355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Энтони Бивор » Сталинград » Текст книги (страница 13)
Сталинград
  • Текст добавлен: 17 сентября 2016, 19:40

Текст книги "Сталинград"


Автор книги: Энтони Бивор



сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 34 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]

Совсем иными были условия жизни немецких солдат. С приближением опасного темного времени суток они желали друг другу не «доброй ночи», а «безопасной ночи». Утром солдаты выбирались на улицу, промерзшие до костей, и старались хоть немного согреться, поймав на дне окопа скупые лучи осеннего солнца. Радуясь, что ночь миновала, немцы начинали выкрикивать угрозы и оскорбления. «Русские, ваше время вышло!» или «Эй, рус, буль-буль, сдавайся!». Им постоянно хотелось сбросить советские войска в Волгу, где те потонут, как объятое паникой стадо.

Во время передышек между боями красноармейцы тоже стремились погреться на солнце, там, где их не мог достать огонь вражеских снайперов. Окопы нередко напоминали «мастерские жестянщика»: из гильз от снарядов с помощью тряпки, выполнявшей роль фитиля, мастерили керосиновые лампы, а из гильз от патронов делали зажигалки. Бойцы очень страдали из-за скудного пайка махорки. Знатоки утверждали, что хорошие самокрутки получаются только из газетной бумаги, и ни из какой другой. Считалось, что типографская краска придает махорке особый вкус. «Курить в бою можно, – заявил Симонову один солдат, наводчик противотанкового ружья. – Вот промахнуться по цели нельзя. Промахнешься один раз – и больше уже никогда не затянешься самокруткой».

Еще важнее махорки была водка. Ежедневный «наркомовский» паек составлял 100 граммов. Когда приходила пора разливать водку, все умолкали, не отрывая взгляд от бутылки. Напряжение боев было так велико, что пайка не хватало, и солдатам приходилось искать другие источники, чтобы утолить свои потребности. Иногда им удавалось раздобыть медицинский спирт. Пользовался спросом технический и даже антифриз. Их пили после того, как пропускали через угольный фильтр противогаза. Многие солдаты во время прошлогоднего отступления свои противогазы бросили, поэтому те, у кого это снаряжение осталось, оказались в выгодном положении. Последствия употребления технических жидкостей нередко бывали гораздо хуже, чем просто головная боль с похмелья. Как правило, солдаты все-таки поправлялись, поскольку были молодыми и здоровыми и пили антифриз не так уж часто, однако те, кто им злоупотреблял, рисковали ослепнуть.

Зимой в частях, дислоцированных в открытой степи, красноармейцы подчас выпивали до литра водки в день. Прибавка к «наркомовским» 100 граммам шла за счет того, что в интендантскую службу не сообщалось о выбывших из строя и их долю делили между остальными. Кроме того, солдаты выменивали у местных жителей самогон на обмундирование и кое-какое снаряжение. В калмыцкой степи самогон гнали из всех мыслимых и немыслимых продуктов, в том числе даже из молока.[340]340
  Лазарев, беседа, 13 ноября 1995 года.


[Закрыть]
Подобная коммерция была намного опаснее для местных жителей, чем для солдат: известен случай, когда военный трибунал войск НКВД приговорил двух женщин к 10 годам лагерей за то, что те обменяли самогон и махорку на парашютный шелк, из которого сшили себе нижнее белье.[341]341
  См.: РЦХИДНИ, 17/43/1773.


[Закрыть]

Медицинская помощь солдатам не входила в число приоритетов для командиров Красной армии. Если тяжелораненый боец больше не мог сражаться, офицеры думали только о том, кем бы его заменить. Однако подобное отношение никоим образом не умаляет подвиг самых, возможно, храбрых героев Сталинградской битвы – санинструкторов, молодых студенток и вчерашних школьниц, получивших лишь основы медицинской подготовки.

Командиром санитарной роты 62-й армии была Зинаида Гаврилова, 18-летняя студентка медицинского училища, получившая эту должность по рекомендации командования кавалерийского полка, в котором она до того служила. В подчинении у Гавриловой было 100 человек. Ее медсестрам, многие из которых являлись ровесницами самой Зинаиды, приходилось пересиливать страх и ползти к раненым, часто под шквальным огнем. Они на себе вытаскивали солдат и офицеров с поля боя. Как выразилась их командир, девушки должны были быть крепкими телом и сильными духом.[342]342
  Гаврилова, беседа, 22 ноября 1995 года.


[Закрыть]

Медицинский персонал не только выполнял свои прямые обязанности. Санинструкторам часто приходилось принимать участие в боевых действиях. Гуля Королева, 20-летняя красавица из хорошо известной московской литературной семьи, оставила в столице маленького ребенка и добровольно пошла на фронт. Гуля стала санинструктором 214-й стрелковой дивизии 24-й армии, которая держала оборону на северном фланге. Королева прославилась тем, что вынесла с передовой больше 100 раненых солдат и лично уничтожила в боях 15 фашистов.[343]343
  См.: ЦМВС.


[Закрыть]
Она была посмертно удостоена ордена Красного Знамени. Наталья Качневская, медсестра гвардейского стрелкового полка, в прошлом студентка Московского театрального училища, за один только день вынесла с поля боя 20 раненых.[344]344
  См. там же.


[Закрыть]
Наталья и сама приняла участие в сражении, забрасывая немцев гранатами. Многие медсестры были награждены за проявленное мужество орденами и медалями, но, к сожалению, часто посмертно.[345]345
  21 ноября 1942 года. ЦАМО, 48/486/25. Л. 268.


[Закрыть]
Одна из них, дважды раненная, продолжала перебинтовывать и выносить с боля боя солдат и офицеров. Если не считать Екатерины Петлюк – механика-водителя танка, в Сталинграде в боевых частях женщин практически не было. Однако в воздушных соединениях на Сталинградском фронте воевал женский бомбардировочный полк. Им командовала знаменитая летчица Марина Раскова. «Я не видел ее раньше вблизи и не думал, что она такая молодая и что у нее такое прекрасное лицо, – записал в своем дневнике Симонов после встречи с Расковой на аэродроме в Камышине. – Быть может, это врезалось мне в память еще и потому, что очень скоро после этого я узнал о ее гибели».[346]346
  Симонов К. Разные дни войны.


[Закрыть]

При этом жертвенность санинструкторов отнюдь не гарантировала быстрое и успешное излечение бойцов и командиров. Вынесенных с поля боя раненых собирали на берегу Волги, где они лежали до глубокой ночи. Потом их перетаскивали на суда и лодки, доставившие в город продовольствие и боеприпасы. Раненых выгружали на левом берегу, но и это еще не означало, что их страдания скоро закончатся.

Однажды уцелевшие девушки-бойцы переформировывавшегося авиационного полка, которые ночевали в лесу на левом берегу Волги, были разбужены какими-то странными звуками. Они тихонько пробрались к опушке, чтобы выяснить, в чем дело. Там девушки увидели тысячи раненых, которых переправили через реку ночью. Раненые кричали и стонали, бредили и просили принести воды… Прибывшие с ними санинструкторы пытались им помочь, но медицинского персонала было совсем немного. Девушки поспешили на помощь. Бывшая акушерка Клавдия Штерман тут же дала себе слово добиваться перевода в санитарную часть.[347]347
  Штерман, беседа, 7 ноября 1995 года.


[Закрыть]

Спасение раненых оставалось под вопросом даже тогда, когда их доставляли в полевые госпитали на левом берегу Волги. Там работали прекрасные врачи, но все-таки эти медицинские учреждения были скорее похожи на мясоперерабатывающие комбинаты. Расположенный в 10 километрах от Балашова полевой госпиталь, специализирующийся на ранениях конечностей, был оснащен очень плохо. Вместо больничных коек там стояли трехъярусные нары. Одна только что прибывшая туда молодая женщина-хирург свидетельствует, что тревожиться приходилось не только о физическом состоянии раненых. «Они часто замыкались в себе и не желали ни с кем общаться».[348]348
  Профессор Крымская. Приводится у Schneider and Garrard (eds.). Р. 66.


[Закрыть]
Первое время она думала, что раненые, переправленные из сталинградского ада через Волгу, ни за что не захотят вернуться обратно. Потом ей стало ясно, что многие солдаты и офицеры стремятся назад, на фронт. Конечно, те, кому ампутировали руку или ногу, об этом уже не думали, но и облегчения по поводу того, что война для них закончилась, они не испытывали.

Плохое питание также не способствовало ни быстрому выздоровлению, ни повышению боевого духа. Гроссман, судя по всему, поддавшись эмоциональному порыву, писал, что на данный момент такова судьба России. Вот запись в его блокноте: «Тяжелораненым в виде лакомства дают маленький кусочек селедки. Девушки-санитарки режут крошечные кусочки чрезвычайно бережно, священнодействуют. Бедность, бедность…»[349]349
  Записные книжки Гроссмана, РГАЛИ, 1710/1/100.


[Закрыть]
Обычно раненых каждый день кормили одной только кашей. Селедка, увиденная Гроссманом, действительно могла считаться деликатесом.

Интересным фактом являются результаты «социалистического соревнования» в госпиталях, о которых доложили в Москву Щербакову. «Первыми стали работники столовых, вторыми – врачи, а третье место заняли водители».[350]350
  Донесение Добронина Щербакову, 28 октября 1942 года. ЦАМО, 48/486/24. Л. 297, 298.


[Закрыть]
При этом от медицинского персонала требовалось полнейшее самопожертвование. В частности, врачи и медсестры постоянно сдавали кровь, вследствие чего нередко падали в обмороки. При этом сами они говорили, что должны это делать. Если медики не сдадут кровь, то солдаты умрут.[351]351
  См. донесение Добронина Щербакову, 4 ноября 1942 года. ЦАМО, 48/486/25. Л. 47.


[Закрыть]

Жестокие сражения в городе продолжались. Раненых переправляли на левый берег, а на правый ежедневно плыли новые бойцы. Ставка, как могла, пополняла 62-ю армию свежими резервами. Новые батальоны начинали переправу с наступлением темноты. Их всегда сопровождали сержант или офицер НКВД. Накануне, при свете дня, бойцы видели город с противоположной стороны – он постоянно был озарен огнем пожаров. Запах гари ощущался и на правом берегу Волги. На водной глади кое-где пылали нефтяные пятна. От всего этого многие теряли голову, но, если какого-нибудь солдата охватывала паника, особист тут же расстреливал «труса и предателя» и велел сбросить труп в воду.

Плавсредства, на которых переправлялись подкрепления, все были в боевых отметинах. По слухам, один из катеров Волжской флотилии, доставивший в Сталинград новых защитников, а обратно раненых, получил 436 пробоин от пуль и осколков, и лишь небольшой кусок его бортовой обшивки остался нетронутым.

Самой легкой целью для немецких орудий были понтоны, на которых саперы переправляли в город тяжелые грузы, в частности бревна для блиндажей. Когда один из таких плотов пристал к правому берегу и солдаты бросились его разгружать, они обнаружили, что лейтенант-сапер и трое его подчиненных буквально изрешечены пулеметным огнем. «Казалось, будто эти человеческие тела свирепо изгрызли стальные зубы»,[352]352
  Величко В. Шестьдесят вторая армия // Правда. 1943. 31 января.


[Закрыть]
– было написано впоследствии в газете.

Приближалась зима. Скоро должны были начаться холода, и в штабе 6-й армии понимали, что необходимо перейти к решительным действиям. Немцы тоже это понимали. Не добившись успеха в центре города и на южном направлении, теперь командование вермахта готовило удар в северной, промышленной, части Сталинграда.

18 сентября Чуйков решил перенести свой командный пункт на обрывистый берег Волги в полукилометре к северу от металлургического завода «Красный Октябрь». Офицеры его штаба разместились около огромной цистерны нефти, которую сочли пустой.

Предыдущей ночью через реку переправили боеприпасы и продовольствие, а также подкрепления. Выгрузка проходила на берегу за заводами «Красный Октябрь» и «Баррикады». Всех гражданских лиц отсюда эвакуировали.

Бо́льшая часть зенитных орудий вокруг Сталинградской электростанции была выведена из строя, а их боекомплекты уничтожены, поэтому уцелевших девушек из орудийных расчетов 25 сентября переправили через Волгу и распределили по батареям на левом берегу.

В воскресенье 27 сентября в 6:00 по берлинскому времени начался массированный налет немецких бомбардировщиков. Вслед за ним должно было возобновиться наступление. Самолеты один за другим заходили в пике. Их черные силуэты закрыли все осеннее небо. На земле вперед двинулись две танковые дивизии и пять пехотных – они должны были ликвидировать треугольный выступ на западе от берега Волги.

62-я армия предварила основной удар немецких войск, проведя несколько отвлекающих атак севернее Мамаева кургана. Это подкрепило предположения некоторых немецких штабных офицеров, что русские разведчики проникают на контролируемые ими участки и даже иногда подключаются к линиям телефонной связи. Впрочем, может быть, они просто не хотели признавать, что приготовления к наступлению велись недостаточно замаскированно.

Основные усилия советских войск были направлены на то, чтобы подготовить противотанковые заграждения и заминировать подходы к крупным предприятиям, территории которых тянулись на восемь километров к северу от Мамаева кургана, – химическому комбинату «Лазурь», металлургическому заводу «Красный Октябрь», оружейному заводу «Баррикады» и Сталинградскому тракторному заводу.

Еще в ходе бомбардировки немецкие пехотинцы по грудам битого кирпича начали выдвигаться на исходные позиции. Солдаты испытывали огромное напряжение, если не сказать ужас перед предстоящим боем. На левом фланге части 389-й пехотной дивизии приготовились к атаке через рабочий поселок завода «Баррикады». Видели они его по-своему… Один из очевидцев описал это так: «Там свои поселки – белые симметричные корпуса, маленькие, поблескивающие этернитовыми крышами коттеджи».[353]353
  Некрасов В. В окопах Сталинграда.


[Закрыть]
Вскоре после начала авианалета там начались пожары, и все «коттеджи» были объяты пламенем. В центре удар предстояло нанести 24-й танковой дивизии. Австрийская 100-я егерская атаковала рабочий поселок завода «Красный Октябрь». Немцам удалось снова занять Мамаев курган, накануне отбитый 95-й стрелковой дивизией Горишнего.

Вражеский натиск оказался настолько мощным, что Чуйков усомнился в том, что его части смогут удержаться на своих позициях: «Еще один такой бой, и мы окажемся в Волге».[354]354
  Чуйков В. Указ. соч. С. 185.


[Закрыть]
Чуть позже из штаба фронта позвонил Хрущев – он хотел знать не только то, как обстоят дела, но и то, какие настроения в войсках. Чуйков, которого больше всего беспокоила сейчас судьба 95-й стрелковой дивизии, ответил, что надо как-то прекратить превосходство немцев в воздухе. Хрущев также переговорил с начальником политотдела армии Гуровым и потребовал усилить работу по поддержанию боевого духа.

На следующий день утром самолеты люфтваффе сосредоточили удары по левому берегу и переправам, стремясь разорвать связь 62-й армии с Заволжьем. Зенитные орудия и пулеметы Волжской флотилии стреляли непрерывно до тех пор, пока не раскалялись стволы. Из каждых шести судов, на которых осуществлялась переброска подкреплений, пять были повреждены. Чуйков просил о помощи 8-ю воздушную армию: нужно было по возможности нейтрализовать люфтваффе, когда он бросит в атаку три дополнительных полка, чтобы отбить высоту 102. Советским войскам удалось отбросить немцев с Мамаева кургана, однако его вершина никому не досталась – там теперь между позициями противоборствующих сторон была «ничья» земля. Чуйков всеми силами стремился не допустить того, чтобы немцам удалось оборудовать на кургане огневые позиции, ведь это позволило бы им беспрепятственно обстреливать всю северную часть города и переправы через Волгу. Вечером этого дня Чуйков смог наконец перевести дух, ибо худшего удалось избежать, однако все понимали, чем чревата большая потеря плавсредств. На берегу Волги лежали тысячи раненых, ожидавших отправки в медсанбаты и госпитали, а у тех, кто продолжал сражаться на передовой, были на исходе боеприпасы и продовольствие.

Во вторник 29 сентября немцы начали крушить вершину выступа, все еще остававшегося в руках советских войск. Деревню Орловку с запада атаковала 389-я пехотная дивизия, а с северо-востока – 60-я мотопехотная. Насколько ожесточенным было сопротивление бойцов и командиров Красной армии, несмотря на подавляющее численное превосходство противника, свидетельствует ефрейтор 389-й дивизии, писавший в эти дни домой: «Невозможно представить себе, как отчаянно они защищают Сталинград – бьются за него, как цепные псы».[355]355
  Gefr. H.S., 389-я пд. BZG-S.


[Закрыть]

30 сентября советские войска, находившиеся севернее города, снова атаковали позиции 14-го танкового корпуса. По утверждению командиров 60-й мотопехотной дивизии и 16-й танковой, их солдаты уничтожили 72 танка. Они расценивали это как крупный оборонительный успех в действиях против двух советских стрелковых дивизий и трех танковых бригад, но оплаченная столь дорогой ценой попытка наступления частей Донского фронта лишь незначительно ослабила натиск на Орловку и территории заводов, хотя, конечно, замедлила уничтожение так мешавшего немцам выступа – в конечном счете на это у них ушло целых 10 дней.

Немецкие 24-я танковая дивизия, бо́льшая часть 389-й пехотной и 100-я егерская дивизия наступали на металлургический завод «Красный Октябрь» и оружейный завод «Баррикады» – запутанный лабиринт полностью уничтоженных заводских цехов,[356]356
  См.: Viktor Kainzer. Stalingradbund Österreich, май 1984 года.


[Закрыть]
как описал этот обширный промышленный комплекс, в котором бомбы и снаряды выбили все до единого стекла, разрушили крыши и до неузнаваемости изуродовали станки, один из егерей. «Мы уже потеряли первых своих товарищей. Все чаще слышались крики с просьбой позвать санитаров. Огонь нарастал, и теперь стреляли не только спереди, но и с боков». Кроме того, большой урон немцам причиняли снаряды и минометные мины противника: разлетающийся при взрывах во все стороны битый камень поражал солдат словно осколки.

На следующий день, стремясь усилить наступление на завод «Красный Октябрь», Паулюс приказал перебросить из южной части города 94-ю пехотную дивизию и 14-ю танковую. Но и изнемогающая под натиском врага 62-я армия также получила подкрепление, в котором так отчаянно нуждалась: через Волгу переправилась 39-я гвардейская стрелковая дивизия генерала Степана Гурьева. Она была сразу брошена на укрепление правого фланга обороны завода «Красный Октябрь». Еще одно свежее соединение, 308-я стрелковая дивизия полковника Гуртьева, состоящая преимущественно из сибиряков, тоже переправилось через Волгу, однако данные подкрепления едва восполнили понесенные за эти дни потери.

Вскоре возникла новая непредвиденная опасность. 1 октября 295-я пехотная дивизия скрытно, по оврагам, подошла к правому флангу дивизии Родимцева. Его гвардейцы оборонялись отчаянно: стреляли в упор из пистолетов-пулеметов, бросали гранаты, сходились с врагом врукопашную. Однако ночью большая группа немецких пехотинцев пробралась по дну оврага, ведущего вниз в Крутую балку, вышла к Волге и повернула на юг. Немцы ударили в тыл дивизии Родимцева. Этот неожиданный маневр по времени совпал с еще одним прорывом на правом фланге. Родимцев среагировал молниеносно, бросив в контратаку все имевшиеся в его распоряжении роты. Его гвардейцам удалось отбиться и остаться на занимаемых позициях.

2 октября немцы атаковали нефтехранилище на берегу Волги, расположенное прямо над командным пунктом Чуйкова. Оказалось, что пусты не все цистерны. При прямом попадании немецких бомб и снарядов остававшаяся в них нефть загорелась. Огненная лава потекла по балке, разливаясь вокруг командного пункта и вниз, в реку. Связь прервалась. Когда ее наконец удалось восстановить, из штаба фронта первым делом поинтересовались: «Где вы находитесь?» Ответ последовал незамедлительно: «Мы там, где больше всего огня и дыма».[357]357
  Чуйков В. Указ. соч. С. 205.


[Закрыть]

Так развивались события в первую неделю октября. Чуйков все чаще задумывался, удастся ли ему удержать стремительно сужающуюся полоску земли на правом берегу. Теперь все зависело от того, как будут действовать переправы через Волгу. Командующий 62-й армией понимал, что не только его части понесли значительные потери – соединения противника тоже обескровлены. Исход сражения будет зависеть не только от резервов, но и от выдержки, крепости духа. У солдат не было другого выхода, кроме как повторять слова своего командующего: «Для нас земли за Волгой нет».[358]358
  17 ноября 1942 года. ЦАМО, 48/486/25. Л. 216.


[Закрыть]
Для многих красноармейцев они стали священной клятвой. Подвиги защитников Сталинграда достойны преклонения. 2 октября в южной части заводского района немецкие танки наступали на развалины школы, которые обороняло подразделение морской пехоты, приданное 193-й стрелковой дивизии. У бойцов закончились противотанковые гранаты, и заместитель командира отделения первой роты Михаил Паникаха схватил две бутылки с зажигательной смесью. Он приготовился их бросить, но тут немецкая пуля разбила одну бутылку прямо у него в руке, и он превратился в пылающий факел. Паникаха выскочил из окопа, пробежал последние несколько метров и бросился на борт ближайшего танка. Он еще успел разбить вторую бутылку о решетку радиатора двигателя за башней.

Немецким командирам было о чем тревожиться. Солдаты измучены, боевой дух армии упал. Пехотинцы 389-й дивизии, например, открыто говорили о том, что после таких тяжелых боев и огромных потерь их должны отправить на отдых куда-нибудь во Францию. Действительно, немецкие военные кладбища в ближайшем тылу расширялись с каждым днем. 30 сентября Гитлер выступал в берлинском Дворце спорта, и его речь транслировалась по германскому радио. Тех, кто слышал ее в Сталинграде, не обрадовали слова фюрера о том, что союзным державам надо брать пример с Германии, в стремительном наступлении продвинувшейся от Дона до Волги. И, снова бросив вызов судьбе, Гитлер заявил: «Ни один мой солдат не двинется там с места».[359]359
  Цит. по: Domarus. Vol. ii. Р. 1914, 1916.


[Закрыть]


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю