Текст книги "Из жизни солдата"

Автор книги: Эрих фон Манштейн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 13 страниц)

Когда началась война и мне пришлось оставить дивизию, единственным моим утешением было то, что я мог поручиться за каждого из моих сослуживцев, так как знал, что они успешно выполнят любую поставленную задачу. Во время польской кампании два самых первых «Рыцарских креста» достались офицерам моей дивизии. Да и в дальнейшем 18-я дивизия отлично зарекомендовала себя на разных фронтах. Войну дивизия заканчивала в Берлине и – после того, как там все закончилось – сумела вырваться из города и уйти на Запад.

Гордость, которую я испытываю по поводу того, что мне довелось командовать 18-й дивизией до войны, соседствует в моей памяти и в памяти моей супруги с глубокой печалью по поводу гибели нашего старшего сына Геро, воевавшего в составе этой дивизии.

Летом 1938 года ОКХ известило меня о том, что в случае конфликта с Чехословакией планируется назначить меня начальником штаба армии, которая будет сосредоточена на баварско-чехословацкой границе.

В это же время до меня дошла информация из Берлина о том, что генерал Бек в подготовленной им памятной записке решительно высказался против любых действий, которые таят в себе угрозу развязывания войны. И хотя я не видел эту памятную записку, мне было совсем нетрудно представить себе ее содержание благодаря моему длительному сотрудничеству с начальником Генерального штаба. Как известно, генерал-полковник фон Браухич, убедившись в совпадении точек зрения большинства высших руководителей сухопутных войск с точкой зрения генерала Бека, представил эту памятную записку на рассмотрение Гитлеру. Вместе с тем он не решился принять участие в подготовке по инициативе Бека коллективного меморандума генералитета верховному главнокомандующему вермахта. Впрочем, уже тогда было ясно, что никакой меморандум не заставит Гитлера отказаться от своих планов.

В большом письме от 21 июля 1938 года я попытался уговорить Бека не подавать в отставку, несмотря на разногласия с верховным главнокомандующим вермахта по чехословацкому вопросу. В частности, я писал Беку о том, что никто другой не сможет в сложившейся обстановке исполнять обязанности начальника Генерального штаба лучше, чем он. Кроме того, пользуясь случаем, я вновь затронул в этом письме вопрос о наиболее целесообразной структуре высших органов военного управления Германии. По моему глубокому убеждению, в немецкой армии тогда не было ни одного генерала, который, став преемником Бека, пользовался бы в сухопутных войсках таким же уважением и авторитетом, как его предшественник. Я написал об этом в письме к своему бывшему начальнику и добавил, что не только я, но и большинство других генералов рейха считают его человеком, чьи обширные знания, ум и воля крайне необходимы сухопутным войскам для успешного решения необычайно трудных задач, которые в самое ближайшее время могут быть поставлены перед немецкой армией.

В своем ответном, весьма лаконичном письме генерал Бек сообщил мне, что он по-прежнему не считает возможным для себя разделять с высшим политическим руководством ответственность за ошибочные действия.

«Цветочная война»

В конце августа меня вызвали из Лигница на совещание в Оберзальцберг. Гитлер собрал там начальников штабов всех армий, которые планировалось использовать на первом этапе вооруженного конфликта. Как ни странно, на совещание не был приглашен начальник Генерального штаба сухопутных войск. Судя по всему, Гитлеру было известно о несогласии генералов из ОКХ и ряда других командующих соединениями и объединениями вермахта с его точкой зрения по чехословацкому вопросу и он решил попытаться найти общий язык с их начальниками штабов как представителями более молодого поколения.

Фюрер выступил перед нами с почти двухчасовой речью, в которой он изложил причины, побудившие его немедленно приступить к решению чехословацкого вопроса. К наиболее важным из них он отнес дискриминационные меры властей по отношению к немецкому национальному меньшинству и ту угрозу для Германии, которую будет представлять Чехословакия в случае войны. Далее он завел речь об общей военно-политической обстановке и, в частности, о том, что проблемы с перевооружением английской армии и внутриполитические трудности во Франции не позволят двум крупным европейским державам выступить на защиту Чехословакии. Гитлер также напомнил нам о дружественной позиции Муссолини, которую тот продемонстрировал во время присоединения Австрии к Германии, а также о том, что ни Польша, ни Венгрия не захотят помогать Чехословакии по той простой причине, что они сами претендуют на часть ее территории. По мнению фюрера, не следует ожидать и вмешательства в события со стороны Советского Союза, поскольку, во-первых, Красная Армия еще не оправилась от последствий недавней «чистки командного состава», и во-вторых, Польша не пропустит русские войска через свою территорию.

После окончания своего выступления Гитлер пригласил нас на чай, во время которого у нас появилась возможность высказаться. Надо полагать, что, услышав наши мнения, Гитлер понял, что и у представителей младшего поколения немецкого генералитета имеется немало возражений против политики, таящей в себе угрозу новой мировой войны. Наибольшему сомнению мы подвергли тезис фюрера о малой вероятности вмешательства в конфликт западных держав, прежде всего Франции. И вот как раз в то время, когда Гитлер пытался с помощью различных контраргументов рассеять наши сомнения, произошел крупный скандал. Поводом для него стало заявление генерала фон Вигерсгейма, предназначенного для занятия должности начальника штаба группы армий на франко-германской границе, о неготовности «западного вала» к длительной обороне с применением имеющихся в его распоряжении ограниченных сил и средств. Услышав от генерала, что в случае войны тот сможет лишь несколько недель сдерживать наступление французской армии, Гитлер пришел в ярость. Суть его довольно резкого ответа Витерсгейму сводилась к тому, что «западный вал» можно очень долго оборонять от любого противника при условии, что «генералы будут такими же храбрыми, как мушкетеры».

После такой бурной реакции фюрера ни о каком продолжении спокойной беседы, разумеется, не могло быть и речи. Однако и того, что мы успели сказать, было вполне достаточно для того, чтобы Гитлер понял, что взгляды начальников штабов совпадали со взглядами их командующих.

Одним из результатов этого совещания яви-

лось то, что этот случай стал первым и последним в практике Гитлера, когда он после изложения перед более менее многочисленной аудиторией собственного видения обстановки и связанных с этим планов дальнейших действий позволил слушателям свободно обсуждать с ним какие-либо вопросы.

Дальнейший ход событий, связанных с разрешением судетского кризиса, хорошо известен. Сосредоточение армий на границе происходило строго по плану. Мы внимательно следили за развитием обстановки, прежде всего за ходом переговоров в Годесберге и Мюнхене. Мюнхенское соглашение не только избавило нас от угрозы войны на два фронта, но и позволило обойтись без штурма мощных пограничных укреплений, сооружением которых Чехословакия занималась последние несколько лет.

Капитуляция чехословацкого правительства перед Мюнхенским соглашением показала, что это созданное по горячим следам первой мировой войны и вопреки праву народов на самоопределение государство оказалось нежизнеспособным и не выдержало уже первой серьезной проверки на прочность.

Ввод войск в Судетскую область 1 октября 1938 года был с ликованием встречен немецким населением этой территории.

И только после того, как я в 1945/46 годах попал в следственную тюрьму в Нюрнберге, мне стало известно, что намерение Гитлера осенью 1938 года решить чехословацкий вопрос навело тогдашнего начальника Генерального штаба генерала Гальдера на мысль использовать мощь и влияние сухопутных войск для предотвращения войны. Согласно замыслу Гальдера, сменившего на своем новом посту генерала Бека, Гитлер должен был быть арестован и отдан под суд по обвинению в попытке развязывания войны. Мне трудно судить о том, насколько велика была тогда вероятность удачного отстранения Гитлера от власти с целью предания его суду. Однако я уверен, что главные трудности возникли бы во время судебного процесса над диктатором. Ведь для того, чтобы предотвратить войну, необходимо было перейти к действиям заранее, еще в процессе нарастания политического кризиса. Но кто в таком случае смог бы опровергнуть утверждения Гитлера о том, что государственный переворот помешал ему в последний момент разрешить кризис мирным путем и тем самым не позволил принести свободу судетским немцам? И разве не могло случиться так, что Гитлер вышел бы из зала суда победителем, а побежденными оказались бы его генералы?

Всякий, кто захотел бы свергнуть Гитлера, должен был бы одновременно уничтожить и те главные опоры, на которых держалась его власть. Уж очень велика была вероятность того, что, будучи оставленным в живых, фюрер мог оказаться сильнее горстки генералов, которые в своих попытках предотвратить мировую войну поставили бы страну на грань гражданской войны, а может быть, и иностранной интервенции.

Наконец, что касается позиции войск по отношению к попытке государственного переворота, то я не думаю, что в то время удалось бы повернуть армию против Гитлера, не говоря уже о том, что в тогдашней немецкой армии едва ли нашлось бы много офицеров, которые рискнули бы поднять руку на своего верховного главнокомандующего. Как известно, лишь последующие трагические события побудили наконец в 1944 году большую группу офицеров, каждый из которых был, безусловно, человеком чести и долга, предпринять попытку отстранить главу государства от власти.

Как бы то ни было, Мюнхенское соглашение перечеркнуло все планы Гальдера. До войны дело не дошло. Гитлер вернулся в Берлин триумфатором, с лаврами освободителя судетских немцев и с договором о ненападении, заключенным с Великобританией! Чересчур осторожные генералы вновь оказались неправы.

Создание протектората Богемии и Моравии

После моего возвращения с «цветочной войны» я вновь занялся формированием и обучением войск. Поступавшие из Берлина указания и запросы касались только этих вопросов. Ни о каких военных приготовлениях Гитлера не было слышно. Поэтому случилось так, что о событиях в период с 14 по 16 марта 1939 года я узнал из сообщений радио и газет. В походе на Прагу, к нашему величайшему удивлению, участвовали другие, в основном моторизованные части и соединения.

Создание протектората Богемии и Моравии и одновременное преобразование Словакии в независимое государство, дружественное рейху, стало апогеем внешнеполитических успехов Гитлера и одновременно переломным событием. Гитлеру вновь удалось решить все проблемы без единого выстрела, на этот раз, однако, с применением опасных средств. Весь остальной мир отнесся к изменению политической структуры Центральной Европы, которое незадолго до этого никто не мог себе и представить, довольно спокойно и не оказал Гитлеру никакого сопротивления, если не считать отдельных, порой довольно резких протестов отдельных стран и некоторых политических деятелей. И все-таки эти события не прошли бесследно, весь мир наконец-то насторожился. Если бы у Гитлера была такая мать, как у Наполеона 1, то она, вероятно, сказала бы: «Pourvu que cela dure!». Как бы то ни было, немецкий народ и его армия были тогда в восторге от того, что произошло долгожданное объединение Центральной Европы. В восторге настолько сильном, что он не позволял нам всерьез задуматься над методами, которыми пользовался Гитлер для достижения своих политических целей. И тем не менее кое– какие, пока еще очень слабые сомнения в миролюбии внешней политики Германии начали проникать в сознание наиболее дальновидных зарубежных политических лидеров. В ряде стран, не решившихся прийти на помощь Чехословакии, наблюдалось некоторое отрезвление, выразившееся в форсировании мероприятий по укреплению их обороноспособности. Короче говоря, больше уже нельзя было рассчитывать на то, что западные державы будут и впредь сложа руки наблюдать за экспансионистскими устремлениями Германии.

До сих пор Гитлер мог в оправдание своих внешнеполитических требований ссылаться на право народов на самоопределение, как это произошло, например, в марте 1939 года при возврате Германии Мемельской области, входившей в состав Литвы. Однако присоединение к рейху остальной территории Чехословакии являлось как раз нарушением этого неотъемлемого права народов, сколько бы Гитлер ни ссылался на якобы достигнутое соглашение по данному вопросу. Осуществив эту акцию, диктатор не только показал всему миру свое истинное лицо, но и лишил себя морального права в будущем, например при урегулировании проблемы Данцигского коридора, воспользоваться этим привычным оправданием. Однако наибольшее беспокойство вызывало то обстоятельство, что наш глава государства нарушил данное слово. По случаю подписания Мюнхенского соглашения Гитлер уверенно заявил, что теперь, после урегулирования Судетского кризиса, у него больше нет территориальных претензий. Приходится только удивляться тому, что западные державы поверили фюреру. Разве они не знали, что в срочном решении нуждается еще и проблема Данцигского коридора? Как бы то ни было, Гитлер пожертвовал добрым именем Германии, когда он под явно надуманным предлогом – обращение президента Чехословакии за помощью – провел очередную внешнеполитическую акцию.

Бисмарк однажды произнес примерно следующую фразу: В приличном обществе обычно можно простить любому человеку многие поступки, совершать которые неприлично. И только одного нельзя прощать никому – лжи и коварства. Но ведь именно так, т.е. лживо и коварно, и поступил Гитлер, нарушив Мюнхенское соглашение. Нельзя было не заметить, что тем самым он злоупотребил оказанным ему доверием, без которого невозможно мирное сосуществование народов. Правда, в истории большинства государств есть примеры нарушения политических обещаний. Немало подобных историй происходит и в наши дни. И все же Германия, находившаяся перед лицом многочисленных угроз, не должна была позволять себе такое ни тогда, ни потом. Бесцеремонность

Гитлера по отношению к Чехословакии, его переход от защиты права народов на самоопределение к нарушению этого права вызывали все более глубокую озабоченность не только у иностранных держав, но и у самих немцев. Теперь никто не мог поручиться за то, что фюрер не решится на дальнейшие территориальные приобретения.

Над Европой нависла вполне реальная угроза войны.

Иллюстрации

Приложение 1.
Эрих фон Манштейн: страницы биографии

Повествование о своей жизни и военной карьере автор книги «Из жизни солдата» заканчивает рассказом о событиях марта 1939 года, за которыми он наблюдал со стороны, в должности командира 18-й дивизии в Лигнице. О том, как складывалась его дальнейшая судьба вплоть до начала апреля 1944 года, фон Манштейн ярко и выразительно поведал во второй книге своих мемуаров под названием «Утерянные победы» [21]21
   Эрих фон Манштейн. Утерянные победы. Ростов-на-Дону, «Феникс», 1999.


[Закрыть].

Надо полагать, автор не случайно разделил свои воспоминания на две части: до и после начала второй мировой войны. 1 сентября 1939 года стало рубежной датой не только в его жизни, но и в судьбе всего человечества. Во второй части своих мемуаров фон Манштейн, в частности, пишет о том, что он «только летом 1939 года узнал о директиве по развертыванию «Вайс», первом плане наступления на Польшу, разработанном по приказу Гитлера. До весны 1939 года такого плана не существовало, Наоборот, все военные мероприятия на нашей восточной границе были нацелены на оборону, а также обеспечение безопасности в случае конфликта с другими державами» [22]22
    Эрих фон Манштейн. Утерянные победы. Ростов-на-Дону, «Феникс», 1999, с. 12.


[Закрыть].

Как и весь мир, генерал фон Манштейн и большинство его сослуживцев до самого последнего момента надеялись, что мирового пожара все-таки удастся избежать. Вот что пишет автор о своих. размышлениях накануне войны: «Война или блеф, вот в чем заключался вопрос, по крайней мере, для того, кто не был знаком с подлинным развитием политических событий и прежде всего с намерениями Гитлера... Во всяком случае, те военные меры, которые были приняты в августе 1939 года, вполне могли, несмотря на существование плана развертывания «Вайс», иметь своей целью усиление политического давления на Польшу, чтобы заставить ее пойти на уступки» [23]23
    Эрих фон Манштейн. Утерянные победы. Ростов-на-Дону, «Феникс», 1999, с. 18.


[Закрыть].

Как известно, этим надеждам не суждено было сбыться. Согласно директиве «Вайс» фон Манштейн занял пост начальника штаба группы армий «Юг», командующим которой был назначен генерал-полковник фон Рундштедт. Затем, в октябре 1939 года, в должности начальника штаба группы армий «А» он занимался разработкой плана наступления немецких войск через Арденны в 1940 году, а с февраля 1940 года на посту командующего 38-го армейского корпуса участвовал во французской кампании. В конце февраля 1941 года, накануне войны против Советского Союза, фон Манштейн сдал командование 38-м армейским корпусом у побережья Ла-Манша и вступил в командование вновь формируемым в Германии 56-м танковым корпусом, который должен был наносить удар в составе группы армий «Север» из Восточной Пруссии в направлении Ленинграда. Вот как описывает генерал начало военных действий на советско-германской границе: «Общее впечатление от противника было такое, что он во фронтовой полосе не был захвачен врасплох нашим наступлением, но что советское командование не рассчитывало – или еще не рассчитывало – на него и поэтому не сумело быстро подтянуть вперед имевшиеся в его распоряжении крупные силы» [24]24
   Эрих фон Манштейн. Утерянные победы. Ростов-на-Дону, «Феникс», 1999, с. 186.


[Закрыть].

12 сентября 1941 года фон Манштейн получил приказ принять командование 11 армией, принявшей участие в крымской кампании и в наступлении на Ленинград. Находясь под Ленинградом, генерал узнал о гибели 29 октября 1942 года своего старшего сына Геро. А уже 20 ноября был получен приказ о формировании на базе штаба 11-й армии штаба группы армий «Дон», в командование которой и вступил фон Манштейн. Как известно, поставленная перед этой группировкой задача по деблокированию окруженной под Сталинградом 6-й армии Паулюса так и не была выполнена.

После неудачи под Сталинградом группа армий «Дон», преобразованная в феврале 1943 года в группу армий «Юг», участвовала в боевых действиях под Харьковом, овладение которым знаменовало собой окончание зимней кампании 1942/43 годов, охарактеризованное фон Манштейном как «бесспорно большой успех советских войск».

Летом 1943 года группа армий «Юг» под командованием генерала фон Манштейна приняла участие в операции «Цитадель» на Курской дуге, которая также потерпела неудачу. Вот как пишет об этом автор «Утерянных побед»: «С прекращением операции «Цитадель» инициатива на Восточном театре военных действий окончательно перешла к советской стороне. После того как нам не удалось окружить крупные силы противника в районе Курской дуги и мы должны были прекратить сражение с бросаемыми в бой оперативными резервами противника еще до наступления решающего момента операции, неизбежно начал действовать фактор превосходства в силах. Наступление противника на Орловской дуге было только началом перехода к крупному наступлению» [25]25
   Эрих фон Манштейн. Утерянные победы. Ростов-на-Дону, «Феникс», 1999, с. 519—520.


[Закрыть].

Операция «Цитадель» стала последней крупной наступательной операцией, в которой принимал участие генерал фон Манштейн. В дальнейшем руководимая им группа армий «Юг» с боями отступала через Днепр к советско-польской границе. В конце марта 1944 года фон Манштейна неожиданно вызвали с фронта в ставку фюрера, где он узнал о своем отстранении от занимаемой должности. 2 апреля фон Манштейн передал командование группой армий генералу Моделю и отправился в Лигниц, где он до войны командовал 18-й дивизией.

До самого конца войны Гитлер так и не воспользовался больше услугами боевого генерала, числившегося отныне в резерве высшего командного состава вермахта. О его дальнейшей судьбе обстоятельно рассказано в книге, изданной младшим сыном генерала Рюдигером фон Манштейном и его соиздателем Теодором Фуксом, «Солдат в 20-м столетии» [26]26
   Erich von Manstein. Soldat im 20. Jahrhundert. Bonn, 1997.
  http://www.amazon.de/Soldat-20-Jahrhundert-Milit%C3%A4risch-politische-Nachlese/dp/3763752145


[Закрыть].

В Лигнице, где фон Манштейна ждала семья, генерал поначалу очень переживал по поводу вынужденного бездействия и живо интересовался событиями на фронте, стараясь не терять последних связей со своими бывшими сослуживцами. Вскоре ему была сделана операция по поводу катаракты на правом глазу, после которой возникли трудноизлечимые осложнения, вынудившие его отправиться на лечение в военный санаторий под Дрезденом. Здесь он узнал о неудачной попытке покушения на Гитлера 20 июля 1944 года. По свидетельству адъютанта фон Манштейна капитана Штальберга, фон Манштейну стало известно о подготовке покушения за несколько дней до его совершения от генерала Фельгибеля, одного из участников заговора [27]27
   Erich von Manstein. Soldat im 20. Jahrhundert. Bonn, 1997, S. 210.


[Закрыть], однако его организаторы хорошо знали об отрицательном отношении генерала к самой идее насильственного устранения фюрера и даже не пытались привлечь его к участию в покушении [28]28
   Erich von Manstein. Soldat im 20. Jahrhundert. Bonn, 1997, S. 203.


[Закрыть]. Предположения о том, что подобную попытку будто бы предпринял один из главных заговорщиков, бывший начальник Генерального штаба сухопутных войск генерал Бек, не подтвердились. Тем не менее фон Манштейн постарался сделать все от него зависящее для того, чтобы помочь своим друзьям и сослуживцам, однако в сложившейся обстановке ему почти ничего не удалось сделать [29]29
   Erich von Manstein. Soldat im 20. Jahrhundert. Bonn, 1997, S. 210.


[Закрыть].

Январское наступление советских войск застало семью фон Манштейнов врасплох в родном поселке супруги генерала вблизи бывшей польско-германской границы, где 18 января состоялась свадьба племянницы генерала и его адъютанта капитана Штальберга. От случайно встреченного фон Манштейном генерала, одного из его бывших подчиненных, стало известно, что советские войска находятся примерно в 50 километрах от места их встречи и перед ними нет никаких немецких войск, которые могли бы остановить или хотя бы сдержать наступление. Полученные сведения противоречили официальным сообщениям с фронта, более того, власти получили приказ пресекать любую попытку бегства с применением силы. За нарушение этого приказа грозила смертная казнь (правда, через некоторое время смертной казнью угрожали всем, кто отказывался от эвакуации) [30]30
   Erich von Manstein. Soldat im 20. Jahrhundert. Bonn, 1997, S. 211.


[Закрыть]. Пользуясь возникшей неразберихой, фон Манштейну и его родственникам удалось вовремя покинуть приграничные районы.

Фон Манштейн и ряд других отправленных Гитлером в отставку генерал-фельдмаршалов, в том числе фон Браухич, Клейст и Буш, также находившиеся в Силезии, посылали запросы в Берлин в надежде получить оттуда указания относительно дальнейших действий. В одном из таких запросов генералы ходатайствовали о том, чтобы им разрешили присоединиться к отступающим войскам в качестве простых командиров частей и соединений, однако в ответ получили из ставки Гитлера указание самостоятельно выдвигаться в западном направлении.

В ночь на 27 января фон Манштейны покинули Лигниц и отправились в Берлин. После ряда безуспешных попыток добиться аудиенции у Гитлера фон Манштейн получил разрешение перебраться в бывший дом генерал-полковника фон Фрича в Ахтерберге, расположенный в Люнебургской пустоши. В течение следующих двух месяцев фон Манштейны приютили у себя большое число близких родственников и друзей. Однако по мере приближения к Ахтербергу линии фронта, на этот раз с запада, вновь встал вопрос об эвакуации. Чтобы не оказаться в плену до капитуляции немецкой армии, фон Манштейн с супругой и пятнадцатилетним сыном Рюдигером выехали на север [31]31
   Erich von Manstein. Soldat im 20. Jahrhundert. Bonn, 1997, S. 213.


[Закрыть].

Вскоре северные районы Германии были полностью оккупированы английскими войсками, которые расположились в том числе и в большом доме, в котором остановились фон Манштейны. При этом генералу разрешили и дальше проживать в этом доме с семьей, а также оставили ему машину с водителем и личное оружие. Англичане вели себя по отношению к фон Манштейну очень корректно, что – как выяснилось позднее – соответствовало указанию премьер-министра Черчилля о правилах обращения с военнослужащими вермахта, которые не попали в плен до подписания акта о капитуляции и поэтому рассматривались не как военнопленные, а как «безоружные военнослужащие» и должны были содержаться в так называемых «санитарных зонах» [32]32
   Erich von Manstein. Soldat im 20. Jahrhundert. Bonn, 1997, S. 217.


[Закрыть]. Части и подразделения вермахта были разоружены, однако продолжали выполнять приказы своих командиров, касающиеся вопросов повседневной жизни. Одновременно разрозненные группы солдат и одиночные военнослужащие объединялись в батальоны и полки, в которых они должны были подчиняться требованиям воинской дисциплины и порядка. Для охраны складов и других важных объектов им даже выдавали оружие. Так продолжалось до тех пор, пока под влиянием различных обстоятельств отношение оккупационных властей к бывшим военнослужащим вермахта не изменилось к худшему.

Командующий английскими оккупационными войсками разрешил генералу фон Манштейну под честное слово покидать «санитарную зону» для посещения врачей. Это было как нельзя кстати, так как вскоре дали о себе знать осложнения на правом глазу. Из-за недостатка высококачественных медикаментов вскоре развился абсцесс, для ликвидации которого потребовалась экстренная операция и последующее длительное лечение в госпитале, расположенном в Хейлигенхафене. Именно здесь фон Манштейн был неожиданно арестован англичанами 26 августа 1945 года и, несмотря на протесты врачей, увезен в неизвестном направлении. Так началось для генерала пребывание в плену у англичан, закончившееся почти через восемь лет.

Фон Манштейна временно разместили в лагере близ Люнебурга, где он встретился с генерал-фельдмаршалом фон Браухичем, также арестованным английскими властями (после этого оба генерала не расставались друг с другом до тех пор, пока фон Браухич не скончался в 1948 году в лагере под Гамбургом). В лагере фон Манштейн и другие военнопленные занимались изготовлением стульев и других предметов мебели [33]33
   Erich von Manstein. Soldat im 20. Jahrhundert. Bonn, 1997, S. 218.


[Закрыть].

18 октября 1945 года фон Браухича и фон Манштейна перевели в штаб-квартиру английских оккупационных войск в Бад-Ойенхаузене, откуда их на следующий день отправили дальше, как выяснилось позднее, в качестве свидетелей в Нюрнберг, где, по слухам, начинался процесс над главными военными преступниками и шестью преступными организациями, к которым державы-победительницы относили, в частности, верховное главное командование вермахта (ОКБ) и Генеральный штаб сухопутных войск. Вскоре арестованные, действительно, были доставлены в камеры Нюрнбергского дворца правосудия, где сразу же закипела работа по подготовке материалов, призванных доказать невиновность Генерального штаба, суд над которым начался весной 1946 года. По свидетельству участников событий, фон Манштейн был «душой и движущей силой» рабочей группы из нескольких бывших высокопоставленных генералов вермахта, занимавшихся подготовкой материалов для суда [34]34
   Erich von Manstein. Soldat im 20. Jahrhundert. Bonn, 1997, S. 219.


[Закрыть].

Вот как фон Манштейн описывает в письме к жене условия содержания в Нюрнбергском дворце правосудия: «Нас охраняют солдаты 1-й американской дивизии. Начальником тюрьмы, в которой кроме нас, свидетелей, содержатся и обвиняемые, является полковник Эндрюс, бывший начальник лагеря в Мондорфе. Судя по тому, как он проявил себя в прежней должности, ничего хорошего ждать от него не приходится. Для меня остается загадкой, как вообще офицер может стать тюремщиком...

Как бы то ни было, по отношению к нам не соблюдаются требования Женевской конвенции о военнопленных. Все офицеры, одетые в форму, были первым делом лишены всех знаков различий. А стоило только Вестфалю и еще одному офицеру заявить протест, как их обоих тут же перевели в одиночные камеры, причем второго офицера на два дня лишили пищи и воды. Какая это все-таки удача, что я одет в гражданское платье...

Американские солдаты в целом обращаются с нами корректно, в том смысле, что грубость с их стороны встречается довольно редко. Им запрещено с нами разговаривать. Похоже, им сумели внушить, что мы здесь все – преступники...

При вызове на допрос принимаются особые меры предосторожности. Каждого немца отводят по отдельности в сопровождении вооруженного охранника, хотя коридор, по которому нас водят, представляет собой замкнутое со всех сторон помещение, из которого сбежать невозможно. По дороге на допрос мы проходим через крыло здания, в котором содержатся обвиняемые и некоторые свидетели. Зрелище довольно удручающее. Все обитатели этого крыла размещены в одиночных камерах. Весь день они находятся взаперти, и только один раз в сутки их выводят на короткую прогулку, так что у них нет никакой возможности поговорить с кем-нибудь. В их камерах нет света, поэтому с наступлением темноты они не могут даже спокойно почитать книгу. Недавно один из них, некий Роберт Лей, ночью повесился в своей камере. С тех пор у двери стоит часовой, который через «глазок» наблюдает за заключенными...» [35]35
   Erich von Manstein. Soldat im 20. Jahrhundert. Bonn, 1997, S. 220.


[Закрыть]

Результатом деятельности рабочей группы немецких генералов стал документ под названием «Сухопутные войска Германии в 1920—1945 годах», работа над которым была завершена 19 ноября 1945 года, за день до начала Нюрнбергского процесса. Документ, вступительный раздел которого был составлен генерал-фельдмаршалом фон Браухичем, подписали пять немецких генералов, в том числе генерал-фельдмаршал фон Манштейн. Точных данных о том, какое влияние этот документ оказал на ход и исход процесса, нет [36]36
   Erich von Manstein. Soldat im 20. Jahrhundert. Bonn, 1997, S. 226.


[Закрыть], однако вынесение 1 октября 1946 года оправдательного приговора Генеральному штабу сухопутных войск и верховному главнокомандованию вермахта вряд ли можно расценивать как простое совпадение мнений суда и «свидетелей» из числа наиболее высокопоставленных немецких генералов.

10 августа 1946 года, т. е. незадолго до вынесения приговора, суд заслушал показания генерал-фельдмаршалов фон Браухича и фон Манштейна, а вскоре после этого всех «свидетелей» с немецкой стороны вывезли из Нюрнберга. В связи с тем, что генералы фон Браухич, Рундштедт и фон Манштейн числились за английскими оккупационными войсками, их в конце сентября доставили на Британские острова в обычный лагерь для военнопленных в Бридженде (Уэльс).

Условия содержания в этом лагере были значительно более комфортные, чем в Нюрнбергском дворце правосудия, генералу фон Манштейну даже разрешили завести небольшой садик, за которым он мог ухаживать в свободное от других работ время. Вот что пишет об этом фон Манштейн в письме к жене: «Мы живем в отапливаемых каменных бараках! После десяти месяцев, проведенных в Нюрнберге, я могу по достоинству оценить те невероятные удобства, которыми мы здесь пользуемся: постельное белье, удобная мебель, цветы, скатерти на столах в общей столовой, ножи и вилки вместо простой миски и ложки. Питание не очень изысканное, но достаточно обильное, во всяком случае, более обильное, чем у вас в Германии. Все это, а также отсутствие той атмосферы ненависти, которая явственно ощущалась в Нюрнберге, воспринимаются как настоящий подарок судьбы. В нашем распоряжении находятся все ведущие английские газеты, мы может пользоваться услугами библиотеки...» [37]37
   Erich von Manstein. Soldat im 20. Jahrhundert. Bonn, 1997, S. 246.


[Закрыть]