Текст книги "Горец"

Автор книги: Эрик Флинт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 11 страниц)

Старик заговорил. Голос его был мягок и тих.

– Я был биологом, Кеннесо, до того как занялся моим искусством. То, что ты видишь здесь, является иллюстрацией ошибочности платоновских методов в приложении к эволюционным принципам.

Слова прозвучали полной тарабарщиной. Недоумение Кеннесо видимо было заметно, поскольку лицо старика изобразило легкую усмешку.

– Это иногда называют “популяционным принципом”, Кеннесо. Жаль, что тебе не довелось научится применению этих методов. Вместо этого ты совершил классическую ошибку, подразделяя людей на абстрактные типы вместо того, чтобы учитывать конкретные вариации.

Тарабарщина. Еще одна усмешка.

– Ты “сверхчеловек”, Кеннесо, только если сравнивать среднего представителя Священной Стаи со средним представителем остального человечества. К сожалению, ты в руках двух людей, которые, каждый по-своему, довольно далеко отклонились от нормы. Отчасти благодаря нашей собственной наследственности, отчасти благодаря тренировкам и образу жизни.

Миндалевидные глаза слегка переместились, взглянув чуть в сторону от головы Кеннесо.

– Не знаю, насколько хорошо это пройдет. Уверен, что у него абсолютно феноменальная устойчивость к боли.

Наконец-то Кеннесо услышал монстра.

– Не важно, – произнес хриплый голос. – Уверен, что он один из тех, кто похищал её, а значит где-нибудь в квартире найдутся следы, говорящие куда они отправились дальше.

Восточное лицо нахмурилось.

– Тогда зачем…

Несмотря на ошеломление, короткий разговор прояснил Кеннесо личности напавших на него людей. Он сумел выдавить несколько слов.

– Сошел с ума, Зил…вицкий? Что…нибудь произойдет с… мной, и они убь…ют её.

Захват стал жестче и Кеннесо не сдержал тихого стона.

– Я так не думаю. Учитывая расхлябанность ваших людей, они просто предположат, что ты где-то шляешься. Как я мог узнать о твоем участии?

Несмотря на нестерпимую боль, некая часть мозга Кеннесо всё ещё функционировала объективно. Поэтому он понял невероятную силу, лежащую за этими словами. Очень немногие, если вообще кто-либо, из самих Избранных были бы способны удерживать так Кеннесо. Тем более были бы способны при этом разговаривать практически нормальным тоном.

– Ты уже сказал то единственное, что мне на самом деле от тебя было нужно, – продолжил хриплый голос из-за спины. – Я недостаточно хладнокровен, чтобы убить человека, в вине которого не уверен.

Кеннесо потребовалась секунда, чтобы осознать смысл этих слов. Он попытался выдавить из себя еще одно предупреждение, но хриплый голос его перебил.

– Этот захват, Кощей, называется полным нельсоном. В спортивной борьбе он запрещен. И вот почему.

За оставшееся ему короткое время Кеннесо понял кое-что из того, что пытался ему объяснить маленький азиат. Вариации. Он не представлял, что кто-либо из недочеловеков может оказаться достаточно силен, чтобы…

Но мысли уплывали. Давление на его шею, вжимающее сломанный подбородок в грудину, унесло все, кроме боли и страха. А затем треснул позвоночный столб и Кеннесо вообще больше ничего не думал.

Виктор

Вечер Виктор провёл с женой Ушера, которая устроила ему экскурсию по верхним уровням Петли. Он хотел было вернуться к работе немедленно, горя желанием воспрепятствовать – хоть как-то – Дюркхейму. Но Кевин погасил этот порыв с обычным для него сарказмом.

– И что же именно ты собираешься предпринять, малыш? – спросил он. – Держись в стороне, черт тебя подери! Начну я, со своего конца. Ты же не делаешь ничего – ничего, пойми – либо пока не услышишь обратное от меня, либо пока к тебе не обратится Дюркхейм, смотря что произойдет раньше.

Виктор нахмурился. Кевин ухмыльнулся.

– Он обратится, обратится – готов спорить. Я же говорил, что его схема вскоре начнет рассыпаться? И что, когда это произойдет, он начнет спешно собирать команду поддержки, дабы разгрести неразбериху?

Ушер не стал ждать ответа. Было достаточно очевидно, что Виктор снова отстал от его рассуждений.

– Так к кому же по-твоему он обратится? Не к одному из опытных полевых агентов, уверяю тебя. Нет, к тому же самому желторотому, наивному, доверчивому, немому как могила, делающему что говорят юному фанатику, которого он использовал с самого начала, чтобы передавать сообщения мезанцам. К тебе.

–  Ко мне? – Виктор почесал щеку. – Почему? Он не говорил мне, что содержалось в тех посланиях или кому я их передавал. Это я выяснил самостоятельно. Насколько он знает, я совершенно не в курсе ситуации.

Виктор поколебался, юношеская гордость боролась в нем с врожденной честностью. Честность победила.

– По правде говоря, Кевин, я и правда вроде как… – вздох – … “желторотик”. – Он нахмурился. – Исправлению этого недостатка нисколько не помогло то, что Дюркхейм не давал мне по настоящему важных заданий с тех пор, как я прибыл сюда прямо из Академии. Он меня использовал только для рутинной канцелярской работы и, временами, как курьера. Мое знание оперативной работы в основном книжное. Если бы ясобирал группу поддержки для расчистки подобной неразберихи, я бы предпочел, чтобы ее возглавил опытный полевой агент.

– Ты рассуждаешь не так, как Дюркхейм, – ответил Кевин. – Ты всё ещё думаешь, как бы сделатьдело. Для этого, безусловно, нужен настоящий профи. – Он покачал головой. – Но не забывай, что Дюркхейм во-первых и в главных – бюрократ. Его главной заботой – сейчас и всегда – является его положение в структуре власти, а не нужды борьбы. Когда дело идет наперекосяк, первой его мыслью будет “ прикрыть свою задницу”. А для этогонет ничего лучше молодого бычка – особенно если у него репутация фанатика.

Виктор немного покраснел.

– Что такое “бычок”? – буркнул он.

– Земной скотоводческий термин. По сути, это молодой бык, у которого тестостерона куда больше, чем здравого смысла.

Виктор залился краской глубже.

– Ты хочешь сказать, что от меня он будет ожидать провала?

Кевин широко ухмыльнулся.

– Провала с треском и грохотом, на самом-то деле. С достаточным шумом, чтобы он мог умыть руки и заявить, что все это было твоей затеей, а он ничего не знал, пока не произошел “ бабах”.

На мгновение Кевин задумчиво отвел взгляд.

– Мне представляется, что он даст тебе отделение опытных бойцов ГБ с гражданином сержантом во главе, которым он доверяет. Кого-то знакомого со Старыми Кварталами – по крайней мере с верхними уровнями. Тебе скажут, что Кощеи съехали с катушек – похитилидочь офицера манти, вот маньяки. Он вероятно заявит, что от них требовалось только обыскать квартиру офицера, а они запаниковали встретив там девчонку.

Ушер взмахнул рукой.

– Да, конечно, эта история звучит нелепо. Почему они просто не убили ее на месте? Но он не будет ожидать от тебя исследования его истории на предмет обнаружения логических неувязок.

К этому моменту Виктор ухватил ход мысли Ушера.

– Так что я поведу отделение в Петлю с приказом найти и вытащить девчонку. – Лицо его напряглось. – Нет. Не вытащить. Просто…

–  Такогоприказа он тебе не отдаст, Виктор. Не важно насколько наивным или фанатичным он тебя считает, Дюркхейм недостаточно туп, чтобы думать, что можно приказать юноше хладнокровно убить девочку и не создать при этом потенциальных проблем. Нет, тебеон скажет, что задача – спасти её. И перебить при этом Кощеев. Но гражданин сержант позаботится, чтобы девчонки не оказалось среди живых.

– Как и меня. – Это заявление было прямым и ровным.

Ушер кивнул.

– Как и тебя. А когда пыль осядет, что мы увидим? Молодой неопытный офицер хевенитской ГБ обнаружил некую аферу с участием Мезы и Кощеев, ринулся вперед с оружием наголо – полностью по собственной инициативе и без одобрения начальства – и всё испортил. И он и девочка погибли в результате перестрелки. Кто скажет что-то иное?

– Вся эта история нелепа! – запротестовал Виктор. – Манти никогда в неё не поверят. Да, если на то пошло, и солли тоже.

Кевин жестко рассмеялся.

– Конечно, не поверят. Но и доказать что-то другое не смогут, а Дюркхейму всё равно безразлично, что они там думают. После побега Харрингтон – и уж наверняка после того, как сюда приедет Парнелл и начнет вещать – никто на Земле не поверит ничему сказанному Хевеном. Так что с того, что добавится еще одна дурацкая история? Дюркхейма заботит исключительно прикрытие собственной задницы перед Сен-Жюстом.

Ушер рассмеялся еще раз, не менее жестко.

– Заметь, Сен-Жюст тоже не поверит в эту историю. Но ему будет достаточно того, что у Дюркхейма хватило здравомыслия обрубить хвосты. Да и прямо сейчас проблем у Сен-Жюста достаточно, чтобы рисковать наказывать Дюркхейма.

Примерно на минуту опустилась тишина, пока Виктор переваривал сказанное. Его от этого подташнивало. Как молодой и энергичный офицер ГБ, он был готов к безжалостности в борьбе против элитизма. Но это…

– Хорошо, – сказал он. – Так что мы будем делать?

– Оставь это мне, Виктор. – Ушер был мрачен – Я сделаю всё, что смогу, чтобы и ты и девочка остались в живых. Но обещать чего-либо не могу. По правде говоря, я собираюсь использовать тебя как наживку. А наживку иногда съедают.

Виктор кивнул. Это он уже и сам понял. Но риск службы в разведке ГБ он осознавал еще когда поступал в Академию. Опасность он мог принять. Грязную игру – с целью всего-навсего поспособствовать карьере бюрократа – нет.

– Замечательно. Сосредоточься на девочке. – И чопорно, со всей гордыней молодого бычка: – Я сам могу позаботиться о себе.

Ушер ухмыльнулся.

– Девочка может тебя удивить, парень. Не забывай, чья она дочь. У нее даже имя тоже, что у матери. О, и я мог бы упомянуть кое что ещё, что, я уверен, Дюркхейму неизвестно – она самая молодая из всех когда-либо получивших коричневый пояс у Роберта Тая.

Виктор вздохнул. Он снова потерял нить рассуждений.

– Что такое “коричневый пояс”? И кто такой Роберт Тай?

“Эта чертова ухмылка начинает меня раздражать”, – кисло подумал он, видя вновь ее появление. Последовавшие за ней слова ничуть не помогли.

– Не поклонник боевых искусств, а? Ну, это я понял уже по результатам нашего маленького дебоша в баре.

Ухмылка.

* * *

Так что остаток дня Виктор провел в Петле с женой Ушера. Её звали – во всяком случае она так утверждала, с полным пренебрежением логикой – Вирджинией [4]4
  это имя означает “непорочная”


[Закрыть]. У Виктора были сомнения, в особенности из-за её скандального наряда и того, как она постоянно изводила его.

Но он испытал тихое облегчение, когда она объяснила, что на самом деле не занимается проституцией.

– Во всяком случае больше нет, – объяснила Джинни, хотя в этот самый момент она изо всех демонстрировала обратное, прижимаясь к нему пока они неторопливо прогуливались по одному из базаров Старых Кварталов. С подачи Виктора, пока они шли по запруженным людьми улицам и базарам, Вирджиния рассказала ему кое-что о своей жизни.

Вскоре он уже жалел, что спросил. Не потому, что Вирджиния обрушила на него поток жалоб – наоборот, ее описание было скупым и кратким. Но понимать, идеологически, что социальное устройство несправедливо – это одно дело. Совсем другое – услышать наглядное описание этой несправедливости от одной из жертв. Первое вызывает абстрактный гнев; второе – тошноту и беспомощную ярость.

Вирджиния родилась – была выведена – на Мезе. C-17a/65-4/5 было ее именем, зафиксированным у неё на языке. Меткой, правильнее было бы сказать. Линия “C” была одним из самых популярных продуктов “Рабсилы”, постоянно пользующимся спросом на рынке. В сущности это была линия сексуальных рабов. “17” относилось к соматическому типу; “а” обозначало женский вариант. Её генотип был отобран и сформирован для максимальной физической притягательности, а также сладострастия и покорности, насколько это было возможно для генных инженеров Мезы. Возможно, конечно, было не так уж многое – особенно учитывая, что две потребные психологические черты на генетическом уровне были сцеплены со множеством противоречивых характеристик. Одной из которых, к их сожалению, была характеристика мышления, обычно называемая “сообразительностью”. В результате, высокий процент среди “С-линий” имели тенденцию сбегать из неволи как только покидали отличающиеся особой суровостью охраны условия на самой Мезе.

Чтобы противостоять этой тенденции, и в попытке “фенотипически стимулировать” потребную покорность, растущие “C-линии” подвергались суровому режиму обучения. Инженеры “Рабсилы”, естественно, придумали для этого звучное нейтральное название: “Процесс развития фенотипа”. Но заключался он, говоря в юридических терминах, в том, что “С-линии”, начиная с возраста девяти лет, постоянно и систематически подвергались изнасилованию.

– Хуже всего, – задумчиво промолвила Вирджиния, – что они даже похоти не испытывали. Вообще никаких эмоций. Насильникам – прости, техникам по фенотипу – приходилось принимать медикаменты чтобы хотя бы вызвать эрекцию. – Она сумела хихикнуть. – Временами, оглядываясь назад, я почти испытываю сочувствие к ним. Почти. Не думаю, что где бы то ни было еще во всей галактике нашлись настолько уставшие от секса люди.

–  Девять лет? – потрясенно переспросил Виктор.

Она пожала плечами.

– Ага. Это больно. Поначалу очень. Но b-вариантам приходится еще хуже. Они мальчики.

Виктор ощущал себя так, как будто бредет по выгребной яме. Но наконец-то он понял незамутненную ярость Одюбон Баллрум. Он никогда не одобрял тактику индивидуального террора, которую часто практиковали их активисты. Идеологически это было контрпродуктивно. Но…

Вирджиния жестко рассмеялась.

– Почти! Ха! В тот раз, когда Джереми Экс и его товарищи поймали здесь на Земле техника по фенотипу – глупый ублюдок проводил здесь отпуск, можешь поверить? – я, как и все, прибежала посмотреть на его тело.

Раньше Виктор бы содрогнулся. Теперь он просто оскалился в ответном удовлетворении. Он знал, что за случай она имеет в виду. Это была одна из самых знаменитых акций Баллрума, породившая шторм возмущения официальных лиц. Исполнительный Совет Лиги собирался в изызсканом дворце. Как часть декора дворца в центре вестибюля стояла статуя. Это была копия в человеческий рост гигантского и давным-давно разрушенного монумента, называемого “Статуей Свободы”. Членам совета не показалось забавным, когда однажды собравшись, они обнаружили насаженное на факел статуи обнаженное тело “инженера по фенотипу” с табличкой на шее, гласившей: “Попал в собственноручно выкопанную яму, как вы считаете?”

Виктор глубоко вздохнул.

– Я всё ещёсчитаю такую тактику контрпродуктивной.

Вирджиния хитро улыбнулась.

– Кевин тоже так говорит. – Улыбка истаяла. – Не знаю. Полагаю, что вы правы. Но…

Она в свою очередь глубоко вздохнула.

– Ты просто не знаешь, каково это, Виктор, – тихо произнесла она, и в ее темных глазах появились следы влаги. – Всю твою жизнь тебе твердят, что ты неполноценная – генетически. Не совсем человек. Начинаешь сама задумываться об этом. Иногда я думаю, что веду себя настолько распущенно просто потому… – Больше никаких следов; слезы закапали. Она раздраженно их вытерла. – Так что может быть вы с Кевином и правы. Все, что я твердо знаю, это то, что увидев то тело я почувствовала себя значительно лучше.

Мгновение прошло и Вирджиния вернулась к своему обычному подшучиванию.

– В любом случае, сбежав, я получала средства к существованию проституцией. Платят неплохо, да и что еще я умею делать? – Кисло: – Кевин настоял, чтобы я бросила это занятие, когда делал предложение.

Виктор получил уже достаточно уроков, чтобы подавить естественный импульс: Но конечно же ты была рада бросить жизнь в разложении!Он был вполне уверен, что Вирджиния была достаточно рада бросить свое занятие. Но она наслаждалась поддевая молодого бычка.

Джинни еще раз подколола его.

– И он был так груб с моим сутенером. – Вздох. – Бедный Ангус. Он был таким утонченным, а Кевин такойхулиган.

Когда она поняла, что он не клюнет, Джинни широко улыбнулась. Улыбка, естественно, была похотливой. В чем бы там ни были истоки ее поведения и находчивости, Виктор понял, что Джинни является намного более опытным полевым агентом, чем он сам. За исключением краткого момента слез, она ни разу не нарушила прикрытия. Если за ними следили люди Дюркхейма, к этому моменту они должны были окончательно убедиться, что Виктор Каша в конце концов оставил свою несгибаемую правильность. Еще один пуританствующий революционер попался на удочку плотских утех Земли. Добро пожаловать в клуб.

И поэтому, как и планировал Ушер, им и в голову не придет, что этот самый Виктор Каша получил лучшее представление о Петле и ее секретах, чем им когда-нибудь удастся.

– Умный человек, – вслух подумал Виктор.

– Ещё бы, – радостно согласилась Джинни.

День третий

Хелен

У Хелен не было другого способа отсчета времени, кроме как по моментам, когда похитители приносили еду. После четырех трапез она решила, что кормят её дважды в день. Значит, если так, то её держат в заключении уже три дня.

Пищи было в достатке, но состояла она из чего-то вроде стандартного сухого пайка. Вероятно армейского, хотя Хелен угрюмо подозревала, что паек предназначался осужденным на принудительные работы. Отвратно. Во всяком случае она–то уж точно не стала бы так кормить вооруженных солдат. А то бы они через неделю взбунтовались.

Не пошла пища на пользу и её пищеварению. К счастью, похитители предоставили ей современный портативный туалет, а не примитивное ведро, как обычно бывало в приключенческих романах, которые она любила читать. Эта штука принесла ей немало пользы. На самом деле куда больше, чем предполагали похитители, поскольку она быстро обнаружила, что щель позади механизма утилизации превосходно подходила для того, чтобы прятать там осколки камня, используемые ею как инструменты.

Это было практически единственное, что можно было сказать хорошего о механизме утилизации. Он был настолько стар и в настолько плохом состоянии, что едва справлялся со своей основной функцией. И справлялся с ней недостаточно хорошо, чтобы не допустить того, чтобы постепенно, день за днем, камеру не начал заполнять смрад.

Но и это, на взгляд Хелен, было к лучшему. На второй день она обратила внимание, что похитители стараются не задерживаться в камере. И заходя задерживают дыхание.

Так что она продолжила упорное рытьё туннеля в достаточно приподнятом настроении. Ей даже пришлось подавить желание что-нибудь запеть.

Виктор

Следующий день казался Виктору бесконечным. Единственным полученным от Ушера заданием было не делать ничего, кроме обычной деятельности офицера ГБ посольства. Что, в случае Виктора, заключалось в пресловутой бумажной работе.

Он даже обнаружил, что с нетерпением ждет вечера. Его ожидала новая встреча с Вирджинией, в баре, расположенном глубоко в Петле. А затем ночь, проведенная вместе с ней в расположенной поблизости дешевой гостинице. Прикрытие было очевидным: человек назначил встречу проститутке.

Несмотря на уверенность в том, что Джинни будет его безжалостно поддразнивать – особенно когда они окажутся в гостиничном номере – Виктор с нетерпением ожидал встречи. Отчасти потому, что у неё могут быть новости, а отчасти потому, что это даст ему ощущение, что он делает хоть что-то. В основном же он просто хотел снова увидеть её.

В строго самокритичной манере, которая являлась сутью Виктора, он провел некоторое время, изучая это желание. В конечном счете он пришел к удовлетворившему его выводу, что за ним не скрывалось ни грана грязной похоти. Просто…

Он понял, что Джинни ему нравится. В этой женщине было что-то чистое, воспринимавшееся как струя свежести в грязном болоте, в котором они барахтались. И, хотя в этом он уверен не был, ему казалось, что и он ей нравился. У Виктора в жизни было немного друзей. Вообще ни одного с тех пор, как он окончил Академию. При всей его твердой преданности долгу, он понимал, что давно уже страдает от банального одиночества.

Ко времени обеда Виктор в достаточной степени расслабился. А затем, по дороге в столовую, он увидел направляющегося в казарму Ушера и почувствовал, что снова напрягается до предела.

Если гражданин полковник и заметил его, то не подал виду. Мгновением спустя Кевин удалился, войдя в дверь, ведущую в ту часть большого здания, которая была отведена охранявшим посольство морским пехотинцам.

Широкие шаги Виктора при виде Ушера превратились в шарканье на грани спотыкания. Затем, отчаянно пытаясь восстановить равновесие, он действительноспоткнулся. От падения Виктор смог удержаться только сделав неуклюжий полупрыжок, который привлек к нему внимание всех проходивших в тот момент по коридору людей. Всего их было трое – двое клерков и гражданин сержант морской пехоты.

Вспыхнув от смущения, Виктор спрятал глаза и продолжил свой путь в столовую. Поначалу он едва не окаменел от страха. Не выдал ли он свою связь с Ушером по собственной неосторожности и по достойной новичка глупости?

Но пока добирался до столовой, Виктор осознал, что боятся из-за этого происшествия не стоит. На самом деле, как бы ему ни ненавистно было это признать, даже если о его поведении доложат Дюркхейму, это вероятно пойдет только на пользу. В конце концов, существовало еще одно абсолютно логичное объяснение того, что он отшатнулся, снова встретив Кевина Ушера.

Раздавшийся сзади голос, говоривший шепотом достаточно громким, чтобы тот разносился метров на шесть, подтвердил это предположение.

– Штаны не намочил, а? Гражданин полковник обычно не воспитывает простофиль дважды.

Мгновением позже гражданин сержант, которого Виктор видел в коридоре, почти оскорбительно отпихнул его плечом. Встав как вкопанный, Виктор уставился на прошагавшего мимо него в столовую морпеха. Затем, поняв, что загораживает дорогу двум клеркам, он отступил на шаг назад. Проходя мимо, один из клерков взглянул на него с еле заметной усмешкой.

К настоящему моменту, как понял Виктор, история о его стычке в баре с Кевином Ушером разошлась по всему посольству. Никого она особо не огорчила, даже других офицеров ГБ, зато многих изрядно позабавила.

Но не смущение задержало его в дверях ещё на несколько секунд, а удивление. Каким-то образом – он не заметил как – гражданин сержант, отодвигая его со своего пути, умудрился сунуть Виктору в руку записку.

Виктор, естественно, распознал агентурное мастерство. Благодаря тренировкам, хоть и не практике. Но его изрядно поразило, что маневр был проведен столь искусно и четко человеком, в котором он бы не заподозрил искусности большей, чем в уничтожении других людей в бою.

К счастью, Виктор не забыл чему его учили. И не совершил ни одной типичной для новичка ошибки. В частности не попытался немедленно прочесть записку. Он просто сунул её в карман и встал в очередь в столовой.

Не попытался он и прочитать записку тайком во время еды. Во-первых, для этого его слишком хорошо учили. Во-вторых, он был слишком занят изучением находящихся в столовой морпехов.

Но и это тоже он делал так, как его учили. Морпехам, сидевшим за собственным столом, от Виктора достался только случайный взгляд. Большего ему, на самом-то деле, и нужно не было, поскольку раньше он неоднократно наблюдал обедающих морпехов.

Точнее было бы сказать виделих. Но сейчас он понял, что морские пехотинцы, при всей своей заметности в посольстве, в части реальных о них сведений оставались призраками. Что на самом делепроисходит в казармах? Что эти бойцы думаюто чём бы то ни было?

Он понял, что не знает – как и практически все офицеры ГБ. Как организация, конечно же, Госбезопасность постоянно уделяла очень большое внимание настроениям и политической надежности военных. Но дело это было столь важным, что его тщательно ограждали от большинства служивших в ГБ. Как правило, в случае маленького подразделения, вроде того, что охраняло посольство на Земле, только один офицер знал подноготную морпехов.

Офицером этим, в данном случае, был некто Поль Жиронд. О котором, как понял Виктор, он тоже практически ничего не знал. Даже по стандартам ГБ, Жиронд держал рот на замке. Виктору несколько раз доводилось беседовать с ним, и беседы были краткими. Хотя бы из-за того, насколько скучны они были для Виктора.

Но в одном Виктор был практически уверен, судя по некоторым нюансам того, как взаимодействовали Жиронд и Дюркхейм. Жиронд, будучи уважаемым офицером ГБ, не был у Дюркхейма в закадычных друзьях.

Самым трудным за весь день для Виктора оказалось скрыть в этот момент улыбку. Он знал только одну из классических аллюзий, которые так любил разбрасывать Кевин Ушер. И даже сейчас он не мог припомнить, как она звучала на латыни. Но смысл её он понимал.

Кто будет сторожить сторожей?

Виктор так и не прочитал записку, пока не оказался в битком набитой капсуле, направлявшейся в Петлю. Там, тщательно пряча её в ладони и в окружении разношерстной толпы, он мог быть уверен, что прочтет записку незаметно. Во всяком случае незаметно для тех, кто мог оказаться каким-либо образом связан с Госбезопасностью.

Он уже знал, что встреча с Вирджинией назначена вечером в Старых Кварталах. Записка должна была сказать где и когда именно.

Именно это в ней и было написано женским почерком. А потом кое-что ещё: “Площадь Гарри. 8. Надень что-нибудь розовое. Я люблю розовое. Напоминает мне…”

То, что это напоминало Джинни, заставило лицо Виктора принять тот самый розовый цвет. Но на этот раз он не стал сдерживать смех. Зачем бы? В набитой транспортной капсуле, несшей городскую чернь после дня работы назад, в Старые Кварталы, смеха хватало.

Он нашёл время, прежде чем отправится в бар, найти магазинчик и купить там шарф. Розовый шарф. Ярко-розовый. Надевая его Виктор чувствовал себя глупо. Возможно, это с его стороны было падением в декадентство. Надеть бесполезный предмет одежды, только чтобы доставить удовольствие даме!

Но…

Она не была егодамой, верно. Но, как бы то ни было, дамой она была и какая-то часть Виктора испытывала удовольствие от самого факта. Каким-то необъяснимым образом это казалось еще одной победой, которые в его жизни были наперечет. Маленькой, но все-таки победой.

Антон

– А вот и оно, – тихо произнес Антон, отодвинулся от консоли и потянулся. Его тело затекло за долгие часы, проведенные за нею. Весь день, по сути, с самого утра. А сейчас было уже десять часов вечера.

Роберт Тай, стоявший у окна и наблюдавший за ярко освещенным городом, слегка повернул голову и поднял бровь. Уловив это движение, Антон усмехнулся.

– Бинго, как выражаетесь вы, земляне. Кстати, откуда вообще пошло это дурацкое выражение?

Тай пожал плечами.

– Что вы нашли?

Антон ткнул пальцем в экран.

– Уже общие файлы посольства и личные посла принесли мне достаточно материала. Но подлинная золотая россыпь здесь, в личных записях адмирала Юнга. – Он помотал головой, отчасти в гневе, отчасти в смущении. – Что за осел.

Тай подошел и уставился на диаграмму. Как и обычно с материалами, возникавшими перед Антоном на экране в последние два дня, она ему ничего не говорила.

– Конечно же он не был достаточно глуп, чтобы…

Антон прыснул.

– О, нет – он был достаточно умен. Что его и погубило, в конце концов. Когда любители пытаются скрыть подобные вещи, они практически всегда делают это слишком сложно. Отмывать деньги надо простыми способами, вот в чем трюк.

Лицо мастера пошло морщинами, когда он нахмурился.

– Зачем Юнгу отмывать деньги? Судя по тому, что вы мне рассказывали, этот человек достаточно богат, чтобы не нуждаться в дополнительных доходах.

– Деньги, – прошипел Антон. – Не деньги являются пороком этого человека, Роберт. Он не пытался скрыть доходы. Он скрывал расходы.

– О. – Ноздри Тая чуть сжались, как будто он почуял дурной запах.

– То же самое относится к большинству людей из этого списка, – продолжил Антон. – И, я вполне уверен, к большинству людей из списка Хендрикса, который я обнаружил раньше. Хотя на то, чтобы это установить точно понадобится некоторое время, поскольку посол был куда менее беспечен, чем Юнг.

Антон отодвинул кресло и поднялся на ноги. Ему было необходимо немного размяться. Прохаживаясь по комнате и размахивая руками с целью снять напряжение со спины, он не отрывал глаз от экрана. Его лицо было сосредоточенным, как будто он обдумывал некую возможность.

Через мгновение глаза Тая расширились настолько, что стали почти круглыми. По-видимому та же самая возможность пришла в голову мастера.

– Вы же не думаете, что ониучаствовали?..

После вопроса, сформулированного столь прямолинейно, у Антона выкристаллизовался ответ.

– Нет, – сказал он, решительно помотав головой. – Я и сам задумался над этим, увидев насколько они тесно связаны с мезанцами. Но у них нет ни малейшего мотива. Хелен для них ничего не значит, а если бы они хотели нанести удар по мне – а для чего? – у них у обоих нашлись бы способы сделать это проще и быстрее. В конце концов, я нахожусьу них в подчинении.

Антон перестал размахивать руками и принялся, упершись ладонью в ладонь, за изометрические упражнения.

– Но если взглянуть на это с другой стороны, всё начинает приобретать смысл. Эти же самые связи с “Рабсилой” сделают из Юнга с Хендриксом идеальных козлов отпущения.

Он сложил ладони вместе.

– И в этом– в этом, Роберт – объяснение участия Хелен. Она – дочь агента разведки Мантикоры. Еще одна привязка, вот и всё. Кто бы ни стоял за всем за этим, он не пытается получить какую бы то ни было информацию, тем более начать кампанию по дезинформации. – Он еще раз коротко хохотнул. – Во всяком случае не тайную. Здесь заваривается адская каша, и когда грянет, вину свалят на Мантикору.

– Вину за что?

Антон слабо улыбнулся.

– Смилуйтесь. Я не могу всё выяснить всего за пару дней. – Он некоторое время смотрел на экран. – И, по правде говоря, я начинаю подозревать, что преступник – или преступники, если их тут более одного – что-то перемудрили.

– Думаете это хевы? Они первые приходят на ум из тех, кому хотелось бы испортить позиции Звездного Королевства на Земле. Особенно сейчас. Парнелл, если верить новостям, прибывает через три дня.

– Может быть, – пожал плечами Антон. – Но здесь всё равно что-то не так.

Он ткнул толстым пальцем в экран.

– Они перемудрили, Роберт. Изрядно перемудрили. Для чего бы ни была задумана эта схема, из нее торчат слишком много концов, так и ждущих за что-нибудь зацепиться. Как у вас говорится, это “машина Руба Голдберга”. – Мантикорец нахмурился. – И это еще одноглупое выражение солли. Я уже спросил шестерых местных, и никто не смог мне пояснить, кто же такой этот “Руб Голдберг” [5]5
  Reuben Garret L. Goldberg (1883–1970) – один из основателей и президент американского Национального Общества Мультипликаторов. В частности знаменит в США “изобретением” в качестве элемента развлекательных мультфильмов (а позже и фильмов) машины своего имени – чрезвычайно сложной машины, выполняющей простые действия непрямыми и замысловатыми способами


[Закрыть].

Тай хихикнул. Но, как с некоторым ехидством отметил Антон, ответа и он не дал.

– Слишком много концов… – подумал он вслух. – Я едва не расхохотался, вот только едва эта штука начнет рассыпаться, первой жертвой будет Хелен.