Текст книги "Трое в снегу"

Автор книги: Эрих Кестнер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 9 страниц)

– Какой девушке? – осведомилась Хильда.

– На тебе! – сказал отец. – Как объяснить моему молодому другу, почему мы опутали его ложью? Когда он узнает, кто такие на самом деле тетя Юлечка, ее племянница, владелец пароходной линии Кессельгут и кто его друг Шульце, он вообще перестанет замечать нас!

– Кто хочет жениться на фройляйн Хильдегард? – спросила Кункель. Ее слезы мгновенно высохли.

– Фриц, – выпалила Хильда. – Ну, тот молодой человек, который в автобусе называл горы.

– Ага, – вспомнила тетя Юлечка. – Прекрасный человек. Но денег у него нет.

Глава пятнадцатая

ТРИ ВОПРОСА ЗА ДВЕРЬЮ

,

Когда Хагедорн вернулся с валерьянкой, трое заговорщиков сидели на прежнем месте, сплоченные беспокойством, что он узнает их тайну.

– О, тетя Юлечка тоже здесь! – обрадовался он. – Чемоданы распакованы? А как вам нравится мой друг Эдуард?

– Превосходно! – ответила она от всей души.

– Эдуард, вот твои капли, – сказал Хагедорн.

– Какие капли? – спросил Шульце.

– Валерьяновые, естественно! – напомнил Фриц. – Ты же сказал, что у тебя боли в желудке.

– Ах, да, – пробормотал тот и волей-неволей выпил капли. С кофейной ложечки. По настоянию Фрица.

Хильда веселилась, глядя, какие гримасы корчит отец. Тетя Юлечка, не сообразив, что речь идет о вымышленных болях, страшно взволновалась и предложила сделать больному согревающий компресс. Шульце поклялся, что ему уже намного, намного лучше.

– Это мы знаем! – недоверчиво сказала тетя Юлечка. – Вы всегда так отговариваетесь.

Тоблер и его дочь замерли.

– Вы, мужчины, всегда так поступаете! – находчиво продолжала тетя. –Никогда не жалуетесь, что нездоровы.

Положение было спасено. Судя по выражению ее лица, фрау Кункель была на грани маниакального величия. Так ловко она еще никогда не выпутывалась из затруднений.

Ну а потом с четвертого лыжного урока вернулся Кессельгут. Он хромал изо всех сил. На учебном спуске он нечаянно врезался в Тони Гразвандера. Оба, сплетясь в клубок, летели вниз, пока не приземлились в русле горного ручья. Но особо глубокое впечатление произвели на седовласого начинающего лыжника неисчислимые вульгарные обороты речи, которыми под конец обложил его господин Гразвандер. Это не поддается никакому описанию.

Дядюшка Польтер сочувственно осведомился, как же он падал, и порекомендовал фирму, которая приведет в порядок разорванный костюм.

Кессельгут поискал кого-то глазами.

– Господин Хагедорн в холле, – сказал швейцар. Кессельгут захромал дальше и вскоре увидел столик,

за которым сидели Шульце и Хагедорн. Но когда он через несколько шагов разглядел сидевших там же обеих женщин, он начал тихо стучать зубами. Потом испуганно протер глаза. Да этого быть не может! Он еще раз посмотрел туда. Ему стало дурно. Он готов был провалиться сквозь землю. Но пол был крепкий, и Кессельгут захромал к столику. Тетя Юлечка злорадно ухмылялась.

– Что с вами стряслось? – спросил Шульце.

– Ничего страшного, – ответил Кессельгут. – Было столкновение. И все. Думаю, что спортом больше не буду заниматься.

Тетя Юлечка гипнотически посмотрела на Хагедорна.

– Вы не хотите нас познакомить?

Молодой человек представил их друг другу. Был обмен рукопожатиями. Все очень формально. Кессельгут не решался заговорить. Любое замечание могло быть истолковано превратно.

– Вы, конечно, тот господин, которому принадлежит пароходная линия? –спросила Хильда.

– Тот самый, – смущенно ответил Кессельгут.

– Что ему принадлежит? – переспросила тетя Юлечка и поднесла к уху ладонь, точно глуховатая.

– Пароходная линия, – отчеканил Шульце. – Даже очень большая линия! Не правда ли?

Кессельгут занервничал.

– Извините, мне надо переодеться. А то схвачу насморк. – Он трижды чихнул. – Позвольте пригласить сегодня всех присутствующих после ужина в бар?

– Одобрено, – сказал Шульце. – Посмотрим, сколько осилит тетя Юлечка.

Она распустила перья.

– Я вас всех перепью. На свадьбе моей сестры в 1905 году я одна выпила две бутылки смородиновки.

– Надеюсь, сегодня вы захмелеете несколько быстрее, – заявил Кессельгут. – А то мне дорого обойдется это удовольствие.

Он захромал к лестнице, напоминая своим видом побежденную армию.

Тем временем Фриц пожирал глазами Хильду. Внезапно он рассмеялся.

– Хотя это не столь важно... но я еще не знаю вашу фамилию.

– Странно, да? – сказала она. – Представьте себе, у меня такая же фамилия, как у вашего друга Эдуарда!

– Эдуард, – спросил он, – как твоя фамилия? Ах да, извини, у меня сегодня винтика не хватает. Вы – Шульце?

– С каких пор ты снова начал выкать? – спросил Шульце.

– Он же имел в виду меня, – вмешалась Хильда. – Все верно, господин кандидат. У меня с вашим другом одинаковая фамилия.

– Надо же, такое совпадение! – воскликнул Хагедорн.

– Шульце – фамилия очень распространенная, – заметил Эдуард и сердито взглянул на Хильду.

– И все же, все же, – с чувством сказал Фриц. – Совпадение это производит на меня странное впечатление. Словно за ним скрывается судьба. Может быть, вы состоите в родстве и не знаете об этом?

Тут у тети Юлечки начался приступ удушья, и Хильде пришлось срочно эвакуировать ее из холла. На лестнице Кункель изнеможенно сказала:

– Такую дозу выдержит только лошадь. Неужели нельзя было подыскать другую фамилию?

Хильда энергично покачала головой.

– Я не могла его обмануть. У меня с его другом, господином Эдуардом, одинаковая фамилия. Это же правда.

– Только бы хорошо кончилось, – вздохнула Кункель.

– Ну разве не чудесная девушка? – спросил Фриц.

– Ага, – буркнул Эдуард.

– Ты видел, какие у нее ямочки, когда она смеется?

– Да.

– А в зрачках золотые искорки мерцают.

– Не замечал ни разу, – сказал Шульце.

– Как ты думаешь, сколько ей лет?

– В августе будет двадцать один. Фриц засмеялся.

– Все шутишь! Да, пожалуй, около того. Тебе не кажется, что я должен на ней жениться?

– Ну что ж, – сказал Шульце, – не возражаю. – Он сообразил наконец, что отвечает невпопад, и взял себя в руки. – А может, у нее нет ни гроша, – добавил он.

– Даже очень вероятно, – сказал Хагедорн. – У меня тоже нет! Завтра спрошу ее, пойдет ли она за меня. И тогда мы немедленно обручимся. И как только найду работу, сразу поженимся. Будешь моим свидетелем?

– Само собой разумеется! – заявил Шульце. Хагедорн размечтался.

– Я будто заново родился. Вот теперь я начну штурмовать берлинские фирмы! Заговорю до полусмерти всех генеральных директоров. Им даже в голову не придет выгнать меня.

– Может, что получится с тоблеровскими заводами.

– Кто знает, – усомнился Фриц. – С рекомендациями мне никогда не везло. Нет, мы сделаем иначе. Когда будем в Берлине, нагрянем к старику Тоблеру. Ты хоть слыхал, где он живет?

– Где-то в Груневальде.

– Ну, адрес разузнаем. Просто-напросто заявимся туда, позвоним, отодвинем с дороги служанку, усядемся в его парадной комнате и не уйдем, пока он не примет нас на работу. В худшем случае там заночуем. С собой захватим бутерброды. Ну как, пойдет?

– Идея грандиозная, – сказал Шульце. – Заранее предвкушаю, какая физиономия будет у Тоблера. Уж мы вдвоем зададим жару старику, а?

– Пусть не сомневается! – с восторгом подхватил Хагедорн. – Господин тайный советник, скажем мы, у вас много миллионов, и каждый год вы прибавляете к ним еще парочку; и поэтому вряд ли двум талантливым специалистам по рекламе стоило приходить именно к вам. Нам следовало бы лучше работать на фирму, у которой дела плохи, дабы она снова встала на ноги. Но, господин тайный советник, любая реклама связана с расходами. Мы, пропагандисты товаров, – полководцы; однако наши армии, аккуратно связанные пачками, лежат в вашем сейфе. Без войск даже лучший стратег не выиграет битву. А реклама – война! Война за умы миллионов людей. Речь идет о том, чтобы покорить эти умы, господин тайный советник Тоблер, превратить их в оккупированную территорию! Конкурентов надо побеждать не потом, на рынке, а уже в ходе мыслей тех, кто завтра будет покупать. Мы, специалисты по рекламе, способны при помощи психологии сделать из обычного предмета торговли в рамках свободной конкуренции исключительно монопольный товар! Предоставьте нам свободу действий, сэр!

Хагедорн перевел дух.

– Грандиозно! – сказал Шульце. – Браво, браво! Если после этого Тоблер не примет нас на службу, значит, он вообще не заслуживает своего счастья.

– Это ты говоришь, – заявил с пафосом Фриц. – Но он-то не настолько глуп.

Шульце вздрогнул.

– Может, спрошу ее сегодня вечером, – решительно сказал Фриц.

– Кого?

– Хильду.

– О чем?

– Хочет ли она стать моей женой.

– А если не захочет?

– Вот это мне в голову не приходило, – сказал Хагедорн. Его сердце сжалось от страха. – Эдуард, не пугай меня!

– А если ее родители не согласятся?

– Возможно, у нее их больше нет. Это было бы удобнее всего.

– Не будь таким жестоким, Фриц! Ну а если у нее есть жених? Что тогда?

Хагедорн побледнел.

– Ты спятил. Да нет у моей Хильды никакого жениха!

– Не понимаю тебя, – сказал Шульце. – Почему такая милая, умная, веселая девушка, у которой есть ямочки и в зрачках золотые искорки, почему у нее не может быть жениха? Ты думаешь, что много лет назад она предвидела твое появление?

Фриц вскочил на ноги.

– Я тебя убью! Но сначала схожу к ней. Сиди здесь, Эдуард! Если ты окажешься прав, я тебя колесую. А пока раздобудь, пожалуйста, подходящее колесо!

Хагедорн помчался вверх по лестнице.

Тайный советник Тоблер, улыбаясь, смотрел ему вслед.

Через несколько минут – уже в смокинге – вернулся в холл Кессельгут. Он еще прихрамывал.

– Вы на меня сердитесь, господин тайный советник? – озабоченно спросил он. – Я обещал фройляйн Хильде ежедневно сообщать о нашем самочувствии. Кто же мог знать, что они явятся сюда? Но виновата в этом Кункель, дура набитая.

– Ладно, Иоганн, ладно, – сказал Тоблер. – Здесь уж ничего не изменишь. Последнюю новость знаете?

– Что-нибудь связанное с экономическим кризисом?

– Не в самом прямом смысле, Иоганн. Скоро, однако, будет помолвка.

– Вы собираетесь снова жениться, господин тайный советник?

– Нет, старый осел, Обручаться будет господин Хагедорн!

– С кем же, позвольте спросить?

– С фройляйн Хильдой Шульце! Иоганн засиял, как восходящее солнце.

– Вот это правильно, – сказал он. – Тогда мы скоро станем дедушкой.

После долгих поисков Хагедорн нашел номера тети Юлечки и ее племянницы.

– Фройляйн в номере восемьдесят один, – сказала горничная и сделала книксен.

Он постучал.

Послышались шаги.

– Кто там?

– Я срочно должен кое-что спросить у вас, – сказал он сдавленным голосом.

– Сюда нельзя, – ответила Хильда. – Я переодеваюсь.

– Тогда поиграем в три вопроса за дверью, – предложил он.

– Хорошо, выкладывайте, господин кандидат! – Она приложила ухо к двери, но услышала только громкое, взволнованное биение собственного сердца. – Как гласит первый вопрос?

– Точно так же, как второй, – ответил он.

– А второй?

– Как третий, – сказал он.

– Ну а третий? Он откашлялся.

– Хильда, у вас есть жених?

Она долго молчала. Он закрыл глаза. Потом – ему казалось, что прошла вечность, – он услышал три слова:

– Еще нет, Фриц,

– Ур-ра! – заорал он на весь коридор и бросился бежать.

Дверь соседнего номера осторожно приоткрылась. В щель выглянула тетя Юлечка и пробормотала:

– Ох эта молодежь! Ну совсем как в мирное время.

Глава шестнадцатая

НА ВОЛЬКЕНШТАЙНЕ

Фрау Кункель заблуждалась, уверяя, что она никогда не пьянеет. Возможно, со времен свадьбы ее сестры в 1905 году она отвыкла от спиртного. Факт, что на следующее утро после прибытия в Брукбойрен у нее разламывалась голова. Она ничего не помнила, и ее завтрак состоял из пирамидона.

– А что со мной было вчера вечером? – спросила она. – Несла всякую чушь?

– Это было бы не так страшно, – сказала Хильда. – Но вы начали нести правду! Поэтому мне пришлось беспрерывно танцевать с господином Хагедорном.

– О, бедняжка!

– Я бы не сказала. Но белые туфли ужасно жали. А он не должен был этого заметить по моему виду. Иначе прекратил бы танцы, начал разговоры и узнал бы все наши секреты.

– Когда-нибудь он же их узнает!

– Разумеется. Но не в первый вечер и не от моей подвыпившей тетки, которая мне вовсе не тетка.

Кункель, обидевшись, нахмурила лоб.

– А что было потом? – спросила она сердито.

– Потом Иоганн уложил вас в постель.

– Что? Боже мой! – воскликнула тетя Юлечка. – Этого еще не хватало!

– То же самое сказал Иоганн. Но так было надо. Вы стали приглашать на танцы одного мужчину за другим. Сначала – господина Шпальтехольца, фабриканта из Гляйвица; потом мистера Салливана, английского колониального офицера; потом господина Ленца, коммерсанта из Кельна; наконец, вы сделали книксен даже старшему кельнеру, и вот тут мы решили, что вас пора удалить.

Кункель сидела красная как рак.

– Я плохо танцевала? – тихо спросила она.

– Напротив. Вы лихо кружили партнеров. Они были в восторге от вас.

Пожилая толстая дама облегченно вздохнула.

– А господин кандидат объяснился?

– Извольте выражаться точнее, – сказала Хильда.

– Он задал четвертый вопрос за дверью?

– Ах так! Вчера днем вы подслушивали! Нет, четвертый вопрос он не задал.

– Почему же?

– Наверное, потому, что там не было двери, – сказала фройляйн Тоблер. – Кроме того, мы ни на минуту не оставались наедине.

– Не совсем понимаю вас, фройляйн Хильда.

– Да этого и не требуется.

– Он безработный кандидат, это ведь не муж для вас. Подумать только, какие выгодные партии вы могли бы сделать!

– Не смешите! – сказала Хильда. – Выгодные партии! Брак – это не экскурсия и не прогулка при луне!

Она поднялась, надела лыжную куртку и пошла к двери.

– Идемте! Пусть будет по-вашему. Сыграем партию с природой!

Тетя Юлечка засеменила вслед, Дойдя до лестницы, она повернула обратно, так как забыла сумку. Когда она спустилась в холл, остальные уже стояли на улице и кидали снежки в Казимира.

Она подошла к ним и спросила:

– Куда мы отправимся?

Шульце показал в сторону гор. А Хагедорн крикнул:

– На Волькенштайн! Кункель вздрогнула.

к – Идите вперед! – попросила она. – Я вас догоню.

Забыла перчатки.

Кессельгут злорадно усмехнулся и сказал:

– Оставайтесь, оставайтесь, Я вам одолжу свои.

Увидев нижнюю станцию канатной дороги, Кункель бросилась бежать. Мужчинам пришлось схватить ее. Она дрыгала ногами и вопила, когда ее затаскивали в кабину, словно упрямую козу. Все пассажиры смеялись.

– Ехать туда, наверх? – кричала она. – А если оборвется канат?

– На такой случай предусмотрено два запасных каната, – сказал кондуктор.

– А если оба запасных порвутся?

– Тогда высадимся на полпути, – сказал Хагедорн.

Она продолжала шуметь, пока Хильда не сказала:

– Милая тетя, ты хочешь, чтобы все мы сорвались в пропасть без тебя?

Кункель тотчас умолкла, преданно посмотрела на племянницу и господина Шульце и покачала головой.

– Нет, – сказала она кротко, как агнец, – зачем мне тогда жить?

Кабина поднялась и скользнула из ангара. Первые десять минут тетя Юлечка сидела, крепко зажмурившись. Каждый раз, когда кабина начинала раскачиваться, проезжая мимо опорной мачты, она беззвучно шевелила губами.

Примерно половину пути миновали. Она осторожно подняла веки и, моргая, поглядела в окно. Кабина как раз висела над пропастью, обильно оснащенной зубцами скал, ледяными столбами и застывшими водопадами. Все пасса

жиры сосредоточенно смотрели в бездну. Тетя Юлечка постанывала, стуча зубами.

– Ну и трусишка же вы! – раздраженно сказал Шульце.

Она возмутилась.

– Могу бояться сколько хочу! Почему я должна быть храброй? С чего? Храбрость– дело вкуса. Разве я не права, господа? Если б я была генералом – извольте! Это другое дело. Но просто так? Когда мы с сестрой были еще детьми... Сестра моя живет в Галле, она замужем, очень удачно даже, за старшим почтовым инспектором, есть дети, двое, они, правда, уже давно кончили школу.., да, что это я хотела сказать?.. Ага, вспомнила... Тогда, в летние каникулы, мы поехали на крестьянскую ферму, она принадлежала дяде нашего отца, очень дальнему, они, собственно, были друзьями юности, а вовсе не родственниками, и мы, девочки, звали его дядей... потом ему пришлось продать ферму, крестьянам очень трудно, да все вы это знаете... может, он уже умер, даже вполне вероятно, ведь мне сейчас.,, ну конечно, умер, до ста двадцати лет никто не доживает, правда, есть исключения, особенно в Турции, я читала... О, что с моей головой! Не надо было столько пить вчера, ведь я не привыкла, да еще звала танцевать незнакомых господ,.. Убейте меня, но я понятия не имела, просто ужас, что может произойти с человеком в таком состоянии...

Толчок! Кабина остановилась. Верхняя станция. Пассажиры с хохотом выходили на площадку.

– У старушки высотная болезнь, – сказал один лыжник.

– Да нет, – возразил другой. – У нее вчерашний хмель еще не вышел.

Тетя Юлечка и два пожилых господина устроились в шезлонгах.

– Тебе не хочется полюбоваться видом на горы, дорогая тетушка? –спросила Хильда.

Она стояла рядом с Хагедорном у парапета и любовалась панорамой.

– Оставьте меня в покое с вашими горами! – проворчала тетя, сложила руки на животе и добавила: – Мне хорошо лежится.

– Кажется, мы мешаем, – прошептал Хагедорн. У Шульце был острый слух.

– Убирайтесь! – приказал он. – Но чтобы через час вернулись, а то получите на орехи! Кругом, марш! – И, о чем-то вспомнив, добавил: – Фриц! Не забывай, что я материнский посол при тебе!

– Со вчерашнего дня моя память очень ослабела, – заявил молодой человек и последовал за Хильдой.

Однако его по дороге задержали. Навстречу Фрицу с шезлонга протянулась женская рука. Это была Маллебре.

– Привет, господин ученый! – произнесла она красивым вибрирующим контральто и смиренно посмотрела ему в глаза. – Позвольте познакомить вас с моим мужем. Он приехал сегодня.

– Какой приятный сюрприз! – сказал Хагедорн и поклонился элегантному господину с черными усами и утомленным взглядом.

– Я наслышан о вас, – сказал господин фон Маллебре. – Вы – притча во языцех этого сезона. Мое почтение!

Хагедорн быстро распрощался и пошел к Хильде, которая ждала его у деревянной лестницы.

– Еще одна поклонница? – спросила она. Он пожал плечами.

– Она хотела, чтобы я ее спас, – сообщил он. – Страдает хронической приспособляемостью. Так как ее последние любовники были натуры более или менее поверхностные, то она решилась на радикальное лечение, боясь, что ее богатая духовная жизнь захиреет, оставшись без присмотра. Она хотела прильнуть к полноценному человеку. И этим человеком должен был быть я. Но тут появился супруг!

Они пересекли дорогу, ведущую к станции. Только что прибыла следующая кабина. Первой из пассажиров вылезла бременская блондинка госпожа Каспариус. Засунув руки в карманы, она энергично зашагала к отелю. Вслед за ней с двумя парами лыж пыхтел Ленц из Кельна.

Встретив Хагедорна и Хильду, она зло посмотрела на них и крикнула:

– Господин кандидат! Как поживают ваши киски? Передайте им привет!

Делая гигантские шаги, она скрылась в отеле.

Хильдегард молча шла рядом с Фрицем. Когда за поворотом дороги они оказались одни, она спросила:

– Эта нахальная особа тоже хотела быть спасенной? Сердце у Хагедорна запрыгало: она уже ревнует, подумал он и сказал:

– Нет, у нее были другие планы. Она заявила, что мы молоды, цветущи и здоровы. Такое обязывает. Платонические предисловия следует свести до минимума.

– А что было с кошками?

– Несколько дней назад ко мне в дверь постучали. Я сказал: "Войдите!", так как думал, что это Эдуард. Но вошла госпожа Каспариус. Она улеглась на роскошный персидский ковер и стала играть с котятами. Потом пришел Эдуард, и она удалилась. Ее зовут Гортензией.

– Вот это да, – сказала Хильда. – Мне кажется, господин кандидат, за вами надо присматривать. Иначе вы наделаете глупостей.

Он безутешно кивнул.

– Но этого больше не повторится. Я хочу сказать, Эдуард присматривает за мной.

– Эдуард? – насмешливо спросила она. – Он недостаточно строг. Кроме того, эта задача не для мужчины!

– Как вы правы! – воскликнул он. – Но кто еще возьмет это на себя?

– Попробуйте-ка поместить объявление, – предложила она. – Требуется бонна!

– Няня-студентка, – поправил он добросовестно. – На полном пансионе. Ласковое обращение гарантировано.

– Вот именно! – разозлилась она. – Не моложе шестидесяти лет! С разрешением на ношение оружия!

Она сошла с дороги и затопала по снежной целине, ругаясь про себя. Он старался не отставать. Один раз Хильда обернулась.

– Что смеетесь! – крикнула она гневно. – Вы распутник! – И заспешила дальше.

– Сейчас же остановитесь! – приказал он.

В это мгновение она провалилась в снег по пояс. На ее лице отразился испуг. Она задрыгала ногами, но погрузилась еще глубже. Со стороны казалось, будто она тонет. Хагедорн поспешил на помощь.

– Хватайтесь за мою руку! – с тревогой сказал он. – Я вас вытащу!

Она замотала головой.

– Посмейте только! Я не из тех, кто просит, чтобы их спасали. – В ее глазах стояли слезы.

Но его уже нельзя было остановить. Он нагнулся, схватил ее, вытащил из занесенной снегом ямы, прижал к себе и поцеловал в губы.

– Негодяй! Каналья! Мошенник! Торговец женщинами! – едва не задохнувшись, выпалила она. И возвратила ему поцелуй. Без вычета. Сначала она молотила кулачками его по плечам. Потом кулачки разжались. Зато закрылись, постепенно, ее глаза. На ее длинных темных ресницах еще виднелись слезинки.

– Ну, как впечатления? – спросил Шульце, когда они вернулись.

– Это неописуемо, – ответил Хагедорн.

– Да, да, – согласился Кессельгут. – Глетчеры, перевалы, белые просторы – куда ни глянь! Никакими словами не выразишь.

– Особенно белые просторы! – подтвердил молодой человек. Хильда строго посмотрела на него.

В это время проснулась тетя Юлечка. Ее лицо покраснело от загара. Она зевнула и протерла глаза. Хильда, усевшись, сказала:

– Фриц, иди! Рядом со мной есть место. Тетю словно током подбросило.

– Что случилось?

– Ничего необычайного, – сказала девушка.

– Но ты же говоришь ему "ты"! – воскликнула тетя.

– Я ничуть не обижаюсь на вашу племянницу, – заметил Хагедорн.

– Он мне тоже тыкает! – сказала Хильда.

– Дело в том, – объяснил Фриц, – что мы с Хильдой решили говорить друг другу "ты" ближайшие пятьдесят лет.

– А потом? – спросила тетя Юлечка.

– Потом мы разведемся, – сказала племянница.

– Сердечные поздравления! – радостно воскликнул Кессельгут.

Пока тетя жадно ловила воздух, Шульце спросил:

– Милая фройляйн, у вас случайно есть какие-либо родственники?

– С вашего разрешения, – заявила девушка. – Случайно располагаю отцом.

Хагедорн воспользовался этим и спросил: V – Он хотя бы симпатичный?

– С ним можно ладить, – сказала Хильда. – К счастью, у него очень много недостатков. Это вконец подорвало его отцовский авторитет.

– Ну а если он меня на дух не примет? – с тревогой спросил молодой человек. – Может, ему хочется, чтобы ты вышла за директора банка. Или за ветеринарного врача, живущего по соседству. Или за школьного учителя, напротив которого он каждое утро сидит в трамвае. Так уже бывало в жизни. А когда он узнает, что у меня даже нет работы!

– Работу ты найдешь, – утешила его Хильда. – Если же он и потом будет возражать, мы перестанем здороваться с ним на улице. А этого он не выносит.

– Или мы сделаем его как можно быстрее десятикратным дедом, –задумчиво предложил Фриц. – И сунем весь десяток внучат в его почтовый ящик. Это всегда действует.

Тетя Юлечка разинула рот и заткнула уши.

– Вот это правильно! – сказал Шульце. – Вы его одолеете, старого черта, не сомневаюсь!

Кессельгут предостерегающе поднял руку.

– Вам не следует, господин Шульце, так нелестно отзываться о господине Шульце!

Для тети Юлечки это было уже слишком. Она подня– * лась и сказала, что хочет вернуться в Брукбойрен.

– Но канатной дорогой я не поеду!

– Пешком дорога еще опаснее, – сказал Хагедорн. – Да и займет она четыре часа.

– Тогда я останусь здесь и дождусь весны, – категорически заявила тетя.

– Но я уже купил всем обратные билеты, – сказал Кессельгут. –Неужели ваш придется выбросить?

Тетя Юлечка боролась с собой. Это было захватывающее зрелище. Наконец она сказала:

– Ну тогда, конечно, другое дело. И первой зашагала к станции. Бережливость рождает героев.

Глава семнадцатая

НАДЕЖДЫ И ПЛАНЫ

После обеда, когда пожилые дамы и господа решили немного вздремнуть, Хильда с Фрицем отправились в лес. Они шли, взявшись за руки. Время от времени они переглядывались с улыбкой. Иногда, остановившись, целовались и нежно гладили друг друга по волосам. Иногда играли в салки. Но чаще молчали. Им хотелось обнять каждую встречную ель. Счастье навалилось на их плечи сладостным грузом.

Фриц сказал задумчиво:

– Ведь мы, собственно, два довольно умных существа. Я, во всяком случае, принимаю это за истину. Почему тогда мы ведем себя так же нелепо, как другие влюбленные? Держимся за ручки. Бродим и скачем на безлюдной природе. Нам хочется откусить друг другу носы. Разве это не глупо? Прошу вас, фройляйн, высказать свое мнение, не обязательно авторитетное.

Хильда скрестила руки на груди, трижды поклонилась и сказала:

– О великий султан, позволь твоей весьма недостойной служанке заметить, что ум в любовном концерте народов еще никогда не играл первую скрипку.

– Встаньте, драгоценная графиня! – воскликнул он с пафосом, хотя она не стояла на коленях. – Встаньте! Кто настолько умен, что знает пределы ума, тот заслужил награду. Отныне назначаю вас моей камер-фрейлиной!

Она сделала книксен.

– Я так тронута, ваше величество, что сейчас заплачу, и позвольте мне искупаться в моих слезах.

– Быть посему! – объявил он по-королевски. – Только не простудитесь!

– Ни в коем случае, мэтр, – сказала она. – Температура пролитых слезинок обычно колеблется между двадцатью шестью и двадцатью восемью градусами по Цельсию.

– Так и быть! – воскликнул он. – А когда вы приступите к исполнению служебных обязанностей при моем дворе?

– Когда захочешь, – ответила она и принялась танцевать, несмотря на горные ботинки. – Это – умирающий лебедь, – пояснила она. – Прошу обратить особое внимание на мою длинную шею.

– Продолжайте, – сказал он. – Вечером я за вами приду.

Он повернулся и пошел. Она, с притворным страхом, рыдая, кинулась за ним. Он взял ее за руку и сказал:

– Глупышка!

– Но лебедь же умер, – сказала она прерывистым голосом. – А оставаться одной в лесу с такой большой мертвой птицей – ой-ой-ой!

Он дал ей шлепка, и они продолжили путь. Через некоторое время он перешел на серьезный тон.

– Сколько я должен зарабатывать, чтобы мы могли пожениться? Ты любишь шикарную жизнь? Сколько стоило кольцо, что у тебя на пальце?

– Две тысячи марок.

– Ничего себе! – воскликнул он.

– Но это же хорошо, – сказала она. – Мы можем его заложить!

– Я тебя сейчас выпорю! Мы будем жить не за счет того, что ты заложишь, а тем,??что я заработаю.

Она уперла руки в бока.

– Ага! Тебя только это устроит! Противный эгоист! Все мужчины эгоисты. Я читала об этом в книге "Деньги на хозяйственные расходы и моногамия". Вы коварные мелочные существа, бр-р! – Она отряхнулась, как мокрый пудель. –На это кольцо мы прожили бы четыре месяца! В трехкомнатной квартире с освещением отраженным светом! С центральным отоплением и лифтом. А по воскресеньям мы сидели бы у окна и глядели на улицу. Но нет! Хочешь держать меня на поводке и дрессировать как несмышленую девчонку до старости. Я тебе не девчонка!

– А кто же? – осмелился он усомниться.

– Я выброшу дурацкое кольцо в снег! – крикнула она и сделала это.

Потом они на четвереньках ползали вокруг, роясь в снегу. Наконец он нашел кольцо.

– Ага! – воскликнула она. – Теперь оно твое! Он надел кольцо ей на палец и сказал:

– Я одалживаю его тебе до поры до времени. – Помолчав, он спросил: –Итак, ты полагаешь, что нам хватит пятьсот марок в месяц?

– Ясно.

– А если буду получать меньше?

– Значит, обойдемся меньшим, – убежденно сказала она. – Ты придаешь деньгам слишком важное значение, Фриц. На худой конец, займем у моего отца. Чтоб он знал, для чего на свете живет.

– Ты сумасбродка, – сказал он. – Ничего не понимаешь в деньгах. А в мужчинах и того меньше. Да будь твой отец персидским шахом, я ни гроша не возьму у него даром.

Она поднялась на цыпочки и прошептала ему на ухо:

– Милый, но мой отец вовсе не персидский шах!

– Вот так-то, – сказал он. – Убедилась еще раз, что я всегда прав?

– Ты упрямая башка, – возразила она. – В наказание тебе малышка Хильдегард упадет в глубокий обморок. – Она выпрямилась, плашмя упала в его распростертые объятия и, украдкой поглядев сквозь опущенные ресницы, сложила губы дудочкой. (Не для того, чтобы свистнуть.)

Тем временем пожилые господа успешно вздремнули. Иоганн по служебной лестнице поднялся на шестой этаж, принес цветы, ящичек сигар, новые бритвенные лезвия, а также фиолетовые брюки тайного советника Тоблера, которые он отутюжил.

– А я ищу их как дурак, – сказал Тоблер Иоганну, шагая по натопленной мансарде в подштанниках. – Уже собрался было идти на файф-о-клок в таком виде!

– Пока вы спали, я унес брюки из вашей комнаты. Вид у них был скандальный, – сказал Иоганн.

– Главное, что они вам сейчас нравятся, – сказал Тоблер, одеваясь.

Иоганн почистил его пиджак и ботинки. Затем они пошли вниз и по дороге постучали в номер фрау Кункель. Тетя Юлечка, нарядная, выпорхнула в коридор.

– Да вы накрасились! – заметил Иоганн.

– Самую чуточку, – сказала она. – А то не укладываешься ни в какие рамки. Нельзя же нам все время ходить гурьбой, как бродяги! Господин тайный советник, я привезла вам парочку костюмов. Не хотите ли наконец переодеться? Сегодня утром, когда мы были на горе, я слышала ужасные замечания по вашему адресу.

– Замолчите, Кункель! – приказал Тоблер. – Мне все равно.

– Какой-то господин в роговых очках сказал: "Если его поставить в огороде, все птицы улетят!" А одна дама...

– Попридержите язык! – проворчал Иоганн.

– Дама сказала: "Общество туристов должно усыплять подобных и отправлять домой".

– Грубая баба! – сказал тайный советник. – Но таковы люди.

Потом они выпили кофе в холле. Фрау Кункель ела торт и смотрела на танцующих. Мужчины читали газеты и курили черные сигары.

Неожиданно к их столику подошел бой и сказал:

– Господин Шульце, сходите к господину швейцару! Тоблер, погруженный в чтение газеты, сказал:

– Иоганн, узнайте, что ему надо!

– Ужас как охота, – прошептал Кессельгут. – Но дело не пойдет.

Тайный советник отложил газету в сторону.

– Действительно не пойдет. – Он посмотрел на боя. – Передайте ему привет и скажите, что я читаю газету. Если господину швейцару что-то от меня надо, пусть придет сюда.

Бой скорчил придурковатую гримасу и удалился. Тайный советник снова взял газету. Кункель и Иоганн с любопытством смотрели в сторону швейцарской. Вскоре явился дядюшка Польтер.