Текст книги "Горец"

Автор книги: Эрик Флинт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 11 страниц)

– Верно. Но это подкреплено официальными санкциями…

– И здесь всё также, мэм, – решительно заявил Антон. – Любой кодекс поведения подкреплен практическими соображениями, неважно насколько это может быть скрыто атрибутикой. Шпионы не нападают на семьи друг друга хотя бы только по той причине, что однажды выпустив из бутылки этогоджинна, назад его не загонишь. – Он поморщился. – Ну, я выразился чересчур категорично. Некоторые способы нанести удар допустимы… даже освящены традицией. Например, соблазнение супруги шпиона. Но похищение ребенка и угроза убить его… – Он снова упрямо сжал челюсти. – Так просто не делается, леди Кэтрин. Не могу припомнить ни единого случая, несмотря на всё ожесточение войны между нами и хевами, когда произошло бы нечто подобное.

Прежде чем продолжать, он сделал глубокий вдох.

– Что же касается Госбезопасности… – Еще одна пауза; затем: – Дело обстоит куда сложнее, леди Кэтрин, чем полагают люди. Большинство мантикорцев представляют себе Госбезопасность просто как организацию, состоящую из головорезов, громил и убийц. Каковых, – он фыркнул, – у них действительно в достатке, видит Бог. Некоторые из самых порочных людей всех времен носят форму ГБ, особенно это касается тех, кто вызывается служить в концентрационных лагерях.

Видя некоторую оторопь графини Антон кивнул.

– О, да. Вы не знали этого, верно? Факт в том, мэм, что Госбезопасность предоставляет своим людям куда большую свободу в выборе места службы, чем флот хевов. Или, в этом отношении, мантикорский флот. Это достаточно демократичная организация, в некотором смысле, как бы трудно ни было в такое поверить.

Он окинул её проницательным взглядом.

– Если подумать, в этом есть смысл. Кем бы ни был Оскар Сен-Жюст, он совершенно определённо не дурак. Он более чем хорошо понимает, что его драгоценная Госбезопасность это… это… – Когда Антон нашел подходящую метафору, он коротко рассмеялся. – Мантикора, во имя Господа! Чудовищное создание, собранное из частей абсолютно разных животных.

Антон снова принялся отгибать пальцы.

– Изрядную часть – без сомнения большинство к настоящему моменту – составляют люди, присоединившиеся к ним после Революции ради власти и статуса. Идеологических убеждений у них не больше, чем у свиньи роющейся в кормушке. Заметную долю таких людей составляют бывшие офицеры секретной полиции Законодателей. Вот где собрались настоящие головорезы и громилы.

Еще один палец.

– Затем, есть большое количество пришедшей к ним молодежи. Практически все из долистов, из самых нижних слоев хевенитского общества. Некоторые из них, конечно, просто ищущие официального прикрытия садисты или озлобленные люди, намеренные мстить так называемым “элитистам”. – Он помотал головой. – Но не они составляют большинство, мэм. Большинство – подлинные идеалисты, верящие в Революцию и видящие плоды, приносимые ею их собственному классу…

Леди Кэтрин начала было возражать, но Антон не дал ей вставить слова.

– Простите мэм, но так оно и есть. И не думайте иначе. Многие в мантикорской разведке считали, что после Революции хевенитская империя рассыплется. – Он фыркнул. – Особенно те, кто был на дипломатической службе. Кучка снобов из высшего общества, считающих, что бедняки представляют собой всего лишь ходячие желудки. Конечно, война Роба Пьера принесла много лишений долистам Хевена, не говоря уже о том, что было заморожено их пособие. Но не думайте ни на мгновение, что эти самые долисты всего лишь безмозглое пушечное мясо. Для нихРеволюция означала также сброшенное ярмо наследственной власти Законодателей.

На мгновение глаза Антона, казалось, полыхнули. Грифонские горцы выбрали отличный от долистов Хевена политический курс – как и сам Антон, они с пеленок становились ярыми лоялистами – но ни у кого из горцев не было проблем с пониманием ярости вынужденного подчинения. В течение веков горцы получили свою долю горького опыта общения с мантикорской аристократией. Сам Антон ненавидел Народную Республику Хевен – хотя бы за то, что они убили его любимую, его жену – но он не пролил ни единой слезинки по Законодателям, казненным после Революции Робом Пьером и его соратниками. По мнению Антона, существенная часть мантикорскойаристократии замечательно смотрелась бы на виселице. Уж точно половина членов Консервативной Ассоциации – с послом Хендриксом и адмиралом Юнгом в первых рядах.

Его врожденное чувство юмора преодолело вспышку гнева. На самом деле, на мгновение, он почувствовал некоторое смущение. Дружелюбно выглядевшая женщина, сидевшая по другую сторону стола – к которой, в конце-то концов, он пришел за помощью, не наоборот – также была членом той же самой аристократии. И, на самом деле, очень заметным членом. Хотя титул графини относился к середине жесткой шкалы дворянских титулов – только более жесткой от того, что они были искусственно созданы после заселения планеты – состояние графини Тор было больше, чем у большинства герцогов и герцогинь.

Должно быть что-то из его мыслей отразилось на лице, поскольку леди Кэтрин расплылась в улыбке до ушей.

– Эй, морячок! – сдавленно хихикнула она. – Полегче со мной, ладно? Ничего не поделаешь, такая уж уродилась.

В это мгновение Антона ошеломило, насколько прекрасной она выглядела. Это было в каком-то роде странное ощущение – незамутненный вид на личность сквозь барьеры плоти. Лицо графини нельзя было назвать привлекательным, разве только благодаря некой открытой свежести. И хотя фигура у неё была определённо женской, но долговязой – практически костлявой – изрядно за пределами того, что обычно считалось, как минимум мужчинами, “сексуальным”. Однако Антону не было нужды спрашивать, чтобы знать, что леди Кэтрин ни разу в жизни не задумалась над тем, чтобы обратиться к биоскульпторам, столь популярным среди высшего общества Мантикоры. Даже при том, что для неё, в отличие от большинства, цена не являлась препятствием. Как бы дороги ни были услуги биоскульпторов, леди Кэтрин могла их оплатить из средств на мелкие расходы.

Просто такова она была. Вот она я. Вот как я выгляжу. Не нравится? Тогда иди…

Антон не сдержался и улыбнулся в ответ, только представив себе поток грубой брани, который за этим последовал бы.

Мгновение длилось и длилось. Двое, до сего дня незнакомцы, улыбались друг другу. И по мере этого началось то, что Антон по классике знал как “лёд начал таять”.

И поэтому его потрясение усилилось. Он пришел сюда с грузом многолетней скорби вдовца и обретенной ярости отца, ребенок которого в опасности. Он искал здесь всего лишь помощи. А нашел – черт подери, если это не так! – женщину, которая впервые с того ужасного дня, когда погибла Хелен, неподдельно заинтересовалаего.

Он старался отвести взгляд, но не мог. И, когда улыбка сошла с лица графини, он понял, что ничего ему не показалось. Она также чувствовала это неимоверное притяжение.

Положение переломил всплывший в памяти образ его дочери. Хелен, тогда четырехлетняя девочка, сидела у него на коленях в тот самый момент, когда её мать погибала. Хелен-мать спасла Хелен-дочь. Ответственность отца никуда не делась.

Леди Кэтрин откашлялась. Антон понимал, что она пытается дать ему время прийти в себя, и был за это глубоко благодарен. Хотя, конечно же, эта самая сверхъестественная интуитивность только усилила ее привлекательность.

– Вы говорили, капитан… – голос ее несколько охрип.

Антон наконец-то сумел оторвать от нее глаза и запустил пятерню в свои густые и жесткие черные волосы.

– Дело в том, мэм…

– Антон, называй меня Кэти, хорошо?

Он убрал руку.

– Кэти, поверь мне в этом. По всему хевенитскому обществу проходят разделительные линии. И Госбезопасность здесь не исключение. Оскар Сен-Жюст знает это не хуже – черт, лучше– кого-либо во вселенной. Может быть за исключением самого Роба Пьера.

Антон подался вперед, держа руки перед собой.

– Поэтому он предусмотрительно отделяет агнцев от козлищ. Точнее – поскольку секрет телепатии пока никем не раскрыт – позволяет агнцам и козлищам разделиться самостоятельно. Громилы вызываются служить в концентрационных лагерях, а юные идеалисты с горячими головами рвутся на передовую. Что для шпионов означает что-то вроде Чикаго.

Он кивнул в сторону окна.

– И в большинстве своем в местной Госбезопасности именно такие кадры. Во всяком случае среди младших чинов. Они круты, да… даже безжалостны. Но я знаю, что не они похитили мою дочь.

Кэти в свою очередь подалась вперед. Но если движения Антона были скупыми и сдержанными, ее были порывистыми и выразительными.

– Антон, я не могу искренне сказать, что согласна с твоей оценкой. У меня, конечно, нет твоего опыта работы в разведке, но мне приходилось иметь дело с изрядным количеством молодых… э-э, “горячих голов”. Некоторые из них, как ни прискорбно это признать, не побрезговали бы любымударом по врагу.

Антон покачал головой.

– Не побрезговали бы. Но побрезговали быиспользовать для этого неправильное оружие.

Он поднял зажатый в руке пакет.

– Это отчет экспертизы. Если хочешь, посмотри сама, но я могу выделить главное. Люди, вломившиеся в нашу квартиру и похитившие мою дочь, – судя по химическим следам женщина и мужчина, – оставили ясные генетические метки. Кристально ясные, на само то деле – эти идиоты были достаточно беспечны, чтобы даже не уничтожить следы кожного жира с записки.

– И это были не хевы.

– Нет. В образцах ни намека на стандартные для хевов сочетания генов. И это даже неважно, поскольку сочетания которые там есть перепутать невозможно. Это были члены “Священной Стаи”, или, по крайней мере, люди, произошедшие от той же самой узкой генетической группы.

Кэти все-таки не открыла рот от изумления, но рука ее прижалась к горлу.

– Ты серьезно?

Антона не удивило то, что леди Кэтрин – Кэти– не только слышала о “Священной Стае”, но и явно не сомневалась в их существовании. Большинство людей не поняло бы о чем идет речь, а те кто понял немедленно бы заявили, что всё это сказки – легенды, как про вампиров. Его подозрения получили подтверждение, и это доставило ему изрядное удовлетворение. Узнать о “Священной Стае” графиня могла только одним способом – от тех самых людей, которых и искал Антон. Тех самых, в поисках которых он пришел сюда.

Графиня невидяще уставилась в окно.

– Но во всем этом нет смысла! – Губы её сжались. – Хотя теперь я могу понять, почему ты столь уверен в том, что это операция не хевов.

Она окинула Антона проницательным взглядом. В её глазах горела враждебность, но направлена она была не на него.

– И – конечно же– я могу понять, почему посол и адмирал не поверили бы тебе.

Она взвилась на ноги.

– Долбанные задницы! – Графиня принялась расхаживать взад-вперед размахивая руками. – Долбанные задницы, – повторила она. – Привилегированные члены Консервативной Ассоциации, оба они, забери, Господи, их души. Поскольку единственный принцип, которому они следуют в политике, это “ дай мне”…

Антон мрачно улыбнулся.

– … они просто не могут понять людей, которые серьезно относятся к идеологии.

На мгновение, как гарцующая кобылка, она развернулась к нему.

– Ты, я полагаю, лоялист?

– До глубины души.

Кэти резко рассмеялась.

– Грифонские горцы! Столь же твердолобые, как их репутация. – Но она подошла ближе. – Ладно, я тебя прощаю.

Прежде чем ускакать в другой конец комнаты, она запустила тонкие пальцы в его жесткую шевелюру. Такой непроизвольно интимный акт со стороны кого угодно кроме дочери взбесил бы Антона. Со стороны Кэти он привел к тому, что вдоль спины Антона пробежал какой-то разряд, на мгновение парализовавший его.

Теперь она расхаживала взад-вперед перед окном. Движения её были порывисты – практически неловки и неуклюжи – но при этом выражали бурлящую энергию.

Антона ослепил открывшийся вид. Яркий солнечный свет пробивался сквозь её юбку – вполне скромную, по своему, но сшитую не из плотной ткани – и обрисовывал её длинные ноги с такой четкостью, как будто они были обнажены. Очень стройными были эти ноги, хотя и с четко прорисованными мускулами. Антон испытал внезапную бурю чувств представив…

Он усилиемволи подавил эту мысль. При его способности к концентрации успех был достигнут в течение секунд. Но в сердце остался маленький огонек. Подобного наплыва чувств он не испытывал с момента смерти жены. В нем было что-то чистое, он нес какое-то очищение эмоциям.

Кэти резко остановилась, развернулась к нему лицом и уперла руки в бедра. Очень стройными были эти бедра. Антон подозревал, что они представляли для нее разочарование всей жизни. Смотрясь в зеркало, она скорее всего бормотала: “Змеиные бедра”. Онже, с другой стороны, думал…

Остынь!

– Дерьмо! – воскликнула графиня. – Ни один из известных мне хевов на километр не подойдет к мезанцу или Кощею – Да! Она знает уничижительное прозвище– разве только чтобы проделать новую дыру в их долбанных головах. Как бы они ни ненавидели нас, мантикорских “элитистов”, мы в их демонологии всего лишь Вельзевул. Самого же Сатану называют “Рабсила Инкорпорейтед”, а Ад расположен на планете по имени Меза.

– Именно, – сказал Антон. – Как бы деспотичны и жестоки они ни были, хевы ещё и яростные эгалитаристы. На Хевене вас могут казнить за чересчур активное восхваление чьих-либо достижений. – И снова он процитировал классику: – “Все животные равны. Но некоторые животные равны более, чем другие”. У них нет места для наследственных каст – особенно для касты рабов! – или для самопровозглашенных сверхчеловеков.

Он тяжко вздохнул.

– И, со всей честностью, приходится признать, что в чём в чём, а уж в этом у хевов достаточно хороший послужной список. – Ещё один вздох, ещё тяжелее. – А, черт, будем честными. У них превосходный послужной список. “Рабсила” обходит хевенитскую территорию стороной. Так было даже до Революции. В отличие…

– В отличие от мантикорского пространства! – гневно вмешалась графиня. – Где они и на мгновение не задумываются. К черту законы. Грязные ублюдки знают, где именно найти мантикорских покупателей.

Антон нахмурился.

– Кэти, это также несправедливое мнение. Флот…

Она всплеснула руками.

– Не надо, Антон! Я знаю, что официально Флот занимается пресечением работорговли. Даже на самом деле делает это, время от времени. Хотя и ни разу после начала войны. Они утверждают, что слишком заняты.

Антон нахмурился еще сильнее и Кэти еще раз всплеснула руками.

– Ладно-ладно, – проворчала она, – они действительнозаняты войной с хевами. Но даже до начала войны единственным примером, когда бы Флот нанес настоящий удар мезанской работорговле был случай…

Тут они оба широко улыбнулись. Новости о невероятном массовом побеге с тюремной планеты хевов Ад все ещё были свежи в памяти у всех.

– … когда Харрингтон вдребезги разнесла их базу на Казимире, – закончила она и фыркнула. – Кем она тогда была? Жалким лейтенант-коммандером? Боже, как я люблю импульсивных юнцов!

Антон кивнул.

– Ага. Практически пустила под откос свою карьеру еще прежде, чем та начала набирать ход. Скорее всего и пустилабы, если бы Курвуазье не выкрутил руки нескольким адмиралам-консерваторам. И если бы…

Он твердо взглянул на неё.

– … некая юная и импульсивная графиня с левого крыла не выдала в Палате Лордов жгучую речь, требуя ответа, почему, когда флотский офицер впервые во всей полноте применила законы, запрещающие работорговлю, она за это вместо награды получила пристрастную критику.

Кэти улыбнулась.

– Это была хорошая речь, если позволишь так сказать о самой себе. Почти такая же хорошая, как и та, что закрыла передо мною двери Палаты Лордов.

Антон фыркнул. Хотя членство в мантикорской Палате Лордов было наследственным, не выборным, у лордов по закону было право официально лишать членства в Палате. Но учитывая естественную для аристократов тенденцию оглядываться на происхождение, такое случалось очень редко. Насколько знал Антон, в настоящий момент было всего три дворянина, лишенных членства в Палате Лордов. Один из них, лорд Сивью, был изгнан только после того, как он был осужден за тяжкие преступления – о которых всем членам Палаты давно было известно, но они предпочитали смотреть в другую сторону. Оставшиеся двое были Хонор Харрингтон и Кэтрин Монтень, изгнанные за то, что, каждая по-своему, глубоко задели драгоценную чувствительность мантикорской аристократии.

Антон прочистил горло.

– На самом деле, Кэти, я здесь именно из-за той речи.

Она прервала свою порывистую ходьбу и склонила голову набок.

– С каких это пор лоялисты изучают старые речи человека, который раздражает даже либералов и прогрессистов?

Он улыбнулся.

– Хочешь верь, хочешь нет, Кэти, но эта речь сильно прозвучала в наших плоскогорьях. Так уж получилось, что один из грифонских йоменов в тот момент находился под судом. Выстрелил в местного барона – восемь раз – за то, что тот домогался его дочери. Прокурор настаивал, что убийство есть убийство. Защита возразила ему, процитировав вашу речь.

– Полагаю ту часть, где говорилось о том, что “террорист для одних – борец за свободу для других”.

Антон кивнул. Но улыбки на его лице не было. Наконец-то Кэти поняла причину того, что он пришел к ней. Ее рука снова взметнулась к горлу, но на этот раз она все-таки открыла рот.

– О, Боже мой!

Глаза Антона были как уголь, начавший разгораться.

– Да, именно так. Я пришел не для того, чтобы обсудить в подробностях политические осложнения, которые могут или не могут последовать за похищением моей дочери. Честно говоря, Кэти, мне это безразлично. Посол и адмирал могут приказать мне воспринимать это как политическую акцию, но они…

Он сжал зубы.

– Неважно, что они такое. Но я– грифонский горец. И таковым я был задолго до того, – он дернул за рукав свою форму – как стал офицером Флота Её Величества.

Теперь его глаза жарко горели.

– Я не могу использовать обычные каналы, поскольку посол и адмирал в мгновение ока перекроют мне кислород. Поэтому я вынужден искать альтернативу. – Он бросил взгляд на человека, всё ещё сидевшего на ковре. – Мастер Тай согласился помочь, – настоял на этом, на самом деле, – но мне нужно большее.

Он еще раз поднял пакет, в котором были данные экспертизы.

– Кощеи, похитившие мою дочь, живут – или действуют – где-то в Старых Кварталах Чикаго. Ты знаешь, что это за лабиринт. Только тот, кто знает его как свои пять пальцев, имеет шанс найти там Хелен.

Кэти предприняла попытку уклонится.

– Я знаю кое-кого из живущих в Петле. Многих, на самом-то деле. Уверена, один из них…

Антон взмыл на ноги.

–  Грифонский горец, женщина!

Его акцент теперь был настолько густым, что, казалось, его можно резать ножом. А черная ярость самых знаменитых кровных мстителей Звездного Королевства поколебала скорлупу самоконтроля.

– Ты являешься – была ею в течение многих лет – одним из ключевых лидеров Антирабовладельческой Лиги. Самымрадикальным лидером. Именно поэтому ты провела здесь все эти годы, фактически в ссылке. – Слова Антона, при всей невнятности грифонского говора, вылетали как заготовки из-под штампа. – Так что не говори, что не знаешь его.

– Это не доказано! – воскликнула она. Но протест прозвучал скорее писком.

Антон ухмыльнулся. Как волк, признающий ловкость лисы.

– Верно-верно. Поддерживать связь с известным членом Одюбон Баллрум – с любым членом, тем более с ним– есть преступление. Как в Звездном Королевстве, так и повсюду на территории Лиги. Тебя в этом обвиняли четыре раза. И каждый раз обвинение снималось из-за недостатка улик.

Очень злой волк и изрядно испуганная лиса.

– Оставь молоть чушь, Кэти! Ты его знаешь, и я знаю, что ты его знаешь, и вся чертова вселенная знает. Здесь не суд. Мне нужна его помощь, и я намерен её получить. Но я не знаю, как с ним связаться. Ты знаешь.

– О, Боже, Антон, – прошептала она.

Он помотал головой.

– Что они себе думали, Кэти? Что я им подчинюсь? – Следующие слова вырвались сквозь сжатые зубы. – Грифонский горец. Когда они отдали мне тот приказ, они прикончили мою лояльность. К дьяволу их, и к дьяволу всю аристократию! Я сделаю что должен, и отвечу только перед королевой. Если она – она, не они! – решит назвать это изменой, так тому и быть. Я верну свою дочь и помочусь в пепел тех, кто украл её у меня.

Он залез в другой карман и достал еще один пакет, внешне точно такой же.

– Скажи ему, что в обмен на помощь он получит это. Чтобы собрать эти данные я провел последние два дня за взломом файлов посольства.

Ухмылка Антона стала совершенно смертоносной. Веселья в ней было не больше, чем в распахнутой пасти акулы.

– Взломав личные записи Юнга и Хендрикса, я напал на золотую жилу. Я не ожидал, что кто-то из них будет достаточно глуп, чтобы вести дела с “Рабсилой” напрямую, и так оно и оказалось. Формально, в соответствии с мантикорскими законами о запрете рабовладения, кара за такое простирается вплоть до смертной казни.

Левая рука Кэти все ещё сжимала горло. Другой рукой она сделал отметающее движение.

– В Звездном Королевстве таких форм это не принимает. Рабство – неэффективная организация труда, даже со всей генетической мишурой “Рабсилы”. Ни у кого из богатых мантикорцев нет достаточного стимула связываться с рабским трудом, разве только он фантастический скупердяй. Иготов взять на себя риск инвестиций в Силезскую Конфедерацию или протектораты солли. В нашем собственном обществе техническая база слишком высока, чтобы рабский труд оказался привлекательным.

– Тебя может удивить, Кэти, – тебя навернякаудивит – сколько мантикорцев настолькоглупы. Не забывай, что норма прибыли на рудниках и плантациях Силезии может быть столь же высока, как и риск. – Антон пожал плечами. – Но в основном ты права. Большинство граждан Звездного Королевства, ведущих дела с “Рабсилой”, делают это из-за безнравственности, а не жадности.

Лицо Кэти было холодным и злым.

– Безнравственности! Какой деликатный способ описания происходящего на так называемых развлекательных курортах. – Она уставилась на пакет в руках Антона. Следующие слова она практически прошептала. – Ты хочешь сказать…

Акулья ухмылка Антона, казалось, застыла.

– О, да. Я был вполне уверен, что найду это. Весь клан Юнгов печально знаменит своими пристрастиями, а я достаточно знаком с адмиралом, чтобы знать, что он не является исключением. – Он поднял пакет. – И он, и посол прибегали к так называемому “персональному обслуживанию” “Рабсилы”. Оба они, также, инвестировали в эти “развлекательные курорты”, используя для этого подставные фирмы в Лиге. Тем же занималось ещё множество других людей, для которых эти двое выступали брокерами.

– Они хранили записи? – у неё отвисла челюсть. – Они настолько глупы?

Антон кивнул.

– Во всяком случае, настолько беспечны. – Он взглянул на зажатый в руке пакет. – Вот так и обстоят дела, Кэти. Я думал использовать эту информацию, чтобы шантажом заставить их аннулировать отданные мне приказы, но это заняло бы слишком много времени. Я должен найти дочь быстро, прежде чем вся эта дурацкая схема – что бы то ни было – не начнет разваливаться на ходу. То что начнет, неизбежно как восход. И тогда, первым же делом, Хелен убьют.

Рука Кэти всё еще сжимала горло.

– Боже мой, Антон! Неужто ты не понимаешь, что сделает он, если…

– Что мне с того, Кэти? – Ни одной акуле не удалось бы придать ухмылке столь открытую ярость. – Ты не найдешь в этом списке грифонских горцев, уверяю тебя. Полным-полно дворян, конечно же, – слово “дворян” буквально сочилось желчью – но никого из моегонарода.

В конце концов ярость начала угасать.

– Прости, Кэти. Но так тому придется и быть. Моя дочь, – он взмахнул пакетом, – ценой этого?

Кэти

Кэти опустила руку и вздохнула. Затем пожала плечами. В конце концов, нельзя было сказать, что она не согласна с данной им моральной оценкой. Хотя ей всё ещё было трудно соотнести его безжалостность с тем, что она в нем ощущала. Впрочем, у Кэти своих детей не было. Поэтому, на секунду, она попыталась представить себе гнев, который должно быть переполнял Антона. Вдовцом растившего дочь с четырехлетнего возраста и вышедшего из среды несгибаемых горцев…

На мгновение перед ней мелькнула эта бурлящая пустота – подобная горизонту событий черной дыры – и разум её отшатнулся.

– Прости, – очень тихо повторил Антон. – Я должен сделать то, что я должен. – Он сумел выдавить жесткий смешок. – В этом деле, знаешь ли, правят традиции. У того, что мне нужно, есть название, появившееся многие столетия – даже тысячелетия – назад. Это называется “мокрым делом”.

Кэти поморщилась.

– Как грубо! – И снова вздохнула. – Хотя, по моему мнению, термин подходящий. Уверена, Джереми тоже согласится.

Она ещё раз вздохнула.

– Хорошо, я послужу связным между вами. Но предупреждаю заранее, Антон, что у него своеобразное чувство юмора.

Антон снова поднял пакет.

– Тогда, наверное, это поможет разыграться его воображению.

Кэти уставилась на предмет, зажатый в руке Антона. Воистину невинно выглядящая вещица. Но она более чем хорошо представляла себе что произойдет, стоит Джереми заполучить её. Джереми появился на свет в одном из репликаторов “Рабсилы” на Мезе. Его назвали K-86b/273-1/5. “K” обозначало базовый генотип. В случае Джереми линию личных слуг, также как “V” Исаака обозначало линию войсковых техников. “-86b” обозначало одну из множества мелких вариаций базового прототипа. В случае Джереми, это был вариант, предназначенный для ублажения клиентов акробатическими представлениями: жонглеры и тому подобное. По сути, придворные шуты. Номер 273 обозначал “партию”, а 1/5 означало, что Джереми в партии достали из репликатора первым из пятерки.

Кэти провела рукой по лицу, как будто стирая грязь. Она знала, что на самом деле “научная” терминология мезанцев прикрывала методы, представляющие собой не только зло, но и обман. Это был современный эквивалент абсурдных медицинских экспериментов, которыми, говорят, занимались нацисты из древних сказок. Кэти не была профессиональным биологом, однако в ходе долгой борьбы против генетического рабства она на практике стала экспертом в этом вопросе. Гены были гораздо более гибкой штукой, чем считало большинство людей. То, как происходит процесс развития, зависит от воздействия окружающей среды не меньше, чем от заложенных в геноме “инструкций”. Гены проявляют себя по разному, в зависимости от внешних раздражителей.

Генные инженеры “Рабсилы”, конечно же, прекрасно это понимали – несмотря на то, что в рекламе утверждали, что их “работники” будут вести себя точно так, как их запрограммировали. Поэтому и старались создать развивающемуся генотипу “подходящие условия”. В тех редких случаях, когда перспективный клиент оказывался подкован в биологии и начинал допытываться насчет деталей, “Рабсила” предлагала ему затверженное и пересыпанное жаргоном объяснение того, что они называли “процессом развития фенотипа”.

Если отбросить псевдонаучную трескотню, останется следующее: “Мы выращиваем эмбрионы в маточных репликаторах сделав с их ДНК что сможем; а затем годами подвергаем детей пыткам, чтобы добиться от них должного поведения. Делая что сможем”.

И, в определенных пределах, это работало… обычно. Но ни в коем случае не всегда. Определенно это не сработало в случае Джереми. Меньше чем через неделю после того, как его продали, он сбежал. В конце концов он оказался на Земле, пройдя по маршруту, поддерживаемому Антирабовладельческой Лигой. В день прибытия он вступил в Одюбон Баллрум, вероятно самую радикальную и однозначносамую склонную к насилию группировку антирабовладельческого движения. Затем, следуя обычаю этой подпольной группы – членами которой могли стать исключительно бывшие рабы – взял себе имя Джереми Экс. Сегодня он считался одним из самых опасных террористов галактики. Или, для многих – включая сюда и её, как ни крути, несмотря на неприятие ею их тактики – одним из величайших борцов за свободу.

Но если кто-то и мог вернуть дочь капитана Антона Зилвицкого живой, то это был Джереми Экс. Наверняка, если её держат в Петле. И если в последующие месяцы и годы множеству самых видных мантикорских семейств придется посетить необычно большое число похорон, Кэти не сможет искренне сказать, что это доставит ей какие-то страдания. Богачи, участвующие в работорговле только ради того, чтобы потакать собственным порокам, не должны были рассчитывать на особое милосердие с её стороны.

И вовсе ни на какое со стороны человека, на языке которого все ещё начертано имя, данное ему при рождении. Действительно, мокрое дело.

Провожая капитана и его спутника к двери, Кэти кое-что вспомнила.

– Ах, да. Удовлетвори моё любопытство, Антон. Ты сказал, что в Госбезопасности служат три типа людей. Но не объяснил ничего про третий. Так кто они?

– Это же очевидно, разве нет? Что случается с юным идеалистом, когда со временем ему откроется подлинное лицо его любимой Революции?

Кэти нахмурилась.

– Адаптируется, я полагаю. Станет как все. Либо так, либо взбунтуется и перебежит на другую сторону.

Антон покачал головой.

– Да, многие адаптируются. Скорее всего большинство. И такие зачастую становятся наиболее злобными типами – хотя бы для того, чтобы доказать начальству, что на них можно положиться. Но практически никто не перебегает. Многие просто ложатся на дно и стараются найти уголок, где можно продолжать жить. Не забывай, что с их точки зрения альтернатива не так уж привлекательна.

Его губы скривились.

– Даже грифонский традиционалист, вроде меня, не сказать чтобы очень доволен некоторыми аспектами устройства мантикорского общества. Попробуй представить, Кэти, как должен человек, при Законодателях бывший долистом, отнестись к перспективе кланяться кому-то вроде Павла Юнга, графа Северной Пустоши.

Кэти изумилась.

– Но они, конечно же, не знают…

– Конечно знают! – Губы Антона начали было снова кривиться, но это перешло в настоящую улыбку. – Знаешь, к Хонор Харрингтон хевы относятся с долей шизофрении. С одной стороны, она их злейший враг. С другой, она зачастую была их излюбленным примером несправедливости правления мантикорских элитистов.

Этого, конечно, больше не будет, – усмехнулся он. – Судя по новостям, могу сказать, что дни изгнания и опалы для Саламандры закончены. Сомневаюсь, что в Палате Лордов найдется больше трех консерваторов, которые продолжат настаивать, что она не годится для их компании.

Кэти согласно фыркнула.

– Может и того не найдется!

– Но не думай, Кэти, что пропагандисты хевов не воспользовались возможностью, пока она представлялась. По крайней мере пока Корделия Рэнсом не решила, что больший пропагандистский эффект принесет “казнь” Харрингтон. – Антон нахмурился. – Всё то поганое дело с Павлом Юнгом неделями крутилось по всем средствам массовой информации Хевена. Черт, им даже не пришлось ничего фабриковать! Правда и без того была достаточно плоха. Подлый и трусливый аристократ использовал свое состояние и положение, чтобы разрушить карьеру замечательного офицера. Даже заплатил за убийство её любовника – и вышел бы сухим из воды, если бы Харрингтон не вынудила его принять вызов на дуэль. А затем, когда он нарушил дуэльный кодекс и она, защищаясь, застрелила его, Палата Лордов обвинила её? Потому, что она выстрелила в него слишком много раз?