355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Эптон Билл Синклер » Столица » Текст книги (страница 2)
Столица
  • Текст добавлен: 15 сентября 2016, 01:08

Текст книги "Столица"


Автор книги: Эптон Билл Синклер



сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 20 страниц)

Глава вторая

Отец Аллена Монтэгю умер около пяти лет назад. Года два спустя его младший брат, Оливер, заявил, что намерен попытать счастья в Нью-Йорке. У него не было ни профессии, ни определенных планов, но друзья отца были богатыми и влиятельными людьми, и он рассчитывал на их покровительство. Обратив свою часть имения в деньги, он пустился в путь.

Оливер был жизнерадостным юношей, любившим пожить в свое удовольствие, и обладал всеми задатками блудного сына. Его брат почти не сомневался, что через год-два он вернется с пустым кошельком. Но Нью-Йорк» видимо, пошел ему на пользу. Он никогда не рассказывал о том, чем занимается, но писал, что кое-как сводит концы с концами. Однако в его письме проскальзывали намеки на то, что он ведет широкий образ жизни. А к рождеству и ко дню рождения кузины Элис он посылал ей подарки, приводившие в изумление всю семью.

Монтзгю считал, что сам он останется провинциальным адвокатом и владельцем плантации. Но два месяца назад пожар уничтожил дотла все фамильное поместье, а вдобавок тут же подвернулся покупатель на их землю. И при активном участии Оливера, присылавшего по нескольку телеграмм в день, было решено покончить с делами и перебраться в Нью-Йорк всей семьей, состоявшей из Монтэгю, его матери, девятнадцатилетней кузины Элис и старенькой «няни Люси», служанки миссис Монтэгю.

Оливер встретил их в Джерси-сити, сияя от радости. Он выглядел еще юношей и был все так же красив, только чуть бледнее; Нью-Йорк совсем его не изменил. Вскоре появился человек в ливрее, который занялся их багажом, и большой красный туристский автомобиль, чтобы отвезти их в отель. И вот наконец, с помощью Оливера, взявшего на себя роль советчика и гида, они уютно расположились в квартире семейного отеля.

Монтэгю предстояло налаживать жизнь с самого начала. Он привез с собой деньги, которые намеревался вложить в какое-нибудь дело, рассчитывая жить на проценты до тех пор, пока не начнет зарабатывать. Он серьезно го-товился к предстоящей деятельности и надеялся, что сможет найти практику и пробить себе дорогу в Нью-Йорке. б этом городе он имел очень смутное представление и теперь на все смотрел широко раскрытыми, как у ребенка, глазами.

Жизнь здесь сразу брала в оборот. Монтэгю почувствовал, словно его подхватил бурный поток. Сначала суетливая людская толпа на пароме, потом крики извозчиков мальчишек-газетчиков, тревожные трамвайные звонки; лавирующий между фургонами и экипажами вихрем мчавший их автомобиль, круто сворачивающий на перекрестках, где рослые полисмены регулировали движение людского потока; затем Пятая авеню с рядами модных магазинов и высоченными отелями; наконец еще один неожиданный поворот за угол – и вот их дом.

– Я подыскал для вас спокойный семейный отель,– казал Оливер; это сообщение обрадовало брата. Но, войдя в этот блестящий «семейный отель», в котором жили две-три сотни представителей самой избранной городской аристократии, он обратил внимание на огромные массивные, украшенные бронзой двери, на вестибюль, отделанный итальянским мрамором и кайенским камнем, на высокий сводчатый потолок, расписанный лучшими современными художниками. Ливрейные лакеи несли их одежду и с поклонами указывали дорогу. На огромном, также отделанном бронзой лифте они мигом взлетели на свой этаж и по коридору, стены которого были облицованы темно-красным мрамором, а полы устланы мягкими коврами, направились к своему номеру. В их распоряжение было предоставлено шесть роскошно отделанных огромных, как во дворце, комнат с коврами, драпировками и великолепной мебелью. Все это привело Монтэгю в ужас.

Как только вышел сопровождавший их лакей, Аллеи повернулся к брату.

– Оливер, сколько же все это будет нам стоить? – спросил он.

Оливер улыбнулся.

– Это не будет вам стоить ничего, дружище. Вы мои гости. Два-три месяца, пока ты не устроишься.

– Ты очень добр, но об этом после, а сейчас скажи мне все-таки, во что обойдется эта квартира?

И тут Монтэгю получил первое нью-йоркское боевое крещение:

– Шестьсот долларов в неделю,– спокойно сказал Оливер.

Монтэгю вздрогнул, словно брат нанес ему удар.

– Шестьсот долларов! – шепотом повторил он.

– Да,– спокойно подтвердил Оливер.

Прошла почти минута, прежде чем Монтэгю опомнился.

– Послушай, ты с ума сошел!

– Это еще недорого,– улыбнулся Оливер,– дело в том, что я пользуюсь здесь некоторым влиянием.

Снова наступило молчание. Монтэгю словно утратил дар речи.

– Оливер,– произнес он наконец,– я не верю тебе: как мог ты думать, что мы в состоянии столько платить?

– А я и не думал этого,– сказал Оливер,– я же сказал, что намерен платить за все сам.

– Но разве можем мы допустить, чтобы ты за нас платил? – воскликнул Аллен.– Как ты думаешь, смогу я когда-нибудь зарабатывать столько, что мне будет по карману такой расход?

– Разумеется,– ответил Оливер.– Будь благоразумен, Аллен, ты сам увидишь, что в Нью-Йорке не так уж трудно зарабатывать деньги. Предоставь все мне и немного подожди.

Но уговорить брата было нелегко. Он уселся на покрытую вышитым шелковым покрывалом кровать и резко спросил:

– Сколько, по-твоему, смогу я зарабатывать в год?

– Не знаю, право,– засмеялся Оливер,– никто здесь не тратит время на подсчет своей прибыли. Но как бы там ни было, хватит на все, и кое что даже останется. Помни лишь одно: чем больше ты потратишь, тем больше сможешь получить.

И видя, что озабоченное выражение не сходит с лица брата, Оливер уселся, заложив ногу на ногу, и продолжал развивать свою парадоксальную философию расточительности. Его брат приехал в город миллионеров. Здесь существует избранный круг «привилегированных», как их называл Оливер, и денег у них куры не клюют. Он сам увидит, что в Нью-Йорке ничто не обходится для начала карьеры дороже бережливости. Если он не будет жить как джентльмен, его исключат из круга избранных, и тогда трудно даже представить себе, как он сможет существовать.

Поэтому он сразу должен настроить себя так, чтобы ничему не удивляться; делать все, что делают другие, и платить столько, сколько платят другие, и главное—проделывать это с полной непринужденностью, будто никогда иначе и не жил. Он быстро завоюет соответствующее положение. А пока от него требуется одно: чтобы он предоставил все заботам брата.

– Со временем сам увидишь, что в моих руках все связи; относись к жизни полегче и дай мне возможность познакомить тебя с нужными людьми.

Все это звучало очень заманчиво.

– Но понимаешь ли ты,– допытывался Монтэгю,– для я чего я сюда приехал? Я вовсе не желаю попасть в число «четырехсот». Я хочу заниматься юридической практикой.

– Прежде всего,– ответил Оливер,– тебе не следует говорить о четырехстах семействах, это вульгарно и глупо, и вообще все это выдумка. Второе. Ты намерен обосноваться в Нью-Йорке, и тебе необходимо знакомство в деловых кругах,– тогда ты сможешь получить практику в качестве юриста, практику в игре на бильярде, вообще любую практику в чем бы тебе ни заблагорассудилось. Но без этих связей ты с таким же успехом можешь практиковать в Дагомее. Ты мог бы, конечно, приехав сюда, начать свою карьеру и самостоятельно, без моего содействия, но тогда за двадцать лет ты не добился бы того, что с моей помощью получишь в течение двух недель.

Монтэгю был почти на пять лет старше брата, и дома он всегда относился к нему почти по-отечески. Однако теперь их роли переменились. Он нашел это положение даже забавным и с легкой улыбкой снисхождения решил принять на себя роль прилежного ученика, познающего тайны столицы.

Братья условились, что никто не должен знать о их соглашении. Миссис Монтэгю, которая почти совсем ослепла, будет продолжать здесь свою обычную тихую жизнь, довольствуясь обществом «няни Люси». Что касается Элис, то она, как почти всякая женщина, едва ли станет интересоваться экономическими проблемами; если добрые феи вздумают осыпать ее своими дарами, она охотно их примет.

– Элис создана для жизни во дворце,– заявил Оливер.

Увидев ее, он даже вскрикнул от восхищения. Когда он уезжал, она была высокой и худенькой шестнадцатилетней девушкой. А теперь ей исполнилось девятнадцать, и на лице ее и в волосах заиграли нежные отсветы зари. В автомобиле Оливер повернулся к кузине, внимательно поглядел на нее и загадочно произнес:

– Из тебя выйдет толк.

Элис переходила из одной комнаты в другую, громко выражая изумление.

Все здесь на первый взгляд было спокойным, ничто не бросалось в глаза. Все было простым, но какой-то странной, озадачивающей простотой, тщательно обдуманной. Это была роскошь, но роскошь, проникнутая такой самоуверенностью, что едва снисходила до самой себя в своем аристократическом высокомерии. Даже человек с примитивным вкусом поневоле начинал через некоторое время это ощущать и проникался чувством благоговейного трепета. Нельзя было долго оставаться в этих комнатах, отделанных драгоценным ореховым деревом и обитых шелком с ручной вышивкой, не почувствовав какого-то волнения, даже если вы знали, что обстановка каждой комнаты обошлась в восемь тысяч долларов, а вывезенная из Парижа ткань, которой затянуты стены, стоила семьсот долларов ярд.

Монтэгю стал все оглядывать. Он обратил внимание на бронзовые рамы огромных двойных окон, на огнеупорные бронзовые двери, на бронзовые электрические канделябры, зажигавшиеся одним прикосновением к кнопке и заливавшие комнату мягким сиянием; на стулья стиля marquise и duchesse с такой же обивкой, как и стены, на огромное кожаное кресло-кушетку с прикрепленной к изголовью поворачивающейся во все стороны лампой. Когда отворялись дверцы гардероба, он автоматически освещался изнутри. Был здесь и подвижной трельяж, позволяющий видеть собственную фигуру со всех сторон. У кровати находился небольшой бронзовый стенной шкафик, куда ставилась обувь и противоположная дверца которого выходила в переднюю; коридорный мог взять обувь и, вычистив, поставить ее обратно, никого не потревожив.

Каждая из ванных комнат была величиной с гостиную, с полом и стенами из белоснежного мрамора и дверью из заграничного зеркального стекла. Перед огромной фарфоровой ванной были прикреплены к фаянсовой трубке стеклянные ручки, облегчающие выход из ванны, а вокруг душа висели льняные занавеси, которые каждый день менялись. Тут же стоял специальный мраморный стол для массажа, и достаточно было нажать кнопку, чтобы появился массажист.

Монтэгю решил, что чудесам не будет конца. Исключалась, например, всякая возможность, чтобы старинные бронзовые часы показывали неверное время, так как они постоянно контролировались специальным электрическим прибором, соединенным с конторой отеля. Не следовало открывать окна и напускать с улицы пыль: комната вентилировалась автоматически, температуру регулировал выключатель, с обозначениями «тепло» и «холод». Администрация предоставляла в ваше распоряжение гида, который демонстрировал перед вами все оборудование отеля. Вы могли наблюдать, как при помощи электричества замешивается для вас хлеб на специальных плитах из матового стекла, как проверяется электрическим светом доброкачественность подающихся к столу яиц. Можно было заглянуть и в огромный электрический холодильник, где красовались маленькие отбивные бараньи котлеты, каждая на отдельной подставке. На вашем этаже помещалась буфетная с холодильниками и духовками, обслуживаемая «немым официантом» – пневматическим лифтом. Вы могли иметь свое отдельное столовое белье, столовую и чайную посуду и, при желании, своего дворецкого. Но детей ваших сюда не допустили бы, находись вы даже при смерти, это было небольшой уступкой владельцу отеля, который вложил в одну только меблировку полтора миллиона долларов.

Через несколько минут зазвонил телефон; Оливер подошел.

– Пришлите его наверх,– сказал он.

Вот и портной,– сообщил он, вешая трубку.

– Чей портной?—спросил брат.

– Твой,– ответил он.

– Разве я нуждаюсь в новых костюмах?

– Сейчас у тебя нет никаких костюмов,– последовал ответ.

Монтэгю как раз в это время стоял перед сложным трельяжем, который назывался «костюмер». Он оглядел себя, потом взглянул на брата.

Одежда Оливера была под стать здешней обстановке; сначала казалось, что она проста и даже слегка небрежна, и только мало-помалу вы начинали понимать, что она оригинальна, изысканна и очень дорога.

– Неужели твои нью-йоркские друзья не окажут мне снисхождения, хотя бы потому, что я только что из провинции? – насмешливо спросил Монтэгю.

– Может быть, и окажут,– последовал ответ,– я, например, знаю по крайней мере сотню людей, которые одолжили бы мне деньги, и все же я не попрошу.

– Но, в таком случае, когда я смогу появиться в обществе? – спросил Монтэгю, представляя себе, что ему целую неделю, а то и две придется сидеть взаперти.

– Женэ обещал, что завтра утром ты будешь иметь три костюма,– сказал Оливер.

– Костюмы по заказу! – ужаснулся брат.

– Женэ и слышать не желает о других костюмах,– с упреком заявил Оливер.

Мсье Женэ осанкой напоминал русского великого князя, а манерой держаться – дворцового камергера. Он пришел с помощником, который снимал мерку с Монтэгю, в то время как сам Женэ изучал его «цветовую гамму». Из разговора Монтэгю заключил, что наутро им предстоит загородная прогулка и что ему потребуется фрак, охотничий костюм и костюм для улицы. Остальное может подождать до его возвращения. Портной с помощником обсуждали его по «статьям», как беговую лошадь. Он узнал, например, что имеет свою «индивидуальность», что им стоит позаняться и, если приложить старания, из него получится толк. Монтэгю не владел французским языком свободно, но мог понять из замечаний мсье Женэ, что все мужья в Нью-Йорке будут трепетать, когда он появится в свете.

Портной удалился, и вошла Элис со свежим после холодной ванны лицом.

– Вот как,– воскликнула она,– вы заняты нарядами! А я как же?

– Ну, с тобой будет потруднее,– смеясь, ответил Оливер,– но после обеда возьмемся и за тебя: за тобою заедет Рэгги Мэн, чтобы подобрать тебе несколько платьев.

– Как,– ужаснулась Элис,– мужчина будет подбирать мне платья?

– Конечно,– ответил Оливер,– добрая половина нью-йоркских женщин советуется с Рэгги Мэном о том, как одеваться.

– Кто же он? Портной?

Оливер сидел, заложив ногу на ногу, на краю канапе При этом вопросе он перестал покачивать ногой, уставился на девушку и, откинувшись на подушки, тихо рассмеялся.

– О господи! —произнес он сквозь смех.– Бедный Рэгги! – Но поняв, что Элис необходимо все растолковать с самого начала, он объяснил, что Регги вовсе не портной, а дирижер котильона и кумир женской части общества. Он – особый любимец и протеже всемогущей миссис де Грэффенрид, о которой Элис, конечно, слыхала,– миссис де Грэффенрид, по общему признанию, первое лицо в высшем обществе Нью-Порта; несомненно, ей предстоит занять первое место и в Нью-Йорке. Оливер и Рэгги были закадычными друзьями. Рэгги ради него даже специально остался в городе, чтобы заняться туалетами Элис. Увидя ее фотографию, он поклялся, что превратит ее в шедевр искусства. А потом миссис Робби Уоллинг устроит для нее бал, и весь мир падет к ее ногам.

– Мы с тобой завтра едем в «Блэк Форест» – охотничий дом Уоллингов,– обратился Оливер к брату.– Ты встретишь там миссис Робби. Надеюсь, ты слыхал об Уоллингах?

– Да,– ответил Монтэгю.– Я не такой уж медведь, как ты думаешь.

– Ну и отлично,– сказал Оливер.– Поедем в автомобиле. Я повезу тебя на своей гоночной машине, для тебя это будет хорошим уроком езды. Отправимся рано утром.

– Хорошо, встану,– сказал Монтэгю. А когда его брат заявил, что будет ждать у входа в одиннадцать часов, он пополнил свои сведения о нью-йоркцах еще одним забавным наблюдением.

Оказывается, в плату за отель включались услуги лакея или горничной для каждого члена семьи, и поэтому, когда был доставлен багаж, приехавшим не пришлось им заниматься. Они отправились завтракать в одну из столовых отеля: зал с высокими колоннами из темно-зеленого мрамора и целым лесом пальм и цветов. Оливер начал составлять меню; брат заметил, что самый скромный завтрак стоит около пятнадцати долларов, и задал себе вопрос, неужели им и дальше придется тратить на еду такие деньги.

Монтэгю сказал, что перед выходом из отеля получил телеграмму от генерала Прентиса: генерал приглашал его поехать вечером на собрание легиона. Монтэгю полушутливо спросил брата, можно ли пойти в старом костюме, на что Оливер серьезно ответил: в данном случае не важно, что он наденет. Там не будет никого заслуживающего внимания, кроме самого Прентиса.

Генерал и его семья занимали видное положение в свете, и это требовало соответствующего с ними обращения. Но Оливер благоразумно воздержался от дальнейших советов, зная, что брат, конечно, заговорит с Прентисом о былых временах и это несомненно будет вернейшим способом завоевать расположение генерала.

После завтрака явился веселый, щеголеватый Рэгги Мэн, очень миниатюрный и стройный, с маленькими ручками, нежным женственным голоском и легкой семенящей походкой. Он был одет для прогулки, в петлице горела ярко-красная орхидея. Пожимая Монтэгю руку, он приподнял ее чуть не до плеча, но когда вошла Элис, с ней он не стал здороваться за руку, а принял позу, воззрился на нее и долго, долго смотрел, потом, подняв от избытка волнения руки, воскликнул:

– О! совершенство, само совершенство! Ну, Олли, ведь я говорил тебе,– прибавил он с живостью,– она достаточно стройна, чтобы носить атлас. К ней пойдет бледно-голубое платье в стиле ампир – и у нее будет это платье, даже если бы мне самому пришлось заплатить за него! Ее волосами можно любоваться без конца! А как сложена! Реваль просто с ума сойдет!

Рэгги тараторил без умолку, затем, взяв девушку за руки, стал поворачивать ее во все стороны, разглядывая фигуру; Элис краснела и смехом пыталась скрыть свое смущение.

– Дорогая мисс Моитэгю, я добьюсь того, что весь Нью-Йорк будет у ваших ног. Олли, ты победил! Победил без единого выстрела! Я знаю человека, будто нарочно созданного для нее,– его отец умирает, и он скоро станет обладателем четырех миллионов в одних только трансконтинентальных. Он красив, как Антиной, и чарует, как Дон-Жуан! Allons! [3]3
  Вперед! (франц.).


[Закрыть]
Мы сегодня же можем начать готовить приданое!


Глава третья

Оливер с ними не поселился. У него была при клубе собственная квартира, и он не захотел ее покинуть. На следующее утро, минут на двадцать позднее назначенного часа, он подъехал к отелю, и Монтэгю спустился к нему.

Гоночная машина Оливера была вывезена из Франции и представляла собой сооружение весьма предательского вида: низенькое, длинное и только с двумя сиденьями – открытым впереди и откидным, для механика, сзади. Где бы и когда бы она ни останавливалась, -вокруг мгновенно собиралась толпа.

На Оливере была длинная, до самых пят, черная медвежья шуба, меховые перчатки, шапка и огромные, сдвинутые на лоб защитные очки.

Точно такое же одеяние, предназначенное для брата, лежало на соседнем сиденье.

Чемоданы с заказанными костюмами уже прибыли, и лакей вынес их к машине вслед за Монтэгю.

– Мы не можем взять их с собой, придется доставить поездом,– сказал Оливер. И пока брат застегивал шубу, он дал лакею адрес; затем Монтэгю уселся в машину. Оливер бросил на него через плечо взгляд, включил мотор, и они вихрем помчались по улице.

Дома, в Миссисипи, иногда затевались автомобильные поездки, но обычно они кончались поломкой машины и портили всем настроение.

До вчерашнего дня Монтэгю ни разу не приходилось ездить в автомобиле.

Поездка в этой машине напоминала путешествие во сне. Автомобиль плавно скользил по дороге, стремительно несся вперед, резко сворачивал вправо или влево, потом замедлял ход и останавливался словно по своей воле; казалось, шофер вовсе не управляет им. 'Когда машина пересекала трамвайные пути, пассажиры совсем этого не ощущали, а глубокие выбоины на дороге вызывали едва заметное покачивание. И лишь когда автомобиль рывком, как живое существо, бросался вперед, можно было почувствовать его силу, которая прижимала сидящего к спинке сидения.

Монтэпо казалось, что они мчатся по улицам с бешеной скоростью, лавируя между грузовиками, экипажами, чуть не задевая трамваи, делая самые рискованные повороты.

Оливер будто заранее знал, как поступит тот или иной встречный. Но одна только мысль, что его расчет может оказаться неверным, вызывала у Монтэпо болезненное сердцебиение. Один раз он даже вскрикнул, когда человек бросился в сторону почти из-под колес машины. Оливер рассмеялся и, не поворачивая головы, сказал:

– Ничего, со временем к этому привыкаешь.

Они проехали по Четвертой авеню и свернули к Бауэри.

Поезда надземной железной дороги громыхали над головой, мимо проносились длинные ряды пивных, иллюзион-автоматов, дешевых меблированных комнат и магазинов готового платья. Раза два острый взгляд Оливера замечал впереди синий мундир полисмена, и ом сразу сбавлял ход до установленной скорости. Тогда Монтэпо имел возможность разглядеть жителей этой части города. Был холодный ноябрьский день – пора безработицы, и жалкие бездомные люди бродили по улице, ссутулившись и глубоко засунув руки в карманы.

– Да куда же это мы едем наконец? – спросил Монтэпо.

– На Лонг-Айленд,—ответил Оливер.– Дорога мерзкая, во всяком случае эта ее часть. Но другой пока нет. Со временем у нас будет собственная быстроходная на; земная дорога и нам не придется тащиться сквозь такую толчею.

Не доезжая Вильямсбургского моста, они свернули, по оказалось, что из-за ремонта улицы проезд закрыт. Пришлось обогнуть еще целый квартал, и машина, резко повернув, нырнула в самый центр бедняцкого района. Узкие грязные улицы-ущелья с рядами мрачных домов; ржавые пожарные лестницы, беспорядочно разбросанные повсюду ящики из-под мыла, деревянные корыта, развешенное для просушки белье; малыши, ползающие по ступенькам, узкие крылечки с оравой прыгающих ребятишек, бакалейные лавки, магазины готового платья, пивные и нагромождение вывесок и плакатов на английском, немецком и еврейском языках.

Нетерпеливо сдвинув брови, Оливер гнал машину в толпе, то и дело сердито сигналя.

– Потише,– запротестовал Монтэгю.

– Вот еще! – пренебрежительно отозвался тот. Дети, испуганно взвизгивая, бросались в стороны, мужчины и женщины хмуро оборачивались и что-то сердито бормотали им вслед. Когда из-за скопившихся на мостовой повозок и тележек им пришлось остановиться, со всех сторон сбежались ребята, по их адресу посыпались насмешки, а несколько слонявшихся у пивной хулиганов принялись осыпать их отборной руганью. Но Оливер, не оборачиваясь, сосредоточенно глядел вперед.

Наконец въехали на мост.

«Тихоходному транспорту держаться правой стороны» – гласило объявление. Машина мчалась в гору с такой быстротой, что холодный ветер бил в лицо, как ураган. Далеко внизу виднелась река. Баржи и паромы рассекали рябую от ветра серую воду, а по обоим берегам простирался город – вереница крыш с трубами, извергающими белые клубы дыма.

Затем понеслись под гору и въехали на Бруклин.

Отсюда шла асфальтированная дорога с маленькими коттеджами по сторонам. Они тянулись квартал за кварталом, миля за милей,– никогда еще Монтэгю не видел такого скопища домов, выстроенных к тому же почти сплошь по одному стандарту.

Этой дорогой, стараясь обогнать один другого, мчалось множество автомобилей. Тому, кого обгоняли, доставалась вся пыль и угар от выхлопных газов; поэтому, как правило, те, кто оказывался позади, старались поймать момент, когда дорога станет посвободней, и, наддав скорость, проскочить вперед. Но случалось и так, что только вы разгонитесь, как слева от вас, поднимая клубы пыли, появлялся ваш соперник, а когда в вас загоралось злое упорство, вы могли заставить его сдаться, если он не желал налететь на встречную машину. Оливер придерживался единственного правила – обгонять решительно всех.

Они выехали на большое Приокеаиское шоссе. Здесь также было много автомобилей, почти все ехали в одном направлении и почти все мчались наперегонки. Две машины упорно шли наравне с Оливером, все время нагоняя его и перегоняя друг друга поочередно: раз—два – три, раз – два – три.

Поднятая ими пыль ослепляла, а от запаха выхлопных газов начинало тошнить. Оливер плотно сжал губы, маленькая стрелка на спидометре поползла вверх, и машина их вихрем понеслась вперед.

– А ну-ка нагони теперь! – пробормотал он. Прошло несколько минут, и вдруг Оливер вскрикнул от неожиданности. С угрожающим возгласом к ним ринулся скрывавшийся в кустах полисмен; он вскочил на мотоцикл. Тогда Оливер крикнул механику: «Подтяни веревку!» Встревоженный Монтэгю обернулся в полном недоумении и увидел нагнувшегося ко дну машины механика. Полисмен еще некоторое время гнался за ними, а потом исчез в облаках пыли.

Минут пять они мчались вперед в напряженном молчании и с такой бешеной скоростью, которая превышала даже скорость экспресса. Встречные машины, мгновенно вырастая впереди, летели, казалось, прямо на них и проносились, чуть не задевая их. Монтэгю, готов был принять решение, что одной такой поездки ему хватит на всю жизнь, но тут он заметил, что машина сбавляет ход.

– Можешь отпустить веревку,– сказал Оливер,– теперь ему нас не догнать.

– Что это за веревка? – спросил Монтэгю.

– Она привязана к дощечке с номером; когда ее натянешь, дощечка поднимается и номера не видно.

Машина в это время сворачивала на боковую дорогу. Монтэгю откинулся и хохотал до слез; сквозь смех он спросил:

– Это что же, обычный трюк?

– Ну конечно,– ответил брат.– А у миссис Робби, например, заготовлена в гараже целая бадья грязи, и перед поездкой шофер облепливает этой грязью номер. Надо же как-нибудь выходить из положения, иначе всегда будешь попадать в беду.

– А тебя забирали когда-нибудь?

– До суда только раз дошло, а попадался раз десять.

– И что же делали в таких случаях? Ограничивались предупреждением?

– Какое там предупреждение! Просто усаживались со мной в машину, отъезжали на один-два квартала от толпы зевак, а затем я совал им в руку десятидолларовую бумажку, и они вылезали.

– А-а-а, вот что! – откликнулся Монтэгю.

Они свернули на широкую, мощенную камнем дорогу. Здесь было еще больше машин, еще больше пыли и еще большая гонка. То и дело приходилось пересекать трамвайные и железнодорожные рельсы, перед которыми всегда были вывешены предостерегающие сигналы, но Оливер обладал, видимо, какой-то сверхъестественной способностью узнавать, что путь свободен, и никогда не сбавлял скорость.

Время от времени проезжали деревней, и тогда приходилось несколько сбавлять ход; но жителям деревни и такая скорость казалась невероятной.

Потом случилось еще одно происшествие. В одном месте дорога ремонтировалась и была в таком плохом состоянии, что они с трудом по ней пробирались. Неожиданно какой-то молодой человек, шедший по боковой дорожке, обернулся к ним, вытащил из кармана красный носовой платок и помахал им. Оливер пробормотал какое-то проклятие.

Что случилось? – спросил брат.

– Мы арестованы! – воскликнул Оливер.

– Как? Да ведь мы же сейчас едва ползем,– изумился брат.

– Знаю; и все-таки мы попались,– сказал Оливер. Видимо, сразу решив, что этот случай безнадежен, он

даже не пытался прибавить скорость и позволил молодому человеку вскочить на подножку машины, когда они приблизились.

– Что такое? – спросил Оливер.

– Я послан Ассоциацией автомобилистов предупредить вас, что в ближайшем селении вам готовится ловушка, так что глядите в оба,– сказал незнакомец.

Оливер с облегчением вздохнул и ответил:

– Благодарю вас!

Молодой человек соскочил, а они поехали дальше; Оливер, откинувшись назад, трясся от беззвучного смеха.

– Часто это случается? – спросил брат, когда тот немного успокоился.

– Как-то раз уже было,– сказал Оливер,– но я совсем забыл.

Ехали очень медленно, а подъезжая к селению, стали и вовсе двигаться со скоростью похоронной процессии. Казалось, будто машину передергивает от возмущения.

У дверей деревенской лавчонки они увидели кучку зевак, наблюдавших за ними. Оливер сказал:

– Это первая часть ловушки. У них здесь телефон, а где-то немного дальше человек у другого телефона, а еще чуть подальше человек с веревкой, которую он должен протянуть нам поперек дороги.

– И что же они хотели сделать с тобой?

– Потащили бы в суд и содрали штраф от пятидесяти до двухсот пятидесяти долларов. Это самый настоящий грабеж на большой дороге. Есть селения, хвастающие тем, что не облагают жителей налогами. Все необходимые средства они выкачивают из нашего кармана.

Оливер взглянул на часы.

– Из-за всех этих задержек мы опаздываем к завтраку,– сказал он и добавил:

– Все условились встретиться в «Ястребином гнезде», сборном пункте автомобилистов.

Миновав селение, снова «поднажали» и через полчаса, подъехав к огромной вывеске: «Ястребиное гнездо», свернули в сторону. Машина, взяв небольшой подъем, неожиданно очутилась на опушке соснового леса, и их взору представилось примостившееся на самом краю крутого обрывистого берега залива здание гостиницы. На просторном дворе перед ней разворачивались и пыхтели машины, выстраиваясь длинными рядами под навесом.

Когда подъезжали к крыльцу, навстречу им выбежало с полдюжины слуг. Все они знали Оливера, двое бросились чистить ему шубу, один занялся шапкой, а механик тем временем ставил машину под навес.

Каждому из них Оливер дал на чай.

Монтэгю заметил, что в Нью-Йорке надо всегда иметь при себе полный карман мелочи и раздавать ее направо и налево, куда бы ты ни пошел. Они дали на чай человеку, несшему их шубы, и мальчишке, открывшему перед ними дверь. В туалетной одарили чаевыми мальчиков, наливавших в умывальники воду, и слуг, еще раз почистивших их одежду.

Крытые веранды были переполнены автомобилистами в странных костюмах.

Монтэгю нашел, что большинство из них люди дурного тона: лица мужчин были красны, а женщины разговаривали чересчур громко. Одна была одета в небесно-голубое пальто с ярко-красной отделкой. Монтэгю пришло в голову, что если бы женщины не носили такие огромные шляпы, им не понадобились бы эти яркие вуали, которые они либо накручивали на шляпы, либо подвязывали под подбородком, или же предоставляли им развеваться по ветру.

Ресторан, построенный на вершине скалы, был как бы разделен на секции. Одна из его стен, вся стеклянная, выходила на залив и по желанию могла разбираться. Потолок был украшен лучеобразно расходящимися от центра цветными лентами и японскими фонариками. Среди апельсиновых деревьев и пальм журчали искусственные ручейки и били фонтаны. За столиками было тесно. Звон посуды, громкий говор и смех, грохот негритянского оркестра, состоящего из банджо, гитар и мандолин,– все это в первый момент ошеломляло и оглушало. Кругом сновали негры-официаты, а толстый высоченный метрдотель, который с важностью прохаживался, лавируя между столиками, вдруг заметил Оливера и поспешил к нему, рассыпаясь в улыбках и любезностях:


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю