Текст книги "Окольный путь"

Автор книги: Эрик Флинт

Соавторы: Дэвид Аллен Дрейк
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 28 страниц)

– Отлично, – повторила она, перевернулась на кровати, представив на обозрение мужу очень аппетитное тело. Лучше побыстрее отвлечь его, пока он не погрузился в размышления. По ее прикидкам, пятнадцать минут уже прошло.

Как и обычно, прав оказался Велисарий.

Вскоре после любви Антонина заснула. Однако Велисарию не спалось. Он ворочался какое-то время, потом встал. Он точно знал: не заснет, пока не решит вопрос.

Маврикий не возмущался, что его разбудили в такой ранний час. Много раз в прошлом, во время кампаний, в которых они участвовали совместно, полководец будил его в любое время дня и ночи.

– Хотя ради такого дела – еще никогда, – решил Маврикий, выслушав Велисария.

В свое время Маврикий был гектонтархом 1111
  Гектонтарх – начальник над 100 воинами.


[Закрыть], которых в древнем Риме также называли центурионами. Ветеран среди ветеранов, чья борода теперь была седа, но тело оставалось твердым. Железным. Как и характер Велисарий также всегда отмечал серьезность и проницательность Маврикия. Гектонтарх быстро разбудил еще двоих людей из ближайшего окружения Велисария – его личной гвардии из остатков фракийских катафрактов. Для этого задания он выбрал двух пентархов 1212
  Пентарх – начальник над 500 воинами.


[Закрыть], Анастасия и Валентина. Они также считались ветеранами, хотя и были моложе Маврикия. Правда, они не отличались хитростью, по этому и не достигли особых высот. Но среди личной охраны Велисария они считались самыми смелыми и безрассудными на поле брани.

Пока они готовили лошадей, Маврикий объяснил ситуацию. Он ничего не скрывал от Анастасия и Валентина, как ничего от него самого не скрывал Велисарий. Фракийские катафракты, составлявшие личную охрану Велисария, были полностью ему преданы. Основой преданности, кроме всего прочего, служила честность молодого полководца. И они все обожали Антонину. Воины прекрасно знали о ее прошлом, и никого из них оно не смущало. Фракийцы часто пользовались услугами шлюх и смотрели на этих женщин, как на таких же служак, как они сами.

Когда группа была готова, Маврикий вывел людей и лошадей из конюшни во двор, где ждал Велисарий. Только начинало светать.

Увидев напряженную спину начальника, Маврикий вздохнул. Двое его товарищей, переведя взгляд с Маврикия на полководца, сразу же поняли ситуацию.

– Ты же знаешь: сам он не скажет, – прошептал Валентин.

– Есть один вопрос, – заговорил Маврикий, обращаясь к Велисарию.

Полководец повернулся к ним.

– Да?

Маврикий откашлялся.

– Это касается сутенера. Дело такое. Он может находиться где-то поблизости и…

– Среди сутенеров встречаются очень буйные, – заметил Анастасий.

– Не успеешь оглянуться, как воткнут нож тебе в спину, – добавил Валентин.

– Да, – кивнул Маврикий. – Учитывая все эти факты, нам нужно бы знать его имя. Чтобы мы держали его в поле зрения на тот случай, если он захочет создать нам проблемы.

Велисарий недолго колебался, потом назвал его:

– Констанций.

– Констанций, – повторил Маврикий. Валентин и Анастасий последовали его примеру, чтобы запомнить имя. – Спасибо, – поблагодарил Маврикий.

Несколько минут спустя трое катафрактов уже ехали в Антиохию.

Как только они оказались вне зоны слышимости полководца, Маврикий заметил:

– Прекрасно, ребята, когда твой полководец умеет не срывать зло на других. Всегда держит себя в руках. Железная самодисциплина. Даже когда у него внутри кипит кровь, отказывается тут же следовать зову сердца.

– Великолепно, – с восхищением заметил Анастасий. – Всегда имеет трезвую голову, всегда спокоен, никогда не позволяет себе расслабиться. Это наш полководец. Лучший полководец в римской армии.

– И сколько раз это спасало наши задницы, – согласился Валентин.

Они проехали чуть дальше Маврикий откашлялся.

– Мне пришло в голову, ребята, что мы не военачальники.

Два его приятеля удивленно переглянулись.

– Ну, вроде нет, – согласился Анастасий.

– Мне кажется, мы совсем не похожи на военачальников, – заметил Валентин.

Проехав еще немного, Маврикий вздохнул:

– Грубые ребята эти сутенеры.

Валентин аж содрогнулся.

– Меня трясет, когда о них думаю. – Его опять передернуло. – Видите?

Анастасий тихо застонал.

– Надеюсь, мы с ним не встретимся. – Еще один притворный стон. – А то как бы не наложить в штаны от страха.

Они вернулись неделю спустя вместе с немного испуганным, но очень счастливым пятилетним мальчиком и менее испуганной, но даже более счастливой девушкой. Фракийские катафракты обратили на нее внимание. Многие ободряюще улыбались. Она смотрела на них, но не улыбалась в ответ.

Однако через некоторое время она перестала отворачиваться, когда к ней приближался кто-то из них. Еще через некоторое время несколько катафрактов показали ей собственные шрамы, включая шрамы на лице, которые были гораздо ужаснее, чем ее собственные. А потом мужчины признались ей, что катафрактами они только называются, поскольку обладают всеми необходимыми умениями и навыками, но у них, к сожалению, нет знатных предков – истинных катафрактов – и сами они в глубине души – просто деревенские парни. Тогда она начала улыбаться.

Антонина опытным взглядом следила за знакомыми поползновениями катафрактов, но по большей части не вмешивалась. Время от времени она только просила Маврикия немного придержать тех, кто был уж очень активен. А когда Гипатия забеременела, Антонина настояла, чтобы отец взял на себя ответственность за ребенка. Отцовство вызывало некоторые сомнения, но один из катафрактов был счастлив на ней жениться. В конце концов, ребенок мог быть от него; кроме того, он не был истинным катафрактом, а просто крепким парнем из Фракии. Какое ему дело до проблем знати? Пусть они беспокоятся о правах наследства. А у него просто будут жена и ребенок.

Его друзья над ним не насмехались. Гипатия была милой девушкой, можно жениться гораздо менее удачно. И кто будет беспокоиться о таких вещах, на которые не обращает внимания их полководец?

Задолго до того, как Гипатия забеременела, – еще не прошло и шести недель после возвращения Маврикия с двумя сопровождающими – некоего молодого человека выпустили из монастыря в Антиохии, где за ним ухаживали монахи. Задумываясь о своих перспективах в холодном свете нового дня, он решил стать нищим и начал заниматься своим новым ремеслом на улицах города. И у него неплохо получалось – если учесть невысокие профессиональные требования этого промысла. А его друзья (правильнее сказать: приятели) уверяли его что шрамы на лице его очень даже украшают. Придают лихой вид. Вот только лихим он теперь быть не мог. Без ног от колена.

Глава 4

– И что мы решаем? – спросил Велисарий.

Александриец поджал губы. Показал пальцем на вещьна ладони полководца.

– А что-нибудь еще ты видел?..

Велисарий покачал головой.

– Нет. И не думаю, что в ближайшее время увижу. Если она что-то и покажет, то совсем немного.

– Почему?

– Это… трудно объяснить. – Он пожал плечами. – Не спрашивай, откуда я знаю. Я просто знаю. Камень… давай его так называть – очень устал.

– А что ты видел, Антоний? – спросила Антонина. – Ты вчера нам не рассказывал.

Епископ посмотрел на женщину. Его круглое лицо в этот момент показалось изможденным.

– Я не очень хорошо помню свои видения. В моих отсутствовали ясность и четкость, как у твоего мужа. И еще меньше ясности было в видениях Михаила. Тогда я и почувствовал, что камень… больше подойдет Велисарию. Не могу объяснить, как я это понял. Но понял, и все.

Он выпрямил спину и глубоко вздохнул.

– Я видел только огромный океан отчаяния, потом… церковь, если ее можно так назвать. Но эта церковь была средоточением безбожия. Мерзкая и отвратительная, такая, что самые варварские народы мира и язычники сразу же отказывались от нее. Дух, правящий этой церковью, был ужаснее, чем самый безжалостный бог в их религиях.

Его лицо побледнело, он вытер его пухлой ладонью.

– Я видел себя, как мне кажется. Неуверен. Я сидел на корточках в камере, голый. – Ему удалось хрипло рассмеяться. – Я очень похудел. – Вздох. – Я ждал допроса, причем со странным нетерпением. Я знал, что вскоре умру под пытками, но все равно не отвечу на вопросы палачей. Я откажусь давать благословение на убийство невиновных. Я был удовлетворен, поскольку верил в истинность своей веры и знал, я выдержу пытки, потому что я…

Он резко выдохнул, его глаза округлились.

– Да! Да – это был я. Теперь помню. Я знал, у меня будут силы выдержать испытание, потому что у меня перед глазами все время стоял образ моего друга Михаила. Михаила, принявшего смерть, не сдавшись, и проклинавшего Сатану, даже когда языки пламени окружили его, привязанного к столбу.

Он посмотрел на македонца, и из глаз его полились слезы.

– Всю мою жизнь я благодарил Бога за то, что Михаил Македонский был моим другом с детства. И никогда больше, чем в тот день последнего крушения надежд. Если бы я остался один, то не был бы уверен в себе. С ним у меня сохранялась смелость, которая требовалась, чтобы выстоять.

– Чушь, – как и всегда, в голосе Михаила звучали твердость и непреклонность.

Истощенный монах наклонился вперед и уставился на епископа.

– А теперь послушай меня, епископ Алеппо. На земле нет боли, и в аду нет пыток, которые когда-либо сломают душу Антония Александрийского. Не сомневайся в этом.

– Я часто сомневаюсь, Михаил, – прошептал Антоний. – В моей жизни не было дня, когда я бы не сомневался.

– Надеюсь, нет! – в нем проснулся хищник, и голубые глаза македонца стали такими же безжалостными, как у орла. – Откуда еще может подняться вера, кроме как из сомнений, умный дурак? – Михаил сверкнул глазами. – Настоящим грехом священнослужителя является отсутствие сомнений. Он знает, он уверен, и таким образом попадает в сети, расставленные Сатаной. И вскоре уже сам расставляет сети и радуется, поймав невинных.

Хищник исчез, его заменил друг.

– Другие видят в тебе мягкость духа и мудрость разума. Это так, да. Я всегда их отмечал. Но в основе – истинный человек. Нет силы такой же твердой, как мягкость, Антоний. Ни одна вера не является более чистой, чем несущая сомнения, ни одна мудрость не глубже той, которая задает вопросы.

Монах выпрямил спину.

– Если бы это не было истиной, я бы отверг Бога. Я бы плюнул в Его лицо и присоединился к легионам Люцифера, поскольку архангел имел бы право восстать. Я люблю Бога, потому что я Его создание. Но я не его тварь.

Македонец напрягся. Затем его лицо смягчилось, и на одно мгновение на нем промелькнула такая же мягкость, какая всегда присутствовала на лице епископа.

– Не бойся своих сомнений, Антоний. Это великий дар Божий. И то, что Он поместил эти великие сомнения в твой великий разум, – подарок для всех нас.

В комнате на некоторое время воцарилась тишина. Затем снова заговорила Антонина:

– А что-нибудь еще было в твоем видении, Антоний? Никакой надежды?

Епископ поднял голову и посмотрел на нее.

– Да нет. Как я могу объяснить? Все очень туманно. В самом моем видении – нет, не было никакой надежды. Не больше, чем в видении Велисария. Все кончалось, кроме долга. И личного благородства. Но осталось чувство, только чувство, что этого не должно быть. Что это необязательно так. Я знал: я вижу будущее и оно убийственно и неумолимо. Но я также каким-то образом почувствовал: все могло произойти иначе.

– Значит, все ясно. Ясно, как день, – объявил Михаил.

Велисарий вопросительно приподнял брови. Македонец хмыкнул.

– Послание от Бога, – произнес монах. Хищник снова выступил на первый план. – Это бесспорно видят все собравшиеся. И видят свой долг. Мы обречены на проклятие за наши грехи. Но со своими пороками можно бороться, и побороть их, и таким образом создать новое будущее. Это очевидно. Очевидно! – глаза хищника остановились на Велисарии, словно глаза ястреба на зайце. – Выполняй свой долг, полководец!

Велисарий улыбнулся грустной улыбкой.

– Я очень неплохо выполняю свой долг, Михаил. Но мне не совсем понятно, о каком долге идет речь. – Он вытянул вперед руку, жестом пытаясь остановить готовый вырваться гневный возглас монаха. – Пожалуйста! Я не спорю с тем, что ты сказал. Но я не епископ и не святой человек. Я солдат. Тебе легко говорить: побори пороки. Я к твоим услугам, пророк! Но не соизволишь ли ты объяснить мне более четко, как именно побороть порок?

Михаил хмыкнул.

– Ты хочешь, чтобы изможденный монах, пришедший из пустыни, чьи ноги с трудом держат его тело, объяснил тебе, как бороться с войском Сатаны?

– Я бы предложил, Велисарий, начать с твоего видения, – сказал епископ.

Вопросительный взгляд полководца переместился на него.

– Конечно, я не солдат, но мне показалось, что в твоем видении было два главных аспекта силы врага. Многочисленность армии и странное таинственное оружие.

Велисарий вспомнил свое видение и кивнул.

– Значит, мы должны уменьшить их количество, увеличить свое и, кроме всего прочего, открыть секрет их оружия, – закончил Велисарий.

Епископ кивнул. Велисарий почесал подбородок.

– Давайте начнем с последнего, – предложил он. – Оружие. Как мне кажется, оно чем-то похоже на оружие на основе лигроина 1313
  Лигроин – смесь углеводородов. Компонент, например, реактивного топлива.


[Закрыть], используемое нашим флотом. Конечно, у врага оно значительно мощнее и несколько другое. Но сходство есть. Вероятно, мы должны с этого и начинать.

Он уныло развел руками.

– Но я солдат. Не моряк и не инженер. Я видел лигроиновое оружие, но никогда им не пользовался. Это очень большие и неудобные штуки, чтобы использовать их в сухопутном сражении. И… – внезапно он замолчал.

Антонина хотела что-то сказать, но Велисарий жестом попросил ее помолчать. Его глаза, казалось, ничего не видели, он ушел в себя.

– Камень? – спросил епископ.

Велисарий снова жестом попросил помолчать. Все выполнили его просьбу, неустанно наблюдая за полководцем.

– Почти… – прошептал он. – Но я нечетко вижу… – Велисарий выдохнул воздух.

Неясные образы глубоко под землей. Невозможно четко различить их – и не из-за отсутствия освещения, а из-за необычности. Видение: трое мужчин в комнате, под зданием, наблюдают за какой-то огромной хитрой машиной. Чувство страха и ожидания. Видение: те же люди в странных очках смотрят сквозь щель; страх, напряжение; внезапная слепящая вспышка света, восторг, страх; благоговение. Видение: другие люди, работающие под землей над какой-то гигантской, трубой? Видение: труба летит, рассекая небо. Видение: странные здания в странном городе внезапно разрушаются, сравниваются с землей, словно по ним ударил гигантский молот. Видение: незнакомый человек, мужчина, молодой, бородатый, сидит в бревенчатом доме, в лесу, показывая неразличимые знаки на странице четверым другим – математикам. Видение: тот же бородатый молодой человек, в таких же очках, как и люди в первом видении, смотрит сквозь подобную щель. Снова невероятный слепящий свет. Снова восторг; ужас; благоговение.

Образы исчезли так же быстро, как появились. Велисарий потряс головой, сделал глубокий вдох. Описал видения другим, собравшимся в комнате – так, как мог.

– В них нет смысла, – сказала Антонина.

Велисарий почесал подбородок и медленно произнес:

– Думаю, есть. Нет, не в них самих. Я понятия не имею, что там происходило, в этих видениях. Но где-то внизу есть логика. В каждом случае возникало чувство, что люди трудятся вместе, чтобы раскрыть секрет, а затем создать машины, которые смогут использовать этот секрет. Они работали над проектами – планомерно, целенаправленно, координируя усилия. Это не тыканье в темноте. И они не простые рабочие или мастеровые. Он сел прямо.

– Да! Вот что нам требуется. Мы должны запустить свой проект, чтобы раскрыть секрет оружия малва.

– Как? – спросила Антонина.

Велисарий поджал губы.

– Мне кажется, наиболее важными являются две вещи. Мы должны найти человека, который сможет возглавить работу, и нам нужно место, где он будет работать.

Епископ откашлялся.

– Могу предложить решение, по крайней мере, одной проблемы. Вы слышали про Иоанна Родосского?

– Бывшего морского офицера? – Велисарий кивнул. – Я знаю его репутацию как военного. И то, что он подал в отставку при неясных обстоятельствах. Больше ничего. Лично никогда не встречался.

– Теперь он живет в Алеппо, – сообщил александриец. – Получилось так, что я – его исповедник. В настоящий момент у него нет определенных занятий, и ему это не нравится. Дело не в деньгах. Он достаточно богат и не страдает от недостачи чего-либо материального. Но ему очень скучно. У него острый ум, он активен от природы и ненавидит безделье. Думаю, Иоанн будет рад поучаствовать в нашем проекте.

– А если его опять призовут на службу?

Антоний кашлянул.

– При сложившихся обстоятельствах это маловероятно. – Он кашлянул еще раз. – Он… ну… вы же понимаете: я не могу открыть тайну исповеди. Давайте просто скажем, что он много раз оскорбил слишком многих властных фигур, поэтому его возвращение во флот маловероятно.

– А его моральные устои? – спросил Михаил.

Антоний посмотрел в пол, разглядывая плитки с таким интересом, которого эти незамысловатые предметы не заслуживали.

– Предполагаю, что снова должен напомнить вам о тайне исповеди… – пробормотал он.

– Да. Да, – нетерпеливо перебил Михаил и махнул рукой с таким видом, словно заявляя: он относится к тайне исповеди с таким же почтением, как к навозу.

– Позвольте мне просто сказать… – Антоний колебался и выглядел несчастным. – Ну… карьера Иоанна Родосского во флоте шла бы более гладко, и он не оказался бы на берегу, если бы был евнухом. Он и сейчас беспутный, когда ему за сорок. Иоанн не может жить без женщин, и, к сожалению, женщины влюбляются в него слишком часто.

– Великолепно! Распутник! – недовольно хмыкнул Михаил. Он в эти минуты выглядел, как хищник, осматривающий особо неприятный кусок разлагающегося грызуна. – Ненавижу распутников.

Велисарий пожал плечами.

– Придется работать с тем, кто есть. У нас ведь очень мало времени. Я не могу здесь долго оставаться. Подозреваю, что вскоре опять придется идти в Персию – конфликт назревает. И мне нужно многое сделать в плане подготовки армии. В течение недели я должен отбыть в Дарас. Поэтому все дела, требующие моего участия, следует начать немедленно.

Он посмотрел на епископа.

– Считаю твое предложение прекрасным. Свяжись с Иоанном Родосским и прощупай почву. Мы обязаны решить проблему с этим странным оружием и в любом случае надо с чего-то начинать. Почему бы не с него?

– Если он соглашается, что мы ему говорим? – уточнил александриец.

Велисарий почесал подбородок.

– Нам где-то потребуется оборудовать мастерскую. Оружейную, в некотором роде. Ведь это проект по разработке оружия. И если нам повезет и мы раскроем секрет этого оружия, нам придется нанимать людей и обучать их пользоваться им.

– Так мы будем или не будем рассказывать Иоанну о камне? – перебила Антонина.

Четверо собравшихся в комнате посмотрели друг на друга. Велисарий заговорил первым.

– Нет, – твердо заявил он. – По крайней мере, до тех пор, пока не удостоверимся, что ему можно доверять. Но пока, как мне кажется, мы должны держать эту информацию при себе. Если она начнет распространяться слишком быстро, то нас обвинят в колдовстве.

– Я думаю, мы должны сказать Ситтасу, – добавила Антонина.

– Да, – согласился Велисарий. – Ситтасу мы можем полностью доверять. Причем ему следует рассказать как можно быстрее. – Он взял в руки камень. – Все рассказать.

Михаил нахмурился, епископ кивнул.

– Согласен. По многим причинам. Война, которую мы собираемся начать, пойдет по многим фронтам, причем не все из них военные. И в Риме тоже много врагов. Некоторые в церкви. Некоторые среди знати и аристократии. – Антоний сделал паузу и набрал воздуха в легкие. – И наконец…

– Юстиниан, – Велисарий говорил твердым голосом, как железо, – я не отступлю от своей клятвы, Антоний.

Епископ улыбнулся.

– Я и не прошу тебя, Велисарий. Но тебе также нужно реально смотреть на вещи. Юстиниан – император. И во благо или во зло – способный и даже исключительно способный. Он не дурак, его нельзя водить за нос и его нельзя игнорировать, оставаясь при этом в безопасности. И он также… как бы это выразить?

– Вероломный, подозрительный, завистливый, ревнивый, – закончила Антонина. – Конспиратор, который везде видит заговоры и твердо уверен в том, что весь мир только и думает, как бы причинить ему зло.

Епископ кивнул.

– Самое смешное, что мы не собираемся причинять ему зло. Как раз наоборот. Мы пытаемся сохранить его империю, среди всего прочего. Но чтобы это сделать, нам придется договариваться за его спиной.

– Правда? – уточнил Велисарий.

Александриец был тверд.

– Да. Я очень хорошо знаю этого человека, Велисарий. Гораздо лучше тебя, несмотря на то что вы оба фракийцы. Я провел много часов в беседах с ним с глазу на глаз. Он присутствует на всех советах, где собираются высшие чины церкви, и принимает в них активное участие. Как в официальных дискуссиях, так и в частных беседах со многими нашими теологами. Хотя я в церковной иерархии и не занимаю высокого поста, среди теологов пользуюсь уважением и почетом. А Юстиниан, как вам известно, считает себя выдающимся теологом.

Антоний почесал щеку.

– Он на самом деле в ней хорошо разбирается. И у него много блестящих теологических идей. В душе он склоняется к компромиссу с еретиками и к политике терпимости. Но его холодный честолюбивый ум уводит его к ортодоксальности – в особенности, если учитывать его амбиции в отношении Запада.

– Какие амбиции? – спросил Велисарий.

Антоний удивился.

– Ты не знаешь? Ты, один из его любимых полководцев?

Велисарий ответил с редкой для него горечью:

– Быть одним из любимых полководцев Юстиниана еще не значит быть его доверенным лицом, Антоний. Скорее наоборот. Он достаточно умен, чтобы иметь способных полководцев, но потом начинает прикидывать, как они станут использовать эти способности. Поэтому он ничего не говорит полководцам до последней минуты.

Велисарий махнул рукой.

– Но мы ушли в сторону. Позднее я с интересом послушаю, что там Юстиниан затевает на Западе. Но не сейчас. И ты неправильно понял мой вопрос. Я не спрашивал, нужно ли нам держать наш договор в тайне от Юстиниана. Очевидно, если мы думаем о заговоре, то нужно. Вопрос в том, нужно ли нам планировать заговор? Разве мы не можем подключить императора? Несмотря на все явные недостатки Юстиниана, он на самом деле один из самых способных людей, когда-либо сидевших на императорском троне.

Антонина внезапно глубоко вздохнула. Епископ посмотрел на нее и покачал головой.

– Нет. Совершенно точно, нет. Юстиниан не должен ничего знать. По крайней мере до тех пор, пока не будет уже поздно что-либо предпринять и останется только принять то, что мы сделали. – Антоний скорчил гримасу. – И надеяться, что он не отрубит нам головы.

Велисарий все еще не был убежден. Епископ продолжал давить.

– Велисарий, оставь иллюзии. Предположим, мы скажем Юстиниану. Предположим далее, что он примет все, что мы скажем. Предположим, он даже… но тут я уже захожу в область фантастики – он не заподозрит наши мотивы. Что тогда?

Велисарий колебался. Ответила Антонина:

– Он будет настаивать, чтобы встать во главе нашей борьбы. Со всей своей компетентностью. И со всем своим ослиным упрямством, мелочным тщеславием, постоянными интригами, болезненной гордостью, бесконечным сованием носа не в свое дело, суматохой, неверием в еще чью-либо компетентность, кроме своей, в преданность, в…

– Достаточно! – закричал Велисарий и рассмеялся. – Я убежден.

Он переплел пальцы и склонился вперед, поставив локти на колени и уставившись в пол. И снова банальные плитки удостоились необычного для них внимания.

Слова епископа прервали мысли полководца.

– Ты знаешь что-нибудь про Индию, Велисарий? Или ты, Антонина?

Антонина покачала головой. Велисарий, все еще рассматривая пол, пожал плечами и ответил:

– Немного знаю об этой далекой стране, со слов других, но сам никогда не бывал…

Он замолчал на полуслове с открытым ртом. Затем резко поднял голову.

– Что такое я несу? Я очень много знаю об Индии. Из моего видения! Я провел тридцать лет в непрекращающейся борьбе с Индией. Правильнее сказать, против тирании малва. И у меня всегда было к кому обратиться за дельным советом – к Рагунату Рао. – Его лицо побледнело. – Боже, Антоний, ты прав. Мы должны устроить заговор и держать все в тайне. Только надеюсь, что еще не слишком поздно.

– О чем ты? – спросила Антонина.

Велисарий повернулся к ней.

– Я только сейчас вспомнил – это было в моем видении. В империи малва создана самая обширная и развитая в мире шпионская сеть. Это огромная разветвленная система, очень хитро устроенная, – на мгновение он опять ушел в себя. – Я помню один из смертельных ударов, которые они нанесли по нам. К тому времени, как мы наконец проснулись и осознали размеры опасности, римская империя была вся напичкана индийскими шпионами.

Он посмотрел на епископа.

– Ты думаешь…

Александриец махнул рукой.

– Не думаю, что нам следует особо беспокоиться, Велисарий. Уверен: никто не видел, как сюда зашел Михаил. А я у тебя часто бываю, поэтому в моем появлении нет ничего необычного. Конечно, придется проявить осторожность, когда Михаил будет уходить, но это несложно.

Епископ потеребил бороду.

– Однако в будущем проблема очень скоро может стать серьезной. Но давайте вернемся к ней попозже. Сейчас… я могу предоставить вам место, где расположиться для начала. Где мы создадим нашу оружейную мастерскую, будем работать над нашим «оружейным проектом», как ты его назвал. И если нам удастся открыть секрет оружия малва, то мы должны наладить его производство и начать готовить солдат. Недавно одна богатая вдова отписала все свое добро церкви, причем указала обязательное условие: назначить меня распорядителем имущества. Она умерла три месяца назад. Среди всего прочего у нее осталось крупное имение недалеко от Дараса. Рядом с персидской границей. Дом там довольно большой, есть несколько строений, которые вполне подойдут для наших целей. На земле живут крестьяне – арендаторы. Все они, до последнего младенца, сирийцы и монофизиты.1414
  Монофизиты – верующие в единую природу Христа.


[Закрыть]

Велисарий кивнул.

– Я очень хорошо знаю эту породу, Антоний. Да, это будет великолепно. Если мы сможем завоевать их доверие, то к ним никакой шпион не проникнет. – Он нахмурился в задумчивости. – Они прекрасно подойдут… дайте-ка мне подумать…

– Хорошо, – сказала Антонина. – Но что мы скажем этим крестьянам? И Иоанну Родосскому? И ведь нам придется воспользоваться услугами по крайней мере нескольких мастеровых. И затем, если дела пойдут успешно, нам придется нанять людей, которые будут осваивать это новое оружие. Если мы не собираемся рассказывать им про камень, как объяснить источник наших знаний?

– Думаю, решение этой проблемы очевидно, – заявил епископ. – Мы просто ничего не будем им говорить. Все знают Велисария, а также Ситтаса как двух самых любимых полководцев Юстиниана. А ты, Антонина, известна как близкая подруга императрицы. Если мы просто будем вести себя скрытно, подчеркивая необходимость соблюдения тайны, то Иоанн Родосский и остальные предположат, что мы заняты проектом, на который получено задание самого императора. – Он улыбнулся. – А мои частые появления уверят их, что работа получила благословение церкви.

– Я поговорю с крестьянами, – предложил Михаил. – Я пользуюсь среди них кое-каким авторитетом.

– Кое-каким авторитетом? – весело рассмеялся епископ. – Это подобно тому, как если бы Моисей сказал, что у него есть несколько гипотетических предложений.

Михаил гневно посмотрел на епископа, но тот нисколько не смутился.

– Твое влияние совершает чудеса. Слово Михаила будет больше значить для простых сирийцев, чем чье-либо еще. Если он благословит эту работу и попросит их соблюдать тайну, не сомневайтесь: они именно так и сделают.

– Но это все равно не решает проблемы сохранения в тайне нашей работы от всего остального мира, – заметила Антонина. – Даже если все, живущие в имении, будут молчать, соседи заметят, как туда постоянно приезжают и уезжают люди со стороны. Эту работу нельзя сделать в изоляции, Антоний.

Епископ посмотрел на Велисария. Казалось, в мыслях полководец где-то далеко.

– Нет, но встреча Михаила с сирийцами все равно поможет, хотя бы на первое время, – заявил епископ. – А дальше…

– Это самая простая вещь в мире, – заявил Велисарий. Говорил он холодным тоном.

Полководец поднялся со своего места и стал медленно прогуливаться по комнате, размахивая руками, пока говорил.

– Все будет происходить следующим образом: Михаил спокойно переманит простых людей на нашу сторону. Антоний, ты станешь как бы нашим представителем от церкви. И если у тебя кто-то что-то спросит в церкви, найдешь, что ответить. То же самое будет делать Ситтас при императорском дворе и среди знати после того, как мы посвятим его в дело. В отличие от меня, у него безупречная аристократическая родословная. Я же в любом случае должен исполнять свой воинский долг.

Он прекратил ходить и сверху вниз посмотрел на Антонину.

– А Антонина станет центром всего. Она переберется жить в тот дом под Дарасом и все время будет там. Больше никаких поездок вместе со мной по военным лагерям. Она организует работу над оружейным проектом и будет руководить ею. А когда придет время, она же займется подготовкой новой армии.

Он отмахнулся от назревавшего протеста.

– Я помогу, помогу. Но ты более чем способна сделать это, Антонина. Ты по меньшей мере так же умна, как любой мужчина. А это оружие – новое для нас всех. Как и способы его применения. Я помогу, но не удивлюсь, если твой неподготовленный в данной сфере ум предложит новые способы и решения, лучшие, чем могут предложить моя специальная подготовка и опыт. Над тобой не будут довлеть старые знания и привычки.

Он сделал глубокий вдох.

– Наконец, ты сможешь координировать наши разрозненные действия. Через тебя мы все можем поддерживать связь так, что никто не заподозрит нашу истинную цель.

Ум Антонины действительно был ничуть не хуже, чем заявил ее муж. Ее спина стала прямой, как доска, и жесткой, как лист железа.

– Потому что все будут в таком случае подозревать другое, – сказала она горько.

– Да, – спокойно подтвердил полководец. Спокойно, но очень твердо. И он явно не собирался менять решение.

Глаза епископа слегка округлились. Он посмотрел на мужа, на жену, опять перевел взгляд. Затем отвернулся, теребя бороду.

– Да, это сработает, – пробормотал он. – На самом деле великолепно сработает. Но… – он поднял глаза на полководца. – Ты понимаешь…

– Оставь нас вдвоем, Антоний, – попросил Велисарий. Спокойно, но твердо. – Пожалуйста. И ты, Михаил.

Михаил и епископ поднялись со своих мест и проследовали к двери. Там епископ обернулся.

– Если после разговора с Антониной ты все-таки решишь сделать именно так, как сказал, есть отличный способ быстро воплотить твои идеи в жизнь.