Текст книги "Искатель. 1964. Выпуск №1"

Автор книги: Еремей Парнов

Соавторы: Михаил Емцев,Глеб Голубев,Николай Грибачев,Владислав Степанов,Семен Кривошеин,Арне Леонхардт
сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 14 страниц)

Таке Хирозе поднялся. Когда приехавший, поговорив с часовым, подошел к нему вплотную, инспектор узнал японца-переводчика.

– Я вас сразу заметил и понял, в чем дело, – объяснил тот. – Вам надо получить разрешение, иначе такие происшествия помешают вашей работе.

Разговаривая, они отошли к обочине.

– Кто же знал, что здесь, как в прифронтовой полосе, – сердито сказал инспектор.

– База уже действует вам на нервы?

Таке Хирозе осторожно ответил:

– Да, если мешает работать.

Переводчик подошел к «джипу». Таке Хирозе, идя рядом, внимательно рассматривал его щегольскую форму.

– Вы родились в Америке? – спросил инспектор.

– Да, в Штатах. Я знал Японию по рассказам родителей и язык узнал от них, и все-таки здесь я чувствую себя иначе, чем американцы.

– Как давно вы служите на этом пункте?

– Два года. Принадлежу к старому составу.

– А Гарвер?

Переводчик закурил, и в свете тлеющего огонька сигареты Таке Хирозе снова увидел улыбку японца.

– Понятно ваше желание. Но Гарвера я почти не знал: он прослужил здесь не больше двух недель. Только однажды я видел его на шоссе стоящим у машины и ссорящимся со скупщиком рыбы. Гарвер показался мне очень взволнованным. Я проезжал рядом и видел его лицо.

Аримитсу! Таке Хирозе вздрогнул: первая ниточка клубка. Связь Гарвера с жителями поселка…

Переводчик заторопился.

– Доброй ночи! Помните: наша беседа частная.

* * *

В «фазаньем» лесу, у подножия «Горы духов», приютилась заброшенная хижина лесника. Стены и крыша ее прогнили, и только на окнах и двери были повешены новые циновки.

В этот вечер в хижине собралось много мужчин. Юкио Такеда, студент Комао, большинство рыбацкой молодежи. Разговаривали вполголоса. В углу около мерцающей свечки учитель Ясаки что-то читал, возмущенно покачивая головой. Посреди хижины на перевернутом ящике лежала большая металлическая плита. Коренастый юноша накладывал на нее желтоватый лист бумаги.

Учитель дочитал брошюру и обратился к присутствующим:

– Дождались! Везде началась борьба. Одни мы все еще медлим!

В словах его звучал упрек.

– Не смешивай борьбу против японо-американского военного договора с борьбой рыбаков и крестьян за землю. Межевые столбы американцев – вот лучшая агитация для народа. У этих пестрых столбиков удивительно понятный язык: видя их, люди разом прозревают. На восток от базы весь берег уже обмерен, а завтра топографы придут на крестьянские поля, – сказал Юкио Такеда.

Ясаки кивнул, взял одну из отпечатанных листовок и вслух прочитал:

– «Сегодня американцы отбирают у нас землю и воду, завтра отравят воздух атомными взрывами и ничего не оставят вам! Действуйте, боритесь!

В субботу приглашаем всех на собрание у опушки «фазаньего» леса.

Никаких военных атомных баз, никакой войны, никогда больше ужасов Хиросимы и Нагасаки!»

В наступившем молчании раздался свист какой-то птицы. Потом постовой, отодвинув циновку, заглянул в хижину и сказал:

– Хагуро-ямо!

Вошел Хагуро-ямо.

– Ты что-то опоздал?

– Я говорил с О-Юки, – объяснил юноша.

Юкио Такеда наклонился к Комао:

– Наш товарищ Хагуро-ямо, я у него живу.

– В лесу ждет О-Юки. Она из деревни и хочет нам помочь. А за ее преданность делу я ручаюсь, – взволнованно заговорил Хагуро-ямо.

«Вот и способ переправить воззвания в деревню!» – мелькнула у всех одна и та же мысль. Правда, распространять листовки придется под носом полиции, работа опасная, но от выполнения зависит многое.

Комао спросил:

– Что ей известно о нас?

Юкио Такеда перебил его:

– О наших целях все знают. Я думаю, ее надо позвать…

– Не спешите, Юкио, – сказал учитель. – Если мы провалим задание…

– Наш молодой друг ручается за девушку, – возразил Комао.

Решили пригласить ее. Хагуро-ямо ушел.

В хижине слышался только шелест бумаги и стук вальца. Готовые воззвания складывали пачками и передавались ожидавшим их людям. Те бесшумно уходили. В помещении остались учитель, Юкио и Комао.

Снова послышался птичий свист, и вошел Хагуро-ямо с девушкой. После приветствий Юкио объяснил смущенной О-Юки задание: отпечатанные листовки надо сегодня же расклеить в деревне.

– Берешься?

– Берусь!

Комао предложил О-Юки просмотреть воззвание и, если нужно, дополнить его.

Прочитав текст, девушка сказала:

– Крестьяне ненавидят помещика Комона. Если американцы отберут их землю, им придется идти к Комону в батраки. Нарисуем хижину, раздавленную танком.

Вместо ответа Комао дал О-Юки лист бумаги и кусок угля.

– Попробуй!

После первого штриха появился контур хижины, каких много в селении, дальше танк, в три раза больше хижины; его гусеницы повисли над крышей, длинный ствол башенного орудия угрожающе поднялся к небу. Чудовище вот-вот раздавит хижину.

– Очень удачно! – похвалил Ясаки. – Сейчас же пересниму и текст и рисунок.

Комао пошептался с Юкио и подозвал О-Юки.

– Если мы потеряем с тобой связь, иди тогда в Тзуматао на ткацкую фабрику у католического костела. Спросишь Яри. Храни этот адрес в строжайшей тайне.

Никто не заметил яркого румянца на щеках девушки: ее приняли в организацию.

Таке Хирозе поселился в здании почты; в этом же доме была чайная и зал для собраний.

Сейчас после целого дня скитаний, в полупустой комнате инспектор чувствовал себя очень одиноким. Потушив свечу, горевшую в настенном фонарике, он вышел в коридор. Оттуда лестница вела в чайную. Он уже отодвинул было бамбуковую занавеску, но услышал разговор.

– Теперь это убийство навяжут рыбакам…

– Его, наверно, наказал горный дух, – пробормотал кто-то.

– Глупости! – резко ответил первый. – Это сказки сумасшедшего Генго. Если кто и знает об убийстве, так это он… Целыми ночами бродит по берегу.

Таке Хирозе запомнил имя. Еще ниточка… Он отодвинул занавеску и вошел в зал. Разговор мгновенно прекратился. Инспектор прошел к столику, вынул свой походный блокнот и принялся его листать.

Зарисовка местности, имя Юкио Такеда с заметкой «алиби малоубедительно». Имя Хагуро-ямо, возможного пособника Такеда. Затем Аримитсу – местный скупщик рыбы, связь с Гарвером (сведения получены от переводчика) и, наконец, последняя запись, сделанная только что: Генго – рыбак.

Хозяин принес Таке Хирозе чашку чая. Инспектор тихо спросил его:

– Среди гостей нет ли Юкио Такеда?

– Нет, – ответил хозяин.

Таке Хирозе выпил чай, расплатился и вышел.

До сих пор коммунистическая партия организовывала большие кампании в городах. Теперь ее влияние проникло и в самые отдаленные уголки страны. Удивляться ее популярности не приходилось, – ведь коммунисты выступают против военного договора с Америкой, атомного оружия и безработицы – этого страшного бича Японии. А в том, что здесь, в поселке, действует хорошо организованная группа, инспектор больше не сомневался.

Как он должен вести себя с коммунистами? Закрыть глаза на подготовку протеста? Разразятся беспорядки, тогда начальство всю вину взвалит на него. Он криминалист, да… Недавно его товарищ Азунава расследовал на верфи убийство и не доложил о предполагаемой демонстрации портовых рабочих. Теперь этот блестящий криминалист занимается мелкими карманными кражами.

Таке Хирозе не заметил, как подошел к берегу моря. Вспомнил разговор рыбаков в чайной и решительно свернул влево. Старый рыбак мог быть только на той стороне бухты, там, где был убит лейтенант Гарвер. По другую сторону бухты – запретная зона.

Идти пришлось порядочно. Наконец он заметил фигуру: слегка прихрамывая, человек с трудом тащил за собой какой-то большой предмет.

Подойдя ближе, инспектор увидел испуганно остановившегося старика.

– Добрый вечер, Генго.

Тот молча смотрел на него широко открытыми, застывшими глазами.

– Что вы здесь делаете? – спросил Таке Хирозе.

Генго молча поднял корзину.

– Водоросли, раковины.

– Для себя собираете?

Генго мотнул головой.

– Нет, для продажи.

– Хороший заработок?

– Как когда.

– Американцам тоже продаете?

Генго отрицательно покачал головой, схватил корзину и, не оборачиваясь, пошел к морю.

Таке Хирозе, догнав старика, схватил его за рукав.

– Я из полиции. Отвечайте на вопросы.

Генго сразу остановился.

– Три ночи назад здесь с вами разговаривал американский офицер.

– Нет, – пробормотал Генго.

– Вы его видели?

Генго показал на забинтованную ногу и сказал:

– Я болел.

– Здесь, на берегу, убили офицера. Вы ничего не заметили?

– Я болел, – настаивал старик.

– Когда вы поранили ногу?

– За день до той ночи.

– Перестаньте лгать!

Лицо старика дрогнуло, губы задрожали. Инспектор был твердо убежден: старик что-то знает и скрывает.

– Значит, днем раньше? Хорошо, мы разберемся. Где вы живете?

Таке Хирозе поднялся на гребень песчаного холма и огляделся. Отсюда не было видно ни старого рыбака, ни места убийства. А вот коттедж на берегу был ярко освещен.

Летний коттедж принадлежал доктору Матзумоко. Инспектор подошел почти к самой веранде, и в этот момент дверь коттеджа открылась.

– Вы ко мне? – спросил доктор.

– Нет, просто шел мимо.?

– Заблудились?

Таке Хирозе молчал.

– Если вы не торопитесь, зайдите выпить чашку чая, – предложил доктор.

– Благодарю, с удовольствием.

Инспектор сбросил у входа сандалии и вошел в дом.

Пройдя через европейски обставленный кабинет со множеством книжных полок, они очутились на веранде. Вокруг низенького столика лежали подушки для сидения. Пустота помещения скрадывалась букетами цветущей азалии и зелеными ветками деревьев.

Доктор Матзумоко опустился на подушку, приглашая сесть и гостя.

– Наверное, вы слышали обо мне, потому я и не представился.

– Да, я о вас слышал. А я инспектор уголовной полиции Таке Хирозе и прибыл сюда для расследования убийства американского офицера.

– Я так и подумал. Ночью вряд ли ради удовольствия бродят среди дюн.

– Сегодня я встретил еще одного человека, бродящего здесь не ради собственного удовольствия, – ответил инспектор.

Доктор Матзумоко недовольно покачал головой.

– Старый Генго опять на берегу. Ведь я вчера только перевязывал ему ногу, велел поберечь ее.

– Когда вы в первый раз перевязали его рану?

– Позавчера в полдень.

– Этот Генго говорил мне, что ногу он поранил гораздо раньше. А не смогли бы вы, как врач, определить время ранения?

Доктор подумал, что если бы рана была более старой, она или больше загноилась, или почти поджила бы.

Они молча пили чуть горьковатый чай. Наконец доктор сказал:

– Уверен, старик не причастен к убийству.

– Я и сам в этом уверен, – подтвердил Таке Хирозе. – Но он что-то скрывает. Да и не только он.

Матзумоко задумчиво покачивал головой.

– Да, люди здесь недоверчивы и подозрительны.

– Я понимаю: учебные тренировки и запретные зоны не располагают к откровенности.

– Дело не только в этом. Многие поняли двойную игру Америки. Сначала мир, потом военный союз – и остров превратился в вооруженную крепость. Крестьян сгоняют с родных мест, земли нужны для американских опорных пунктов. Экономику съедает вооружение. После страшных лет войны людям хочется лучшей жизни. А что нам принесли американцы? От наших рынков в Советском Союзе принудили отказаться, зато нам навязывают дорогое американское оружие. Народ, наконец, понял, откуда пришла эта кабала, и протестует всеми доступными ему средствами.

– Во время войны я был мал, но и сейчас при виде американских солдат вспоминаю Хиросиму и Нагасаки.

– Верю, – ответил доктор. – Но ведь они уже фактически после войны воспользовались страшным оружием. И сейчас им бряцают.

Пора было уходить. Прощаясь, Таке Хирозе как бы случайно спросил доктора:

– Здесь такая тишина, слышен каждый шорох: скажите, в ту ночь вы ничего не слышали?

Матзумоко облокотился о подоконник веранды.

– Ваши коллеги уже спрашивали меня. Окна моего кабинета выходят на другую сторону дома, и я, к сожалению, ничем не могу помочь. Я ничего не слышал! Спокойной ночи.

Таке Хирозе вышел. Дверь дома бесшумно закрылась за ним.

* * *

У рыбаков шел повальный обыск. Перед домом учителя собралась толпа. На перевернутой бочке ораторствовал учитель Ясаки.

– Наше преступление только в том, что мы боремся за свою отчизну, – говорил он. – Мы не хотим жить рядом с бомбами.

Полицейские никак не могли пробиться сквозь толпу, плотным кольцом окружившую дом Ясаки.

Таке Хирозе прошел дальше по поселку и поравнялся с хижиной, где в прошлую ночь искал рыбаков. Тут тоже шел обыск, а поодаль под присмотром толстого полицейского стояли двое молодых людей. Может быть, это те, кого он ищет?

Таке Хирозе подошел к ним.

– Вы Юкио Такеда?

Один из них непринужденно протянул инспектору руку.

– Да, я Юкио Такеда. Рад с вами познакомиться, – без тени иронии сказал он.

– Рано радуетесь: ваше алиби в ночь убийства не так уж убедительно.

– Вам мы можем дать любое доказательство, только те о них не должны знать. – И Хагуро-ямо, вмешавшийся в разговор, кивнул в сторону полицейского.

Странно!.. Оба коммуниста вели себя с ним, как с товарищем.

– Вы уверены в моей непричастности к этим обыскам? – осторожно спросил Таке Хирозе.

– Мы знаем даже больше. Знаем, как вас пытались втянуть в политическую интригу, знаем и о вашем отказе. Мы вас очень ценим.

Из лачуги вышел офицер, махнул полицейскому, охранявшему рыбаков, и тот заторопился.

– Офицер жаждет беседы с нами, – пошутил Хагуро-ямо.

Юкио Такеда, прощаясь, добавил:

– Расследование убийства в наших интересах, рассчитывайте на нашу помощь.

От рыбачьего поселка до дома скупщика рыбы не больше пяти минут ходьбы.

Около складов Таке Хирозе заметил ярко-красную автомашину. Из кабины вылез щупленький человечек.

– Что вам угодно? – обратился он к инспектору.

– Я ищу господина Аримитсу.

– Это я, прошу вас пройти со мной.

Таке Хирозе шел следом за хозяином по длинному складу, заполненному чанами с рыбой. Аримитсу завел инспектора в какой-то чулан. Усадив гостя на единственный стул, сам остался стоять у двери.

– Прошу вас объяснить, зачем я вам понадобился?

– Я прибыл сюда для расследования убийства, и мне нужны кое-какие сведения.

– К сожалению, мои сведения очень скудны.

– Вы торгуете только рыбой?

– Да, только рыбой.

– Поставляете ли вы рыбу на американскую базу?

– Нет, они едят консервы или продукты, доставляемые из города.

– Кого вы знаете на базе?

– Никого.

– А Гарвера?

– Гарвера?

Удивление Аримитсу было неподдельным.

– А как звали американца, с которым вы беседовали на дороге в Тзуматао?

– Ах, этот! – Аримитсу засмеялся. – Я до сих пор и не знаю, как его зовут. Он помог мне исправить машину.

– Больше ничего?

Аримитсу щелкал пальцами.

– Больше ничего.

– Оживленная перебранка – странный способ благодарности.

Аримитсу вздохнул.

– Коли вам все известно, расскажу.

– Рассказ ваш меня мало интересует, – оборвал его Таке Хирозе, – отвечайте на вопросы. Американец, с которым вы тогда ссорились, и был офицер, убитый здесь несколько дней назад.

– Неужели он? – Личико Аримитсу посерело. – Не думаете же вы… Подождите, где же я был в ту ночь? Вспомнил, в Тзуматао с друзьями в ресторане. Они могут это подтвердить!

– О чем вы говорили с американцем?

– Офицер просил опиум.

– Опиум?

– Да, сначала опиум. Он слышал, что у нас его можно купить. Я не дал. Тогда он потребовал кокаин. Я наотрез отказался. Он взбесился, страшно ругался.

– Наркотики он просил для себя?

– Конечно. Он нервничал, просил хоть малыми дозами. Прошу вас, запишите имена моих друзей, с которыми я был тогда в ресторане.

Таке Хирозе машинально записал имена друзей Аримитсу: мысли его были заняты убитым. Итак, наркоман. Придется связаться с отделом по борьбе с наркотиками и получить сведения о всех торговцах опиумом в этом округе…

* * *

Сотрудники отдела криминалистики предпочитали поменьше сталкиваться со своим новым шефом Ванамакой. После снятия прежнего начальника Юке за участие в работе Совета Мира и за подпись против американского военного союза Ванамака стал шефом отдела криминалистики в Шимоносеки.

У него был блестящий опыт работы. Перед второй мировой войной он, тогда еще начинающий агент, работал в Маньчжурии в разведке. Затем во время войны Ванамака стал начальником лагеря военнопленных офицеров в Окинаве. Следующий этап – подавление восстаний в Индокитае и вербовка агентов из лагерей интернированных лиц на Филиппинах. В 1943 году он – начальник разведки на Филиппинах и организатор борьбы с партизанами.

Вскоре пришлось убраться с Филиппин. И вот Ванамака в Японии – ведет зверские допросы военнопленных офицеров. Но со временем и это занятие пришлось прекратить.

Ванамака стал разводить розы.

Шли годы… Бывший военный преступник Ванамака снял фартук садовника, стал членом партии «патриотов» Японии и поступил в уголовную полицию. Должность была незаметная: его друзьям и покровителям приходилось соблюдать осторож-ность. Но Ванамака дождался. Первое освободившееся место предоставили ему, дав понять, что его главная задача – очистить аппарат от политических вольнодумцев. Эта работа для Ванамаки – душевный бальзам.

«Что нужно комиссару, – думал Ванамака, – откуда он меня знает?»

Когда вошел Тзукино, лицо шефа уголовной полиции окаменело.

– Вы меня знаете? – поинтересовался он, предложив комиссару присесть.

– Да, я встречался с вами в Иокогаме во время расследования дела городского управления.

– Что же сейчас вас привело ко мне? – спросил Ванамака, успокоенный ответом комиссара. Хорошо, что этот толстяк не знает о его прежних занятиях!

– Я приехал по делу об убийстве американского офицера Гарвера. Вы прислали для расследования инспектора Таке Хирозе.

Ванамака молчал.

– Я не вполне согласен с методами его работы. Странно, – продолжал Тзукино, – в таком серьезном случае ему дано право самостоятельно и единолично решать все вопросы.

Ванамака поднял голову.

– Американское военное командование просило нас поднимать как можно меньше шума вокруг этого убийства.

– Согласен с их доводами. Но ваш инспектор держится другого мнения. Я предложил ему изолировать известный контингент людей, враждебно настроенных к американцам и правительству. Он отклонил мое предложение, хотя наверняка среди них прячется убийца.

– Почему же вы сами не арестуете этих людей? У вас есть все права.

Тзукино развел руками.

– Нет оснований. Вчера они даже расклеили листовки с протестом и в рыбацком селении и в окрестных деревнях. Но этого мало – единственным поводом для немедленного ареста может служить обвинение в убийстве. А ваш инспектор будто и не замечает желания американцев, сам подпевает коммунистам. Уверен, в своих отчетах он правды не напишет.

Ванамака поднялся, в упор глядя на комиссара.

– Решайте эту дилемму сами, но с коммунистов не спускайте глаз. Будет нужно, пришлем вам особые полномочия. Есть еще вопросы?

Тзукино поспешно попрощался и вышел из кабинета.

* * *

После полуночи на базе разом осветились все строения. Рев сирены разорвал ночную тишину.

Лучи прожекторов обшаривали берег, бетонную дорогу на Тзуматао, «фазаний» лес и снова возвращались к берегу.

Ослепительный свет одной прожекторной установки охватил широкий круг, в котором стояли японский полицейский и два солдата американской военной полиции. В центре круга на песке лежал убитый.

– Лейтенант О'Коннор, – шепнул солдат у прожектора. – Второй за неделю.

Таке Хирозе, приехавший на место происшествия, попросил отозвать людей, чтобы не затоптать следы. Ионсон, стоявший у машины с прожектором, тотчас распорядился прекратить самостоятельные поиски.

Инспектор зажег карманный фонарик и пошел по дюнам, освещая под ногами песок. Вскоре он натолкнулся на широкую полосу, такую же как и при первом убийстве. Преступник заметал след Широкая полоса привела к воде. На берег убийца мог возвратиться двумя путями: выйти подальше на каменном побережье или выбраться из воды у рыбачьего поселка. В обоих случаях след потерян.

Убийство совершено до полуночи. В это время позавчера он встретил здесь старого рыбака Генго – важное звено таинственной цепи. Первый утренний визит будет к рыбаку.

Таке Хирозе вернулся к месту убийства как раз в момент приезда коменданта базы майора Стане. От японца не укрылась нервозность американца. Комиссар Тзукино докладывал коменданту о расследовании.

– Хорошо. Позаботьтесь изолировать прессу. Ни звука о втором убийстве.

Тзукино пожал плечами.

– Вряд ли удастся: об убийстве говорит весь район, особенно коммунисты…

– Коммунисты? – уже не сдерживаясь, крикнул майор. – Кто, наконец, правит в Японии? Когда вы уберете коммунистов? Теперь, наверное, и ваш инспектор согласится на их арест!

– От господина инспектора больше ничего не зависит, я получил полномочия из центра. Спецотряды полиции для ареста коммунистов вот-вот прибудут.

Таке Хирозе, стоявший неподалеку, не проронил ни слова. Так вот каков Ванамака! Согласен лишить его помощников, допустить второе убийство, лишь бы убрать с дороги коммунистов и помочь американцам завершить расширение базы. Ну нет, он криминалист, а не политический паяц! Расследование убийства он доведет до конца.

– Хэлло! – Свет зажженного фонарика ослепил японца. – Ах, это вы! – Ионсон быстро выключил свет, испугавшись застывшего лица инспектора.

Таке Хирозе подошел вплотную к адъютанту.

– Постойте, – сказал он. – Почему выбор пал именно на Гарвера и О'Коннора?

Ионсон молчал.

– Что могло послужить причиной их уничтожения?

Ионсон пожал плечами.

– Не знаю. – Он говорил медленно, акцентируя, чтобы японец легко понял его. – На базе оба они пробыли недолго, только что прибыли.

– Только что прибыли? – быстро переспросил Таке Хирозе. – Откуда?

– Из Штатов, из специальной школы атомного обучения.

– Атомного обучения?!

Ионсон испуганно огляделся: он рассказал японцу то, что хранилось в величайшем секрете, и если инспектор воспользуется его откровенностью, Ионсону грозит позорное увольнение из армии.

– Я вам ничего не говорил, – дрожал голос Ионсона. – Понимаете, я ничего вам не сказал.

Таке Хирозе кивнул, и адъютант исчез в темноте.

* * *

О-Юки ломала на дворе хворост, как вдруг за забором услышала странное цоканье. «Хагуро-ямо!» – была первая мысль. Но сквозь щель забора она увидела лицо старика.

– Арестован Хагуро-ямо, забрали много молодых рыбаков, – шептал старик. – Только учитель Ясаки остался.

О-Юки от волнения пошатнулась и оперлась о забор.

– Когда их взяли?

– На рассвете пришли полицейские машины, а я сейчас же побежал к тебе.

– Ты состоишь в нашей организации? – спросила она.

– Нет. Я Генго с лодки Хагуро-ямо. Он – хороший парень, и его девушка должна узнать о несчастье.

Позади «фазаньего» леса послышался шум. О-Юки прислушалась.

– Что это?

– Американцы, – прошептал Генго. – Какие-то машины с большими лопатами впереди и грузовики с рабочими.

О-Юки словно ударили. Американцы начали перестройку пункта. Отсюда и аресты! Девушка вспомнила слова студента: «Иди в Тзуматао на ткацкую фабрику, спроси товарища Яри!» Скорей в город!..

Дверь кухни отворилась, и на пороге появился отец:

– Чего размечталась? Собирайся, надо идти на поле!

О-Юки собрала наломанный хворост и вернулась в дом.

Сколько бы отец ни бушевал, в поле она не пойдет.

– В поле я сегодня не пойду, – заявила она. – Надо бежать в поселок, а потом в Тзуматао: рыбаки арестованы.

– Ты с ума сошла! – закричал отец и ударил ее по щеке.

– Оставь ее, – умоляла мать. – Не бей, она глупая.

О-Юки выбежала из кухни.

– Немедленно вернись! – кричал отец.

Мать поспешила за дочерью.

– Не срами нас! Неужели тебе рыбак дороже отца!

– Дело не только в нем, их всех арестовали, чтобы американцам легче было отобрать наши поля.

Мать хотела еще о чем-то спросить, но тут вышел отец со свертком под мышкой – парадное кимоно и сандалии О-Юки. Он подозвал жену, и они вместе ушли.

Девушка вскочила. Скорей в селение к учителю! Он даст денег на дорогу и хоть старенькие сандалии. А тогда в Тзуматао, к товарищу Яри!

* * *

Генго выбежал из селения. И только около «фазаньего» леса остановился перевести дух. Широкое шоссе в Тзуматао преграждало путь. По нему с грохотом катились американские машины с непонятными металлическими частями. Замыкали колонну три грузовика, набитые японскими полицейскими с карабинами.

«Волки, настоящие волки!» – подумал Генго.

Машины с полицейскими промчались, и Генго, оглядевшись по сторонам, бегом пересек шоссе. Вскоре сквозь поредевшие деревья он увидел хижины своего поселка.

– Эй, Генго! – окликнули его. – В селении пусто. Все ушли в дюны, там полиция!

Это кричал рыбак Комо.

Генго растерялся. «Полиция утром была в селении, а теперь в дюнах?»

– Землю обмеряют, – продолжал рыбак. – Им на руку убийства!

– Убийства?

– Ну да. Ведь сегодня ночью опять убили американского офицера.

Генго так и застыл на месте. Убийство… Опять убийство!.. И перед глазами снова встал ночной берег с полосой белого прибоя. Он вновь услышал крик, увидел согбенную фигуру, промчавшуюся мимо него к воде…

Очнувшись, старик пошел берегом, обогнул склады Аримитсу и оказался перед хижиной. Около нее сидел человек, по-видимому его поджидавший. Человек встал и пошел навстречу рыбаку. Опять тот полицейский, допрашивавший его на берегу. Генго испуганно остановился.

– Вы меня ищете?

– Да, Генго, – кивнул Таке Хирозе. – Где вы были все утро?

– В лесу, собирал хворост?

– А ночью?

– Ночью – в хижине.

– Вы один живете?

– Да, один.

– В ту ночь, когда убили первого американского офицера, вы были на берегу? – спрашивал Таке Хирозе.

Руки Генго нервно теребили рубашку.

– Нет.

– А сегодня ночью не были?

– Не был я на берегу.

– Почему?

– Болела нога.

– Перестаньте лгать! В ночь первого убийства вы были в дюнах. Мне начинает казаться: убийца – вы!

– Нет, нет! – крикнул Генго. – Я никого не видел, ничего не знаю, я не убивал!

– Скажите, наконец, правду. Поймите: власти используют оба убийства в интересах американцев. Сегодня из-за вашего молчания арестовали рыбаков. Американцы за убийства отберут у крестьян землю, выгонят всех вас из поселка. Помогите найти убийцу, скажите, кого вы видели на берегу.

– А Хагуро-ямо освободят? – помолчав, спросил старик.

– Да, если я найду преступника!

Долгая пауза и потом шепот:

– Доктор Матзумоко!

Таке Хирозе не понял:

– Доктор Матзумоко, живущий в коттедже на берегу моря? Что с ним случилось?

– В ту ночь, неделю назад… он прошел мимо меня… к воде… и исчез… Кто-то кричал… тогда…

– А вы не ошибаетесь? – все еще не веря, спросил Таке Хирозе.

Генго отрицательно покачал головой:

– Нет, он пробежал рядом, я его узнал. Сегодня ночью я никого не видел и ничего не слышал.

* * *

О-Юки добежала до шоссе, заметила необычайное оживление около базы. Разгружались грузовики, с грохотом падали камни, около дороги на лугу экскаваторы рыли землю, а на краю шоссе пыхтела громадная бетономешалка. У проходных ворот базы стояли американцы с большим листом, по-видимому картой.

Мимо О-Юки прошли два японских землекопа.

– Цементу навезли – хватит забетонировать весь остров.

– Похоже, будут строить аэродром. Лес тоже уничтожат.

Девушка помчалась дальше в рыбацкое селение.

Поселок словно вымер, не видно было даже играющих детей.

О-Юки отыскала дом учителя и постучала.

Через несколько минут О-Юки с письмом к товарищу Яри бежала к почтовой станции. Как раз в этот момент из дверей станции вышел водитель почтового автомобиля.

– Возьмите меня в Тзуматао, – робко обратилась девушка к шоферу.

– К сожалению, не могу возить посторонних – за это уволят, – ответил молодой человек, укладывая в автомобиль мешки с почтой.

– Очень прошу вас!

– Зачем тебе так срочно понадобилось в город?

Шофер огляделся и, показывая на рыбацкий поселок, спросил:

– Из-за американцев?

О-Юки колебалась.

– Ты из союза?

Девушка промолчала.

– Ладно, садись. А деньги спрячь!

* * *

Таке Хирозе брел по берегу. В сумерках на горизонте море светилось, резкий крик летающих над ним чаек заглушал даже шум прибоя.

Инспектора покачивало от усталости. Весь день он бегал по Тзуматао, собирая сведения о докторе Матзумоко.

Во время войны Матзумоко работал хирургом. Его семья погибла во время атомного налета. Доктор и после катастрофы руководил больницей для облученных, но вскоре после прихода американцев оставил пост и уехал. Его обвинили в нарушении врачебной этики, потом обвинение сняли. Долгое время доктор участвовал в борьбе за мир.

И вот образованный человек через семнадцать лет после атомной катастрофы мстит за гибель своей семьи, убивает двух американских офицеров…

На горизонте исчезла светлая полоска моря, угомонились чайки. Потемневшее море слилось с дюнами.

Таке Хирозе быстро поднялся по тропинке к коттеджу и постучал.

Дверь открылась, в просвете показался доктор.

– Ах, это вы! Добрый вечер!

Таке Хирозе поразило осунувшееся до неузнаваемости лицо доктора. Матзумоко первым прошел на террасу и, кряхтя, с трудом опустился на подушку.

– Выпейте со мной чаю.

– Вы больны?

– Ничего особенного.

– Вас тревожат разыгравшиеся здесь события, – инспектор старался завязать разговор.

– Меня уже ничего не удивляет.

– Вы не верите в успех Сопротивления?

Матзумоко, снисходительно улыбаясь, смотрел на Таке Хирозе.

– Движение Сопротивления? Люди, печатающие плакаты, устраивающие собрания и демонстрации, друзья мира. Да, да, не спорю, они много делают: только плакатами, собраниями и демонстрациями против американцев и атомной бомбы многого не сделаешь.

– А демонстрация в Токио, в которой участвовали все слои населения, демонстрация, приведшая к падению старого кабинета?

– Кабинет-то пал, но договор ратифицирован, и атомная бомба по-прежнему висит над нашими головами.

– Вы – фаталист, редкое явление среди мыслящих людей Японии.

– А вы сами? Каково ваше участие в борьбе?

– Я криминалист, нахожусь на государственной службе, – ответил инспектор, понимая, как фальшиво звучат его слова.

Матзумоко отмахнулся:

– Это не ответ! Вы должны иметь собственное суждение.

Разговор с доктором принимал странный оборот.

Матзумоко перевел разговор.

– Далеко ли продвинулись ваши поиски?

– Я почти нашел убийцу, – ответил Таке Хирозе.

– Серьезно? – В вопросе доктора не было иронии.

«Добиться признания любым путем, а для этого надо обдумывать каждую фразу, каждое слово!»

– Но пока мне непонятен мотив преступления, – медленно произнес Таке Хирозе. – Возможная причина – месть. О нет, месть не персонально этим офицерам (в сущности, убийца их почти не знал). Я имею в виду месть политического характера – месть за погибших и погибающих в Хиросиме и Нагасаки…

– Месть? – Голос доктора звучал злобно.

– Да, месть, – повторил инспектор. – Оба офицера – атомные специалисты, только что прибывшие из США.

– Эта ситуация действительно осложняет происшествие.

– Трагически осложняет…

– До сих пор я думал, убийство всегда трагично…

– Верно, но в этом случае трагизм особый. Трагическое заблуждение убийцы.

Допрос старого рыбака Генго казался теперь Таке Хирозе пустяком. Матзумоко человек собранный, непроницаемый, его никакими психологическими трюками не проймешь. Подозревает ли он свое разоблачение? Не показалось ли ему необычным столь позднее посещение инспектора?