Текст книги "Плохие парни (сборник)"

Автор книги: Энтони Бруно

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 38 страниц)

Гиббонс только взглянул на него. Если даже он и не пойдет, Тоцци не перестанет цепляться к нему с этими своими дерьмовыми рабами. Еще и сам попрется туда, рискуя, что тот шурин его узнает и снесет ему голову. Такой уж Тоцци кретин. Лучше уж пойти, доказать ему, что он не прав, и забыть об этом маразме. Тогда, может быть, им удастся приступить к более реальному расследованию.

– Так ты пойдешь или нет? – не унимался Тоцци, и лицо его темнело на глазах. – Лучше сразу скажи.

Гиббонс протянул руку и стащил огурчик с тарелки Тоцци. Огурчики были такие, какие ему нравились, – хрустящие, не очень кислые. Он откусил половинку и стал не спеша жевать.

– Подумаю.

Тоцци надулся. Гиббонс знал, что Тоцци тоже любит такие огурчики.

– Я тебя, кажется, не угощал.

Гиббонс откусил еще.

– Извини.

* * *

Все это было чертовски странно. Гиббонсу тошно было признать, что Тоцци мог оказаться прав, но что-то тут было явно не так. Он стоял посередине перерабатывающего цеха фабрики «Свежая птица» и смотрел, как куриные тушки движутся по конвейеру от одного рабочего места к другому. Одна за другой они погружались в большие чаны, полные кровавой водицы, потом одни отправлялись к столам из нержавеющей стали, где их резали на части, а другие – к машине, которая заворачивала их целиком и выплевывала на движущуюся ленту. Грохот и жужжание – машин были единственными звуками, раздававшимися тут, потому что рабочие молчали, словно набрав в рот воды, ни слова не говорили ни ему, Гиббонсу, ни между собой. Работали они споро и беспрерывно, как механизмы, опустив глаза, без какого бы то ни было выражения на лицах. И черт возьми – во всем помещении не было ни одного мало-мальски круглого глаза. Все рабочие были с Востока.

Японцы они или нет, Гиббонс понятия не имел. И если они рабы, то уж, конечно, не станут об этом кричать. Вкалывали они именно как рабы, но двери не были заперты. Гиббонс свободно прошел внутрь. Но если эти ребята рабы, то где же надсмотрщики? Кто тут главный? На стоянке перед фабрикой не было машин, и, кроме нескольких грузовиков у разгрузочной площадки, в округе виднелся лишь жалкий белый «додж», припаркованный сзади, машина, подходящая скорее для коммивояжера, чем для крутых парней из мафии.

Гиббонс подошел к чану, в котором шестеро молодых парней, по трое с каждой стороны, мыли кур. У одного на лице красовался ужасный синяк. Катышки куриного жира плавали в розоватом рассоле, а запах был еще гнуснее, чем вид. Сможет ли он когда-нибудь есть курятину, нанюхавшись такого?

– Эй, ребята, где я могу найти босса?

Они продолжали оттирать проклятых кур, не поднимая глаз.

– Босс, – повторил он, пытаясь перекричать шум. – Где босс?

Словно бы его тут и не было.

– Кто-нибудь говорит по-английски? Вы меня понимаете? Английский?

Гиббонс заглянул в лицо каждому их них, пытаясь поймать взгляд. Бесполезно.

Все это ему совсем не нравилось. Пусть даже им запретили разговаривать с посторонними – но эти бедные недоумки ни жестом, ни взглядом не выдают, что хоть как-то заметили его присутствие. Кроме кретинов и роботов, так ведут себя те, кто запуган до полусмерти. Гиббонс разнервничался сам.

– Ну ладно, ребята, вот вам последний шанс. – Он достал удостоверение и помахал им перед рабочими, надеясь, что вид официального документа хоть немного расшевелит их. – Гиббонс, агент по специальным поручениям из Федерального бюро расследований. Это как полиция, только еще лучше. Доходит? Так вот, если кто-нибудь из вас говорит по-английски, колитесь сейчас, а то потом поздно будет.

Парнишка с синяком поднял глаза, но, встретив взгляд Гиббонса, быстро отвернулся.

– Ты что-то хочешь мне сказать?

Ответа нет.

Гиббонс сунул удостоверение обратно в карман.

– Большое спасибо, – пробормотал он, повернулся и направился к железной решетчатой лестнице, ведущей на второй этаж. Офисы, надо думать, там, наверху.

Гиббонс начал уже подниматься по ступенькам, как вдруг заметил, что ребята у другого чана смотрят куда-то в конец комнаты. Он повернулся и увидел еще одного человека с Востока: он стоял на входе – просто стоял и смотрел на Гиббонса. Парень был совершенно квадратный – такой же в длину, какой и в ширину. Он походил на жука, что поднялся на задние лапки; на нем была кричащая черно-белая спортивная куртка шахматного рисунка.

– Ты тут главный? – окликнул его Гиббонс.

Жук кивнул и пошел ему навстречу с совершенно каменным лицом.

– Я бы хотел задать несколько вопросов, – заявил Гиббонс. Он уже начал спускаться по лестнице навстречу кивающему жуку. – Послушайте, я...

Внезапно жук сделал гигантский прыжок и взлетел, подняв одну ногу и целясь ею прямо в лицо Гиббон су. Гиббонс попытался увернуться, но было уже поздно. Нога ударила его в плечо. Он тяжело упал на спину и прокатился несколько футов по мокрым опилкам, устилавшим деревянный пол. Падение вышибло из него дух, но он исхитрился все же вытащить револьвер из кармана пиджака и направить его на огромного жука, который нависал над ним, с презрением глядя на маленький кольт.

Увидев револьвер, Такаюки затаил дыхание. Он застыл на месте с руками, погруженными в холодную жирную воду чана. Надо было что-нибудь сказать. Надо было предупредить полицейского насчет Масиро.

– Ну-ка назад, Тодзё, – крикнул полицейский, но Такаюки уже знал, что сейчас сделает Масиро. Это произошло так быстро, что Такаюки увидел только, как револьвер прокатился по полу и стукнулся о стену, а нога Масиро, поразившая запястье полицейского, вернулась в исходную позицию.

Полицейский старался подняться на ноги. Он встал на одно колено, однако кулак Масиро, быстрый как молния, ударил его в грудь, и он снова упал, повернулся на бок и схватился за ребра, моргая и тяжело дыша. Такаюки испугался, что полицейскому станет плохо с сердцем. Он чувствовал, как боль разливается по всему телу бедняги. Он сам по опыту знал.

Масиро отступил, выжидая. Полицейский попытался было устремить на самурая меркнущий взгляд, но вдруг отвернулся и посмотрел туда, где стоял Такаюки. Такаюки перепугался. Полицейский смотрел прямо на него.

Лоррейн... Я ей обещал, что этого не случится... Я ей сказал, что меня не покалечат... Черт... Помогите, ребята... Нельзя, чтоб меня покалечили... Она меня убьет...

– Эй... – Он вывернулся и прохрипел из последних сил: – Как насчет того, чтобы помочь мне, ребята? – Дышать было больно. – Нет, правда, а? Ради Лоррейн? О-о-о-о-о!

Нога Масиро опустилась на то же самое место посередине груди. Полицейский теперь корчился в опилках. Боже мой, как бы это прекратить? Может, всем вместе кинуться на самурая? Такаюки огляделся вокруг, посмотрел на бледные, испуганные лица товарищей и понял, что они никогда не решатся на такое. Все они видели разрушительную мощь приемов Масиро. Все они были напуганы, как и он сам.

Холодный пот выступил у него на лбу. Глупый полицейский теперь стоял на четвереньках, уткнувшись лбом в грязный пол, и старался вздохнуть. Лежи, дурак. Притворись.

Масиро склонился над полицейским, широко расставив ноги, прикидывая расстояние между своей раскрытой ладонью и шеей жертвы – так мастер каратэ прикидывает, какой высоты должна быть груда досок. У Такаюки все оборвалось внутри. Он знал, что за этим последует.

Лихорадочно оглядываясь, соображая, что можно сделать, Такаюки потянулся к единственному оружию, которое оказалось под рукой, – к тушке курицы, что свисала с конвейера прямо перед самым его носом. Он схватил курицу за ноги и с силой швырнул ее. Тушка взвилась в воздух и попала в сгорбленную спину Масиро как раз в тот момент, когда рука его опускалась к намеченной цели. Полицейский повалился навзничь на замусоренный пол и больше не шевелился.

Масиро повернулся, чуть согнув ноги, готовый отразить нападение, но единственное, что он увидел, была обтянутая желтой кожей курица, лежащая у его ног. Масиро обвел взглядом рабочих, в каждом лице отыскивая свидетельство преступления. Дойдя до Такаюки, он задержал взгляд.

Такаюки почувствовал, что теряет сознание. Он подумал, что ноги вот-вот подогнутся под ним, так ужасно они тряслись. Масиро знал, что это он бросил тушку. Он и так уже на плохом счету у Масиро – за то, что тогда ворвался к Д'Урсо и потребовал сказать, что случилось с его двоюродным братом. За одно мгновение он прокрутил в уме десятки немыслимых способов ответа на неизбежную атаку самурая, хотя отлично знал, что никакое его действие не сможет остановить этого безумца. Такаюки стиснул зубы и приготовился к избиению.

Но Масиро внезапно отвернулся от парня и пошел подбирать оружие полицейского. Сердце у Такаюки заколотилось еще сильнее. Он видел, как Масиро сунул револьвер себе в карман, затем вернулся, склонился над безжизненным телом полицейского и положил пальцы ему на затылок. Потом приподнял веки, медленно повернул его голову и пощупал шею под подбородком. Наконец Масиро кивнул, пробормотал что-то и коротко рассмеялся. Затем самурай схватился за безжизненную руку полицейского, рывком поднял его и взвалил обмякшее тело себе на плечо.

Когда Масиро прошел сквозь пластиковые полосы, что висели над погрузочной платформой, Такаюки стал вслушиваться в тишину, глаз не сводя с курицы, что лежала на полу, вся облепленная опилками. Тишина, однако, длилась всего минуту, потому что его товарищи вернулись к работе как ни в чем не бывало. Такаюки вгляделся в тела, движущиеся в ярком свете флуоресцентных ламп, и спрашивал себя, осталось ли в них хоть что-нибудь человеческое. Потом и сам вернулся к работе.

Глава 18

Лифт задребезжал и остановился. У Тоцци екнуло в животе.

– Ну давай же, давай, – пробормотал он, не в силах ждать, пока двери откроются.

Роксана стояла рядом с ним, и ей было явно неудобно.

– Может, мне лучше подождать в вестибюле?

– Нет, пойдем со мной. – Тоцци смотрел на светящуюся цифру 9 над дверями лифта – этаж, где находится Гиббонс. Девятка для Тоцци счастливое число. Хотелось бы верить, что и для Гиба тоже. Тут двери лифта открылись. Первым, кого увидел Тоцци, был Брент Иверс: он стоял у столика дежурной сестры и разговаривал с приземистым доктором в белом халате. У доктора была густая кустистая борода и очки в металлической оправе. Он очень смахивал на патологоанатома. Надо надеяться, что не он лечит Гиббонса. Гиббонс возненавидел бы его.

– Майк. – Иверс схватил Тоцци за руку и притянул к столу. Пожатие было крепким, как между соратниками по оружию, такое, словно Иверс в самом деле любит его. Старая задница.

– Как он? – спросил Тоцци.

– Мы пока ничего не знаем, – ответил Иверс, не давая доктору вставить ни слова. – Ждем результатов сканирования черепной коробки.

– Он в сознании?

– Ну... – начал доктор, но Иверс перебил его:

– Часа два тому назад он начал было приходить в себя, но потом опять погрузился в кому.

– Если уж быть точным, это не кома, – поправил доктор. Он на удивление терпеливо относился к вторжениям Иверса на свою территорию.

– Так или иначе, но сейчас он без сознания, – сказал Иверс. – Врачи делают все, что могут. – Он поджал губы, похлопал доктора по плечу и ободряюще улыбнулся.

Ох уж этот Иверс, прирожденный лидер. Интересно было бы знать, где, черт побери, такие парни, как Иверс, всему этому учатся.

– Майк, здесь твоя двоюродная сестра. – Иверс кивнул по направлению к вестибюлю. – Подойди к ней. Она тут одна. Как только мы что-нибудь узнаем, я тебе сообщу.

О Боже, Лоррейн. Она, наверное, сама не своя. Тоцци кивнул и направился к вестибюлю, потом вспомнил о Роксане, взял ее за руку и потащил за собой.

– Это неловко, Майк. Может, мне лучше подождать внизу?

– Нет уж, пожалуйста, пойдем.

Едва они вошли в холл для посетителей, Тоцци сразу же увидел Лоррейн. Она сидела совсем одна, забравшись с ногами на яблочно-зеленую виниловую кушетку, а на низеньком столике перед ней стояла целая коллекция бумажных стаканчиков из-под кофе. Она была одета в один из своих «училкиных» прикидов: светло-коричневый костюм, кружевная блузка, узенький галстучек. Гиббонс всегда ворчал, что она одевается, «как училка». Сейчас, она, наверное, пришла прямо с занятий. Глаза ее были устремлены в пространство.

– Лоррейн, ну как ты?

Лоррейн заморгала и подняла голову. Сначала она взглянула на Роксану и нахмурилась. Потом заметила Майка.

– Ох, Майк. Это ты. – Лоррейн взяла его за руку и усадила рядом с собой на кушетку. Роксана стояла рядом, явно желая очутиться как можно дальше отсюда.

– Лоррейн, это моя подруга, Роксана Истлейк.

Лоррейн натянуто улыбнулась и изобразила легкий кивок.

Роксана присела на оранжевое пластиковое кресло, стоявшее по другую сторону низенького белого столика.

– Мне очень жаль, что...

– Пожалуйста, – Лоррейн подняла руку, – не надо соболезнований. Я их уже достаточно наслушалась. Ведь он же не умер еще.

Роксана поджала губы и взглянула на Тоцци:

Тот пожал плечами. Лоррейн страшно переживает. Трудно ожидать от нее особой вежливости в таких обстоятельствах.

Тут Лоррейн тяжело вздохнула.

– Извините, если была с вами резка, – сказала она Роксане. – Извините...

– Ничего, – пробормотала Роксана.

Тоцци начал хрустеть суставами пальцев, не отдавая себе отчета в том, что он делает. Может, Рокс действительно лучше было бы подождать внизу.

– Ну как он? – спросил он у кузины. – Что врачи говорят?

Лоррейн откинула волосы с лица и пожала плечами.

– Тут есть одна медсестра-блондинка, она выходит каждый час и говорит, чтобы я не волновалась, что все будет хорошо. Но при одном взгляде на хирурга мне кажется, что пора идти заказывать надгробную плиту. А тот бородатый доктор говорит, что у него сотрясение и ужасный кровоподтек на груди. И всякий раз, когда я спрашиваю о перспективах, мне отвечают, что еще не готовы результаты анализов и ничего окончательного сказать нельзя. Я не знаю уж, что и думать.

– А что вообще произошло? Когда я звонил в офис, там не знали никаких подробностей.

– Я знаю только то, что твой босс мистер Иверс рассказал мне. Сотрудники станции «Скорой помощи» показывают, что сегодня днем атлетического сложения азиат принес Гиббонса в приемный покой, посадил на пустую каталку, вынул револьвер из своего кармана, сунул Гиббонсу в кобуру и вышел вон. Судя по всему, этот азиат приехал на машине Гиббонса, потому что машину нашли у клиники с ключами в зажигании. Люди из ФБР осматривают машину и револьвер на предмет отпечатков пальцев или еще чего-нибудь. Судебно-медицинский эксперт – забыла, как его зовут, – беседовал с врачами. Вот все, что я знаю. – Лоррейн закрыла глаза, слезинка выкатилась и поползла по щеке. – Майкл, он обещал мне быть осторожным, Он обещал, что такого не случится. Черт бы его побрал.

Тоцци кивнул. Как можно обещать, что такое не случится? Такое просто случается. И нужно всего-навсего приложить все силы, чтобы выкарабкаться. Он посмотрел на Роксану, которая сидела, сложив руки на коленях, как школьница в кабинете у директора.

– Почему вы его так ненавидите? – внезапно спросила Лоррейн.

– Кого?

– Иверса.

– Он старая задница.

– А мне он показался довольно симпатичным.

– Ну, может, Иверс не так уж и плох. – Сейчас Тоцци не хотел прекословить Лоррейн.

– Правда, есть в нем что-то такое – никак не могу определить. Думаю, если с ним часто общаться, он начинает действовать на нервы.

Да, как болячка.

– Майк? – Иверс стоял в дверях, в двадцати футах от них, и махал "Гоцци рукой. Тоцци заметил, что бородач, похожий на патологоанатома, вышел из вестибюля с другой стороны. – Можно вас на минутку?

– Да, конечно. – Тоцци встал и взглянул на Роксану. Лоррейн все еще держала его за руку. – Я сейчас вернусь, – шепнул Тоцци. – Ему от меня что-то нужно по работе. Ерунда какая-нибудь. Я сейчас вернусь. – Он отпустил руку Лоррейн, подмигнул Роксане и повернулся наконец к Иверсу.

Лоррейн наблюдала, как ее двоюродный брат направляется к своему боссу. Иверс втолкнул его в коридорчик, там они и укрылись. Стояли якобы в укрытии – оба серьезные, хмурые, один говорит, другой кивает. Она покачала головой и горько рассмеялась.

– В этом они все – и тот и другой.

– Извините? – переспросила Роксана.

– И Майкл и Гиббонс. Оба вечно принижают то, что всегда в их мыслях на первом плане. «По работе». «Ерунда какая-то». Ха! Боже мой, они ведь живут и дышат ради Бюро. Не знаю, что бы они и делали без работы. – Лоррейн нагнулась вперед и взяла бумажный стаканчик, посмотрела на холодный кофе; подумала и поставила обратно.

– Хотите, я принесу вам свежего? – предложила Роксана. – Пойду поищу.

Девушке Майкла было явно неудобно. Она искала предлог, чтобы отлучиться. Лоррейн вспомнила, что чувствовала себя точно так же, когда ее отец умирал в больнице от рака. Несколько месяцев все время казалось, будто он при смерти. Она боялась больницы и всегда готова была сбежать куда угодно, по чьему угодно поручению, лишь бы убраться из треклятой розовой приемной.

– Нет, спасибо. Я и так выпила слишком много кофе.

– Но мне нетрудно. Честное слово.

Лоррейн вслушалась в ее акцент и впервые внимательно посмотрела на девушку. Британка? Не во вкусе Майкла. Лоррейн разозлилась сама на себя. Боже, так могла бы сказать моя мать.

– Наверно, ужасно ждать вот так, ничего не зная. – Роксана старалась быть бодрой. Она не знала, что бы еще сказать.

– О да, ужасно... веселого мало.

– Еще бы... представляю себе.

Представляет ли? Хорошенькая. Майкл любит хорошеньких. Гиббонс вечно об этом твердил.

Роксана снова изобразила ободряющую улыбку. Она старается, она в самом деле старается, но что, черт подери, можно сказать женщине, которая весь день сидит на пластиковой кушетке и ждет, когда ей скажут, будет ли жить мужчина, которого она любит, или умрет, или останется калекой? Что тут скажешь?

Лоррейн подняла глаза к потолку и сморгнула новые слезы. Боже, как она распустилась. Нет, все, довольно.

– Роксана, – начала она, вытирая глаза, – вы... вы и Майкл... вы с Майклом встречаетесь?

– Ну да... что-то в этом роде. Но я не думаю, что вам сейчас захочется обсуждать...

– Надеюсь, вы еще не влюблены в него, – прошептала Лоррейн.

– Простите?

Лоррейн вся вспыхнула. Она не собиралась произносить это вслух.

– Извините. Это, наверное, прозвучало враждебно. Я не хотела.

– Вы ставите меня на свое место, да? – Бодрая улыбка Роксаны исчезла, а вместе с ней и акцент. Роксана, когда улыбалась, была хорошенькая, без улыбки – красивая. Очень необычная красота.

Лоррейн вздохнула.

– Весь день я думала – каково это, быть женой полицейского, но жена федерального, агента – это еще хуже. Ничто не кончается с концом дежурства. Они, кажется, всегда на работе, восемьдесят процентов времени подвергаются смертельной опасности. Так я, по крайней мере, представляю себе, как нелегко любить такого мужчину.

– Разве Гиббонс особенно... воодушевлен своей работой?

– Воодушевлен? Нет. Он цепляется за нее всю дорогу. Предан ей, это да. Упорный. Даже одержимый. Но воодушевленный? Нет, это скорее о Майкле. О нем я всегда беспокоилась больше, чем о Гиббонсе.

– Почему? – удивилась Роксана. Она, наверное, не так хорошо еще знает Майкла.

– Он безрассудный, отчаянный, сорвиголова. И упрямый тоже. Боже мой, он проделывал такие вещи, которых ты даже представить себе не можешь. – Лоррейн осеклась. Не надо все рассказывать девушке. Ведь это должно звучать ужасно.

– Может быть, Лоррейн, я неправильно вас понимаю, но вы, кажется, предостерегаете меня.

Лоррейн опустила глаза на кофейный столик.

– Это, Роксана, преждевременно. Вы ведь просто встречаетесь. Мне бы не хотелось пугать вас.

– Вы меня не пугаете. Думаю, вы просто озабочены. И волнуетесь.

Лоррейн заглянула ей в глаза и вдруг увидела Роксану на своем месте. Может, сейчас она об этом не думает, но такое может случиться и с ней тоже. Не дай-то Бог. Лоррейн откинула волосы с лица. Она знала, что выглядит чудовищно, а "Роксане, наверное, кажется, что перед ней призрак, влачащий свои цепи. Ну и ладно. Роксане, чтобы она взглянула в лицо действительности, требуется хорошая доза страха. Не нужно ничего говорить о Майкле и его блестящих перспективах, но девушку надо было предупредить. Никому такого не пожелаешь.

И тут Лоррейн заметила, что бородатый доктор стоит в дверях с Майклом и Иверсом. Он говорил, а те слушали. Борода и очки мешали разобрать, какое у него на лице выражение. Внутри у нее все сжалось, затем оборвалось. Она не могла пошевелиться. Все, умер. Это доктор сейчас и сообщает. Вот сейчас придет Майкл и скажет ей, что Гиббонс умер.

Майкл кивнул доктору. Лоррейн скрестила руки и прижала локти к животу. Майкл оставил Иверса и врача и вошел в приемную. Ей хотелось броситься навстречу, но она словно окаменела.

– Лоррейн, – мягко проговорил он.

Вот так всегда: мягким, вкрадчивым голосом сообщает скверные новости. Майкл потянулся к ее руке, но Лоррейн не могла сдвинуться с места. Он сел рядом и дотронулся до ее колена. Нет, не надо, не говори!

– Лоррейн, врач только что сказал нам. Он очнулся. С ним все будет хорошо. Самое худшее позади.

Она закрыла глаза и почувствовала, как все это вытекает из нее, пока вся она не сделалась вялой и пустой, как спущенный воздушный шарик. С ним все будет хорошо. Боже мой.

– С ним все будет хорошо, – повторила она шепотом.