Текст книги "Бриллиант Кон-и-Гута
Затерянные миры. Т. XVIII"
Автор книги: Эразм Батенин
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 13 страниц)
Гарриман, между тем, шепчет что-то на ухо фон Вегерту.
Последний удивленно прислушивается к тому, что тот ему говорит, и знаками подзывает к себе Бонзельса.
– Джонни заявляет, – говорит он ученому, – что он хотел бы купить рокандский камень. Не понимаю, зачем он ему понадобился, но…
– Купить рокандский камень? Это невозможно. Ведь вы знаете, дорогой Вегерт, что музей ничего не продает из своих коллекций.
– Я предложил бы любую цену, – сказал Гарриман.
– Любую цену?
– Да.
– Все равно, мой друг, это было бы совершенно в обход всех правил, совершенно! Я не могу вам продать камня, тем более, что я-то и есть как раз ответственный хранитель всех ценностей музея, как его директор.
– Между тем, мне очень важно получить камень в собственность.
– Почему? Зачем вам понадобился этот булыжник, представляющий отныне лишь весьма относительный исторический интерес?
– Если вы мне его не продадите, его все равно у вас возьмут, и вы его даже не найдете, конечно.
– Возьмут?
– Да, возьмут. Вернее, похитят.
– На этот раз, Гарриман, не мы – вам, а вы нам задаете загадки! Камня все-таки я вам не продам ни за что!
– А если бы я вам отдал за него мою…
– Вашу голову? Ну! На такой обмен я согласен.
– Не голову, господин профессор, а премию.
– Премию? Премию Гармониуса, которую уступил вам профессор Свендсен? Да вы с ума сошли! Ведь это сто тысяч фунтов!
– Я предлагаю вам их за камень.
– Миллион за булыжник?!
– Да.
– Берите его в таком случае вместе с его соседями по витрине, вместе с самой витриной! Ну и чудак же вы, Гарриман!
Гарриман улыбнулся.
– Когда я его могу получить?
– Хотя сейчас. Пойдемте.
– Голоо, – обратился Гарриман к боксеру, – я прошу вас донести до этого стола рокандский камень, который я приобрел у музея.
Когда Голоо положил камень, вынутый им из витрины на стол, около столпились все присутствующие, с любопытством разглядывавшие предмет, послуживший началом и причиной всех тех необыкновенных событий, которые произошли в связи с раскрытием тайны его надписи.
– Смотрите, господа, – сказал фон Вегерт, – вот строки надписи!
И он надавил ножом на затертые места… Замазка стала отпадать.
Все с интересом наклонили головы к камню, лежавшему посередине стола в своей первобытной наготе…
Тем временем Голоо, отошедший в глубину зала, заложив руки за спину, понуро бродил между витрин. Вдруг взгляд его упал на темную фигуру, стоявшую у колонны.
Женщина под вуалью! Он протер свои глаза. Нет, это действительно живой человек. Но… Он вздрогнул. Не видение ли это? Это не мисс Энесли, конечно. Что бы ей здесь делать, в этом углу? Однако…
Он ускорил шаги.
Женщина трепетно поднесла свои руки к груди и выпрямилась.
Голоо не видел ее лица, но всем своим существом внезапно почувствовал, что это – она! Та самая белокурая красавица, которая была с ним в мыслях, в мечтах, в сердце, все это долгое время…
Он остановился, чувствуя, что в виски стучит кровь и сердце готово разорваться от волнения.
– Мисс Энесли… – прерывающимся голосом назвал он дорогое имя.
Женщина, казалось, собиралась с силами. Она оперлась о колонну, чтобы не упасть.
– Да это я, Голоо… – почти прошептала она.
Как будто что-то теплое залило его. Он больше не владел собой. Она не успела ничего сказать ему, ни схватить его за руку. Рука эта подняла вуаль, покрывавшую обезображенное лицо, и Голоо, весь трепеща, стал покрывать его долгими тихими нежными поцелуями.
Счастливые слезы лились из ее закрытых глаз. Приникши к нему, она потеряла остаток последних сил.
– Вы моя зеленая травка… – шептал обезумевший от счастья Голоо, – вы – моя ключевая вода… Луч солнечный, вернувший мне жизнь… Я буду вас любить, пока не умру, и ничего мне взамен не надо!
Громкие возгласы: «Мистер Голоо!» вернули их к действительности. Он огляделся и увидел вдали, у ярко освещенного висячей лампой стола, на которой он положил рокандский камень, расступившуюся толпу зрителей, глядевших в их сторону.
Он взял под руку Эрну и, когда она хотела опустить вуаль, мягко, но решительно вновь откинул ее.
– Я люблю вас…
Только это он сказал ей.
Она выпрямилась под его взглядом и шагами, которые приобрели твердость, подошла вместе с ним к столу.
Гарриман быстрым взглядом окинул спутницу Голоо, и улыбка удовольствия промелькнула на его лице.
Мэк-Кормик подходил к ней с протянутыми руками…
– Мне нужна ваша помощь, Голоо, – сказал Гарриман.
Голоо сделал вопросительное лицо.
– Здесь нет никакого тяжелого предмета, вроде молотка. Между тем, он мне нужен. Я вспомнил о вашем кулаке.
Раздался сдержанный смех.
Голоо обидчиво покосился на своего друга.
– Я говорю серьезно! Дело видите ли в том, что мне совершенно необходимо разбить этот камень. Можете ли вы это сделать?
– Нет, не могу, – отвечал досадливо Голоо.
– Попробуйте. Я уверен, что это вам удастся.
Голоо окинул взглядом камень и, взглянув на Эрну, пробормотал:
– Что они, издеваются надо мной, что ли?
– Я настоятельно прошу вас исполнить мою просьбу. Я прошу вас только ударить по камню.
Раздосадованный негр хватил с размаха своим кулаком по центру надписи и сморщился от боли. Но то, что он внезапно увидел, превозмогло ее.
Камень раскололся, словно яичная скорлупа. В сердце-вине его сверкал другой большой камень, переливаясь под светом лампы всеми цветами радуги…
– Полый камень пустыни! – воскликнул фон Вегерт.
– Бриллиант! – вскричал чей-то голос.
– Да, бриллиант Кон-и-Гута, – тихо проговорил Гарриман.
Бонзельс во все глаза глядел на это чудо природы.
– Но дайте же, наконец, нам объяснение! Как вы отгадали, что камень содержит этот драгоценный плод? – сказал он.
И Гарриман рассказал присутствующим про то, что натолкнуло его на догадку.
Он нашел в пещере, в правом ходе ее, те два камня с надписями, о которых говорит Авиценна. На одном из них стоял лишь выбитый знак, изображение стрелки: очевидно, это было указание направления. На другом не было никакого знака, никакой надписи, но он был расколот надвое, и в полой сердцевине его он нашел записку…
– Вот она!
И Гарриман протянул профессору Бонзельсу клочок пергамента, на котором четко вырисовывалось одно только слово:
Янаон.
– То же слово, которое значится на этикетке, приклеенной неизвестно кем к рокандскому камню?
– Совершенно верно, – ответил Гарриман.
– Следовательно, вы заключили по аналогии, что рокандский камень тоже полый?
– Да.
– Но как вы догадались, что в нем извека хранится рожденный тысячелетиями алмаз?
– Но ведь все мы знаем от профессора Вегерта, – от дяди Роберта, – добавил он, улыбаясь, – что полые камни пустыни, из которых солнце вытягивает влагу, часто являются вместилищем драгоценных камней.
– Только никто, кроме вас, не обратил на это внимания.
– Да. Это был мой маленький секрет от всех. Даже от вас, Голоо, хотя именно вы носили мне, ворча, – вы помните? – те расколотые камни, которые валялись в Кон-и-Гуте в таком множестве.
– Значит, местные жители занимались добыванием драгоценных камней?
– Надо думать, что так.
– Ну, Гарриман, вы сделали сегодня хорошую покупку, – заметил профессор Бонзельс.
– Я соглашаюсь с вами, – несколько смущенно проговорил Гарриман, – только потому, что я нашел сейчас своей покупке отличное применение.
Он смолк, глаза его смотрели на Эрну.
– Мне хотелось бы, чтобы мисс Энесли приняла от меня это, – Гарриман поднял обеими руками основание камня, на котором лежала сверкающая драгоценность, – в качестве моего свадебного подарка.
И он протянул ей на этом удивительном подносе вещий камень, к которому еще не прикасалась человеческая рука…
А. Палей. ЭРАЗМ БАТЕНИН
Не то в конце двадцатых, не то в начале тридцатых годов случилось мне беседовать с Е. Ф. Никитиной о библиографии научно-фантастической и приключенческой литературы. И тут, к слову пришлось, она предложила познакомить меня с Эразмом Батениным.
Мне были известны его роман «Бриллиант Ко-и-Нура»[1]1
Так у автора (Прим. сост.).
[Закрыть] и рассказ «Приз Эль-Мерта» в альманахе «На суше и на море» (М., «Молодая гвардия», 1928). Обе вещи приключенческие, с добротно построенными сюжетами, с неплохо очерченными персонажами, написаны ясным, выразительным языком. Автор безусловно обладал литературным дарованием. Подписывался он – Эразм Батени. Странный псевдоним: просто опущена последняя буква фамилии.
Позднее он объяснил мне причину происхождения этого псевдонима. Она оказалась очень оригинальной. Когда обложка романа была уже готова и надо было его переплести, кто-то не рассчитал и отрезал последнюю букву фамилии автора. И тут Батенин сказал: «Пусть останется так, это будет мой псевдоним».
Эразм Семенович принял меня приветливо. Это был плотный, невысокий, но стройный мужчина, немолодой, но моложавый. Он казался выше своего роста благодаря военной выправке. Жил он в старом одноэтажном особнячке в одном из переулков Арбата. Особняк целиком был предоставлен в его пользование, так как он занимал довольно крупную должность.
Выяснилось, что литературная работа для Батенина – своего рода любительское занятие. По профессии он был военный. До революции был полковником генерального штаба. После революции стал работать в Красной Армии. Работником он был вполне лояльным. Понять его психологию мне было нелегко. Как он откровенно объяснил мне, военная служба для него призвание, любимая работа, и ему не так важно, для кого ее выполнять, лишь бы хорошо выполнять. Не знаю, была ли это рисовка, но если и рисовка, то характерная. Я говорил ему, что считаю: убивать людей или способствовать убийству их – занятие несимпатичное само по себе и может быть оправдано только высокой целью завоевания свободы, защиты ее, защиты Отечества.
Батенин слушал меня внимательно и любезно, но равнодушно. Военное дело было для него и профессией, и призванием. Свои литературные произведения он откровенно признавал второстепенным занятием, а вот руководства по стрелковому делу писал с увлечением. Не помню точно, как называлась занимаемая им в ту пору должность – что-то вроде главного инспектора милиции по стрелковой части. Но это его не устраивало – он мечтал о строевой службе: «Дали бы мне полк где-нибудь на востоке, послали бы повоевать!» Военным делом он интересовался отнюдь не с какой-либо принципиальной точки зрения, а с узкопрофессиональной. Однажды он обронил такое замечание: «Если бы я был в Петрограде во время Февральской революции, не скажу, чтобы я совсем ее ликвидировал, но на несколько дней, во всяком случае, задержал бы».
А зачем ему нужна была бы эта задержка, раз революция все равно, как он сам потом понял, неизбежно совершилась бы? Ведь эта задержка означала бы только лишние и бесполезные человеческие жертвы. То была похвальба профессионала военного дела, гордящегося своим искусством и не думающего о жертвах.
Но контрреволюционером Батенин не был – во всяком случае, в тот период, когда я знал его. Он понял, что революция победила раз и навсегда, и честно служил народу, хотя и не руководствовался теми высокими побуждениями, которые свойственны революционерам.
В частной жизни он был человек добродушный, приветливый, гостеприимный. Под стать ему была его жена – уже тоже немолодая, высокая, худощавая, с внешностью породистой аристократки и такая же приветливая и простая в обращении. Как-то я пришел, когда Эразма Семеновича еще не было дома, и застал его жену за не очень подходящим для аристократической дамы занятием: она грызла семечки. В те годы это лакомство было в ходу, она и меня угостила им. В это время пришел Батенин. Стоя в дверях, он насмешливо улыбнулся и сказал: «Мужики!» Но тут не было ни презрения к крестьянам, ни осуждения нас – только добродушная ирония. Да он и сам тут же присоединился к этому занятию.
Батенин интересовал меня не только как писатель родственного мне жанра, но и как своеобразный человек, любопытный «обломок империи», сумевший все же найти свое место в жизни Советского Союза и, несмотря на отсутствие революционных убеждений, стать полезным нашему государству.
В конце тридцатых годов Батенин исчез.
Об авторе
Биографические сведения об Эразме Семеновиче Батенине (1883–1937) чрезвычайно обрывочны и скудны. Он родился в Вязьме, был произведен в офицеры из вольноопределяющихся, служил в лейб-гвардии Кавалергардском полку. После Февральской революции – помощник главкома военной охраны Петрограда. В 1918–1919 гг. работал в Главархиве (председатель и главный редактор военного научно-издательского отдела), вел научно-исследовательскую работу, лелеял планы советской экспансии в Туркестан, Афганистан и Индию, на почве чего виделся с Л. Троцким. Позднее военный специалист, научный работник, действительный член Общества естествознания, антропологии и этнографии. В 1930 г. был арестован в Москве по обвинению в шпионской деятельности, освобожден за недоказанностью. Был арестован 30 апреля 1935 г. по обвинению в участии в собраниях «рабочей оппозиции» одновременно с (внештатной?) работой в НКВД. На следствии вину не признал. В июле 1935 г. был приговорен к пяти годам лагерей, отбывал наказание в Соловках, 10 октября 1937 г. был приговорен к расстрелу Особой тройкой УНКВД ЛО, расстрелян 4 ноября 1937 г. в Сандармохе.
Роман «Бриллиант Кон-и-Гута», впитавший всевозможные легенды и предания о пещере-руднике Кан-и-Гут в современной Баткенской области Киргизии (юго-западная часть Ферганской долины), вышел в двадцатые годы двумя изданиями (М.-Л.: ЗИФ, 1926; 1928). Следует указать, что в связи с этой книгой Батенину приписывается роль одного из организаторов так называемой «Большой Кон-и-Гутской экспедиции» 1920 г., за которой стоял служивший в то время в Туркестане видный чекист Г. Бокий (1879–1937); неизвестно, имеются ли для этого какие-либо основания.
В 1929 г. Батенин выпустил также небольшую книжку «Авантюрные рассказы». Помимо этого, в 1926-28 гг. он выступал как редактор и автор справочников-путеводителей по Крыму и Кавказу, в 1929 г. написал очерк «Тибет» для книги В. Мак-Говерна «Переодетым в Лхассу», в 1933 г. – пособие «Сбережение ноги лошади» и т. д.
* * *
Текст романа «Бриллиант Кон-и-Гута» публикуется с исправлением очевидных опечаток и ряда устаревших особенностей орфографии и пунктуации. Мемуарный очерк А. Палея публикуется по кн.: Палей А. Встречи на длинном пути (М., 1990). Издательство приносит глубокую благодарность В. Окулову за предоставленные сканы данного очерка.