Текст книги "Кольцо Пяти Драконов"

Автор книги: Эрик ван Ластбадер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 39 страниц)

Риана сидела и пристально смотрела на нее.

Бартта застыла, словно на постели свернулась пряная гадюка. Сердце заколотилось в груди. На мгновение ей показалось, что она разучилась дышать. “Теперь уж ничего не поможет”, – промелькнуло в голове. Будущее было перед ней и смотрело ей прямо в лицо.

– Как ты себя чувствуешь? – выдавила в конце концов Бартта.

Риана молчала.

Бартта улыбнулась и, ступая по осколкам зеркала, подошла к ней с миской в руках.

– Проголодалась, наверное? Ты не ела несколько дней. Риана схватила миску и набросилась на еду, поглядывая на женщину подозрительно, как дикий зверек. Бартте пришлось еще дважды наполнить миску, прежде чем девочка наелась.

Бартта села рядом.

– Ты можешь говорить со мной, Риана?

– Где Джийан? Мне надо поговорить с ней.

– Все в порядке.

– Сейчас же! – закричала Риана, швырнув миску о стену.

Бартта ударила его, потом, когда он начал отбиваться, затолкала обратно в постель.

– Опасность миновала. Но ты должен примириться с изменениями. Ты больше не Аннон. Ты Риана, кундалианка. Ради своего же блага и блага тех, кто окружает тебя, отбрось мужскую, в'орннскую индивидуальность.

Заключенный в теле Рианы Аннон пытался бороться с ней, но это тело было легким и слабым.

– Враги повсюду. Если ты не приспособишься, если позволишь Аннону обнаружить себя, они, конечно, пронюхают об этом и уничтожат тебя. Я рамахана. Я знаю способы бороться с в'орннами. – Бартта яростно встряхнула Риану. – Ты слушаешь меня?

Девочка смотрела ей в глаза; на прекрасном лице читалось решительное несогласие.

– То, что сделано, – уже спокойнее сказала Бартта, – было сделано ради твоего спасения.

Девочка продолжала смотреть на нее, но по крайней мере на мгновение перестала вырываться.

– Ты видела себя в зеркале перед тем, как разбила его, – продолжала Бартта. – Ты прекрасна.

– Пусти, – сказала Риана.

– Ты успокоилась? Молчание.

Бартта отпустила ее, отошла от постели.

– Риана...

Девочка выбралась из постели и попятилась в дальний угол комнаты. Сжалась там в комок.

– Не называй меня так!

– Как же еще мне тебя называть?

– Называй моим настоящим именем.

– Ты теперь Риана. Пожалуйста, постарайся понять. Твоя... то есть Джийан и я перенесли твою сущность в тело Рианы. Это был единственный способ защитить тебя. Враги считают тебя мертвым.

– Если это правда, пусть Джийан скажет мне сама. Ей я поверю.

Бартта вздохнула.

– Джийан нет. Она... – Бартта облизнула губы. – Чтобы доказать твоим врагам, что Аннон мертв, она отдала им его тело. И кхагггуны перестали убивать горожан. Ты помнишь?

Риана пристально смотрела на нее.

– Ты помнишь, что был готов пожертвовать собой, чтобы спасти их? Что ж, ты так и сделал – в самом прямом смысле. Они получили твое тело, а также Джийан. Ее захватил свор-командир.

– Реккк Хачилар.

– Да. Вряд ли она вернется, так что тебе...

– Я найду ее! – Риана бросилась к двери.

Бартта схватила девочку за руку, развернула, ударила снова – на этот раз сильнее, так что девочка упала на постель. Джийан, Джийан, всегда Джийан.

– Это речь Аннона. Ничего подобного мы не сделаем. – Заметив, что девочка сжала кулаки, она поспешно добавила: – А идти за ней было бы просто глупо. Ты одна, в чужом теле. Ты теперь – одна из покоренных, к тому же женщина. В одиночестве ты не выдержишь и недели.

– Тогда пойдем вместе.

– Таково желание Джийан: чтобы ты осталась со мной, стала рамаханой-ученицей в монастыре Плывущей Белизны, где мы с ней изучали Писание.

– Я тебе не верю. Бартта ударила ее снова.

– Тогда учись верить мне, Риана. Чем быстрее научишься, тем лучше для тебя. Я не хочу бить тебя, мне это не доставляет удовольствия, но тебе надо учиться. У тебя впереди вся жизнь.

Риана выругалась по-в'орннски.

– Я – в'орнн! Я живу, только чтобы отомстить Бенину Стогггулу и Кинннию Морке! – Девочка выпрямилась, схватила осколок разбитого зеркала и бросилась вперед.

Бартта отскочила, однако острый, как бритва, осколок успел порвать платье и порезать кожу. Из плеча потекла кровь. Ее охватил гнев, и она ударила Риану так сильно, что окровавленный осколок зеркала пролетел через всю комнату.

Бартта принялась осыпать девочку побоями.

– Забудь о мести, забудь Джийан, забудь праздную и привилегированную жизнь Аксис Тэра. Ее больше нет. Аннона Ашеры больше нет! – бормотала она, избивая Риану, и остановилась, только когда та потеряла сознание. – Вот. – Бартта задыхалась. – Вот. – Почему-то вдруг вспомнился лорг, которого она убила столько лет назад. Проклятое воспоминание! Неужели она никогда не избавится от него? Почему? Это было просто животное, и притом злое, что бы там ни утверждала Джийан.

Выбившись из сил, Бартта села на забрызганную кровью постель, спустила платье с плеча, чтобы заняться раной.

– Оборони нас Миина, – прошептала она, останавливая кровь. – Теперь ты в моей власти. И я никогда не отпущу тебя. Сама Великая Богиня сочла нужным даровать тебе жизнь. Но такой жизни не позавидуешь! Ты на собственном опыте узнаешь жестокую, отвратительную, безнадежную жизнь под властью в'орннов. Ты своими глазами увидишь, что они отобрали все, что когда-то принадлежало нам. Возможно, даже поплачешь о нас, ибо среди живых кундалиан едва ли найдется хоть один, кто помнит, какой была Кундала до вторжения в'орннов. Когда нарии бродили по горным плато, когда Осору еще не было извращено рамаханами-мужчинами и проклятыми раппами, когда молнии сверкали в небе, предвещая явление прославленных Священных Драконов Миины. Где они теперь? Где? – Руки сжались в кулаки, Бартта ударила себя по ногам. – Ах, то время давно минуло; боюсь, оно уже не вернется! А мы остались без нашей Богини, без волшебных нариев, даже без молний, приносивших колдовскую энергию. У нас только наши мертвецы, наша боль и ужасные компромиссы, на которые нам пришлось пойти.

Но, к добру ли, к худу ли, похоже, ты – Дар Сала-ат. – Она протянула руку, ласково отвела волосы Рианы со лба. Лицо девочки начинало темнеть и распухать. – Риана, Избранница Миины и Сеелин. Моя святая тайна. Ты будешь жить, коль скоро так определила Миина. Однако теперь ты в моих руках. Все твои тайны когда-нибудь станут моими, не сомневайся!

Книга вторая
Врата жизни

Кундалинский дух сложен из пяти элементов: земля, воздух, огонь, вода, дерево.

Взаимодействие этих элементов – гармоничное или язвительное, сладкое или горькое, кривое или прямое, жидкое или твердое – обусловливает характер и, следовательно, Стезю каждого человека. Со столь взрывоопасной смесью было бы рискованно полагать, что Баланс достижим. В действительности он, пожалуй, даже нецелесообразен.

“Величайший Источник”,

Пять Священных Книг Миины

9
Сосуд наполовину полон

Название, монастыря – монастырь Плывущей Белизны – соответствовало ему очень точно. Он был построен на отвесной скале, возвышающейся над Каменным Рубежом, из белого, как кость, камня, сверкающего на солнце, сияющего серебром под дождем. Безлунными ночами здание словно светилось неземным светом. Девять стройных минаретов поднимались над высокими стенами. Их венчали вытянутые, покрытыми серебряными пластинами купола. Когда на горы опускался туман или надвигались низкие тучи, купола пропадали из виду.

Ни одна из ныне живущих рамахан не помнила времен, когда монастыря не существовало. По преданию, здание было задумано и возведено богиней Минной. Многое подтверждало достоверность этой легенды, и в первую очередь – сам камень постройки. Ничего подобного в горах Дьенн Марр не встречалось. Он был плотным и настолько твердым, что прошедшие века не оставили следов на огромных глыбах. На всей Кундале сравниться с ним мог разве что бывший монастырь Слушающей Кости в Аксис Тэре – ныне в'орннский Храм Мнемоники.

Риана, ежедневно работавшая в колдовском саду Бартты, видела монастырь каждый раз, когда поднимала глаза. Если же смотреть вниз... Изредка на крутых, ступенчатых улицах мелькали фигурки людей. Они двигались короткими, быстрыми рывками, часто замирая на месте, словно придавленные вечной усталостью, словно навеки разучились радоваться. Завернувшись в темные плащи, люди спешили по своим делам или одиноко стояли, погрузившись в размышления, на заслоненных от света порогах или у наполовину прикрытых ставнями окон. Будто чего-то ждали, вечно ссутулив плечи под невидимым ураганом. Где суета и шум голосов, споры из-за цен? Где переклички знакомых на переполненных народом рынках, вопли играющих детей? Где, в первую очередь, многочисленные кундалианские праздники, отмечающие смену времен года, урожаи, особенные дни календаря, которые Джийан с такой любовью описывала ему? Тишина нервировала. Аннон и Курган любили проводить время в окрестностях Аксис Тэра, но всегда возвращались к зною и бурному ритму города.

Окруженная странными запахами, от которых кружилась голова и слегка подташнивало, Риана работала под острым взглядом Бартты. С распухших от побоев лица, шеи и плеч еще не сошли синяки. По ночам она не могла спать от боли, однако снотворное, которое готовила для нее Бартта, не пила – оставшись одна, выплевывала за окно.

Риана считала себя умной – и, как оказалось, зря. Однажды ночью, через три дня после избиения, она попыталась выскользнуть из дома. Подождала, пока погаснет лампа в спальне Бартты, пока весь дом погрузится в темноту, встала с постели и подошла к открытому окну, пристально глядя в ночь. Низкие облака неслись по небу, закрывая вершины гор и минареты монастыря, воздух был промозглым и холодным. Натянув плащ, она вылезла в окно – и оказалась лицом к лицу с Барттой.

Первый удар бросил девочку на колени. Затем Бартта схватила ее за волосы на затылке и дернула так сильно, что на глазах выступили слезы, но Риана твердо решила не кричать. Только скрипела зубами от ярости. В руке Бартты сиял шарик света.

– Смотри! – приказала Бартта, сильно дернув Риану за волосы.

Цветы на клумбе под окном, куда она последние три дня выплевывала сонное питье, поникли, лепестки сморщились. Бартта наклонилась ближе.

– Глупый, упрямый Аннон, – прошипела она. – Думал, я не пойму твои уловки? – Она выпустила волосы Рианы. Ее голос изменился, смягчаясь. – Риана никогда бы не подумала об уходе. Зачем бы ей? Где-то в этих горах – ее дом, она среди своих сородичей, скоро войдет в элиту своего народа, ей откроются все тайны Миины.

Бартта помогла девочке встать, отряхнула платье, погладила по щеке. Отвела в другую часть сада и ласково сказала:

– Вот видишь это растение с цветами в форме воронки и каплевидными орехами? – Бартта опустилась на колени, и Риана присела рядом. – Это бругманзия багряная или, как ее еще называют, кровавица. – Бартта сорвала орешек, сняла зеленую кожуру, положила красноватую сердцевину Риане на ладонь. – Я научу тебя, как делать из нее пасту, которая, проглоченная в нужном количестве, не даст тебе замерзнуть даже в мороз. Это тайна, которую не знает ни одна из учениц. Даже не все послушницы. – Она ласково погладила Риану по голове. – Но тебя я научу. Хочешь?

Риана, сбитая с толку такой резкой сменой настроения, кивнула, хотя не понимала, как это ей может пригодиться.

* * *

Два дня спустя Риану разбудило пение силовых ручьев. Бартта говорила, что они оплетают всю Кундалу. Так уж получилось, что дом был построен на ручье, но ведь так же был построен и монастырь Плывущей Белизны. В сущности, по словам Бартты, все рамаханские монастыри стояли на главных ручьях. Загадочная силовая решетка страшно интересовала Бартту; она все время спрашивала Риану, чувствует ли та ручьи. Риана всегда отвечала “нет”, но обещала стараться, потому что хотела, чтобы Бартта продолжала говорить о них. Риана сделала вывод, что среди многого другого, утраченного рамаханами, была подробная карта ручьев. Без карты невозможно осмыслить линии; не зная точек пересечения, невозможно понять природу решетки и ее предназначение. Очевидно, теперь очень немногие из рамахан могли хотя бы почувствовать ручьи, что уж тут говорить о попытке составить карту заново.

Кости гудели, словно тело превратилось в инструмент, струны которого перебирает невидимый виртуоз. Ощущение было не очень неприятное, однако, безусловно, жуткое.

Только-только рассвело; при низком небе, затянутом черно-синими тучами, утро обещало быть лишь чуть менее темным, чем ночь. Риана встала посреди спальни и закрыла глаза. Ее окутывала тишина. На улице лихорадочно щебетали птицы; дождь мягко барабанил по подоконнику, шелестел в колдовском саду.

Ужасная примитивность дома начала угнетать ее. Ни атомных ламп, ни ионных акселераторов, ни терциевых матриц, ни нейронно-сетевых генераторов. Тепло от огня, свет от масляных ламп и ничего, что давало бы ощущение связи с внешним миром. Деревня, в сущности, глуха, нема и слепа. Неудивительно, что Кундала оказалась такой легкой добычей.

Внезапно заскрипели половицы, из соседней комнаты позвала Бартта. Девочка натянула кундалианскую одежду и вышла из спальни.

Бартта сидела за деревянным столом. На столе стояли две миски, заполненные отвратительной кундалианской кашей. Риане она не нравилась.

– Садись завтракать. Сегодня будет много работы. Риана молча села, но не взяла деревянную ложку. Сейчас бы хоть немножко жареных коррибов.

– Мазь, которую я сделала для тебя, действует. Твое лицо выглядит гораздо лучше. – Можно подумать, что синяки появились в результате несчастного случая! – Еще немного, и я отведу тебя в монастырь.

Девочка угрюмо уставилась на неаппетитный завтрак. В пустом животе урчало. За ужином она почти ничего не ела. Приготовленные Барттой тушеные коренья по вкусу и запаху напоминали грязь. То немногое, что Риана проглотила, не удержалось в желудке: ее вырвало примерно через час после того, как она отправилась спать.

– Ешь. – Голос Бартты стал строже. – Как кундалианка...

– Джийан не стала бы это есть. Бартта не донесла ложку до рта.

– В'орнны схватили Джийан, ей пришлось жить с в'орннами, пришлось делить постель с в'орнном. Ей надо было приспособиться, чтобы выжить, – как должна приспособиться и ты.

Мгновение Риана обдумывала эти слова. Бартта знала, чем пронять Аннона: достаточно просто упомянуть Джийан.

Риана схватила ложку. Внушив себе, что это жареное мясо кора, она забросила вареную крупу в рот и побыстрее проглотила.

В мгновение ока Бартта вырвала ложку из руки Рианы, схватила ее за плечо и яростно встряхнула.

– Ты ешь, как животное! – завопила она Риане в лицо. – Ты что, животное? Кундалиане не едят, как животные! Кундалиане – цивилизованный народ! – Она толкнула Риану так, что стул закачался. – Ну-ка подбери ложку. Вымой ее и приходи, я научу тебя, как есть правильно.

Когда Риана вернулась к столу, Бартта встала рядом с ней.

– Набери ложку гленнана и положи в рот. Пока жуешь, отложи ложку, чтобы насладиться вкусом. Глотай. Теперь снова возьми ложку...

Так и пошло. Посередине завтрака Риана с неудовольствием призналась себе, что Бартта права. Для нее гораздо полезнее просто слушаться Бартту. Раз уж застряла в этом проклятом теле, надо хотя бы приспособиться к нему. И научиться кундалианским обычаям. Взять, к примеру, завтрак. Может, и не очень вкусный, зато по крайней мере желудок не возмущается, как вчера вечером, когда она запихивала в себя пищу.

Потом в ней вновь восстал в'орннский воин. “Я не Риана!” – упрямо крикнула она в уме. Сердце колотилось... Но она была Рианой. И стоило посмотреть на Бартту, как становилось ясно, что будет с ней каждый раз, когда Аннон снова заявит о себе. Ах, Н'Лууура, если бы Джийан была здесь! Но ее не было: ее увез свор-командир Реккк Хачилар. Вполне возможно, что он... она... Аннон... Риана никогда больше не увидит Джийан.

Что-то застряло у нее в горле, и она чуть не подавилась. Проглотила остатки гленнана и глубоко вздохнула. В душе боролись гнев и отчаяние. Смирение никогда не было свойственно мужчине-в'орнну; этого понятия для воинов просто не существовало. Мысленно Риана поставила себе задачу: выжить. “А чтобы выжить, мне надо приспособиться”.

Она покорно доела гленнан, потом отнесла миску и ложку к раковине. Под ногами гудели слышные только ей ручьи.

Через неделю Бартта велела собираться в монастырь Плывущей Белизны.

По дороге Риана впервые по-настоящему увидела деревню. Каменный Рубеж напоминал амфитеатр, вырытый в склоне горы: крутые улицы спускались к “сцене” – центральной площади.

Девочка шла рядом с Барттой, замечая, как крестьяне кланяются, прося Миину даровать ей благословение и доброе здоровье. Они миновали красивый парк, окруженный высокими соснами, прекрасно ухоженный, но совершенно безлюдный. В тавернах молодые люди с покрытыми грязью и потом лицами ели стоя, время от времени прикладываясь к кружкам, и тихо разговаривали между собой. Они смотрели ей вслед, и их взгляды ощущались физически, как рука, стискивающая затылок. Нигде не было слышно музыки, только плач младенцев и шепот ветра в соснах. А потом появился еще один звук. На узкой улочке они с Барттой столкнулись с похоронной процессией, идущей за белым гробом. Риана мельком увидела залитые слезами лица, покрывала и длинные плащи. Громкие рыдания напоминали шум дождя в водосточных трубах. Печаль изливалась из каждой двери, лежала на затененных улицах, как задыхающиеся, полумертвые животные. Силовые ручьи мертво молчали.

Наконец они свернули на узкую мощеную дорожку, которая, петляя, поднималась круто вверх метров на шестьсот к воротам монастыря Плывущей Белизны.

В духе классической кундалианской архитектуры внутренняя часть монастыря была настоящим лабиринтом комнат, святилищ, коридоров, садов, лоджий, балконов, широких лестниц, двориков и атриумов. Юные ученицы, да и многие послушницы-лейны вечно терялись в этом хаосе, и даже жрицы-шимы порой забредали в неизвестные им районы монастыря. Только конары, старшие жрицы из правящей Деа Критан, всегда точно знали, где находятся.

Девять раз за каждый лунный цикл – то есть сутки – хрустальные куранты вызванивали пятиугольник тонов, магически основанные один на другом в единстве Большого Аккорда – символа любви и присутствия Миины. В это время вся работа в монастыре замирала; пока звучал Аккорд, пелись ежедневные молитвы. Поскольку в монастырских садах росло много апельсинников, тонкий аромат смешивался со Священными Песнями, придавая им нечто невыразимое словами. Как говорили рамаханы, знак того, что Святое Слово Миины достигает четырех углов мира.

В то первое утро в монастыре Риану поджидало еще одно испытание. Уборные для каждой ступени рамахан были общими. То есть ученицы – как и лейны, и шимы – пользовались одной уборной на всех. Личные уборные были только у конар.

Войдя в душевую, Риана застыла в замешательстве при виде совершенно обнаженных кундалианок. Ей снова пришлось напомнить себе, что она и сама кундалианка. И откуда у нее взялось это внезапное отвращение к толпе? Ученицы говорили о своих телах: кто слишком толстая или слишком худая, у кого ноги слишком короткие или слишком полные. Они болтали о своих лицах: у кого нос слишком длинный или слишком курносый, у кого глаза слишком близко посажены, слишком маленькие или косые, у кого прыщи, а кто просто уродина. Звучал неискренний, нервный смех, девочки сбивались во враждующие стайки, издевались над слабыми, над застенчивыми, над любой, казавшейся “другой”, шептались о том, кто из наставниц самая плохая, самая злобная, самая строгая или самая уродливая, о пропущенных занятиях, списанных контрольных, о запретных ласках, о ночных побегах и тайных свиданиях с мальчиками, поджидающими по ночам за стенами монастыря, о вечеринках, где тайком глотали снадобья, сделанные из трав и грибов, и курили пронесенную в монастырь лаагу. Аннон кое-что знал о лааге. Ее делали из высушенных измельченных листьев тропического растения; при курении или жевании она производила явное наркотическое действие, приводящее к быстрому привыканию. Это был грубый и опасный наркотик, особенно по сравнению с саламуууном, который в отличие от лааги не вызывал привыкания. Консорциум Ашеров крепко держал саламууун в руках, позволяя продавать его только в имеющих специальное разрешение кашиггенах.

Риана продолжала прислушиваться к негромким взволнованным голосам. Никто не упоминал о Миине, о священных текстах, о службах, даже о миссии рамахан, о которой так часто говорила Джийан: вернуть кундалианам ощущение благодати, которым они наслаждались столетия назад.

Пока Риана пыталась понять все это, две ученицы заметили новенькую и, насмехаясь, затащили под душ прямо в одежде. Платье прилипло к телу, что рассмешило их еще больше. Ее раздели и затолкали под горячие брызги в длинной душевой из мыльного камня, потешаясь над ее застенчивостью и обзывая. Конечно, поведение Рианы в таком близком соседстве с обнаженными девушками было довольно необычным. Каждый раз, когда Аннон чувствовал прилив сексуального возбуждения, Риану охватывала волна отвращения, принося чувства стыда и смущения.

А это оказалось небезопасно: смущение вывело на поверхность Аннона. Риана утратила хрупкую видимость женственности, сознание того, где она и кто. И бросилась в бой. Неудивительно, что эта внезапная агрессивность ошеломила и напугала девочек. Они завопили и побежали из душевой: так порыв ветра сметает опавшую листву.

Крики привлекли внимание дежурной послушницы, лейны Астар. Это была красивая женщина, не слишком старая, не слишком молодая. В блестящих каштановых волосах уже сверкала седина. Бледно-желтое одеяние послушницы очень шло ей.

– Что тут происходит? – спросила она мелодичным голосом.

– Новенькая какая-то чудная, – сказала одна из учениц.

– Да. Она странная, – сказала другая.

– Она пыталась сделать нам больно, – вмешалась третья.

– Нам она вообще не нравится, – сказала четвертая.

– Ну-ну, девочки. – Улыбка лейны Астар каким-то образом успокоила страх и враждебность учениц. – Риана в нашем монастыре недавно... бедняжка потеряла память. – Она оглядела учениц, одну за другой обнимая их взглядом. – Вы все помните, как трудно бывает вначале. Подумайте, насколько все труднее для нее. Риане надо многому научиться. Мы должны помочь ей привыкнуть; мы сами ждали помощи – и нам помогали. Таковы наши обычаи, не так ли?

Девочки закивали, и послушница велела им бежать одеваться, поскольку они уже опоздали на утреннюю молитву.

Оставшись наедине с Рианой, лейна Астар обернулась к ней.

– Ты в порядке?

Риана долго молчала.

– Откуда ты знаешь обо мне? – спросила она наконец.

– Мне рассказали, – просто ответила лейна Астар и протянула полотенце. – Не угодно ли тебе выйти?

Риана взяла полотенце и обернула им тело, к которому не могла привыкнуть. Она вгляделась в лицо лейны Астар – открытое, доброжелательное и, к счастью, бесхитростное.

– Почему ты ударила их, Риана? – В тоне лейны Астар не было угрозы. Казалось, ей искренне любопытно.

– Я что-то чувствую, – нерешительно ответила Риана. – Ну, в смысле, в теле. Не знаю что. – Она не могла сказать лейне Астар, что поддалась жажде мести убийцам семьи Аннона Ашеры.

– Ты – здоровая девочка-подросток, – произнесла лейна Астар. – Сказывается действие гормонов – они наращивают мускулы и кости, чтобы ты могла расти. Не надо беспокоиться из-за ощущений: это совершенно нормально.

– Не для меня, – пробормотала Риана.

Лейна Астар по-прежнему улыбалась, словно не услышала.

– Давай-ка я провожу тебя в келью.

– Боюсь, это не понравится конаре Бартте. Я пропущу молитву.

– Для молитв всегда есть время, – беззаботно сказала лейна Астар. – По-моему, в данный момент для тебя гораздо важнее устроиться на новом месте.

Риана была так благодарна, что смогла только кивнуть.

День Рианы складывался так: подъем до рассвета на первую молитву, потом скудный завтрак в трапезной вместе с прочими ученицами и занятия с разными наставницами-рамаханами с перерывом на молитву. В полдень – обед, за ним еще одна молитва, затем физический труд почти до самой вечерней молитвы, после чего ее ждали личные занятия с самой Барттой. Риана предпочла бы проводить вечера с лейной Астар, но об этом не могло быть и речи. Ревнивая Бартта не допустила бы соперницы.

Ее больше не дразнили. Гораздо хуже: другие девочки подчеркнуто не замечали ее. Риана слушала их разговоры в душевых, чувствуя себя совершенно чужой, по-прежнему неловко и неуютно. Бывали времена, когда это становилось просто невыносимо; тогда она прижималась головой к стене и горько плакала по жизни, которую когда-то вел Аннон – жизни богатой и привилегированной; теперь от нее ничего не осталось, словно и не существовало никогда. Аннону не доводилось выбрасывать мусор, чистить овощи, голыми руками выкапывать из земли клубни. Работать двадцать звездных часов в день, а спать четыре. Он был волен есть, когда хочется, играть, когда хочется, охотиться, когда хочется, идти, куда хочется. Все это было недоступно Риане. Она была – по сути, если не по названию – пленницей.

“Лучше привыкай к нынешней жизни, – не уставала твердить Бартта. – Другой у тебя нет”.

Все это было так нечестно!

К счастью, текущая вода скрывала слезы, но какое это имело значение? Ученицы нахально пробегали мимо или отворачивались, когда собирались посплетничать, не обращая внимания на ее боль и страдания.

Каждая мелочь превращалась в проблему: от пересчета в'орннских звездных часов на кундалианские лунные часы, от пищи, которую приходилось есть, до койки, на которой она спала. Всякий раз, когда Риана работала, принимала душ, одевалась или ходила в туалет, ее поражала чуждость нового тела. Что делать с грудями или местом, где когда-то болтались интимные места Аннона? Между ног теперь было совершенно гладко, отчего она чувствовала себя вернувшейся в детство. Она старалась избегать зеркал, ибо лицо, смотревшее из зеркала, вызывало у нее неудержимую дрожь. Внешность, отражавшаяся в зеркале, совершенно не соответствовала содержанию. Казалось, этот разрыв невозможно преодолеть, да она и не особенно пыталась – хотя бы потому, что просто не могла отказаться от прошлого. Ее приводила в ужас мысль, что, если она смирится с произошедшей переменой, все, что осталось от Аннона, в сущности, умрет.

И это были не пустые страхи. Бытовые мелочи привычной Аннону жизни постепенно стирались из памяти. Бывали времена, когда это становилось просто невыносимо. Все равно что наблюдать за собственной смертью: медленно, неумолимо драгоценные кусочки вырывают из тебя, как страницы из книги. Бывали времена, когда она не сомневалась, что сойдет с ума; ведь что такое, собственно, рассудок, как не осознанное ощущение своего “я”? Если нет “я” – или если это “я” быстро исчезает, – как существовать рассудку? Где жить – если использовать психологическую метафору, – раз дома нет?

В такие моменты Риана поднимала старательно расшатанную плитку под койкой и извлекала два мирских предмета, которые тайком пронесла в монастырь: нож, подаренный Элеаной, и древнюю кундалианскую книгу, найденную в пещерах под дворцом в Аксис Тэре.

Дотрагиваясь до ножа, Риана не могла сдержать слез. Он вызывал в ней столько чувств, что справиться с ними казалось невозможным. При воспоминании об Элеане грудь разрывалась от боли. Оглядываясь назад, она понимала, что начала влюбляться в Элеану, хотя в'орнн, каким она когда-то была, никогда бы не признался в таком. Но что теперь делать с этой любовью, которая обосновалась в сердце так же крепко, как пятнистое солнце в безоблачном небе Кундалы? Она – женщина. Действительность была такой странной, что Риана не могла осознать ее. Возможно, Аннон смог бы принять существование в теле кундалианина – но кундалианки! Это уж чересчур.

“Если бы я только не убежал из дворца, – думала она. – Если бы я только последовал первому побуждению вернуться и перерезать Бенину Стогггулу глотку. Если бы я только не поехал сюда с Джийан. Если бы я только остался с Элеаной”. Но о каком “я” шла речь? Лучше привыкай к нынешней жизни. Другой у тебя нет.

Иногда, несмотря на неизбежное суровое наказание, черное отчаяние заставляло Риану кидаться в драку – как сделал бы в'орнн Аннон, – то расквасив нос задире, то подбив глаз мучительнице. Оказалось, что это тело, несмотря на относительную слабость, обладает замечательной реакцией, огромной выносливостью и упрямым сердцем. Как ни странно, подвиги совсем не принесли ей любви других жертв задир, которые упрямо держались ближе к стаям, частью которых стремились быть. Так что она оставалась одинокой, отверженной даже среди тех, кого пыталась защитить.

Но бывали и другие случаи, более пугающие и сбивающие с толку, когда, мучительно тоскуя по прежней жизни, ей вспоминались замороженные степи, покрытые льдом скалы и заснеженные холмы – настолько отчетливо, что она понимала, что когда-то жила там. Аннон никогда не видел голографических снимков этих мест и тем более не бывал там. Риана тихо стонала, обхватив голову, словно иначе мозг разлетелся бы на куски.

Такие припадки были хуже всего, однако она никому не рассказывала о них, даже Бартте, которая хотя бы знала Аннона, пусть и совсем недолго. И еще. Аннон всегда мог поговорить с Курганом; у Рианы не было никого. Она не смела доверить правду даже лейне Астар. И все равно лейна Астар ухитрялась приносить Риане утешение. Астар то и дело посылала ее в Библиотеку, большое двухэтажное хранилище всех знаний рамахан, и там девочка часами читала – быстро, почти исступленно, буквально проглатывая том за томом. Они с лейной Астар часто встречались в Библиотеке и просто молча сидели бок о бок за книгами.

Риана не рассказывала Бартте о новой подруге, а тем временем лейна Астар потихоньку начала учить ее тому, как поступать, что говорить и, пожалуй, самое важное, что не говорить. Даже Бартта начала замечать перемены. Астар превращала занятия в остроумные и требующие все большего напряжения игры, возбуждая присущее Риане стремление побеждать и одновременно давая выход агрессивности. Таким образом, Риана начала считать лейну Астар чем-то вроде ангела-хранителя, сияющим оазисом в отвратительном месте, где она оказалась. Она медленно и мучительно училась быть кундалианкой, быть женщиной, быть рамаханой, но ужасная правда по-прежнему отделяла ее даже от Астар.

Постепенно Риана привыкла делать то, что велит Бартта, какой бы низкой или неприятной ни была задача или сколько бы таких задач ни наваливалось на нее каждый день, – намного больше, чем поручалось другим учениц, намного больше, чем она вообще могла выполнить. Соответственно, как бы тяжело Риана ни трудилась, она была обречена на неудачу, вызывая недовольство того самого человека, которому следовало угодить.