Текст книги "Клятва киммерийца"

Автор книги: Энтони Уоренберг (Варенберг)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 13 страниц)

Его законное место было занято, заполнено чем-то иным, враждебным и сильным. Настолько сильным, что он вынужден был отступать, и ограничиваться уничтожением оболочки, ставшей прибежищем его вековечного врага.

Правда, в таких случаях он проявлял особую виртуозность, и непокорные покидали его мир в немыслимых мучениях. Он уничтожал их – руками верных, тех, которые ему не противились, или использовал стихии.

Очень редко попадались такие, которых попросту стереть с лица земли отчего-то не удавалось. Мало того, что они поганили собой – с его точки зрения – мир, они еще и покидать таковой не желали, оказывая ему не только внутреннее, но и внешнее сопротивление, да еще и бередили души верных, заставляя тех восхищаться собой и на долгие века оставаясь в памяти людей, называвших их героями. Впрочем, как бы редко ни рождались такие, он знал их немало и ненавидел особенно сильно, потому что, как ни странно признавать подобное, он их боялся.

Как, например, проклятого синеглазого мальчишку-киммерийца, всякий раз нарушавшего все его планы и превращавшего благословенную бесформенную грязь жизни в сверкающий ограненный бриллиант.

Ладно бы этот варвар был потомком тех, которые явились из иного мира, коим Блистающий не владел – подобно своему спутнику или ненавистным антархам…

Но Конан-киммериец – не имел никакого отношения к тем, из мира двух зеленых светил. Он был порождением земли по плоти и крови, а казался выкованным из неведомого металла.

Там, куда ступала его нога, вырастала надежда. Не только люди, верные Блистающему, – но даже демоны не могли справиться с ним. Юный варвар безрассудно бросался в бой всякий раз, когда Блистающий, был всего в одном шаге от полной победы, – нимало не щадя своего покрытого шрамами тела, и побеждал, орудуя где мечом, где хитростью – а главным его оружием являлась воля и редкостная способность не поддаваться отчаянию.

Из-за его вмешательства оказалось под угрозой и уничтожение Хаагена. А ведь с этим проклятым клочком земли давно пора было покончить – здесь количество оказывающих внутреннее сопротивление, непокорных, было необычайно велико.

И неудивительно, ведь Ландхааген хранили те, в чьих жилах текла кровь из иного мира, пусть за века и множество сменившихся поколений и разбавленная человеческой, но и того, что осталось, было довольно. Потому что неземная кровь держала в себе знание и память. Это каждого людского детеныша требуется заново обучать всему; он подобен пустому сосуду, в который можно влить все что угодно – среди собак он вырастет собакой, и волчонком станет в волчьей стае. Антархи же были другими. В каждом из них от момента зачатия уже было нечто большее, чем только плоть. Потом вокруг них и цвела земля.

Потому они и были так ненавистны Блистающему, и по той же причине он столь долго возился с ними, не в силах извести этот род. И что же! Когда вполне можно было считать, что с антархами и Хаагеном покончено, является донельзя надоевший ему человек из Киммерии – и путает своим неуместным вмешательством все карты! Мало того, он ведет с собою зеленоглазом отродье мира двух светил, способное, соединившись с антархами, влить в их жилы свежую кровь, наполненную знанием и надеждой! Нужно было не играть с ним так долго, с этим зеленоглазым, а позволить еще в Туонелле разорвать его на куски. Но Блистающему уж очень нравилось наблюдать за тем, как верные терзают его юную плоть., ни наслаждался, растягивая удовольствие. Сдавленные крики и стоны Ллеу были для него столь сладостны, как и лицезрение медленно погибающей деревни антархов на закованных в вечные льды берегах Скарсааны.

Блистающий позволил себе не думать о том, что произойдет, если антархи и этот каким-то образом соединятся. Такого попросту не могло произойти – и не произошло бы, не ввяжись не в такое дело проклятый киммериец!

Ну, что ж… Так тоже вышло неплохо. Теперь, а когда они уже почти у цели – эта пара Великих, эти невероятным образом объединившиеся представители двух миров, они попросту пройдут мимо, в двух шагах от цели своих поисков, и прежде, чем издохнуть наконец во льдах Ландхаагена, проклянут час своего зачатия и утратят надежду, а вместе с нею и способность противиться ему, Блистающему, ибо только там, где безраздельно царит отчаяние, наступает его полный триумф. Так всегда было – и так вечно будет.

Обычно Блистающий использовал магический колпак, чтобы помогать скрываться верным. Они творили его волю, умудряясь оставаться никем не замеченными, и отчаянных воплей их жертв люди могли не услышать, проходя буквально на расстоянии вытянутой руки от места трагедии. Естественно, он проделывал подобное не во время великих катастроф в периоды всеобщих разрушений – а когда требовалось провести, сказать, единичную акцию. Такая мера срабатывала без всяких сбоев.

Вор, под покровом ночи забравшийся в мирно спящий дом и вырезавший целую семью, разбуженную его появлением; вероломный раб, вонзающий нож в сердце властителя и господина; безумный насильник, среди дня терзающий свою жертву – совершали свое дело и словно испарялись, не позволяя не то что схватить, но даже увидеть себя. Ювелирная работа!

Сейчас тот же бесчисленное количество раз испытанный прием служил несколько иной цели. Скрыть от проходящих мимо присутствие двоих детей, тщетно призывающих на помощь.

Прекрасно! Ванкрида и Таону убьют не демоны, и не дикие звери, и не яд змеи. Их погубит то же самое отчаяние. Можно будет сделать так, чтобы они прикончили сами себя, таким образом предав саму жизнь. Хорошо! Очень хорошо!.. Достойнейшее, красивое, просто виртуознейшее завершение игры!

Глава восьмая

Они приняли решение идти в Хааген, хотя на сей раз гэтткт ни в какую не соглашался их сопровождать. Переубедить его никак не удавалось. Ну, в конце концов, они до сих пор как-то обходились без его помощи. Ллеу рванул на себе ворот рубашки, словно ему не хватало воздуха, – и сердоликовая ящерка как будто сама собой выскользнула на поверхность.

Увидев ее, гэтткт вдруг чрезвычайно разволновался и протянул к амулету руку, словно этот предмет был ему хорошо знаком.

– Она тебе нравится? – улыбнулся юноша. – Да… и силой немалой обладает. Эх, могла бы эта игрушка нам хоть немного помочь!

В ответ на эти слова ящерка чуть заметно шевельнула хвостом. Конана это не удивило. Он, как и Ллеу, знал, что она вовсе не то, чем кажется. Этот камень был некоей странной формой жизни, хотя очень редко проявлял себя именно как живой. Вот только всякий раз, внимательно разглядывая фигурку ящерицы, можно было метить, как меняется положение ее лапок, всем чуть-чуть.

А вот то, что совершенно неожиданно сделал гэтткт, было уж совсем непонятным. Он явно настойчиво просил юношу дать ему амулет.

– Поближе хочешь рассмотреть? На, держи, – Ллеу снял ящерку с шеи и вложил в ладонь гэтткта. – Только осторожнее с нею.

Словно полностью пренебрегши предупреждением, гигант бросил фигурку в огонь.

Юноша вскрикнул и готов был тут же выхватить свой талисман из пламени, рискуя обжечь руки, – но такое странное обращение ему ничуть не повредило. Наоборот, именно в центре горящего костра ящерка почувствовала себя как лома. Она полностью развернулась и забегала по кругу, вовсе не собираясь выбираться из огня! Киммериец и Ллеу наблюдали за ней как зачарованные.

Ящерка лаже не просто бегала, а словно плавала, с явным удовольствием купаясь в пламени, явно оказавшись в своей, наиболее благоприятной для нее стихии. Раскалившийся подвижный камень светился изнутри, а гэтткт, глядя на эту картину, удовлетворенно покачивал головой.

Он-то и прежде находил подобных ящериц здесь, в горах, хотя и очень редко, и знал, что их выбрасывает откуда-то из-под земли, причем непросто из-под земли, а с очень большой глубины, когда просыпается фонтан огня на вершина самой загадочной и страшной горы, Кениффы, единственной среди Кезанкийских хребтов. На памяти гэтткта фонтан вырывался всего один раз, и это было поистине жуткое зрелище. Вся земля вокруг дрожала и выгибалась, а из кратера потекла огненная река, погубившая больше живого, чем все снежные лавины вместе взятые за всю его жизнь. Гэтткт тогда спасся чудом, а вот несколько его сородичей оказались менее поворотливыми, в том числе и те, что произвели на свет его самого.

А потом, когда земля снова остыла, он ходил к той горе Кениффе и вот там обнаружил этих созданий – маленьких, живых, но свернувшись кольцом от холода. Между тем ящерка ни на секунду не прекращала движения, поглядывая на Конана и Ллеу так, словно хотела им что-то сказать. Но если гэтткт все-таки мог издавать хоть какие-то членораздельные звуки, то ей не было дано даже пищать…

Дождавшись, пока костер прогорит, а огненное создание вновь успокоится, свернется в кольцо и застынет, юноша поднял ящерицу и опять повесил к себе на шею. Видно, пока еще не пришло время научиться общаться с фигуркой из сердолика.

…Еще день спутники потратили на то, чтобы спуститься вниз по восточным склонам гор и оказаться в тундре.

Вопреки ожиданиям, пока что больше никакие твари либо стихии им не препятствовали, но друзья покидали горы с тяжелым сердцем, размышляя о судьбе последних антархов и о том, каким образом и где следует их разыскивать.

– Понимаешь, – сказал Ллеу, – я чувствую, что они не просто живы, но где-то совсем рядом, Не могу этого объяснить, однако знаю, что не ошибаюсь.

– Рядом? – усомнился варвар. – Да ты только погляди вокруг! Здесь вообще не живут люди. Разве что волки… Ты мне все-таки объясни вот какую вещь. Зачем тебе понадобилась именно Элрина? Ты на самом деле собираешься сделать ее своей женой?

– Конечно, собираюсь.

– Но почему? Только из благодарности?

– Вовсе нет. Просто Элрина сможет родить от меня детей, а другие женщины, сколько бы я их не встречал, на это не способны. Я ведь устроен не так, как обычные люди. Для того, чтобы мог родиться мой ребенок, я должен обменяться с женщиной огнем, вырывающимся из кончиком пальцев в момент, когда… ну, в общем, ты понимаешь. Так всегда происходит у Всевидящих. А вот Элрина отчего-то способна его вместить: такое встречается крайне редко. Мой огонь для нее не опасен… наверное, потому, что она принимает и мою силу так же хорошо, как и предельную слабость.

Так, беседуя, спутники двигались все дальше, пока не достигли того же самого леса, в котором были заключены Ванкрид и Таона. Ллеу внезапно повел себя весьма странно. Он все время останавливался, озираясь, словно потерявшее след животное. Сердце в груди юноши ныло и рвалось, колотясь о ребра с такой силой, что было готово разорвать грудную клетку. То, что он испытывал, не было предощущением опасности, а Скорее походило на тоску долгого ожидания.

Ллеу заметался: он то забегал вперед, то возвращался назад, то совершал какие-то непонятные прыжки в разные стороны, точно утратив зрение, втягивал носом воздух, прислушивался…

Но ни пять обычных, каждому человеку присущих чувств, ни шестое, свойственное ему как Порождению Всевидящих и мира двух зеленых Светил, сейчас не помогали…

– Ну, – не выдержал киммериец, – и долго ты намерен прыгать как белка по всему лесу?

– Это не лес, – отозвался юноша, – то есть не совсем лес. Внутри него есть что-то еще, а я никак не могу уловить, что именно. Вот как дом, который видишь снаружи, а внутри какие-то иные помещения, но через стену-то не видно. Так и здесь. И пространство здесь неправильное. Расстояния не такие, каким кажутся.

– Какие это еще не такие?

– Ну, понимаешь… Ты вон то дерево видишь?

– Вижу, конечно.

– Так вот, если до него идти… сколько нужно сделать шагов?

– Около ста, наверное. Да что ты воду мутишь? Шаги какие-то… Говори толком!

– А ты сделай их, эти шаги. Раз это так просто. Немного ведь – всего сто шагов, – задумчиво произнес Ллеу.

Варвар решительно направился к указанному дереву, однако здесь и в самом деле происходило что-то непонятное… Потому что он, ясно ощущая, что двигается, тем не менее, ничуть к нему не приближался.

Расстояние отказывалось сокращаться, словно перед Конаном находилась прозрачная и при том упругая стена, сквозь которую было невозможно пройти. Она отталкивала его назад.

– Ну и как? – поинтересовался юноша; он стоял, склонив голову к плечу, и сосредоточенно наблюдал за попытками Конана преодолеть невидимый барьер: теперь движения его друга, мечущегося вдоль стены, весьма напоминали его собственные, вызывавшие у варвара такое недоумение.

Киммериец в бешенстве выхватил меч и нанес удар в пустоту. Меч рассек воздух, и ничего не изменилось. Преграды как бы вовсе не было, и в то же время она была – идти-то не позволяла!

– Не понимаю, – выдохнул, наконец, он, устав от совершенно бесплодных усилий.

– Вот именно. Я тоже. Но туда нам не попасть.

– А обойти кругом?

– Обойти – сколько угодно. Но толку-то от того… Нам нужно как раз туда. Внутрь. За стену. А у нас ничего не выходит: И ты прислушайся – с той стороны не доносится никаких звуков. Вообще ничего. Словно там полная тишина, – Ллеу поднял камень и бросил вперед; камень упал на землю, в самом деле, совершенно бесшумно!

– Хорошо. Но если это стена, в ней должны быть двери. А если их нет, преодолеть ее можно, забравшись на нее сверху или сделав подкоп, – предположил киммериец.

– Ну, двери, как мне думается, здесь явно не предусмотрены. Забраться, не имея опоры, по Воздуху, мы тоже вряд ли сможем. А копать… лет десять, наверное, копать придется, и без всякого результата. Хочешь поглядеть, как оно получится?

Юноша встал на колени и принялся рыть землю прямо руками, как животное передними лапами. Комья земли летели в стороны, но никакого углубления… не возникало! Кончилось тем, что Ллеу в изнеможении сел, поджав под себя ноги, и отер пот со лба.

– Видишь? – произнес он почти что с торжеством.

– А почему ты, собственно, решил, что нам Непременно нужно проникнуть именно туда? До Хаагена не так уж далеко, стена ничуть не метнет идти, куда нам надо. Есть она – ну и Нергал с нею! – со злостью проговорил Конан.

– Да потому… что тот, кто нам препятствует, скрыл от нас нечто чрезвычайно важное как раз за этой проклятой стеной или завесой!

– И с чего ты это взял?! Может, это вообще ловушка – как раз для того, чтобы задержать нас здесь на демоны знают сколь долгое время, а мы, как два полудурка, готовы на это купиться. И как раз теперь, когда до Хаагена рукой подать.

– Ну, не знаю… У меня, признаться, от этого голова кругом идет, – в растерянности произнес юноша. – Хотя, погоди-ка… У меня появилась одна на мысль. Вот, смотри. Когда я бросил туда камень, он же пролетел насквозь и упал с другой стороны. Мы этого не слышали, звука не было, – но ведь видели же! И когда ты ударил мечом – то же самое. Меч сквозь стену прошел. Может, она только живое не пропускает? Или… то, что движется по земле? Если так, это в корне меняет дело.

– Каким образом? Нам что, нужно будет помереть – или взлететь, чтобы там оказаться?!

– Допустим, умирать нам пока рановато. Давай лучше попытаемся прыгнуть.

И, не долго думая, Ллеу отошел от преграды шагов на двадцать, разбежался и прыгнул вперед, оттолкнувшись ногами. Увы, и на этот раз ничего не вышло. Юноша словно завис в воздухе, а потом упал, больно ударившись копчиком о землю, после чего сидел, ошарашенно мотая головой и хватая ртом воздух.

– Не пускает, – произнес варвар.

– Ага, не пускает, – Ллеу совсем по-детски шмыгнул носом – и в этот момент отчетливо услышал знакомый издевательский смешок, точно такой же, какой издал преследователь, когда он шел по канату вместо Энара.

Юноша побледнел от гнева и вскочил на ноги, Смешок обжег его, словно пощечина. Какая-то мразь откровенно глумилась над ними, и это было необыкновенно унизительно.

– Конан, – сказал он, весь дрожа от возбуждения, – давай попробуем иначе.

– А как?

Ллеу бросил сквозь стену еще несколько камней – с прежним результатом – и закусил нижнюю губу.

– Ты ведь запросто можешь поднять меня… Швырнуть точно так же. Вдруг получится?

– Да ты спятил! Допустим, ты прав, и на самом деле получится. Но я-то за тобой последовать не смогу – а ты не сможешь вернуться обратно. Оттуда, знаешь ли, перебрасывать будет некому.

Преследователь уже не усмехался. Он визгливо и торжествующе хохотал, наслаждаясь предельным замешательством и унижением людей. Четверых – ибо Ванкриду и Таоне он позволил видеть все, что происходит с киммерийцем и Ллеу. Они были совсем рядом друг с другом! Если Ванкрид еще был в состоянии сохранять достоинство молчать, то его подруга рыдала в голос. Девочка отчаянно кричала, звала своих спасителей, но тщетно – они ее не слышали!

– Прекрати! – не выдержал Ванкрид. – Это бесполезно. Они могли просто пройти мимо. А так хотя бы догадываются о нашем с тобой здесь присутствии. И раз так – значит, они что-нибудь непременно придумают. Надо ждать.

Ллеу вовсе не был намерен оставить попытки проникнуть за преграду. Тем более, что в какой-то момент он совершенно отчетливо понял, что именно она скрывает.

– Антархи, – у юноши в изумлении расширились глаза. – Конан, там, за этой стеной, дети антархов!

Крика Таоны он не слышал. Вместо ее призывных воплей внутри него звучал тихий настойчивый голос Ванкрида: «Мы знаем, что вы рядом. Помогите нам!»

– Они понимают, что мы здесь, Конан! Мы не можем уйти, пока не освободим их!

Ллеу даже не просто слышал – он все отчетливее видел лица юных антархов, с надеждой ращенные к нему.

В то же время варвар, желая доказать, идея его друга проникнуть внутрь тем способом, который тот предлагал, неудачна, быстро нагнулся и поймал ошалевшую от неожиданно евражку, рискнувшую подойти к людям ели ком близко. Он бросил ее за стену – и животное словно растаяло в воздухе на лету. Живым путь туда был явно заказан; оно, по меньшей мере, в отличие от камня, переставало быть видимым. Лицезрение этого однако вдохновило киммерийца не другую идею.

– Послушай, Всевидящий или кто ты есть. Нам нужно нечто, которое было бы не живым и не мертвым. Вроде ожившего камня.

– Как это? – юноша не понял – у него и прежде случались моменты, когда он соображал довольно медленно и не сразу входил в суть вопроса. Потом, когда до него, наконец, «доходило», он мог действовать очень решительно, только fначала ему нужно было «проснуться». Вот и сейчас он стоял и в полном недоумении и растерянности хлопал длинными ресницами.

– Ллеу, – снисходительно, как говорят с детьми или с умственно отсталыми, произнес варвар, – у тебя же есть именно то, что нам необходимо. Ящерица твоя, понимаешь? Камень, способный оживать в огне.

– Точно! – ахнул парень, изумляясь теперь, Как он сам не додумался до подобного. – Конечно же, она бы могла перебраться внутрь. Но, – тут он опять помрачнел, – без огня она бегать не Может.

– А позвать антархов, чтобы они подошли как можно ближе к стене со своей стороны, ты способен? Они тебя слышат?

– И они меня, и я – их, – подтвердил Ллеу.

– Так позови их! Давай, давай! Да очнись ты наконец! Смотри: мы разведем костер здесь, со своей стороны, и сделаем ящерицу живой. А им следует разжечь огонь там, у себя, но очень близко к преграде, и так, чтобы трава и мох горели вплоть до самой стены…

Киммериец еще с полминуты объяснял спутнику суть своей затеи, и, наконец, растерянной лицо юноши прояснилось. Он кивнул. Да, нужно попробовать!

…Ванкрид и Таона, откликнувшись на зов Ллеу, стояли на расстоянии чуть дальше вытянутой руки от своих спасителей, но по-прежнему оставались не видимыми для них. Сообразно ожиданиям, в жарко пылающем пламени костра ящерица вновь ожила. Дождавшись, пока по ту сторону преграды тоже вспыхнет огонь, зажженный незримой рукой, и низкая трава превратится в узкую горящую дорожку, Конан сделал ими юноше:

– Ну же, не тяни! Она же тебе подчиняется.

Парень, обжигая пальцы, выхватил ящерицу из костра и бросил ее сквозь стену:

– Выручай, зверушка!

Докрасна раскаленный живой камень, извиваясь в воздухе, оказался на огненной дорожке со стороны Ванкрида и Таоны, причем пробив ощутимую брешь в проклятом куполе – настолько, что теперь антархов было прекрасно видно и варвару. Ящерица подбежала к ним вплотную.

– Назад, ко мне! – крикнул ей Ллеу. – Прыгай! А вы – за ней!

Ящерица развернулась, повинуясь его голосу, и в самом деле прыгнула вперед, еще более нарушив целостность купола, и, покуда проход им затянулся, за ней последовали Ванкрид и Таона, Спустя мгновение оба они стояли перед киммерийцем и Ллеу, еще не смея поверить, что зги не сон. Юноша бросился на колени, обнимая детей и смеясь от счастья.

– Ночь кончилась, – сказал Ванкрид, когда вообще смог говорить.

Потом юный антарх подошел к киммерийцу, восхищенно, с глубочайшим уважением и признательностью глядя на него, человека, возвратившего Хаагену маттенсаи… и саму жизнь.

Таона в это время, держа в своей маленькой руке ладонь Ллеу, что-то быстро шептала, колдуя над его обожженными – в очередной раз – пальцами.

И это подействовало – боль быстро прошла, словно ее и не было, а дочь антархов, наконец, улыбнулась, впервые за очень долгое время.

– Ну вот, правда, так лучше?..

Но это был еще не конец пути. Юный воин-антарх, Ванкрид, худое, почти прозрачное лицо которого светилось счастьем и торжеством, спросил Конана:

– Ты ведь пойдешь с нами в Ландхааген? Ты окажешь нам такую великую честь, ступив на нашу землю?

Киммериец кивнул, соглашаясь, и протянул мальчику ветвь маттенсаи.

Путь, который занял у Ванкрида и Таоны много дней, вчетвером они прошли втрое быстрое. Непосредственная близость вечно зеленой ветви маттенсаи, которую дети несли поочередно, не выпуская из рук, стремительно возвращала юным антархам силы, заставляя кровь быстрое бежать по жилам, а сознание того, что теперь они не одни, наполняло сердца надеждой. Огромный черноволосый варвар до такой степени восхищал Ванкрида, что тот готов был не отходить от Конана ни на шаг и разве что шею себе не сворачивал, стараясь заглянуть ему в лицо.

– Хотел бы я, когда вырасту, быть похожим на тебя, – признался он как-то. – Я никогда тебя не забуду!

Таона же предпочитала общество Ллеу, который, чувствуя, когда девочка устает идти, запросто брал ее на руки и нес, а она благодарно обхватывала его шею руками, опускала голову ему на плечо и закрывала глаза.

– Ты ведь всегда будешь с нами? Ты не бросишь нас, правда? – время от времени спрашивала Таона.

– Я для того и пришел, чтобы остаться в Ландхаагене. Мой дом теперь – там, где вы.

– Мы ждали так долго! Мы бы давно умерли, если бы не знали, что вы обязательно разыщете нас… Но, Ллеу, этого мало…

– Мало чего? – не понял их слов юноша, – Быть вместе?

– О, да. Белый дворец… понимаешь наш Белый дворец, что выстроен возле храма Эрлим, стал гнездом какого-то зла. Когда я думаю об этом, мне становится страшно.

То же самое говорил и Ванкрид, да и сам Ллеу чувствовал, что дети совершенно правы.

Чем ближе они подходили к границам Ландхаагена, тем ощутимее становилось присутствии темной силы, так долго препятствовавшей им и не только не собиравшейся сдавать своих позиций, но сделавшейся еще более грозной и устрашающей, нежели до сих пор.

Ни туман Кезанкийских гор, ни чары Паука не могли с этим сравниться, ибо если прежде все чудовища, в любом образе встречавшиеся им на пути, были только посланцами, слугами этой ужасающей силы, то теперь в бой вступала она сама. Без посредников. И намерена была отыграться за все прошлые поражения.

– Это несправедливо, – решительно и мрачно произнес Ванкрид. – Никто не смеет вставать между нами и Хаагеном.

– Блистающему плевать на справедливость, – отозвался юноша, – Теперь он ни перед чем и ни огрел кем не остановится и сделает все, чтобы вас уничтожить.

Конан посмотрел на него с интересом. Блистающий? Это имя называл Шин-дже-шедд. Значит, Ллеу оно тоже известно?

– Да, – подтвердил парень, словно прочитав его мысли. – Он с самого рождения преследует меня. Это он превратил мать мою Линн в нечто похуже дикого зверя, ожесточив ее сердце, ведь даже волчица не обнажает клыки против собственного детеныша. И сестры мои тоже перестали быть людьми. Блистающий ненавидит саму жизнь и питается страданиями людей, стараясь преумножить, таковые. Но теперь я знаю его! И больше не боюсь.

Лицо Ллеу, осунувшееся, с пылающими глазами, выражало отчаянную решимость.

– В мире двух зеленых светил он не смог заметить господства, а в мире людей почти всегда торжествует, как полновластный правитель, и, не задумываясь, губит тех, кто смеет ему противостоять, – продолжал юноша. – Поэтом лучшие зачастую гибнут рано, он попросту выбивает их одного за другим; будь то воин, дитя или женщина. Или прекрасная, цветущая земля, на которой вечный мир. Маленький Хааген с его удивительным народом…

– Так Блистающий преследует и меня тоже? – спросил варвар.

– Разумеется. Тебя-то о первую очередь.

– Но его можно убить?

– Он полагает, что смертным это не под силу. Но Блистающий ошибается. Мы тысячу раз убивали его в нас самих!

– Смотрите, – сказал вдруг Ванкрид, останавливаясь и склоняясь в глубоком поклоне.

Прямо перед ними возникла призрачная фигура, движущаяся им навстречу, и, к изумлению своему, киммериец узнал Аватару.

Только на сей раз меруанский маг выглядел совсем иначе, чем прежде. Тогда, в Немедии, ни явился как странник в нищенском одеянии, босиком, лицо его было обветренным и темный от загара – сейчас же словно светился изнутри и казался подобным молодому воину. Только глаза могущественного чародея оставались прежними и лучились бесконечным пониманием, и любовью, и той самой мудростью, так поразившей тогда Конана.

– Шин-дже-шедд! – воскликнул варвар. – А я полагал, что ты погиб…

– Меня много раз полагали погибшим, – улыбаясь, возразил Аватара, – и такое станет повторяться и впредь, но никогда не будет до конца верным. Я всегда рядом с теми, кто не желает покориться моему врагу. Сейчас, когда вам предстоит последняя битва за Хааген, знайте: я не оставлю вас. Я не могу сделать вас неуязвимыми, ибо вы смертны. Но помните: главное оружие – не то, что в руках, а то, что внутри вас самих. Не поддавайтесь ни страху, ни отчаянию, потому что Блистающий сам боится вас в тысячу раз больше, чем вы его. Идите в Белый дворец. Я надеюсь на ваше мужество… и вашу любовь, ибо она – то, над чем Блистающий не властен. Сейчас не время для слабости и сомнений.

– Я тоже могу принять участие в битве? – спросил, чуть выступив вперед, юный антарх.

– Ты давно уже участвуешь в ней, дитя. Возраст в таких делах не имеет значения.

– И я тоже?.. – подала голос Таона.

– Каждый антарх рожден воином, – тихо промолвил Аватара, глядя на девочку. – Но женщины вступают в бой лишь тогда, когда мужчины сделали все, что могли. Помни об этом.

– Как Мангельда…

– Да. Не спеши, Таона. Всему свой черед, Шин-дже-шедд благословил четверых спутников – и исчез столь же внезапно, как появился. И беседе с ним не участвовал только Ллеу. Но ему и не нужны были ни слова, ни вопросы. Он все понял, когда Аватара просто посмотрел ему и глаза.

Хааген встретил их прежним ледяным безмолвием. Да, здесь не было жизни, и даже намека на Жизнь. Только невыносимый холод и полусумрак Аней, сменяющийся непроглядной темнотой ночи, Но взор Ванкрида и Таоны примечал то, что было незаметно для остальных их спутников – снег еще не таял, однако был в некоторых местах словно пронзен солнечными лучами, и льды, сковавшие Скарсаану, стали тоньше – сквозь них видны были темные струящиеся потоки, готовые вырваться на свободу…

Белый дворец, резиденция множества поколений сменявших друг друга правителей Хаагена, был на четверть занесен снегом. Внутри же него теперь жил совсем иной правитель.

Сам Блистающий обосновался в прекраснейших залах, равным которым не было во всей Хайбории, ибо дворец этот, в незапамятные времена возведенный великими мастерами, чьи имена, увы, не сохранились, создавался с такой любовью, как никакое иное строение. Размеры его были не так уж велики, но Белый дворец, устремленный ввысь, словно летел над холмами Хаагена, не на земле стоял, а как бы парил в воздухе… Так было. Вот только теперь, когда в нем царствовала сама смерть, где билось прежде живое сердце мира, оскорбленными подобным надругательством стены Белого дворца начали сами собой разрушаться.

Дворец умирал, не желая служить вместилищем зла и гибели, и уходил – по-прежнему гордый и прекрасный, словно смертельно раненый воин, до самого конца отравляющий собственной стоимостью торжество своего убийцы.

Ярость Блистающего по поводу появления киммерийца, Ллеу и обоих антархов была неописуема. Ну, что ж. Важны не сами обстоятельства, а отношение к таковым.

Игра продолжается. Блистающий не ехал даже препятствовать тому, чтобы спутники без помех проникли в Белый дворец.

Пусть напоследок увидят красоту этого здания… в котором всем им предстоит окончить свои дни. Он – не Гринсвельд и не Паук. Тех можно было убить… либо навсегда закрыть путь к возвращению в мир живых. Блистающему не суждено было погибнуть от руки смертного, так что опасаться было нечего. И все же… страх возник. Невыносимый, отвратительный, унизительный страх.

Эти четверо шли, гордо подняв головы, и в глазах их пылал огонь веры и любви, словно каждый из них был сейчас Аватарой.

Огромный, с гривой развевающихся черных волос варвар, под ногами которого, казалось, гудел и накалялся при каждом шаге белый мрамор полов; невысокий гибкий Ллеу с упрямо сжатыми губами и решительным, исподлобья, взглядом чуть прищуренных малахитовых глаз; Ванкрид, мальчик-воин со стиснутыми кулаками – и девочка Таона, такая тоненькая и хрупкая, но тоже готовая сейчас на все…

Вот они вступили в центральную часть дворца. Чем дальше они шли, тем яснее становилось, что это не просто люди. Белый дворец приветствовал их. Глубокие, от пола до потолка трещины на его стенах затягивались и исчезали сами собой за спинами этой четверки, и снег, груды которого были наметены ветрами, свободно врывавшимися сквозь разбитые окна и гулявшими, как полновластные хозяева, по залам, таял, словно растопленный жаром их сердец.

Огромный сияющий зал открылся перед ни ми, словно дверь в небо. Вместо потолка над ним был голубой купол, создававший непередаваемой ощущение высоты; никакого вычурного убранства, ничего лишнего, не было даже обычных живописных орнаментов по стенам. Три цвета – белый, золотой и обжигающе яркий синий придавали этому грандиозному помещению торжественное величие.

– Боги, – воскликнул Ллеу, – один только раз увидеть подобное чудо – после этого не страшно и умереть.

– Значит, тебе повезло, – оглушающий голос взорвал тишину Белого дворца. – Ты умрешь после того, как увидел. А страшно тебе будет или нет, сейчас сможешь узнать доподлинно.