Текст книги "Нефть!"

Автор книги: Эптон Билл Синклер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 42 страниц) [доступный отрывок для чтения: 16 страниц]

Поль изучил вопрос о капитале и труде, как он изучал все, что попадалось на его пути. Он прочел книжки, о которых Бэнни никогда не слыхал даже по названиям. Их не изучали в Высшей школе, потому что, как заявил Поль, эти книжки поддерживали рабочих. Поль беседовал с организатором, приехавшим сюда от союза нефтяных рабочих, очень развитым интеллигентным человеком, специально работавшим в течение многих лет среди нефтяных рабочих и знающим прекрасно условия этой работы. Бэнни был страшно заинтересован им и сказал, что он хотел бы встретиться с ним. Как к этому отнесется отец? Отец ответил, как он всегда отвечал последнее время, что сейчас он очень занят прокладкой новых труб и вопросом об очистке нефти, но позже, может быть, он тоже этим заинтересуется. Отец всегда обманывал сам себя таким образом. Когда-то в будущем наступит такое время, когда он будет свободен.

Однако он ничего не имеет против того, чтобы Бэнни встречался со всеми организаторами, с какими он захочет; несомненно, ему придется со многими из них разговаривать в течение своей жизни. Поль сказал, что Том Акстон приехал сюда тайно, но, в сущности, все хозяева знают его. Он был изгнан с территории "Эксцельсиор-Пет" только вчера. Без сомнения, он с удовольствием согласится побеседовать с Бэнни, но, разумеется, это не лишит его права организовать рабочих мистера Росса.

В результате этого разговора Акстон был приглашен для встречи с Бэнни в читальню, и это было величайшей сенсацией на участке Аткинсов со времени нефтяного пожара. Рабочие ночной смены забыли про сон. Они столпились около читальни, а все, кто проходил мимо, заглядывали в двери и окна. Организатора союзов считали таинственной и страшной личностью: думали, что он является только ночью и встречается со своими друзьями где-нибудь там, за холмами, а он вдруг был здесь утром и на глазах у всех беседовал с сыном старого Росса.

– Не удивительно ли, – говорили рабочие, – что Бэнни Росс получил от отца согласие даже на свидание с рабочим организатором!

Том Акстон был высокий человек, говоривший медленно, мягким голосом, с легким южным акцентом. Он производил впечатление здоровья и силы, да ему и нужно было быть таким, принимая во внимание то, на что ему приходилось наталкиваться на промыслах. Разумеется, он не мог дать клятву, что это именно нефтепромышленники федерации подсылали хулиганов, нападавших на него и старавшихся его изувечить. Но когда это неизменно случалось с ним в различных местах Южной Калифорнии, именно там, где добывается нефть, и не происходило нигде в других местах, то, естественно, он мог вывести из этого свои заключения.

Бэнни был потрясен этим. Он никогда не слышал о таких приемах и не знал, что ему ответить. Он мог только выразить надежду, что мистер Акстон знает от рабочих отца, что отец не в состоянии участвовать в этих грязных махинациях. Организатор улыбнулся. Он, очевидно, беседовал с Полем, потому что сказал:

– Ваш отец думает, что рабочие союзы руководятся паразитами и агитаторами. Прекрасно. Я хотел бы, чтобы вы спросили его, знает ли он что-нибудь точно и определенно о деятельности федерации нефтепромышленников, о тех людях, которые руководят ею. Вы, несомненно, узнаете, что ваш отец точно так же пренебрегает делами своего союза, как большинство рабочих – делами своих союзов.

Бэнни согласился, что это справедливо, и когда он спросил отца и узнал, что отец никогда даже не бывал на собраниях федерации, а просто давал свое согласие на все, ни о чем не расспрашивая, то Бэнни почувствовал уважение к Тому Акстону и начал думать о том, что ему рассказал Акстон об условиях работы в Парадизе и на других нефтяных промыслах, и о том, как быстро возникают между людьми разногласия.

Только вчера нефтяная компания "Виктор" уволила четырнадцать рабочих, которые присоединились к союзу. Хозяева подослали шпиона к рабочим и узнали имена записавшихся в союз. "Здесь у вас, несомненно, скоро вспыхнет стачка, – сказал организатор. – Она будет объявлена для того, чтобы добиться трех смен в сутки, и когда стачка начнется, ваш отец увидит, сможет ли он вести переговоры отдельно со своими собственными рабочими, или должен будет остаться в союзе нефтепромышленников, подчиняясь их общей политике".

Можете себе представить, как много материала получил Бэнни для размышлений и какие дискуссии вел он с отцом и с Полем и с учителем в классе "социальной этики" в Высшей школе в Бич-Сити.

III

Союзники, установив контроль над морем, обрекли Германию на голод. Немцы могли ответить на это только одним оружием – подводными лодками. Соединенные Штаты принудили германское правительство дать обязательство, что лодки не будут нападать на пассажирские безоружные пароходы. Но теперь, в начале зимы 1917 года, немцы заявили, что они больше не будут подчиняться этому требованию, и все заговорили, что Америка должна принять участие в войне. Германский посол в Вашингтоне уехал домой, и после этого в Высшей школе на уроках, обсуждающих «текущие события», уже более не господствовал дух нейтралитета.

Для хозяев-нефтепромышленников казалось чрезвычайно непатриотическим актом со стороны рабочих то, что они требуют как раз теперь восьмичасового рабочего дня и увеличения заработной платы, не считаясь с переживаемым кризисом. Страна должна думать о самозащите, она нуждается в нефти, как еще никогда не нуждалась во всю свою историю! Но рабочие возражали на это, что хозяева не соглашаются на уступки не потому, что они несут убытки, – они отдают нефть правительству не даром: нет, они получают за нее прекрасную цену и будут получать ту же цену, а может быть, и еще лучшую, если начнется война. Рабочие требовали своей доли, требовали увеличения заработка соответственно тем высоким ценам, которые они платили теперь при покупке всего необходимого. Повсюду собирались митинги, и в конце февраля официальные представители рабочего союза обратились к различным нефтяным обществам с письменным заявлением, требуя созыва конференции. Когда это требование осталось без всякого ответа, они известили предпринимателей, что рабочие решили прибегнуть к стачке.

Трое рабочих явились к отцу. Один из них был старый служащий, двое других – новые рабочие. По возрасту все трое были молоды, да и действительно вы почти никогда не увидите нефтяного рабочего старше тридцати пяти лет, – и все они были американцы белой расы. Делегаты держали в руках свои шапки, были немного бледны, смущены, но решительны. Они все были расположены к мистеру Россу и высказали ему это. Он был "справедлив", и он должен знать, что их требования вполне основательны. Не захочет ли он последовать примеру некоторых предпринимателей, принявших новую расценку труда? Если он это сделает, работа на его участках будет продолжаться без перерыва. Стачка, если она будет объявлена, ограничит количество добываемой нефти, и цена на нее поднимется. Мистер Росс выиграл бы тогда больше, чем он должен будет заплатить рабочим. Но мистер Росс ответил, что он вошел в состав федерации нефтепромышленников и обещал подчиняться ее решениям. Что сталось бы с его репутацией честного дельца, если бы он оставил своих товарищей во время кризиса? Единственное, что он может сделать, – это начать работу внутри самой федерации для того, чтобы она заключила соглашение с рабочими, больше ничего он не может обещать, и он отправится в Энджел-Сити для того, чтобы узнать, как лучше продвинуть дело. Он сам лично думал, что требование восьмичасового рабочего дня вполне справедливо, и склонялся также в пользу увеличения заработной платы соответственно вздорожанию жизни, так, чтобы доходы рабочих не были подвержены колебаниям. Делегаты были обрадованы этими обещаниями, и затем все обменялись рукопожатиями.

Предоставленный самому себе, Джемс Арнольд Росс, как вы, конечно, понимаете, никогда бы не знал такого положения и не пошел бы так далеко в своих обещаниях. Он просто думал бы о своих деньгах или о том, что сделать с помощью своего капитала. Он, вероятно, шел бы в ногу со всей своей группой, как он делал до сих пор. Но был Бэнни, "маленький идеалист". Бэнни любил рабочих, и рабочие любили его, и отец гордился этой взаимной симпатией и был сентиментален ради Бэнни даже в таких случаях, где он никогда и не мечтал быть сентиментальным для самого себя. И, кроме того, был еще Поль, который знал положение рабочих из самых первых рук, а Бэнни настойчиво втягивал Поля в свою жизнь, осыпая Поля вопросами и заставляя его говорить откровенно о таких вещах, о каких он вряд ли говорил бы свободно при других обстоятельствах. Таким образом, Поль сделался силой в глазах отца, и, таким образом, отец обещал помочь рабочим.

В первый раз он присутствовал на собрании своего собственного союза. Собрание назначено было вечером и протянулось до часу ночи. На следующий день было воскресенье. Бэнни приехал в город, встретил своего отца в отеле и выслушал рассказ о том, что случилось. Большинство нефтепромышленников, по-видимому, так же, как и Джемс Арнольд Росс, предоставили управление своими союзами другим. На это важное, решающее собрание явилось только сорок человек. И преобладающая группа состояла из представителей "Великой пятерки". Председатель, очевидно, управляющий всей организацией, был поверенным общества "Эксцельсиор-Пет". Ему принадлежал небольшой нефтяной участок, который ему дали, вероятно, для того, чтобы он имел право войти в эту организацию. У него была группа, которая, видимо, получила от него инструкции и голосовала вместе с ним.

Бэнни хотел знать все подробности и засыпал отца вопросами. Отец выступил в защиту рабочих настолько тактично, насколько мог. И действительно, он нашел в собрании двух нефтепромышленников, которые поддержали его, хотя и очень робко; для руководящей группы он казался чем-то в роде ренегата, и они ему намекали об этом.

– Знаешь ли ты, как все это делается, сынок? – воскликнул отец. – У всех уже есть определенное мнение, и ты можешь голову себе об стену разбить, а все-таки их не переубедишь. Они боятся организованного труда, и это делает их глухими и слепыми. Они говорят… – и отец подробно пересказал те аргументы, которыми там осыпали его: союзы – это значит провокация, это значит власть разбойников, беспорядки, стачки; союзы – это значит социализм.

– Что же они думают делать, папочка?

– Они прежде всего не хотят допустить рабочих организоваться в союз, вот и все. Я сказал: "По-видимому, федерация превращается в штрейкбрехерскую организацию", и Фред Науман – это председатель – обернулся ко мне и воскликнул: "Вы это сказали!" И они будут штрейкбрехерской организацией до тех пор, пока в их предприятиях будут стачки. Так сказал Рэймонд, вице-председатель фирмы "Виктор", а затем Бэн Скут.

– Бэн Скут?

– Да, он был там. Он, по-видимому, делал какое-то "обследование" для федерации – вежливое определение шпионства. Ему было известно то, что мы сказали рабочим за день до этого, и он заметил, что я своим поведением оказал очень печальное влияние на ход дел, так как дал стачечникам моральную поддержку. Я сказал ему, что считаю себя свободным говорить то, что я думаю, и высказал те же мысли и здесь, на собрании, и я выскажу их и газетам, если они спросят меня. Науман саркастически улыбнулся: "Я не думаю, по правде говоря, чтобы они обратились к вам, мистер Росс".

И действительно, они не обратились ни тогда, ни позже. Собрание это было объявлено закрытым, а в таком случае отдельные члены не имели права ничего сообщать в газеты. Только председатель или кто-то другой из официальных лиц дал в печать официальный отчет, в котором было сказано, что собрание подало голоса за то, чтобы непоколебимо стоять на своей прежней позиции, несмотря ни на какие угрозы союза. "Теперь настало время для всех, истинно любящих Америку, охранять благополучие страны против врагов, внешних и внутренних". Так говорилось в отчете двух утренних газет.

– Что же ты предполагаешь делать? – спросил Бэнни.

– Что же я могу сделать, сынок? – Лицо отца потемнело, оно было в глубоких морщинах.

Бэнни знал, что отец не привык ложиться поздно и, вероятно, сегодня утром встал рано, тревожимый этими делами. И все же Бэнни не мог не прибавить со своей стороны:

– И ты позволишь этим людям распоряжаться нашим делом, папочка?

– По-видимому, так и будет, сынок. Я не в состоянии один финансировать наше дело.

– Со всей той нефтью, которую ты уже добыл?

– Да. У нас большой запас нефти, но все-таки она, главным образом, в земле, и прежде всего мне нужно для работ два-три миллиона долларов в банке.

Он начал объяснять, как ведутся современные коммерческие предприятия. У предпринимателя никогда не бывает достаточно денег, сколько бы фактически у него их ни было. Он всегда расходует больше, чем имеет. Делает дела, так сказать, с будущим. Он вносит деньги в банк, а банк дает ему право тратить больше, чем он вложил. Банк учитывает его "бумаги", так это называется. Вот здесь, на их участках нужно бурить несколько новых скважин, нужно покупать машины и материалы, платить рабочим, и все это авансом, надеясь, что нефть будет получена в следующем месяце или еще через месяц. Он знает, что нефть будет добыта, и банки ему верят, основываясь на его репутации и зная ценность его имущества. Но если он выступит против федерации, он немедленно должен забыть о таких вещах, как банк в штате Калифорния. Ему придется платить наличными за всякую вещь, он должен будет остановить развитие своего дела, а затем он не в состоянии будет уплатить даже по своим счетам, когда они будут предъявлены.

Бэнни был потрясен.

Он думал, что отец его один из самых богатых людей в штате и один из самых независимых.

– Как, отец, нам не принадлежит даже наше собственное дело, нам не принадлежат даже наши собственные души?

И опять начались разговоры на одну из их обычных тем. "Дело остается делом". Это не беседы за чайным столом. Собственность трудно приобрести и сохранить. И, как он уже много раз говорил своему сыну, люди всегда стараются отнять у вас вашу собственность. Для защиты богатства нужна дисциплина, и богатые люди должны быть сплочены. Это может показаться жестоким, если вы этого не поймете как следует, но такова жизнь.

Вот возьмем, например, европейскую войну. Это была страшная вещь. От одной мысли о ней можно заболеть, но она была, и если вы в нее попали, так вы уж не могли выскочить и должны были сражаться. То же самое и со всеми деловыми предприятиями. Для вас нет опасения, если вы находитесь в той группе, у которой в руках власть. Если вы пойдете за безопасную линию, волки очень быстро растерзают вас на куски.

Но Бэнни не мог удовлетвориться этими общими положениями. Он желал знать подробности.

– Пожалуйста, расскажи мне, папочка, кто же эти люди, с которыми мы должны вместе работать?

Отец объяснил, что это была сплоченная группа, но точно определить ее трудно. Представители всех крупных предприятий в Энджел-Сити и территорий, которые примыкают к городу.

Сюда входило несколько организаций: не только федерация нефтепромышленников, но также и ассоциации купцов и мануфактуристов, торговая палата, они были все объединены, а маленькая группа руководила всеми делами, и Фрэд Науман мог вызвать к телефону с десяток людей и превратить вас в парию, выключенного из всякого делового общества. Ни один банк не даст вам тогда взаймы ни одного доллара, и ни один из крупных торговцев не откроет вам кредита, а некоторые могут прекратить с вами торговые дела даже и за наличный расчет.

До самой своей смерти старший Росс никогда не мог, в сущности, понять своего сына. Его всегда удивляла та настойчивость, с которой Бэнни исследовал такое положение вещей, которое отцу казалось неизбежной принадлежностью жизни. У отца было два помещения в мозгу. Одно – для вещей вполне справедливых, а другое – для вещей, как они существовали в жизни и как вы могли позволить им существовать.

Но здесь пред ним было новое явление. У мальчика в голове было только одно помещение, и там вещи были такими, какими он считал, что они должны были быть; они не могли быть "несправедливыми" – вы должны были сделать их справедливыми. В противном случае для чего вам вся эта справедливость? Вы только будете сами себя обманывать ею.

– Послушай, папочка, – сказал Бэнни, – неужели нет никакого способа разорвать эти узы? Разве ты не мог бы остановить дальнейшее развитие дела, все поставить на расплате наличными и работать медленнее? И знаешь, это было бы лучше уже в одном отношении: ты мог бы не работать так много. Ведь тебе необходимо отдохнуть.

Отец не мог не улыбнуться, несмотря на страдание, которое он видел на лице Бэнни.

– Если бы я вышел из этой организации, сынок, – ответил он, – у меня уж не было бы никогда ни одного спокойного часа для отдыха до тех пор, пока ты не похоронил бы меня там, на холме, рядом с Джо Гундой.

– Но ведь у тебя будет нефть, если ты сговоришься с рабочими; работы будут продолжаться. И нефть будет получаться только из этого единственного округа.

– Да, сынок, но нефть не деньги; ее нужно еще продать.

– Ты хочешь сказать, что ее не возьмут у нас?

– Я не могу этого сказать, сынок. Я никогда не был в таком положении и не знаю, что они могут сделать. Одно я могу сказать, что они никогда не позволят мне отделиться от них. Они уж найдут какой-нибудь способ удержать меня. Это так же верно, как то, что завтра взойдет солнце.

IV

Отец отправился на промыслы и снова беседовал с представителями своих рабочих. Он не рассказал им, что произошло на собрании, но сообщил, что он употребил все свои усилия, чтобы привлечь нефтепромышленников на свою сторону, но это ему не удалось. Он связан с ними соглашениями, которых он не может порвать. Он был бы очень рад пойти навстречу требованиям рабочих, если только федерация даст свое согласие на это. Но если вспыхнет стачка, то он не сможет продолжать работу на своем участке. Для него будет большим убытком прекратить разработку своих лучших производительных скважин. Однако он постарается продержаться, и его рабочие должны смотреть на прекращение работ, как на отпуск, и вернуться к нему, как только кончится стачка. Пока же он их не будет увольнять, и они могут оставаться в своих казармах и домах, разумеется, при условии, что они будут сохранять порядок и не причинят никакого вреда собственности.

Это была, разумеется, необычная уступка, и он выразил надежду, что рабочие оценят это. Рабочий комитет ответил, что, без сомнения, все они это понимают и что они глубоко благодарны мистеру Россу за то, что он для них делает. Члены комитета были смущены и очень почтительны; вы понимаете, очень трудно для скромных рабочих людей вести борьбу со своим хозяином, "большим" человеком, вооруженным магической властью денег.

Стачка была назначена на среду. Рабочие прошлись толпой с пением песен. К союзу присоединилось не более десяти процентов всех рабочих, но работу прекратили все: меньшинство, которое хотело бы остаться, было недостаточным для того, чтобы продолжать разработку скважин, и поэтому все работы были остановлены. Рабочие привели все в порядок, прикрыли скважины и отправились в Парадиз, где состоялся огромный митинг, на котором присутствовало около трех тысяч местных рабочих и пришли многие городские жители и некоторые фермеры. По-видимому, сочувствие местного населения было на стороне рабочих.

Том Акстон произнес речь: он изложил требования рабочих и рассказал, как, на основании его прежних опытов, стачка должна проводиться. Самое важное, что они должны запомнить, – это сохранить на своей стороне сочувствие общества, повинуясь закону и избегая всякого намека на беспорядок. Это будет нелегко, потому что федерация нефтепромышленников знает это так же, как и руководители стачки, и будет со своей стороны делать все, чтобы вызвать рабочих на насилие; с этой целью сюда уже прибыли "стражники", и самой большой трудностью для рабочих будет сохранить спокойствие лицом к лицу с ними. Если поверить Акстону, то такой прием применяется обычно хозяевами во всех стачках; он сказал, что стражники эти – самые гнусные типы, которых подбирают крупные агентства, поставляющие шпионов. Они набираются из отбросов городского населения. У каждого из них в потайном кармане хранится оружие. В другом потайном кармане у них спрятана бутылка виски, но Том Акстон не знает точно, получили ли они эту бутылку от хозяев, или же сами позаботились запастись ею. Как бы там ни было, они были привезены сюда на грузовиках, по пути остановились перед домом шерифа в Сан-Элидо, все сообща присягнули как "делегаты шерифа", и им были розданы серебряные значки, чтобы носить их в петлицах. И после этого все, что бы они ни делали, будет отныне считаться согласным с законом.

Несколько из этих делегатов стояли тут же и слушали речь Акстона. Не нужно говорить, что они не были в восторге от нее.

Председатель союза, который приехал сюда для того, чтобы руководить стачкой, также произнес речь; затем говорил секретарь союза и организатор союза плотников, и все это было еще недостаточно, потому что рабочие были полны энтузиазма и умы их были открыты для всяких идей. Это был урок о том, что такое солидарность. Они записывались сотнями в союз и вносили плату из своих скудных сбережений.

Назначен был стачечный комитет, и члены его отправились работать в старое гумно, которое было превращено в главную квартиру стачечников. Это было единственное свободное место, подходящее по своим размерам, которое удалось отыскать среди всех мелких построек на нефтяных промыслах. Там непрерывно гудела толпа, люди приходили и уходили, но не было никакого беспорядка. Выборные лица и добровольные помощники работали так, как будто отдых и сон совершенно неизвестны человеческому организму. Нужно было найти временные помещения, так как не многие нефтепромышленники были настолько великодушны, чтобы предоставить стачечникам кров. Союз заказал большое число палаток, но их потребуется еще больше, когда окончится аренда на домики, составляющие собственность нефтяных компаний. К счастью, не многие рабочие были обременены семьями. Нефтяной рабочий – перелетная птица; он часто меняет место работы и не сразу перевозит свою семью, а ждет, когда он привыкнет к новой обстановке и подкопит немного денег, чтобы перевезти свою жену и детей с места последней работы.

Бэнни приехал в воскресенье утром. К этому времени волна первого возбуждения уже прошла. Это был дождливый день, и рабочим негде было созвать митинг. Группы людей стояли под воротами или под навесами, везде, где можно было найти свободный кров. Вид у них был немного печальный, точно они нашли стачку менее романтичной, чем ожидали. Перед участками нефтепромышленников, особенно перед теми, которые принадлежали крупным компаниям, расхаживали взад и вперед мрачные люди в плащах и шляпах и бросали на вас подозрительные взгляды. У некоторых из них были ружья за плечами, как у военных часовых. Бэнни поехал на участок отца. И там было то же самое, и это больно ранило его сердце. Пред ним было олицетворение всего того, что было ему так неприятно в промышленном мире и что он мечтал изгнать с участка, принадлежащего "Россу-младшему". Но истина была в том, что взгляды "младшего" временно потерпели поражение, а взгляды "старшего" восторжествовали и клали свой отпечаток на события.

Сидя в конторе на своем участке, Бэнни осыпал отца вопросами относительно стражников. Неужели действительно нужно было ставить охрану против собственных рабочих?

– Ну, конечно, нужно, сынок, – протестовал отец. – То, что ты говоришь, несерьезно. Как можно оставить собственность в три миллиона долларов без всякой защиты?

– Где мы наняли этих стражников, отец?

– Мы их не нанимали; это федерация прислала их сюда.

– Но разве мы не могли поставить свою собственную охрану?

– Я не знаю никаких людей для этой цели и не знаю, где их найти. Мне тоже пришлось бы обратиться к какому-нибудь агентству, как это и сделала федерация.

– А разве нельзя было воспользоваться нашими собственными рабочими, которых мы знаем?

– Превратить стачечников в охрану? Ты сам должен понимать, что этого нельзя делать, сынок.

– Почему нельзя?

– Прежде всего, уже по одному тому, что мы застрахованы в страховых обществах. Воображаю, как быстро они подняли бы сумму, которую я должен платить за страховку! А затем, предположим, меня подожгли бы – и я был бы разорен, ты не понимаешь этого?

Да, Бэнни понял. По-видимому, весь мир был одной хорошо выработанной системой, находящейся в противоречии со справедливостью и добротой и повсюду сеющей жестокость и страдание. И он и отец были частью этой системы и должны способствовать ее сохранению против своего желания.

– Мы платим что-нибудь за эту охрану, отец?

– Мы вносим свою долю, без сомнения.

– Что же получается в таком случае: мы даем деньги Фреду Науману для борьбы со стачкой даже и в том случае, если бы мы и не хотели с ней бороться?

На это отец заметил, что дьявольски неприятно видеть, как работа на всех скважинах сразу приостановилась. Он стал просматривать бумаги на своем столе, и Бэнни сидел некоторое время молча, стараясь проникнуть в мысли отца. Это были элементарные мысли, не требующие никакой особой тонкости, чтобы быть понятыми. Здесь на участке было одиннадцать производительных скважин, которые в последний четверг утром дали, в общем, тридцать семь тысяч баррелей нефти. Это значит, по теперешним низким ценам, валовой доход до двух миллионов долларов в месяц. Ум отца был полон соображениями о том, что он мог бы сделать с этими деньгами, а теперь он должен был разрешить трудную задачу: как обойтись без этих денег? Лицо его было серо, изборождено морщинами от забот, и в сердце Бэнни была жалость к нему. Он, Бэнни, желал победы рабочих. Но захотел ли бы он этой победы ценою новых забот и новой тяжести на плечах отца?

V

Поль ушел вместе со стачечниками, так сообщили Бэнни. Отец предложил ему остаться, потому что на участке были строительные работы и плотники не объявляли стачки. Но Поль думал иначе и решил, что его обязанность быть вместе с нефтяными рабочими; среди них мало образованных людей – ведь на них лежала все время тяжесть двенадцатичасового рабочего дня; мистер Росс должен был согласиться на уход Поля, окончательный или временный, как он сочтет лучше. Отец сказал, что он не питает никакой вражды к нему и Поль может вернуться, когда стачка окончится.

Бэнни отправился на ранчо Раскома, чтобы повидаться с Руфью и расспросить ее обо всем. "Старший десятник по садовым работам" тоже присоединился к стачке вместе со старшим мастером-плотником, но она осталась в бунгало и ухаживала по-прежнему за мистером Россом, когда он оставался в своем домике. Руфь сказала, что Поль больше не живет здесь. Он спал на соломе в главной квартире союза, где он работал по двадцать часов в день. Мели осталась со своей сестрой, и они все свое время посвящали теперь печению хлеба, а старый мистер Аткинс на такой же лошади, запряженной в такую же старую тележку, отвозил хлеб в Парадиз и продавал стачечникам. Они закрыли лавочку на своем участке, потому что там никого не было, кроме охранников, а они не хотели ни в каком случае кормить их, даже если бы те умирали с голоду. Так говорила Мели, которая болтала, как заводной ящик, а Руфь посматривала на Бэнни с некоторым смущением, полагая, что в его присутствии не нужно было этого говорить. Но Бэнни сказал, что он сам против этой охраны, что ему больно смотреть на нее в этих местах, которые он считал своими. Мели прибавила, что стражник, охраняющий их участок, неплохой малый, он был раньше лесником и пожарным, но все другие – ужасные люди, и отец запретил девочкам ходить вечером на дорогу. Охранники всегда пьяны и всегда ругаются.

В кухне стоял соблазнительный запах имбирного печенья, а Бэнни еще не завтракал. Девушки накрыли маленький стол, и все втроем уселись за завтрак. Было блюдо яиц с картофелем, хлеб и масло, козье молоко, имбирное печенье и клубника с собственных грядок; все, что посадил здесь Поль, было окружено заботливым уходом Руфи, она не могла выносить страданий живого, даже если бы это были растения.

Руфь теперь была уже взрослой девицей, почти восемнадцати лет, такого же возраста, как и Бэнни, но она чувствовала себя немного старше, как это обыкновенно бывает у девушек. Ее прекрасные волосы лежали узлом на затылке, и вы больше уже не видели ее босых ног. У нее был очень привлекательный вид, когда она работала в кухне, потому что щеки ее становились розовыми. Она ловко справлялась с домашней работой и приказывала вам сидеть спокойно и не мешать ей, стараясь помочь. У нее были блестящие голубые глаза, как и у всей семьи Аткинсов, но взгляд ее был особенно чист и спокоен; он, казалось, проникал вам в самую душу и делал невозможным грубость или ложь.

У Бэнни как раз в это время началась его первая серьезная любовь, о которой мы скоро расскажем. Эвника Хойт была богатой девушкой и сложной натурой. Знакомство с ней было иногда удовольствием, иногда мучением. Но Руфь была бедная и простая девушка; ее присутствие действовало успокоительно, как субботнее утро. Главной основой жизни Руфи было убеждение, что ее брат Поль необыкновенно хороший и выдающийся человек. Теперь Поль отдавал весь свой рабочий день на помощь стачечникам, а Руфь приготовляла хлеб для них; пока у них были деньги, она его продавала, а когда деньги истощились – отдавала даром.

Мели с восторгом пекла хлеб для рабочих, но у нее были и другие интересы. Появление нефти на участке Аткинса внесло большие перемены в жизнь Мели. Она уже не была больше "пастухом козьих стад", развилась, расцвела, приобрела уменье бойко разговаривать и яркую ленту в волосы и ожерелье из желтых бус. Мели накануне вечера была в городе, там было очень интересно. Эли стал известным проповедником; у него собственная церковь, и он отправляет в ней службы каждый вечер во славу Божию. Много стачечников посещают церковь, и на них изливается милосердие Божие. Во время богослужения, между молитвами, Мели собрала много новостей о стачке. Было столкновение на главной улице, потому что пьяный стражник грубо обошелся с Мэми Парсенс, и Поль был в числе делегатов, которые отправились к шерифу и потребовали, чтобы у стражи были отобраны или револьверы, или водка. Завтра Мели снова отправится в церковь; там будут три службы в течение дня; говорили, что в понедельник нефтепромышленники привезут сюда штрейкбрехеров и начнутся работы на участке "Эксцельсиор-Пет", а стачечники приготовляются остановить работы. Это будет страшно.