Текст книги "Социология"

Автор книги: Энтони Гидденс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 77 страниц)

Аномия и ассоциация; преступные субкультуры

О криминальной деятельности как таковой Мертон писал сравнительно мало. Он также не давал объяснений, каким образом выбирается та или иная реакция на аномию. Эти пробелы были заполнены позже другими исследователями, связавшими идею Сазерленда о дифференцированной ассоциации (суть ее заключается в том, что группа людей, с которыми связан индивид, влияет отрицательно или положительно на его отношение к преступлению) с тезисами Мертона. Ричард А. Кловард и Ллойд Е. Олин провели исследование в юношеских преступных группировках[91]91
  Cloward R. and L. Ohlin. Delinquency and Opportunity. New York, 1960.


[Закрыть]. По их мнению, подобные группировки формируются в субкультурных сообществах, где шансы на легальное достижение успеха малы, – таких, например, как сообщества этнических меньшинств. Члены подобных группировок принимают желательность некоторых показателей материального успеха, однако их ценности фильтруются в местных субкультурах. В криминальных районах субкультура преступных группировок помогает индивиду пройти путь от детской кражи до взрослой преступной жизни. В районах, не охваченных организованной преступностью, правонарушения, совершаемые группировками, принимают форму драк и вандализма, так как возможность стать частью криминальной структуры для членов группировок практически отсутствует. Те, кто не в состоянии взаимодействовать ни с легальным социальным порядком, ни с преступными групповыми субкультурами, находят альтернативу реальности в употреблении наркотиков.

В работах Кловарда и Олина обнаруживаются параллели с исследованием преступных субкультур, проведенным ранее Альбертом Коэном. Коэн выделил в крупнейших городах Америки районы, где преступность стала образом жизни. По его мнению, члены группировок крадут не ради материальной выгоды, а по тем же самым причинам, по которым занимаются драками и вандализмом, – они демонстрируют неприятие “респектабельного” общества. Осознавая свою обделенность в существующем социальном порядке, группировки создают собственные, оппозиционные ценности.

Оценка

В исследованиях Кловарда – Олина и Коэна подчеркивается связь между конформностью и отклонением: отсутствие возможности для успеха в смысле, принятом доминирующим обществом, является основным дифференцирующим фактором между теми, кто вовлечен в преступные действия, и теми, кто не вовлечен. Тем не менее, мнение о том, что люди из более бедных слоев имеют тот же уровень потребности в “успехе”, что и люди из более благоприятной среды, не является достаточно обоснованным. Наоборот, большинство из них соотносят свои устремления с тем, что имеют в реальности. Ошибочно также думать, что несоответствие стремлений и возможностей свойственно только непривилегированным слоям населения. Можно предположить, что существует давление в сторону криминальной деятельности – и, возможно, некоторых других типов отклонений, предложенных Мертоном, – там, где существует большой разрыв между стремлениями и возможностями. О таком разрыве можно говорить, например, в так называемых преступлениях “белых воротничков”: растратах, мошенничествах и уклонении от уплаты налогов.

Теория стигматизации

Одним из важнейших подходов для понимания того, как происходят преступления, является теория стигматизации (т. е. наклеивания ярлыков, клеймения) – хотя этот термин сам по себе обозначает группу связанных между собой идей, а не единый подход. Сторонники теории стигматизации интерпретируют отклонение не как некий набор характеристик индивида или группы, а как процесс взаимодействия между людьми с отклонениями и людьми без отклонений. Согласно этой точке зрения, чтобы понять природу отклонения, нужно понять, прежде всего, почему на некоторых людей навешивают ярлык отклоняющихся. Те, кто представляет силы закона и порядка, либо те, кто может навязывать свои моральные установки другим, и выступают основным источником ярлыков. Ярлыки применяются, чтобы сформировать категории отклонения, и, таким образом, выражают структуру власти в обществе. Правила, при помощи которых определяются отклонения, и условия, когда эти правила применяются, устанавливаются богатыми для бедных, мужчинами для женщин, старшими для младших, этническим большинством для представителей меньшинств. К примеру, многие дети лазят в чужие сады, бьют стекла, крадут фрукты и прогуливают занятия. В состоятельных районах эти проступки рассматриваются родителями, учителями и полицией как относительно невинные болезни роста. В бедных районах они будут скорее рассматриваться как проявление преступных наклонностей в раннем возрасте.

Как только на ребенка навешивается ярлык преступника, он уже заклеймен; вероятнее всего, учителя и будущие работодатели будут в дальнейшем рассматривать его и относиться к нему как к не внушающему доверия. Индивид снова совершает криминальные действия, тем самым увеличивая разрыв с ортодоксальными социальными нормами. Первоначальный акт правонарушения Эдвин Лемерт называет первичным отклонением. Вторичное отклонение происходит, когда индивид принимает клеймо и воспринимает себя как преступника.

Рассмотрим поведение мальчика, который, будучи с друзьями в субботний вечер за городом, разбил витрину в магазине. Это действие будет расценено, вероятнее всего, как случайность буйного поведения, простительного для молодых людей. Юноша, скорее всего, отделается замечанием и небольшим штрафом. Если он из “респектабельной” семьи, это вполне вероятный исход. Происшествие с витриной будет соответствовать первичному отклонению, если молодой человек будет выглядеть как “приличный”, но бывший несколько неосторожным в тот момент. Однако если реакция полиции и суда будет более суровой, скажем, вынесение условного приговора и направление в попечительский совет, то инцидент может стать первым шагом в процессе вторичного отклонения. Процесс “научения быть преступником” усугубляется теми же самыми организациями, чьей задачей является корректирование отклоняющегося поведения, – колониями, тюрьмами и приютами.

Теория стигматизации важна, поскольку исходит из допущения, что ни одно действие не является изначально преступным. Определения криминальности устанавливаются людьми, наделенными властью, путем формулировании законов и их интерпретации полицией, судами и исправительными учреждениями. Критики теории ярлыков утверждают, что есть действия, однозначно запрещенные всеми культурами, такие как убийство, изнасилование и разбой. Эта точка зрения в действительности некорректна: даже в рамках нашей собственной культуры убийство не всегда расценивается как преступление. В военное время уничтожение врага воспринимается положительно, и до недавнего времени британскими законами половой акт, совершенный женщиной по принуждению со стороны мужа, не расценивался как изнасилование.

Теорию стигматизации можно критиковать более убедительно по другим трем направлениям. Во-первых, в рамках этой теории делается акцент на процессе навешивания ярлыков, в то время как процессы, которые вызвали отклоняющееся поведение, уходят из поля зрения[92]92
  Fine В. Labelling theory. In: Economy and Society, 4. 1977.


[Закрыть]. Ясно, что навешивание ярлыков не совершается произвольно; различия в социализации, установках и возможностях влияют на то, насколько люди чувствительны к полученному ярлыку отклоняющегося и как ведут себя после этого.

Во-вторых, до сих пор неясно, действительно ли навешивание ярлыка обладает эффектом усиления отклоняющегося поведения. Как правило, преступное поведение усиливает последующие подозрения, но является ли это результатом именно навешивания ярлыка? Судить об этом очень трудно, поскольку здесь задействовано много других факторов, например, увеличение общения с другими правонарушителями или появление новых возможностей для совершения преступлений[93]93
  Farrington David, Lloyd E. Ohlin and James Q. Wilson. Umderstanding and Controlling Crime: Toward a New Research Strategy. New York, 1986.


[Закрыть].

В-третьих, поиск причин применения различных ярлыков приводит к необходимости изучить развитие современной законодательной, судебной и полицейской системы. Следовательно, для понимания отклонения должен исследоваться исторический аспект. Уильям Нельсон изучал характер изменения процедур уголовного законодательства в штате Массачусетс в период с 1760 по 1830 год. Система законодательства и наказания, сформировавшаяся в этот период, чрезвычайно сильно повлияла на позднейшее развитие законодательной системы во всей стране. Изучая судебные протоколы, Нельсон обнаружил значительные изменения. До начала Войны за независимость присяжные могли сами интерпретировать законы и выносить решения относительно конкретных случаев. Законы о собственности, существовавшие в то время, не способствовали финансовым сделкам и накоплению капитала. Однако после войны, когда интересы сместились в сторону экономической экспансии, законы были изменены для усиления защиты частной собственности. Напористое приобретение земли и собственности стало “легальным”, в то время как преступления против собственности, включая мелкие кражи, стали основанием для самых серьезных санкций.

Рациональный выбор и “ситуационная” интерпретация преступления

Ни в одной из упомянутых социологических теорий девиантного поведения нет места толкованию криминального поведения как преднамеренного и обдуманного действия. В каждой из них преступность рассматривается скорее как “противодействие”, а не как “действие”, как следствие внешних влияний, а не как результат действий индивида. Теория дифференцируемой ассоциации делает акцент на взаимодействии с представителями преступных группировок; теория аномии фокусирует внимание на давлении, которому подвергаются индивиды в обществе, ориентированном на успех; теория стигматизации подчеркивает эффект, создаваемый общественными институтами при классификации поведения. Но люди, совершающие преступные действия, неважно, регулярно или спорадически, поступают так с определенной целью, нередко осознавая, чем они рискуют.

В последнее время делались попытки применить при анализе криминальных актов интерпретацию рационального выбора[94]94
  Cornish D. B. and Clarke R.V. The Reasoning Criminal: Rational Choice Penpeetives on Offending. New York, 1986


[Закрыть]. Суть подхода заключается в том, что люди сами выбирают преступные действия, а не принуждаются к этому внешними влияниями. Они просто считают, что есть ситуации, в которых стоит пойти на риск. Люди с “криминальной ментальностью” – те, кто, несмотря на риск быть пойманными, видят преимущества, которые могут быть получены в ситуации нарушения закона. Исследования показывают, что значительная часть преступных действий, в частности, почти все мелкие преступления вроде краж без применения насилия, являются “ситуационными” решениями. Появляется некоторая возможность, которая слишком хороша, чтобы упускать ее, – например, человек видит, что дом пуст, пробует открыть дверь и обнаруживает, что ему это удается. Преступников-“профессионалов” не так уж много; большинство воров – “дилетанты”, дополняющие доходы из прочих источников участием в кражах и грабежах, если предоставляется такая возможность[95]95
  Welsh Dermal. Heavy Business: Commercial Burglary and Robbery. London, 1986.


[Закрыть].

Флойд Фини изучал группу калифорнийских мужчин-преступников, часть которых обвинялись в совершении разбойных нападений[96]96
  Feeney F. Robbers as decision-makers. In: Derek B. Cornish and RonaldV.Clarke (eds). The Reasoning Criminal: Rational Choice Perspectives on Offending. New York, 1986.


[Закрыть]. Более половины из них сказали, что они не планировали заранее преступления, в совершении которых обвинялись. Еще треть сообщила о минимальном планировании, например, как найти партнера, где оставить угнанный автомобиль или где достать оружие. Такой план обычно составлялся в день, когда совершалось преступление, нередко за несколько часов до него. Только 15 % из них тщательно разрабатывали план, 9 % из них следовали привычке, установившейся раньше. Более 60 % преступников заявили, что перед совершением преступления даже не допускали мысли, что их могут поймать. Это убеждение имело основания: в выборку входил человек, совершивший к 26 годам более 1000 грабежей и только один раз осужденный.

Ситуативность преступлений против собственности показывает, насколько близки криминальные действия к нормальным повседневным решениям. Раз индивид в принципе готов заняться криминальной деятельностью (состояние ума, объяснить которое могли бы другие теории), многие преступные действия предполагают совершенно обычные процессы принятия решений. Решение взять что-нибудь в магазине, когда никто не видит, не слишком отличается от решения купить попавший на глаза товар – фактически, человек может сделать и то и другое во время одного похода за покупками.

Теоретические выводы

Итак, какой вывод можем мы сделать из этого обзора множества теорий преступности? Прежде всего, мы должны повторить замечание, сделанное раньше. Несмотря на то, что “преступление” – только одна подкатегория девиантного поведения как целого, оно охватывает такое многообразие видов деятельности – от взятой и не оплаченной плитки шоколада до массового убийства, – что кажется совершенно невозможным создать единую теорию, которая могла бы объяснить все формы криминальной деятельности. Каждая из рассмотренных нами теоретических точек зрения дает вклад в понимание либо каких-то аспектов, либо каких-то видов преступлений. Биологические и психологические подходы могут служить для того, чтобы идентифицировать некоторые личностные характеристики, которые – при заданных особых условиях социального воспитания и опыта – предрасполагают определенных индивидов к размышлениям о преступных действиях. Например, индивиды с чертами, обычно описываемыми как “психопатические”, возможно, значительно шире представлены среди особо опасных преступников, чем среди населения в целом. С другой стороны, они, вероятно, чрезвычайно хорошо представлены среди людей, совершивших акты высшего героизма или среди тех, кто занимается сопряженными с риском видами деятельности.

Общий вклад социологических теорий преступности двояк. Во-первых, эти теории правильно подчеркивают непрерывность между криминальным и “респектабельным” поведением. Ситуации, в которых различные типы деятельности рассматриваются как “криминальные” и преследуются законом, варьируются чрезвычайно широко. Во-вторых, почти во всех подходах особо отмечается “контекстуальный” элемент совершения преступных действий. На вероятность совершения преступления и приобретения репутации преступника фундаментальным образом воздействуют социальные нормы и социальная ситуация, в которых находится индивид.

Несмотря на ее недостатки, теория стигматизации, возможно, является наиболее полезным подходом для понимания различных аспектов преступления и отклоняющегося поведения. Эта теория, дополненная исторической интерпретацией, объясняет условия, при которых некоторые виды деятельности определяются как противозаконные, объясняет роль власти в формулировке подобных определений, а также обстоятельства, при которых тот или иной индивид вступает в конфликт с законом. Ситуационные интерпретации преступления могут быть легко связаны с этим подходом, облегчая понимание вопроса, по поводу которого теория стигматизации хранит молчание: почему многие люди, очевидно, не являющиеся “ненормальными”, совершают действия, за которыми, как они знают, следуют правовые санкции.

Рассмотрим теперь характер и уровень криминальной активности в современных обществах, уделяя особое внимание проблеме преступности в Великобритании.

Преступления и криминальная статистика

Как много совершается преступлений, и каковы наиболее общие формы преступных действий? Чтобы ответить на этот вопрос, мы можем начать с официальной уголовной статистики. Поскольку такая статистика публикуется регулярно, то оценка уровня преступности, на первый взгляд, не составит труда, но это допущение совершенно неверно. Статистика преступности и правонарушений, вероятно, наименее надежная из всей официально публикуемой информации по социальным вопросам.

Основной недостаток официальной криминальной статистики состоит в том, что она включает только те преступления, которые зафиксированы полицией. Между возможным преступлением и его регистрацией в полиции существует длинная цепь проблематичных решений. О большинстве преступлений, в особенности о мелких кражах, в полицию вообще не сообщается. Люди различаются по своей способности распознать преступление и по своему желанию сообщать о нем. Из тех преступлений, о которых узнает полиция, не все фиксируются статистикой; например, полиция иногда сомневается в надежности информации о преступлении – а было ли оно в действительности. Исследования показывают, что о половине серьезных преступлений, включая изнасилования, грабежи и нападения с целью нанесения тяжких телесных повреждений, полиции не сообщается.

Бюро переписи Соединенных Штатов, начиная с 1973 года, интервьюировало людей в 60 000 случайно выбранных семьях с целью определить количество жертв различных типов преступлений за прошедшие шесть месяцев. Исследование, получившее название “Национальный обзор преступности”, показало, что о большинстве серьезных преступлений не было сообщено. Наиболее регулярно сообщают о кражах из торговой сети (86 %) и реже всего о квартирных кражах с ущербом менее 50 долларов (15 %). До Британских обзоров преступности 1982 и 1984 годов не существовало официальной оценки незарегистрированных преступлений в Соединенном Королевстве. Ситуация с незафиксированными преступлениями в Британии, обнаруженная “Британским обзором преступности”, точно отражает результаты американских изысканий.

Для определения истинных размеров преступности недостаточно просто добавить незафиксированные преступления к официальным сообщениям полиции, так как практика фиксации преступлений местными полицейскими подразделениями различна. Некоторые отчитываются о меньшем количестве преступлений, чем другие, либо вследствие неэффективности, либо для того, чтобы их показатели выглядели лучше. Так, исследования показали, что быстрый рост преступности в крупнейших городах Соединенных Штатов в 1960-х годах был в большой степени результатом изменения практики предоставления отчетов. Граждане могут иначе сообщать информацию по мере изменения общественных установок и ценностей. Например, об изнасилованиях заявляют чаще, если женщины встречают более дружелюбное отношение в полиции и суде.

С 1971 по 1980 год число официально зарегистрированных преступлений в Соединенных Штатах возросло на 42 %. Это вызвало рост общественного беспокойства, хотя реальная тенденция была гораздо менее выраженной. Количество серьезных преступлений, по документам Национального обзора преступности, слабо изменилось за этот период; наблюдался незначительный, хотя и устойчивый, рост. Уровень умышленных и непредумышленных убийств вырос с 1977 по 1981 год на 11 %. Это, вероятно, представляет реальное увеличение, хотя вряд ли число абсолютно точное.

Похожие исследования проводились и в Соединенном Королевстве. Правительство Британии учредило Всеобщий Обзор Домовладения, который проводит общенациональные опросы. В обзоры 1972, 1973, 1979 и 1980 годов был включен вопрос о кражах со взломом. Домовладельцев просили отмечать все кражи в течение двенадцати месяцев, предшествующих проведению опроса. Из обзора 1981 года следовало, что с 1972 по 1980 год объем краж со взломом практически не изменился, хотя в тот же период официальная британская криминальная статистика на основании информации, поступающей в полицию, показала рост числа этих преступлений на 50 %. Явный рост происходит, вероятно, вследствие усиления общественной обеспокоенности, которое привело к увеличению числа сообщений в полицию, а также вследствие использования более эффективных способов сбора информации.

“Обзоры жертв”, подобные Национальному обзору преступности, сталкиваются со своими трудностями. Люди более предрасположены сообщать о некоторых преступлениях интервьюерам, а не полиции, но с другими криминальными действиями ситуация может быть обратной. Женщина может сообщить в полицию, если муж напал на нее, но, разговаривая с интервьюером несколько месяцев спустя, может не отметить этот случай, особенно если муж присутствует при интервью. Исследование, проведенное в г. Сан-Хосе, Калифорния, было посвящено случаям, когда люди сообщали о нападении в полицию, и позднее опрашивались в рамках Национального обзора преступности. Только 48 % рассказали о нападении в последующем интервью, и пропорция была ниже среди тех, кто сообщал в полицию, что нападавший был родственником.

Убийства и другие тяжкие преступления

Убийства

Данные об убийствах в криминальной статистике являются, вероятно, наиболее точными. Но даже здесь есть проблемы. Для того, чтобы смерть была классифицирована как результат убийства, должно быть установлено, что преступление имело место. Обычно это означает, что должно быть обнаружено тело. В ситуации, когда тело не было обнаружено, только небольшая часть смертей характеризуется как убийство. Если тело имеется, убийство будет предполагаться, лишь если имеются обстоятельства, показывающие, что смерть была “неестественной” – такие, как следы жестокого избиения или сквозные ранения головы. В случае возбуждения уголовного дела обвиняемый может быть признан виновным в убийстве по неосторожности (имелась цель нанести вред, но не убивать), а не в умышленном убийстве.

Общественная статистика здоровья, основывающаяся на докладах коронеров (судебных следователей, производящих дознание в случае смерти), дает способ измерения уровня убийств, более или менее независимый от полицейских отчетов. Эти доклады не являются совершенно точными, поскольку коронеры могут ошибочно принять убийство за несчастный случай, или неправильно интерпретировать убийство как самоубийство. Однако такая статистика в общем близка к уровню убийств в полицейских отчетах; и можно предположить, что, вероятно, эти сведения в действительности достаточно точны.

Тяжкие преступления

Криминальная статистика указывает на один феномен, который никем практически не оспаривается: исключительно высокий уровень тяжких преступлений в США по сравнению с другими индустриальными странами, включая Британию. Так, в Детройте, население которого – 1 500000 человек, в год регистрируется больше убийств, чем в Великобритании, где проживает 55000000 человек. Если сравнить цифры, то Соединенные Штаты оказываются культурой, в которой процветают тяжкие преступления. Почему это происходит?

При ответе, прежде всего, ссылаются на повсеместную доступность огнестрельного оружия. Конечно, это играет роль, однако само по себе владение огнестрельным оружием не может стать первопричиной преступности. В Швейцарии, например, уровень тяжких преступлений очень низок, хотя оружие доступно многим. Все мужчины в Швейцарии являются членами гражданского ополчения, хранят дома оружие (винтовки, револьверы, автоматическое оружие) и амуницию. Лицензию на оружие получить также нетрудно[97]97
  Clinard Marshall. Cities with Little Crime: The Case of Switzerland. Cambridge, 1978.


[Закрыть]. Гораздо более вероятное объяснение высокого уровня тяжких преступлений в США получается при комбинации трех факторов: доступности оружия, общего влияния “традиции первопроходцев” и существования преступных субкультур в крупных городах. Насилие со стороны американских пионеров и членов “комитетов бдительности” составляет часть американской истории. Некоторые из первых иммигрантов устанавливали в районах своего проживания собственные неформальные способы социального контроля, основанные на насилии или угрозе насилия. Молодежи в чернокожих и испаноговорящих сообществах свойственны подобные субкультуры мужественности и чести, связанные с ритуалами насилия.

Насилие в американском или в британском обществе совершенно не связано с биологическими характеристиками, отличающими черных от белых. Исследования показывают, что уровень тяжких преступлений в африканских общинах чрезвычайно низок по сравнению с американским чернокожим населением. По данным исследования Марвина Вольфганга, проведенного в Филадельфии, между 1948 и 1952 годами среди чернокожих ежегодно имело место 24,6 случаев убийств на 100000 жителей. В африканских группах, обследованных в тот же период Полом Боэнмэном, число убийств в год составило менее 12 на 1000000 жителей. Это один из самых низких показателей в мире[98]98
  Wolfgang Marvin. Patterns of Homicide. Philadelphia, 1958; Bohanman Paul (ed.). African Homicide and Suicide. Princeton, New Jersey, 1960.


[Закрыть].

Важно отметить, что тяжкие преступления в основной массе носят обыденный характер. Большинство случаев насилия и убийств мало напоминают кровавые театральные действия гангстеров, показываемые средствами массовой информации. Обычно убийства происходят в семье либо среди людей, имеющих родственные связи. Гораздо чаще они совершаются под воздействием алкоголя, чем под воздействием наркотиков, что не удивительно, если учесть доминирование алкоголя в структуре потребления.

Достаточно большое число убийств “спровоцировано жертвами”. Жертва может вызвать действия преступника, первой допуская угрожающий жест или нанося удар. Подобные случаи выявлены в исследовании Вольфганга в Соединенных Штатах. Результаты исследования привлекли внимание к этому явлению. Вот один из примеров. Когда будущий убийца спросил у жертвы о деньгах, которые тот был должен, будущий пострадавший впал в ярость, схватил тесак и собрался ударить своего кредитора, успевшего, однако, выхватить нож и заколоть его.

Особая форма тяжких преступлений, изнасилование, обсуждается в главе 6, “Гендер и сексуальность”.