Текст книги "Я тебя прощаю"
Автор книги: Энн Мэйджер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 9 страниц)
Глава первая
– Снимите их!
Пронзительный голосок малышки Пи разрывал тишину в черном «линкольне» Лукаса, мчащемся к больнице. От этого визга у Лукаса раскалывался череп, он рассекал нежные ткани внутреннего уха, точно нож мясника.
Следовало бы издать закон, запрещающий трехлетним детям вопить в автомобилях, едущих по шоссе со скоростью шестьдесят миль в час.
Как и закон, запрещающий детям вставать в пять утра, чтобы поэкспериментировать с наручниками старших двоюродных братьев.
А еще – закон, запрещающий Пеппину держать у себя эту чертову штуку.
– Сворачивай! – крикнул Пит, потому что они едва не проскочили мимо подъездной аллеи.
Шины завизжали, когда Лукас круто развернул машину.
– Мама! Кэрол! – вскрикивала Патти между всхлипами.
К сожалению, мама была в отъезде, а няня Кэрол заболела.
Патти отчаянно трясла руками, звеня наручниками.
Этот звон гулким эхом отдавался в висках Лукаса.
Утро понедельника. Точнее – шесть часов утра. Лукас чувствовал себя омерзительно. Обычно он никогда не видел снов, но вчера кошмарные видения заставили его промаяться без сна почти всю ночь. Во сне Лукас любил девушку, и некоторое время они были счастливы. Затем ее похитили, он оказался один среди туманного ландшафта смерти, тишины и развалин. Сначала он боялся, что она мертва. Но затем услышал приглушенный стон и понял, что если не спасет ее, то потеряет все, что имеет для него значение в этом мире. Он нашел ее в лабиринте развалин для того только, чтобы увидеть, как она испустила последний вздох у него на руках. Лукас вскочил, обливаясь потом, сердце у него колотилось, а глубокое чувство безвозвратной потери окончательно лишило его сна.
Неземной красоты лицо девушки и ее соблазнительное тело врезались ему в память. Поднявшись, он попытался нарисовать ее в блокноте. Стройная и гибкая, она имела тот классный облик богатой девушки, за который так дорого платят редакторы журналов. Высокие скулы, безмятежная улыбка, золотистые волосы и сверкающие голубые глаза. Лукас вырвал страницу из блокнота, отшвырнул ее и вновь стал рисовать.
Лукас, которому следовало прибыть в суд к десяти, сейчас должен был находиться на полпути к Корпус-Кристи. Но вместо этого Пит, малышка Пи, мальчики и сам Лукас спешили в пункт «Скорой помощи», куда вызвали Пита. Привезли какую-то девушку с передозировкой наркотиков, и врач требовался незамедлительно. Гас, охранник пункта «Скорой помощи», вызвался снять наручники, если Пит привезет Пи с собой.
Неприятности начались сразу, как только Лукас погрузил багаж и мальчиков в «линкольн», а Пит и малышка Пи уселись в «порше» Пита. «Порше» не заводился – кто-тооставил включенным внутреннее освещение на всю ночь.
Кроме того, этот кто-товытащил провод подзарядки из багажника машины Лукаса. И тот же таинственный кто-топотерял ключи от наручников Пеппина. В конце концов, Лукасу и мальчикам пришлось везти Пита и Пи в пункт «Скорой помощи», прежде чем отправиться домой.
Но почему это удивляло Лукаса? Его личная жизнь превратилась в хаос с тех пор, как Джоан привезла сыновей. Для начала им, должно быть, понадобилось звонить по каждому номеру Америки, начинающемуся с девятисот, поскольку счета за телефон Лукаса возросли до нескольких тысяч долларов в первый же месяц пребывания мальчиков в доме.
Завидев синюю неоновую вывеску городской больницы Сан-Антонио, Лукас включил правый поворотный сигнал и свернул на крытую стоянку перед пунктом «Скорой помощи». С визгом шин и тормозов Лукас остановил большую машину слишком неожиданно, и Пи изумленно замолчала. Ее мокрые голубые глаза затуманились от слепящего света «мигалок» трех машин «неотложной помощи» и дежурной полицейской машины.
Сохраняя на лице мрачное выражение, Лукас опустил стекла в окнах автомобиля, заглушил двигатель и осторожно взял малышку Пи на руки, отпустив Пита к пациентке.
Выбираясь из «линкольна» с извивающейся девчушкой на руках, Лукас бросил холодный как сталь взгляд на Пеппина и Монтегю.
– Ведите себя как следует, ясно?
– Само собой. – Пеппин с готовностью сверкнул усмешкой. Его озорные глаза прятались за огромными зеркальными стеклами очков.
Монтегю, который ненавидел приказы, как всегда, сделал вид, что ничего не слышит, уткнувшись носом в книгу, озаглавленную «Энергетические вампиры».
В пункте «Скорой помощи» оказался настоящий сумасшедший дом, и Лукас моментально забыл про сыновей. Очевидно, в местной тюрьме разразилась драка. Трое заключенных лежали на носилках. У двери приемной мужчина с волосатыми подмышками и выпуклым животом, в одних только серых трусах, заплетающимся языком бубнил, что врачи берут слишком много денег и что он обратится к своему адвокату, если им немедленно не займутся. В соседней комнате дородная особа тыкала себе в правый бок, заявляя, что ей больно, что она потратила целое состояние на обследование, что у нее кошмарная аллергия на какие-то розовые таблетки и что если кто-нибудь хочет посмотреть ее карточку, то она хранится на микропленке в Тайлере. Шесть телефонов трезвонили непрерывно. Врачи отдавали распоряжения изнемогающим от усталости сестрам.
В этой суматохе Лукасу понадобилось немало усилий, чтобы разыскать Гаса. Тем временем малышка Пи, завороженная видом полуголого пьянчуги и тучной леди, забыла про слезы. Восседая, как на троне, на стойке у поста медсестры, девчушка развлекалась вовсю. Пухлая рыжеволосая медсестра угощала ее пиццей, конфетами и лимонадом, которые Пи с аппетитом поглощала, пока Гас рылся в коробке с инструментами, разыскивая нужные кусачки.
– А теперь сиди тихо, принцесса, – предупредил Гас.
Внезапно из смотровой вырвался дикий вопль Пита:
– Она исчезла!
Оставив Пи на попечение Гаса, Лукас бросился в смотровую, где капельница болталась над пустой кушеткой с запачканными кровью простынями. Кровавые отпечатки босых ступней неровно пересекали белые плитки пола.
– У нее маленькая нога, – машинально отметил Лукас, отступая, так как оказалось, что он стоит прямо на отпечатке.
– Сестра! – взревел Пит.
Полная сестра в синем операционном костюме с пластиковой карточкой на груди вбежала в смотровую.
– О Господи!
Пит лихорадочно листал карту пропавшей пациентки, читая вслух:
– Имя неизвестно. Личность не установлена. Доставлена водителем грузовика, перед которым она выскочила на шоссе. Положительный анализ на множество законных и незаконных наркотиков. Травма головы. Шов, наложенный специалистом по пластической хирургии. Закрытые травмы запястий и щиколоток. Беспокойна. Воинственна. Наблюдается спутанность сознания. Амнезия. Возможна субдуральная гематома. От компьютерной аксиальной томографии пришлось отказаться – она обезумела, когда мы пытались поместить ее лицом в томограф. Клаустрофобия.
– Ну, и что все это значит? – поинтересовался Лукас.
– Ничего хорошего. Она далеко отсюда. Спутанность сознания…
– Доктор… – послышался тревожный шепот сестры. – Недавно о ней спрашивали. Этот человек сказал, что он ее родственник. Судя по голосу, он был очень обеспокоен. Описание совпадало с внешностью этой девушки. Сэмми у нас новенькая, и, боюсь, она сообщила неизвестному, что мы приняли девушку, похожую на описанную им. Незнакомец сказал, что приедет за ней немедленно. А когда Сэмми сообщила пациентке, что за ней приедет кто-то из родных, пациентка пришла в волнение.
– Немедленно поставьте в известность охрану, – приказал Пит. – В таком состоянии этой женщине нельзя вставать. Проверьте все выходы и стоянки. Она не могла уйти далеко.
Пламя и лед…
Продрогшая до костей и в то же время словно сгорающая в огне, босая девушка конвульсивно дрожала, спрятавшись на стоянке. Мысли скользили, теряя направление, точно парусное судно в бурном море.
Она не знала, кто она такая.
Не знала, где находится.
И кто хочет ее убить.
Когда веснушчатая сестра спросила ее имя, вихрь ужасных образов пронесся в ее утомленном мозгу.
Имя? Что точнее определит человека?
– О Господи… – только и сумела прошептать она.
Она помнила, как опрокинулся объятый пламенем фургон. Видела серое лицо и огромные безучастные глаза, уставившиеся на нее сквозь пластик.
Боль и ужас раздирали ее душу.
Они знали, кто она такая, и преследовали ее.
Голова у нее раскалывалась. Она попыталась идти, но казалось, земля уходит из-под ног и вот-вот она упадет навзничь.
Пробираясь, низко пригнувшись, по бетонным ступенькам крыльца, девушка оставила на них следы крови – в ее пятки врезались осколки стекла. Разодранные, покрытые коркой запекшейся крови джинсы и больничная рубашка липли к потному телу. Пряди золотистых волос облепили череп. Под голубыми глазами залегли густые тени. Глотая, она ощущала сухой металлический привкус во рту. Она попыталась сдернуть ослабевшую повязку, которая скрывала ряд стежков, желтых от антисептика. По руке текла кровь.
Она должна выбраться отсюда.
Но как, когда повсюду больничные машины и полицейские?
Когда двое любопытных мальчишек в черном «линкольне» прыгают на сиденье и беспокойно выглядывают из машины?
Вконец растерявшись, она закрыла глаза. Вся ее жизнь – это полдюжины туманных и бессвязных воспоминаний, не имеющих смысла. Казалось, она снова стала ребенком и в темноте ее подстерегают чудовища.
Только эти чудовища и были реальны.
Она помнила огромные фары, ослепившие ее, когда она бросилась наперерез. Помнила, как перепуганный водитель поднял ее с земли и заорал: «Ты что, рехнулась?» Очнулась она в больнице.
Должно быть, двум мальчишкам в «линкольне» наскучило глазеть из окон, потому что они перебрались на переднее сиденье. Облокотившись на приборную доску и отталкивая друг друга, принялись они крутить ручку настройки радиоприемника, перебрали несколько станций и, наконец, отыскали рэп. Радостно хлопнув правыми ладонями, они прибавили громкость и устроились слушать.
– Ребята, сделайте потише!
Коренастый охранник прошел между девушкой и «линкольном». Мальчишка с хвостом на затылке и ожерельем из акульих зубов снова высунулся в окно. Когда его огромные зеркальные очки блеснули в сторону девушки, она испугалась, что он ее заметит.
– Сию минуту, начальник, – отозвался мальчишка, отбивая ладонью такт на приборной доске.
Охранник помедлил пару минут, убедился, что приказание выполнено, и только потом отошел. Едва он удалился, мальчишка высунулся из машины, похлопывая ладонью по крылу и вглядываясь в ту сторону, где в тени пряталась девушка. Мальчишке было лет двенадцать-тринадцать, и, судя по виду, он твердо обещал в будущем стать непутевым парнем.
Пальцы перестали барабанить по боку машины. Сняв зеркальные очки, мальчишка высунулся из машины так, что чуть не вывалился из окна. Его серые глаза вглядывались в нее, а девушка услышала отдаленное завывание сирен.
О Господи…
Криво усмехающиеся губы беззвучно выговорили: «Привет!» Девушка предостерегающе прижала палец к губам.
Две полицейские машины с воющими сиренами влетели на стоянку. Из машины выскочила дюжина полицейских с ручными передатчиками.
Девушка забилась поглубже в тень, умоляюще глядя на усмехающегося мальчишку. Тучный полицейский вперевалку подошел к «линкольну».
– Давно здесь сидите, парни?
Кривая ухмылка погасла. Мальчишка угрюмо кивнул.
– Видели что-нибудь подозрительное? Мрачное молчание, затем черный хвост на затылке прыгнул.
– Да. – Мальчишка указал на подъездную аллею с противоположной стороны стоянки. – Я видел… девушку с повязкой на голове. Она пошла вон туда.
Полицейский позвал остальных, и они торопливой рысью удалились в указанном направлении. Как только они скрылись, мальчишки хлопнули правыми ладонями.
А потом, опасливо оглядевшись, открыли дверцу и подошли к незнакомке. Нависшие над ней смуглые лица то уходили, то вновь появлялись в фокусе.
Они были так похожи, что могли бы сойти за близнецов. Впрочем, они к этому не стремились. Тот, что выше и тоньше, был коротко подстрижен, носил очки в металлической оправе и был одет в отглаженные джинсы. Сорванец с хвостом и золотой серьгой предпочитал измятую черную одежду. На шее у него зловеще побрякивало ожерелье из акульих зубов.
Когда они склонились над девушкой, то от вида их рук и прерывистого жужжания в ушах у нее так закружилась голова, что она чуть не потеряла сознание.
Она не сразу почувствовала, что руки мальчишек подхватили ее. Послышался испуганный шепот:
– Надо бы помочь ей!
– Но она ранена. Посмотри на эти синяки, на ее глаза…
– А ноги! Надо отвести ее в больницу к дяде Питу…
– Нет! – Она вцепилась в их руки, впиваясь в кожу обломанными ногтями и умоляюще раскрыв огромные глаза.
– Разве ты не видишь, как она испугана? – прозвучал приглушенный детский голос. – Должно быть, за ней кто-то гонится. Надо спасти ее.
– А что скажет папа?
Шум в голове усилился. Наполовину на руках, наполовину волоком мальчишки подвели девушку к машине и устроили для нее ложе, свалив на пол у заднего сиденья подушки и пледы. Развернув еще один плед, они накрыли ее, предупредив, чтобы лежала тихо – тогда они смогут доставить ее домой и прятать у себя в комнате, пока она не поправится.
Девушка лежала, неудержимо дрожа в приступе клаустрофобии, который начался, едва одеяло накрыло ее с головой.
Как в тумане она различала звук торопливых шагов, хлопанье дверец машины, мужские голоса, доносящиеся с передних сидений и возбужденный возглас маленькой девочки:
– Смотрите! Их сняли!
– Подумаешь! Велика важность!
Но внимание девушки, лежащей у заднего сиденья, сразу привлек прекрасный певучий мужской голос:
– Пеппин, охранник сказал, что ты помог им. В звуках этого голоса послышалось что-то такое знакомое. Такое теплое.
Она знала этот голос. Любила его. Где-то и когда-то.
– Да, папа, Пеппин здорово помог им, – подтвердил старший из мальчиков.
– Заткнись. Монти! – оборвал его брат.
– Эй, полегче!
– А кого ищут все эти полицейские, папа?
– Какую-то девушку, которая переборщила с наркотиками и, похоже, попала в аварию. Положение очень серьезное. Без надлежащего ухода и лечения она умрет.
Девушку окатила жаркая волна. Слезы навернулись на глаза.
– Умрет? – хрипло переспросил Пеппин, а ключ зажигания уже поворачивался. Он побледнел и уставился на лежащую возле сиденья беглянку.
Она отчаянно замотала головой, смаргивая слезы. Пеппин судорожно вздохнул.
– А какое лечение ей нужно, дядя Пит?
– Кому?
– Твоей пациентке.
Пеппин забрасывал дядю вопросами, требуя мельчайших подробностей.
Отец Пеппина вновь похвалил сына своим глубоким мелодичным голосом – на этот раз за любознательность.
Этот низкий голос был ошеломляюще знакомым. Ей хотелось слушать его бесконечно, ибо в целом мире, казалось, не осталось ничего, кроме этого голоса, окутывающего ее.
Кто этот человек? Почему ей кажется, будто она знакома с ним?
Она слишком обессилела, чтобы думать. Ее веки вновь отяжелели, затрепетали и приподнялись в попытке прогнать сон.
Вскоре девушка крепко заснула – впервые с того момента, как ее едва не сбил грузовик.
Она спала, зная, что она в безопасности – потому, что обладатель прекрасного голоса рядом с ней.
Глава вторая
Голубоватые вспышки озаряли спальню мальчиков.
Шел дождь, как в ту ночь, когда синий фургон опрокинулся и вспыхнул.
Какой фургон? Где? Почему?
Девушка лежала неподвижно, мечтая о Лукасе, прислушиваясь к шуму прибоя и резким раскатам грома. Потоки дождя оставляли мокрые татуировки на окнах спальни.
Он находился совсем рядом, через две комнаты. Несомненно, мирно спал на громадной кровати. Не боялся грозы и пребывал в блаженном неведении насчет посторонней женщины, спящей в стенном шкафу в комнате его сыновей.
С таким же успехом он мог бы находиться на луне.
Девушка беспокойно потянулась. Может, лучше, чтобы она тоже не подозревала о его существовании? Но нет, он нужен ей. Рядом с ним она ощущает себя в безопасности.
Почему ее демоны всегда оживают, стоит ей только закрыть глаза в темноте?
Она ненавидела замкнутое пространство и одиночество и теперь чувствовала себя одинокой, запертой в тесной коробке – несмотря на то, что в дверце шкафа были отверстия, а совсем рядом посапывали милые мальчики, уютно свернувшись под стегаными одеялами, не ведая о грозе и ночных кошмарах. Девушка неудобно скорчилась в своем убежище в огромном шкафу и смотрела, как свет молний пробивается сквозь жалюзи, образуя неправильный синеватый узор, пляшущий по стенам.
Ее силы быстро восстанавливались – в отличие от памяти. Смутные ускользающие образы из прошлого метались по краю ее сознания подобно молнии, краткие вспышки которой были столь ярки, что ослепляли ее, прежде чем растаять в кромешном мраке.
Весь ее мир сосредоточился в холодном модерновом особняке Лукаса Бродерика, возвышающемся над обрывом залива Корпус-Кристи. Но больше, чем высокие белые стены и отполированные мраморные полы особняка, его извилистые коридоры и винтовые лестницы, ее завораживал сам Лукас Бродерик.
Почти с первой минуты, когда она очнулась в этом шкафу, болтовня мальчишек-подростков напомнила ей о нем.
– А что, если папа найдет ее?
За громким возгласом последовало испуганное молчание – очевидно, эта перспектива отнюдь им не улыбалась.
– Дуралей, мы ему не дадим!
Она открыла глаза и обнаружила, что над ней склонились два испуганных и любопытных лица, пристально рассматривающие ее. Девушка не помнила, кто они такие и как она очутилась здесь.
Но она сразу же поняла, что это обожаемые сыновья Лукаса и что они поразительно похожи на него.
– Она очнулась.
– Я же говорил тебе – она очнулась!
– Надо чем-нибудь накормить ее, иначе она умрет с голоду, как твой тушканчик.
– Как тебя зовут?
Как ее зовут? Голубые вспышки мигнули, девушка качнула головой и приглушенно застонала.
– Пит же говорил, что у нее амнезия, балда! Пит? Кто такой Пит?
– Ты хочешь есть?
– Может быть… немного бульону, – прошептала она.
Две головы повернулись. Мальчики уставились друг на друга круглыми от недоумения глазами, словно никогда не слышали этого слова.
– Бульону?
– Или воды, – сумела выговорить она. Услышав это, мальчики заспорили, кому идти за водой – каждому хотелось принести ее.
Десять долгих дней и еще более долгих ночей эти два славных мальчугана боролись за привилегию ухаживать за незнакомкой. Они изучали книги по медицине, добытые в библиотеке. Промывали раны и врачевали их лекарствами из огромной мраморной ванной Лукаса. Мальчики терпеливо и мучительно долго вытаскивали пинцетом осколки из ее пяток и бросали острые кусочки стекла в металлическую миску, парили ступни в ведрах с горячей водой, и вскоре она смогла ходить, почти не хромая.
Они по очереди притворялись больными, чтобы кто-нибудь из них мог оставаться с ней дома, и лечили свою подопечную антибиотиками, прописать которые уговорили дядю. В первые дни им пришлось убеждать отца покупать и готовить ту еду, которую она могла проглотить, – куриный бульон, желе и отварные овощи.
Поначалу девушка была слишком слаба и больна, чтобы тревожиться о том, что ее присутствие в доме заставляет мальчиков обманывать отца. Но по мере того, как она крепла и привязывалась к своим энергичным и заботливым сиделкам, она стала винить себя за открывшийся в мальчиках талант притворства. Работа сиделки была далеко не самой худшей из его проявлений. Гораздо больше беспокойства внушал план, который мальчики называли «Операция "Экономка"».
Никак нельзя допустить, чтобы Лукас нанял новую экономку.
– Видишь ли, – объяснял Пеппин, – пронырливую старушенцию не одурачишь так легко, как папу. Кроме того, экономка будет находиться здесь постоянно и наверняка обнаружит тебя в первый же день.
И потому каждый раз, когда Лукас сообщал мальчикам о предстоящем появлении новой экономки, Пеппин, блестяще подражавший голосу Лукаса, звонил ей и сообщал, что место уже занято.
Привязавшись к своим веселым и ласковым сиделкам, девушка мучилась угрызениями совести – ведь она оказывала дурное влияние на мальчиков.
Несмотря на непрестанные стычки и споры, Пеппин и Монтегю были слаженной командой. Днем, когда Лукас уходил на работу, мальчики показывали своей подопечной его громадный дом с высокими потолками, застекленными крышами и видом на залив Корпус-Кристи. Одна из стен в спальне Лукаса представляла собой сплошное окно. Иногда девушка выходила на балкон, и соленый ветер с моря трепал ей волосы.
Порой она пробиралась в розовую мраморную ванную комнату Лукаса, в которой имелась просторная душевая кабина и ванна – огромная, как плавательный бассейн. Бывало, девушка целыми часами лежала в ванне среди облаков пышной белой пены. Иногда она выбирала в многочисленных шкафах какую-нибудь старую одежду для себя. И каждый раз она медлила в комнате Лукаса, разглядывала его вещи, проводила его черной тонкой расческой по волосам, чистила зубы его желтой щеткой. Она открывала ящики шкафов, проводила кончиками пальцев по его рубашкам и запонкам, удивляясь тому, как много вещей у этого человека. Но больше всего ей нравилось валяться на его кровати, прижимая к груди его подушку и представляя, что он лежит рядом и обнимает ее. Она срывала цветы в саду и расставляла их повсюду в хрустальных вазах, с особым старанием подбирая букеты для комнаты Лукаса. Она была довольна, когда однажды утром, торопясь в офис, Лукас вынул из вазы бледно-желтую розу и приколол ее к черному лацкану пиджака.
Девушка старалась найти способ отблагодарить его за все, что сделали для нее мальчики. До ее появления в этом великолепном доме полы бесконечных коридоров были усеяны всевозможным хламом – от измятой одежды, бейсбольных бит, футбольного снаряжения и роликовых коньков до старых газет. Грязная посуда громоздилась в раковине и на эбеновом обеденном столе отделанной белым кафелем кухни.
Немного оправившись, девушка убедила мальчиков, что, возможно, их отец не стал бы искать для них няньку или экономку, если бы необходимость в этом не стояла так остро. Уборку дома она сумела превратить в увлекательную игру.
Пока мальчики собирали разбросанные вещи, девушка полулежала на диване или в кресле, листая старый альбом с черно-белыми фотографиями, запечатлевшими детство Лукаса в Индии, не понимая, почему маленьким он выглядел таким несчастным. Не понимая, почему ее особенно привлекают снимки, сделанные в Индии.
Она завела в доме правило: взяв какую-нибудь вещь, Пеппин и Монти должны каждый раз класть ее на отведенное место. Вскоре она научила их готовить нехитрую еду из консервных банок, взятых в кладовой, или замороженных полуфабрикатов из холодильника, так что дома Лукаса теперь всегда ждал горячий ужин. Сначала мальчики возмущались и горько сетовали на лишние хлопоты, но девушка только смеялась и ободряла их, уверяя, что таким образом они приобретают основные навыки выживания.
Но чаще всего мальчики безропотно соглашались на ее предложения, поскольку никто и никогда не уделял им столько внимания. Она ходила с ними на пляж, бросала кольца, играла в другие игры. Единственное, от чего она отказалась, – от осмотра туннеля, который начинался в гараже, тянулся под домом и выходил на берег. Когда мальчики открыли перед ней дверь в этот таинственный подземный ход, и девушка вдохнула запах сырости и запустения, ей показалось, что вокруг сгустилась тьма и душит ее.
Ужасные секунды пережила она, пока это ощущение не исчезло.
– Я не могу войти, – шепнула она, обхватив ладонями шею и не понимая, почему с таким испугом выдернула свои руки из рук мальчиков.
– Почему? – удивились они, водя лучами фонариков по стенам.
Внезапно на нее нахлынули воспоминания: она вновь почувствовала себя запертой в тесном сундуке, похороненной заживо. Она вспомнила, как кашляла, когда земля сыпалась в щели ее гроба. Вспомнила, как билась, вцеплялась в доски и кричала, а ее окружали мрак и тишина.
– В чем дело? – допытывались мальчики. Голубые огоньки вспыхнули и погасли, воспоминания исчезли.
– Не знаю… – Она метнулась к открытым воротам гаража, навстречу яркому солнечному свету. – Давайте лучше пойдем в дом… посмотрим видео или еще чем-нибудь займемся…
Какой жалостью она наполнилась к этим детям, когда они снова оказались в доме, в безопасности, и стали показывать ей домашние фильмы и фотоальбомы со снимками, изображающими их семью до развода! Таких фотографий было совсем немного. Мальчики рассказывали, что у родителей никогда не хватало для них времени, даже когда они были женаты. Но еще хуже стало теперь, ведь мать сбежала, а отец то и дело угрожает отправить их в военную школу.
Постепенно девушка начинала понимать: возможно, мальчики ухаживают за ней потому, что она была первой из взрослых людей, уделявшей им внимание и нуждающейся в них.
Девушка заставляла ребят чаще беседовать с отцом и ненароком вызвала очередную ссору между Лукасом и сыновьями, отдав кое-какую старую одежду садовнику и его семье. Увидев беднягу в брюках от одного из своих любимых, сшитых в Лондоне костюмов, Лукас целый час бранил сыновей. Девушка плакала, понимая, сколько боли причинила всем троим. Но инцидент был исчерпан, и Лукас выкупил брюки у садовника.
Она вытащила две фотографии Лукаса из альбомов и, когда все уходили, подолгу рассматривала их. На одной фотографии он был уже взрослым, а на другой – печальным мальчиком, сидящим на спине огромного индийского слона.
В кабинете у Лукаса стояла шкатулка, полная газетных вырезок со статьями о нем. Девушка прочла их все до единой. По-видимому, Лукас как адвокат славился жесткостью и алчностью. Писали, что он и шагу не ступит, если этот шаг не сулит ему прибыли; что даже женщины, с которыми он встречался, всегда были богаты – как Джоан, его первая жена. Один из журналистов сравнивал его с барракудой.
Вечера, которые Лукас проводил дома, были тяжелее всего – потому, что девушка чувствовала себя одинокой и отрезанной от мира, съежившись в шкафу и зажав в руках фотографии Лукаса. Но еще хуже были часы, когда все огни в доме гасли, и она засыпала – только для того, чтобы в страхе проснуться от ночных кошмаров.
Чаще всего она спала в старой рубашке Лукаса. Пеппин захлопывал дверцу шкафа за девушкой, и она лежала в полутьме, пока Пеппин или Монтегю читали вслух. На этой неделе они увлеклись книгой под названием «Духовные странствия», поскольку их излюбленных «Энергетических вампиров» девушка сочла слишком страшными. Она лежала, вполуха слушая таинственные и завораживающие рассказы о людях, веривших, что они уже когда-то жили на свете.
В конце концов, девушка засыпала, и вскоре ее посещали сны – живые, красочные видения, которые казались более реальными, чем сама жизнь.
Но сегодня было хуже – должно быть, потому, что началась гроза.
Она вновь стала девочкой, играла с темноволосой подружкой в залитом солнцем розарии рядом с просторным белым особняком. Сначала они осторожно срезали розы, наполняя ими большие корзины. Затем сон изменился. Небо затянули темные тучи, дом превратился в черные руины. В корзинах не осталось ничего, кроме стеблей с шипами. Она стала старше, а ее подружка исчезла. Внезапно клыкастое чудовище с черными, как маслины, глазами появилось в разоренном розарии и погналось за ней. Она понимала: догнав, чудовище запрет ее в ящик и похоронит заживо. Пока она еще бежала, но ноги двигались все медленнее, и чудовище неумолимо приближалось. Горячее дыхание обдало шею девушки, ручищи сжались на талии и потащили в темную пещеру. Сначала она испугалась, что ее похоронят заживо. Внезапно со всех сторон вспыхнуло пламя, и она рванулась сквозь густой удушливый дым, пытаясь найти выход. Последним, что она видела, было серое лицо мертвеца.
Она завизжала – издала пронзительный, режущий уши крик, вернувший ее в тесный шкаф. Дверца мгновенно распахнулась, и Пеппин втиснулся рядом с ней. Его пальцы, от которых пахло арахисовым маслом, виноградным желе и беспорядочной смесью других излюбленных лакомств, прижались к губам девушки.
Его глаза казались огромными и блестящими, он беспокойно шептал:
– Все в порядке. Спи.
В коридоре с треском распахнулась дверь. С постели свистнул Монтегю.
– Тсс! Отец идет!
Не успев плотно притворить дверцы шкафа, Пеппин прыгнул в постель и нырнул под одеяло за секунду до того, как дверь в комнату отворилась.
– Снова кошмары, Пеппин?
Девушка съежилась под одеялом, но дрожь утихла при первых же звуках прекрасного любимого голоса.
Вот уже десять ночей ее крики приводили Лукаса в детскую комнату.
Гроза утихла, и ночь присмирела, окутанная влажным покрывалом. Дождь передвинулся дальше, к заливу, но время от времени за окном слышался стук капель, срывающихся с карниза.
Несмотря на то, что ее рассудок метался в панике, девушка подняла голову и приникла к тонкому, как нить, лучу света, льющемуся сквозь отверстие в дверце. Экран компьютера излучал мерцающий голубоватый свет. В угольно-серых тенях освещенной луной комнаты девушка различила силуэт высокой, широкоплечей фигуры Лукаса в дверном проеме.
Сегодня он был без рубашки, и девушка не могла оторвать взгляд от его обнаженной груди, выпуклых мышц и длинных белых шрамов, пересекающих торс.
Уже привыкнув к полутьме, девушка разглядела его заспанные серебристые глаза и встрепанные волны чернильно-черных волос, слишком длинных для адвоката. Его лицо было смуглым и надменным, но девушка знала, что он способен чувствовать боль. Он казался огромным и опасным, бескомпромиссным, жестоким и мужественным. И тем не менее девушка ощущала себя в безопасности, когда он находился в спальне.
– Да, папа, настоящий кошмар, – прерывистым, тонким голоском отозвался Пеппин.
Лукас бесшумно пересек комнату и присел на застонавшую под его тяжестью кровать младшего сына.
– Ну, каким сегодня было чудовище?
Голос Лукаса завораживал девушку.
– Ужасным! С огромными лиловыми глазами, торчащими из орбит. И с хвостом в зеленых шипах.
– В зеленых шипах?
Она наблюдала, как крупная ладонь Лукаса пригладила волосы Пеппина – казалось, это ее успокаивают длинные грубоватые пальцы.
– Знаешь, Пеппин, в последнее время мне тоже стали сниться дурные сны.
– О чудовищах?
– Нет, – голос Лукаса смягчился. – Об одной девушке.
Девушка в шкафу лежала неподвижно, но ее дыхание и пульс участились. Слова Лукаса эхом отозвались в ней, оказав прямо-таки гипнотическое воздействие на потайной уголок ее души.
– Первый сон был кошмарным – об этой девушке. Она кричала. Я хотел спасти ее, но не смог. Когда я оказался рядом, было уже слишком поздно… – он осекся. – Она умерла у меня на руках. Я проснулся в холодном поту. Так живо все представилось. До сих пор не могу отделаться от этого сна.
– Я готов лучше видеть каждую ночь девушку, только бы не чудовище с огромными зубами!
– С огромными зубами? – пробормотал Лукас. Этот голос словно ласкал натянутые нервы девушки.
