Текст книги "Из жизни солдата"

Автор книги: Эрих фон Манштейн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 13 страниц)

Последовавшее в марте 1936 года восстановление немецкого суверенитета над демилитаризованной зоной сделало все эти предложения беспредметными. Я упомянул о них только для того, чтобы лишний раз показать, что Генеральный штаб занимался исключительно оборонительными вопросами.

Сразу после возврата Германии территорий, расположенных к западу от Рейна, военное руководство вернулось к идее создания мощного приграничного оборонительного рубежа между границами Швейцарии и Люксембурга. Сначала точка зрения Генерального штаба по данному вопросу, которую представлял я, довольно значительно отличалась от соответствующих планов, подготовленных инспекцией по долговременным оборонительным сооружениям. Сотрудники инспекции были в восторге от укреплений, составлявших «линию Мажино». По их мнению, укрепления только тогда оправдывают свое назначение, когда они способны обеспечить защиту от огня оружия любого калибра. И с этим трудно не согласиться. Вот только слишком часто случается так, что при этом возникают гигантские сооружения из железобетона, огневые возможности которых значительно меньше стоимости вложенных в них сил и средств. Кроме того, как показывает опыт, даже самые мощные укрепления рано или поздно оказываются бессильны по отношению к принципиально новым средствам поражения. В свою очередь Генеральный штаб отстаивал точку зрения, в соответствии с которой невозможно обойтись без долговременных огневых сооружений на открытой местности и на ключевых участках обороны, в то время как там, где противник лишен возможности использовать артиллерию для ведения огня прямой наводкой, следует отдать предпочтение большому числу легких и менее мощных оборонительных сооружений. Потребовалось немало усилий для того, чтобы преодолеть сопротивление командования инженерных войск и добиться принятия нашего предложения.

Однако на этом наши трудности в осуществлении планов строительства фортификационных сооружений не закончились. У нас возникли разногласия с высшим государственным руководством. Дело в том, что в то время Гитлер все еще отдавал предпочтение строительству автострад и других гражданских объектов. Поэтому мы получали недостаточно железобетона для создания запланированных укреплений. Нам также не хватало рабочих рук и строительной техники, которые находились в распоряжении Тодта как генерального инспектора дорожного строительства. Планы Генерального штаба предусматривали и без того достаточного длительные сроки для выполнения нашего плана, работы планировалось завершить в 1942 году. Тем не менее из-за плохого снабжения, а также нехватки рабочей силы и техники это удалось сделать только в 1945-м.

Как известно, весной 1938 года Гитлер неожиданно изменил свою точку зрения по данному вопросу. Теперь он распорядился построить «западный вал» в кратчайшие сроки. Без достаточных на то оснований он передал руководство всеми работами от главнокомандующего сухопутными войсками генеральному инспектору Тодту. При этом я ни в коем случае не хочу здесь принизить большой организаторский талант последнего. Однако сухопутные войска никак не заслуживали упрека за сравнительно низкие темпы строительства фортификационных сооружений. Причина заключалась в вышеупомянутых ограничениях, исходивших лично от Гитлера. Тем более что, несмотря на действительно огромный объем работ, выполненных в 1938 году, «западный вал» отнюдь не был готов к обороне, как это утверждал Гитлер накануне чехословацкого кризиса. И даже в 1939 году французские войска без особого труда могли бы преодолеть его, особенно если учесть, что к тому времени линия оборонительных сооружений лишь приближалась к границе Люксембурга.

Ввод войск в Рейнскую область

Несмотря на то, что незадолго до 7 марта 1936 года, дня ввода войск, зарубежная пресса была полна намеков на имеющиеся у Германии намерения в одностороннем порядке нарушить статус демилитаризованной зоны, никаких военных приготовлений к этому не велось. Разработанная мной осенью 1935 года памятная записка о строительстве фортификационных сооружений на Западе исходила из сохранения этой зоны в неприкосновенности. Насколько мне известно, Гитлер совершенно неожиданно обсудил вопрос о вводе войск только с военным министром и главнокомандующим сухопутными войсками во время их секретной встречи накануне 7 марта. Говорят, что оба высших военных руководителя советовали Гитлеру отказаться от осуществления его планов. Как бы то ни было, но я, начальник оперативного управления Генерального штаба, тогда еще ничего не знал об этой встрече, хотя обсуждавшееся на ней намерение могло стать причиной военного конфликта.

Если не ошибаюсь, только 5 марта начальник Генерального штаба сообщил мне и начальнику организационно-мобилизационного управления о решении Гитлера. Нам пришлось немедленно приступить к составлению проектов соответствующих приказов, так как командующие военными округами, которые должны были выделить войска для данного мероприятия, уже были вызваны в Берлин. Это был, пожалуй, один из редких случаев, когда подготовку к подобной акции удалось сохранить в тайне до самого последнего момента. Меры предосторожности были настолько строгими, что некоторые офицеры из частей и подразделений, поднятых по тревоге, не взяли с собой никаких вещей. Многие считали, что подъем по тревоге и погрузка войск осуществлялись в рамках войсковых учений, неизвестно почему организованных в период традиционных весенних инспекторских проверок. По их мнению, в этом были повинны министерские чиновники, начисто утратившие всякую связь с войсками.

Сам Гитлер впоследствии не раз признавался в том, что решение о вводе войск в демилитаризованную зону было самым рискованным в его жизни. И в этом с ним трудно не согласиться, ибо тем самым Германия не только нарушала условия Версальского договора, как это уже было ранее совершенно безнаказанно сделано при введении закона о всеобщей воинской повинности, но и отказывалась от добровольно принятых ею на себя обязательств по Локарнским соглашениям, о приверженности к которым до недавнего времени постоянно говорил фюрер.

Нетрудно себе представить, что мы с огромным волнением ждали реакции Запада на действия Германии. Но когда в ответ на речь Гитлера в рейхстаге, посвященную оправданию данной акции, Франция ограничилась объявлением частичной мобилизации, мне стало ясно, что западные державы не намерены использовать наши действия в качестве повода для начала войны.

Однако военного министра Бломберга решение французского правительства, судя по всему, вывело из равновесия. Он предложил Гитлеру немедленно отвести войска назад. Казалось, что и фюрер некоторое время колебался, несмотря на то, что министр иностранных дел фон Нейрат советовал ему держать себя в руках. Я склонен думать, что предложение Бломберга, оказавшееся недостаточно продуманным, побудило Гитлера и в дальнейшем не очень прислушиваться к мнениям высших военных руководителей. Как бы то ни было, данный случай убедил его в том, что он и в дальнейшем может позволять себе подобные насильственные акции по отношению к другим государствам. Ведь именно на успешный захват Рейнской области он неоднократно ссылался в 1938 и 1939 годах. Совершенно очевидно, что реальная угроза войны со стороны западных держав могла тогда заставить Гитлера пойти на попятную.

Расширение боевых возможностей сухопутных войск

В процессе расширения боевых возможностей сухопутных войск, начавшемся после введения всеобщей воинской повинности, выявилось противостояние двух авторитетных точек зрения. Гитлер как представитель одной из них хотел во что бы то ни стало и как можно быстрее заполучить в свое распоряжение мощную армию. При этом он надеялся произвести впечатление на другие страны ее численностью, количеством дивизий и совершенством оружия и боевой техники. Судя по дальнейшим решениям и действиям Гитлера, он в душе с самого начала вынашивал идею наступательных войн, которой он, правда, не спешил поделиться с нами.

В свою очередь верховное командование сухопутных войск, как уже было сказано, стремилось к усилению армии ради обеспечения безопасности рейха. Разумеется, для этого сухопутные войска должны были обладать способностью к ведению наступательных действий, по той простой причине, что без них невозможно представить себе успешную оборонительную войну. Однако руководство сухопутных войск никогда не рассматривало расширение наступательных возможностей армии как предпосылку для ведения наступательных войн.

Одной из важнейших предпосылок повышения боевой мощи частей и соединений командование сухопутных войск считало не столько увеличение численности личного состава, сколько его основательное воспитание и обучение. Кроме того, как бы ни были справедливы утверждения о том, что Гитлер с большим интересом относился к совершенствованию вооружений и что благодаря его настойчивости резко выросли масштабы военного производства, следует все же отметить, что все имевшиеся к тому времени новые виды вооружений были разработаны еще до прихода нацистов к власти и в были в дальнейшем лишь несколько модернизированы. В то же время Гитлер явно недооценил значение ракетного двигателя, работы над которым проводились еще в 1933 году и были затем фактически приостановлены на несколько лет.

Несмотря ни на что, верховное командование сухопутных войск при любой возможности напоминало политическому руководству о том, что мероприятия по расширению боевых возможностей сухопутных войск в полном объеме будут завершены не раньше 1942 года. И хотя Гитлер – по крайней мере до конца 1938 года – на словах соглашался с позицией Генерального штаба, я совершенно уверен в том, что этот срок его не устраивал, и разногласия с верховным командованием сухопутных войск были одной из главных причин стойкой неприязни фюрера к генералам и особенно к Генеральному штабу.

Правоту Генерального штаба в данном вопросе не способны опровергнуть ни успехи, достигнутые в ходе польской кампании 1939 года, ни быстрая победа над Францией в 1940 году. Успехи в войне с Польшей стали возможны исключительно благодаря труднообъяснимому бездействию западных держав. Да и того, что командование французской армии не сможет ничего противопоставить умелым действиям наступающей немецкой армии, до войны никто не ожидал.

Таков далеко не полный перечень вопросов, которые предстояло решить в ходе реорганизации сухопутных войск.

При оснащении войск запрещенными видами вооружения и боевой техники главное внимание уделялось принятию на вооружение современных боевых танков. Генерал-полковнику Гудериану, по праву считающемуся творцом немецких танковых войск, как и всякому новатору, приходилось преодолевать значительное сопротивление своих более консервативно настроенных коллег. Немало престарелых генералов, пик славы которых пришелся на годы первой мировой войны, весьма скептически, а порой и резко отрицательно воспринимали его поистине революционные идеи.

Генеральный штаб, который был знаком с первыми результатами испытаний, проведенных англичанами, а также с трудами генерала Фуллера и капитана Лиддел Гарта, с самого начала выступал за формирование крупных, самостоятельных танковых частей и соединений. Уже весной 1935 года, т. е. практически сразу после начала мероприятий по реорганизации и перевооружению армии, было проведено крупное командно-штабное учение по руководством генерала Бека, в ходе которого отрабатывались вопросы боевого применения танкового корпуса, а позднее – и целой танковой армии. И это несмотря на то, что ни танковых корпусов, ни тем более танковых армий в то время еще не существовало! Разработанным в 1937 году планом «Грюн» предусматривалось участие в боевых действиях танковой армии. Правда, генерал Бек, наслышанный о слишком больших надеждах, связываемых с танковыми войсками, весьма взыскательно, порой даже чересчур придирчиво относился к детищу Гудериана, что, впрочем, легко объяснить свойственной ему манерой семь раз отмерить и только потом отрезать.

Что касается практических мер по созданию танковых войск, то я думаю, что их темпы и масштабы целиком и полностью определялись потребностями сухопутных войск, наличными запасами горючего и смазочных материалов, а также возможностями военной промышленности по их производству. Как тут не задуматься над тем, сколько танков можно было построить вместо одного линкора! С другой стороны, ограниченные запасы ГСМ вынудили нас в дальнейшем отказаться даже от части утвержденных ранее планов моторизации войск.

К началу войны в сухопутных войсках насчитывалось четыре танковые дивизии полного состава и пятая дивизия в стадии формирования, четыре легкие пехотные дивизии и четыре моторизованные пехотные дивизии оперативного резерва. В этом отношении вермахт намного превосходил армии других стран.

Штурмовая артиллерия

Создание танковых войск, однако, еще не решало проблему позиционной войны. Даже если предположить, что танковые части и соединения способны благодаря своей ударной мощи навязать противнику маневренные действия, то следует все же признать, что о по-настоящему маневренной войне нельзя говорить до тех пор, пока пехотные дивизии, составляющие основную массу сухопутных войск, не обретут достаточной ударной мощи.

Итогом моих размышлений на эту тему в должности начальника оперативного управления стала подготовка в 1935 году памятной записки, в которой я попытался обосновать необходимость создания штурмовой артиллерии как принципиально нового вида оружия. При этом я руководствовался следующими соображениями:

В последние годы первой мировой войны стало ясно, что пехотные дивизии способны на решительные наступательные действия лишь при наличии очень благоприятных условий. Несмотря на сосредоточение большого количества наступательных средств и на многодневный ураганный огонь артиллерии, нашим противникам так и не удалось добиться оперативного успеха. Да и наши войска, сумевшие в ходе мартовского наступления 1918 года добиться первоначальных успехов и даже создать реальную угрозу полного разгрома противника, в дальнейшем были остановлены на открытой местности подошедшими резервами противника. В этой стадии наступательной операции вновь проявилось превосходство обороны над наступлением. Несколько пулеметных гнезд, расположенных в укрытии, способны были остановить наступление численно превосходящих сил. И если после этого до вечера не удавалось сломить сопротивление противника, то это, как правило, приводило к срыву наступления.

Я был убежден, что пехота нуждается в оружии поддержки, которое было бы способно сопровождать передовые части наступающих войск и огнем прямой наводкой подавлять внезапно возникающие очаги сопротивления противника. В 1918 году мы попытались решить эту проблему с помощью специальных артиллерийских батарей сопровождения пехоты, которые были оснащены легкими орудиями на конной тяге и могли быстро выдвигаться к переднему краю. Это навело меня на мысль о необходимости замены этих батарей бронированными самоходными артиллерийскими установками. Такой же замысел, по сути дела, был заложен в попытке союзных держав в годы первой мировой войны впервые применить боевые танки. За прошедший после этого период танки превратились из вспомогательного оружия пехоты в самостоятельную боевую силу оперативного назначения. Их главное преимущество заключалось в том, что при массированном применении они были способны в буквальном смысле опрокинуть обороняющегося противника. Однако их применение для непосредственной поддержки наступающей пехоты было бы гораздо менее эффективным.

В памятной записке я изложил свой план создания штурмовой артиллерии. Я, в частности, отметил, что в маневренной войне полевая артиллерия не способна непосредственно поддерживать огнем передовые части наступающих войск и быстро уничтожать внезапно возникающие малоразмерные цели противника. Ничего не меняло в этом смысле и широко распространенное в нашей армии использование передовых артиллерийских наблюдателей.

Мой план предусматривал формирование в каждой дивизии одного дивизиона штурмовой артиллерии. Артиллерийские орудия предполагалось разместить на самоходных шасси и снабдить их броневой защитой, в результате чего они приобретали способность перемещаться непосредственно в боевых порядках войск и поддерживать их. В этом заключалось их важнейшее отличие от танков, которые должны двигаться впереди пехоты, прокладывая ей путь. Благодаря этому отличию удалось, в частности, отказаться от сплошной броневой защиты башенного типа, что, в свою очередь, позволило установить на шасси орудия калибра 75 мм. Кроме того, отсутствие броневой защиты сверху позволяло улучшить условия для наблюдения и ведения прицельного огня. Штурмовые орудия предполагалось также частично оснащать противотанковыми снарядами, в результате чего они становились идеальным противотанковым средством. Благодаря способности штурмовых орудий к ведению огня с закрытых огневых позиций им в качестве дополнительной задачи могла быть поручена поддержка нашей относительно слабой дивизионной артиллерии, особенно в тех случаях, когда обстановка не требовала использования штурмовой артиллерии для сопровождения наступающей пехоты и для борьбы с танками.

Я понимал, что своей памятной запиской я разворошу осиное гнездо. В командовании сухопутных войск в то время верховодили артиллеристы, поэтому нетрудно было предположить, что утверждение об ограниченных возможностях современной артиллерии не вызовет у них восторга. Представители танковых войск, в свою очередь, могли увидеть в штурмовой артиллерии своего конкурента. Наконец, специалисты по вопросам противотанковой обороны вряд ли согласились бы с тем, что существует более эффективное противотанковое оружие, чем их собственные разработки.

Не удивительно, что первая реакция генерала Бека на мою памятную записку была, мягко говоря, не очень обнадеживающей. Тем не менее он согласился представить ее на рассмотрение главнокомандующему сухопутными войсками. Фрич одобрил мое предложение.

В связи с тем, что основные компоненты нового оружия – двигатель и шасси танка Т-2, а также 75-мм пушка – имелись в наличии, его разработка заняла сравнительно немного времени. Едва только были готовы первые опытные образцы штурмовых орудий, как тут же между инспекциями артиллерии и пехотных войск разгорелась непримиримая борьба за обладание ими.

Уже осенью 1937 года Фрич подписал распоряжение о принятии штурмовых орудий на вооружение. В соответствии с этим распоряжением к осени 1939 года в каждой пехотной дивизии полного состава должен был быть сформирован отдельный штурмовой артиллерийский дивизион. В 1940 году намечалось сформировать такие дивизионы и в составе резервных пехотных дивизий. Кроме того, дивизионы штурмовой артиллерии намечалось придавать и танковым дивизиям. В составе разведывательных батальонов всех дивизий создавался взвод штурмовых орудий. Были выделены также необходимые производственные мощности для создания штурмовой артиллерии.

К сожалению, после отстранения от занимаемой должности генерал-полковника Фрича и моего ухода из верховного главнокомандования сухопутных войск (ОКХ) новый главком сухопутных войск отменил данный приказ. Было сформировано лишь несколько дивизионов штурмовой артиллерии, находившихся в резерве ОКХ. И хотя в ходе войны количество штурмовых орудий было увеличено, нам так и не удалось достичь первоначальной цели, т. е. сформировать в каждой дивизии штатный дивизион штурмовой артиллерии.

Во время войны штурмовая артиллерия зарекомендовала себя с наилучшей стороны. Командующие соединениями и объединениями довольно часто требовали снабдить их штурмовыми орудиями, в которых они видели эффективное средство поддержки наступающей пехоты и борьбы с танками.

Дивизии ландвера

В 1937 году я предложил расформировать командование пограничной охраны «Восток» и сформировать на его базе несколько дивизий ландвера. В том виде, в каком существовала в то время пограничная охрана, она себя уже изжила, однако в ее распоряжении имелось значительное количество оружия. В то же время введение всеобщей воинской повинности неизбежно должно было привести к тому, что почти все добровольцы, на которых рассчитывало командование пограничной охраны, оказались бы призванными на действительную военную службу. Кроме того, части и подразделения пограничной охраны по своему составу и вооружению были привязаны к определенной территории и не могли участвовать в маневренных боевых действиях.

По моим расчетам, мы могли имеющимся у пограничников оружием оснастить около 14 дивизий ландвера и укомплектовать их личным составом за счет лиц старшего возраста, служивших в старой германской армии. Мы также полагали, что имеющееся у них вооружение и боевая техника позволит дивизиям ландвера вести маневренные действия на открытой местности. Лично я считал, что эти дивизии наиболее успешно смогут применяться в горной и лесистой местности, на которой чрезвычайно мала вероятность массированного использования противником артиллерии и танков. К таким территориям относились приграничные районы Силезии, Саксонии и Баварии, левый берег Рейна и Шварцвальд. Мое предложение было одобрено главнокомандующим сухопутными войсками.

Другие мои предложения по организационным и военно-техническим вопросам, также принятые Фричем, не были реализованы после отставки последнего, отчасти потому, что их осуществлению помешала война.

Италия, Венгрия, Болгария

В период моей службы в ОКХ у меня была возможность лучше познакомиться с иностранными армиями. В 1936 году я в составе немецкой военной делегации присутствовал на маневрах итальянской королевской армии в окрестностях Неаполя. Вместе с нами на маневрах были представители австрийской и венгерской армии. Кроме того, были, разумеется, приглашены и все аккредитованные в Риме военные атташе.

В начале первого дня маневров нас приветствовал Муссолини. На большой площади провинциального городка было выстроено элитное соединение итальянской армии. Гости и военные атташе располагались на правом фланге парадного расчета. Муссолини был одет в форму фашистского почетного капрала, полковые оркестры исполнили национальный гимн, солдаты взяли «на караул». В начале своего выступления дуче сердечно приветствовал иностранных гостей, однако военных атташе он не удостоил даже благосклонного взгляда. Очевидно, дело было в том, что маневры проходили в разгар итало-эфиопской войны. Пригласив нас сопровождать его, Муссолини обошел парадный строй. Затем мы стали свидетелями доселе невиданного зрелища. Муссолини занял место внутри образованного войсками четырехугольника, неподалеку от небольшого дирижерского пульта, на который по очереди взбирались полковые дирижеры для того, чтобы управлять исполнением песен всей дивизией. Солдаты действительно пели очень хорошо, и у Муссолини было довольное выражение лица. В нескольких шагах от него стоял командир дивизии, уже немолодой и слегка располневший мужчина, ужасно страдавший от невыносимой жары. Однако под взглядом диктатора и он пел вместе со своими солдатами. Было такое впечатление, что пел он исключительно ради своей военной карьеры.

После этой торжественной церемонии Муссолини пригласил нас сопровождать его в поездке по территории, на которой должны были состояться маневры. Надо сказать, что нам почти ничего не удалось увидеть, так как довольно скоро автомобильный кортеж подъехал к горе, на которую он взбирался по крутой извилистой дороге. На вершине горы располагался древний монастырь, в котором хранилась очень известная икона Божьей Матери. Священники встретили Муссолини фашистским приветствием, после чего нам устроили экскурсию по территории монастыря. Муссолини подчеркнуто приветливо общался и с нами, и со священниками, причем к нам он обращался на ломаном немецком языке. Как нам объяснили, поездка в монастырь имела огромное внутриполитическое значение. Муссолини уже много лет не бывал в этих местах. Сам факт, что в первый день маневров он таким способом продемонстрировал свое почтительное отношение к церкви, не мог не вызвать одобрения у католического населения Италии. Во всех населенных пунктах, через которые мы проезжали, жители восторженно приветствовали дуче. Часть причитающихся ему оваций доставалась нам. В конце дня нам удалось отдохнуть от изнурительной жары за ужином, устроенным на крыше гостиницы, с которой открывался великолепный вид на бухту Неаполя в час заката. К нашему столу, за которым сидели также австрийцы и венгры, время от времени подсаживались итальянцы, а также югославский и чешский военные атташе. При этом наши гости неожиданно для себя выясняли, что все они в разное время служили в австро-венгерской армии!

В один из следующих дней маневры посетили король и наследник престола. Сразу бросалось в глаза, с каким подобострастием относился к королю Муссолини, обычно такой спесивый и неприступный. Было также заметно, что рядом с бесчисленными лозунгами «Да здравствует дуче!» специально к данному случаю было написано «Да здравствует король!»

В военном отношении маневры не представляли из себя ничего особенного. Нам так и удалось познакомиться с формами и методами работы штабов итальянской армии. Мы также не поняли, был ли весь ход маневров расписан заранее или же в действиях участников все-таки были элементы импровизации. Зато мы убедились в том, что итальянские солдаты в большинстве своем испытывают неприязнь к «чернорубашечникам», которые в ходе маневров продемонстрировали полное отсутствие каких-либо военных знаний и навыков, а составленные из них батальоны действовали из рук вон плохо. Если бы не блестящие действия берсальеров, лишний раз подтвердивших свое право именоваться элитой армии, то нам пришлось бы считать время, проведенное на маневрах, потерянным зря.

Значительно больше, чем выезды на маневры, нам запомнилось одно из выступлений Муссолини. Самая широкая улица городка, в котором мы остановились, была перегорожена трибуной. По обе стороны от нее, как и у нас в Германии, отдельно друг от друга располагались «представители партии и армии». Ближе к краю трибуны разместились мы, зарубежные гости, а напротив нас – жены высших руководителей страны. Все пространство улицы перед трибуной было занято многотысячной толпой народа. В тот момент, когда Муссолини поднялся на трибуну для произнесения речи, он был встречен таким неистовым ликованием, которое нам, представителям северной нации, было чрезвычайно трудно понять. В отличие от Гитлера, который обычно выступал не менее часа и всегда начинал свою речь с воспоминаний о зарождении национал-социализма, Муссолини говорил всего несколько минут. Его выступление состояло из ярких, легко запоминающихся лозунгов и призывов. После каждой фразы он делал паузу, которую слушатели использовали для очередного проявления восторга. По окончании речи публика в течение нескольких минут выражала восторг своим любимым дуче.

На обратном пути мною овладело непреодолимое желание заехать в Рим и побывать в местах, которые запомнились мне во время моего приезда в Италию, когда я был еще лейтенантом. Однако в Германии нам выдали так мало валюты, что ее едва хватило на оплату чаевых. Короче говоря, армия принимала активное участие в борьбе против расточительности, развернувшейся в

Третьем рейхе, что нашло свое выражение и в чрезвычайно экономном расходовании скудных валютных запасов.

Было бы опрометчиво с моей стороны пытаться делать какие-либо далеко идущие выводы о фашистском режиме Муссолини на основании моего короткого пребывания в Италии, во время которого я интересовался в основном военными вопросами. Тем не менее трудно было избавиться от впечатления, что фашисты всколыхнули страну и придали ей новый импульс развития. Бросалось в глаза и несомненное сходство взаимоотношений армии и политического руководства в Италии и Германии. И здесь была заметна откровенная неприязнь военных к правящей партии. Вместе с тем было ясно, что итальянская армия находится в значительно более выгодном положении по отношению к власти, чем вермахт. За спиной у нее стоял монарх, на поддержку которого можно было рассчитывать даже при том соотношении политических сил, которое сложилось к тому времени в Италии, не говоря уже о том времени, когда диктаторский режим рано или поздно потерпит крах, в чем тогда мало кто сомневался. В то же время чувствовалось, что итальянские солдаты живут в постоянном страхе перед Муссолини. Даже по поведению высших офицеров было заметно, что они панически боятся гнева дуче и стараются угодить ему во всем. К счастью, среди немецких офицеров мне почти не попадались люди, которые испытывали бы такие же чувства по отношению к Гитлеру, за исключением, пожалуй, лишь ближайшего окружения фюрера.

Что касается Муссолини, то он показался мне далеко не ординарной личностью. К тому же он явно обладал недюжинным актерским талантом. Обращался ли он к народу с яркой, зажигательной речыо, совершал ли он инспекционную поездку по войскам или, наконец, демонстрировал ли он свое почтение к королю, всякий раз его поведение свидетельствовало об удивительной способности к перевоплощению. Он очень умело изображал из себя то беспощадного диктатора, то радушного и гостеприимного хозяина, то представителя благородного сословия. К тому времени я еще не очень хорошо узнал Гитлера по тем сравнительно редким личным встречам, которые состоялись у меня с ним, поэтому мне трудно было сравнивать между собой этих двух людей. Сегодня я могу сказать, что Муссолини представляется мне более «человечным», но не в смысле его большего или меньшего коварства, а прежде всего по его человеческим качествам. Гитлер был воплощением единства воли и интеллекта, и не более того. Муссолини, в свою очередь, был значительно меньше одержим манией величия и идеей о необходимости во что бы то ни стало облагодетельствовать свой народ. При этом он едва ли полностью идентифицировал себя с судьбой своей страны, как это нередко случалось с Гитлером.

Муссолини явно переоценил силы итальянского народа, однако, в отличие от Гитлера, он никогда не злоупотреблял его преданностью и героизмом.

Осенью 1937 года мне довелось присутствовать на маневрах венгерской и болгарской армий.

В Венгрии масштабы маневров были весьма скромными, прежде всего из-за тяжелого финансового положения страны. Войска произвели на меня отличное впечатление, хотя и здесь давали о себе знать последствия ограничений на развитие армии и оборонной промышленности, наложенные на Венгрию соглашениями, подписанными в Трианоне. И это при том, что страна находилась в крайне враждебном окружении государств – членов так называемой «малой Антанты». По настроениям офицерского состава венгерской армии чувствовалась ее приверженность идеалам рыцарства и беззаветного служения родине, на которых выросли и мы, немецкие солдаты.