Текст книги "Кровь и золото"

Автор книги: Энн Райс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 33 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

Глава 3

Мариус привел Торна в большую, отделанную деревом комнату, заставленную ярко разрисованными сундуками и комодами, и предложил ему на выбор множество курток из тонкой кожи, подбитых по большей части серебристым мехом и украшенных маленькими костяными пуговицами, а также целую гору брюк, плотно облегающих бедра, сшитых из такой мягкой шерсти, что разглядеть переплетение нитей в ткани было невозможно.

Только ботинки оказались малы. Торна это не смутило – он решил, что вполне может перетерпеть неудобство. Однако Мариус с ним не согласился и перебрал почти всю обувь, пока наконец не нашел пару нужного размера. Надев ботинки, Торн почувствовал себя на вершине блаженства.

Современная одежда не слишком отличалась от с юности привычных Торну вещей: льняная рубашка, а поверх – шерсть и кожа. Торна заинтриговали крохотные пуговки на рубашке, а ровные швы и вовсе привели в восторг, хотя он понимал, что сделаны они не руками, а специальной машиной.

Внезапно пришедшая в голову мысль о том, сколько еще восхитительных открытий ждут его впереди, едва не заставила Торна забыть о его мрачной миссии.

Для себя Мариус выбрал куртку и плащ с капюшоном, вновь не изменив любимому красному цвету. Торна это удивило. Правда, приблизительно так же Мариус был одет и в вампирском баре, однако, по мнению Торна, эти оттенки были ярковатыми для охоты.

– Я привык носить красное, – ответил Мариус на немой вопрос Торна. – А ты поступай, как считаешь нужным. Лестат, мой бывший воспитанник, тоже любит красное – это безмерно меня раздражает, но я терплю. Должно быть, облачаясь в вещи одного и того же цвета, мы производим впечатление Учителя и Ученика.

– Значит, ты все-таки его любишь? – спросил Торн.

Мариус не ответил и лишь молча указал на одежду.

Торн выбрал темно-коричневую кожу, менее броскую, но тонкой выделки, шелковистую на ощупь, и надел на босу ногу отороченные мехом высокие ботинки. Плащ он не взял, дабы не стеснять движения.

На одном из шкафчиков стояло серебряное блюдо с пеплом. Мариус окунул в него кончики пальцев и, смешав пепел с кровью из собственного рта, нанес полученную пасту на лицо. На потемневшей коже проступили мелкие морщинки – напоминание о былом смертном существовании, – а глаза казались высеченными в камне. Новый облик Мариуса отлично скрыл его истинную сущность – от смертных, но не от Торна.

Мариус жестом предложил гостю последовать его примеру, но тот, сам не зная почему, отказался. Возможно, просто потому, что никогда прежде не прибегал к подобным ухищрениям.

Торн отказался и от предложенных Мариусом перчаток: они мешали ему ощущать вещи. А после столь долгого времени, проведенного во льдах, ему хотелось в полной мере насладиться ощущением любой мелочи.

– Люблю перчатки, – пояснил Мариус. – Никогда без них не выхожу. Смертных пугают наши руки. И перчатки, в отличие от пальцев, теплые на ощупь.

Он набил карманы бумажными деньгами и предложил пачку купюр Торну, но тот отклонил подарок, полагая, что брать у хозяина деньги неприлично – это проявление алчности.

– Как хочешь, – пожал плечами Мариус. – Я обо всем позабочусь. Но если мы вдруг разойдемся, возвращайся сюда. Обогни дом и найди черный ход – он будет открыт.

«Разойдемся? Как мы можем разойтись?» Торна интересовало все. Он находил удовольствие в каждой мелочи.

Они были уже практически готовы к выходу, когда на пороге возник юный Дэниел и молча уставился на них.

– Не хочешь пойти с нами? – спросил Мариус, натягивая перчатки, так плотно облегавшие ладонь, что под ними явственно проступал каждый сустав.

Дэниел не ответил. Он явно слышал вопрос, но не произнес ни слова. Его лицо производило обманчиво юное впечатление, а фиолетовые глаза выглядели очень необычно.

– Пойдем, если хочешь, – повторил приглашение Мариус.

Но Дэниел развернулся и ушел – по-видимому, вернулся к своему игрушечному королевству.

Через несколько минут Мариус и Торн уже шагали в вихре падающих с неба снежинок. Словно стремясь приободрить своего спутника, Мариус обнял его за плечи.

«Еще немного – и я вновь отведаю вкус крови», – думал Торн.

Наконец они спустились в подвал какой-то большой гостиницы.

В помещении, поразившем Торна своими размерами, толпились сотни смертных. Шум стоял невообразимый.

Смертные не только ели и пили. Некоторые, сбившись в группки, танцевали под звуки оркестра. Иные собрались у зеленых столиков на колесах и увлеченно играли в азартные игры, разражаясь то громкими хриплыми криками, то веселым смехом. Из динамиков слышался оглушительный грохот, мигающие огни раздражали, но все меркло перед запахом пищи и крови.

Никто не обратил внимания на появление Торна и Мариуса, за исключением официантки, без лишних вопросов проводившей их за столик, стоящий в самом центре зала. Отсюда можно было наблюдать за танцорами: казалось, каждый из них пляшет сам по себе, примитивно и неуклюже, извиваясь и изгибаясь под музыку в пьяном угаре.

Музыка Торну не понравилась: резкая, неприятная, она приводила его в замешательство. А разноцветные вспышки огней только усиливали неприятные ощущения.

Мариус наклонился и шепнул Торну на ухо:

– Торн, эти огни – наши союзники. Они мешают рассмотреть нас и понять, кто мы на самом деле. Постарайся к ним привыкнуть.

Мариус заказал горячие напитки.

Маленькая официантка окинула Торна кокетливым взглядом блестящих глаз, на миг задержав его на рыжих волосах.

Торн улыбнулся в ответ и тут же решил, что ни за что не станет пить от нее, даже если все остальные смертные иссохнут или вдруг исчезнут в неизвестном направлении. Он обвел глазами помещение, стараясь не обращать внимания на бьющий по ушам шум и запахи, от которых делалось дурно.

– Видишь вон тех женщин у стены? – спросил Мариус. – Они хотят потанцевать. Для этого и пришли. И теперь ждут, пока их пригласят. Сможешь пить во время танца?

– Конечно смогу, – отозвался Торн, всем своим видом и почти торжественным тоном словно желая сказать: «Ты еще спрашиваешь?»

Наблюдая за скопищем людей на танцевальной площадке, Торн вдруг рассмеялся – впервые с тех пор, как ушел на север, – но в баре было так шумно, что даже он сам не слышал собственного смеха.

– Но как мне танцевать? – в недоумении обернулся он к Мариусу. – Да, я могу насытиться так, что ни один смертный, даже жертва, этого не заметит, но я не умею кривляться, как эти люди. Странные у них танцы: бестолковая толкотня – и больше ничего.

Лицо Мариуса расплылось в улыбке. Сняв плащ и повесив его на спинку металлического стула, он невозмутимо взирал на происходящее. Какофония звуков и яркие вспышки света его, похоже, совершенно не раздражали.

– А ты делай то же, что и они, – посоветовал он. – А когда будешь пить, замедли темп. Прислушивайся к музыке и голосу крови.

Торн снова рассмеялся и, неожиданно осмелев, решительно направился мимо переполненной танцплощадки к женщинам, пожиравшим его взглядами. Он выбрал темноволосую, поскольку его всегда влекли женщины с темными глазами и волосами. Кроме того, она была старше остальных, и, скорее всего, мужчины пригласили бы ее в последнюю очередь, а он не хотел, чтобы она осталась без внимания.

Его избранница поспешно встала. Торн взял ее за маленькие мягкие ладони и повел на отполированную множеством ног площадку. Мелодии звучали одна за другой практически без перерыва – ритмичные, но однообразные и бессмысленные. Женщина неуклюже, но в такт застучала по полу изящными каблучками.

– Надо же, какие холодные руки! – воскликнула она.

– Ах, мне так совестно! – воскликнул он. – Вы уж меня простите. Я слишком много времени провел в снегах.

О боги, ему следует быть осторожнее, чтобы не причинить зла этому простодушному, доверчивому существу с небрежно накрашенными глазами и губами, нарумяненными щеками и торчащей вперед грудью, поддерживаемой узкими полосками ткани под туго обтягивающим тело черным шелковым платьем.

Женщина бесстыдно прильнула к Торну. А он, обняв ее как можно нежнее, наклонился и аккуратно, так, что она ничего не почувствовала, пронзил своими крошечными клыками тонную кожу шеи.

«Спи, любимая, и пусть тебе приснятся прекрасные сны. Запрещаю тебе бояться, запрещаю тебе вспоминать».

Кровь! Наконец-то! Он так долго ждал, и вот она льется, кровь, настойчиво подталкиваемая маленьким сердечком!

Торн отвлекся от впавшей в полуобморочное состояние партнерши и погрузился в собственные грезы. Перед его мысленным взором возникла рыжеволосая создательница. Забывшись, он приглушенно застонал и даже обратился вслух к той, которую держал в объятиях: «Отдай мне все». Но тут же спохватился, осознав, что совершил недопустимый промах.

Поспешно отстранившись от женщины, он почувствовал на своем плече чью-то руку.

Рядом стоял Мариус.

Женщина подняла на Торна затуманенный взгляд, и он закружил ее в быстром танце, смеясь и не обращая внимания на кровь, разливающуюся по венам, и на слабость, которую все еще ощущал, ибо одной жертвы, конечно, было недостаточно.

Они продолжали танцевать, двигаясь так же бестолково и неуклюже, как и остальные пары.

Но Торн хотел большего. Его мучила жажда.

Наконец женщина извинилась и попросила проводить ее обратно за столик. Странно, но ей вдруг захотелось спать, объяснила она.

Торн поклонился, кивнул и учтиво поцеловал ей руку.

За столиком осталась только одна женщина из той троицы. С другой уже танцевал Мариус. Торн предложил руку новой партнерше и поклялся себе, что на этот раз страж ему не понадобится.

Она оказалась сильнее подруги. Подведенные черной краской глаза и темная помада на губах делали ее похожей на египтянку, однако сходство разрушали светлые волосы, густо отливавшие серебром.

– Вы случайно не мужчина моей мечты? – смело спросила она, повышая голос, чтобы перекричать музыку. Чувствовалось, что она готова отправиться с ним наверх, в номер.

– Может быть, – отвечал он, – если позволите вас поцеловать.

Крепко, но ласково прижав женщину к себе, он мгновенно впился зубами в ее шею и стал торопливо и энергично глотать кровь.

Когда Торн наконец ослабил объятия, жертва чуть пошатнулась, но посмотрела на него с обольстительной, коварной, но в то же время чрезвычайно милой улыбкой, явно не сознавая, что произошло.

Нет, от этой троицы много крови не получишь. Слишком они славные. Торн еще долго кружил в танце партнершу, отчаянно желая, но так и не осмелившись отпить еще глоток.

Он чувствовал, как пульсирует кровь в венах, но сознавал, что ее недостаточно. Руки и ноги заледенели до боли.

Мариус уже вернулся за их столик и теперь обнимал за плечи какого-то разодетого увальня, сидевшего рядом. Они негромко разговаривали.

В конце концов Торну пришлось отвести красотку назад.

– Не уходи, – попросила она, окидывая его нежным взглядом. – Разве ты не можешь остаться?

– Нет, дорогая моя, – ответил он.

Чувствуя, как при одном только взгляде на нее внутри просыпается чудовищная жажда, он попятился, повернулся и направился к Мариусу.

Унылые, навязчивые звуки музыки вызывали у него головокружение и дрожь в ногах.

Со стороны казалось, что Мариус шепчет какие-то секреты на ухо склонившемуся к нему смертному. На самом деле он пил кровь, но вскоре отпустил жертву и усадил мужчину поровнее на стуле.

– Чтобы насытиться здесь, мне придется использовать слишком многих, – сказал Торн.

Его слова терялись в общем гуле и грохоте музыки, но он знал, что Мариус все слышит.

– Тогда пойдем поищем преступника, друг мой, и устроим пир.

Мариус кивнул и на несколько минут замер, незаметно обводя взглядом помещение и без труда читая мысли заполнявших его смертных.

Торн последовал его примеру, стараясь методично прощупать каждого Мысленным даром. Но шум, общая суета и отчаянное желание вернуться к той хорошенькой женщине не давали ему сосредоточиться. А светловолосая по-прежнему смотрела прямо на него. О, как было бы здорово полностью завладеть ею! Но нельзя убивать столь невинное существо. Если он позволит себе поддаться желанию, Мариус от него отречется, и мысль о подобном исходе действовала на Торна не менее отрезвляюще, чем муки совести.

– Идем, – сказал Мариус. – Есть другие места.

Они вновь оказались на улицах ночного города и через несколько минут вошли в большое здание. Это было казино, а точнее – настоящий притон, где на зеленых столах крутилась рулетка и вовсю шла игра в кости.

– Посмотри туда, – сказал Мариус, указывая затянутым в перчатку пальцем на высокого худощавого молодого брюнета со стаканом пива в руке, вышедшего из игры и теперь наблюдавшего за остальными. – Отведи его в угол. У стены сколько угодно места.

Торн так и сделал. Положив руку на плечо молодого человека, он заглянул ему в глаза и воспользовался старым добрым даром Очарования, столь редким среди тех, кто пьет кровь.

«Следуй за мной, – безмолвно приказал он. – Ты ждал меня».

Торну вспомнились былые битвы и охота.

Глаза молодого человека подернулись туманом, мысли в голове смешались, воспоминания куда-то исчезли. Он послушно прошел с Торном к стоявшей у стены скамье. Они сели рядом. «Теперь твоя жизнь станет моей», – подумал Торн, массируя пальцами шею юноши, а потом глубоко вонзил клыки в податливую плоть и беспрепятственно начал пить – медленно, с вожделением.

Поток крови хлынул прямо в душу. Перед внутренним взором Торна мелькали неясные картины преступлений, совершенных этим человеком, образы людей, чьи жизни были им отняты. Но Торн не намеревался брать на себя роль судьи. Он жаждал не возмездия, а крови. Ощутив наконец, как разорвалось смертное сердце, он отстранился и прислонил тело к стене. Потом поцеловал ранку и оставил на ней капельку собственной крови, чтобы на коже не осталось следа от укуса.

Очнувшись от грез, он оглядел сумрачный, дымный зал, заполненный незнакомцами – чужаками, обреченными на крах всех их надежд и устремлений. В своем проклятии он обрел вечность, а на человечестве лежит печать смерти.

Где Мариус? Торн не мог его найти! Он поднялся со скамьи, чтобы отойти подальше от грязного, уродливого трупа, и тут же наткнулся на какого-то мужчину. Тот мгновенно ухватился за возможность завязать драку, его грубое лицо исказилось от ярости.

– Ты что толкаешься? – спросил смертный, сощурив исполненные ненависти глаза.

– Ладно тебе, – ответил Торн, прощупывая его мысли, – неужели ты способен убить кого-то только за то, что тебя толкнули?

– Еще как! – Рот наглеца скривился в жестокой ухмылке. – И тебя укокошу, если сейчас же не уберешься отсюда.

– Ладно. Но сначала я тебя поцелую.

С этими словами Торн хватил человека за плечи, наклонился и впился в него зубами. Жадно сделав большой глоток, он незаметно провел языком по месту укуса. Собравшиеся вокруг зрители, не видевшие, конечно, проникших в плоть клыков, хохотали над этой загадочной интимной сценой. Им и в голову не могло прийти, что на самом деле только что произошло на их глазах.

К вящему удовольствию своих друзей, ошалевший, но все еще исполненный ненависти грубиян вдруг странно обмяк и пошатнулся.

Торн быстрым шагом пересек зал и выбрался на заснеженную улицу, где его поджидал Мариус. Ветер усилился, но снег уже прекратился.

– Жажда так сильна, что я не в силах ее утолить, – попытался оправдаться Торн. – Во льдах я держал ее на цепи, как зверя, но теперь она взяла верх. Не могу остановиться. Пью, пью, а мне все мало.

– Значит, пей еще. Только не убивай. Это непозволительно даже в таком большом городе. Иди за мной.

Торн кивнул. На его совести уже есть одно убийство. Он взглянул на Мариуса, молча признаваясь в преступлении. Но тот лишь пожал плечами и обнял Торна за плечи, увлекая его вперед.

– Нам предстоит побывать во многих местах.

Домой они вернулись почти к рассвету.

В облицованном деревом подвале Мариус провел Торна в небольшую спальню, обустроенную в каменной нише. От стен веяло прохладой, но в центре под полотняным пологом стояла огромная роскошная кровать. Сложенные стопкой искусно вышитые покрывала казались мягкими и теплыми, а матрас и многочисленные подушки – пышными и удобными.

Отсутствие у Мариуса настоящего склепа, единственно надежного укрытия, поразило Торна. Здесь его мог обнаружить кто угодно, как в свое время и Торна в далекой северной пещере. Правда, спальня выглядит намного роскошнее и привлекательнее. Торн так устал, что язык отказывался ему повиноваться. Но опасения заставляли его нервничать.

– Кто, по-твоему, нас здесь побеспокоит? – спросил Мариус. – Такие, как мы, точно так же отправляются отдыхать, уединяются во тьме. Ни один смертный сюда не войдет. Но если боишься, мы поищем другое убежище. Мне понятны твои сомнения.

– Ты тоже так спишь?

– Более того, я устроил себе спальню наверху, как у смертных, и ложусь в постель со всеми удобствами. За все долгие века существования я лишь однажды подвергся нападению врагов – стаи вампиров. Когда они набросились на меня, я бодрствовал и был во всеоружии. Если захочешь, когда-нибудь расскажу тебе эту жуткую историю.

Лицо Мариуса потемнело, как будто при одном только воспоминании о давней трагедии он почувствовал страшную боль.

И тут Торн понял, что Мариусу, видимо, самому хочется рассказать о себе, что его новому другу необходимо выговориться, излить душу в длинном потоке слов. Мариус нуждается в этом так же, как он, Торн, жаждет слушать чужую речь. Да, они поистине встретились в подходящий момент.

Но придется подождать до завтра. Ночь подошла к концу.

Мариус взял себя в руки и вновь принялся успокаивать Торна:

– Свет сюда не проникает, никто тебя не потревожит. Спи спокойно, отдыхай. Завтра поговорим. А сейчас извини, но я должен уйти. Мой друг Дэниел еще молод и часто валится с ног прямо посреди своей империи. Мне нужно проводить его в удобное и безопасное место, хотя иногда я сомневаюсь, что ему это необходимо.

– Прошу тебя, прежде чем ты уйдешь, ответь на последний вопрос, – попросил Торн.

– Если смогу, – негромко и словно бы нерешительно произнес Мариус, и на лице его неожиданно появилось выражение сильнейшей неуверенности. Как будто он хранил в своей душе какие-то сокровенные тайны и должен был непременно раскрыть их, но боялся.

– Та девушка, которая выходила на морской берег в поисках красивых раковин... Тебе известно, что с нею стало?

Мариус не смог скрыть облегчения. Он окинул Торна долгим взглядом и ответил, тщательно подбирая слова:

– Говорили, она отдалась на волю солнца. Она принадлежала к числу тех, кто не слишком давно стал пить кровь. Однажды вечером, когда в небе сияла луна, бедняжку нашли на берегу посреди большого круга, выложенного из раковин. Именно этот круг свидетельствовал о том, что смерть не была случайной. Фактически от нее осталась лишь кучка пепла, да и то уже частично развеянная морским бризом. Те, кто ее любил, долго стояли возле круга, наблюдая, как ветер довершает свое дело. К утру все было кончено.

– Жуткая история, – со вздохом отозвался Торн. – Разве ей не нравилось быть такой, как мы?

Вопрос Торна, казалось, застал Мариуса врасплох.

– А тебе нравится быть таким, как мы? – потрясенно спросил он.

– Кажется... Кажется, теперь да. Снова.

В голосе Торна, однако, не было уверенности.

Глава 4

Его разбудил приятный запах дубовых поленьев, потрескивавших в камине. В первое мгновение Торн не сообразил, где находится, но чувствовал, что опасность ему не грозит, и с удовольствием повернулся в мягкой постели, уверенный, что по-прежнему пребывает в одиночестве среди льдов. Однако в следующее мгновение он обнаружил, что на этот раз проснулся в другом, гораздо более приятном месте, и почувствовал, что его ждут, что достаточно просто встать на ноги и подняться по ступенькам.

Внезапно Торн все вспомнил. Он попал в красивый современный город, воздвигнутый на древних развалинах, а потом оказался в доме Мариуса, своего нового, немного странного, но гостеприимного друга. И теперь ему предстоит долгая приятная беседа.

Он потянулся, наслаждаясь разлившимся по комнате теплом, и огляделся. Единственным источником света служили две старинные стеклянные масляные лампы, красиво расписанные стены создавали ощущение уюта. Торн почувствовал себя в полной безопасности.

На стуле лежала чистая льняная рубашка. Торн надел ее, с трудом справившись с множеством крошечных пуговиц. Зато с брюками никаких проблем не возникло. Он натянул шерстяные носки, но обошелся без ботинок. От гладких полированных половиц веяло теплом.

Поднимаясь по лестнице, Торн постарался предупредить о своем присутствии звуком шагов, рассудив, что в противном случае его в этом доме могут счесть дерзким и невоспитанным нахалом.

Подойдя к двери в комнату, где строил чудесные города Дэниел, он остановился и очень осторожно заглянул внутрь. Юный блондин продолжал работу с таким видом, словно и не уходил отдыхать. Дэниел поднял голову, совершенно неожиданно расплылся в улыбке и поздоровался с Торном.

– Ах, это Торн, наш гость, – сказал он с легким налетом насмешки, но чувствовалось, что эта насмешка скорее наигранная.

– Дэниел, мой друг, – в тон ему ответил Торн.

Он вновь обвел взглядом миниатюрные города и села, быстро мчащиеся поезда с освещенными окнами и густые леса – похоже, в данный момент создателю всего этого великолепия больше всего нравилось сажать деревья.

Дэниел, словно и не было никакого обмена любезностями, вернулся к работе и принялся наносить на деревце зеленую краску.

Торн хотел уже потихоньку двинуться дальше, но тут странный молодой вампир вновь обратился к нему:

– Мариус говорит, это не искусство, а ловкость рук и умение.

Он поднял деревце.

Торн не знал, что сказать.

– Горы я делаю своими руками, – продолжал Дэниел. – А Мариус говорит, дома тоже нужно строить самому.

У Торна и на этот раз не нашлось ответа.

– Мне нравятся дома в коробках, – продолжал рассуждать Дэниел. – Их непросто собирать, даже мне. Кстати, я в жизни не придумал бы столько разных зданий. Не пойму, с чего это Мариус так пренебрежительно относится к моему занятию. Обидно.

Торн помолчал, задумавшись, и после паузы откровенно признался:

– Не знаю, как это объяснить.

Дэниел не произнес больше ни слова.

Торн еще немного подождал ради приличия и направился в центральную комнату.

В почерневшем прямоугольном очаге, сложенном из тяжелых камней, горел огонь. Рядом в большом кожаном кресле удобно устроился хозяин дома. В его непринужденной позе было что-то мальчишеское. Мариус жестом предложил Торну занять место на большом кожаном диване напротив.

– Садись там, если хочешь, – приветливо сказал он. – Или где тебе будет угодно. Если мешает огонь, его можно залить.

– А почему он должен мне мешать? – откликнулся Торн, усаживаясь на толстые мягкие подушки.

Обведя глазами комнату, он заметил, что все деревянные панели были расписаны в золотистых и синих тонах, а балки под потолком и над дверью украшала изысканная резьба, так широко распространенная в давно прошедшие годы его молодости. Но здесь работа была явно современная. Да и сам Мариус сказал, что дом построен недавно. Надо отдать должное, смертный строитель потрудился на совесть: все продумал, обо всем позаботился.

– Бывает, те, кто пьет кровь, боятся огня, – сказал Мариус, пристально вглядываясь в пламя, отбрасывающее тени на его спокойное бледное лицо. – Невозможно заранее предсказать, как отнесется к нему гость. Я всегда любил огонь, хотя однажды сильно от него пострадал. Да ты наверняка все знаешь.

– Нет, не знаю, – ответил Торн. – Мне никто не рассказывал. И если у тебя есть желание это сделать, я с удовольствием выслушаю твою историю.

– Но сначала ты хочешь получить ответы на свои вопросы. Тебе нужно знать, на самом ли деле произошло то, что ты увидел с помощью Мысленного дара.

– Да.

Торн вспомнил сеть, светящиеся точки, Священную Сущность. Вспомнил о жестокой царице. Почему он видел ее так ясно? Откуда ему было известно, как она выглядела? Скорее всего, образы в его сознании формировались благодаря тем, кто собрался за столом совета.

Он вдруг осознал, что смотрит прямо в глаза Мариусу и что тому известны все его мысли.

Мариус отвел взгляд и вновь обратил его на огонь, а потом без лишних церемоний предложил:

– Клади ноги на стол. Самое главное – чтобы было удобно.

По примеру Мариуса Торн тоже вытянул ноги и скрестил лодыжки.

– Итак, давай поговорим. Для начала, если не возражаешь, скажи, что тебе известно и о чем ты хотел бы узнать.

В голосе древнего вампира Торн уловил легкое раздражение, но отчего-то был уверен, что не он тому причиной. Несколько мгновений Мариус задумчиво всматривался в лицо собеседника и наконец продолжил:

– Мне нечего скрывать. Таких, как мы, много. Некоторых ты видел за столом совета. Но есть и другие – они разбросаны по всему миру.

Он едва заметно вздохнул и покачал головой:

– Но я одинок. И страдаю от этого. Мне хочется быть с теми, кого я люблю, но ничего не выходит. – Он вновь перевел взгляд на огонь. – Я встречаюсь с ними, остаюсь рядом на какое-то время, а после снова ухожу.

Дэниела я забрал с собой, потому что он нуждается в моей помощи. Но еще и потому, что полное одиночество для меня невыносимо. Устав от прекрасных южных земель, даже от родной Италии, я перебрался в северные края. Раньше мне казалось, что восхитительная, щедрая Италия никогда не покажется утомительной или скучной – будь то смертному или кому-то из наших соплеменников. Однако в конце концов я сам пресытился ее великолепием и теперь предпочитаю любоваться девственно-чистыми снегами.

– Понятно, – отозвался Торн.

Он помолчал, но затянувшаяся пауза заставила его заговорить снова:

– Сделав тем, кто пьет кровь, меня увезли на юг. Казалось, я неожиданно попал в Валгаллу. Я жил в римском дворце и каждую ночь любовался открывавшейся из его окон панорамой семи холмов. Это было как в чудесном сне: дул теплый ветерок, цвели фруктовые деревья, я смотрел с высоты на море и видел, как волны разбиваются о камни, а когда спускался на берег, ощущал тепло, исходившее от поверхности воды.

Мариус улыбнулся – по-доброму, понимающе и грустно. Он кивнул и тихо, со вздохом прошептал:

– Италия... Моя Италия...

Торну хотелось, чтобы с губ Мариуса не уходила эта улыбка, чтобы лицо его подольше сохраняло столь удивительное выражение, однако через мгновение оно вновь стало невозмутимым, а взгляд, устремленный в огонь, – отстраненным. Похоже, он с головой погрузился в печальные воспоминания. Освещенные пламенем волосы казались совсем белыми.

– Поговори со мной, Мариус, – попросил Торн. – Мои вопросы подождут. Я хочу слушать твой голос, твои речи... – Он запнулся. – Я знаю, ты можешь рассказать о многом.

Мариус взглянул на него, словно пробудившись от сна, согретый словами Торна.

И наконец заговорил:

– Друг мой, я очень стар. Я истинное Дитя Тысячелетий. Мое перерождение состоялось во времена Цезаря Августа. На столь необычную смерть меня обрек друид, жрец по имени Маэл. Тогда сам он был еще смертным, но вскоре тоже стал тем, кто пьет кровь. Он до сих пор скитается по миру, хотя не так давно в припадке непонятного религиозного безумия пытался принести себя в жертву. Какая глупость!

Судьба нередко сводила нас вместе, и наши отношения складывались весьма... я бы сказал, странно. Считается, будто я сильно к нему привязан, но это ложь. В моей жизни сплошь и рядом обман. Не знаю, смогу ли я простить его – ведь он похитил меня, приволок в далекую галльскую рощу, где древний вампир, страшно обожженный, но мнивший себя Богом Рощи, дал мне Темную Кровь.

Мариус прервал рассказ.

– Понимаешь, о чем я? – спросил он.

– Да, – кивнул Торн. – Я помню те рощи и перешептывания сородичей о богах, что когда-то там обитали. Ты говоришь, что в священной роще жил Тот, Кто Пьет Кровь.

Мариус кивнул и продолжил:

– «Отправляйся в Египет, – наказал мне обгоревший Бог Рощи, – и найди Мать. Узнай, кто наслал на нас ужасный огонь, почему мы все сгорели».

– А Мать, – догадался Торн, – оказалась той самой темной царицей, что несла в себе Священную Сущность.

– Да. – Мариус обратил на Торна безмятежный взгляд голубых глаз. – Конечно же, она оказалась той самой темной царицей.

Но в те времена, о которых я рассказываю, два тысячелетия тому назад, неподвижная и немая, она казалась несчастнейшей из жертв. Ей и ее супругу Энкилу было четыре тысячи лет. Она, несомненно, обладала Священной Сущностью, ибо, когда отчаявшийся древний вампир оставил царя и царицу под палящими лучами ярко светившего над пустыней солнца, смертоносный огонь добрался до каждого из тех, кто пьет кровь.

Мучения ожидали всех, как бы они себя ни называли: боги, создания ночи, ламии... В пламени погибли очень и очень многие. Но не все. Те, кто выжил, потемнели и испытывали невыносимые страдания. Старейшие пострадали меньше всего, самые молодые превратились в пепел.

А что же сделали Священные Прародители – так их положено называть, – когда встало солнце? Да ничего. Старейший изрядно обгорел, стараясь заставить их пробудиться, заговорить или укрыться в убежище, а вечером обнаружил обоих по-прежнему безразличными и недвижимыми. Опасаясь новых страданий, он вернул их в погруженные во тьму покои, на самом деле представлявшие собой убогую камеру в подземной тюрьме.

Мариус замолчал. Повисла звенящая тишина – должно быть, воспоминания оказались для него слишком тяжелыми.

;Он смотрел на пламя, исполнявшее свой вечный трепетный танец.

– Пожалуйста, продолжай, – взмолился Торн. – Значит, ты нашел ту царицу, увидел ее собственными глазами?

– Нашел, – подтвердил Мариус серьезно, но без горечи. – Я стал ее хранителем. «Увези нас из Египта, Мариус», – безмолвно просила она, не шевеля губами, – с помощью, как ты выражаешься, Торн, Мысленного дара.

В общем, я увез царицу вместе с ее возлюбленным Энкилом и две тысячи лет заботился о них – неподвижных и бессловесных, как статуи, – оберегал от любых опасностей.

Я укрывал их в особом святилище. Они стали моей жизнью, моим священным долгом.

Я приносил им цветы и воскурял благовония. Менял им одежду. Я стирал пыль с безжизненных лиц. И все это время хранил место их пребывания в тайне, не позволяя приблизиться к ним никому, дабы ни один вампир не смог испить Могущественной Крови Матери и Отца или даже попытаться похитить их.

Мариус не сводил глаз с огня, но мускулы шеи непроизвольно напряглись и на гладких висках на секунду проступили вены.

– Все это время, – продолжал он, – я любил то божественное создание, которое ты справедливо назвал темной царицей. Наверное, это и есть самая главная ложь моей жизни. Я любил ее.

– Как можно не полюбить такое существо? – спросил Торн. – Даже сквозь сон я разглядел ее лицо. И ощутил скрытую в ней тайну. Темная царица... Да, я на себе испытал ее чары. А безмолвие... Быть может, таково было предначертание высших сил. Наверное, когда она ожила, тебе показалось, что проклятие снято и она наконец стала свободной.