит к охраннику и перерезает тому горло спрятанным за поясом ножом. Затем, под молчание всех присутствующих в комнате, он возвращается на место и кивает.
Мне с трудом дается каждый вздох, в отчаянных попытках сдержать очередной припадок. Никто не обращает внимания на безжизненное тело, лежащее в луже крови буквально в полуметре от остальных, но все мое тело трясется от ужаса. Я опускаю глаза и замечаю разницу между своей крошечной ступней и огромными военными ботинками Рейза рядом, впечатляющее доказательство того, как я слаба и беззащитна среди этих людей. Людей, которые так мало ценят жизнь других. Людей, похожих на Иса Оливейру и Винсента Риччи.
– Да, мисс Мартин, – Анатолий поправляется, ведя себя так, как будто разговор и не прерывался на небольшое, совершенное мимоходом убийство. – Я прошу прощение, если вам показалось, что я отнесся к вам без должного уважения. Я могу понять ваше желание оградить себя от любых ассоциаций с такими людьми, как ваш покойный супруг.
Поднимая на него свой объятый ужасом взгляд, я шепчу:
– Да, спасибо.
– Конечно, в моем доме вы гость, – бахвалится он, добавляя цинизма в свою речь. – И должен признать, что хотя я и ужинал с королями, вы первая Американская принцесса, с которой я имел честь встречаться. Прошу прощения за то, что не подготовился лучше к вашему пребыванию здесь, но ваш приезд был несколько спонтанным.
При упоминании прозвища, придуманного для меня Исом, прозвища, которое сияло в газетных заголовках по всему миру еще долго после его убийства, я резко втягиваю в себя воздух, но усилием воли не издаю ни звука. Этот русский играет со мной в какие-то игры разума, и я отказываюсь легко сдаваться.
– Сэр, уверена, вам хорошо известно, что я не принцесса, – отвечаю я с принужденной, вежливой улыбкой. – И если вы мне скажете, почему я здесь, я сделаю все от себя зависящее, чтобы помочь вам, а затем вернуться к своим делам.
Соединив пальцы обеих рук перед лицом, он с минуту обдумывает мои слова, стуча друг об друга указательными пальцами напротив своих сморщенных губ.
– Вам известно, кто я, мисс Мартин?
Я киваю.
– Да, сэр. Вы Анатолий Кабинов, самый главный босс русской организованной преступности в Штатах.
– Откуда ты знаешь, кто я? – настаивает он. – И не говори мне, что тебе рассказал мой внук. Я хочу знать, что тебе известно.
Чувствуя, что я колеблюсь, Рейз бросает на меня угрожающие взгляды, напоминая о своем предупреждении. Я тяжело сглатываю – у меня на языке все еще остался металлический привкус крови – прежде чем открыть рот и сообщить все, что я знаю.
– Однажды вечером, пару лет назад, я подслушала разговор моих бывших свекра и мужа, они обсуждали вас и возросшую активность вашей семьи в районе Чикаго.
Мой голос дрожит, слова вылетают скороговоркой.
– Винсент приказал Ису взять двух его людей и отправиться на какой-то склад, где они должны были покончить с вашим внуком, Алексеем Кабиновым, и всеми, кто с ним был.
Гнев вспыхивает в глазах Анатолия, а вся комната приходит в движение, все кричат, перебивая друг друга… все кроме Рейза. Он превратился в застывшую статую, его лицо вселяет ужас. До меня только теперь доходит, что раз Анатолий и его дед, то Алексей, наверное, приходился ему братом или кузеном.
Потеряв убитых Винсентом собственного брата и маму, я чувствую необъяснимый порыв протянуть руку и взять его ладонь, желание утешить его, но прежде чем я успеваю поддаться необдуманному импульсу, Анатолий вскакивает на ноги, заставляя всех вокруг замолчать.
– Ты уже оказала нам любезность, убив человека, который держал нож, и мы за это тебе благодарны. Но теперь ты должна закончить работу. Если ты хочешь прожить свою жизнь как Блейк Мартин, ты также заберешь жизнь у того, кто отдавал приказы расправиться с моим внуком и другими членами нашей семьи.
Со злодейской улыбкой на лице, обнажающей прекрасные белые зубы, он проницательно глядит на меня:
– Убей Винсента Риччи, принцесса, или присоединишься в могиле к своему бывшему ублюдку мужу.
Глава
4.
(Sad Song – We The Kings)
Мэдден
Остекленевшие, налитые кровью глаза, выглядывающие из-под полуприкрытых век, смотрят на меня из зеркала, а грубая темная щетина, неровно пробивающаяся по горлу, покрывает нижнюю часть лица. Только что принятый обжигающе горячий душ не смог смыть следы бессонной ночи, проведенной за телефоном и компьютером в неистовых попытках найти хоть какие-нибудь подсказки, где может находиться Блейк. Я всегда гордился своим умением сохранять спокойствие, хладнокровие и сосредоточенность в любой ситуации, поэтому этот потерянный, с явными следами похмелья вид – для меня нонсенс. Но дело в том, что я выгляжу ровно так, как себя чувствую – растерянным, обезумевшим, отчаявшимся.
Я балансирую на грани безумия, держась за единственную ниточку надежды… надежды, что она жива. К несчастью, единственный человек, которому, как я наверняка уверен, известно местонахождение моей девушки, внезапно решил отправиться на каникулы с друзьями на катамаране на весь уикенд. И я ни на секунду не поверю, что это простое совпадение. Эмерсон знала, что если она будет за сотни миль от берега, мы не сможем разыскать ее по сотовому телефону. Но когда-нибудь ей придется вернуться. Судя по тому, что она сказала своим родителям, это случится завтра днем. И я буду первым, кто встретит ее на пристани. И потребует ответы.
Но до тех пор я не собираюсь сидеть на месте. Нет, я должен что-то сделать, собрать всю информацию, какую только смогу. Из того немногого, чем Блейк поделилась со мной и Джей, вырисовывается какая-то мрачная, зловещая история, и я боюсь, что ее прошлое настигло ее. Я только не могу понять, как с этим связана Эмерсон.
Я резко встряхиваю головой вперед-назад, вырывая себя из беспрестанных мыслей, кишащих в голове, и заставляю себя действовать. Сидя здесь и таращась целый день на свое отражение, я не получу больше никаких ответов, кроме тех, что есть у меня сейчас, поэтому я отталкиваюсь от мраморной раковины, бреду к карго-шортам и футболке, которые принес с собой в ванную, и быстро натягиваю их, прежде чем спуститься вниз.
Истон и Джей, все еще во вчерашней помятой одежде, сидят за столом, перед ними – яичница с беконом, а в руках они держат по горячей, дымящейся кружке кофе. Судя по тому, как тихо они сидят и гоняют еду по тарелке, кажется, никто из них не проявляет особого интереса к пище. Хлопоча по кухне в каком-то безумном ритме, Сара поднимает глаза, когда я захожу в комнату, и тотчас же по ее мрачному выражению лица я понимаю, что они ей уже все рассказали.
– О, сеньор Мэдден. Почему вы не позвонили мне вчера вечером? – спрашивает давно работающая у меня домоправительницей женщина с размазанными под встревоженными глазами пятнами туши и свежими слезами, застывшими на покрасневших веках.
– Я могла бы прийти помочь. Вы же знаете, как я люблю это бедное дитя.
Кивнув, я широкими шагами направляюсь к ней, чтобы утешить и обнять. Вскоре после того, как мы с Блейк начали встречаться, Сара оказалась свидетельницей одного из ее приступов и с тех самых пор стала по-особенному относиться к моей девушке, как заботливая мать.
– Сара, ты ничего не смогла бы сделать, – шепчу я, держа седовласую латиноамериканскую леди в своих руках. – Пока не вернулась Эмерсон, мы с Джей и Истоном съездим на квартиру Блейк и поищем – может быть, там найдутся какие-то подсказки.
Высвободившись из объятий, она делает шаг назад и вытирает слезы со щек:
– Разве вы уже не сообщили в полицию? Разве не должны они уже ее искать? Должен же кто-то что-то делать?
– Да, сообщили, – заверяю я ее. – Но так как Блейк – взрослый человек, и нет никаких следов насилия, они не могут ничего сделать, пока не пройдет двадцать четыре часа с момента ее исчезновения. Вчера поздно вечером мне удалось переговорить с одним из следователей, и он посмотрит, что сможет узнать. Но мы не стали рассказывать ему об Эмерсон, текстовых сообщениях и их возможной связи, решив сначала поговорить с ней самой.
– Ay Dios Mio (прим.перев. исп. О, боже мой)! – пронзительно кричит она, с недоверием глядя на меня. – Почему не стали? Я не понимаю. Очевидно, что она не могла сама исчезнуть. Зачем вы покрываете эту… – она морщит нос, как будто попробовала что-то отвратительное на вкус, прежде чем выплюнуть последние слова – pinche bruja (прим.перев. исп. проклятая ведьма).
– Сара, пока мы не узнаем, с кем имеем дело, нам следует с осторожностью рассказывать о том, что нам известно, – объясняю я, подходя к кофе-машине и беря из шкафчика над ней дорожную кружку, хотя сомневаюсь, что кофеин хоть сколько-нибудь уменьшит степень моего переутомления. – Тебе известно, что она столкнулась в жизни с чем-то плохим. И мы не знаем, Сара, на что способны эти люди.
Уходя, она по-испански бормочет что-то еще себе под нос, явно не соглашаясь с моим видением ситуации. Мне понятен ее гнев и огорчение. Боже, действительно понятен. Но у меня есть плохое предчувствие по поводу того, чтобы сообщить обо всём властям, не переговорив с Эмерсон. Проблема в том, что те люди, с которыми она была связана до того, как переехала сюда и начала новую жизнь, скорее всего не самые законопослушные граждане, а мне отвратительна сама мысль о том, чтобы, подключив полицию, подставить под удар ее безопасность, особенно если мы сами в состоянии решить это дело.
Если они хотят денег, я заплачу им столько, сколько они попросят. Все, что у меня есть. Я хочу лишь вернуть свою сладкую девочку. Целой и невредимой. Я хочу держать ее в своих объятиях, смотреть ей в глаза и говорить, что люблю ее, то есть наконец произнести вслух то, чего я так долго избегал. Но, к сожалению, мне кажется, что если бы это было из-за денег, то мы бы уже получили звонок или записку с требованием выкупа.
Налив кофе, я гляжу на своего брата и Джей и, слегка вздернув подбородок, как бы молча говорю им: «Пошли». Они тут же встают, благодарят Сару за завтрак, к которому даже не притронулись и идут, чтобы взять свои вещи с барной стойки. Мы стерли себе языки, обсуждая эту ситуацию, и теперь просто надеемся, что сегодня нам удастся обнаружить что-нибудь еще.
– Не знаю, во сколько я вернусь. Я где-нибудь перекушу, – говорю я Саре, беря ключи и телефон. – Так что, как только закончишь работу, можешь идти. Если я что-нибудь узнаю, я тебе позвоню.
– Я буду молиться, – торжественно и серьезно отвечает она, когда мы втроем выходим через заднюю дверь.
Ну вот, нас уже двое.
***
Попасть в квартиру Блейк было нетрудно, потому что у меня хранился запасной ключ и коды от сигнализации с тех пор, когда я пару месяцев назад приезжал за ее одеждой, пока она лежала в больнице. Это случилось в тот самый день, когда я нашел в ящике конверт с фотографиями. В тот день, когда я украл ее старую фотографию тех времен, когда она была подростком, чтобы спрятать в своем столе. Тогда я не мог понять, почему она их скрывала, но сегодня лишь смею надеяться, что у нее в квартире еще что-нибудь припрятано, что-нибудь, что могло бы подсказать направление нашим поискам.
– Ладно, я посмотрю в спальне и гардеробной, – заявляю я, как только мы втроем оказываемся внутри и отключаем сигнализацию. – Джей, за тобой кухня и ванная комната, а ты Истон начинай в гостиной. Смотрите за картинами, в ящиках, за диванными подушками… везде. Берите все, что может показаться полезным. Все, что помогло бы связать ее с кем-то или чем-то определенным. Письма, записки, что угодно.
Они оба согласно кивают и приступают к работе, а я шагаю по короткому коридору в спальню. Остановившись в дверях на мгновение, я делаю глубокий вдох и внимательно оглядываю комнату, ища какую-нибудь зацепку. Комната практически стерильна. Кровать аккуратно заправлена: ни на покрывале, ни на подушках нет ни единой морщинки или складочки. На тумбочке, маленьком столике и ламинате пола не разбросано никаких личных вещей. Их гладкие и ровные поверхности выглядят так, как будто их только что вымыли.
Вспоминая, как будучи здесь в первый раз я сравнил ее квартиру с выставочным образцом, я задумался над тем, всегда ли она так жила – в обезличенном месте без тепла и уюта, без души, и шестое чувство подсказывает мне, что не в этом дело. Откуда бы она сюда не переехала, все выглядит похожим на то, что Блейк решила не привязываться к этому месту… Но почему? Единственный разумный ответ, что у нее, возможно, возникнет необходимость внезапно покинуть этот дом, но это создает еще большую гребаную кучу вопросов, на которые у меня нет ответов.
Я с раздражением выдыхаю и провожу пальцами по волосам, решив начать с гардеробной. Именно там я храню свои личные и наиболее ценные деловые документы и надеюсь, что она поступает так же.
Сняв всю одежду с металлической рейки, я сваливаю ее на кровать, чтобы иметь возможность получше осмотреть маленькое прямоугольное пространство, но, к сожалению, это ничего не дает. В комнатке передо мной предстает лишь пустой закуток с несколькими парами туфель, аккуратно расставленными вдоль плинтуса. Никаких шкафчиков. Никакого потайного сейфа. Вообще ничего.
Моя следующая цель – пространство под кроватью, но там тоже все чисто и нет никаких завалявшихся вещей. Ругнувшись себе под нос, я начинаю тщательный осмотр ее находящейся в идеальном порядке тумбочки, когда слышу встревоженный крик Джей:
– Мэдден! Подойди сюда, быстро! Взгляни на это.
Я бросаю тюбик гигиенической губной помады и упаковку бумажных носовых платков, хлопнув, задвигаю ящик и несусь в гостиную, где они с Истоном уже склонились над стопкой бумаг, разложенных на кухонном столе.
– Что? – требую я, протискиваясь между ними, чтобы рассмотреть получше находку. – Что ты нашла?
– Это ее договор аренды на эту квартиру, но посмотри сюда, – настаивает маленькая азиатка, указывая на середину страницы печатного текста. – Здесь не указано ни ее место работы, ни арендная история. Странно, что ей сдали квартиру, не спросив ничего из этого.
Истон, внимательно щуря глаза, берет другой листок:
– Кто-нибудь из вас знает некоего Оуэна Доэрти?
– Нет, – отвечаем мы с Джей в унисон, переводя внимание на бумагу, которую он держит.
– Он указан в договоре как лицо, с которым надо связаться экстренном случае. Думаете, нам стоит позвонить по этому номеру?
Уставившись на черные буквы, я стараюсь припомнить, слышал ли когда-нибудь это имя, крутящееся теперь у меня в голове, но без толку. Ни одного проблеска памяти. Она никогда раньше его не упоминала. Я в этом уверен.
– Я не знаю, – признаюсь я.
Мне неловко звонить какому-то незнакомцу и сообщать ему об исчезновении Блейк, я все еще хочу сначала переговорить с Эмерсон.
– Это может быть кто угодно. Мы понятия не имеем, кем он ей приходится. Может, нам сначала стоит погуглить это имя.
– Поддерживаю, – объявляет Джей, беря еще один лист, чтобы поискать там другие зацепки. – Но думаю, что мы в любом случае должны позвонить. Если Блейк решила, что этому человеку нужно звонить в случае необходимости, а я знаю, что это ее почерк, значит, мы должны с ними связаться. Возможно, он сможет помочь нам, пока мы тут дожидаемся, когда вернется эта, как там ее… девица.
Взглянув на Истона, я вижу, что он кивает в знак согласия, пока я печатаю на телефоне в поисковике имя. Ужас сжимает мой желудок, когда экран, обновившись через несколько секунд, выдает мне тысячи ссылок на Оуэна Доэрти, помощника директора, главу подразделения по защите свидетелей Службы маршалов США.
Мы все изумленно пялимся на экран, каждый соображая про себя, что бы это значило. Поначалу меня захлестывают эмоции, и я говорю себе, что это не тот человек. Блейк не может иметь никакого отношения к программе защиты свидетелей, в конце концов, она живет открыто, не прячась. Но, пролистывая результаты поиска, я вспоминаю, что она всегда была настороже, когда мы куда-нибудь ходили, ее сканирующий взгляд никогда не дремал. Затем я мысленно возвращаюсь к ее радикальной смене цвета волос и прически по сравнению с фотографией, которую я нашел. Вся ее семья мертва. Ничего не известно о ее жизни до того, как она появилась этой весной в Калифорнии. Ну и конечно, ее ночные кошмары и приступы, во время которых она наносила себе увечья.
И вот тогда картинка складывается. Я не знаю, кто похитил мою Блейк. Я не знаю, почему. Но я знаю, что моя Блейк и не Блейк вовсе.
Глава
5.
(Drown (Acoustic Version) – Citizen)
Блейк
– Встать! Пошла! Быстро! У нас нет времени, – грубо требует Рейз, врываясь в комнату.
Дверь с громким стуком бьется о стену, разнося за собой глухое эхо. Когда он раздражен, его русский акцент становится сильнее. Еще этим утром, когда Рейз принес мне завтрак и чистую футболку, я понимала, что он говорит, а сейчас до меня едва доходит смысл сказанного.
Его бешеные голубые глаза буравят комнату до тех пор, пока не натыкаются на угол, где, свернувшись на корточках, сижу я. И когда я сразу же не вскакиваю с места, он медленно поворачивается и идет ко мне.
– Девочка, ты что, глухая? Я сказал, что мы должны ехать. Немед…
Остановившись на полпути, Рейз замечает спагетти, недавно принесенные мне на ужин домработницей (я полагаю, что это была именно она). Теперь остатки этих спагетти прилипли к стене, в которую я их бросила, прямо над осколками тарелки, в которой их подали. В ладони между дрожащими пальцами я сжимаю фарфоровый осколок. Самый острый, какой смогла найти.
Я ничего не говорю, но при этом не свожу с него взгляда. У меня есть только доля секунды, чтобы принять решение, попытаться ли мне сбежать сейчас, используя мое самодельное оружие, или подождать более подходящей возможности. Целый день я провела, пытаясь разобрать звучащие за стеной приглушенные голоса и следя в окно за тем, как приезжают и уезжают автомобили. Я старалась собрать как можно больше информации о том, где я нахожусь, и о людях в доме. Но мне не удалось узнать почти ничего, кроме того, что Рейз оставался здесь со мной почти все время.
После того, как прошлой ночью Анатолий сообщил мне, зачем я здесь, Рейз проводил меня обратно в комнату, в эту комнату, где мне позволили принять душ и дали миску риса с курицей. Остаток ночи я без сна лежала в темноте под аккомпанемент стрекотания сверчков, доносившийся снаружи, и моих противоречивых мыслей. Мыслей, которые варьировались от планирования побега до предвкушения, насколько сладка будет месть, если я действительно убью Винсента Риччи.
Я до сих пор не могу понять, где я ошиблась, но знаю, что не хочу оставаться пленницей, не хочу делать чью-то грязную работу. Я слишком долго была игрушкой в руках Иса и сделала то, что должна была сделать, чтобы выбраться из этой ужасной ситуации, хотя это и означало убить человека, в которого я была когда-то влюблена. Я никогда больше не буду такой наивной девочкой. Моя судьба в моих руках, и я, не задумываясь, отниму жизнь у любого из этих людей, чтобы вернуть себе свободу. Ради этого я готова рискнуть собственной жизнью.
Но судьба все решила за меня, когда Рейз, резко вырвав из воспоминаний, ворча что-то на русском, сгребает меня с пола, и, перекинув через плечо, несет к кровати. Он швыряет меня на постель, и я даже не успеваю оказать ему сопротивление, прежде чем он забирается на меня, удерживая на месте силой своих ног. А потом я чувствую сбоку на шее молниеносный укол.
***
Когда я прихожу в себя, уже знакомая с тех пор, когда меня накачали наркотиками в первый раз, дымка затуманивает мне взгляд. Я опять не имею представления о том, где нахожусь и сколько пробыла без сознания. Дурман медленно начинает рассеиваться, и я осознаю, что лежу на коричневом диване, обитом замшей, укрытая клетчатым фланелевым одеялом. Обитые деревянными панелями стены, открытые балки на потолке и языки пламени, пляшущие в угловом камине – вот и все, что я вижу. Мне сразу же приходит на ум, что я нахожусь в какой-то хижине… но где? И почему? Именно здесь я должна встретиться с Винсентом?
Несмотря на то, что я укрыта одеялом и лежу недалеко от камина, в воздухе чувствуется холод. Хотя, возможно, это из-за того, что на мне из одежды только тоненькая белая футболка, которую дал мне Рейз, и мои собственные трусики, и я до сих пор понятия не имею, что случилось с платьем, которое было на мне во время похищения. С другой стороны, снаружи достаточно холодно для того, чтобы я почувствовала, как холод пробирается к костям, что явно не похоже на конец лета в Южной Калифорнии.
– Ааа, уже проснулась. Я думал, ты проспишь до самого утра, – удивленно заявляет Рейз, неожиданно возникая из-за низкой перегородки со стаканом воды и тарелкой, доверху наполненной едой.
Его тяжелые ботинки в три широких шага пересекают потрепанный ковер, и он садится в такое же потрепанное кресло, стоящее напротив дивана.
От взгляда на пищу, которую он, наклонившись, ставит на кофейный столик, мой желудок начинает громко урчать. Вид сэндвичей и фруктов напоминает мне, что не ела я уже довольно давно. Его глаза глядят сначала на меня, потом быстро переходят на тарелку, а затем обратно на меня, прежде чем он огорченно хмурит брови.
– Если бы ты не вела себя как капризная девчонка и не швырнула бы свой завтрак об стену, ты бы сейчас не была так голодна, – отчитывает он меня, протянув половинку сэндвича.
Дважды не раздумывая, я сажусь, беру его и откусываю огромный кусок, отчаянно пытаясь утихомирить ощущение пустоты в желудке.
– Я не люблю итальянскую кухню, – бормочу я, жуя.
– Хмм, – хрюкнув, он отпивает маленький глоток из стакана, а потом толкает его через стол ко мне.
– Дай я угадаю. И бразильскую тоже?
Качая головой, я заканчиваю есть холодное тонко нарезанное мясо и ржаной хлеб, а после подношу к губам стакан, едва не захлебнувшись, когда прозрачная жидкость, обжигая внутренности, льется мне в горло. Не знаю, почему я решила, что это вода, но пока я изо всех сил стараюсь не сделать вдох и сдержать подступающие слезы, мысленно добавляю водку к списку тех вещей, которые мне не нравятся. Хотя это все равно не имеет значения, если мне не удастся выйти из этой ситуации живой.
