Текст книги "100 оттенков ванили (СИ)"

Автор книги: Эппле Гриин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 18 страниц)

Глава 12

«Не требуй прощения за поступок, который сама не сможешь простить».

Цитаты Милы Варшавской

Вечером.

Я решила, что поговорю с Петей прямо сегодня вечером.

Оттягивать этот разговор – как оттягивать казнь: она всё равно неизбежно состоится, но каждый день промедления – это муторное ожидание, полное беспокойства, тяжелых мыслей и горьких раздумий. Лучше уж сразу разрубить этот узел судьбоносных нагромождений – и будь что будет.

Главное – я честна в своих чувствах к Пете. О том, что я буду делать, если Петр не примет меня с вагоном моего прошлого, я старалась не думать. Потому что этот вариант развития событий грозил мне пустотой разбитого сердца, которое я очень долго буду собирать по кускам. И нет никакой гарантии, что соберу. Петя слишком хорош, чтобы я наивно верила в то, что мне может повезти так дважды.

И раз уж я настояла на том, что сама буду следить за домом, то вот этим и займусь. Больше дела – меньше рефлексии. И вообще – надо верить в лучшее.

С таким оптимистичным настроем я взялась за уборку и готовку и незаметно для себя погрузилась в радужные фантазии о том, как мой талант контактировать с самыми разными людьми и умение собирать информацию разного толка и плана мог бы помочь Пете в его работе. Ну, если он в принципе не против идеи дать мне работу в своей компании.

Думаю, я вполне могла бы пригодиться Пете в отделе по связам с общественностью. К тому же, я хорошо знаю изнанку медийной кухни – было бы забавно встать по другую сторону баррикад. Будь я, к примеру, на месте Феди в той истории с разводом, то уж точно не стала бы предлагать Владу деньги, но однозначно вывернула бы ситуацию в пользу Петра. Как? К примеру, компроматом на Влада. Таким, который Федор вряд ли смог бы добыть, потому что далек и от этой банки с пауками, и от этой тусовки. А у Артемьева тоже есть слабые места и границы, за которые он не любит никого пускать. Мы все чего-то боимся и что-то скрываем. И я умею эти слабости находить.

И да, мои суждения могут показаться циничными после того, как Влад дал мне понять, что вроде как наши с ним отношения выходят за рамки отношений шефа и подчиненной и близки к дружеским. Но я рассуждаю чисто гипотетически, где Влад – это просто некий представитель СМИ.

Как ни странно, но за этот период мы сблизились с Владом больше, чем за всё время совместной работы. И после беседы с ним я еще раз проанализировала ситуацию с Бельским и признала, что, пожалуй, Влада я действительно могу считать своим другом, а не просто шефом и коллегой. Поэтому… В реале Влад – это единственный человек, с которым я, прежде чем искать, на что надавить, для начала переговорила бы. По-дружески.

И да, Пете могут не понравиться подобные грязные методы, но на войне врага бьют его же оружием. Он это знает даже лучше, чем я, иначе не стал бы тем, кто он есть. Большой бизнес – это вам не детские игрульки. Удивительно, что он вообще сумел остаться настолько цельным и самодостаточным человеком с крепкой базой моральных принципов. И, в конце концов, как бы Петр этого не хотел, но он публичная персона. Которая всегда будет интересна СМИ. Каждый его шаг. О, и я точно смогла бы защитить Петины интересы!

Если бы он мне позволил. Но это как один из вариантов. С какой-то необыкновенной легкостью я вдруг поняла, что не имеет значения, чем заниматься рядом с Петей. Даже оставшись на поприще домохозяйки, я не буду сидеть у него на шее и бездельничать.

Рядом с ним я себя не потеряю, потому что именно рядом с ним я себя нашла.

И как-то сам собою у меня написался небольшой простенькой стишок, который я неровным почерком записала на Петином же стикере, оставленном на холодильнике. С одной стороны бумажки было идеально выписано Петей: «Уже скучаю. Уже хочу к тебе», а с другой:

Я для тебя могу быть разной -

Сплошь состоящей из контрастов:

Порою дамочкой опасной,

Местами девочкой прекрасной…

Под настроенье – квин оф диско,

А хочешь стану нежной киской?

Могу быть искренней и милой,

Но временами… Эмм… Строптивой.

Я по желанью стану дивой,

Живущей где-то на Мальдивах.

Или застенчивой ромашкой

В забавной клетчатой рубашке.

Смешной побуду обаяшкой,

Могу прикинуться скромняшкой.

Лимона долькой… Карамелью…

И ланью грациозной, и газелью…

Так много лиц, а может… ликов -

Играющих зеркальных бликов.

И где-то среди них есть я…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Возможно, настоящая.

Твоя.

Я свернула стикер вчетверо и поднялась в спальню – положила стишок-признание на прикроватную тумбочку, с той стороны, где спал Петя.

И так, за домашними делами и приятными размышлениями, день незаметно скатился во вторую половину.

«Когда тебя ждать?» – настрочила я Пете смску. На которую он незамедлительно ответил: «После девяти. Прости, детка, из-за приезда Феди выпал из графика – придется задержаться».

Детка… И он еще просит его извинить! Боже, Петя, как я тебя люблю! И не переживай, я понимаю, что значит для тебя работа, но обещаю, что не дам тебе вновь подменить ею всю жизнь. Главное – разреши мне.

Я улыбнулась и глянула на часы – окей, раз уж все дела переделаны и ужин готов, у меня еще есть время накидать пару постов для Влада. Не то чтобы мне очень хотелось, но бортануть Артемьева я не могла. Хотя бы чисто из чувства благодарности. Поэтому поднялась к себе и засела за ноут, принявшись строчить очередные истории из жизни гадкого миллиардера-извращенца и себе на уме служанки. Истории, которые я делала с большим запасом и которые, как только закончатся разборки с Бельском, уже должны были идти под тегом «Ваша Дива на Мальдивах».

Строчила-строчила и внезапно почувствовала дикую сонливость – всё-таки эту ночь я плохо спала из-за разговора с Петром, а встала рано. И весь день пробегала по дому электровеником. Но мне осталось дописать буквально пару предложений в постскриптуме… Которые никак не дописывались! Я глянула на часы – до возвращения Пети еще пара часов.

– Окей, Мила, две минуты перерыва, – пообещала я себе, отложила ноут и прикрыла глаза. Чисто выдохнуть, чтобы добить последний пост, а затем настроиться морально на разговор с Петей.

Знаете, недаром говорят, что причиной большинства драм и трагедий становится человеческий фактор, а точнее – глупость и фатальная безалаберность. В моем случае глупостью обернулось мое обещание закрыть глаза на пару минут без опаски провалиться в глубокий сон. Потому что как только я это сделала, меня намертво вырубило. Но это еще не всё. Вторая глупость – просто отложить в сторону ноутбук и не закрыть его!

Благодаря двум этим фатальным глупостям моя попытка поговорить с Петей по душам обернулась крахом. Потому что он приехал домой пораньше, нигде меня не нашел и поднялся в мою комнату. В которой и застал меня сладко сопящей в обе дырочки, а рядом обнаружил мой ноут, где был открыт недописанный пост «Дневника служанки».

Но уже не анонимный – это был тот пост, с которого Влад собирался объявить, что всё это время блог «служанки» вела… Дива на Мальдивах. И именно с этого каминг-аута начинался текст!

Как вы понимаете, Петру труда не составило проанализировать факты, сложить два плюс два и сделать свои выводы.

А факты выглядели так: к нему на работу пришла устраиваться домработницей девушка, которая явно не похожа на тех, кто обычно приходил к нему на такую работу. Или ушлая охотница за его деньгами, или что-то в ее жизни пошло не так, и ей пришлось пойти в сферу обслуживания. Петр прямо об этом спросил меня – я ушла от ответа, и он предпочел думать, что второе.

Кроме того, эта девица сунула нос туда, куда ее не просили – в ту самую тайную комнату. Но Петр простил мне эту выходку, посчитав ее забавной. Потому что уже кое-что для себя решил – что я ему нравлюсь, и даже больше, и он просто отпустит ситуацию, не станет копаться в моем прошлом и позволит нашим отношениям развиваться своим чередом. Что дальше?

Петр несколько раз дал понять этой девице, что может простить многое, но не простит лжи, жирно намекая, что если мне есть что скрывать – лучше этого делать не стоит. Он готов выслушать. Более того, он готов не только слушать, но еще и честно рассказывать о себе. Что и сделал, раскрыв детали своего развода. Что сделала я? Промолчала.

Промолчала, чтобы на следующий же день сидеть и строчить посты о некоем миллиардере, у которого работаю служанкой. Это понятно с первых строчек поста – достаточно бегло пробежаться по ним глазами. Более того, это не просто чей-то там пост – он принадлежит авторству Дивы на Мальдивах, которая в свое время немало попортила ему крови.

Вывод?

Ну, он как бы сам напрашивается: Петр доверился и пустил на свою территорию мерзавку, которая нагло воспользовалась этим, чтобы закрутить с ним роман и вытащить на свет белый всю подноготную его личной жизни. И тут даже Федин довесок в виде информации о том, что я работала журналисткой в журнале Влада Артемьева, не нужен.

Мне уже никак не оправдаться.

Что это дурацкое стечение обстоятельств, благодаря которому я изначально пришла презентовать журнал, а случайно угодила на собеседование на место домработницы. И да, поначалу всё так и задумывалось – проникнуть в дом Горского, чтобы вытащить всех скелетов из его шкафов, но я узнала Петра, и мои мотивы изменились. Что посты эти не имеют никакого отношения к нему, и я уже отказалась от места Дивы и собиралась именно сегодня с ним поговорить и рассказать всю правду о себе.

Я опоздала.

И эти факты и выводы лишили меня даже малейшей надежды на конструктивный диалог. Она рухнула от легкого касания плеча, которым Петр разбудил меня, и фразы, брошенной неживым голосом, который буквально убил меня прозвучавшим в нем морозным холодом:

– У тебя есть десять минут, чтобы собрать свои вещи и покинуть мой дом.

#мечтатьневредно

#мелкаяглупость

#большаядрама

***

Мне хватило секунды, чтобы глянуть на ноутбук, Петино лицо и сообразить, что произошло. Я резко подскочила с кровати, рванув к Петру, физически ощущая, как меня накрывает диким приступом паники, граничащей с полным отчаянием. Самый страшный кошмар последних дней моих мучительных размышлений воплотился наяву: мужчина, которого я люблю, даже не желая взглянуть на меня, просто разворачивается и уходит. И я знала, что как только он выйдет из этой комнаты – в нашей истории можно ставить точку.

Потому что это точка невозврата.

– Петя, нет! – сорвалось с моего языка истеричное. – Нет! Это не то! Всё не так! – я подскочила к нему и схватила его за рукав пиджака, останавливая. – Я всё могу объяснить! Только выслушай меня! – жалким, умоляющим голосом.

Петр замер. Обернулся. И в упор посмотрел на меня.

И лучше бы я никогда не видела этого взгляда. Лучше бы я сразу сдалась и позволила ему уйти.

На его лице не было гнева или злости, презрения или равнодушного игнорирования – в его глазах светилось гораздо более сильное и страшное чувство…

Разочарование.

– Прости, – прошептала я, и моя рука соскользнула с рукава его пиджака. – Прости.

И это было единственное, что я могла ему сказать. Потому что именно в этот момент, глядя в его уставшие, больные глаза, в которых, тем не менее, отражалась твердая решимость, я поняла, что любые мои попытки что-либо объяснить, хоть как-то оправдаться, ему уже не нужны.

У меня было в запасе более чем достаточно времени, чтобы сделать это раньше. Но я этого не сделала. Почему-то сейчас это понималось настолько кристально ясно, что дурно становилось. Петр предоставил мне полно шансов, чтобы я могла выполнить данное самой себе обещание – не причинить ему боль.

Но я предпочла собирать на него досье, разбираться в причинах его развода, обвинять Влада, выискивать оправдания своим поступкам в прошлом и продолжала делать ту работу, которую уже презирала. А нужно было просто довериться Пете.

Так же, как он доверился мне. И сейчас всё, что я ни сказала бы ему, прозвучало бы фальшью, нелепыми отговорками. «Я хотела всё рассказать тебе сегодня вечером!» Боже, да кто теперь поверит в это!

Я ничуть не лучше Петиной бывшей жены. А, может, даже хуже. Наученный горьким опытом, Петя долгое время хранил свое сердце под семью печатями, ради меня он их вскрыл, и я знала, чего ему это стоило. Знала!

И всё равно предала.

И он не должен был мне ничего говорить. Петр находился в полном праве выставить меня за дверь без всяких разговоров. Но кое-что он сказал. Точнее, спросил. И этот вопрос – как последняя надежда. Несмотря на разочарование, Петр как будто делал последний шаг навстречу. Но это надежда рухнула, так как, увы, я не могла ответить иначе.

– Простить? – тихо переспросил Петр. – А ты смогла бы простить меня, будь ты сейчас на моем месте?

Я смотрела на него, не в силах соврать. У меня задрожала нижняя губа, и я судорожно сглотнула, разом принимая, что я значила для него гораздо больше, чем представляла себе. Потому что он сейчас говорил со мной.

– Просто представь себе, что ты доверилась мне, – с явно сдерживаемыми эмоциями, незнакомым и чужим голосом произнес Петр, – открыла душу, а потом узнала, что я был одним из тех, кто распространял твои фото в сети, когда тебя публично унизили. Причем не просто одним из… А самым главным, кто потешался над тобой и травил. Ты бы меня простила?

Последний вопрос. Но вопрос с подвохом. Как тест. Который я провалю независимо от ответа. Но этот единственный ответ позволял мне хотя бы остаться честной с ним.

– Нет, – прошептала я.

И вот тут Петр буквально пригвоздил меня к полу следующей фразой, раскурочив мое сердце на куски.

– А я простил бы. Если бы ты была со мной откровенна, тебя я простил бы, – с затаенным сильным чувством, что лавиной прорвалось наружу, едва слышно проговорил Петр.

Потому что в любви нет места для гордости и предубеждений. И точно нет места для лжи.

Продолжение, которого не последовало – Петр развернулся и вышел за дверь. А я, глядя на захлопнувшуюся дверь, медленно осела на пол, опустила голову и закрыла лицо руками. И с ужасом почувствовала, как слезы неповоротливым комом застряли где-то в районе горла, так и оставшись там.

Ни одной слезинки. Ни черта.

Мне было настолько больно и плохо, что я даже не могла заплакать.

Дальнейшее я помнила крайне смутно – как сгребала вещи в спортивную сумку, даже не глядя на то, что именно собираю. Просто какие-то шмотки, какая-то косметика, какие-то шнуры от гаджетов. Не думая о том, всё ли я забрала. Какая разница?

Вызвала такси. Последний раз окинула свою комнату взглядом и вышла в коридор. Задержалась возле Петиной спальни. И решительно вошла в нее. Здесь мы спали. В обнимку. Любили друг друга. Целовались. Болтали. Смеялись.

Короткие мгновения моего персонального счастья, когда я впервые за всю свою жизнь почувствовала себя по-настоящему любимой. Нужной, как воздух. Желанной, как бесценная мечта. В голове звучал Петин смех и его ласковый голос, когда он шептал мне на ухо милые глупости, которые понятны и важны только влюбленным.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Детка…

Острой иглой кольнуло в сердце. Я, задыхаясь, схватилась за грудь. Нащупала кулон, который мне еще в детстве подарила бабушка. Золотой диск, на одной стороне которого был искусно изображен распустившийся бутон розы, а на другой нанесена гравировка. Два слова: «Люблю тебя». Мой талисман, с которым я никогда не расставалась. Самая ценная и значимая для меня вещь.

В свое время бабуле этот кулон подарил мой дедушка. Они прожили вместе немало лет, а потом бабушка осталась одна. Еще в том возрасте, когда необязательно коротать дни в одиночестве. Но она предпочла посвятить свою жизнь моему воспитанию, сохранив в сердце любовь лишь к единственному мужчине – своему мужу. И подарила этот кулон мне, как оберег и напоминание, что она всегда со мной. В любую минуту. Как и дедуля.

Бабушка всегда говорила, что слова бесполезны, если за словами нет Поступка. Я не успела совершить Поступок, но моя любовь от этого не стала менее настоящей и искренней.

Люблю тебя.

Я сняла кулон и положила его на прикроватную тумбочку рядом с дурацким стишком. Пусть хоть так, но я оставлю ему напоследок свое признание. Даже если оно Пете не нужно. А еще вместе с этим кулоном я оставлю в этой спальне просьбу: «Пожалуйста, не держи зла. Пожалуйста, забудь меня. Пожалуйста, стань счастливым».

Ты этого достоин.

Уже сидя в такси, я с каким-то мазохистским спокойствием вспомнила Петины рассуждения о том, что любой наш поступок, любое действие вернется к нам в будущем бумерангом. Неважно как, когда и через кого. Но расплата настигнет. Хотим мы это осознать или нет.

Сейчас я с ним согласилась – в лице Пети меня настигла моя собственная расплата: за то, что в свое время отказалась от себя и своих надежд, за то, что никому не верила и ни во что не ставила ничьи чувства.

За то, что была циничной дрянью, не верящей в любовь.

За то, что мне не хватило смелости после пережитой драмы остаться собой.

Глава 13

«Тот, кто уже на дне, не может упасть ниже – остается только путь наверх».

Цитаты Милы Варшавской.

Пребывая в странном трансе, я добралась до квартиры Влада. Кинула в коридоре спортивную сумку и там же, оперевшись на стену, сползла вниз. На пол.

И просидела так какое-то неисчисляемое минутами и секундами время – оно просто замерло, потеряв осязаемость. В тупом онемении, через которое не пробивалось ни звука, я просто сидела на полу и пялилась в одну точку.

И вновь ни слезинки. Будто во мне всё одним махом выгорело, полыхнув напалмом, и осыпалось серым пеплом на дно души. Я не понимала, кто я, где я и зачем я.

Тишина. Пустота. Темнота.

Тренькнул телефон. Оповещая о входящем сообщении. Я вытащила из сумки мобильный и глянула на экран. Смска от Влада: «Скинул тебе на почту досье на Горского. Наслаждайся». Как злая насмешка.

Я, всё еще пребывая в заторможенном оцепенении, открыла почту и пробежалась глазами по строкам. И тут же закрыла.

Не хочу читать. Не так я должна была узнать о жизни Пети. Не через чью-то призму сухих фактов. А с его слов. Вживую. И не за пару минут. А узнавать годами, как узнают друг друга люди, живущие вместе.

Но больше у меня нет такой привилегии.

Недоступная мне опция.

Тогда зачем всё это?

А потом пришла одна простая, ясная и четкая мысль:

«Если это останется во мне – я не выживу».

Тогда я подорвалась с пола, подхватила телефон, вытащила из сумки наушники и пулей вылетела из квартиры Влада.

На воздух.

Мне нужно пройтись.

Пробежаться.

Продышаться.

Воткнув капли наушников в уши, я включила рандомную подборку из сборника любимых песен. И просто побежала. Без цели и направления.

Спасаясь из страшной, выжженной пустыни, где я погибну, если так и продолжу держать эту боль в себе.

И тут зазвучало.

В ушах.

Вокруг твоего тела стена -

Ты боишься кого-нибудь полюбить.

Вокруг твоих слов пустота —

Ты боишься кому-нибудь поверить.

Я знаю, что ты чувствуешь,

И не хочу причинять тебе вреда.

Я знаю, что ты чувствуешь,

Потому что я такая же.

Но…

Ты мой спутник в небе, ты моя звезда!

Я тебе поверю, я с тобой навсегда.

Та песня, под которую мы танцевали с Петей в пабе, на концерте. Он был таким красивым, растерянным, смущенным и неловким. Но он доверился мне, когда я попросила его закрыть глаза и расслабиться. Следовать за мной.

Петя не умеет танцевать. Стесняется этого. И потому не танцует. Но он танцевал. Тогда. На нашем спонтанном барбекю во дворе его дома, он сам пригласил меня на самый нелепый танец в моей жизни. И затем в клубе. Когда я вытащила его из-за стола.

– Лишь бы тебе было весело, – сказал он в тот вечер.

«Я сделаю всё, что ты захочешь».

Так прозвучали его слова для меня сейчас.

А я? Что сделала для него я?

Ничего.

Поэтому в его глазах я увидела разочарование.

Я остановилась, согнувшись пополам от скрутившего меня болезненного спазма – перед глазами поплыл туман, а в голове будто что-то взорвалось.

Мощно. С грохотом рушащихся стен.

А потом потоком хлынули слезы.

Я стояла посреди шумного проспекта и, обхватив себя руками, согнувшись в три погибели, обтекаемая с двух сторон потоком равнодушных людей, рыдала.

– Прости меня. Прости меня. Прости меня, – повторяла я как заведенная. И словно наяву видела, как кровоточит мое сердце, как черными каплями сочится на асфальт моя уже никому не нужная любовь, как растворяется она в трещинах, напоминая мне о том, что эти слова запоздали и не имеют никакого веса.

Я их повторяю не Петру.

Я прошу прощения у самой себя.

– С вами всё в порядке? – чей-то заботливый голос над ухом.

Как луч солнца. Как напоминание. Что среди множества равнодушно проходящих мимо тебя людей обязательно найдется тот, кто протянет руку помощи.

Какая-то девочка. Лет шестнадцати. С круглыми от испуга глазами и искренним сочувствием в глазах.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍– Нет, – качнула я головой. – Со мной не всё в порядке.

– Вам нужна помощь? У вас что-то болит? Вызвать «скорую»? Может, кому-то нужно позвонить? – засуетилась девочка, поддержав меня под локоть и деликатно отведя в сторону. Под сень разлапистого дерева.

– Нет. Не нужно, – слабо улыбнулась я, вытирая слезы. – Со мной не всё в порядке. Но всё будет хорошо. Обязательно.

– Ладно, – девочка недоуменно сморгнула. – Но… Может, вас проводить?

– Не надо, – я вытерла слезы и от всей души добавила: – Спасибо тебе.

– За что? – не поняла девчушка.

– За неравнодушие, – пояснила я, погладила ее по плечу и неверной походкой, чувствуя на себе ее тревожный взгляд, двинулась назад, в квартиру Влада.

После слез мне стало легче – словно обряд очищения прошла, мысли прочистились и посвежели, сердце болело, но я чувствовала, как оно бьется. И ком в горле пропал – я могла дышать.

И думать.

Думать о том, что…

«Слова бесполезны, если за ними нет Поступка».

Я шагала к дому Влада и крутила эту бабушкину мудрость в голове. А еще я думала о том, что вот оно – мое дно. Ниже падать некуда. А раз некуда – значит, надо взять себя в руки и карабкаться наверх. И совершить Поступок, который докажет, что мои слова – не пустышка.

Я не объяснилась с Петром. Так неправильно.

Даже если Пете это больше не нужно. Даже если он меня не простит. Я всё равно это сделаю. Я докажу ему, как много он для меня значит. Если не сказать больше – значит всё. И пусть я больше никогда не встречу такого, как он. Петя уже сделал для меня важную вещь – заставил вспомнить, кто я. И что благодаря ему я могу начать новую жизнь.

Даже если без него.

Я смогу.

Но сначала…

Я обязана вырвать яд Дивы из своего нутра. Обязана ему всё это сказать.

Но моя попытка дозвониться до Петра и назначить встречу с треском провалилась – он явно внес мой номер в черный список. Как и заблокировал все доступные виды связи. Всё равно что долбиться головой о непробиваемую стену.

Я разбила ему сердце – он перекрыл мне кислород. И, думается, даже если я попробую достучаться до него через подставную почту или левый номер телефона – ничего не выйдет.

Черт. И что делать?

Я вернулась в квартиру Влада, прошла в гостиную, села на диван и долго пялилась на телефон. Неожиданно для себя набрала бабушку. И всё ей рассказала. Всё-всё. Без утайки. Ба внимательно меня выслушала и сказала:

– Я не буду читать тебе нотаций и нравоучений. Я рада, что ты сама во всем разобралась.

– Ба, что мне делать? – попросила я у нее совета.

– Я не знаю, солнышко, – честно ответила бабушка. – Любовь – большое и трудное чувство. Которое живет не в голове, а в душе. А душа умеет прощать. Если услышит искреннюю просьбу о прощении. И не всегда «нет» означает, что это «нет», которое навсегда. Иногда нужно время. Время, чтобы остыть и подумать. Дай своему Пете это время.

– Ба, но я так и не попросила у него по-настоящему прощения. Он так ничего и не знает. Как и почему всё так вышло, – пробормотала я, чувствуя, как снова на глаза наворачиваются слезы. – И Петя такой человек: если он не захочет, я никак не смогу с ним связаться или встретиться.

– Так придумай, как это сделать, – проговорила бабушка. – Опустить руки ты всегда успеешь. Но хотя бы опустишь их со знанием, что сделала всё, что смогла.

– Да. Да… – я задумалась.

Хм.

Кажется, я знаю, что делать. Как сказать так, чтобы Петя меня услышал. Но мне нужна помощь.

#дышиМила

#больно

#простименя

***

– Влад, привет, – бросила я в трубку, решительно набрав второй в списке номеров быстрого доступа.

– Привет, милая Мила, – хмыкнул Артемьев. – Что на этот раз случилось, радость моя? Дай угадаю – вычитала что-то интересное в досье Петеньки? – ерническим тоном поинтересовался он.

– Не угадал. Я возвращаюсь. В Москву, – твердо произнесла я. – Сегодня. Ночным рейсом.

– Нет. Не возвращаешься, – посерьезнев, отрезал Влад.

– Возвращаюсь. Мне нужно кое-что сделать. И ты мне в этом поможешь, – в ультимативном тоне произнесла я. И вкратце изложила свой план.

– Ты спятила? – рявкнул Влад. – Да это… равнозначно самоубийству! Причем буквально! Ты реально понимаешь, что подписываешь себе этой выходкой смертный приговор?

– Зато ты можешь нефигово погреть на этом скандале руки и одним махом уладить конфликт с Бельским, – заметила я. – Ведь всё это началось из-за меня, а я сделаю всё так, что ты еще и жертвой окажешься. Выйдешь из воды чистеньким, беленьким и отпаренным, как салфетка. Правда, на Диве как на бренде окончательно и бесповоротно придется поставить крест, но я уверена – ты выкрутишься. Выждешь паузу и на хайпе презентуешь что-нибудь новое и рейтинговое. Палыч тебя будет на руках носить, – добавила я убежденно. – Влад, неужели ты не понимаешь – я предлагаю тебе сейчас решить все твои проблемы.

– И я должен на это купиться? – вот теперь Влад разозлился по-настоящему. – Мила, какого черта? Я делаю всё возможное, чтобы тебя защитить, но тебе, конечно же, на это плевать! Уж если влезать в дерьмо, так туда, где поглубже и двумя ногами, да? – ярился он. – Ты хоть понимаешь, что после такого я уже ничего не смогу сделать для тебя! Я не смогу тебя защитить! – выкрикнул он.

– Влад, я всё равно это сделаю, – упрямо отрубила я.

– Но ради чего?! – взорвался Влад. – Что такого у тебя произошло, что еще утром ты была немного не в себе, а сейчас конкретно с головой раздружилась?

– Петя… Он… – я запнулась. И вдруг всю мою твердость и решительность затопило под глухими и горькими рыданиями. Сквозь всхлипы и икоту я рассказала, что произошло между мной и Петром. – Влад… Я должна… Должна это исправить. Я должна принести ему публичные извинения. За ту ошибку. И за этот обман.

– О, и Горский, конечно, это оценит! Когда ты вновь вытащишь на свет его историю с разводом и снова привлечешь к нему внимание! Только в этот раз с еще большим размахом – на ведущем канале ТВ! – язвительно фыркнул Влад.

– Я не буду называть никаких имен. Он и так поймет, – пробормотала я.

– А ты уверена, что он вообще всё это увидит? – задал Влад хороший вопрос.

– Да, – произнесла я. – И в этом ты мне поможешь. Он мне закрыл доступ ко всем видам связи с ним, но у тебя есть свои способы. Пожалуйста, Влад. Помоги мне, – с тихой просьбой-мольбой произнесла я. – Ты ведь и сам понимаешь, что всё уже запуталось дальше некуда. И неизвестно, сколько еще продлится. А я предлагаю простой способ покончить с этим. Я помогу тебе решить проблему, а ты поможешь мне. Давай просто поставим в истории Дивы точку. Вместе.

– И что потом? Разойдемся, как в море корабли? – хмыкнул Влад.

– Если захочешь. А если нет, то… Ты… – я запнулась, сглотнула и едва слышно спросила: – Ты останешься моим другом?

Влад промолчал. Только бросил:

– Сбрось время прилета. Я встречу тебя в аэропорту.

– Это опасно, – заметила я. – Нас не должны видеть вместе, иначе…

– Да насрать уже, – вздохнул Влад. – И если ты еще до сих пор не поняла, скажу прямо: у меня нет друзей, – сказал как отрезал.

– Понятно, – прошелестела я.

– И еще: мне не нравится этот план, Мила, – как будто решившись на что-то, сухо проговорил Влад. – Ты подвергаешь себя большой опасности. И для моего циничного умишка причина «Ради Большой и Великой Любви» выглядит тупой и ненадежной. Но я тебе помогу. Потому что это хорошая сделка – ты права. Я смогу вывернуть ситуацию в свою пользу и без финансовых потерь оплакать утрату Дивы. Но при одном условии.

– М?

– Авторские права на имя Дивы, весь ее архив и «Дневник служанки» остаются у меня – я еще подумаю, что с ним делать, но что-нибудь точно сделаю. В крайнем случае, выпустим книжку под эгидой нашего журнала, – выдвинул он встречное требование. – Ты ни на что не претендуешь.

– Тц, Артемьев! Да пожалуйста, – я закатила глаза. – Ты такой хитрый лис, – качнула я головой. – Никогда свою выгоду не упустишь.

– Потому что меня, Варшавская, в отличие от тебя, не беспокоят моральные дилеммы. У меня порядок с самоидентификацией – я давно определился с тем, кто я и чего хочу от этой жизни, – припечатал Влад. – И еще…

– Да?

– Я снимаю с себя всю ответственность за последствия. А они будут – Бельский просто так от тебя не отстанет, но разбираться с ним тебе придется самой. Андестенд? – жестко спросил Влад.

– Андестенд, – вздохнула я, почувствовав себя неуютно.

Влад только что от меня отказался.

Всё-таки мы не друзья. И никогда ими не были.

Теперь вы, наверное, заинтригованно ждете от меня пояснений – что же я такое задумала. Что ж, я поясню.

Я решила выступить на известном ток-шоу, где я публично сниму с себя маску и расскажу, кто такая Дива на Мальдивах, как появился ее блог и почему она стала такой популярной. А еще я расскажу, как добывала материал, какими пользовалась методами и приемами и каких придерживалась принципов. К чему в итоге всё это привело и почему я исчезла с радаров.

Я расскажу правду.

Единственное, о чем я умолчу, так это о том, что Влад Артемьев в курсе, кто такая Дива. Вроде как он знал только журналистку Милу Варшавскую и даже не подозревал, что она и есть Дива. Мол, таковы были мои условия сотрудничества – полное инкогнито. И сделаю заявление, что неприятности в семье господина Бельского – целиком и полностью моя вина: холдинг во главе с Палычем и главный редактор в лице Артемьева в данном инциденте тоже сторона пострадавшая. Ну, относительно – оставим вину на них за деньги, которые они делают на чужой личной жизни. Хотя деньги на этом делают все масс-медиа, так что… Такая себе вина. В любом случае, вся ответственность лежит на мне, и я готова обсудить ее с господином Бельским лицом к лицу. Это и есть мое «спасибо» Владу за помощь – так он сможет закрыть вопрос с Бельским и одновременно с Палычем.