Текст книги "Нью-Йоркские ночи"

Автор книги: Эрик Браун

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 19 страниц)

– Не беспокойся, там его не было. Ни крови, ни останков. Думаю, он сбежал через окно, сумел спастись.

– А что полиция?

– А ты как думаешь, девушка? Они приняли заявление, все сфотографировали. Сказали, поручат кому-нибудь это дело. Поверю, если увижу своими глазами. Слишком много в наши дни подобных случаев, а настоящих копов не хватает.

– Что же происходит, Киа?

– Если бы я знала, девушка.

– Ты ведь не думаешь… – начала она. – Ты не думаешь, что этот парень с резаком как-то связан с Сисси и… с их исчезновением?

– Я же тебе сказала, Анна, представления не имею. Все это дерьмо – сплошная загадка. – Она помолчала. – Эй, не грусти. Я уверена с Сисси и Кэрри все о'кей.

Анна бросила быстрый взгляд на Киа и хотела сказать, что совсем в этом не уверена, но потом одернула себя.

Они допили кофе и поехали домой. Солнце уже спряталось за небоскребы, оставив после себя холодный и темный полумрак – не день и не ночь, нечто среднее. Анна смотрела на укутанные в одеяла безымянные фигуры бездомных, которые устраивались, чтобы пережить еще одну холоднун” ночь. А через пять минут она уже выпрыгнула из машины и взбежала по ступеням в свою квартиру. Дом принял их в свое гостеприимное тепло.

Пока Киа была в душе, Анна проверила электронную почту. Ее поджидали с полдюжины сообщений. Три – от друзей с приглашениями на сегодняшний вечер. Одно от Фелисити, она писала, что новый вариант – ужасная прелесть. Еще одно от сумасшедшей лесбиянки из Огайо, ей понравился “Остров Сафо”, и она хотела бы встретиться с Анной, если та когда-нибудь будет в тех местах.

И последнее пришло от литературного редактора, который “получил эстетическое удовольствие”, читая рукопись ее последнего романа, но который “при нынешней ситуации в издательском деле” считает, что “это не совсем тот тип произведения, который способен поразить воображение публики”, и так далее и тому подобное…

И это написал редактор издательства, которое, по замыслу, должно публиковать художественную литературу.

Она вошла в файл романа, над которым сейчас работала. Первый вариант был почти готов. Теперь она сможет отдаться роскоши неспешной правки и редактирования. Анна пробежала несколько последних страниц и в душе похвалила прочитанное. Что же ей сделать, чтобы совершить прорыв?

Она не хотела, чтобы ее помнили по псевдониму автора “Острова Сафо”. Она достойна лучшего.

Экран мелодично подал сигнал вызова. Она ответила и растянулась на тахте, глядя в оживающее изображение. Но тут же, пораженная, снова села. На нее смотрела Кэрри Виллье. Женщина сидела в кресле, положив одну длинную ногу на другую. Помещение выглядело как спальня в отеле.

– Анна, я не могу связаться с тобой целый день.

– Кэрри! Где ты находишься? Мы беспокоимся. – Анна припомнила, что Киа рассказывала про парня с лазерным резаком. – С Сисси все о'кей?

Кэрри было лет сорок. Ее узкое загорелое лицо выглядело еще длиннее из-за бритого, украшенного татуировками Черепа. На ней были модные брюки и жакет болеро. Выгля-рела она потрясающе.

– Я должна кое-что рассказать, Анна. Мне… мне надо. Договорить с кем-нибудь, кто понимает людей. Давай встретимся. Я завтра позвоню, и мы договоримся о встрече…

– Кэрри, где Сисси? Кэрри явственно колебалась.

– Она со мной в отеле. – Кэрри говорила с отчетливым квебекским акцентом. – Ее не было пять дней, и вот вчера она позвонила и сказала, что нам надо увидеться.

Анна покачала головой.

– Что происходит, Кэрри?

– Я не знаю. Я встретилась с Сисси в отеле. Но она вела себя очень странно. И это не из-за наркотиков, – решительно проговорила Кэрри. – Я не понимаю, что с ней. Такое впечатление, будто она меня не узнала. Она несколько раз уходила на пару часов, но переодевалась, вроде как маскировалась. Потом возвращалась и была абсолютно нормальной, вела себя как обычно. И несколько часов все было просто прекрасно. – Кэрри снова заколебалась. – Ты понимаешь людей, Анна. Мне надо с тобой поговорить, рассказать, что происходит.

Анна кивнула.

– Я сделаю, что смогу. Кэрри с болью продолжала:

– Сисси утверждает, что ее преследуют, что ей надо прятаться. Поэтому она маскируется.

– Видимо, ей требуется помощь, – заметила Анна. Психиатрическая помощь, подумала она про себя.

Внезапно Кэрри подняла голову и посмотрела мимо экрана.

– Она возвращается. Я позвоню позже, о'кей?

– Прекрасно, – отозвалась Анна, но Кэрри уже отключилась.

Все это выглядело так, словно Кэрри боялась своей любовницы.

Анна перешла в кухню и приготовила себе кофе. Киа все еще плескалась в душе. Она вернулась с кофе в гостиную, присела у окна и стала ждать, пока Киа появится из ванной. Но мысль о странном поведении Сисси Найджерии не давала ей покоя.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

В это утро, в восемь часов, Барни Клюгер обнаружил в компьютере сообщение от Холлидея: “Занимаюсь случаем Найджерии, Барни. Уехал в бар “Пена”. Вернусь около восьми”.

Барни приготовил кофе и опустился во вращающееся кресло. Что-то оно стало тесновато. Он сидел на диете уже три месяца, исключил любимые бутерброды на ржаном хлебе, которыми питался годами. Однако отказаться от украинского пшеничного пива у Ольги было куда как труднее. Может, если ограничить ежедневную порцию двумя бутылками…

– У тебя кровообращение как у камня, – предупреждал его док Саймз. – Представления не имею, почему твое сердце еще работает. Надо хоть чуть-чуть сбросить вес, о'кей?

Господи! Он старался изо всех сил. За двенадцать недель похудел на полстоуна, но талия, кажется, совсем не уменьшилась. Может, стоит потратиться и купить новое кресло?

Он убрал с экрана сообщение Хола, вызвал файл с делами и откинулся в кресле, отхлебывая кофе. Около часу Барни просматривал свои заметки по нескольким случаям,– намереваясь потом отправиться в город на встречу в “Мантони Энтертеймент”.

Барни обрадовался, увидев, что Хол занялся делом Найджерии. Сам он не слишком хотел расследовать этот случай, и не только потому, что придется везде ездить и задавать вопросы людям, которые вовсе не жаждут ему отвечать. Он оценил ситуацию, как только явилась эта Виллье и рассказала свою историю. Ее любовница исчезла, она, Виллье, беспокоится. Однако'Барни видел такое сто раз: девчонки поссорились и разбежались, Найджерия отправилась остывать к какой-нибудь старой приятельнице. Через пару дней она объявится, и когда от Барни придет счет из расчета пятьсот долларов в час, Виллье пожалеет, что воспользовалась его услугами.

Пусть уж этим занимается Хол, у него шкура как у носорога. Барни никогда не испытывал страха перед визитами во всякие местные притоны, по крайней мере несколько лет назад, когда был немного моложе и немного стройнее, – но все равно мысль, что надо сшиваться вокруг “Пены” и задавать там вопросы, совсем не радовала.

Пять лет назад он сделал правильный шаг, пригласив Хола в агентство. Они хорошо ладили еще со времени работы в полицейском департаменте. Эстелла умерла совсем недавно, и мысль, что придется заниматься делами агентства в одиночку, наполняла его сердце отчаянием. Пока Эстелла была жива, Барни нес все свои проблемы домой, у него был друг, с которым он мог обсудить любой случай, высказать любые соображения. Месяцы после ее смерти оказались самым тяжелым периодом в его жизни. Оглядываясь назад, он до сих пор не мог понять, почему сумел продержаться. Приходили клиенты, возникали новые дела, Барни стискивал зубы и с головой уходил в работу. Одни случаи он успешно доводил до конца, другие – нет. Львиную долю составлял суицид и жертвы убийств. И потому, потеряв жену, с которой прожил почти тридцать пять лет, он понял, что бесконечная цепочка чужих трагедий вконец его измотала и остается либо покончить с агентством, продав его за гроши, либо взять кого-нибудь в помощь, чтобы разделить это бремя.

Как-то вечером, когда Хол нес патрульную службу, Барни встретил его на улице. Парень выглядел так же мрачно, как и Барни. У Хола только что кончился роман с девушкой, с которой он давно встречался, и, как догадался Барни, кончился печально – подруга его просто бросила. К тому же бумажная работа в полицейском департаменте уже стояла у него в глотке, и вот Барни сделал ему предложение. Хол ответил, что подумает и к концу недели даст ответ. И что вы думаете, через день Хол позвонил и сказал, что, если предложение еще в силе, он согласен.

Клюгер и Холлидей. Частные детективы. Специализация: поиск пропавших людей. Звучит неплохо, а?

Барни взглянул на часы. Половина девятого. Еще со времен работы в полиции Хол отличался пунктуальностью, однако пару раз ему все же случалось на полчаса опоздать. Тем не менее это совсем на него не похоже: не позвонил, не объяснил, в чем дело!

Он набрал на компьютере код Хола и стал ждать. Ответа не было… Барни улыбнулся про себя. Наверняка парень сидит у Ольги, греется чашкой кофе, а интерком просто выключил.

Год назад в бизнесе началась черная полоса. Клиентов было мало, а дела, которые все-таки попадали к ним в руки, часто кончались ничем: день-два трудов – что тут заработаешь? Чувствовалось, что настроение у Хола – хуже некуда, правда, внешне это почти не проявлялось, он не из тех, кто стремится выплеснуть эмоции – довольно замкнутый тип. К тому же, насколько Барни был в курсе, у него в течение нескольких лет не было женщины. И эта проблема, видимо, всерьез его беспокоила, отсюда и обращенный внутрь себя взор, который Барни так часто видел у неудачников и безнадежных социопатов.

Месяцев десять назад Барни заметил, что появилась эта крошка. Миниатюрная китаянка, стройная, словно прутик, милое умненькое личико. Наверх, в мансарду – всегда бегом, в руках – коробки с готовыми китайскими блюдами навынос. Тогда Барни, зная, что сам Хол никогда ничего не расскажет, если его не спросить, как-то раз остановил напарника, когда тот отправлялся на вызов, и заметил:

– Эй, Хол, я вижу, ты перешел на китайские блюда… Хол открыл было рот, собираясь что-то сказать, снова закрыл и просто в смущении стоял и смотрел на Барни, потом наконец произнес:

– Барни Клюгер – лучший детектив Манхэттена и его окрестностей!

– Как ее зовут, Хол?

И тогда Холлидей рассказал Барни про свою китаянку. Их отношения находились в той стадии, что он пока не мог поверить своему счастью. Она еще только вошла в его жизнь, потребовав, чтобы он ее любил, – суровый приказ для такого замкнутого человека, как Хол. Шли месяцы, и Барни видел, как изменяется Хол, хотя его эмоции лишь в малой степени возмещали тот водопад чувств, который обрушила на него Ким Лонг. Нельзя сказать, что все у них шло как по маслу. Темперамент у крошки, как у китайского дракона, и временами она способна взорваться, как фейерверк (пусть уж метафоры будут в одном стиле). В такие моменты Хол предпочитал затаиться и провести несколько часов в обществе Барни у Ольги, пробуя весь диапазон тамошнего пшеничного пива, которое импортируется с Украины.

Барни неплохо узнал Ким с тех пор, как она переехала к Холу. Он сумел понять, что за очаровательной внешностью скрывается весьма проницательная деловая женщина. Она прекрасно знала, как быстро обернуть деньги, получив прибыль, была в курсе всех последних изменений в местных законах. Барни следовал ее советам относительно сбережений и вложения денег, но когда дело дошло до интерьера офиса, он решил подвести под этим черту. Как-то раз Ким вошла в комнату, внимательно ее осмотрела, задрав от недовольства свой изящный носик, и заявила, что помещение теряет энергию, как свинья с перерезанным горлом – кровь. Надо тут все изменить. Он сделал комплимент ее воображению, но сказал, что офис, в том виде, в котором он есть, абсолютно его удовлетворяет, а потому, спасибо, ничего не нужно. Постукивая от досады ногой, она объяснила, что если он будет продолжать сидеть спиной к окну (а также делать еще дюжину всяких привычных вещей, которые он выполнял неправильно), то их ждет целая неделя неудач, и, черт побери, если вышло иначе – у них действительно оказалась крайне неудачная неделя. Одно дело ушло к конкурентам, клиент уехал из страны, задолжав им пару тысяч, к тому же у Барни разыгрался ишиас.

Так что в следующий раз, когда она улыбнулась в дверях своей умненькой, но сдержанной улыбкой, Барни пригласил ее войти и ворчливо пробормотал:

– Так насчет этой твоей инь-янь-ерунды, ну-ка… растолкуй мне еще разок…

И он переставил стол и честерфилд, как она указала, больше для развлечения, чем надеясь что-нибудь изменить к лучшему. На западную стену повесил картину с изображением заката, а в юго-восточный угол поставил вазу с сухими цветами. Ким сама покрасила дверь в зеленый цвет, а на подставке снаружи разместила кашпо с папоротником, чтобы он отражал дурной инь, вливающийся по прямому лестничному пролету. Она посоветовала ему завести какое-нибудь домашнее животное, предпочтительно кошку, однако Барни никогда не держал домашних животных и, черт подери, не собирался браться за это сейчас. Тем не менее он согласился закрывать крышку унитаза в ванной и переставил кровать в угол комнаты.

Ким сообщила, что скорее всего добрый цы начнет вливаться только через несколько дней, и Барни в глубине души решил, что все-таки у нее не все дома.

Однако всю следующую неделю дела постепенно налаживались. Появились выгодные контракты, удалось довести до благополучного конца несколько случаев, с которыми они возились неделями. И даже ишиас успокоился. Барни говорил себе, что внезапный успех в делах объясняется скорее всего возрожденным интересом к жизни у Хола. Уже несколько недель Барни видел, что Хол шаг за шагом освобождается от привычной апатии, начинает чувствовать вкус к жизни и работе.

Изменения, происходящие с его партнером, заставили Барни осмыслить то, что он уже долгое время пытался спрятать где-то на задворках сознания. Пусть со смерти Эстеллы прошло уже почти шесть лет, пусть он сумел убедить себя, что кое-как справился со скорбью, на самом деле он все еще нестерпимо тосковал о ней.

Тут много всего было намешано, не только очевидное с первого взгляда. Когда Хол лишь познакомился с Ким, онЦ сначала проводили вместе почти все свободное время: вместе ходили обедать, посещали голодраму, пару раз даже ездили в горы покататься на лыжах. Конечно, Барни тосковал о том, что, собственно, составляет суть супружества, но еще больше он тосковал о мелочах, которые разделял с Эстел-лой. Когда Барни замечал эти мелочи в отношениях Хола и Ким, он с какой-то безнадежной завистью осознавал, как хотелось бы ему, чтобы Эстелла была по-прежнему здесь, с ним. Все эти взгляды, прикосновения, когда они считали, что никто на них не смотрит; только двоим понятные фразы, которые значили для них так много…

Господи, она все еще нужна ему, и ее отсутствие – открытая, незаживающая рана!

Со времени ее смерти он ни на кого не смотрел. Для него не существовало такого решения. Другие женщины были лишь бледной имитацией его Эстеллы. Если ему случалось встречаться с женщинами по делам, он неизбежно сравнивал их с женой, и всегда в ее пользу. Они прожили тридцать пять лет, с кануна Нового, двухтысячного года, познакомившись на вечеринке в честь нового века, нового тысячелетия. Ему – двадцать, ей – семнадцать. Он никогда не утверждал, что это была любовь с первого взгляда, но что-то всетаки было, влечение, интерес. До женитьбы они встречались целый год. Барни тогда только что поступил в полицию, а Эстелла была секретаршей в юридической фирме. Они жили в крохотной сырой квартирке многоэтажного дома в Бруклине, и для Барни за двадцать один год жизни это время стало самым счастливым и безмятежным.

Брак оказался прочным, хотя проблемы, разумеется, возникали. У них никогда не было детей, и сначала это их разделяло, но потом они примирились с бездетностью и нашли утешение друг в друге. Эстелла была особенной, самой доброй женщиной из всех, кого он встречал, спокойной и мягкой, никогда не сказавшей ни о ком ни единого дурного слова. Господи, и что только она нашла в нем, человеке, обладавшем полным набором этих самых дурных качеств! Барни помнил, как она рассмеялась, когда он сказал ей об этом. Рассмеялась и ответила, что он настолько увлекся своей игрой в железобетонного копа, что просто не в состоянии признать в себе наличие обыкновенной человечности; и кто знает, может, она была права?

Тридцать пять лет…

В следующем марте будет шесть лет, как она умерла от почечной недостаточности, а до этого год болела и все время надеялась, что успеет получить трансплантат вовремя… Но в Джорджии взорвалась атомная электростанция, в Нью-Йорк хлынули беженцы. Система здравоохранения функционировала с перегрузкой, а в ту неделю, когда Эстелле стало по-настоящему плохо, в больнице Сент-Винсента как раз принимали пострадавших от радиационного облучения. Таким образом, поиск донора для Эстеллы выпал из списка приоритетных задач, и она умерла на руках у мужа ранним утром холодного, солнечного воскресенья.

Он сам признавался, что в этом еще одна причина, почему он отдавал Холу ночные смены. Эти холодные, тихие часы перед рассветом были просто невыносимы.

Барни взглянул на часы. Уже десятый час, а Хол все еще не объявился. Барни снова набрал на компьютере код Хола и долго слушал длинные гудки. Ответа не было.

Он нахмурился и отключил связь.

С месяц назад Барни встретил одного из управляющих фирмы Мантони, которого знал прежде. Когда дела в агентстве шли неважно, ему время от времени случалось работать на него в качестве телохранителя. На него, а также на самых красивых актрис концерна. Вот он и зашел с этим парнем выпить пару пива и поболтать о старых добрых временах. Пара пива обернулась полудюжиной. Барни явно перекрыл месячную норму и, видно, поэтому стал рассказывать практически чужому человеку об Эстелле, о том, как тоскует о ней.

А через несколько дней этот парень звонит Барни в офис:

– Слушай, Барни, насчет того, о чем мы тогда говорили… У меня есть то, что нужно…

– Только никаких знакомств. Я это уже проходил.

– Нет, нет, что ты! Ничего подобного! Доверься мне и попробуй. Идет? Значит, слушай…

Вот Барни и послушал, ему понравилось, и последние два месяца раз в неделю он встречался с этим парнем и его командой в модернистском здании главного офиса концерна Мантони.

Барни оставил на экране сообщение для Хола, сказав, что вернется около часа, подхватил свою куртку и запер дверь. Придется взять такси. Вчера вечером Хол забрал “форд” – в наше время это уже роскошь, и в конце месяца придется скорее всего подумать, могут ли они это себе позволить.

Он окунулся в яркий, холодный солнечный свет. Не обращая внимания на уличные толпы и крики торговцев, подозвал такси, сел на заднее сиденье и отправился на встречу с руководителями технологической службы “Мантони Эн“ тертеймент”.

Барни вспомнил, что говорил Холу вчера вечером про ВР, что плел ему последние несколько недель о необходимости идти в ногу со временем, не отставать от новейших технических разработок. Ход не дурак, наверняка он задумывается, к чему приведет увлечение этими так называемыми ВР-курсами. Барни отчасти чувствовал себя виноватым за то, что приходится врать Ходу, но он просто не мог заставить себя сказать правду. Пока такси пробиралось по Бродвею, запруженному вылезшими на проезжую часть беженцами, Барни размышлял, чего он, собственно, опасается, почему не расскажет Ходу о том, что происходит в “Манто-ни Энтертеймент”. Насмешек он не боится – Ход не такой парень. Вероятно, он не может поделиться с партнером потому, что в глубине души, где-то на самом дне, сознает: то, что он делает, – неправильно.

Главный офис “Мантони Энтертеймент” занимал весь пятидесятиэтажный небоскреб, чей застекленный фасад отражал небесную синеву, как некий безупречный интерфейс виртуальной реальности.

Серджио Мантони, миллионер, президент концерна “Мантони Энтертеймент”, начинал свою деятельность продюсером популярных голодрам и за десять лет сумел создать разветвленную компанию, которая протянула щупальца в каждую отрасль индустрии развлечений по всему миру. Теперь же, чтобы не отстать от требований времени, концерн находился на переднем крае исследований и разработок в области виртуальной реальности. Барни некоторым образом, и исходя из собственных соображений, помогал компании достичь этой цели. Именно эти соображения, плата, которую он получал, беспокоили его совесть.

Он вышел из такси и перешел тротуар. Успев ступить лишь на первую из двенадцати ступеней, ведущих к раздвижным стеклянным дверям, он вдруг услышал, как кто-то вышедший из здания назвал его имя:

– Барни? Барни Клюгер?

Барни поднял глаза. Воплощение всего самого совершенного в женщине стояло на верхней ступени, элегантно придерживая на голове большую белую шляпу. На красавице было соболиное манто, темное, как полночь в Париже, а ноги ее, как всегда, производили сенсацию.

– Барни, это ты! – Она стала спускаться ему навстречу. Барни чувствовал, как в толпе у него за спиной разинули рты, словно увидели спускающегося с неба ангела.

Ванесса Артуаз была одной из самых знаменитых актрис голодрамы и, по скромному мнению самого Барни, безусловно, самой красивой. Семь-восемь лет назад он несколько месяцев работал ее телохранителем, успел за это время неплохо узнать изнанку звездного существования и понял, что, невзирая на блеск и великолепие, жизнь наверху – это нф только Сен-Тропез и шампанское.

– Ванесса… Вот это встреча! Семь лет прошло… Ты, как всегда, просто великолепна!

Она сошла на тротуар и стала рядом с Барни. Ему пришлось задрать голову, чтобы взглянуть в безупречное лицо^ тонущее в водопаде черных как смоль волос.

– Ты и сам неплохо выглядишь, Барни.

– Ну, ну. Я чувствую себя на свой возраст, Ванесса. – Он поднялся на три ступени, сровнялся с ней и заглянул в глаза. – Ну, как дела, малышка? По-прежнему в голодраме?

– Я смотрю, ты отстал от жизни. – Артуаз картинно всплеснула руками.

– Ну, ты же знаешь меня, откуда у меня время баловать себя драмами.

– На самом деле, – отозвалась Артуаз, – сейчас самая модная штука – виртуальная реальность. Я собираюсь сменить карьеру, хочу добиться успеха в ВР.

– Ты все еще с Мантони?

– Ну, если ты спрашиваешь, есть ли у меня контракт – да, есть. А если… – она обхватила пальцами свою идеальную шею, – ты имеешь в виду наши романтические отношения, то скажу тебе по секрету, из этого я как раз пытаюсь выбраться.

– Послушай старика, малышка, найми хорошего адвоката и избавься от него.

Ему никогда не нравился Серджио Мантони. Этот парень был самоуверенной сволочью, который считал работающих на него звезд фишками в глобальной игре бизнес-интересов. Если бы с собакой хозяин обращался так, как он прежде обращался с Артуаз, его бы просто посадили в тюрьму. Работая на Мантони, Барни такого навидался, что временами раздумывал, не устроить ли магнату несчастный случай. Ирония состояла в том, что сейчас он в долгу у этого негодяя.

– А ты-то занимаешься все тем же? – спросила Ванесса.

– Моя основная специальность – розыск пропавших. Теперь у меня есть партнер, помоложе меня, вся беготня – на нем. Он – один из лучших. Если захочешь кого-нибудь найти, Ванесса, иди прямиком к нам.

Он протянул ей одну из своих карточек, она сунула туда носик и картинно улыбнулась.

– Знаешь, Барни, может, я и приду, – пробормотала она и спрятала визитку в крохотную сумочку.

Великолепный лимузин длиною с автобус подкатил к ступеням.

– Боюсь, это за мной, Барни. Привет Эстелле, не забудешь?

И, быстро помахав пальчиками, она исчезла внутри роскошного автомобиля прежде, чем Барни успел рассказать ей, что Эстеллы нет на свете уже более пяти лет.

Когда лимузин, словно лайнер, отплывал от тротуара, Барни поднял на прощание руку, но за тонированными стеклами Ванесса Артуаз была невидима.

Несмотря на то что Барни всегда восхищался Ванессой, не только ее красотой, но непривычной в этой среде прямотой и открытостью, он в глубине души почему-то жалел ее. Он вспомнил, как рассказывал о своем долгом и счастливом браке с Эстеллой и какой грустью наполнились при этом ее неправдоподобно красивые глаза.

Барни зашел в вестибюль и на лифте поднялся в комнату R amp;D на двадцать пятом этаже.

Когда он вошел, Лью с несколькими инженерами стоял у большого экрана.

– Как дела, парень? – спросил Лью.

– Чудесно, чудесно, – отозвался Барни. – Ну как, продвигаетесь?

Лью кивнул.

– Помнишь те параметры, с которыми мы возились на прошлой неделе? Теперь там полный порядок! У нас уже два дня идут пробные прогоны.

– Ты имеешь в виду… Лью снова кивнул:

– Ты готов – значит, и мы готовы.

– Господи! Ну и сюрприз! Я думал, требуется еще пара недель, может, даже больше… И не надеялся, что все будет готово так скоро.

Весь последний месяц он знакомился с техническими аспектами виртуальной реальности, правда, по большей части методом подслушивания и наблюдения за тем, чем занимаются инженеры, пока он болтается где-то на заднем плане, да ориентируясь на редкие объяснения Лью. Новый бизнес развивался с бешеной скоростью, в компаниях царил параноидальный страх перед тем, что конкуренты могут опередить, пусть даже совсем незначительно. А потому все просто помешались на секретности.

Команда ученых и инженеров, возглавляемая Лью Крамером, работала над созданием в пределах виртуальной реальности искусственных личностей, основанных на реально существующих прототипах. Лью мечтал создать сайт в Ман-тони ВР, населенный великими и знаменитыми людьми из истории (для начала) двадцать первого века. И вот тут-то нашлось дело для Барни.

– Ну что ж, готовься.

Барни кивнул. В голове беспорядочным облаком роились панические мысли. Он привык думать, что все это будет еще не скоро, через несколько недель. В системе постоянно возникали какие-то неполадки, отсрочки накапливались. Временами Барни думал, что ВР окажется просто фантазией, которая ни к чему так и не приведет, но сделает его разочарование не таким острым. Как ни станно, он чувствовал сомнения именно тогда, когда Лью уверял его, что дело движется. Тогда Барни задавался вопросом, не приведет ли его добровольный порыв к беде.

И вот наступило наконец время проверить, окажется ли созданный образ действительно таким правдоподобным, как обещал Лью. Барни прошел к кабине в дальнем углу помещения. Сердце бешено колотилось от волнения и предвкушения. Он разделся и повесил одежду в шкафчик. Подошел техник и помог ему с электродами и маской для лица.

В последние три недели он каждое утро пятницы проводил в виртуальной реальности, проникая в нее через ванну с гелем – неприятная процедура, дающая чрезвычайно приятные результаты. Реальность сайтов, на которые он попадал, его ощущения там заставляли Барни в буквальном смысле терять голову. В этих экспериментах Барни выступал просто подопытным кроликом, сообщающим Лью и его инженерам об успехе или недостатках программы. В ВР он встретил пару известных политиков, одну-две звезды из голодрамы…

Но сегодня должна произойти встреча, о которой он мечтал все эти недели.

Барни вошел в сосуд с гелем. Вязкая жидкость сомкнулась вокруг его тела. Кожа покрылась мурашками. Лью как-то объяснил Барни, что это желе содержит анестетик, который помогает снизить тактильную чувствительность.

Барни сел, а потом, по сигналу техника, лег на спину и всплыл, ощущая, как гель начинает действовать на тело, притупляя чувствительность.

Ha долю секунды, пока разум приспосабливался к новой ситуации, Барни потерял ориентацию, а потом вдруг понял, что не лежит, а стоит. Его с самого начала удивляло это перемещение перспективы с горизонтальной на вертикальную.

Сначала он был полностью слеп, но вот зрение вернулось. Многообразие цветов и солнечного света просто ошеломляли. Реальность окружающего мира, полная правдоподобность его собственного пребывания в нем вызывали благоговейный трепет. Он непроизвольно поднял руку к лицу, ощупал его контуры и, пораженный, стал озираться.

Прежде он не бывал на этом сайте. Барни стоял в саду рядом с привольно раскинувшейся виллой, посреди зеленого, окаймленного цветами газона. На абсолютно синем небе сверкало солнце, а воздух наполняли цветочные ароматы.

Барни наклонил голову и оглядел более юную версию своего тела, которую запрограммировал для него Лью.

А затем, в отчаянии и надежде, стал искать взглядом ее, С бьющимся сердцем он двинулся к увитой цветами беседке в самом конце газона.

Многое из того, чем он здесь занимался с Лью и его командой, не давало ему покоя. Удастся ли ему психологически адаптироваться к этому? Верен ли он Эстелле или это все-таки какая-то форма измены?

Скамья в беседке оказалась пуста. Он разочаровано отвернулся и тут… увидел ее.

Сердце пропустило такт и заколотилось с удвоенной силой. Голова закружилась. Барни протянул руку, открыл рот, но слова застряли в горле.

Она шла к нему по газону и улыбалась… а он мог лишь молчать и смотреть.

– Вот ты где, Барни, – проговорила Эстела. – А я-тск хожу, ищу тебя. Правда, здесь красиво?

Барни кивнул.

– Красиво, – пробормотал он, словно во сне. – Красиво.

Когда Барни передавал Лью видеозаписи своей жены, магнитофонные кассеты с ее пением, фотографии, собранные за множество лет, даже кое-что из одежды и духи, с которыми так и не смог расстаться, он не рассчитывал, что она будет настолько похожей на оригинал, настолько убедительной.

– Как я рада видеть тебя, Барни, – продолжала Эстел-ла. – Ты хорошо выглядишь.

От звука ее голоса у него на глазах выступили слезы. Это действительно была Эстелла, такой он ее и помнил. Здесь ей было около сорока – самый расцвет. Стройная светловолосая женщина с улыбчивым загорелым лицом, слегка тронутым морщинами, которые приносит жизненный опыт, но это лишь увеличивало ее обаяние.

Прежде он беспокоился, что ее вид может вернуть всю боль понесенной им утраты, но реальность была такова, что даже зная о технологическом происхождении стоящей перед ним Эстеллы, он мог чувствовать одну лишь радость оттого, что теперь она существует не только в его памяти.

И он стал просить жену – где уж она сейчас пребывает? – простить ему эту слабость.

Барни протянул руку и вдруг заколебался. Не может быть, чтобы она оказалась такой же теплой и живой, как настоящая Эстелла. Он боялся коснуться ее руки, уже протянувшейся ему навстречу, боялся, что иллюзия разлетится вдребезги, оставив ему только страдание.

А потом она взяла его руку обеими ладонями, обхватила ее, притянула к себе, и Барни ощутил тепло и силу ее пальцев.

– Пойдем в дом, Барни, – мягко проговорила Эстелла. – Мне так много надо тебе показать.

И Барни обнял ее за плечи и пошел с нею к вилле. Душа его пела.