Текст книги "Клятва киммерийца"
Автор книги: Энтони Уоренберг (Варенберг)
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 13 страниц)
Юноша вовсе не казался в этом поединке проворнее или быстрее в реакции, нет – он просто действовал так, словно знал заранее, что произойдет в следующий миг.
Второй нападавший находился левее и чуть позади. Он быстро пригнулся, что-то нащупывая управой лодыжки. Ллеу шагнул к нему.
Его движения стали каким-то странными, глаза расширились, рот приоткрылся. Юноша взмахнул руками, будто собирался плыть; тесноватая рубаха лопнула у него на спине.
Противник выпрямился, сжав деревянную рукоятку своего оружия, к которой была прикреплена стальная струна. На другом ее конце свисал граненый металлический шар размером с кулак взмахнул рукой, и шар полетел в лицо Ллеу. Раздался звон предельно выжатой струны.
Шар не достиг цели буквально на полпальца.
Тогда стражник закружил возле юноши, не отрывая от него взгляда. Внезапно он прыгнул вперед, разом покрыв разделявшее их расстояние.
Рука изогнулась в резком рывке – но на миг позже, чем требовалось. Только на миг…
Ллеу резко – упреждающе – поднял левую руку, и стальная струна захлестнула его запястье. Он отклонился назад, натягивая струну, и неожиданно легко – словно черенок из гнилой сливы – вырвал оружие из руки врага, одновременно нанеся ему удар ногой в пах.
Стражник с воем упал и перекатился в сторону, в последней отчаянной попытке подняться. Возможно, это могло бы помочь ему – в бою с обычным противником.
Но не с этим.
Едва поверженный враг оказался на спине, Ллеу подпрыгнул, вымахнув вверх почти на три локтя.
На миг он словно застыл в воздухе… Потом каблуки его сапог ударили лежащего человека в грудь.
Раздался хруст костей – и тяжесть тела юноши, умноженная на страшную силу прыжка, смяла грудную клетку. Вероятно сердце и легкие были мгновенно раздавлены – стражник содрогнулся, изо рта его выплеснулся фонтан крови. Потом он затих. Юноша быстро восстановил дыхание.
– Путь свободен, – сквозь зубы проговорил он, оборачиваясь к Конану, все еще находящемуся под впечатлением увиденного; глаза юноши сузились, и горели яростью, он ничуть не сожалел о том, что сделал. – Это не человек, – выдавил он, очевидно, о втором убитом. – Сволочь, мразь… сколько невинных людей он погубил…
Ллеу был прав: он знал, что имел дело с тем, кто прошедшей ночью доставлял жертв к гробу Паука.
Взяв лошадь под уздцы, юноша первым вступил в Зильбербург.
Город словно вымер. На улицах не было ни души. Ноздри юноши хищно раздулись.
– Уже сейчас здесь творятся страшные дела, – тихо произнес он. – Что же завтра-то будет, когда эту гадину хоронить поволокут?
– Ллеу, – попросил киммериец, – ответь мне только на один вопрос. Ты действительно заранее знаешь, как и куда будет нанесен удар? Ты можешь предвидеть чужие действия?
– Когда я дерусь, я ни о чем не думаю, – ответил юноша. – Все происходит, как во сне. Понимаешь, какая штука: я родился бойцом. Это дар. Я уже говорил тебе, что не умею, не могу объяснить… Я не люблю убивать. Но иногда другого выхода. Вот Аватара поступил бы иначе. Он просто прошел бы мимо них незамеченным или сквозь стену бы проник. Всевидящие тоже могли бы им отвести глаза, наверное… А я не умею. Только драться. Видно, каждому свое.
– Ну, что ж… А куда, собственно, мы идем?
Ллеу задержал шаг.
Глядя в глаза своему спутнику, он тихо и отчетливо произнес:
– К Пауку. Как бы его ни охраняли, мы должны до него добраться. И чем скорее, тем лучше. Помнишь, ты мне рассказывал, что был в Заморе королем воров? Думаю, теперь тебе потребуется вспомнить все свои таланты по этой части.
– Ты собрался украсть морионовое ожерелье.
– А ты считаешь, мне его могут подарить?
Довольно скоро они приблизились к замку, в котором жил – и умер – чернорез. Строение не особо впечатляло размерами, но в том, что это именно замок, сомневаться не приходилось. Никаких следов охраны, тем не менее, заметно не было.
Однако Ллеу прислушался к чему-то словно внутри себя и проговорил:
– Он там. Я чувствую. Но туда так просто не войдешь. Колдуна стерегут не люди.
– Тогда кто же еще, во имя Крома?!
– Кто-кто – нечисть. И она тут просто кишмя кишит. Правда, бдительность у них у всех малость притуплена. Сытые они сейчас… кровью и болью невинных жертв сытые, – глаза юноши юниц, сузились и яростно блеснули, что свидетельствовало о праведном возмущении и с трудом сдерживаемом гневе. – Ладно же, ублюдки… берегитесь! Я испорчу вам празднество! – Ллеу с трудом перевел дыхание. – Конан, здесь есть потайной ход. Двинемся к нему – так надежнее.
Точно собака, безошибочно взявшая след, он развернулся и пошел прочь от замка, остановившись примерно в квартале от здания.
– Здесь. Вообще-то, выходов несколько, но один из них…
– О чем ты говоришь?! Ничего не вижу!
– А тебе и не надо… – Юноша встал на колени и слегка раскачал булыжник дорожной кладки. Выдернул его и отбросил в сторону, потом таким же образом поступил еще с несколькими камнями и поднял, наконец, тяжелую прямоугольную крышку, прикрывавшую вход. – Есть! Увидеть нельзя – надо знать. Или чуять.
Он сел, упираясь руками в мостовую.
– Ага. Здесь вроде лестница. Давай за мной!
Гибкое тело Ллеу скользнуло вниз. Варвар последовал за ним.
– Задвинь крышку, – сказал юноша. – Камни наверху сами на место сползутся.
– Как это – сами?!
– Очень просто. Ты что, с магией никогда сталкивался?
Киммериец пожал плечами. Сталкиваться приходилось не раз, причем очень часто столкновения эти заканчивались крайне невыгодно для колдунов и чародеев, но вот привыкнуть этому… Крышка входа с лязгом встала на место, а затем он услышал, как с той стороны на нее словно кто-то аккуратно положил булыжники
– Нет, все же не любил он магов, ох, не любил!
Темнота была абсолютной, и ориентироваться приходилось наощупь, да по звуку шагов Ллеу, двигавшегося вперед если и не очень быстро, то достаточно уверенно. Словно юноша видел, куда идет. Они спускались все ниже. Наконец, узкие крутые ступени кончились,
– Это не просто подземный ход, – сказал Ллеу. – Лабиринт. Собьешься с курса – никогда не выберешься. Хитрая штука!
– Но ты ведь не собьешься?
– Да так сразу и не скажешь. Я ведь не колдун, а здесь морок очень сильный наведен. Нежитью надо быть, чтобы не ошибиться. Понимаешь, в чем дело, Конан: я чувствую, где они и как туда добраться кратчайшим путем, но идти надо правильно. То есть в обход.
– И что?
– Ничего. Сейчас я нам с тобой подыщу провожатого. Подожди… молчи пока.
Киммериец так и сделал. В полной тишине слышно было только, как где-то падают капли воды – медленно и редко. Потом он уловил что-то вроде хлопанья крыльев, и почти сразу услышал возмущенное и испуганное верещание.
– Мышка, мышка, – со злорадным смешком произнес Ллеу, – что, мышка, влипла? Жирная потому что. Обожралась, гадина. Резвость потеряла. Да ты, мразь, не кусайся! Конан, ты здесь? Я тут упыренка отловил, – после этих слов последовал хруст тонких костей и чего-то рвущегося сопровождаемый пронзительным визгом.
– Эй, ты что там с ним делаешь? Жрешь живьем, что ли?!
– Вот еще! Терпеть не могу сырой упырятины. Воняет противно, жесткая, да еще полный рот шерсти. Отплевывайся потом… Я ему просто крыло порвал. Отлетался, мерзавец. Остальные уже не полезут. Вон он как орет. Сигнал опасности. Точно не полезут – трусливые они все. А ты, мышка, давай-ка, показывай дорогу. Иначе – придушу.
– Он что, понимает?
– А как же. Все они понимают. Жить захочешь, научишься. Пошли, Конан.
Нежить, очевидно, действительно осознала всю серьезность своего положения. Она исправно пищала, если Ллеу поворачивал не туда, куда следует, покорно выполняя роль провожатого. Идти – а местами и ползти по воде – пришлось долго. Наконец, юноша снова остановился.
– Так. Теперь опять подъем. Вижу… Давай! Но помни: как только мы высунемся, нас встретят, причем не думаю, что рыдая от восторга.
Он одним движением свернул шею проводнику и отшвырнул тело упыря в сторону. Быстро поднявшись по ступенькам, Ллеу нащупал головой еще одну дверь, отодвинул ее – и одним прыжком вылетел на поверхность, тут же присев, подобравшись в полной готовности щ атаке. В тот же миг варвар оказался с ним рядом. Это была та зала, в которой ночью происходила жуткая оргия смерти. Гроб с телом Паука стоял на прежнем месте, а то, что осталось от растерзанных тел его жертв, было уже убрано.
Нечто, полузверь-полуптица с перепончатыми крыльями, острым клювом и широко расставленными когтистыми лапами, стремительно спикировало сверху, но юноша неуловимым движением уклонился, а киммериец ударом мелькнувшего в воздухе меча разрубил гадину пополам.
– Прикрой меня! – крикнул Ллеу, короткими перебежками устремляясь к гробу.
Нежить налетала со всех сторон.
Конан крутился волчком, вращая мечом с немыслимой скоростью, отбиваясь сам и защищая своего спутника, которому твари норовили вцепиться в глаза. Но вот Ллеу вспрыгнул на возвышение – и оказался лицом к лицу со страшным мертвецом.
В гробу лежал сморщенный старичок с непропорционально огромной, совершенно лысой головой и огромными же, широко распахнутыми остекленевшими глазами, веки которых невозможно было закрыть. Здесь, в непосредственной близости от его тела, нежить отступила – очевидно, полагаясь на силу самого Паука, а варвар внизу продолжал держать оборону, отбиваясь от целой орды разномастных тварей, тучи которых заполнили собой залу. Медлить было нельзя ни секунды. Ллеу протянул руку – и одним резким движением сорвал ожерелье с шеи покойного.
Из глаз Паука в этот момент вытекла какая-то черная жидкость, а тело его судорожно дернулось – но этого юноша уже не видел. В его собственных глазах на миг потемнело – морион обжигал его живую плоть, словно раскаленный металл, но Ллеу не разжал руки, мужественно перенося страшную боль.
Не выпуская ожерелья, он спрыгнул вниз, и в этот момент в зал ворвались пятеро или шестеро из четырнадцати колдунов во главе с изувером-кхитайцем.
– Ну, мерзавцы! – яростно выкрикнул юноша, высоко поднял над головой руку, сжимающую смертоносное ожерелье. – Подходите, кто самый смелый!
Он стремительно отступал, плечом к плечу с киммерийцем. Кхитайский маг первым пришел в себя и бросился на них – но острие меча Конана вонзилось в грудь и прошло насквозь, пропоров спину. Изувер захрипел и задергался, истекая кровью. Варвар опустил меч, прижал тело кхитайца ногой и выдернул лезвие. Остальные соваться уже не осмелились, а морион в руке Ллеу надежно защищал спутников от собственно магического воздействия – нападать на нового владельца ожерелья было чистой воды безумием.
Оказавшись на улице, оба, не сговариваясь бросились бежать со всех ног до самых городских ворот, по дороге прихватив чьих-то лошадей за своими возвращаться времени не было и стремительно покинули Зильбербург.
Только когда они отъехали на достаточно безопасное расстояние, киммериец заметил, что с Ллеу творится что-то неладное. Парень едва держался в седле. Варвар остановился сам и помог спешиться другу, продолжавшему судорожно сжимать в руке ожерелье.
– Не трогай его, – предупредил юноша, – опасно.
– А я и не собираюсь. Да разожми ты руку Ллеу медленно разжал пальцы, и ожерелье скользнуло на землю. Ладонь юноши была обожжена и выглядела как сплошная рана. Зеленые глаза стали белыми от невыносимой муки, губы кривились и прыгали.
– Конан, – он вынужден был опереться на плечо друга, ибо ноги не держали его, – Аватара… не ошибся в нас. Паук больше не смол вернуться. А это, – он указал на морионовое ожерелье, черной змеей извивающееся в траве, – надо сжечь. Седьмая дверь закрыта. Последняя…
– Разве камни горят? – усомнился варвар.
– Еще как, – подтвердил его спутник, стараясь улыбнуться.
Глава пятая
Наконец морионовое ожерелье было уничтожено. Теперь спутники могли взять путь на Хааген. Слишком дорого обошедшаяся беспечность многому научила Ллеу, и он стал куда осторожнее и сдержаннее, а на вино какое-то время вообще смотреть не мог, словно записной трезвенник.
И еще юноша старался ни на шаг не отходить от Конана: держаться вместе было безопаснее.
Варвар с любопытством наблюдал за товарищем. Ему было даже интересно посмотреть, надолго ли хватит Ллеу – не связываться со всеми подряд женщинами, не напиваться до бесчувствия в каждом кабаке, не ввязываться в многочисленные драки и прочая, и прочая…
Аскетизм был совершенно чужд природе зеленоглазого юноши, появившемуся на свет в небольшом глухом селении, а последние два года вообще проведшему прикованным к стене и испытывая жестокие мучения.
Уняться, не перепробовав все возможные искушения на собственной шкуре, ему было чрезвычайно трудно. Ллеу обожал жизнь во всех разнообразных проявлениях и мгновенно загорался всякой новой идеей или задачей – чем труднее и рискованнее – тем лучше. Ему непременно требовалось испытать себя в самых неожиданных авантюрах. Поэтому случайная встреча с бродячими артистами прямо-таки свела парни с ума. Ну как же – среди них были канатоходцы! Веревка, натянутая на головокружительной мы соте между двумя шестами, притягивала его и себе с непреодолимой силой.
– Если тебе не терпится побыстрее свернуть себе шею, – буркнул Конан, заметив излишне пристальный интерес Ллеу, – могу предложить более надежный способ. Тебе помочь это сделать безо всякого каната?
Юноша и сам понимал, что никто из них не может идти на неоправданный риск. История с дымчатым морионом все еще была слишком свежа в памяти, и он до сих пор не вполне владел жестоко обожженной рукой. Ввязываться в очередную авантюру он, в общем-то, и не желал,
Однако если человеку на роду написано оказываться в центре различных невероятных событий, попадать в единственно нужный момент и нужное место, то от судьбы не уйдешь… Смутное беспокойство, причины которого он не понимал, терзало сердце Ллеу. Умея легко сходиться с людьми, он разговорился с двумя молодыми циркачами, парнем и девушкой, причем девушка была даже моложе его, не старше шестнадцати зим от роду. Оба они поразили воображение Ллеу головокружительными трюками, которые легко выполняли на том самом злополучном канате, натянутом над головами потрясенной толпы. Эти двое казались как бы единым целым, что неудивительно, ибо Энар и Ретана очень любили друг друга.
Ремеслом своим они владели с раннего детства; их гибкости могла бы позавидовать даже змея, а ловкости – обезьяна. Они охотно и подрыто рассказывали о своей жизни, и даже разговаривали эти молодые люди так, словно были близнецами – если один из них начинал какую-то фразу, второй легко заканчивал ее, или же они в один голос произносили одно и то же, тут же разражаясь по этому поводу искренним хохотом и не сводя друг с друга влюбленных глаз. Рядом с ними Ллеу отдыхал душой.
Но чем дольше смотрел он на Энара и Ретану, тем сильнее становилась его тревога. К ужасу своему, он вдруг понял, что подобное ощущение ему очень хорошо знакомо.
Так бывало всякий раз, когда перед ним оказывался обреченный, отмеченный страшный печатью близкой смерти.
Тот самый дар, который пытался когда-то использовать в своих целях Бриккриу, снова заявил о себе. Сейчас Ллеу видел, насколько один из этих счастливых людей близок к тому, чтобы покинуть мир живых – и очень скоро. Энар!.. Пройдет совсем немного времени, и хрупкое счастье молодых людей рассыплется в прах, милое юное личико Ретаны исказится невыразимым горем, а прекрасное гибкое тело ее возлюбленного будет остывать, страшно изуродованное, на холодной безучастной земле. Эта картина стояла перед глазами Ллеу так ясно, будто трагедия уже произошла.
– Что с тобой? – спросила Ретана, заметив его состояние. – Отчего ты печален?..
Он обязан был предупредить их!
Молчать Ллеу не мог, не имел права.
– Энар… – сказал он. – Энар ни в коем случае не должен участвовать в завтрашнем представлении, его будет поджидать страшная опасность.
Девушка отшатнулась в гневе и недоумении.
– Зачем ты так говоришь? Зачем пророчишь нам какое-то зло?!
Да, теперь, что бы ни случилось, они обвини! в этом его же самого.
– Я не хочу вам зла! – в отчаянии воскликнул Ллеу. – Но поймите, я чувствую… я знаю!
Энар вскочил, глядя на него с яростью.
– Убирайся! Ты просто завидуешь нам. Будь я проклят, если поступлю как последний трус и откажусь подняться на канат из-за слов какого-то завистника. Ты что, колдун?
– Да нет же! Но послушайте, я никогда на ошибаюсь…
Ллеу по опыту знал, что подобные предупреждения почти всегда вызывают недоумение и гнев у тех людей, которых пытаются предупредить об опасности. Но он еще не потерял надежду разубедить Энара и Ретану.
– Ну какая беда в том, если один раз отменить представление?..
– Я уже сказал тебе: убирайся! – окончательно вышел из себя Энар. – И прекрати лезть в нашу жизнь! Через три дня у нас с Ретаной свадьба, и в честь этого события мы пообещали богам сделать нечто совершенно необыкновенное… ведь у нас возможности ни в чем, кроме нашего собственного мастерства, показать им нашу признательность за то, что они к нам так благосклонны. А ты хочешь, чтобы мы нарушили клятву и тем самым, может быть, перечеркнули будущее счастье. Мы не желаем тебя слушать!..
Все бесполезно, понял Ллеу.
Глубоко опечаленный, он рассказал обо всем своему спутнику.
– Да плюнь ты на них, – легкомысленно ответил киммериец. – Ты искренне предупредил их ни опасности, они решили поступить по-своему. Что ж, больше все это тебя не касается. Так что седлай жеребца, и поехали-ка дальше!
С большой неохотой юноша вынужден был с ним согласиться.
Но то, что неизбежно должно было произойди не выходило у него из головы. Энар и Ретана были так уверены в себе… Ему казалось, что точно так уже было однажды: когда он впервые предупредил Бриккриу о предстоящей гибели охотников, которую он совершенно точно увидел. Его приемный отец тогда послал людей на верную смерть. Неужели подобное должно повториться?..
– Нет, – наконец, не выдержал Ллеу, – я лев жен остановить Энара. Должен попытаться спасти ему жизнь. И ты мне в этом поможешь!
Юноша решительно развернул жеребца и помчался назад к тому месту, где бродячий цирк разбил свой лагерь.
Ругаясь и на чем свет стоит и кляня своего спутника за ослиное упрямство и на редкость вредную привычку постоянно совать нос не в свое дело, варвар поехал следом.
По правде говоря, он сам был из той же породы, поэтому в глубине души отлично понимал, что движет его спутником.
Вновь появившись в лагере уже глубокой ночью, двое друзей, посоветовавшись, сделали единственное, что могли в такой ситуации: попросту похитили спящего канатоходца, заткнув ему рот, чтобы он никого не поднял на ноги своим криком, и надежно связав, потому что Энар отчаянно сопротивлялся подобному насилию.
– Отлично, – удовлетворенно заметил Ллеу. – Теперь ты должен отъехать с ним на безопасное расстояние. И не спускать с него глаз до конца следующего дня, пока опасность не минует.
– А ты сам что намерен делать? – поинтересовался Конан, понявший по словам приятеля, что тот собирается заняться чем-то еще,
– Я должен все объяснить Ретане. Представляешь, что произойдет, когда бедная девочка обнаружит его исчезновение? Она же просто с ума сойдет! А за меня не беспокойся. Поезжай вперед, я вскоре вас догоню.
– Ну, что ж, если ты так считаешь…
Еще бы! Ллеу не выполнил еще и половины из того, что задумал. Стоило его спутнику вместе с Энаром скрыться из виду, как он произнес, словно обращаясь к самому себе:
– Представление должно состояться… Эти же слова он повторил вконец перепуганной и растерянной Ретане:
– Не бойся. С твоим любимым все будет хорошо, поверь. Мой друг сумеет защитить его, что бы ни случилось. И пойми: я точно знаю, что Энар должен был погибнуть, сорвавшись с каната во время представления. К сожалению, даже то, что я сделал сегодня ночью, не может окончательно отвести опасность: смерть умеет ждать. Она иногда бывает очень терпеливой, и обмануть ее очень сложно. Рано или поздно… ведь будут другие представления. И она постарается настигнуть Энара, причем именно тем способом, который избрала.
– Я не верю тебе, не верю, не верю!.. – рыдая кричала Ретана. – Ты специально стараешься меня напугать!.. Где Энар?! Я хочу увидеть его! Наша свадьба… мы собирались объявить о ней после завтрашнего представления…
– Что? О какой это свадьбе ты говоришь? – матерчатый полог шатра приподнялся, и на пороге возник пожилой мужчина, которого Ллеу уже видел – тот показывал такие удивительные фокусы, словно был настоящим чародеем.
Не обратив внимания на парня, мужчина почти с ужасом глядел на Ретану.
– О моей… – пролепетала та. – Иоменри, мы с Энаром…
– Но это невозможно, девочка моя! Послушай… О, если бы я знал раньше… – факир с горечью покачал головой. – Энар, которого я вырастил после смерти его матери, должен был погибнуть вместе с нею, моей дорогой Руммой… но я вымолил его у богов. Однако было мне тогда же видение. Явился мне некто, лица которого не видел сначала, но он сиял, как тысяча солнц, так что я едва не ослеп… и возвестил, что сын мой будет жить, покамест не изберет себе спутницу и не решится вступить с нею в союз. А тогда, в последний день перед свадьбой, он погибнет, пораженный в том деле, которым будет владеть в совершенстве. И тот, который блистал, обжигая слепящими лучами душу мою, спросил, согласен ли я на такое либо же позволю сыну умереть немедленно. И я согласился, ибо не мог, потеряв Румму, отдать и его. Всю свою жизнь я посвятил своему сыну. И ты не сумеешь… стать его убийцей, Ретана! Тот вестник… едва только прозвучали слова мои, и я сказал: «Пусть так, но только не отнимай его у меня теперь…» – открыл мне лицо свое, и было он черным, словно сама ночь, и словно высеченным из камня. Прекраснее лица я не видел и не мыслил, но и страшнее – тоже. Само зло глядело на меня из его неумолимых глаз. Он жутко рассмеялся… и исчез. О, Ретана, лучше бы Энар умер тогда, ребенком, ибо дети, еще не привыкшие жить, уходят легче…
Факир закрыл лицо руками. Девушка не сводила глаз с Ллеу, чьи слова обрели теперь столь неожиданное и страшное подтверждение.
– Но мы любим друг друга, – тихо сказала она.
– Да, – подавленно кивнул Иоменри, – и, отказавшись от тебя, мой сын, если и сохранит свою жизнь, навсегда останется несчастным и проклянет меня, выкупившего его когда-то столь дорогою и страшной ценой! Ибо я решил за него, и лущу своего сына продал за жизнь его, чтобы сохранить его для себя.
И несчастный отец обнял потрясенную невесту своего обреченного сына, в невыразимой муке не в силах даже рыдать.
Ллеу подошел к ним.
– Нет, Иоменри, Энар не умрет и будет счастлив с Ретаной. Я знаю, как сделать это!
Факир с трудом расцепил руки и в недоумении позарился на незнакомца.
– Кто ты? И о чем говоришь?
– Я из племени лесных прорицателей, Всевидящих, но наполовину человек, – ответил юноша, – выслушай меня, Иоменри. Я увидел, что твоему сыну грозит близкая смерть, и сказал об а этом ему и Ретане. Но они не поверили мне, прогнав прочь. Я ушел, однако позже вернулся с моим другом, и мы увезли Энара силой, чтобы завтра нога его не могла ступить на канат. Но представление должно состояться, ведь тот, кто придет наутро за Энаром, будет ждать исполнения обещанного. Вот только сразиться ему придется не с тем, с кем он ожидает, а со мной.
– С тобой? – изумился факир. – Но ты… разве у тебя есть опыт в деле, коему сын мой Энар обучен сызмальства? Если нет… то ты напрасно погубишь себя, а ему ничем не поможешь
– Не думаю, – упрямо сказал Ллеу. – Асвельн, прародитель антархов, хранит меня; и мои лесные отцы со мною; и дух великого Аватары Шин-дже-шедда, умершего за меня. Если я пройду от шеста до шеста, заклятие будет снято. Я облачусь в одежды Энара, и еще… если ты дашь мне немного твоей крови, Иоменри, и назовешь своим сыном, то у нас все получится.
– Немного крови? Да я отдал бы за своего сына ее всю, капля за каплей!.. – теперь факир смотрел на Ллеу уже с надеждой.
– Но Энар ведь должен был не просто пройти, – подала голос Ретана. – Он должен был сделать двойное сальто в воздухе, перепрыгнув через меня…
– Я сделаю все. Не бойся; я ведь не случайно остался здесь. – Юноша вытащил свой верный нож.
– Иоменри? Ты готов?
– Да, – произнес факир.
Ллеу разрезал себе ладонь и протянул ним ему. Не мешкая, Иоменри сделал то же самое и взял юношу за руку.
– Я признаю, что ты мой сын… Энар.
– Я признаю тебя своим отцом, Иоменри.
Они взглянули в глаза друг другу, и факир склонил голову: на миг ему и впрямь показалось, что вместе незнакомого лица он видит дорогие его сердцу черты…
Ллеу и Энар были примерно одного возраста и телосложения, и даже одежда, в которой молодой акробат выполнял свои трюки, сидела Ллеу так, словно была сшита по его мерке.
…Утром с восходом солнца они покинули шатер.
Постепенно на представление начал собираться народ. Как это случалось уже не раз, человеческая сущность Ллеу трепетала перед тем, что ему предстояло совершить, но отступать было поздно.
Чтобы как-то отвлечься от мрачных мыслей, он заставил себя сосредоточиться на том, что делали актёры, выходившие прежде, чем Энар и Ретана; их номер, как он знал, был гвоздем программы, и люди ждали его с нетерпением, больше даже, чем удивительных манипуляций, что совершал Иоменри. Ибо великому множеству сердец весьма по вкусу, когда кто-то на потеху им рискует жизнью.
Наконец, его время пришло. Едва коснувшись рукою одной из двух высоких опор, на которых был закреплен канат, Ллеу внезапно совершенно успокоился и полез вверх так уверенно и ловко, словно проделывал подобное множество раз.
Но чем выше поднимался юноша, тем отчетливее ощущал, что он не один. Кто-то преследовал его, невидимый и страшный, словно его собственная тень, повторяющая каждое его движение. Превозмогая непреодолимое желание обернуться и посмотреть, кто это, Ллеу, тем не менее, продолжал подъем.
Достигнув каната, он еще несколько раз подтянул свое тело по опоре, чтобы оказаться чуть выше – и ступил на натянутую, как струна, веревку. В первый момент юноше показалось, что он не сможет заставить себя сделать ни шагу. О, глупец, как он мог мечтать пройти этот бесконечный путь? Когда он стоял внизу, это представлялось куда проще.
Девушка, ободряюще улыбаясь, смотрела на него… Ллеу судорожно вздохнул – и двинулся вперед. Преследователь не отставал. Юноша затылком ощущал его ледяное дыхание. Раскинув руки, точно птица – крылья, он балансировал на страшной высоте, в любой миг рискуя сорваться и стараясь ни в коем случае не смотреть вниз, а только вперед, на приближающуюся к нему Ретану. Человек в нем сходил с ума от ужаса, но иная сущность властно приказывала продолжать идти. И это было еще не самым страшным! Ллеу помнил о том, что ему предстоит сделать, когда он достигнет середины и встретится с Ретаной. Впрочем, середина казалась еще очень далекой. Не менее пятнадцати шагов. Канат слегка качался и словно дрожал под ногами, как живой.
Ллеу все-таки опустил глаза… поднятые вверх застывшие лица следили за ним с приоткрытыми ртами, а канат вдруг показался ему чешуйчатым телом гигантской змеи. Юноша сжал зубы, a, тот сзади, злобно и отчетливо хихикнул.
От этого издевательского смешка страх внезапно отступил, сменившись всецело поглотившим Ллеу желанием показать подлой твари, кто из них двоих сильнее.
Как говорится, хорошо смеется тот, кто смеется последним!
Ретана приближалась.
Истекали последние мгновения перед прыжком, который на твердой земле вовсе не был бы для Ллеу проблемой, но здесь!.. Девушка оказалась прямо перед ним. «Давай, Энар!» – прошептала она и быстро пригнулась, присев, будто сложившись пополам. Он оттолкнулся от каната и взвился вверх, точно подброшенный пружиной, совершив в воздухе те самые два оборота, – и вновь опустился на шаткую, почти призрачную опору с другой стороны от Ретаны, оставив девушку позади.
Народ внизу взорвался рукоплесканиями и криками восторга, но тут преследователь шепнул: «Ты проиграл, Энар!» В какое-то мгновение Ллеу, точно не вовремя разбуженный лунатик, осознал, что совершаемое им сейчас совершенно нереально, немыслимо, он не может делать подобного!..
Юноша полностью утратил веру в собственные силы, в саму возможность удержаться на проклятой веревке. Толпа, словно тысячеглазый и тысячерукий монстр, исторгла единый вздох ужаса, когда гибкая фигурка, кажущаяся снизу такой маленькой и хрупкой, пошатнулась – и сорвалась вниз.
Иоменри закрыл глаза и отвернулся, чтобы не видеть последнего полета своего сына – и с остановившимся сердцем ждал звука глухого удара о землю. Но прошел миг… другой… а он ничего не слышал. Заставив себя взглянуть, что же происходит, факир увидел, что парень висит, вцепившись в канат руками – значит, он совершенно непостижимым образом ухитрился схватиться за трос при падении. Ретана уже достигла противоположной опоры и была готова спуститься вниз – но она тоже стояла, замерев, и, не дыша на Ллеу, отчетливо представляя себе на его месте своего возлюбленного… «Только бы ему не пришло в голову попытаться снова встать на канат, – подумала она, – о, Энар перебирай руками, это в тысячу раз надежнее. Но нет. Ллеу сказал, что пройдет – и был обязан пройти, а не проползти. Он подтянулся на руках – и снова будто взлетел на канат, ощутив необыкновенную легкость; его тело словно утратило вес… Вернее, в тот момент, когда юноша на последнем пределе выдохнул одно только имя: «Оттфрид!» – он почувствовал, как невидимые, добрые и сильные руки его лесных отцов подхватили и поддерживают его. Всевидящие в самом деле оказались с ним рядом, когда он остался совершенно один, и больше надеяться было не на кого.
Преследователь взвыл от ненависти, но было поздно. Миг гибельной слабости и неверия миновал. Теперь Ллеу шел по канату совершенно легко и свободно – и мог бы, кажется, точно так же двигаться по воздуху, который, без всякого сомнения, выдержал бы его сейчас!..
Только вновь оказавшись на твердой земле, юноша понял, что никогда, даже за все золото мира, не повторил бы ничего подобного. Иоменри н Ретана уже бежали к нему, и в глазах их блестели слезы. Но Ллеу смотрел не на них; его взгляд был прикован к другому человеку.
– Конан! Ты… был здесь? Ты видел?..
От затрещины, которую отвесил ему варвар, у парня зазвенело в ушах и, что называется, искры из глаз посыпались. Ллеу отлетел локтей на пять и едва удержался на ногах.
– Мальчишка, жалкий придурок!.. Да делай ты что хочешь – я тебя больше знать не желаю.
Ярость киммерийца была вполне оправданной. Ллеу не имел права так рисковать собой, а раз он все же так поступил – значит, ему попросту наплевать на возложенную на них миссию. Конан развернулся и зашагал прочь.