Текст книги "Конец долгой ночи"

Автор книги: Эрик Фрэнк Рассел

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

– Я наткнулся на ваших четырех парней за пределами зоны безопасности. Они позволили себе валяться на траве, как будто прилетели сюда на прогулку. Никакой дисциплины! – разразился он гневной тирадой. Взгляд его буравил капитана Дрэка: – Они с вашего корабля! А вы, Белтон, сегодня начальник охраны. Что вы оба можете сказать в свое оправдание?

– У них сегодня свободный от дежурства день, и все они получили увольнение, – объяснил Дрэк. – Их специально предупреждали, чтоб они не выходили за пределы выжженной зоны.

– Я не знаю, как они сумели проскочить мимо охраны, – ответил Белтон, не повышая тона, как положено по инструкции. По-видимому, охрана была недостаточно бдительна. Это моя вина.

– Нарушение дисциплины будет занесено в ваш послужной список, – отрезал Круин. – Всех четверых и потерявшую бдительность охрану наказать в соответствии с Дисциплинарным уставом. – Он чуть приподнялся и через стол пристально посмотрел на обоих. – Еще одно подобное нарушение, и вы будете понижены в звании.

– Слушаюсь, сэр, – на одном выдохе хором произнесли провинившиеся капитаны.

Отпустив капитанов, Круин взглянул на Джусика.

– Как только Фейн и Парт доложат о прибытии, немедленно проведите их ко мне.

– Будет сделано, cap,

Круин на секунду отвел глаза и снова воззрился на Джусика:

– Что с вами такое сегодня?

– Со мной? – Джусик явно смутился. – Ничего, сэр,

– Не лгите, Джусик. Чтобы узнать человека, надо с ним пожить. Мы с вами живем бок о бок три года. И я вас вижу насквозь. Так что вам не обмануть меня. Вы чем-то обеспокоены.

– Меня беспокоят наши люди, – признался Джусик, не выдержав взгляда командора.

– А что с ними такое?

– Они волнуются, сэр.

– Вот как? Ну что же, у меня есть от этого лекарство! А чем они недовольны?

– Причин недовольства несколько.

Джусик замолчал, Круин подождал немного и вдруг заорал:

– Я что, должен каждое слово из вас тянуть?

– Никак нет, сэр, – запротестовал Джусик и без особого энтузиазма продолжал: – Во-первых, им нечего делать, Во-вторых, вместо понятной, приносящей пользу работы ежедневная, набившая оскомину муштра. И постоянное ожидание. Три года они были как в тюрьме. И вот они ждут, ждут, но ничего не происходит,

– Что еще?

– А рядом, за выжженной зоной, они видят такую знакомую, милую сердцу жизнь. Фейн, Парт и другие с вашего разрешения наслаждаются этой жизнью. Пилоты, что вернулись из разведки и приземлялись в разных местах, рассказывают такие заманчивые истории. – Джусик говорил все это, твердо глядя в лицо командора. – На сегодняшний день в разведывательных полетах участвовало пять эскадрилий, то есть сорок машин. Из них только шесть уложились в срок. Все остальные под тем или иным предлогом вернулись в лагерь с опозданием. Пилоты рассказывают, как их принимали, показывают фотографии, хвалятся подарками. Один сидит под арестом за то, что привез несколько бутылок с одурманивающим питьрм. Но дело уже сделано. Эти рассказы взбудоражили людей.

– Что еще?

– Прошу прощения, сэр. Люди видели, как вы поднимались на гребень холма. Они завидуют даже этому. – Джусик не мигая смотрел в глаза командора. – Я сам завидую.

– Но я командир экспедиции, – заметил Круин.

– Так точно, сэр, – сказал, не опуская глаз, Джусик, но ничего больше не прибавил,

Первый помощник ожидал взрыва, но командор молчал. Сложные чувства поочередно отражались на его тяжелом широкоскулом лице. Откинувшись в кресле, он рассеянно смотрел в стекло иллюминатора, а ум его был поглощен размышлениями над услышанным.

– Вы напрасно думаете, Джусик, что я ничего не вижу. Я все вижу, все знаю и все это предвидел, – прервал он свои размышления. – Но я знаю еще что-то, что ускользнуло от вашего внимания. Если мы упустим время, Джусик, мы очутимся в довольно-таки скверном положении. И это очень меня беспокоит.

– Да, сэр?

– Я хотел бы, Джусик, чтобы вы об этом помалкивали. Насколько мне известно, ни в одном уставе ничего не сказано, как действовать в таких случаях.

– Вы уверены, сэр? – Джусик облизал пересохшие губы, чувствуя, что его откровенность увела разговор по совершенно неожиданному руслу.

– Давайте оценим обстановку, – продолжал Круин. – Мы утвердились на этом клочке суши. В нашем распоряжении оружие такой мощи, что ничего не стоит покорить эту планету. Достаточно одной бомбы из нашего боевого запаса, чтобы от горизонта до горизонта не осталось камня на камне. Но всякое оружие надо применять с наибольшей эффективностью. Нельзя бросать бомбы где попало, наудачу. Ведь если удар не придется по основным силам противника и не устрашит его, мы окажемся безоружными перед лицом наступающего врага. У нас просто не останется бомб. А помощь, если ее затребовать, придет только через шесть лет. Поэтому мы должны напасть как раз в том месте, где эффект от взрыва бомб будет максимальным. – Круин замолчал, потирая рукой массивный подбородок. Затем немного погодя добавил: – А где такое место, мы не знаем.

– Не знаем, – подтвердил недоумевающий Джусик.

– Мы должны выяснить, где их главные города – ключевые центры их цивилизации, кто правители этой планеты и где их резиденция. Удар должен быть нанесен по нервным центрам этой страны. А это означает, что, пока мы не получим всей необходимой информации, руки у нас связаны. А из этого в свою очередь следует, что мы должны как можно быстрее, используя наших лингвистов, вступить в общение с туземцами. – Круин опять начал массировать челюсть. – А для этого необходимо время.

– Да, сэр, но...

– Но время идет, и моральный дух команды падает. Мы здесь только двенадцатый день, а люди уже неспокойны. Завтра будет еще хуже.

– Я знаю, как решить проблему, сэр, если вы позволите дать вам совет, – волнуясь, прервал командора Джусик. – На Гульде каждый пятый день – выходной. Человек в этот день может делать что хочет, идти, куда ему вздумается. Так вот, если вы отдадите приказ давать нашим людям увольнение раз в десять дней, то ежедневно у нас будет отсутствовать всего одна десятая наличного состава. Мы можем позволить себе это, но, конечно, надо будет усилить охрану.

– Ну наконец-то вы высказались. Стало быть, вот что беспокоило вас последние дни. – Круин невесело улыбнулся. Джусик покраснел до корней волос. – Но я и об этом думал, продолжал командор. – Вы зря считаете меня таким уж безмозглым.

– Я никогда этого не считал, сэр, – возразил Джусик.

– А-а, пустяки, Джусик. Давайте лучше вернемся к вашему предложению о свободном дне. Свободный день – для нас западня. И в этом вся беда. Ни в одном уставе не сказано, как поступать в таких обстоятельствах, – Круин нетерпеливо постучал ладонью по полированной поверхности стола. – Если я лишу своих людей этой крупицы свободы, они, естественно, станут волноваться еще больше. Если же я им дам эту свободу, то они начнут мирно общаться с врагом, увидят жизнь, которая так похожа на нашу. И тогда, естественно, у них будет еще больше причин для недовольства.

– Позвольте мне возразить вам, сэр, – опять перебил командора Джусик. – Наши люди преданы Гульду. Клянусь мраком космоса, преданы.

– Да, они были преданы. Вероятно, преданы еще и сейчас. Ему вспомнились сказанные недавно слова, и он криво усмехнулся. – Они молоды, здоровы, без всяких привязанностей. В космосе это имеет значение. Здесь – нет. – Круин медленно поднялся на ноги – огромный, грузный, давящий. – Мне это хорошо известно, – сказал он.

Джусик взглянул на него и понял, что Круииу это действительно известно.

– Да, сэр, – послушно согласился он.

– Поэтому вся ответственность за принятие оптимального решения лежит на мне. Решать буду я. А вы как первый помощник проследите, чтобы мои приказы исполнялись неукоснительно.

– Я знаю свой долг, сэр, – худое, с правильными чертами лицо Джусика выражало все большее беспокойство.

– И мое окончательное решение таково: весь персонал без исключения должен немедленно прекратить всякое общение с противником. Только два психолога и два лингвиста под моим непосредственным руководством будут продолжать работу с туземцами. Никому никаких выходных дней, строжайше запретить выход за пределы выжженной зоны. Самое малейшее нарушение этого приказа должно караться немедленно и со всей строгостью. Вы должны проинструктировать капитанов всех кораблей, чтобы они самым решительным образом пресекали слухи, сеющие смуту.

Глаза Круина холодно блестели, на скулах играли желваки.

– Все вылеты самолетов-разведчиков впредь отменить, продолжал он. – Никаких отлучек без особого разрешения.

– Но тогда мы совсем не будем получать информации, – заметил Джусик. – Во время последнего вылета на юг были обнаружены десять полностью покинутых городов. Это очень важно в свете...

– Я сказал, – вылеты должны быть отменены! – заорал Круин. – Даже если я прикажу перекрасить самолеты-разведчики в розовый цвет, то вы должны будете беспрекословно подчиниться и от носа до хвоста тщательно и без промедления покрасить машины, как я приказал. Ясно? Выше меня здесь начальства нет.

– Так точно, сэр.

– И наконец, объявите капитанам, что завтра в полдень я сделаю инспекторский обход всех кораблей. Пусть приведут их в порядок. Таким образом, и команды займутся делом.

– Будет исполнено, сэр.

Отдав честь, Джусик с тяжелым сердцем подошел к двери, отворил ее и выглянул в коридор.

– Фейн, Калма, Парт и Хефни ждут приема, сэр, – сказал он.

– Впустите их.

Выслушав Круина, который в самых резких выражениях обрисовал им ситуацию, Фейн сказал:

– Мы понимаем, что дорога каждая минута, сэр. И мы стараемся не за страх, а за совесть. Но эта публика бегло заговорит по-гульдски не раньше чем через месяц. Они просто неспособны к языкам.

– Мне не нужна беглость, – прорычал Круин. – Мне нужно несколько десятков слов, чтобы они могли сообщить все необходимые для нас сведения. Сведения, без которых мы не можем двинуться дальше ни на шаг.

– Я хотел сказать – не бегло, а связно. А то ведь они до сих пор объясняются с нами знаками.

– Рыжеволосая девчонка говорит вполне сносно.

– Да, она сделала успехи, – согласился Фейн. – Но у нее, видно, особый талант к языкам. К сожалению, ее познания в военной области столь ничтожны, что пользы от нее никакой.

Круин в раздражении оглядел Фейна с головы до ног.

– Вы жили среди этих людей почти две недели, – проговорил он, угрожающе понизив голос. – Я гляжу на вас и не узнаю, так вы изменились. В чем дело?

– Изменились? – с изумлением воскликнули четверо и переглянулись.

– По вашему виду не скажешь, что вы три года бороздили космическое пространство. Куда девался суровый аскет-астронавт? Морщины на ваших лицах разгладились, щеки округлились, порозовели. Глаза довольно поблескивают, как у жирных поросят, хрюкающих возле кормушки. Видно, что вы провели время с пользой для себя. – Круин приподнялся в кресле, и лицо его исказилось гневом. – А может быть, вы нарочно тянете с выполнением задания?

Как и следовало ожидать, все четверо с негодованием отвергли это чудовищное предположение.

– Мы ели все свежее и высыпались, – начал оправдываться Фейн, – и наше самочувствие улучшилось. Теперь мы можем вкладывать в свою работу еще больше сил. Мы считаем, что противник своим гостеприимством, сам того не подозревая, оказывает нам существенную услугу. А поскольку в Уставе...

– Своим гостеприимством? – резко прервал его Круин. Фейн заметно растерялся, тщетно пытаясь найти эпитет, более подходящий для характеристики врага.

– Даю вам еще одну неделю, – категорически отрезал командор. – И ни одного дня больше. В это время ровно через неделю приведете ко мне всех шестерых своих подопечных, и чтобы они были в состоянии понимать меня и отвечать на мои вопросы.

– Трудная задача, сэр.

– Нет ничего трудного. Нет ничего невыполнимого. Ничему не может быть оправдания. – Круин из-под грозно сдвинутых бровей взглянул в лицо Фейна. – Вам ясен мой приказ? Выполняйте!

– Слушаюсь, сэр!

Взгляд Круина устремился на психологов.

– Ну, с лингвистами все, – сказал Круин. – Теперь вы. Что вы мне можете рассказать? Много ли вы узнали?

– Не так много, – нервно мигая от страха, начал Хефни. Все упирается в незнание языка.

– Сгори оно в пламени Солнца, это незнание языка! Я вас спрашиваю, что вы узнали, пока набивали брюхо жирной снедью?

– Люди этой планеты, – сказал Хефни, взглянув на свой ремень, как будто вдруг с запоздалым раскаянием почувствовал, как туго он перепоясывает живот. – Люди этой планеты, – повторил он, – очень странные существа. Что касается домашнего быта, в этом их цивилизация, бесспорно, стоит на очень высокой ступени. Во всем остальном они сущие младенцы. Семья Мередитов, к примеру, живет в прекрасном доме, оснащенном самой первоклассной техникой. У них есть абсолютно все удобства, даже цветной телевизор.

– Вы. отдаете себе отчет в том, что говорите? Цветное телевидение? Здесь? Немыслимо!

– И тем не менее, сэр, у них оно есть, – осмелился возразить Хефни. – Мы сами видели.

– Да, это так, – подтвердил Фейн.

– Молчать! – Круин был готов испепелить взглядом слишком ретивого лингвиста. – С вами разговор окончен. Меня сейчас интересуют эти двое, – он снова воззрился на дрожащего мелкой дрожью Хефни. – Дальше!

– В них, без сомнения, есть что-то странное, чего мы еще не можем пока понять. – У них нет, например, всеобщего эквивалента. Они обменивают один товар на другой, не учитывая его товарной стоимости. Они работают, когда им хочется. Если не хочется – не работают. И, несмотря на это, они почти все время что-то делают.

– То есть как? – недоверчиво спросил Круин.

– Мы спрашивали их, почему они работают, если никто и ничто их не принуждает. Они ответили – работают, чтобы не было скучно. Мы это объяснение не приняли, – Хефни развел руками. – Во многих местечках у них маленькие фабрики, которые в соответствии с их непонятной, противоречащей здравому смыслу логикой являются увеселительными центрами. Эти фабрики работают только тогда, когда кому-нибудь вздумается поработать.

– Что, что? – переспросил совсем сбитый с толку Круин.

– Вот, например, в Вильямсвилле, небольшом городке в часе ходьбы от дома Мередитов, есть обувная фабрика. Она беспрерывно работает. Иногда туда приходят десять человек, иногда набирается до пятидесяти, а иногда и до ста. Но никто не помнит, чтобы фабрика остановилась хотя бы на день из-за отсутствия добровольной рабочей силы. Марва, старшая дочка Мередитов, пока мы у них гостили, три дня работала на этой фабрике. Мы спросили ее, что заставляет ее ходить на фабрику.

– И что же она ответила?

– Сказала, что ходит для собственного удовольствия.

– Для собственного удовольствия... – Круин силился понять, что это могло бы значить. – Удовольствие... хм, а что, собственно, это такое?

– Мы этого не выяснили, – признался Хефни. – Виноват языковый барьер.

– Черт бы побрал этот языковый барьер! Сгори он в пламени Солнца! – выругался Круин. – Она ходила на фабрику в принудительном порядке?

– Нет, сэр.

– А вы уверены в этом?

– Да, уверены. Работать на фабрику ходят по желанию. Других побудительных причин нет.

– А за какое вознаграждение они работают? – Круяп подошел к проблеме с другой стороны.

– Ни за какое или почти ни за какое, – проговорил Хефни, сам не веря своим словам. – Один раз она принесла пару туфель для матери. Мы спросили, не плата ли это за труд? Она ответила, что туфли сшил один ее приятель по имени Джордж и подарил ей. А вся недельная продукция, как нам объяснили, была отправлена в соседний город, где в то время в обуви появилась нужда. Город в свою очередь собирается поставить партию кожи, но сколько этой кожи будет, никто не знает. Да и никого это не волнует.

– Какая глупость, – рассудил Круин. – Нет, это чистый идиотизм.

Он подозрительно посмотрел на психологов, не выдумали ли они сами эту явную несообразность.

– Даже самое примитивно организованное общество не может функционировать, когда в экономике царит такой хаос. Вы, по-видимому, рассмотрели очень немногое. Остальное или вам не показали, или вы со своим куцым умишком не сумели ничего понять.

– Уверяю вас... – начал было Хефни.

– А впрочем, это не имеет значения, – отмахнулся Круин. Не все ли мне равно, на каких принципах держится их экономика? В конце концов им придется работать так, как мы им прикажем. – Круин подпер кулаком тяжелый подбородок. – Меня больше интересует другое. Вот, например, наши разведчики сообщают, что на планете много городов. Одни города населены, но плотность населения в них очень мала. В других совсем никто не живет. Они покинуты. Города, где есть жители, вполне благоустроены. В них имеются прекрасные взлетные площадки для летательных аппаратов. Как могло случиться, что такое примитивное общество имеет летательные аппараты?

– Одни делают обувь, другие – летательные машины. Каждый делает, что умеет, занимается тем, к чему испытывает склонность.

– У этого Мередита есть летательная машина?

– Нет, – ответил Хефни. Вид у него был растерянный, как у человека, потерпевшего полное фиаско. – Если ему понадобится самолет, он подаст заявку на телевидение, где есть специальная программа спроса и потребления.

– И что тогда?

– Рано или поздно он получит самолет, новый или подержанный. Даром или в обмен на что-нибудь.

– И для этого надо всего только подать заявку?

– Да.

Круин вышел из-за стола и стал мерить рубку шагами. Стальные пластины на каблуках щелкали по металлическому полу, золотые колокольчики мелодично позвякивал ли в такт. Он был зол, неудовлетворен, нетерпение сжигало его.

– В вашем идиотском сообщении нет никакой информации.

Он вдруг остановился перед Хефни.

– Вы хвалились, что будете моими глазами и ушами. – Громко фыркнув, Круин продолжал: – Невидящие глаза и заткнутые ватой уши! Хоть бы одна цифра, характеризующая их силы, хоть бы...

– Прошу прощения, сэр, – рискнул прервать командора Хефни, – их всего двадцать семь миллионов.

– Ага, – на лице Круина отразился живейший интерес. Всего двадцать семь миллионов? Вот как! Население Гульда в сотни раз превосходит население этой планеты, а размеры планет почти одинаковы! – Он на секунду задумался. – Плотность населения здесь чрезвычайно мала. Во многих городах нет ни одной живой души. Но у них есть летательные машины и другие механизмы, которые могла создать только высокоразвитая цивилизация. То, что мы видим, – это остатки великой цивилизации. Вы понимаете, что это означает?

Хефни замигал, ничего не ответив. Калма нахмурился. Фейн и Парт стояли молча, с непроницаемыми лицами.

– Это означает одно из двух, – продолжал Круин, – войну или мор. Или то, или другое, но в масштабах всей планеты. Я должен иметь информацию, проливающую свет на этот период их истории. Я должен знать, какое оружие они применяли в этой войне, сколько этого оружия осталось и где оно хранится. Если же это не война, то какая именно болезнь опустошила планету, чем она вызывается и как ее лечат. – Круин замолчал и, чтобы придать вес своим словам, постучал кулаком в грудь Хефни. – Я хочу знать, что они скрывают, что так тщательно прячут от ваших глаз, потому что эти добряки могут не сегодня-завтра напасть на нас. И тогда, если мы не разгадаем их тайны, мы будем беспомощны перед ними, и мы погибли. Кроме того, я хочу знать, кто отдаст приказ о первом ударе, где находятся эти люди.

– Все понятно, сэр, – с сомнением в голосе проговорил Хефни.

– Вот какая информация мне нужна от ваших шестерых туземцев. Информация, а не приглашение на обед. – Увидев, как Хефни от страха замигал, Круин жестко усмехнулся. – Если вы сами все вытянете из своих подопечных, это будет занесено в графу отличий вашего послужного списка. Но если мне придется делать вашу работу – пеняйте на себя.

Хефни отрыл было рот, потом закрыл и затравленно посмотрел на Калму, который стоял ни жив ни мертв.

– Можете идти, – отпустил всех четверых Круин. – В вашем распоряжении одна неделя. Если вы не выполните задания, я расценю это как дезертирство с линии фронта, и вас будут судить как находящихся на действительной службе со всей строгостью, предусмотренной Дисциплинарным уставом.

Все четверо побледнели, отдали честь и двинулись по одному к двери. Круин, презрительно сощурившись, глядел им вслед. Подойдя к иллюминатору, он стал смотреть, как за стеклом быстро сгущаются сумерки. На востоке слабо светилась мерцающая звездочка. Она была очень далеко, но Гульд был еще дальше.

На шестнадцатые сутки, в полдень, командор Круин, начищенный и при всех орденах, под резкий звон золотых колокольчиков отправился к зеленому холму. На границе выжженной зоны ему отдал честь недавно поставленный здесь часовой. Лицо у него было мрачное, и козырял он вяло.

– Вот как ты приветствуешь начальство! – сказал ему Круин, поймав его угрюмый взгляд.

Часовой еще раз отдал честь, на этот раз чуть живее.

– Давно не занимались строевой подготовкой, – ехидно заключил Круин. – Отвыкли от военной дисциплины. Я знаю, чем от этого лечат. Каждый день в течение целого периода будешь тренироваться – отдавать честь. – Взгляд Круина не отрывался от лица часового. – Ты что, немой?

– Никак нет, сэр.

– Молчать! – рявкнул Круин. И, выпятив грудь, добавил: Продолжай нести караул.

Остекленевший взгляд часового блеснул возмущением, он молча отдал честь третий раз, повернулся, щелкнув по уставу каблуками, и зашагал вдоль края выжженной полосы.

Взойдя на холм, Круин сел на большой валун. Сначала посмотрел налево, на долину космических кораблей, затем перевел взгляд в другую сторону, туда, где росли деревья, тянулись возделанные поля и вдали виднелись домики. Стальной шлем, украшенный литыми крыльями, давил голову, но он не снял его. Серые глаза холодно созерцали изпод нависшего козырька открывшийся ему мирный пейзаж.

Наконец она пришла. Он сидел здесь уже полтора периода, а ее все не было, но он чувствовал, знал, что она придет, знал, хотя и не мог понять, какой тайный инстинкт подсказал ему это. Никакого желания видеть ее у него не было. Никакого. Да, не было.

Она легко шла между деревьями на своих тонких длинных ногах. С ней пришли Сыо и Сэм и еще три молоденькие девушки. У них были большие смеющиеся глаза. Волосы-у всех были темные, а ноги длинные.

– Привет! – окликнула они Круина, увидев его.

– Привет! – как эхо, повторила Сью, тряхнув мышиными хвостиками.

– Пьивет! – надул щеки малыш, стараясь не отставать от сестер.

Круин нахмурился. Его сапоги и шлем сияли на солнце.

– Это Бекки, Рита и Джойс – мои друзья, – сказала Марва на своем странном гульдском языке.

Все три улыбнулись Круину.

– Я привела их посмотреть корабли.

Круин промолчал.

– Вы ведь не возражаете, чтобы они посмотрели на корабли?

– Не возражаю, – недовольно буркнул он.

Марва изящным движением опустилась на траву, подобрав под себя длинные ноги. Все остальные уселись рядом, кроме Сэма, который крепко стоял на своих толстых ножках и сосал большой палец, сосредоточенно изучая ордена Круина.

– Отец очень жалеет, что вы не могли к нам прийти.

Круин ничего не ответил.

– И мама тоже. Она прекрасно готовит. И очень любит гостей.

Круин молчал.

– Вы не смогли бы прийти к нам сегодня вечером?

– Нет.

– А завтра или послезавтра?

– Мадемуазель, – начал он жестко, – я не хожу по гостям. И никто из моих людей не ходит.

Марва перевела его слова подругам. И все дружно от души рассмеялись. Круин покраснел и встал.

– Что в этом смешного?

– Ничего, – смутившись, ответила Марва. – Если я вам скажу, вы все равно не поймете.

– Я не пойму? – в сердитом взгляде Круина загорелось беспокойство. Он посмотрел на одну подружку Марвы, на другую, потом на третью. – Я все-таки думаю, что они смеялись не надо мной. По-видимому, они смеялись над чем-то, чего я не знаю, но должен был бы знать и чего они не хотят мне сказать.

Он нагнулся над Марвой, большой, сильный, не человек, а исполин. Марва подняла голову и посмотрела на него огромными зелеными глазами.

– Что же я такого по невежеству сказал, что показалось смешным? – спросил он.

Марва, не отрывая глаз, смотрела на него, но ничего не ответила. Слабый, нежный запах исходил от ее волос.

– Я сказал: никто из моих людей не ходит по гостям,– повторил он. – Смешное заявление, не правда ли? Не думайте, что я так уж глуп. – Круин выпрямился. – Ну мне пора, – прибавил он. – Пойду делать перекличку.

Спускаясь по холму, Круин чувствовал, что воя компания провожает его взглядом. Все молчали, только Сэм тоненько пискнул: "Пьивет!" Круин сделал вид, что не слышит.

Ни разу не обернувшись, он подошел к флагману, поднялся по металлическому трапу, вошел в рубку и приказал Джусику немедленно сделать перекличку.

– Что-нибудь случилось, сэр? – спросил встревоженный Джусик.

– Немедленно сделать перекличку, – взорвался Круин, сдернув с головы шлем. – Тогда и увидим, случилось что-нибудь или нет.

Еле сдерживая ярость, он резким движением повесил шлем на крючок, сел, вытер лоб.

Джусика не было почти целый период. Наконец он вернулся. Лицо у него было озабоченное, но решительное.

– С прискорбием докладываю, что восемнадцать человек отсутствуют, сэр.

– Они смеялись надо мной, – тихо, с горечью произнес Круин. – Они смеялись, потому что знали! – Он сжал подлокотники кресла, и суставы его пальцев побелели.

– Прошу прощения, сэр? – Брови Джусика удивленно поползли вверх.

– Сколько времени они отсутствуют?

– Еще утром одиннадцать были на дежурстве.

– Значит, остальные семь отсутствуют со вчерашнего дня? Но железная дисциплина – наш девиз. Такова цена власти.

Глядя на четверых капитанов, он почувствовал, что ищет лазейку, как бы на законном основании смягчить приговор: заменить высшую меру наказания разжалованием. К счастью, такую лазейку Устав предусматривал.

Капитаны стояли перед ним в ряд, с белыми как полотно застывшими лицами, мундиры на них были расстегнуты, ремни сняты. По обеим сторонам замерла безучастная к происходящему стража. Круин дал волю гневу, он осыпал их бранью, упреками, ударяя правым кулаком по левой ладони.

– Но поскольку, – наконец смягчился он, – вы в момент переклички оказались на своих местах и таким образом формально я не могу обвинить вас в дезертирстве, поскольку вы незамедлительно подчинились моему распоряжению и явились с повинной, на вас налагается не самое суровое наказание: вы все разжалованы в рядовые и ваше недостойное поведение будет занесено в ваш послужной список. Все!

Круин резко взмахнул белой перчаткой, отпуская арестованных. Те молча вышли. Командор взглянул на Джусика.

– Сообщите помощникам этих капитанов, что они производятся в капитаны и что им предписывается наметить кандидатуру для замещения должностей, освободившихся в результате их повышения.. Всех намеченных кандидатов прислать ко мне в течение дня.

– Будет сделано, сэр.

– Поставьте их также в известность, что им предписано принять участие в суде над всеми солдатами и младшими офицерами, возвращающимися из самовольной отлучки. Сообщите капитану Сомиру, что он назначается командиром взвода, который будет приводить в исполнение приговор немедленно после его вынесения.

– Будет сделано, сэр.

Джусик с ввалившимися глазами, постаревший на десять лет, повернулся и, щелкнув каблуками, вышел из рубки.

Когда дверь автоматически закрылась за ним, пруин сел за стол, оперся на него локтями и спрятал лицо в ладони. Если дезертиры не вернутся, их нельзя будет наказать. Ни у кого во всей Вселенной нет власти покарать отсутствующего преступника. Закон бессилен, если его граждане лишены весьма существенного свойства: быть в пределах досягаемости. Все законы, все уставы Гульда не могут вызвать дух сбежавшего дезертира и повести его на расстрел.

Но он должен примерно наказать злостных нарушителей приказа. Он понимал, что тайные посещения вражеского стана стали весьма частым явлением и даже, наверное, вошли в привычку. Нет сомнения, эти перебежчики сейчас с комфортом гостят у кого-нибудь, заняв комнату для гостей, вкусно едят, смеются, развлекаются. Нет сомнения, они прибавили в весе; разгладились морщины, оставленные годами космического полета; потускневшие глаза снова жизнерадостно заблестели. Они ведут беседы при помощи знаков и рисунков, участвуют в играх, учатся сосать эти дымящие штуки и гуляют с девушками в зеленых дубравах.

Круин смотрел в окошко иллюминатора. На его бычьей шее сильно билась жилка: он ждал, что внутри тройного кольца охраны вот-вот появится первый задержанный дезертир. Где-то очень глубоко в подсознании жила предательская надежда (хотя он никогда бы не признался в этом), что ни один дезертир не вернется.

Потому что пойманный дезертир – это четкое, неторопливое движение страшного взвода, хриплый крик "Целься!", затем "Огонь!" И последний милосердный выстрел Сомира.

Будь проклят Устав.

Стемнело. Прошел период, начался другой, как вдруг в рубку ворвался Джусик и, едва отдышавшись, отдал командору честь. Падающий с потолка свет углубил морщины на его худом лице, каждая щетинка на небритом подбородке была видна как сквозь увеличительное стекло.

– Сэр, я должен донести вам, что люди вышли из повиновения.

– Что, что? – нахмурив брови, Круин грозно посмотрел на Джусика.

– Им стало известно о недавнем разжаловании. О том, что назначен военно-полевой суд над дезертирами... – Джусик перевел дыхание. – Они знают, какое наказание им грозит.

– Ну?

– За это время ушло еще несколько человек – предупредить ушедших раньше, чтобы те не возвращались.

– Так, – Круин криво усмехнулся. – А что же охрана? Пропустила их?

– Вместе с ними ушло десять человек охраны, – ответил Джусик.

– Десять? – Круин быстро встал, подошел к помощнику и пристально взглянул на него: – А сколько всего ушло?

– Девяносто семь.

Сняв шлем с крючка, Круин резким движением надел его, затянул металлический ремешок под подбородком.

– Девяносто семь – это больше, чем команда одного корабля. – Круин осмотрел пистолет, сунул в кобуру, пристегнул на ремень второй. – Эдак они к утру уйдут все. – Он посмотрел на Джусика. – Как вы думаете, Джусик?

– Боюсь, что уйдут, сэр.

– Ответ на эти действия, Джусик, самый простой. – Круин похлопал помощника по плечу. – Мы немедленно снимаемся с места.

– Снимаемся с места?

– Разумеется. И всей флотилией. Надо выйти на равновесную орбиту, откуда ни один человек не сумеет сбежать. А пока мы будем находиться на этой орбите, я еще раз все хорошо обдумаю. По всей вероятности, мы найдем новое место для приземления, но такое, откуда никто не сможет убежать. Просто потому, что бежать будет некуда. Тем временем самолет-разведчик подберет Фейна с его группой.

– Сомневаюсь, чтобы команда подчинилась приказу об отлете, сэр.