Текст книги "Плохие парни (сборник)"

Автор книги: Энтони Бруно

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 38 страниц)

Глава 10

– Мне нравятся все эти клички, – произнесла Лоррейн, листая один из томов, – Пат Фацциано по прозвищу Ирландец... Луи Муссо – Блоха.

Она засмеялась, но невесело. Гиббонс понимал, что ей страшно за Тоцци. Он посмотрел ей в лицо, потом перевел взгляд на шею. Кожа у нее под подбородком была тугой, как у тех стареющих кинозвезд, которые но несколько разделают себе подтяжки, чтобы выглядеть двадцати пятилетними и, но чья шея рассказывает печальную повесть об истинном возрасте. Гиббонс невольно засмотрелся на полуобнаженную грудь в вырезе кимоно. Для сорока семи лет грудь у Лоррейн еще была что надо.

Гиббонс откинулся в скрипучем кресле, наблюдая за тем, как она просматривает показания Ричи Варги, то хмурясь, то впадая, как только что, в деланное веселье. Лоррейн Бернстейн, полный профессор истории средневековья в Принстоне, стояла, склонившись к открытой книге, на старинном подиуме в собственном, заставленном книжными томами кабинете; за окном на сосне пели птицы. Она стояла, перенеся всю тяжесть тела на одну ногу, водруженную на верблюжье седло, привезенное ею из марокканской экспедиции, ее знаменитые титьки трепетали, выбиваясь из распахнутого шелкового кимоно; нежная розовая ткань скрывала прочие прелести; ее густые, темные, едва тронутые сединой волосы были заколоты за ухом. При взгляде на нее, стоящую на своем подиуме, ему вдруг стало грустно, и он подумал о том, почему они так и не поженились.

Разумеется, он знал ответ и на это. Или по меньшей мере отговорки, которыми они потчевали друг друга. Две жертвы неудачных браков – и новая попытка вряд ли обещала им что-то хорошее. «Вдовцу с вдовицей не слюбиться», – процитировала она как-то Чосера, и эта строка стала девизом их отношений, причем на годы.

То, что их объединяло, было, по выражению Гиббонса, «дружбой двух интеллектуалов, замешанной на сексе». Они в самом деле представляли собой забавную парочку и сами с наслаждением находили все новые и новые противоречия: он античный стоик, она привержена капризам средневековья; он законопослушный сотрудник ФБР, а она, конечно же, вольнодумица-либералка; он хитрый бес, прячущийся под мостом, она бабочка, порхающая в ясном небе; у него пыльная трехкомнатная квартира в Уихавкене, в центре Нью-Йорка, а у нее просторная студия на Кейп-Коде, в сельской глуши Хопвэллской долины. Но Гиббонсу теперь не нравилось думать обо всем этом, это доставляло ему неприятные ощущения. Ему были по душе все различия между ними, возможно, и потому, что они позволяли им, будучи вместе, оставаться все-таки на некотором расстоянии друг от друга, кружа по двум безопасным, нигде не пересекающимся орбитам.

Он отхлебнул кофе, которым она его угощала. У приготовленного ею кофе не было того металлического привкуса, который он ощущал каждый раз, завершая ежедневную трапезу, и даже это сейчас усиливало его грусть. Какого дьявола они так и не решились жить вдвоем?

Она фыркнула себе под нос:

– Чарли Риккоделли, по прозвищу Хвостатый. Откуда они только берут эти клички?

Гиббонс пожал плечами.

– А тебе известно, почему они вообще прибегают к кличкам?

Она покачала головой и тоже отпила кофе.

– Из-за подслушивания телефонных переговоров. Мафия практически перешла на условный код. Они начали употреблять клички, чтобы легче было отбиться от обвинений в суде. Попытаешься припереть их к стенке, а они все отрицают. Говорят, что речь идет о хвостатых, а вовсе не об убийце Риккоделли.

– Интересно.

– Большинство этих парней обзаводятся кличками, когда их «делают».

– Что это значит?

– "Сделать" – значит официально принять в мафию. Это как посвящение в рыцари.

Он криво ухмыльнулся, не сводя с нее глаз.

– Да уж, могу себе представить. – Она перевернула страницу, и ей попалась еще одна кличка. – Вот, послушай-ка. Это мне нравится. Никки Салерн Две Кварты.

Она опять деланно засмеялась. А Гиббонсу захотелось заплакать.

– И тебе действительно кажется, что все это может помочь тебе найти Майка?

– Я уже нашел его.

Она пристально посмотрела на него. В глазах у нее вспыхнул гнев, сменившийся разочарованием.

– Почему ты не сказал мне?

– Мне казалось, тебе лучше ничего не знать об этом. По крайней мере, официально.

– Где он? И что делает?

– Он занят кое-чем исключительно важным, – сказал Гиббонс, поднимаясь из кресла. – И я решил помочь ему.

– Получив на это санкцию Бюро?

Он сел на краешек стола и заглянул ей прямо в глаза. Иного ответа ей не понадобилось.

Она попыталась взглянуть на своего двоюродного брата как бы со стороны – но уже как на взрослого, а не как на ребенка. Первое, что приходило в голову, когда задумаешься о нем, – это переизбыток нервной энергии. Темноволосый, красивый, но всегда с этаким хищным блеском в глазах. Каждый раз, когда она вспоминала о нем, ей приходила на ум фотография из «Нэшнл джиогрэфик», которую он ей однажды показал. Это была, строго говоря, не фотография, а серия снятых в цвете кадров, на которых леопард охотился на убегающую от него антилопу. В то время ему было десять лет, не больше. Но ей и тогда бросилось в глаза, что его взгляд горит тем же огнем, что и у леопарда.

– Ну и как он?

– С ним все в порядке.

Гиббонс потянулся за кофе и отодвинул от себя по столу машинописный текст, который только что изучал.

– Хорошо, – кивнула Лоррейн.

Ее словно бы выпустили из клетки. Она прекрасно знала о том, что никаких вопросов задавать не следует. Гиббонс от этого только зажмется. Она запахнула на себе кимоно и подошла к окну полюбоваться утром. Так рано ей доводилось подниматься только тогда, когда Гиббонс оставался здесь на ночь. Ей было страшно за двоюродного брата, она мысленно прикидывала, какой опасности он сейчас подвергается.

* * *

Монкхауз: Мистер Варга, как было воспринято предложение мистера Литвака, когда он впервые сделал его семейству Мистретты?

Варга: Люди Мистретты отнеслись к нему настороженно. Литвак утверждал, будто у него имеются тесные связи с ювелирами с Сорок седьмой улицы, но он не был хасидом, и это их насторожило. Они решили, что у ювелиров с Сорок седьмой тесные связи могут быть только с хасидами. Но к этому времени Литвак уже успел подружиться с двумя из людей Мистретты – с Рэем Биларди и Джоном ди Марко.

Монкхауз: А как дружба мистера Литвака с мистером Биларди и мистером ди Марко повлияла на его взаимоотношения с семейством Мистретты?

Варга: Биларди и ди Марко сказали людям Мистретты, что провели с Литваком немало времени и могут поручиться за него. После такого поручительства люди Мистретты решили выслушать самого Литвака.

Монкхауз: Где и когда они выслушали мистера Литвака?

Варга: Встреча состоялась в «Римской траттории», это экспресс-бар на Мулберри-стрит. Будучи consigliere – советником, я присутствовал на встрече. Был там и Энтони Тромбози. А Энтони Тромбози – это заместитель Сабатини Мистретты, второй человек в семействе.

Монкхауз: И что же произошло на этой встрече?

Варга: Литвак рассказал нам о группе из нескольких предприимчивых ювелиров, закупающих алмазы у нового поставщика, который в свою очередь получает их из России. Литвак сказал, что большая партия русских алмазов ожидается 10 марта 1983 года в аэропорту Кеннеди рейсом из Швеции. Литвак, судя по всему, основательно подготовился к нашей встрече. Он знал номер рейса, которым прибудут алмазы, знал склад, на котором их разместят на ночь, и магазин, которому принадлежал этот склад, знал тип сейфа, в который упрячут камни, и систему сигнализации. Он произвел на всех нас большое впечатление. Он сказал мистеру Тромбози, что готов совершить налет, если ему в помощь дадут Биларди и ди Марко и еще троих парней по их собственному выбору. Тромбози сказал ему, что его предложение будет рассмотрено и что ему сообщат о результатах.

Монкхауз: А почему, как вы думаете, мистер Варга, он обратился с этим планом за помощью к мафии? Разве он не мог предпринять налет в одиночку? Или нанять помощников в другом месте?

Варга: Да, мог; Но Литвак обратился к нам не только за силовой поддержкой. Ему нужно было подстраховаться. Он знал, что стоит ему провернуть это дело в одиночку, а потом кто-нибудь о чем-нибудь пронюхает – и охотиться за алмазами, а следовательно, и за ним пустятся все в Нью-Йорке, вплоть до самого последнего панка. А связавшись с семейством Мистретты, он обретал поддержку. Ни один придурок не решится позариться на плоды операции, проводимой под покровительством мафии, а если и решится, то Бог не даст ему после этого прожить слишком долго. Именно так и действует мафия, она дает советы, поддержку и страховку тем криминальным элементам, которые не могут получить их по обычным каналам. Мафию можно представить себе как комбинацию консалтинговой фирмы, сберегательного и кредитного банков, страховой компании и частной полиции. Это многофункциональный конгломерат для тех, кто ведет противозаконную деятельность.

Монкхауз: В нашей стране есть постоянно растущая организация, именуемая израильской мафией. Как вы полагаете, почему мистер Литвак не обратился за помощью к своим соплеменникам, наверняка способным оказать те «услуги», о которых вы говорите?

Варга: Его об этом спросили на встрече в «Римской траттории». Он ответил, что хочет работать с профессионалами, а не с уголовниками. Я в точности передаю вам его слова. Когда мистер Тромбози передал это суждение мистеру Мистретте, тот был чрезвычайно польщен столь высоким мнением о собственной организации.

Монкхауз: Ну и что же сказал мистеру Литваку мистер Тромбози, после того как он обсудил дело с мистером Мистреттой?

Варга: Тромбози сказал ему, что семейство Мистретты требует тридцатипроцентной доли от чистой прибыли. Какой бы та ни оказалась. Как одно из условий сделки семейство Мистретты обеспечит транспорт и оружие, а по окончании операции возьмет на себя реализацию алмазов. После того как семейство возьмет свои тридцать процентов, пятеро непосредственных исполнителей получат по десять процентов от остатка. А остальное достанется Литваку. Тот быстро прикинул на встроенном в часы калькуляторе, что речь идет о тридцати пяти процентах от всей суммы лично для него. Это был честный подход. Литвак согласился, и запланированный налет был проведен.

Монкхауз: Основываясь на ваших познаниях как одного из самых посвященных членов семейства Мистретты, как вы объясните, что произошло после того, как алмазы были украдены?

Варга: 11 марта, незадолго до рассвета, Литвак и Рэй Биларди ехали на юг по Океанскому шоссе в грузовичке, имея в двух портфелях на сиденье между собой русские алмазы стоимостью приблизительно Г,7 миллиона долларов. Целью поездки была химчистка в Бруклине, в районе Бенсонхерст, куда им было велено доставить алмазы. Литвак сидел на пассажирском сиденье, в кармане у него была пушка, «смит-и-вессон». Когда они остановились на красный свет на перекрестке авеню Q, Литвак вытащил пушку, ударил рукояткой Биларди, перегнулся через него, открыл дверь со стороны водителя и вышвырнул Биларди на мостовую.

Как мне представляется, Литвак хотел всего лишь оглушить Биларди, но, не имея опыта в таких делах, ударил его чересчур сильно. Какое-то время спустя, через какое точно, мне неизвестно, какой-то таксист заметил тело на тротуаре, остановил патрульную машину и рассказал о случившемся. Биларди доставили в больницу графства, где у него обнаружили тяжкие повреждения, приведшие к параличу правой части тела.

Монкхауз: 11 марта вы находились вместе с Сабатини Мистреттой?

Варга: Да. Он устроил деловой завтрак у себя дома, и я на нем присутствовал.

Монкхауз: И как он отреагировал, услышав о том, что план сорвался, а мистер Биларди пострадал?

Варга: Он посмотрел на Тромбози и сказал: «Подай мне жида к полудню».

Монкхауз: И мистер Мистретта получил то, что хотел?

Варга: Его люди нашли Литвака в нью-йоркском международном аэропорту около девяти утра. Он собирался улететь в Монреаль. Согласно билету, который они нашли у него, он планировал далее улететь в Афины, а оттуда – в Тель-Авив. Таким образом, он собирался одурачить всех и привезти алмазы в Израиль, где, должно быть, надеялся обработать их и только затем продать. Но у него ничего не вышло.

Монкхауз: Что же случилось с мистером Литваком?

Варга: Примерно в одиннадцать мистер Мистретта, мистер Тромбози и я пили кофе с бисквитами в кабинете у мистера Мистретты, и тут нам доставили снимок, сделанный «Поляроидом». На снимке было тело Литвака. Его пальто на груди было залито кровью. Одновременно с этим мистеру Мистретте сообщили, что тело Литвака уложено на заднее сиденье старого «форда», а сам «форд» заведен на речной паром.

Монкхауз: И как же мистер Мистретта отреагировал на это?

Варга: Просто кивнул. Потом наклонился к мистеру Тромбози и сказал ему: «Проследи, чтобы Рэй узнал об этом». После чего мы продолжили нашу беседу.

* * *

В этой истории, как и в остальных разоблачениях Варги, Гиббонса больше всего поражали детали, подробности. Выглядело все это так, как будто провокатор вел тщательные заметки о происходящем, заранее планируя использовать потом эту информацию. Он вспомнил точные даты, час, место, углы зрения, последовательность отдаваемых распоряжений, он помнил о том, кто что знал и кто кому что предсказывал. Все это было чересчур уж детально. Должно быть, свое предательство он замыслил в тот самый день, когда мафиози приняли его в свои ряды и сделали consigliere.

Гиббонс еще раз глотнул кофе, теперь уже чуть теплый. Но он не обратил на это внимания, по-прежнему размышляя о чувстве долга как таковом и о вопиющем отсутствии оного, продемонстрированном Ричи Варгой. За долгие годы службы Гиббонс сумел напрочь избавиться от представления о мафии как о содружестве честных людей, достойно противостоящих всем козням бесчестного мира. Крестный отец оказался, конечно, чушью собачьей, но как бы Гиббонсу этого ни хотелось, он не мог отрицать того факта, что преданность общему делу была для мафиози единственным способом выжить в этом мире. Каждый заморыш знал свое место в общей иерархии, и все они глубоко чтили организацию и систему. Крестный отец был для них воистину отцом. И, как отец, заботился о собственных сыновьях. «Проследи, чтобы Рэй узнал об этом». Воистину неподражаемо.

Он задумался над тем, действительно ли эта железобетонная преданность общему делу представляет собой главный источник их силы. Такое качество, что ни говори, не так уж часто встречается в остальном мире. Гиббонс был твердо убежден в том, что Брент Иверс, скажем, предан в первую очередь собственной карьере, а вовсе не ФБР. Даже Тоцци решил спрыгнуть с палубы, хотя его-то намерения теоретически были безупречны.

А как насчет меня? – подумал Гиббонс. Кому он был предан на самом деле? Своему напарнику, превратившемуся в дезертира? Или организации, на которую он проработал свыше тридцати лет? Преданность означает безусловное повиновение. Безусловное повиновение высшей инстанции. Но как прикажешь поступать, если у высшей инстанции задница вместо головы?

Гиббонс швырнул карандаш на страницы протокола и поднял глаза на женщину в расписном кимоно, застывшую у окна.

А как насчет Лоррейн? Что за чувство они испытывают по отношению друг к другу? Неужели и впрямь это всего лишь «дружба двух интеллектуалов, замешанная на сексе»?

Гиббонс вздохнул.

Он подошел к ней и прижался сзади, пробежав руками по ее бедрам. Она обернулась к нему едва ли не с изумлением, и он поцеловал ее. Его толстые пальцы прикоснулись к ее скулам. Он испытывал сейчас угрызения совести. И хотел объяснить ей это.

Она принялась на ощупь расстегивать на нем рубашку, пока его губы скользили по ее шее. Шея у нее что надо, несмотря на возраст, просто блеск.

К тому времени как ее пальцы добрались до его ремня. Гиббонс с Лоррейн очутились уже на полу, ее прохладное шелковое кимоно раскинулось под ними, как покрывало, как будто молодая парочка решила внезапно заняться любовью на пикнике. Она крепко сжимала его в своих объятиях и отчаянно целовала. Он понимал, что она переживает за Тоцци.

– Не беспокойся. С ним все будет в порядке, – пробормотал он.

Она кивнула и улыбнулась.

– Он и сам парень не промах. Всегда таким был. Она пробежала пальцами по его груди и поцеловала его. Они занимались любовью ранним утром, а птички пели за окном, сидя на сосне.

А после этого, лежа на спине в лучах утреннего солнца, стискивая руку Лоррейн в своей и чувствуя ее изящные пальцы, Гиббонс едва не заплакал.

Но все-таки не заплакал.

Глава 11

Была пятница, два пятнадцать пополудни, и видеотека Бобо на Спрингфилд-авеню, на самой окраине Нью-Йорка, в Ирвингтоне, была переполнена – подростки, молодые негры и чиканос, уставшие от поисков работы, пара старых бездельников, даже полицейский при исполнении, оставивший патрульную машину у входа и зашедший за кассетами. Покрытый линолеумом пол был грязен, все заведение пропахло, как клетушка, в которой ночь напролет резались в покер. Стоило пустой коробке из-под видеокассеты упасть на пол, как здешняя клиентура просто-напросто перешагивала через нее, а при случае и наступала на нее, если, конечно, это не был фильм с Клинтом Иствудом или одна из лент сериала «Пятница, 13-е» – местные фавориты... к которым следовало относиться со всем почтением. Но несмотря на жалкий, а то и пугающий вид, заведение было самой настоящей золотой жилой. Тоцци посматривал на Бобо Боччино и на черномазого парня, который работал на Бобо, проверяя кассеты у стойки. Прокат кассеты стоил два доллара в сутки, и за те десять – пятнадцать минут, что Тоцци сшивался здесь, разглядывая внушительную коллекцию порнокассет, Бобо стал богаче на пятьдесят баксов.

– Эй, Бобо!

Маленький мальчик в белой майке с вышитыми на груди контурами креста, пронзающего алое пылающее сердце, пришел за кассетой.

– Где у тебя «Я слопаю тебя живьем»?

– Нету. – Бобо нервно потер нос.

– Все еще нету?

Бобо пожал плечами.

– Я достану тебе другую копию.

– А когда?

– Не знаю. Когда пришлют.

Мальчик нахмурился.

– Ты уже три недели только это и твердишь.

– Ну а что мне тебе говорить? Я заказал ее, все путем, а компания мне не шлет, понял?

– Врешь, хрен собачий.

И мальчик со знаком Святого Сердца на груди бросился прочь.

Бобо выглядел как Ясир. Арафат или как Ринго Старр – в зависимости от того, как ты к нему относишься. Он брился, должно быть, не чаще раза в неделю, носил джинсы, болтающиеся на его тощей заднице, и вечно заляпанную спереди рубаху. Этот ублюдок не больно-то переменился с тех пор, как учился а старших классах. Тоцци вспомнил, что Бобо вечно ухитрялся вляпаться в дерьмо. Странно было встретить человека, которого ты не видел столько времени и который запомнился тебе вертлявым и прыщавым подростком, а теперь стал лысеющим вислопузым дядькой. И тут внимание Тоцци привлекло нечто, плохо согласующееся с былым Бобо: первоклассные золотые часы, свободно болтающиеся на волосатом запястье.

Тоцци подождал, пока патрульный полицейский не уберется восвояси, а потом подошел поздороваться с былым однокашником по школе Святого Вергилия.

– Бобо, – окликнул он, прокладывая себе в толпе дорогу к стойке, – как дела?

– Привет! А у тебя? – автоматически ответил Бобо.

Сперва он не узнал Тоцци, ведь столько воды утекло. А затем Бобо посмотрел на него попристальней: в лице промелькнуло нечто знакомое.

– Тоц?

– Так и знал, что ты не в силах меня забыть.

На лице у Тоцци играла приветливая улыбка. Ясное дело, Бобо был не в силах забыть его. Тоцци знал, что Бобо известно о том, что он служит в ФБР, а Бобо знал, что Тоцци известно о том, что он отсидел свое в тюряге.

– Как же мне забыть тебя, Тоцци? Хватит валять дурака.

Бобо сунул в рот горящую сигарету и жестом ложного великодушия простер руки навстречу Тоцци. Тот подумал, уж не собираются ли его часом обнять.

– Бобо, надо потолковать.

Тоцци зашел за стойку и мотнул головой в сторону чуланчика.

– А здесь мы потолковать не можем? У меня клиенты.

Бобо задергался.

Тоцци обнял его за плечи.

– Ясное дело, только мне нужно тебя кой о чем расспросить. Твой парень и без тебя управится.

Черномазый парень и не думал удивляться его появлению. Ему было не привыкать, когда незнакомцы приходили о чем-нибудь потолковать с Бобо.

– Не дергайся. Всего пара вопросов.

Тоцци вновь ослепительно улыбнулся и втолкнул Бобо в чуланчик, заставленный от пола до-потолка бурыми пластиковыми коробками с видеокассетами.

– Слышал, что ты перебрался на запад, Тоц. – Бобо ощерился, как маленький хищный зверек. – Так что стряслось? Ты вернулся?

– Это не выгорело. – Тоцци поглядел на стопку видеомагнитофонов в коробках, приставленную с внутренней стороны к двери чуланчика. – Расскажи-ка лучше, как идут дела.

Бобо смутился.

– Да, в общем, неплохо. Грех жаловаться.

– Хочу сказать, с тех пор, как ты занялся этим. – Тоцци указал на полки с кассетами. – С тех пор, как твоего шефа упекли.

Бобо не то рассмеялся, не то закашлялся и нервно стряхнул сигаретный пепел на пол.

– О чем это ты, Тоц?

Тоцци, ухмыльнувшись, покачал головой. И этого тоже ему следовало ожидать. Парни вроде Бобо ни за что не скажут тебе, что работают на таких людей, как Луккарелли, разве что когда начнут друг перед дружкой хвастаться. Он вновь поглядел на стопку видеомагнитофонов.

– Продаются? – спросил он. – Мне как раз нужен.

– Эти? Нет, извини, Тоц, эти не продаются.

– Не продаются? А что они тут делают?

– Они сломанные. Их принесли в починку.

Тоцци огляделся по сторонам.

– Что-то, Бобо, я не вижу никаких инструментов.

– Ну я же не сам их чиню. Приходит мужик, забирает их и чинит у себя дома. А я только посредник, ясно?

– Нет, Бобо, не ясно. Я не вижу на них квитанций. Как ты запоминаешь, который кому принадлежит?

Бобо закусил губу.

– Послушай, Тоц, это что, визит вежливости или еще как?

– Я ведь только спросил.

– Все законно. Можешь мне поверить.

Тоцци опять самым лучезарнейшим образом улыбнулся.

– Я рад, Бобо, я в самом деле рад. Потому что какой срам вышел бы, если бы к тебе заявились и потребовали паспорта на эти машины. Ты ведь знаешь, как им не нравится, когда люди сбывают краденое, сущий срам вышел бы.

– Ну и ради этой ерунды ты сюда и пришел? Какого черта тебе от меня надо, Тоцци?

– Не злись, Бобо. Пожалуйста. Меня всего лишь интересует твое мнение по одному вопросу – и не более того.

– Ну и в чем дело?

– Ладно, скажу. Оглядываюсь по сторонам – ну, ты понимаешь, Нью-Йорк, Ньюарк, Джерси-Сити, Бруклин, Айленд, всякое такое – и вижу, что отовсюду лезет наружу всякое дерьмо. Покер, шлюхи, рэкет, наркотики, ну, ты понимаешь. Ты ведь в таких делах разбираешься. Верно?

Бобо промолчал. Он не собирался ни в чем признаваться.

– И вот что взбрело мне в голову. Семейства уже не те, что были прежде, каждый вроде бы работает в одиночку. Так кто же всем этим руководит?

Бобо все не гасил сигарету.

– Послушай, Тоц, ты же не с луны свалился. Если на земле валяются деньги, то, ясное дело, отыщется кто-нибудь, кому...

– Погоди-ка! – Тоцци положил Бобо руку на плечо, и тот отпрянул. – Я ведь не спрашиваю тебя о мелкой рыбешке. Меня интересуют профессионалы. Те, кто все это финансирует. Как мне кажется, где-то завелся добрый ангел, у которого находятся в нужном количестве деньги для всех страждущих и жаждущих. Вот я и думаю, Бобо: кто бы это мог быть? Кто дает деньги?

– Тоцци, я играю в другой лиге. С такими делами я больше не связываюсь.

Улыбка Тоцци стала Ледяной.

– Ты тут, Бобо, недурно устроился. И главное, имеешь дело только с наличными. Сколько кассет ты отдаешь напрокат ежедневно? Сто пятьдесят, двести, двести пятьдесят – это если на глазок. Это четыреста – пятьсот долларов в день. Помножим на семь – ты ведь работаешь без выходных, – и все наличными. Даже если ты указываешь в налоговой декларации половину, все равно тебе остается порядочно.

– Что ты хочешь сказать, Тоцци? Что я занимаюсь незаконным бизнесом?

Бобо здорово дергался. Тоцци строго посмотрел на него.

– Я говорю тебе о том, что, захоти я этого, здесь через десять минут будет налоговая полиция. И поверь мне, Бобо, они с такими, как ты, не больно-то церемонятся. Они сунут свой нос всюду. Они так о тебе позаботятся, так приласкают, таким петушком тебя сделают...

– Слушай, отстань от меня, ладно?

– Но даже если они тебя не посадят – а при твоей судимости посадят почти наверняка, – налоги и штрафы тебя доконают. Или, Бобо, ты мне все еще не веришь?

Тоцци опять бросил взгляд на стопку магнитофонов и поддел нижний из них носком башмака. После долгой паузы он осведомился:

– Так что же ты об этом думаешь, Бобо?

Бобо обливался потом. Он тер рукой рот и кусал губу.

– Ты ведь сам не понимаешь, Тоц, о чем меня просишь. А это серьезно, парень. Очень серьезно.

– Вот и хорошо. Вот и расскажи мне об этом.

У Бобо пересохло во рту. Ему стало трудно дышать.

– Появился новый хозяин. Появилось новое семейство. – Бобо тревожно огляделся по сторонам. – Это Ричи Варга.

Тоцци не был слишком удивлен. Но интересно, как Варга ухитрился стать крестным отцом и руководить семейством, оставаясь под опекой Программы обеспечения безопасности свидетелей?

– Продолжай, Бобо.

– Только не спрашивай, как ему это удалось или где он сейчас, потому что этого я, клянусь, не знаю. Мне известно только, что народ на него работает настырный. Большинство еще из прежних семейств, но кое-кого никто и в глаза не видывал, особенно бойцов. Взялись неизвестно откуда, как из-под земли выскочили. Поэтому они такие поганцы. Потому что их все равно как нет.

И вдруг глаза Бобо округлились от ужаса. Он взглянул на Тоцци, и страшная мысль пронеслась у него в мозгу. Тоцци? Да нет, кто угодно, только не Тоцци.

– Я в это не верю. – Тоцци покачал головой. – Варга был мелкой рыбешкой. Даже когда большие дяди использовали его, чтобы одурачить Коллесано, он все равно оставался жалким ничтожеством. Откуда ему было разжиться такой властью?

– Варга, может, и выглядит сопляком, но, поверь, он далеко не таков. Приехав в Нью-Йорк, он начал обзаводиться связями, проворачивать мелкие сделки, пополняя свой счет в банке.

– Послушай, не дури мне голову! Какими связями мог Варга обзавестись в Нью-Йорке? Конечно, крестным отцам он пригодился против Коллесано и филадельфийской мафии, но не больно-то они его жаловали. Они держали его на коротком поводке, да и как же иначе? Ты ведь не хочешь сказать мне, будто Луккарелли, Мистретта и Джиовинаццо позволили ему заниматься всем, чем вздумается? С этими мужиками волей-неволей приходится играть по их собственным правилам.

– Только не Варга, Тоц. Он не такой, как все. Они ему подставлялись, они все его полюбили. Они простили ему даже убийство.

– Но почему же?

Бобо смертельно побледнел, он явно был в ужасе.

– Потому что он проявил себя, – шепнул он.

– Проявил себя? Как же? Что ты имеешь в виду?

Бобо задыхался.

– Я об этом только слышал, понятно? Меня там не было. Я об этом только слышал.

– Ну, допустим.

– Ладно... ладно... Ну вот, Варга решил доказать им, чего он на самом деле стоит. Он выдрючил в задницу собственного тестя, поэтому ему надо было доказать новым хозяевам свою преданность. И вот он сказал им – правда, я не знаю, как он это выяснил, – будто ему известны агенты ФБР, внедренные в семейства; как минимум троих из них он вычислил.

В мозгу у Тоцци это отозвалось ослепительной вспышкой. Ландо, Блэни и Новик.

– Крестные отцы захотели узнать имена, но Варга сказал, что сам о них позаботится. Примерно через неделю он назначил сборище – в задней комнате одного из ресторанов в Бруклине, в ресторане «Джильберто» у Шипсхед-Бэй. Луккарелли, Мистретта и Джиовинаццо уселись рядышком, отчаянно опасаясь друг друга и ожидая сюрприза, который приготовил для них Варга. И вот Варга вышел к ним и вкатил эдакий столик на колесиках. – Бобо так и не удалось восстановить дыхание. Он судорожно сглотнул и продолжал свой рассказ. – Эдакую тележку. А на тележке длинный поднос под прозрачной пластмассовой крышкой. Знаешь, под которой все видно: жаркое там или дичь. Варга поднял крышку, чтобы крестные отцы сами во всем убедились. Три головы. Мне еще говорили, с выколотыми глазами. Потому что они видели то, на что им было нельзя глядеть, сам понимаешь. Крестные отцы их опознали. По одному на каждое семейство. Варга полез в карман и достал их удостоверения, чтобы доказать, что они и вправду из ФБР. Роздал их крестным отцам как сувениры. Но я тебе этого не рассказывал. Понял, Тоц? Я тебе этого не говорил.

Но Тоцци уже не слушал его. У него потемнело в глазах. Он думал о Джо Ландо. Но что-то сказать все-таки было необходимо.

– Врешь ты все. Такого просто не могло быть. Никогда. У Варги тогда не было боевиков, а самому ему такого ни за что не осилить.

– Мне говорили, что все проделал его телохранитель. Варга только распорядился.

– Что еще за телохранитель? Как его зовут?

– Не знаю, Тоц, клянусь, не знаю. Я знаю только, что у него кличка Гунн, потому что он выглядит как настоящий наци, хотя он на самом деле итальянец. Гунн – вот и все, что я знаю, Тоцци, клянусь. – Бобо поднял руку, а другую положил на стопку видеомагнитофонов. – Господом Богом клянусь.

Гунн, Гунн... Тоцци эта кличка ни о чем не говорила. Он попытался вспомнить кого-нибудь, внешне похожего на немца, эдакую белокурую бестию с голубыми глазами и квадратной головой, рослого, широкоплечего блондина, переростка из Гитлерюгенда, но в мафии таких отродясь не было. Вдобавок в голове у него шумело и от ярости он не мог спокойно соображать.

Он сграбастал Бобо за ворот рубахи – весь в пятнах от кофе.

– Мне нужно имя Гунна.

– Я ведь сказал тебе, Тоц. Я рассказал тебе обо всем, что знаю. Я...

Рука Тоцци сдавила ему горло и вжала голову в полку с кассетами.

– Думаешь, я тут дурака валяю? Мне нужно имя этого парня, ясно? Мне нужно имя телохранителя Варги – и прямо сейчас.

Лицо Бобо побагровело, руки бессильно повисли по сторонам, как две палки салями. Он был слишком напуган, чтобы обороняться.

– Тоц, я ведь правда...

– Два часа тебе даю, задница. А потом привожу сюда налоговую полицию.

Тоцци сдавил горло Бобо со всей силой.

– Но послушай... послушай... – Бобо уже хрипел. – Я клянусь тебе, я не знаю, кто этот Гунн, но я знаю человека, который должен знать его имя. Ладно? Человека, который в последнее время много работает на Варгу. Ты знаешь Поли Тортореллу?

Тоцци покачал головой, но чуть ослабил хватку на горле Бобо.

– Он сумасшедший, он за пару долларов родную мать удавит. И еще удовольствие от этого получит. Был ничтожеством, уличным хулиганом. Изредка получал какое-нибудь ерундовское задание от людей Джиовинаццо. А нынче он называет себя специалистом. Наглый стал, сукин сын.