Текст книги "Трое в снегу"

Автор книги: Эрих Кестнер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц)

У господина Шульце замерзли пальцы. Белый комок снега выпал из рук, оставшись без употребления. Да я все равно бы промазал, подумал он с грустью.

Запоздалые лыжники проехали мимо в сторону холма. К гранд-отелю. Шульце услышал их смех и поднялся. Грубые ботинки. Корзина была тяжелой. Фиолетовый пиджак тер под мышками. Не хватает еще раскиснуть, он мысленно обругал себя и зашагал дальше.

Когда Шульце вошел в отель, лыжники столпились у стойки швейцара, покупали газеты и с удивлением поглядывали на вошедшего. Со стула поднялся элегантно одетый господин. Вот тебе на! Это же Иоганн!

Кессельгут с тяжелым сердцем приблизился и умоляюще взглянул на "бедняка". Но эти взгляды отскочили от него как от стенки горох. Шульце поставил корзину на пол, повернулся спиной к лыжникам и лицом к афише, которая извещала, что послезавтра вечером во всех залах гранд-отеля состоится "бал в отрепьях". С большим удовлетворением Шульце подумал, что ему по крайней мере даже не надо будет переодеваться.

Лыжники, громыхая и спотыкаясь, ввалились в лифт.

Швейцар, обозрев тыльную сторону бедняка, сказал:

– Торговля вразнос запрещена!

После чего обратился к Кессельгуту и спросил, что ему угодно.

– С завтрашнего дня мне надо будет кататься на лыжах, – сказал Кессельгут. – Не знаю, как это делают. Думаете, я еще могу научиться?

– Ну конечно! – ответил дядюшка Польтер. – Здесь и не такие выучивались. Лучше всего возьмите частные уроки у Тони Гразвандера. Он сможет посвятить вам лично больше времени. Это приятнее, чем в большой группе, когда то и дело шлепаешься и на тебя вечно глазеют тридцать человек.

Кессельгут задумался.

– Кто шлепается? – робко спросил он.

– Вы! – констатировал швейцар. – Плашмя, во весь рост.

Кессельгут прищурился:

– Это очень опасно?

– Вряд ли, – успокоил его швейцар. – К тому же у нас, в Брукбойрене, первоклассные врачи! Например, медицинский советник доктор Цвизель. Лечением сложных переломов костей он прославился на весь мир. Ноги, побывавшие в его клинике, выглядят куда красивее, чем прежде!

– Я не тщеславен, – сказал Кессельгут.

Бедняк, изучивший тем временем все объявления, расхохотался.

У швейцара, который забыл о присутствии бедняка, лопнуло терпение:

– Мы ничего не покупаем!

– А я ничего и не продаю, – сказал бедняк.

– Тогда что вам здесь надо?

Навязчивый человек подошел ближе и ласково сказал:

– Жить!

Швейцар сочувственно улыбнулся:

– Это обойдется вам дороговато. Ступайте-ка обратно в деревню, мил человек! Там есть постоялые дворы и дешевые койки для туристов.

– Большое спасибо, – отозвался бедняк. – Но я не турист. Разве я похож? Между прочим, номер, который я займу здесь, стоит еще дешевле.

Швейцар взглянул на господина Кессельгута, предполагая, что тот с ним согласится, покачал головой и сказал как бы в завершение:

– Доброго вечера!

– Ну наконец-то! – сказал бедняк. – Давно пора со мной поздороваться. Уж в этом отеле я ожидал манеры получше.

Дядюшка Польтер побагровел.

– Вон отсюда! – прошипел он. – Сейчас же убирайтесь! Не то прикажу вас выгнать!

– Это уж слишком! – решительно заявил бедняк. – Моя фамилия Шульце, я второй призер конкурса. На десять дней мне предоставлены в гранд-отеле "Брукбойрен" бесплатное питание и жилье. Вот документы!

Дядюшка Польтер, сам того не замечая, начал отвешивать мелкие поклоны. Он не понимал, что творится. Сойдя наконец с подставки, он вышел из-за стойки, и сразу бросилось в глаза, что швейцар небольшого роста.

– Одну минутку, пожалуйста! – пробормотал он и рысцой устремился в контору за директором. "Убиться можно!" – скажет Кюне.

Шульце и Кессельгут временно остались вдвоем.

– Господин тайный советник, – предложил Иоганн в отчаянии, – может, лучше вернуться домой?

Шульце, видимо, оглох.

– Случилось нечто ужасное, – шептал Иоганн. – Представьте себе, когда я вошел сюда...

– Еще одно слово, – сказал тайный советник, – и я убью вас голыми руками! – Это звучало крайне убедительно.

– Но риск... – начал Иоганн.

Тут открылась дверь лифта, оттуда вышел Хагедорн с открыткой в руке и направился к стойке швейцара.

– Убирайтесь! – прошептал Шульце.

Кессельгут повиновался, но, чтобы оставаться вблизи, присел за столик в холле. Он не ждал ничего хорошего. Сейчас встретятся миллионер, которого здесь приняли за бедняка, и бедняк, которого считают миллионером! Недоразумения сгущались над отелем, как грозовые облака. Молодой человек заметил Шульце и учтиво поклонился. Шульце ответил тем же. Хагедорн озирался по сторонам, что-то искал глазами.

– Извините, – обратился он к Шульце. – Я только что приехал. Не знаете, где здесь почтовый ящик?

– Я тоже только что, – ответил бедняк. – А ящик за второй стеклянной дверью налево.

– Действительно! – воскликнул Хагедорн, вышел, бросил открытку, адресованную матери, вернулся довольный назад и остановился возле бедняка. – Вам еще не дали номер?

– Нет, – ответил тот. – Судя по всему, еще не выяснилось, можно ли вообще рискнуть и предоставить мне приют в этой скромной обители.

Хагедорн улыбнулся.

– Здесь все возможно. Мне кажется, мы попали в явно комичный отель.

– Если понятие комического толковать так широко, то вы правы.

Молодой человек пристально поглядел на собеседника. Потом сказал:

– Не сердитесь на меня, пожалуйста, но мне страшно хочется угадать, как вас зовут.

Тот отступил на шаг.

– Если с первого раза не угадаю, сдаюсь, – заявил молодой человек. –Это забавно, пожалуй, но я подозреваю, что вы – Шульце! Верно?

Старший собеседник был искренне поражен.

– Верно, – сказал он. – Моя фамилия Шульце. Но как вы узнали? Откуда?

– Я знаю больше, – сказал молодой человек. – Вы выиграли второй приз конкурса заводов "Путцбланк". Вот видите! Я из племени малых пророков! А теперь угадайте-ка вы, как меня зовут.

Шульце задумался. Потом лицо его озарилось, и, сияя, он воскликнул:

– Ага, есть! Вы – Хагедорн!

– Да, так точно, – сказал младший. – У нас можно поучиться.

Оба рассмеялись и пожали друг другу руки.

Шульце присел на свою корзину и предложил место рядышком Хагедорну. Так, в тесном единении, они завели глубокомысленную беседу о рекламе. А именно о предельном эффекте оригинальных формулировок. Было похоже, что они знакомы уже много лет.

Господин Иоганн Кессельгут, который, прикрывшись газетой, наблюдал за ними, был изумлен. Потом он начал строить план действий. И наконец поднялся в лифте на третий этаж, чтобы обследовать свой номер с ванной и балконом и распаковать чемоданы.

Дабы новые костюмы не помялись.

Когда Кюне и Польтер после военного совета вышли в холл, оба лауреата все еще сидели на промокшей ветхой корзине и воодушевленно беседовали. Швейцар окаменел и придержал директора за смокинг.

– Вот! – выдохнул он. – Полюбуйтесь-ка! Наш замаскированный миллионер с господином Шульце. Ну прямо памятник! Как Гете с Шиллером!

– Убиться можно! – выдохнул Карл Отважный. – Этого только нам не хватало! Я отведу Шульце в свободную комнату для горничной. А вы намекните миллионерчику, мол, нам очень неловко за то, что ему пришлось, как нарочно, в нашем отеле общаться с каким-то замухрышкой и что мы не можем просто так выгнать Шульце. Может, завтра или послезавтра сам догадается выехать. Надеюсь! Иначе распугает всех наших постоянных гостей.

– Господин кандидат Хагедорн еще ребенок, – сказал швейцар строгим тоном. – Фройляйн, которая звонила из Берлина, была права. Уберите поскорее Шульце с поля зрения! До того, как люди выйдут из столовой.

Они подошли поближе.

– Добро пожаловать! – сказал директор Кюне господину Шульце. –Позвольте, я покажу вам ваш номер.

Оба лауреата поднялись. Шульце взял корзину. Хагедорн приветливо посмотрел на собеседника.

– Дорогой господин Шульце, я еще увижу вас?

– Господин Шульце, наверное, устал с дороги, – вмешался директор.

– Тут вы здорово ошиблись, – ответил Шульце. А первому лауреату сказал: –Дорогой Хагедорн, мы еще увидимся. – И последовал за директором к лифту.

Швейцар, вложив в свой взгляд как можно больше отеческого тепла, сказал молодому человеку:

– Извините, господин кандидат! Нам очень жаль, что именно этот приезжий был первым, с кем вы познакомились.

– А мне нисколько, – ответил Хагедорн, не совсем понимая, о чем речь.

– Господин Шульце, если позволите заметить, не вписывается в здешнее окружение.

– Я тоже не вписываюсь, – ответил молодой человек.

Дядюшка Польтер ухмыльнулся:

– Понимаю, понимаю...

– Да, вот еще, – сказал Хагедорн. – У вас что, во всех номерах животные? – Он положил на стойку руки ладонями вниз. На них были видны царапины и красные пятна.

– Животные? – швейцар остолбенело смотрел на исцарапанные руки. – В нашем отеле нет животных.

– Вы меня, очевидно, не поняли, – сказал Хагедорн. – Я говорю о кошках.

Дядюшка Польтер облегченно вздохнул.

– Мы угодили вашему вкусу?

– Да, да. Зверюшки очень милые. Хотя и царапаются. Но они так вот забавляются. А это главное. Я только хотел узнать: есть ли и в других номерах по три кошки?

– По-разному, – ответил швейцар и поспешил переменить тему. – Завтра утром к вам в номер придет массажист.

– А что ему надо? – спросил Хагедорн.

– Массировать.

– Кого?

– Вас, господин кандидат.

– Очень любезно с его стороны, – сказал Хагедорн. – Но у меня нет денег. Передайте ему сердечный привет.

Швейцар состроил обиженное лицо.

– Господин кандидат!

– Массаж тоже бесплатно? – спросил Хагедорн. – Ну хорошо. Если так надо, пусть! А что это дает?

Притворялся миллионерчик образцово.

– Массаж поддерживает мускулатуру в форме, – разъяснил Польтер. –Кроме того, он чрезвычайно усиливает кровоснабжение кожи.

– Согласен, – сказал Хагедорн. – Если не будет вредных последствий, то не возражаю. Новые почтовые марки есть?

– Еще нет, – ответил Польтер с сожалением. – Но завтра будут наверняка.

– Полагаюсь на вас, – серьезно сказал Хагедорн и направился в холл, сдерживая смех.

На пятом этаже Шульце и Карл Отважный покинули лифт. Выше он не ходил.

Пешком они поднялись на шестой этаж и пошли по длинному узкому коридору. В конце директор отпер дверь, включил свет и сказал:

– Дело в том, что отель полностью занят.

– Ах вот почему, – промолвил Шульце, растерявшись поначалу, и оглядел каморку: косые стены, кровать, стол, стул, умывальник.

– Комнаты поменьше у вас нет?

– К сожалению, нет, – ответил директор. Шульце поставил корзину на пол:

– Ну и холодина здесь!

– Центральное отопление доходит только до пятого этажа. А для печки здесь нет места.

– Охотно верю, – сказал бедняк. – К счастью, врач строго запретил мне спать в отапливаемых помещениях. Благодарю вас за догадливость и предупредительное отношение.

– О, пожалуйста, – ответил Кюне и прикусил губу. – Делаем что можем.

– Остальное время, разумеется, я буду вынужден проводить в общественных местах, – сказал господин Шульце. – Я приехал сюда, естественно, не для того, чтобы окоченеть.

– Как только освободится отапливаемый номер, – сказал директор, – мы вас переселим!

– Это не к спеху, – примирительно сказал бедняк. – Больше всего я люблю косые стены. Сила привычки, понимаете?

– Вполне понимаю, – ответил директор. – Я счастлив, что угадал ваш вкус.

– Действительно, – сказал Шульце. – Это вам удалось. До свидания!

Он открыл дверь. Когда директор переступал порог, у Шульце мелькнула мысль: не дать ли ему хорошего пинка?

Однако он овладел собой, запер дверь, открыл слуховое окно и посмотрел на небо. Большие хлопья снега влетели в комнатку и осторожно опустились на одеяло.

– Это было бы преждевременно, – произнес тайный советник Тоблер. –Оставим пинок про запас.

Глава седьмая

СИАМСКИЕ КОШКИ

Этот вечер что-то предвещал. Первое недоразумение не должно было оставаться последним. (Истинные недоразумения размножаются, как клетки, –делением. Ядро заблуждения расщепляется, и возникают новые недоразумения.)

Пока Кессельгут надевал смокинг, а Шульце под самой крышей выгребал пожитки из корзины, Хагедорн в блеске своего синего костюма сидел в холле, курил сигарету (одну из тех, что дал ему на дорогу квартирант Франке) и морщил лоб в размышлениях. Ему было не по себе. Если бы на него смотрели косо, он чувствовал бы себя лучше. К плохому обращению Хагедорн привык и знал, как защищаться. Но такое? Он был похож на ежа, которого никто не хочет дразнить. Он нервничал. Почему люди ни с того ни с сего вели себя столь противоестественно? Если бы вдруг взлетели вверх столы и стулья вместе со швейцаром, это удивило бы Хагедорна куда меньше. Он подумал: поскорее бы пришел старик Шульце. С ним хоть знаешь что к чему! Но в холле пока появлялись другие лица. Ужин близился к концу.

Госпожа Каспариус, оставив десерт нетронутым, поспешно выкатилась из столовой.

– Противная особа, – сказала Маллебре.

Барон Келлер, занятый компотом, поднял голову, нечаянно проглотил вишневую косточку и вытаращил глаза, словно пытаясь заглянуть внутрь себя.

– В каком отношении? – спросил он.

– Знаете, почему Каспариус так быстро поела?

– Возможно, проголодалась, – заметил он мягко. Фон Маллебре зло рассмеялась.

– А вы не особенно наблюдательны.

– Знаю, – ответил барон.

– Она хочет захватить миллионерчика, – сказала Маллебре.

– В самом деле? – спросил Келлер. – Только потому, что он плохо одет?

– Она находит это романтичным.

– Это называется романтикой? – спросил он. – Тогда я согласен с вами: госпожа Каспариус действительно противная особа.

Минуту спустя он засмеялся.

– Что такое? – спросила Маллебре.

– Несмотря на мою общеизвестную ненаблюдательность, я заметил, что и вы очень быстро едите.

– У меня разыгрался аппетит, – заявила она сердито.

– Я даже знаю на что, – сказал он.

Госпожа Каспариус, шикарная блондинка из Бремена, достигла своей цели. Она сидела за столиком рядом с Хагедорном. Дядюшка Польтер изредка поглядывал в их сторону, и его взор излучал отеческое благословение.

Хагедорн молчал, а госпожа Каспариус живописала сигарную фабрику своего мужа. Она упомянула, ради полноты изложения, что господин Каспариус остался в Бремене, чтобы посвятить себя табаку и присмотру за двумя детьми.

– Вы позволите мне вставить словечко? – скромно спросил молодой человек.

– Пожалуйста!

– У вас в номере есть сиамские кошки?

Она обеспокоенно посмотрела на него.

– Или другие твари? – спросил он еще.

Она засмеялась.

– Будем надеяться, что нет!

– Я имею в виду собак или моржей. Или морских свинок. Или бабочек.

– Нет, господин кандидат, – ответила она. – Сожалею. В моем номере я единственное живое существо. Вы живете тоже на четвертом?

– Нет, – сказал он. – Я хочу только знать, почему у меня в номере завелись три сиамские кошки.

– Можно взглянуть на ваших зверюшек? – спросила она. – Я больше всего люблю кисок. Они такие ласковые и в то же время совсем дикие. Какое-то волнующее сочетание противоположностей. Вы не находите?

– У меня мало опыта с кошками, – сказал он неосторожно.

Ее глаза сделались фиалковыми, и она заворковала грудным голосом:

– Тогда берегитесь, господин ученый. Я – кошка.

К счастью, госпожа фон Маллебре и барон Келлер сели за соседний столик. А через несколько минут Хагедорн очутился в громкоголосом окружении сгорающих от любопытства гостей отеля.

Госпожа Каспариус нагнулась к нему:

– Боже, какой шум! Пойдемте! Покажите мне ваших кисок!

Такая прыть была ему внове.

– Думаю, что они уже спят, – сказал он.

– Мы их не потревожим, – сказала она. – Мы будем тихо-тихо. Обещаю вам.

Подошел кельнер и протянул ему записку. Текст гласил: "Нижеподписавшийся, имеющий отношение к концерну Тоблера, желает встретиться с господином Хагедорном в баре на несколько минут для переговоров. Кессельгут".

Молодой человек поднялся.

– Извините, пожалуйста, – сказал он госпоже Каспариус. – Со мной хочет поговорить человек, который может оказаться для меня очень полезным. Удивительный отель! – Поклонившись, он ушел.

Красивое лицо госпожи Каспариус светилось незатухающей полуулыбкой.

Госпожа фон Маллебре не дала себя провести. От удовлетворения она впилась пальцами в подлокотник кресла, однака промахнулась и ущипнула барона за руку.

– Это обязательно, почтеннейшая? – спросил тот с легким стоном.

Кессельгут напомнил сначала, что они с Хагедорном прибыли в гранд-отель вместе, и поздравил с первым призом конкурса. Затем он пригласил молодого человека на рюмку джина. Они уселись в углу.

У стойки на табуретах сидели брат и сестра Мареки с индийским колониальным офицером Салливаном, пили виски и разговаривали на английском.

На диване крайне малой вместимости кое-как уселась супружеская пара из Саксонии. Остальные посетители бара имели удовольствие слушать их гнусаво-неразборчивый сердечный дуэт. (Саксонский диалект, известно, как никакой другой подходит для выражения нежных чувств.) Даже бармен Джонни утратил сдержанность и осклабился. Потом, нагнувшись над ледницей, стал без всякой нужды колоть лед. Служащему отеля не положено смеяться над постояльцами.

– Если сравнить немецкий язык со зданием, – заметил Хагедорн, – то можно сказать, что в Саксонии протекла крыша."

Кессельгут улыбнулся, заказал еще две рюмки джина и сказал:

– Буду откровенным, господин кандидат. Хочу вас спросить, могу ли я быть вам полезным. Извините за прямоту, пожалуйста.

– Я не щепетилен, – ответил молодой человек. – Было бы здорово, если бы вы мне помогли. Помощь нужна. – Он отпил глоток. – Приятная штука. Да, я уже несколько лет безработный. Директор фирмы "Путцбланк", когда я справился у него о рабочем месте, пожелал мне хорошо отдохнуть в Брукбойрене. Хотел бы я знать, от какого переутомления мне надо отдохнуть! Я хочу работать, работать до седьмого пота! И получать хоть малость денег! А вместо этого я помогаю моей матери проедать ее жалкую пенсию. Ужас!

Кессельгут ласково посмотрел на него.

– У концерна Тоблера кроме "Путцбланк" есть другие заводы., – сказал он. – И не только заводы. Вы Специалист по рекламе?

– Да! – ответил Хагедорн. – И уверяю вас, не из худших, если позволите.

Кессельгут кивнул:

– Позволяю!

– Что вы скажете о таком варианте? – оживился молодой человек. –Сегодня вечером пошлю матери вторую открытку, То, что я доехал целым и невредимым, я ей уже сообщил, Она запакует мои работы в картонку, и самое позднее через три дня собрание произведений Хаге-дорна будет в Брукбойрене. Вы хоть немного разбираетесь в рекламе, господин Кессельгут?

Иоганн честно покачал головой,

– Тем не менее мне хочется посмотреть работы, а потом я отдам, – он тут же поправился, – потом я отошлю их с припиской тайному советнику Тоблеру. Так будет лучше всего,

Хагедорн выпрямился и побледнел,

– Кому вы хотите послать этот хлам? – спросил он.

– Тайному советнику Тоблеру, – ответил Кессельгут. – Я знаю его двадцать лет.

– Хорошо знаете?

– Встречаюсь с ним ежедневно.

У молодого человека сперло дыхание.

– Ну и денек, – сказал он, – рассудок можно потерять. Многоуважаемый господин, не шутите, пожалуйста, со мной, Я говорю очень серьезно, Тайный советник Тоблер читает ваши письма?

– Он дорожит моим мнением, – гордо заявил Иоганн.

– Мои работы наверняка ему понравятся, – сказал Хагедорн. – В этом отношении у меня мания величия, Она ничего не стоит, но поддерживает хорошее настроение. – Он поднялся, – Отправлю сейчас матери открытку экспресс-почтой, Но я вас еще застану?

– Буду очень рад, – сказал Кессельгут. – Не будучи знакомым, передаю привет вашей матушке,

– Она у меня молодец, – сказал Хагедорн. Дойдя до Двери, он обернулся. – Один вопросик, господин Кессельгут: у вас в номере есть кошки?

– Не обратил внимания, – ответил тот. – Думаю, что нет.

Пересекая холл, Хагедорн неожиданно столкнулся с госпожой Каспариус. Она была закутана в норку и обута в опушенные мехом ботики. Рядом с ней шел в шубе торговец антиквариатом Ленц.

– Пойдете с нами? – спросила дама. – Мы идем на эспланаду. Там сегодня бал на открытом воздухе. Разрешите вас познакомить? Господин Хагедорн – господин Ленц.

Господа поздоровались.

– Присоединяйтесь, господин Хагедорн! – сказал толстяк Ленц. – Наша милая дама страсть как любит танцевать. Впрочем, и танцует страстно. А я со своей фигурой не очень-то смогу прижиматься. Я слишком выпуклый.

– Извините, мне надо сейчас написать письмо, – сказал Хагедорн.

– Почта работает весь день, – сказала госпожа Каспариус. – А танцуют только вечером.

– Письмо надо отправить сегодня, – сказал Хагедорн с сожалением. –Проклятые дела! – И он поспешно удалился.

Госпожа фон Маллебре, увидев его, подала знак барону. Тот поднялся, преградил с улыбкой молодому человеку дорогу, представился и спросил:

– Вы разрешите познакомить вас с очаровательной женщиной?

– Прошу, – ответил сердито Хагедорн и подчинился общепринятой церемонии. Келлер сел, а молодой человек остался стоять, проявляя нетерпение.

– Боюсь, мы вас задерживаем, – сказала Маллебре.

Ее голос звучал на терцию ниже обычного. Она стремилась произвести эффект. Келлер улыбался. Он знал акустическую тактику госпожи фон Маллебре.

– Сожалею, но вы правы, – сказал Хагедорн. – Почта! Проклятые дела!

Маллебре неодобрительно покачала головой, тряхнув черными завитыми волосами.

– Вы же здесь, чтобы отдыхать.

– Заблуждение, – ответил он. – Я приехал,

что меня послали сюда за выигранный приз на конкурсе.

– Присаживайтесь, – сказала Маллебре.

Люди за соседними столиками с любопытством прислушивались к разговору.

– Очень любезно с вашей стороны, – сказал Хагедорн. – Но мне нужно идти. Всего хорошего.

Он ушел.

Барон Келлер засмеялся.

– Вот и незачем было торопиться с ужином, почтеннейшая.

Маллебре посмотрелась в зеркало пудреницы, припудрила свой аристократический нос и сказала:

– Поживем – увидим.

На лестнице Хагедорн встретил Шульце.

– Промерз до костей, – пожаловался тот. – У вас в номере тоже не топят?

– Да нет же, – ответил Хагедорн. – Не хотите ли заглянуть ко мне? Я должен написать домой. Со мной случилось невероятное происшествие. Угадайте! Нет, никто не догадается. Подумайте только: я сейчас разговаривал с господином, который лично знает старого Тоблера! И ежедневно с ним встречается! Что вы на это скажете?

– Быть того не может, – сказал Шульце и последовал за молодым человеком на второй этаж.

Хагедорн включил свет.

Шульце показалось, что он видит сон: гостиная, спальня, облицованная кафелем ванная. Что это значит? – подумал он. Не настолько же лучше его решение конкурсных задач, чтобы мне всучили жалкую каморку под крышей, а ему такую анфиладу.

– Хотите выпить? – спросил Хагедорн. Он налил в рюмки французского коньяку. Лауреаты чокнулись.

В дверь постучали.

– Войдите! – крикнул Хагедорн. Вошла горничная.

– Я хотела только спросить, господин уже ложится спать? А то я принесла кирпич.

Хагедорн наморщил лоб.

– Что принесли?

– Кирпич, – повторила девушка. – Его нельзя класть в постель слишком рано, а то он остынет.

– Вы что-нибудь понимаете? – спросил Хагедорн Шульце.

– Не совсем, – ответил Шульце и, обращаясь к горничной, сказал: –Господин еще не собирается спать. Принесите ваш кирпич попозже.

Горничная вышла.

Хагедорн, растерянный, погрузился в мягкое кресло.

– Вам горничная тоже принесла нагретый кирпич?

– Никоим образом, – ответил Шульце. – Уж не говоря о коньяке. – Он размышлял.

– А сиамских кошек? – Хагедорн показал на корзинку.

Шульце схватился за голову, присел на корточки и стал разглядывать спящих котят. При этом не удержался и сел на ковер. Один котенок проснулся. Потянувшись, он вылез из корзинки и устроился на фиолетовой штанине Шульце.

Хагедорн писал открытку матери.

Шульце, улегшись на живот, играл с котенком. Потом проснулся второй, сонно посмотрел через край корзинки и после долгих размышлений тоже вылез на персидский ковер. У Шульце теперь прибавилось забот.

Хагедорн, взглянув на эту сцену, улыбнулся и сказал:

– Осторожнее! Они царапаются!

– Не беспокойтесь, – заявил человек на ковре. – Я умею с ними обращаться.

Оба котенка играли на пожилом господине в салки. Когда он их придерживал, они мурлыкали от удовольствия. Я чувствую себя как дома, подумал он. И когда эта мысль пришла ему в голову, его осенило.

Хагедорн закончил писать открытку, а Шульце положил двух котят обратно в корзинку к третьему. Они вопросительно смотрели на него, щуря черные глаза и довольно поводя хвостами.

– Я скоро приду к вам опять, – сказал он. – А сейчас спите, как положено маленьким послушным кискам!

Потом он уговорил молодого человека передать открытку горничной, которая отнесет ее на почту.

– За мной реванш, – сказал Шульце. – Вы должны посмотреть мой номер. Идемте!

Они отдали открытку горничной и вошли в лифт.

– Фамилия любезного господина, который хорошо знает старого Тоблера, Кессельгут, – рассказывал Хагедорн. – Мы прибыли с ним одновременно. А четверть часа назад он спросил меня, не надо ли мне его содействия в концерне Тоблера. Считаете ли вы возможным, что он способен это сделать?

– Почему бы и нет? – сказал Шульце. – Если он хорошо знает старого Тоблера, то уж справится с этим.

– Но отчего совершенно посторонний человек решился мне помочь?

– Наверное, вы ему симпатичны, – сказал Шульце. Такое объяснение, видимо, показалось кандидату наук недостаточным.

– Разве я симпатичен? – спросил он удивленно. Шульце улыбнулся.

– Даже чрезвычайно!

– Извините, это ваше личное мнение? – спросил молодой человек, покраснев.

– Это мое твердое убеждение, – ответил Шульце и тоже смутился.

– Славно, – сказал Хагедорн. – То же самое вызываете и вы у меня.

Помолчав, они доехали до пятого этажа.

– Вы живете на громоотводе? – спросил Хагедорн, когда Шульце начал подниматься по лестнице на шестой этаж.

– Еще выше, – ответил тот.

– Господин Кессельгут хочет послать Тоблеру мои работы, – сообщил Хагедорн. – Надеюсь, старый миллионер кое-что смыслит в рекламе. Ну вот, опять я завел свою шарманку, да? Но это не выходит у меня из головы. Я сбился с ног, мотаясь по Берлину уже не первый год. Почти каждый день меня отфутболивают куда-нибудь еще. Наконец, увозят в Альпы. И едва я там появляюсь, как совсем чужой человек спрашивает меня, не хочу ли я служить в концерне Тоблера.

– Желаю удачи, – сказал Шульце. Они шагали по узкому коридору.

– Когда я заработаю денег, то отправлюсь в большое путешествие вместе с матерью, – заявил Хагедорн. – Может быть, на озера в Северной Италии. Мать была только в Свинемюнде и Гарце. Для шестидесятилетней женщины это мало, не правда ли?

Шульце был того же мнения. Пока молодой человек рассказывал о выигранных призах и связанных с ними географических познаниях, Шульце возился с дверным замком. Открыв дверь, он зажег свет.

Стокгольм и шхеры застряли у Хагедорна в горле. Он уставился бессмысленным взглядом на убогую каморку. После долго молчания он сказал:

– Вы меня разыгрываете!

– Входите, входите! – пригласил Шульце. – Присаживайтесь, пожалуйста, на кровать или в умывальный таз! Где угодно!

Хагедорн поднял воротник пиджака и сунул руки в карманы.

– Холод полезен для здоровья, – сказал Шульце. – В крайнем случае не сниму домашние туфли, когда лягу спать.

– Даже шкафа нет, – сказал Хагедорн, оглядевшись. – Как вы все это объясняете? Мне даруют шикарный апартамент. А вас премируют чердачной конурой и собачьим холодом!

– Есть единственное объяснение, – сказал Шульце. – Вас приняли за кого-то другого! Кто-то осмелился подшутить. Возможно, он распустил слух, что вы престолонаследник Албании. Или сын мультимиллионера.

Хагедорн показал залоснившиеся рукава пиджака и поднял ногу, демонстрируя библейский возраст ботинка.

– Я похож на них?

– Именно поэтому! Есть немало экстравагантных личностей среди тех, кто в состоянии оплатить свои сумасбродства.

– Я не страдаю сплином, – сказал Хагедорн. – Я не наследник престола и не миллионер. Я проклятый бедняк. Моя мать пошла в сберкассу, чтобы я смог разок-другой выпить пива. – Он с яростью стукнул кулаком по столу. – Вот! А теперь я пойду к директору отеля и скажу, что его одурачили и чтобы меня немедленно переселили сюда наверх, рядом с вами, в нетопленую собачью конуру! – Он шагнул к двери.

Тоблер понял, что его затея в опасности. Он схватил молодого человека за пиджак и усадил на единственный стул.

– Дорогой Хагедорн, не делайте глупостей! От того, что вы поселитесь в ледяной ящик рядом со мной, мы оба ничего не выиграем. Будьте умницей! Оставайтесь таинственным незнакомцем! Сохраните ваш номер, чтоб я знал, куда мне пойти, если замерзну! Пусть вам носят коньяк, черт возьми, бутылку за бутылкой, и положат в постель сто горячих кирпичей! Кому от этого плохо?

– Ужас! – сказал молодой человек. – Завтра утром придет массажист.

– Массаж полезен! – засмеялся Шульце.

– Знаю, – сказал Хагедорн. – Усиливает кровоснабжение кожи. – Он хлопнул себя по лбу. – А швейцар собирает почтовые марки! Мистификация хорошо продумана! И я, дурень, вообразил, что люди здесь душевные от природы. – С обиженным видом он швырнул конверт, наполненный марками, на стол.

Шульце профессионально проверил содержимое конверта и сунул его в карман.

– У меня замечательная идея, – сказал Хагедорн. – Вы переселитесь в мой номер, а я буду жить здесь. Директору скажем, что он ошибся. Престолонаследник Албании – вы! Хорошо?

– Нет, – возразил Шульце. – Для наследника я слишком стар.

– Бывают и старые наследники, – заметил Хагедорн.

– А уж за миллионера меня никто не примет! – сказал Шульце. – Вы только представьте: я – миллионер! Умора!

– Во всяком случае, убедительного впечатления вы не производите, –откровенно признался Хагедорн. – Но я не хочу быть кем-то другим!

– Сделайте это ради меня! – попросил Шульце. – Мне так понравились котята.

Молодой человек почесал в затылке.

– Ну ладно, – согласился он. – Но перед отъездом мы повесим объявление на черной доске, в котором сообщим, что отель стал жертвой обмана какого-то шутника. Да?

– Это не к спеху, – сказал Шульце. – Прошу вас, останьтесь пока загадкой!

Глава восьмая

СНЕГОВИК КАЗИМИР

Публика была шокирована, увидев обоих, когда они шли рядом через холл. Какая бесцеремонность! Ну что может быть общего между таинственным миллионером и единственным в отеле бедняком! Уж настолько реалистично ему незачем играть свою роль!

– Убиться можно! – сказал Карл Отважный, стоя возле швейцара. – Ох, этот Шульце! Уму непостижимо!

– Каспариус и Маллебре – обе уже охотятся за молодым, – сообщил дядюшка Польтер. – Он был бы у любой как у Христа за пазухой!

– Сравнение верно лишь отчасти, – заметил директор. (При случае он был склонен к педантичности.)

– Пожалуй, я придумаю для господина Шульце какое-нибудь побочное занятие, – сказал швейцар. – Иначе его не оторвешь от миллионера.

– Может быть, он скоро уедет, – сказал Кюне. – В чердачной каморке, которую мы ему подыскали, вряд ли он надолго застрянет. Еще ни одна горничная, ни один коридорный не выдерживали там.