Текст книги "Трое в снегу"

Автор книги: Эрих Кестнер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 9 страниц)

– Вот и нет, – возразила она. – Если бы зависело от этого, я была бы лучшей в классе. Увы, не получается.

– Жаль. Значит, все твое усердие напрасно. Бедное дитя!

Она кивнула.

– Кем ты хочешь стать, когда кончишь школу?

– Кондуктором трамвая, – ответила она. – Или цветоводом. Хотя лучше всего – прогуловодом.

– Ага. Тоже интересная профессия! А я хотел стать снеговиком. У них отпуск полгода с лишним.

– Это разве не у снегурок?

– Нет, у снеговиков. Но снеговику необходим аттестат зрелости.

– Ну и кем же вы стали?

– Сначала расписывал торты, – ответил он. – А сейчас вяжу галстуки. Доход есть. Собственная машина – автобус. Из-за многочисленной родни. Будешь в Берлине, покатаю. На шасси стоят ящики с цветами.

Школьница захлопала в ладоши и воскликнула:

– Красота! Герань?

– Разумеется, – сказал он. – Другие цветы вообще не подходят к автобусу.

Соседям по столу их разговор изрядно надоел. Они расплатились и сбежали.

Школьница, обрадовавшись, сказала:

– Давайте говорить громче, и через десять минут останемся здесь одни.

Но ее план расстроился. Сначала пришел Ленц, "трактирщик". Его бутылка "Золотой воды" была пуста. Он заказал бургундского и принялся распевать рейнские песни. Затем появилась фон Маллебре. С бароном Келлером. Обладая красивыми стройными ногами, она была одета придворным пажом, Келлер был в своем фраке. Они поздоровались приветливо, как только смогли.

– Вы во фраке? – удивился Хагедорн. Келлер поправил монокль.

– Я никогда не наряжаюсь. Это мне не по душе, Не вижу в этом ничего смешного.

– Но... фрак на балу в отрепье? – удивилась школьница.

– Почему бы нет? – возразил толстяк Ленц. – Бывает и отребье во фраках! – Он расхохотался во весь голос.

Барон поморщился. А Хагедорн сказал, что ему, к сожалению, пора идти.

– Останьтесь, ну пожалуйста, – попросил паж. А школьница начала громко всхлипывать.

– Я дал слово, – объяснил молодой человек. – Мы, апаши, аккуратные люди. Речь идет о краже со взломом.

– А что вы хотите украсть? – спросил Ленц,

– Большую партию левых перчаток, – таинственно сказал Хагедорн и, поднеся палец к губам, быстро удалился.

Оба пожилых господина замахали руками, увидев Хагедорна.

– Куда вы исчезли со школьницей? – строго спросил Шульце. – Вы следовали доброму совету?

– Мой дорогой материнский наставник, – сказал молодой человек. – Мы беседовали только о том, кем хочет стать малышка, когда окончит школу.

– Фу, господин кандидат! – воскликнул Кессельгут.

– Ну и кем же она хочет быть? – спросил Шульце.

– Точно еще не знает. Может, цветоводом, может, прогуловодом.

Пожилые люди погрузились в раздумье. Потом Кес-сельгут, снова занявший место позади Шульце, сказал:

– Что ж, будем здоровы! – Они выпили, и Кессельгут продолжал: –Сударь, позвольте сделать предложение?

– Прошу, Иоганн, – сказал Шульце.

– Давайте пойдем на улицу и выпьем за здоровье Казимира.

Предложение было принято единогласно. Кессельгут захватил бутылку и три бокала, Шульце – обоих мишек, и все трое гуськом направились через залы к выходу. Хаге-дорн шагал впереди.

В Зеленом зале они задержали церемонию раздачи призов за самые удачные костюмы. В Малом зале помешали игре в фанты и танцам под руководством профессора Гелтаи. Двигаясь зигзагами, они уверенно и с достоинством прокладывали себе путь.

Швейцар, которого самые удалые посетители украсили конфетти и серпантином, поклонился Хагедорну и ехидно взглянул на Шульце, когда тот, подняв вверх мишек, громко сказал им:

– Посмотрите-ка на злого дядю! Такие бывают в самом деле.

Казимир, гусар-снеговик, выглядел восхитительно. Троица с любовью обозрела его. Шел снег. Шульце обернулся к приятелям.

– Прежде чем мы чокнемся за благополучие нашего общего сына, –торжественно произнес он, – я хотел бы сделать одно доброе дело. Как известно, нехорошо, когда мужчина один. И даже когда снеговик -тоже. – Он медленно опустился на колени и посадил мишек на холодный снег, одного справа, другого слева от Казимира. – Теперь у него по крайней мере будет компания в наше отсутствие.

Кессельгут разлил вино в бокалы. Но его в неполной бутылке не хватило, и Иоганн поспешил в отель за полной.

Шульце и Хагедорн остались вдвоем под ночным небом. Каждый держал в руке налитый до половины бокал. Оба молчали. Вечер был очень веселым. Но они вдруг посерьезнели. Их разделял чуть шевелившийся занавес из снежных хлопьев.

Смущенно кашлянув, Шульце сказал:

– Со времен войны я ни с одним мужчиной не был на "ты". С женщинами –да, гм. Бывают ситуации, когда говорить "вы" никак не подходит. Если ты согласен, мой мальчик, я хочу предложить тебе выпить на брудершафт.

Молодой человек тоже прокашлялся и после паузы ответил:

– Со времен университета у меня не было друзей. Я никогда бы не решился просить вас быть моим другом. Ну, спасибо тебе, дружище!

– Меня зовут Эдуард, – сказал Шульце.

– А меня Фриц, – сказал Хагедорн.

Они чокнулись, выпили и пожали друг другу руки. Кессельгут, выйдя из дверей с полной бутылкой под мышкой, посмотрел на обоих и догадался о значении их рукопожатия. Затем с серьезной улыбкой он сделал поворот кругом и вернулся в шумный отель.

Глава тринадцатая

БОЛЬШОЙ РЮКЗАК

Бандероль от матушки Хагедорн прибыла на следующий день. В ней были рекламные работы, которые просил сын, и письмо.

Мой дорогой мальчик! – писала мать. – Спасибо за открытки. Пишу на ходу, собралась отвезти бандероль на вокзал, чтобы ты скорее получил ее. Надеюсь, уголки при пересылке не помнутся (у пакетов и картинок). И скажи этому господину Кессельгуту, что все твои работы нам желательно получить обратно. Такие господа из-за своего величия бывают иногда забывчивыми.

Господин Франке сказал, что если с тоблеровской фирмой выгорит, то "будет обалденно". Ты ведь знаешь, он всегда выражается с фокусами. И еще сказал, что будет ругать тебя, чтобы повезло. Думаю, что со стороны квартиранта, в общем-то постороннего человека, это очень любезно. Я тоже постараюсь припомнить всякие бранные слова для такого случая. Если же с устройством на работу ничего не получится, мы по крайней мере не будем себя упрекать. Это – главное. Но нельзя терять головы. На Бога надейся, а сам не плошай.

То, что другой призер симпатичный человек, радует меня. Заочно передаю ему привет. И не давайте себя обманывать знатным людям. Многие из них ведь не виновны в том, что они богатые. У многих, я думаю, потому есть деньги, что у Господа Бога доброе сердце. Лучше, чем ничего, подумал он, сотворяя их. Кстати, есть ли у тебя еще чистое белье? Если нет, отошли мне срочно грязное. Через три дня получишь выстиранным. В магазине Хепнера видела на витрине очень красивые верхние сорочки. Попрошу отложить для тебя одну. Голубую в полосочку. Заберем, когда вернешься домой. Могу, конечно, послать тебе. Но вдруг не понравится?

Ну вот, сынок. Сейчас еду до Потсдамского вокзала, а оттуда пешком к Ангальтскому. Подышать снегом полезно. Ты знаешь, я редко выбираюсь из комнаты на свежий воздух. Твои цветные открытки с видами мне очень нравятся. Почти как в кино – помнишь, где ты недавно требовал ложу для иностранцев? Я рассказала об этом господину Франке. Он смеялся.

Не забывай, когда будешь в лесу, делать восемь-десять глубоких вдохов. Не больше. Иначе заболит голова. А это ни к чему.

Я чувствую себя отлично. Много пою. На кухне. Когда сажусь завтракать или обедать, ставлю на стол твою фотографию. А то одной скучно, и нет аппетита. Я не права? Надеюсь, завтра придет твое письмо. Со всеми подробностями. Пока что мне не все понятно. Может, я с годами чуть поглупела. Склероз. Каким образом, например, оказались в твоем номере три котенка? И почему у тебя две комнаты, да еще ванная? И какой-то кирпич? Мне это совершенно непонятно, мой мальчик. Господин Франке говорит, что, возможно, там действительно отель. А не сумасшедший дом. Все-таки он ужасный человек. Скажи, а у другого призера столько же помещений и тоже котята и кирпич?

Роман с продолжениями в газете на этот раз очень увлекательный. Куда лучше, чем предыдущий. Особенно со вчерашнего номера. Мы с господином Франке совсем расходимся во мнениях о том, что будет дальше. Он ничего не понимает в романах. Ну это нам известно.

И прошу тебя: не делай глупостей, не лазай на опасные вершины! В Брукбойрене лавины бывают? Будь очень осторожным. Они начинаются совсем незаметно, тихо и вдруг обрушиваются огромной массой. И тогда уж не спасешься.

Береги себя, пожалуйста, будь осмотрительнее! Обещаешь? И с женщинами в отеле тоже. Чтобы не получилось скандала, как тогда в Швейцарии. У них либо ничего серьезно -го, либо крепкая хватка. А у тебя голова распухнет, хлопот не оберешься. Не надо, мой мальчик. Иначе мне не будет покоя.

Ну ладно, а то начинаю письмо и никак не кончу. Все! Ответь на мои вопросы. Ты часто забываешь это делать. Еду на вокзал.

Будь здоров! Минувшего дня не вернешь. И веди себя повежливее! А то ты иногда дерзишь, правда. Целую,

любящая тебя мама.

После ленча троица сидела на террасе. Кандидат наук Хагедорн показывал собрание своих произведений. Шульце внимательно просмотрел их и нашел весьма удачными. Началась оживленная беседа. Кессельгут курил толстую черную сигару, подливал друзьям кофе и блаженствовал во всех отношениях. Наконец он сказал:

– Значит, сегодня вечером я отошлю пакет тайному советнику Тоблеру.

– И не забудьте, пожалуйста, спросить, не найдется ли у него места для господина Шульце, – сказал Хагедорн. – Ты ведь не возражаешь, Эдуард?

– Разумеется, нет, мой мальчик, – кивнул Шульце. – Пусть старик Тоблер постарается и что-нибудь подыщет для нас обоих.

Кессельгут взял папку с работами:

– Я испробую все возможности, господа.

– И, пожалуйста, пусть он вернет все работы, – сказал молодой человек. – Моя мать в этом отношении очень строга.

– Само собой разумеется, – сказал Шульце, хотя это его, собственно, не касалось.

Кессельгут погасил окурок сигары в пепельнице, кряхтя поднялся, что-то пробормотал и с грустным видом Ушел, Оказалось, что в дверях отеля стоял Тони Гразвандер с Двумя парами лыж на плече. Близился час третьего урока. Сегодня предстояло разгадать секрет поворота в упоре.

Эдуард и Фриц еще посидели немного, наметив план прогулки. Сначала, однако, они нанесли краткий визит снеговику. Бедняга таял.

– Казимир плачет, – уверял Хагедорн. – У него нежная душа, Эдуард, как у тебя.

– Вовсе нет, – возразил Шульце. – Он сел на диету, чтобы похудеть.

– Будь у нас деньги, – сказал Хагедорн, – мы могли бы подарить ему большой зонт. Воткнуть в снег, раскрыть над ним. Без зонта он погибнет.

– Что –деньги, –сказал Шульце,–даже если бы они были, самое позднее в начале марта здесь стоял бы один зонт, без Казимира. Привилегии богатых тоже не безграничны.

– Ты говоришь так, словно раньше имел счет в банке, – сказал Хагедорн, добродушно улыбаясь. – Моя матушка утверждает, что богатство зачастую не что иное, как подарок провидения тем, кому в остальном не повезло.

– Это было бы слишком справедливо, – сказал Шульце.

– И слишком просто.

Затем, углубившись в важные разговоры, они отправились к замку Кермс, по дороге посмотрели состязания крестьян в метании диска по льду и двинулись дальше вверх по течению замерзшего горного ручья; они карабкались по крутым склонам, скользили вниз, ругались, смеялись, пыхтели, молча проходили через белые перелески и с каждым шагом все больше удалялись от всего, что напоминало о последнем дне творения.

И вот он – край света. Выхода нет никакого. Высокие отвесные скалы рассеяли все сомнения. Там, за ними, так сказать, явная пустота. Ничто.

С одной из скал низвергался водопад. Нет, он не низвергался. Мороз схватил его в свои объятия на лету. Он застыл от страха. Вода превратилась в кристаллы.

– В путеводителе Бедекера этот водопад сравнивают с хрустальной люстрой, – заметил Хагедорн.

Шульце присел на мерзлый корень сосны и сказал:

– Какое счастье, что природа не умеет читать.

После кофе Хагедорн удалился к себе в номер. Шульце обещал вскоре прийти. Навестить котят и отведать коньяку. Но когда он вышел из читального зала и направился к лестнице, его задержал дядюшка Польтер.

– У вас такой вид, будто вы скучаете, – сказал швейцар.

– Не ломайте себе голову из-за меня! – посоветовал ему Шульце. – Я никогда не скучаю.

Он повернулся, чтобы идти, но швейцар похлопал его по плечу.

– Вот список. Рюкзак получите на кухне.

– Мне не нужен никакой рюкзак, – ответил Шульце.

– Ошибаетесь! – заявил швейцар, мрачно усмехнувшись. – У нашей рассыльной заболел ребенок, корь.

– Желаю ему выздороветь! Но какое отношение имеет бедное дитя к рюкзаку, который я должен взять на кухне?

Швейцар промолчал и стал раскладывать письма и газеты по секциям.

Шульце посмотрел на лежавший перед ним список и с удивлением прочитал:

100 открыток "Панорама Волькенштайна" по 15

2 тюбика клея

1 катушка темно-красных шелковых ниток

50 почтовых марок по 25

3 пачки (по 12 шт.) лезвий для безопасной бритвы

2 метра белой резиновой тесемки

5 кусков стирального мыла

1 пачка пирамидона (большие табл.)

1 пузырек чернил для авторучек

1 пара резинок для носков, черные

1 пара колодок для обуви, размер 37

1 пакетик мятного чая

1 металлическая щетка для замшевых туфель

3 коробки ментоловых леденцов

1 поводок для собаки, зеленый, лакированный

Часы (4 шт.) получить из ремонта

1 дюжина защитных очков

1 мал. бутылка березовой воды для волос

1 алюминиевая походная хлебница

Список продолжался, но Шульце пока и этого хватило. Он устало поднял глаза, засмеялся и сказал:

– Ах вот оно что!

Швейцар положил на стол несколько купюр.

– У каждого наименования проставьте цену. Вечером, рассчитаемся.

Шульце спрятал в карман список и деньги.

– Где брать эти товары?

– В деревне, – дал указание швейцар. – В аптеке, у парикмахера, на почте, у часовщика, в галантерее, в хозяйственных товарах, в магазине канцелярских принадлежностей. Поторопитесь!

Шульце достал сигару и, раскуривая ее, сказал:

– Наверное, здесь я далеко пойду. Но еще неделю назад я и не думал, что когда-нибудь стану вашей рассыльной. – Он приветливо кивнул швейцару. – Надеюсь, вы не воображаете, что таким путем вам удастся досрочно выжить меня из отеля.

Дядюшка Польтер смолчал.

– Позвольте осведомиться, чем вы намерены занять меня завтра? –спросил Шульце. – Если не возражаете, я всю жизнь мечтал хоть раз прочистить дымовую трубу! Вы не можете распорядиться, чтобы завтра у трубочиста заболели зубы? – И он удалился сияя.

Дядюшка Польтер больше часа кусал нижнюю губу. Потом у него для этого не было времени. Кучами возвращались в отель с экскурсий и лыжных походов постояльцы. Наконец вернулся даже директор Кюне.

– Что с вами? – спросил он озабоченно. – Желтуха?

– Еще нет, – ответил швейцар. – Но, может, будет. Поведение этого Шульце становится невыносимым. Он наглеет все больше и больше.

– Забастовал? – спросил Карл Отважный.

– Наоборот, – сказал швейцар. – Его это забавляет. Директор разинул рот.

– Завтра он хочет чистить дымовую трубу! – доложил швейцар. – Это его давнишняя мечта.

– Убиться можно! – сказал директор и покинул дядюшку Польтера, погруженного в мрачные раздумья.

Тайный советник Тоблер, он же господин Шульце, сгибаясь под тяжестью рюкзака, вернулся в отель через два часа. Впрочем, он никогда еще не вел столько занимательных бесед, как в это заполненное странными покупками время. Часовщик, например, всеобъемлюще разъяснил ему политическое положение в Восточной Азии и просветил насчет растущего экономического влияния Японии на мировом рынке. Аптекарь защищал гомеопатию и пригласил его как-нибудь вечерком распить бутылку красного в деревенском трактире. Белокурая продавщица в парикмахерской приняла его за мужа рассыльной. А торговец хозяйственными товарами шепотом пообещал ему проценты за крупные покупки в будущем. Он свалил рюкзак на кухне и отправился к себе на шестой этаж, чтобы записать расходы по списку. Открыв дверь в мансарду, он обнаружил там гостя. Незнакомый, хорошо одетый человек лежал под умывальником лицом к стене, усердно стучал молотком и, казалось, не заметил, что он уже не один в комнате. В эту минуту он даже начал насвистывать.

– Что вам угодно? – спросил Шульце громко и строго. Незваный гость подскочил, ударившись затылком о край стола, и, пятясь задом, выполз на белый свет.

Это был Кессельгут! Сидя на корточках, он с виноватым видом смотрел на хозяина.

– Да вы рехнулись! – сказал Шульце. – А ну-ка встаньте!

Кессельгут поднялся, отряхнул брюки и начал массировать ушибленный затылок.

– Что вы делаете под моим умывальником? – продолжал допрос Шульце.

Тот указал на большую картонную коробку, лежавшую на стуле.

– Я починил штепсельную розетку, господин тайный советник, – сказал он смущенно. – Она была неисправна.

– Не надо мне розеток!

– Ну как же, – сказал Иоганн и извлек из коробки сверкающий никелем рефлектор. – А то вы застудитесь до смерти.

Он поставил прибор на стол, опять полез под умывальник, сунул вилку в розетку, вылез и встал в ожидании.

Постепенно спираль рефлектора накалилась, розовый цвет перешел в красный; и вот они ощутили, как ледяная мансарда наполнилась живительным теплом.

– Вода в тазу оттаивает, – сказал Иоганн и радостно взглянул на своего повелителя.

Тоблер почувствовал этот взгляд, но не ответил на него.

– Вот ящичек сигар, – робко сказал Кессельгут. – Несколько цветочков я тоже достал.

– А теперь извольте за дверь! – молвил тайный советник. – Вам надо было стать Дедом Морозом!

Тем временем Хагедорну тоже нанесли визит. В дверь постучали. Лежа на кушетке, он крикнул: "Войдите!" – и спросил:

– Ты что так поздно, Эдуард? Но гость ответил:

– Меня зовут не Эдуард, а Гортензия.

Короче говоря, это была госпожа Каспариус! Она пришла поиграть с сиамскими кошками. И сразу же занялась ими, усевшись на ковер. Наконец она решила, что достаточно проявила себя другом животных, и перешла к истинной цели своего посещения.

– Вы уже три дня здесь, – сказала она с упреком. – Давайте завтра устроим прогулку? Возьмем с собой ленч и пойдем к Ламбергской долине. Там полежим на солнце. Кого первого хватит солнечный удар, тот и загадает желание.

– Нет у меня никаких желаний, – возразил молодой человек. – Даже солнечного удара не хочу.

Она расположилась в просторном кресле, подобрав ноги и обняв руками колени.

– Можно сделать и так, – тихо сказала она. – Уложим чемоданы и уедем. Гармиш вам нравится?

– Насколько я знаю, Гармиш чудное место, – ответил он. – Но, вероятно, Эдуард не позволит.

– Какое нам дело до Эдуарда? – сердито спросила она.

– Он исполняет роль матери при мне.

Она покачала головой.

– Можем уехать вечерним поездом. Собирайтесь. Дорог каждый час. В загробную жизнь я не очень-то верю.

– Ах вот почему вы так торопитесь! – сказал он. В дверь постучали.

– Войдите! – крикнул Хагедорн.

В номер вошел Шульце.

– Извини, Фриц. Я исполнял кое-какие поручения. Ты один?

– Сейчас будет! – сказала госпожа Гортензия Каспариус, посмотрев сквозь Шульце, словно он был воздух, и вышла.

Глава четырнадцатая

ЛЮБОВЬ С ПЕРВОГО ВЗГЛЯДА

На другой день случилось нечто чрезвычайное: Хаге,-дорн влюбился! Произошло это в автобусе, который вез с вокзала новых гостей гранд-отеля и в который Хагедорн подсел по дороге, возвращаясь пешком с прогулки. Одной из пассажирок оказалась молодая, решительная с виду девушка. У нее была особая прямолинейная манера смотреть на людей. (Это отнюдь не означает, что она строила глазки.) Рядом с ней сидела толстая испуганная добродушная женщина, которую девушка называла "тетя Юлечка".

Хагедорн мог бы часами не сводить глаз с племянницы тети Юлечки. Кроме того, его не покидало чувство, что он уже где-то видел эту девушку. Тетя Юлечка была довольно занудливой особой. Больше всего ее занимало, кажется, то, что чемоданы были погружены на крышу автобуса. На каждом повороте она хваталась за сердце и вскрикивала от страха. Вдобавок она не пропускала ни одной горы, желая знать ее имя и фамилию. Хагедорн услужливо давал ей справки и врал при этом с три короба. Некоторые пассажиры, бывавшие здесь прежде и знавшие местность, подозрительно косились на него, не одобряя выдуманной им географии.

Тетя Юлечка, однако, была довольна.

– Большое вам спасибо, сударь. А то чувствуешь себя как ночью в чужом городе. Каждая улица зовется иначе, а таблички прочитать не можешь. Да и в Альпах я еще никогда не была.

Девушка взглядом попросила его о снисхождении, и этот взгляд доконал его. Он глупо ухмылялся, был зол на себя, у него даже мелькнула мысль выпрыгнуть из автобуса на ходу. Но, конечно, он остался.

У отеля он помог обеим дамам сойти. И поскольку тетя Юлечка строжайшим образом следила за разгрузкой багажа, он с девушкой неожиданно оказался наедине.

– Ой, какой красивый снеговик! – воскликнула она.

– Вам нравится? – спросил он с гордостью. – Это с Эдуардом слепили. И еще один знакомый, владелец

большой пароходной линии. Эдуард – мой друг.

122

ЭРИХ КЕСТНЕР Трое в снегу

– Ага! – сказала она.

– К сожалению, он со вчерашнего дня похудел.

– Владелец пароходной линии или ваш друг Эдуард?

– Снеговик, – пояснил он. – Солнце очень пригревало.

Они смотрели на снеговика и смущенно молчали.

– Мы окрестили его Казимиром, – сказал он через некоторое время. – У него голова яйцом. А в таком случае зваться Казимиром лучше всего.

Она понимающе кивнула и показала на мишек, сидевших рядом с Казимиром.

– Они превратились в белых медведей. Совсем перекрасились. Ну как это называется?

– Мимикрия, – подсказал он.

– Я такая забывчивая, – сказала она. – В научной терминологии.

– Вы надолго сюда? – спросил он.

Она покачала головой.

– Нет, скоро вернусь в Берлин.

– Я тоже из Берлина, – сказал он. – Какое совпадение!

Тайный советник Тоблер решил после обеда вздремнуть у себя в мансарде. Вообще-то он собирался в Брукбой-рене отказаться от этого обычая из уважения к красотам природы. Но увы – годы брали свое. Включив рефлектор Иоганна, он лег на кровать и заснул. Неожиданно кто-то рывком отворил дверь. Открыв глаза, Тоблер недовольно уставился на вошедшего. Перед ним был Хагедорн. Молодой человек присел на кровать и спросил:

– Откуда у тебя рефлектор, Эдуард?

– От благотворительного фонда, – ответил Шульце сонным голосом. –Если ты пришел, чтобы спросить меня об этом, мы снова перейдем на "вы".

– Шульце! Дружище! – воскликнул Хагедорн. –* Я пропал! Я только что влюбился!

– Отвяжись от меня с твоими дурацкими бабами, – приказал Шульце и повернулся к стене. – Спокойной ночи, мой мальчик!

– Она вовсе не дурацкая баба, – строго сказал Фриц. – Она красивая. И умная! И с юмором. И, кажется, я ей тоже нравлюсь.

– У тебя мания величия! – пробормотал Шульце. – Какая из них: Маллебре или бременская Цирцея?

– Перестань же наконец упоминать их! – возмутился Хагедорн. – Это совсем другая! Она еще не замужем! Но будет, когда я стану ее мужем! С ней тетя. Отзывается на имя "Юлечка".

Вот теперь Шульце проснулся.

– Ты распутник! – сказал он. – Погоди с женитьбой по крайней мере до завтра! Надеюсь, ты не втюрился в дуреху, которая вышла с теткой по имени Юлечка на ловлю мужчин! Не торопись, мы подберем тебе кого надо.

Хагедорн поднялся.

– Эдуард, я запрещаю тебе говорить подобным тоном о моей будущей супруге. Она не дуреха. И не ловит мужчин. Разве я похож на выгодную партию?

– Упаси Бог! – сказал Шульце. – Но она, естественно, уже слышала, что ты престолонаследник!

– Эту чушь она еще никак не могла услышать, – возразил Хагедорн. –Она только что прибыла из Берлина.

– А я просто не разрешаю этого делать, – категорически заявил Шульце. – Я представляю здесь интересы твоей матери. Запрещаю – и все! В один прекрасный день я подыщу тебе хорошую жену.

– Дорогой Эдуард, – сказал Фриц. – Ты хоть сначала посмотри на нее. Когда увидишь, у тебя дух захватит!

Хагедорн уселся в холле, наблюдая за лестницей и лифтом. Пока он нетерпеливо ожидал девушку и мечтал о будущем, его первоначальный восторг сменился глубоким унынием. Он вдруг вспомнил, что на свадьбу нужны деньги, а у него их нет. Раньше, когда он зарабатывал, ему попадались девушки, но не те. А сейчас, когда он полюбил племянницу тети Юлечки, он был без работы и его считали престолонаследником!

– У вас такой вид, словно вы собрались в монастырь, – сказал кто-то за его спиной.

Он вздрогнул. Это была тетиюлечкина племянница. Хагедорн вскочил на ноги. Она села и спросила:

– Что это с вами?

Он долго смотрел на нее, пока она не опустила глаза. Прокашлявшись, он сказал:

– Кроме господина Кессельгута и Эдуарда, об этом никто в отеле не знает. Но вам я скажу. Меня принимают за миллионера или, как утверждает Эдуард, за престолонаследника Албании. Почему – не знаю. В действительности я безработный с высшим образованием.

– Почему же вы не разъяснили это недоразумение? – спросила она.

– Вы правы, – сказал он. – Это следовало сделать. Я и хотел! Ах, какой я осел! Вы очень сердитесь на меня? Но Эдуард посоветовал ничего не объяснять, пусть все остается как есть. Прежде всего из-за трех сиамских котят. Он так любит играть с ними.

– А, собственно говоря, кто такой этот Эдуард? – спросила она.

– Мы с ним выиграли призы на конкурсе. За это нас в отеле бесплатно кормят.

– О конкурсе я читала в газете, – сказала она. – Речь идет о конкурсе, объявленном концерном Тоблера, да?

Он кивнул.

– Значит, вы господин Хагештольц?

– Хагедорн, – поправил он. – Зовут меня Фриц. Они помолчали. Потом она покраснела. А потом сказала:

– Меня зовут Хильдегард.

– Очень приятно, – сказал он. – Самое красивое имя, которое я когда-либо слышал!

– Нет, – заявила она решительно. – Фриц мне больше нравится!

– Я имею в виду женские имена. Она улыбнулась:

– Значит, мы пришли к согласию.

Он взял ее руку, тут же смущенно отпустил и сказал:

– Это было бы чудесно.

Наконец из лифта вышел Шульце. Хагедорн уже издали кивнул ему и сказал племяннице тети Юлечки:

– Вон идет Эдуард!

Она не обернулась.

Молодой человек пошел навстречу другу и прошептал:

– Это она.

– Что ты говоришь! – насмешливо сказал Шульце. – А я думал, что твоя очередная.

Он подошел к столику. Девушка подняла голову, улыбнулась ему и сказала:

– А это, конечно, ваш друг Эдуард, господин Хагедорн? Именно таким я его себе представляла.

Хагедорн радостно кивнул.

– Именно. Это Эдуард. Золотое сердце в грубой оболочке. А это некая фройляйн Хильдегард.

Шульце стоял как громом пораженный, он решил, что у него галлюцинации. Девушка предложила ему сесть. В полной растерянности он шагнул и чуть было не сел мимо стула. Хагедорн засмеялся.

– Фриц, не дурачься, – проворчал Шульце. Но Фриц продолжал смеяться.

– Что с тобой, Эдуард? Ты выглядишь как лунатик, которого вдруг окликнули.

.– Неплохое сравнение, – заметила девушка одобрительно.

Шульце наградил ее уничтожающим взглядом.

Хагедорн с испугом подумал: "Веселенькое дело!" – и начал без передышки рассказывать о маскараде и почему Шульце не получил приза за свой костюм, о первом лыжном занятии Кессельгута, о Берлине, о природе, о том, что его мать спросила в письме, бывают ли в Брукбойрене лавины, и...

– Будь добр, мой мальчик, – попросил Эдуард. – Принеси мне из моего номера пузырек с валерьяновыми каплями! Он стоит на умывальнике. Что-то желудок болит.

Хагедорн вскочил в места, махнул рукой лифтеру и поехал наверх.

– У вас боли в желудке? – спросила племянница тети Юлечки.

– Придержи язык! – рассвирепел тайный советник. – Ты что, спятила? Чего тебе здесь надо?

– Дорогой отец, я лишь хотела посмотреть, как тебе живется, – сказала фройляйн Хильда.

Тайный советник забарабанил пальцами по столу.

– Твое поведение неслыханно! Сначала ты информируешь, за моей спиной, дирекцию отеля, а четыре дня спустя являешься сама!

– Но, папа, – возразила дочь, – звонок же не помог. Ведь за миллионера приняли господина Хагедорна.

– Откуда ты это знаешь?

– Он мне только что рассказал.

– И потому, что он тебе только что об этом рассказал, ты позавчера выехала из Берлина?

– Это действительно звучит в высшей степени неправдоподобно, –сказала она задумчиво.

– А с каких пор ты обзавелась тетей, которую зовут Юлечка?

– С сегодняшнего утра, папа. Хочешь с ней познакомиться? Вон она идет.

Тоблер обернулся. В своем, можно сказать, лучшем платье, толстая, радушная, шествовала вниз по лестнице фрау Кункель. Она искала Хильду и обнаружила ее. Но, узнав мужчину в фиолетовом рядом со своей племянницей, она побледнела, тут же сделала поворот кругом и кинулась обратно.

– Немедленно доставь сюда эту идиотку! – проворчал тайный советник.

Хильда догнала Кункель на первых ступеньках и привела к столику.

– Позвольте представить вас друг другу? – весело спросила девушка. –Господин Шульце, тетя Юлечка.

Тоблер, учитывая, что швейцар поглядывал на них с любопытством, был вынужден подняться. Кункель протянула ему руку – боязливо и в то же время с радостью. Он формально поклонился, снова сел и спросил:

– Вы что, все рехнулись?

– Только я одна, господин тайный советник, – возразила тетя Юлечка. – Слава Богу, вы еще живы! Но выглядите вы плохо. Да это и неудивительно.

– Тихо! – приказала Хильда.

Но фрау Кункель уже вышла из берегов.

– Лазать на стремянки, подметать каток, чистить картошку, спать в чулане...

– Картошку я не чистил, – заметил Тоблер. – Пока еще.

Кункель уже нельзя было остановить.

– Драить лестницы, в комнате косые стены и нет печки, я это предвидела! А если бы вы схватили двустороннее воспаление легких, то мы бы уже не застали вас в живых! Сердце разрывается. Конечно, вам все равно, что мы там переживаем в Берлине, и каждую минуту ждем, что гром грянет. Но нам не все равно, господин тайный советник! Нам – нет! Такой человек, как вы, строит из себя шута! – На глазах у нее выступили настоящие слезы. – Может, вам сделать компресс? У вас где-нибудь болит, господин тайный советник? Да я готова поджечь этот отель! О-о!

Она умолкла и громко высморкалась.

Тоблер с раздражением смотрел на тетю Юлечку.

– Ах, вот как, – произнес он свирепо. – Значит, господин Кессельгут насплетничал. Ну конечно, со мной можно все выделывать.

Дочь посмотрела на него.

– Папа, – сказала она тихо. – Мы так волновались за тебя. Ты не можешь на нас обижаться. Дома не было ни минуты покоя. Неужели ты этого не понимаешь? Кункель, Иоганн и даже я – мы тебя любим.

У Кункель из каждого глаза выкатилось на пунцовые щечки по одной слезинке. Она всхлипывала.

Тайному советнику Тоблеру стало неловко.

– Перестаньте реветь! – пробурчал он. – Вы ребячитесь еще больше, чем я.

– Великие слова, – заметила его дочь.

– Короче говоря, – сказал Тоблер, – вы здесь все испортите. Так вот знайте! Я обрел друга! Мужчина в этом нуждается! И тут появляетесь вы. Он знакомит меня с моей собственной дочерью! Час назад он заявил мне наверху, в моем номере, что непременно женится на этой девушке!