Текст книги "Черное сердце"

Автор книги: Эрик ван Ластбадер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 42 (всего у книги 49 страниц)

Он хотел доказать ей, что сделан из отменного человеческого материала, он мечтал, чтобы она, наконец, убедилась в его мужестве – но мужество всегда было при нем, только у нее вечно не хватало времени, чтобы разглядеть это.

Существовало множество способов уйти из дома: Бобби мог бы жениться, поступить в колледж, устроиться на работу, уехать, в конце концов, в другой город. Но ни один из этих вариантов его не устраивал, он выбрал армию.

Теперь ее проблемой был Трейси. Должна ли она передать ему послание Монаха или лучше сохранить его в тайне? Сердце подсказывало, что следует молчать: вернись домой, повидайся с ним, сделай все, чтобы восстановить порванные нити. Все остальное не имеет никакого значения.

Идея казалась весьма соблазнительной. Но рисунок облаков напомнил ей лицо Бобби, и Лорин поняла, что эгоистические соображения, которыми она руководствовалась всю жизнь, уже ничего не значат, о них необходимо как можно быстрее забыть. Она больше не ребенок, беспомощно прячущийся за материнскую юбку: происходит что-то очень серьезное и значительное, и она принимает в этом участие, она сделалась частью пока непонятного ей процесса.

Монах в долгу перед Трейси – побыв с ним совсем недолго, Лорин поняла всю важность этого долга. Монах вверил ей важную информацию. Она стала связующим звеном между ними, следовательно, у нее теперь тоже есть вполне конкретные обязанности перед обоими. Она уже дважды подвела Трейси. Третьего раза не будет, поклялась себе Лорин.

Долг и обязательства. Монах и его дочь Тиса сделали так, что она сумела понять смысл этих слов. В сердце ее зажегся огонь, который вел ее. Как странно, подумала Лорин, надо было облететь почти полмира, чтобы тебе преподали такой элементарный урок!

Она откинулась на спинку и закрыла глаза. До Трейси осталось всего восемь часов, сосредоточься на этом, приказала она себе. Не упусти эту очень важную мысль, подумай, что он очень дорог тебе.

Она почувствовала запах моря, мягкий влажный ветерок овевал ее лицо и перебирал волосы. Солнце приятно пригревает спину, тело Трейси касается ее живота и груди, заставляя вздыматься бедра. Лорин грустно вздохнула, из груди ее вырвался тихий звук, похожий на всхлип, и Лорин испугалась: она так явственно видела сейчас Трейси, чувствовала тепло его рук, что не сдержалась и заплакала. Соленые слезы текли по посмуглевшим под солнцем Китая щекам.

Она ощущала почти физическую боль разлуки, невозможности увидеть его прямо сейчас. Почувствовав, что снова начинает замерзать, Лорин натянула одеяло до подбородка, сунула под него руки и, покачиваясь в кресле, заснула. Ей снилось, что она уже вернулась домой.

* * *

Пробуждение было мгновенным, как щелчок кнута – Киеу вскочил на ноги, не понимая, где он. Голова легкая, почти невесомая, мозг работал четко, сознание прояснилось почти до самой прозрачности, как в те дни, когда он занимался у Преа Моа Пандитто. Он вспомнил, как Лок Кру процитировал отрывок из буддийской книги Каккаваттисиханада Сутта, в которой рассказывалось о постепенной эволюции человечества: упадок и катастрофа, ведущие к образованию Просто Общества, с которого начнется изменение души и изменение системы:

«И будут эти люди воевать между собой, и продлится эта война семь дней, и будут они в это время смотреть друг на друга как дикие звери; и попадет к ним в руки опасное оружие, и они, думая „это дикий зверь“, „это дикий зверь“, лишат этим оружием друг друга жизни».

Он легко оттолкнулся от стены и вышел из комнаты – точно не знал, в какой именно комнате был, – спустился в холл и открыл дверь в свою комнату. Пройдя мимо изображения Будды, он вошел в ванную и долго стоял под ледяным душем.

Помывшись, он надел черные хлопковые брюки, свободную рубашку и сел перед фигуркой Будды в позе лотоса. Закрыв глаза, он начал вслух декламировать отрывок из книги Даммапада:

"Все зло, творимое людьми

Нам болью в сердце отзовется

Ошибками печальными земли

Очистимся, дух ликованья к небу вознесется

Спасти себя мы можем только сами

Мы все – мужчины, дети, женщины: народ

Путь к истине находится во храме

Куда один лишь вечный Будда знает вход.

Киеу знал, что это сущая правда. Разве не всемогущий Будда сказал: «Анника вата санкара». Все, живое и неживое возвысится, а затем умрет. Это относится ко всему, что есть в мире. Это подтверждается примерами из повседневной, весьма нестабильной жизни. Никто не живет вечно, ничто не существует вечно – все равно рано или поздно угасает, будь то человек или камень. Почему люди воюют? Потому что не знают, кто они на самом деле. Внутреннее и внешнее созерцание своего тела при Правильном Дыхании, Правильном Течении мыслей и Правильной Концентрации поможет им понять, что тело – мимолетный гость в этом мире, оно разлагается на основные компоненты: Землю, Воздух, Огонь, Воду.

Концентрация.

Киеу начал с Анапанасати, направленных вдохов и выдохов, и через несколько минут достиг состояния, когда его – Ситта– сознание стало уравновешенным, просветленным, спокойным и счастливым. А потом, как учил Преа Моа Пандитто, он перешел к камматтана, пройдя через все сорок предметов Тропы Очищения.

Теперь он возвращался на Восьмую Тропу, где его ждали три ее главных составляющих: Сила, кодекс чести, Самади, внутреннее видение и Панна, мудрость. Это был единственно возможный путь к Нирване, абсолютной реальности: самосозерцанию.

Медитируя, Киеу все более отчетливо вспоминал образ Преа Моа Пандитто, который на самом деле никогда не покидал его, даже когда Киеу был Чет Кмау – и тогда он чувствовал ослепительный свет и энергетическое поле, исходившие от Монаха. Как же Киеу Сока, будучи мальчиком, восхищался им! Киеу – взрослый человек – по-прежнему чувствовал восторг и преклонение перед ним! Это, по крайней мере, не изменилось.

Закончив анализ четырех стихий, являвшихся частью камматтана, он почувствовал, как из глубины души его выползает что-то черное, и его захлестнула мутная волна ненависти. Через мгновение муть осела. Киеу встал и четко повторил про себя задание: убить Трейси Ричтера.

Не оглядываясь на позолоченного Будду, забыв о медитации, он вышел из своей комнаты и прошел через погрузившийся во тьму холл. Он отчетливо слышал как тикают большие напольные часы.

Не понимая, почему он это делает, Киеу направился к спальне хозяйки и, распахнув дверь, наклонился над трупом Джой Трауэр Макоумер.

* * *

Когда Трейси вошел в здание Фонда, он услышал звуки музыки. Он пошел через главный вход, а в цокольном этаже располагался большой зал, где сейчас, видимо, проходил концерт. Трейси решил, что выступление можно пропустить, и повернул направо, в короткий, хорошо освещенный коридор: голые стены, но он знал, что в них напичканы всевозможные датчики и идентифицирующие устройства, так что к тому времени, когда Трейси окажется у нужной ему двери, те, кому следует, уже будут знать, кто он такой.

А нужна ему была дверь, которую все в Фонде называли «сэндвич»: между обычными внутренней и внешней панелями темного дерева в этой двери был проложен шестидюймовый лист из ванадиевого сплава, делающий любую попытку несанкционированного проникновения в помещение совершенно бесполезной, а главное – бессмысленной.

Едва он коснулся ручки, дверь мгновенно открылась, словно не была до этого заперта.

– Мама!

Из-за необъятного пульта связи навстречу ему шагнул Стейн. Широко улыбаясь, он долго тряс Трейси руку. Это был невысокий, очень широкоплечий человек с решительным лицом, черты которого выдавали в нем уроженца Средиземноморья. В карих глазах вспыхивали веселые искорки:

– Хотел немного испугать тебя вечером, но никто не знал, где ты остановился, и я не смог позвонить тебе.

Трейси не имел ни малейшего желания обмениваться шутками: мысли его уже были в архиве, где он рассчитывал добыть кое-какую информацию.

– А в чем дело? – равнодушно спросил он.

– Ближе к вечеру перезвонил О'Дей, – Трейси мгновенно насторожился. – Сказал, ему кое-что пришло в голову, и он хотел бы переговорить с тобой. Кстати, голос у него был весьма возбужденный.

– А ты можешь соединить меня с ним прямо сейчас?

Стейн кивнул и одел наушники:

– Что за вопрос! Дай мне несколько секунд, – он показал на один из аппаратов спецсвязи, – будешь говорить по тому телефону.

Он что-то негромко сказал в микрофон и кивнул Трейси, который сразу же снял трубку:

– О'Дей? Это Мама. Как я понимаю, вы хотели переговорить со мной?

Трейси видел, что Стейн отключился с параллельной линии и занялся другими делами.

– Совершенно верно. Очень хорошо, что вы позвонили. После нашего вчерашнего разговора я обдумал ту задачу, которую вы передо мной поставили.

– Вы хотите сказать, что существует какой-то иной способ, которым воспользовался Макоумер для предоставления экономического гаранта иностранному гражданину?

– В общем, да, существует, – в голосе его чувствовалось смущение, словно О'Дей в чем-то провинился. – Не знаю, как это я сразу не сообразил. Хотя это практически невозможно сделать... Впрочем возможно блокировать каналы информации, чтобы не оставить следов, но только в том случае, если в конкретном подкомитете Сената есть надежный друг, причем, настолько надежный, чтобы проделать все немедленно... – О'Дей громко засмеялся. – И я задал себе вопрос: – Зачем скрывать оказание помощи и предоставление гаранта?

Трейси затаил дыхание, он лихорадочно размышлял:

– Но вы проверили возможность такого варианта?

– Конечно же проверил. Мама. И теперь весьма горд собой. Поэтому-то и позвонил Стейну. Вот ответ на ваш запрос: вышеупомянутый Делмар Дэвис Макоумер зафиксирован как спонсор некоего молодого камбоджийца. – В голосе О'Дея звучали нотки триумфа.

– Его имя? – быстро спросил Трейси.

– Киеу Сок.

– Мистер О'Дей, – торжественным голосом объявил Трейси, – я очень благодарен вам за проделанную работу.

– Рад, что оказался полезным. Уверен, все, что выходит за рамки нормы, может представлять собой потенциальную опасность.

Трейси отправился в архив и затребовал досье «Рэгмен». Ему вдруг пришла мысль, что квадрат 350, в котором разворачивалась «Операция Султан» – это тот же самый квадрат, где проводилась операция «Рэгмен», целью которой было физическое устранение японского террориста Масаши Мурано. В этой операции Трейси участвовал вместе с Макоумером, который – после того как они узнали, что Мурано мертв, – добровольно вызвался остаться в деле.

Расписавшись в формуляре, Трейси взял досье и сел за столик в читальном зале. Он открыл папку и бегло просмотрел разделы, посвященные детству и отрочеству Мурано, который вырос и воспитывался на юге Японии, в городе Киушу. Его престарелый отец сошел с ума во время второй мировой войны, когда жена его погибла при бомбежке Токио, за полтора месяца до атомной бомбардировки Хиросимы и Нагасаки. Боевые искусства ему преподавал Дядя, научивший Мурано особым методам боя, которые передавались в семье из поколения в поколение и которыми пользовались только в исключительных случаях и предпочитали не демонстрировать посторонним. Здесь было также сказано, что Мурано избегал применения огнестрельного и холодного оружия, предпочитая наносить смертельный удар руками.

Раздел, посвященный его воинской службе, Трейси пропустил. Однако внесенные, видимо, не так давно записи привлекли его внимание и насторожили. Мурано придерживался радикальных политических взглядов. Это был твердолобый милитарист, ради своих политических принципов и идеалов порвавший с собственной родиной.

Мурано покинул Японию, или же его вынудили это сделать, и выплыл только в Бирме, откуда попал в Таиланд, а затем в Камбоджу, где предложил свои услуги красным кхмерам, чья радикальная философия и звериный антагонизм по отношению к Западу полностью соответствовал позиции самого Мурано. По данным разведки, он работал в шести лагерях красных кхмеров, начиная с 1967 года, когда он попал в лагерь близ Баттамбанга. Отмечалось, что Мурано фактически возглавил восстание самлотов, после которого красные кхмеры, воспринимавшиеся населением как небольшие бандитские формирования селян – или маки, – стали ведущей политической силой страны.

Из этого лагеря он переместился в Барай, Дамбер, Прей Венг, а потом и в другие.

Трейси задумался: несмотря на то, что он был одним из руководителей отряда, участвовавшего в операции «Рэгмен», эти разведданные прошли в то время мимо него. Ему в самых общих чертах описали мастерство Мурано и его потенциальную опасность. И более ничего.

Он продолжил чтение. В последних разделах содержалась информация о тех слухах, которые распускали про Мурано кхмеры. Американское военное командование, как правило, не обращало на них никакого внимания, считая дешевой пропагандой.

Здесь Мусаши Мурано выглядел просто суперменом. Ему приписывались деяния, которые в большинстве случаев представлялись невозможными не только практически, но и теоретически. Отмечалось, что Мурано, зная о своей близкой смерти, интенсивно тренировал некоего ученика, готовя себе достойную замену. Разведка проигнорировала эти сведения, считая их вымышленными, преследующими цель поддержать в народе легенду о бессмертии революции.

Но Трейси эта информация насторожила: создавалось впечатление, что все донесения были направлены из одного и того же района страны, а именно – из квадрата 350. После смерти Мурано сообщения о его преемнике поступали еще месяца четыре, а затем прекратились.

Все сходится, подумал Трейси. Макоумер никогда не встречался с Мурано: когда он впервые мог узнать о японце, тот уже был мертв. Но пока они в течение недели вели наблюдение в квадрате 350, он видел Киеу. Ученика Мурано. И если это правда... Трейси думал об убитых: Джон, Мойра, Роланд Берки, его собственный отец. Похоже, он вычислил убийцу. Мурано создал одну из самых совершенных боевых машин, какой только может стать человек; Макоумер каким-то образом сумел нащупать рычаги, которыми эта машина управляется.

Но как? Что такого Макоумер мог сказать или сделать, вследствие чего кхмер стал ручным? Как ему удалось превратить камбоджийца в верного пса, который предан Макоумеру, похоже, до смерти?

Ответ на этот вопрос может подождать до завтра, решил Трейси. Он сдал досье, расписался на бланке и пришел к выводу, что необходимо сделать несколько срочных звонков. Кто был тот человек из подкомиссии Сената? Кто входил в круг ближайших друзей Макоумера? И кто был настолько тесно с ним связан, что рискнул карьерой и устроил Макоумеру полулегальное спонсорство?

Что вообще затевает Макоумер? Внезапно Трейси чисто физически просто почувствовал, как давит на него гнет этих вопросов. Он вдруг понял, с операцией какого масштаба придется иметь дело, и этот размах поразил его.

* * *

– Она мне понравилась, – сказала Тиса, после того, как шофер Монаха увез Лорин.

Она подошла к бару, положила в высокий бокал колотого льда и плеснула немного водки «Цинь-тао». Добавив дольку лимона, она попробовала напиток и слегка поморщилась:

– В какой-то момент я едва удержалась, чтобы не рассказать ей правду.

– Я рассказал ей всю правду, – с достоинством возразил дочери Монах.

На губах Тисы играла улыбка:

– Не всю. Только те детали, которые вписываются в общую картину.

Она бродила по гостиной – когда вокруг не было посторонних, Тиса не старалась скрыть хромоту. Ногу она повредила в бою у Бан Me Туота, когда Трейси задействовал свой канал, чтобы переправить ее домой.

– Моя дорогая, ты слишком наивна, – Монах наблюдал за дочерью. – Моей единственной ошибкой была ты. Мне следовало еще тогда понять, что ты не обладаешь данными, необходимыми для такого рода работы, – он нахмурился. – До сих пор не могу понять, как тебя угораздило вляпаться в это дерьмо.

Тиса поднесла бокал к свету и смотрела, как тают льдинки:

– Только ради тебя, – прошептала она. – Я хотела, чтобы ты мною гордился. Я знала, какие высокие требования ты предъявляешь ко мне.

Монах молча разглядывал концы своих отполированных до зеркального блеска ботинок и думал о встрече с Макоумером. О той истории, которую сочинил ему, якобы стараясь помочь ликвидировать препятствие на пути промышленника – Трейси Ричтера, а в действительности преследуя совершенно противоположную цель. Монах имел все основания надеяться, что Трейси поверит ему: узнав о роли Макоумера, он найдет способ его остановить. Он снова посмотрел на дочь. У него были мотивы сделать все возможное для того, чтобы остановить Макоумера. Остановить навсегда.

– Очень хорошо, что ты сдержала себя и не рассказала Лорин все. – Монах прищурился. – Это было бы серьезной ошибкой.

– Почему? Насколько я знаю, ты не очень-то любишь этого Макоумера.

– Не люблю, верно, – признался Монах. – Но правительство хочет знать, как он собирается разыгрывать свои карты. Наверху считают, что таким образом мы будем иметь определенное преимущество.

– А ты как считаешь?

– Абсолютно неважно, что я думаю по этому поводу. Я всего лишь проводник политики Китая.

– Кто спорит... – начала было Тиса, но осеклась, увидев предостерегающе поднятую руку отца. Подмигнув ей, он приложил указательный палец к губам.

– Никакого покоя, – изобразив голосом смертельную усталость, пробрюзжал он, – вечно я в центре всех событий: концерт, обед, потом еще это интервью в моем доме. Пойдем, – он взял ее за руку, – немного прогуляемся. Такой чудный лунный вечер!

Они спустились в холл и вышли через главный вход в сад. Повернув налево, отец и дочь направились по посыпанной мелким гравием дорожке к аккуратно подстриженной лужайке. Вокруг шелестели листья мандариновых деревьев, беззвучно кивали своими сложенными на ночь тяжелыми бутонами розы. В холодном призрачном свете луны парк казался нереальным, словно написанным художником-фантастом.

Когда Монах въехал в этот особняк, он первым делом привел в порядок сад. Теперь здесь можно было принимать иностранные делегации, да и просто гулять после напряженного рабочего дня. Было по-прежнему душно, в воздухе негромко пели свои грустные песни насекомые.

– Первое и самое главное, – тихо проговорил Монах, – это необходимость отдать долг мистеру Ричтеру. Не сделав этого, я бы покрыл себя позором.

Он повернулся, лунный свет посеребрил его лицо, зажег холодный огонь в черных глазах. Никогда я не видела таких печальных, мудрых глаз, подумала Тиса.

– Я очень тщательно дозировал информацию для Лорин. Но и того, что рассказал, более чем достаточно, чтобы помочь Трейси, в этом я не сомневаюсь.

– Тем самым ты подвергаешь его смертельной опасности.

Монах видел, что дочь взволнована, и тяжело вздохнул. Протянув большую руку, он растрепал ей волосы:

– Моя милая, – тон его был совершенно будничным, – во-первых, я знаю необыкновенные способности мистера Ричтера. Не забывай, и ты, и я – мы оба прекрасно понимаем, из какого материала сделан этот человек. Во-вторых, ему и без того угрожает опасность. В знакомстве с Макоумером – сейчас он снова стал обычным китайским бизнесменом, и потому произнес это имя без труда – для мистера Ричтера с самого начала таилась угроза. Твой Трейси всегда находился в центре водоворота. Я дал лишь надежную опору, зацепившись за которую он сумеет выкарабкаться.

– Ты знаешь, о его планах? – Тиса имела в виду Макоумера.

– Нет, не знаю. Трейси должен проникнуть в них самостоятельно.

Монах замолчал. Казалось, он вслушивается в звуки ночи: пение сверчков, треск цикад, широких листьев, негромко вздыхающих в порывах теплого ветра. Где-то неподалеку ухнул филин, и с соседнего дерева испуганно вспорхнули заспанные птицы. Бледная луна спряталась за облако, и на лицо Монаха легла тень. Увидев, что она наделала, луна тут же выбралась и принялась изо всех сил освещать стену, окружавшую парк.

Он солгал Лорин о своем теперешнем положении в системе разведки Китайской Народной Республики, но он солгал сейчас и дочери. Тиса не должна знать, какому смертельному риску подвергается Трейси. Если она каким-то образом это почувствует, со страхом думал Монах, реакция может быть совершенно непредсказуемой, даже я не смогу справиться с ней. Она будет настаивать на том, чтобы самой полететь к нему и все рассказать: случись такое, его, Монаха, ждет казнь.

Правительство Китайской Народной Республики одобрило план Макоумера, который изложил Монах. Более того, правительство Китая рассчитывало на его успешную реализацию. В этом случае вся мощь Соединенных Штатов будет брошена против Советского Союза, числящегося в списках врагов Китая под первым номером.

«Почему бы не создать ситуацию, в которой Соединенные Штаты сделают для нас то, что мы пока не имеем возможности сделать сами?» – вот как звучал риторический вопрос начальства.

Произошло именно то, чего он всегда боялся: ослепленное ненавистью к Советскому Союзу правительство не разглядело опасности в безудержно рвущемся к власти Атертоне Готтшалке. Ибо больше всего Монах боялся, что ядерное противостояние в этом случае приведет к войне. Он отлично понимал, что получив безраздельную власть, Готтшалк и Макоумер станут неуправляемы. А если произойдет самое худшее? Атомный холокост уничтожит всех, и русских, и китайцев. Радиация и ядерное пламя не разбираются, кто свои, а кто чужие.

Поэтому он решил организовать незначительную утечку информации, которая предназначалась лично Трейси Ричтеру. Он не мог открыто бросить вызов народу Америки, желающему видеть своим президентом именно Готтшалка. Поступив, как опытный контрразведчик, Монах избавился, наконец, от бремени огромного долга американцу, и одновременно создал ситуацию, успешное развитие которой могло бы привести к краху Макоумера. Если, конечно, он не переоценил способности Ричтера.

Монах напряженно вглядывался вдаль. Только природа может создать такую вечную красоту, думал он, разглядывая залитые лунным светом деревья, небо, звезды. Как может человек в чванливом ничтожестве своем даже пытаться противопоставлять подобной красоте уродливые плоды, именуемые современным искусством?

Взгляд его упал на Тису, и у него вновь защемило сердце. Как красива она, как печальна и доверчива! Она и только она заставила его поверить, что жизнь имеет смысл, что жить пока еще стоит.

– Не бойся, – он взял ее руку, и они направились к западной стене парка. Страх делает человека слабым, он разрушает душу и останавливает повозку жизни.

Тиса улыбнулась, и в улыбке ее Монах увидел яркие солнечные лучи, перед которыми померкло холодное сияние луны.

* * *

Трейси прошел через автоматические двери зала прилета, и к нему сразу же направился темнокожий полицейский. Он еще издали улыбнулся, демонстрируя два ряда ослепительно белых зубов.

– Мистер Ричтер, – он крепко пожал ему руку. – Патрульный полицейский Айви Уайт. Направлен в ваше распоряжение детективом, сержантом Туэйтом.

– Рад встрече.

– Давайте, – Уайт забрал у Трейси дорожную сумку, – это понесу я. Туэйт приказал обслуживать вас по первому классу.

Они вышли на улицу.

В Нью-Йорке было не душно, как в Вашингтоне, но жара даже в эти утренние часы стояла невыносимая. Кожаную сумку, которую нес теперь Уайт, предоставили Трейси все те же Санта Клаусы из Фонда.

По пути в аэропорт он открыл сумку и с любопытством взглянул на содержимое: все его вещи, оставленные в Гонконге, в этом числе и коробочка из черного бархата, приобретенная в ювелирном магазине «Даймонд хауз». Он приоткрыл коробочку, в которой покоилось платиновое кольцо с идеально ограненным голубой воды бриллиантом. С чего это вдруг он купил его? Сейчас Трейси не мог понять того чувства, которое заставило его это сделать. Гонконг – романтический город, решил он, и удовлетворился таким объяснением. Разглядывая из окна такси пригороды Вашингтона и думая о предстоящем свидании с Нью-Йорком, Трейси отнюдь не был уверен, что ему удастся встретиться с Лорин, не говоря уж о том, чтобы вручить ей кольцо. Она разозлилась всерьез, а подобная злость держится долго, как высокая температура при воспалении легких.

Уайт направился к черному «крайслеру».

– Забирайтесь. – Он сел за руль и повернул ключ зажигания.

Взвизгнув протекторами, машина с места набрала скорость. В местах, где плотный поток автомобилей еле тащился, Уайт включал сирену и они по осевой линии преодолевали утренние пробки.

– Я отвезу вас прямо к Туэйту.

– Если вы не возражаете, я вначале хотел бы ненадолго заехать в одно место.

– Ну конечно. Куда?

– Кристофер-стрит, – ответил Трейси. – Хочу подняться в квартиру отца.

Уайт не отрывал глаз от дороги:

– Понял. Нет проблем, я был там, – сказал он, и сразу же понял, какую сморозил глупость.

– Вот как?

Уайт на мгновение повернулся к нему, глаза у него были печальные:

– Ну, одним словом, прежде чем дело забрало ФБР, Туэйт поручил его мне. Не понимаю, почему они им заинтересовались.

– Отец работал на них.

– Угу. Тогда ясно. Полицейские, которые первыми получили сигнал, обнаружили в квартире какие-то очень странные вещи. Кажется, у него в кабинете. Говорят, ничего подобного они никогда в жизни не видели.

– Он был лучшим в мире конструктором миниатюрных взрывных устройств.

– Боже, вот это да! – присвистнул Уайт. – Неудивительно, что наши парни остолбенели. Он играл не в их лиге.

– Для него не было подходящей лиги, он играл в одиночку.

– Вам лучше знать, – Уайт свернул в тоннель Мидтауна. Трейси внимательно посмотрел на Уайта:

– Вы еще что-нибудь нашли... до того, как в дело вмешалось ФБР?

– Только лишь, что работал профессионал. Вне всяких сомнений. Ни одного отпечатка, а то, как он все сделал, прошу прощения, за такую подробность – рояльной струной, – свидетельствует о том, что у него огромный опыт. Этот тип знал, что делает, – Уайт откашлялся. – Поймите меня правильно, мистер Ричтер, но вы уверены, что хотите пойти туда? Там все осталось как было... Повсюду, ну, вы понимаете... следы крови, и вообще... Ваш отец сопротивлялся, как мог. Это случилось в ванной... там...

– Все в порядке, патрульный. За свою жизнь я насмотрелся крови.

– Называйте меня просто Айвори. Все меня так зовут, – он ухмыльнулся, – даже жена.

– О'кей, – Трейси был благодарен Уайту, за то, что тот сумел разрядить атмосферу. – Айвори, – так Айвори.

– Отлично, – Уайт прибавил скорость. – А то я чувствовал себя не в своей тарелке.

Машина плавно вписалась в поворот, и Трейси увидел впереди подернутые дымкой серые громадины Манхэттена. Сердце его тревожно забилось.

Подрулив к парадному, Уайт заглушил двигатель:

– Если вы не возражаете, я пока схожу перекушу, – он старательно смотрел в сторону. – Знаете, позавтракать сегодня не удалось.

– Нисколько не возражаю, – улыбнулся Трейси. Парень что надо, этот Уайт, подумал он, понимает, что я хочу побыть один, и придумал весьма убедительный предлог, чтобы так оно и получилось.

– Когда вы вернетесь, я буду там, – Уайт махнул рукой в сторону гриль-бара.

Трейси вышел из машины.

– Вот, держите, – Уайт протянул ему брелок с двумя ключами. – Вам они понадобятся.

Взяв ключи, Трейси пристально посмотрел на него. Уайт пожал плечами:

– Туэйт подумал, что они могут пригодиться.

Трейси вошел в вестибюль и открыл ключом внутреннюю дверь. Застекленная часть двери была закрыта кремовой занавеской.

Лифт, поскрипывая, тащился вверх. Воняло потом и мышами. Кабина остановилась на этаже отца, Трейси вышел в коридор. И неожиданно для самого себя пошел не в квартиру, а в противоположном направлении.

У двери лестничной площадки он остановился и толкнул ее. Замок не работал: замазанный краской латунный язычок намертво залип в пазу. Трейси вышел на плохо освещенную лестницу и огляделся. Он вряд ли мог четко сформулировать, что именно ожидал здесь увидеть, но одно он знал наверняка: тот, кто убил отца, не настолько глуп, чтобы подниматься лифтом. Следовательно, он должен был стоять примерно здесь...

Да, этот человек был здесь, и Трейси пытался почувствовать его присутствие, слиться с его сознанием. Он хотел понять его, понять настолько глубоко, чтобы уничтожить. Речь могла идти только об уничтожении и ни о чем другом. Исключительно по личным мотивам. Он только сейчас понял, что мотивы с самого начала были личными. С того самого момента, когда глубокой ночью он услышал в трубке крик Мойры: «О Господи! Он мертв! Он в самом деле мертв!»

Боже мой! Как случилось, что ситуация вышла из-под контроля? Как мог он это допустить? Он прислонился к стене, тусклые лампы в коридоре светили словно сквозь туман. Трейси снова был в джунглях, в миллионах миль от цивилизации. Что такое цивилизация? Всего лишь слово. Слово, которое часто повторяешь, и в один прекрасный день вдруг обнаруживаешь, что оно потеряло всякий смысл. «Ци-ви-ли-за-ция», – произнес он по слогам, словно это могло помочь вернуть слову свой исходный смысл.

Но чудовища, обитающие в пределах, очерченных границами цивилизованного мира, достаточно хитры, чтобы менять окраску, дурачить и вводить в заблуждение.

Это именно то, с чем придется иметь дело, думал Трейси. С обыкновенным чудовищем.

Он снова вышел в коридор, миновал ряд закрытых дверей, злобно сверкнувшие никелированными ручками – словно глаза присяжных, вынесших смертельный приговор. Как ты мог такое допустить? – вопрошали они его. А как я мог предотвратить? – отвечал Трейси.

Он повернул ключ, открыл дверь, заставил себя переступить порог. Без хозяина квартира казалась вымершей, это сравнение больно кольнуло Трейси, и он едва не поддался порыву повернуться и уйти.

Но минутная слабость прошла. Он не имеет права просто так уйти. Это больше не дом его отца, а значит, Трейси обязан постараться впитать в себя дух этого жилища, подобно тому, как он впитал леденящий мрак лестницы.

Он медленно прошел через гостиную, отметив, что все на своих местах, ничего не пропало, следов борьбы нет. Явно не убийство с целью ограбления. Заглянул на кухню и увидел трех-четырех крупных тараканов. На столике рядом со старомодной раковиной – тарелка. На краю тарелки лежали два куска ржаного хлеба, давно уже превратившиеся в сухари.

Трейси выбросил их в мусорное ведро и осторожно положил тарелку в раковину. Из шкафчика над раковиной достал флакон средства от насекомых «Блэк флэг» и опрыскал все щели.

Пройдя через гостиную, вышел в длинный коридор. На низком секретере, у самой стены, стояла настольная лампа. Шнур ее был выдернут из розетки. Трейси наклонился и воткнул вилку в сеть. Лампа вспыхнула, осветив коридор зеленоватым светом.

Сделав еще три шага, он оказался у двери в ванную. Трейси замер на пороге, положив ладонь на дверной косяк. В ушах у него звенели слова Айвори Уайта: «Это случилось в ванной... там...»

Да, за свою жизнь он насмотрелся крови. Но это была кровь его родного отца. Он сделал глубокий вдох и вошел. От тяжелого запаха ноздри его вздрогнули. Уайт прав: небольшая ванная комната вся была залита кровью.