Текст книги "Семейные тайны"

Автор книги: Энн Мэтер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 12 страниц)

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Флоренция – не самый крупный из городов, но ехать по нему нелегко. Узкие переулки и улочки с односторонним движением превращают вождение машины либо в азартную игру, либо в пытку, и Бен искренне негодовал, давя на тормоз каждый раз, когда какой-нибудь беспечный пешеход невозмутимо сходил с тротуара на проезжую часть.

Но, несмотря ни на что, он любил этот город, с его впечатляющей смесью древности и современности. И всегда открывал в нем для себя что-то новое: то часовню, промелькнувшую в открытых воротах, то дворик палаццо, заставленный вазонами с яркими цветами герани. Средневековые замки и особняки эпохи Ренессанса соседствовали бок о бок над мутными водами реки Арно, широкие набережные которой защищали город от редких наводнений.

Бен проехал мост Понте-Веккио и направился на северо-запад, прочь из города. Его мощный маленький «порше» был идеально пригоден для того, чтобы лавировать в потоке транспорта. Эта машина, которую Бен приобрел более пяти лет назад, оставалась его единственной настоящей слабостью. Он скучал по ее послушному гулу и стремительному ускорению, когда сидел за рулем весьма скромного автомобиля, который ему предоставили на время пребывания в Австралии.

Бен вспомнил, как перепугалась Кэсс, когда он впервые прокатил ее на «порше». Он выехал на автостраду и принялся выжимать из машины всю скорость, и, когда стрелка спидометра приблизилась к отметке двести километров в час, Кэсс словно тисками вцепилась ему в руку, умоляя сбавить ход. Разумеется, он не послушался. Не понял, что она пришла в ужас. И даже рассмеялся; но затем взглянул на нее, увидел бледное, застывшее лицо и мгновенно пришел в себя. Свернув на обочину, он попытался извиниться и успокоить ее, но Кэсс будто обезумела. Она превратилась в тигрицу, нехотя вспомнил Бен, и так колотила его маленькими кулачками, что ему пришлось спасаться бегством. Ибо, останься он на своем месте, вполне мог бы поддаться искушению успокоить ее совершенно непростительным образом. Когда он вернулся в машину, Кэсс сидела молча, ее глаза покраснели от слез, и до конца дня Бен так и не смог добиться от нее ни слова.

Разумеется, это молчание не затянулось. Кэсс не умела сердиться подолгу. Но машина так и осталась предметом раздоров между ними, и теперь Бен гадал, помнит ли Кэсс тот день так же живо, как и он.

Бен нахмурился, пытаясь не думать о том, о чем было лучше не задумываться. В настоящее время у него и без того хватало проблем – например, каким образом предложить матери пригласить Кэсс на все лето на Вилла-Андреа. Задача не из легких! За прошедшие четыре года имя Кэсс не слетало с уст матери. Но разве не было доказательством невинности Кэсс то, что она не постеснялась обратиться за помощью к нему и к его матери?

Бен сжал губы. Возможно, он прав; но согласится ли с его доводами Софи? В конце концов, она до сих пор пылает ненавистью к человеку, который развелся с ней ради молодой женщины. Для Софи не имело значения, что уже много лет подряд они с Гвидо жили порознь. Он по-прежнему оставался ее мужем, и она изо всех сил старалась лишить его желанной свободы.

Бен вздохнул и направил свой «порше» в поток машин, двигавшихся к Лукке. Самое ужасное – что мать совсем не любила Гвидо Скорцезе, раздраженно подумал он. Она вышла замуж только потому, что была беременна. Но, несмотря ни на что, она ревновала его ко второй жене, ревновала к ее молодости и изысканности, но больше всего – к дочери, которую Гвидо обрел через десять месяцев после свадьбы. Софи всегда недолюбливала Кэсс, нехотя вспомнил Бен. В глазах Софи, которая считала брак союзом, освященным небом, Кэсс оставалась дочерью «той женщины», незаконнорожденным ребенком.

Руки Бена сжались на руле, пока он выводил машину на автостраду. Значит, вновь признал он, будет нелегко добиться у матери разрешения, чтобы Кэсс могла провести пару месяцев в Кальвадо. Помимо всего прочего, она сочтет разрыв Кэсс с мужем как доказательство того, что, идя против воли Божией, не добьешься ничего хорошего. Каков отец, такова и дочь – эту реакцию матери Бен предвидел заранее. Она никогда не смирится с мыслью, что можно допустить ошибку в браке, как и в любом другом деле. И потом, Бен ничуть не сомневался, что Софи заподозрит его самого, как бы он ни оправдывался.

За Луккой автострада переходила в магистраль, ведущую к Генуе, и, взглянув на золотые часы на запястье, Бен обнаружил, что уже второй час дня. Его одолевало искушение остановиться где-нибудь и перекусить, но он удержался. Он знал: желание перекусить вызвано просто его подсознательными попытками найти повод отсрочить приезд.

Кальвадо находился чуть севернее Сестри, эта очаровательная рыбачья деревушка возле залива Порто-Камаджо в последние годы стала чем-то вроде Мекки для яхтсменов. Узкие улочки круто спускались к гавани, где вдоль новой набережной растянулись причалы для более роскошных судов, нежели рыбачьи лодки, что теснились у старого пирса, а два особняка восемнадцатого века, принадлежавшие семьям генуэзских патрициев, были превращены в отели. Сады, пестрящие цветочными клумбами, мелькали среди пальмовых и апельсиновых рощ, а с дороги, которая спускалась к деревне, Бен разглядел бухту с песчаным пляжем, где они с Кэсс любили купаться и нырять несколько лет назад. К счастью, отдыхающие, проторившие путь в Кальвадо, не погубили его стиль и атмосферу, и, если бы Софи более терпимо относилась к затянувшейся холостяцкой жизни Бена, он наверняка проводил бы на вилле больше свободного времени. Она настойчиво подсовывала ему так называемых достойных девушек – главным образом дочерей своих подруг, к которым Бен был совершенно равнодушен.

Вилла-Андреа расположилась на утесах над заливом. Софи перебралась сюда после развода с Гвидо Скорцезе, предпочитая уединение Кальвадо сочувствию своей тосканской родни. Кроме того, ничто в Кальвадо не напоминало ей о бывшем муже, и хотя друзей у нее было немного, Бен знал, что его мать не одинока.

К вилле вела извилистая дорога, у обочин которой кусты малиновых олеандров чередовались с искривленными стволами вековых оливковых деревьев. Бен проезжал мимо других вилл, сады которых казались особенно пестрыми и яркими по сравнению с темной зеленью лесистого склона, а затем впереди показалась Вилла-Андреа – со стенами, почти полностью скрытыми цветущими кустами жасмина и каскадами вьюнков.

Он припарковал «порше» в тени цитрусовых деревьев, что были посажены для защиты дома от северных ветров, дующих с Альп зимой. Оставив дипломат и сумку с вещами в багажнике машины, он открыл калитку и вошел.

Перед ним открылся величественный вид. За утесами до самого горизонта простирались ярко-синие воды Лигурийского моря, кое-где виднелись океанские суда и небольшие паруса яликов. В тени прибрежных скал находилась та самая бухта с песчаным берегом, которую он видел раньше, а по обе стороны от нее изгибались два поросших сочной зеленью мыса, окружающие залив Порто-Камаджо. Со своего места Бен мог разглядеть даже стены аббатства бенедиктинцев, которое высилось в гордом одиночестве над городом Порто-Камаджо. Бен глубоко вздохнул, наслаждаясь минутами уединения.

– Бенвенуто!

Возглас матери – только она звала его Бенвенуто – мгновенно заставил забыть об удовольствии, вызванном живописным видом. На миг он испытал почти досаду, оттого что вынужден был пожертвовать внутренним покоем ради спора, который ему предстояло выдержать. Но затем здравый смысл и чувство долга восторжествовали над раздражением, и Бен направился к матери с улыбкой неподдельной радости.

– Mamma, – ласково пробормотал он, оказавшись в ее объятиях. – Come stai, cara? Tu stai bene?1

Софи сердечно приветствовала сына, взяв его лицо в ладони и вглядываясь в него так, словно надеялась заметить какие-нибудь значительные перемены в его внешности. Бен обнаружил, что его напряжение растет. Это нелепо, понимал он, но чувствовал: Софи сразу поняла – это не просто визит вежливости после путешествия за границу. Но что еще она увидела в его глазах? Неужели его мысли – для матери открытая книга?

– Ты выглядишь усталым, – наконец произнесла она на тосканском наречии, которое всегда считала самым чистым из диалектов Италии. – По-моему, этот курс лекций в Австралии и Новой Зеландии оказался для тебя более напряженным, чем ты думал. – Ее темные глаза, так похожие на глаза Бена, сузились. – Или же в этой усталости повинна какая-нибудь женщина?

Бен испустил глубокий вздох, но облегчения не испытал.

– Да, поездка выдалась утомительной, – подтвердил он, высвобождаясь из цепких пальцев Софи и напуская на себя задумчивое выражение. – Но вернуться домой так приятно! Я не прочь отдохнуть.

Софи широко распахнула глаза.

– Ты хочешь остаться здесь?

Бен проклял свой болтливый язык.

1 Как поживаешь, дорогая? Хорошо? (итал.)

– Не совсем так, – торопливо поправился он и взглянул в сторону машины, но потом решил занести вещи в дом немного позднее. – Покамест мне достаточно выпить чего-нибудь холодного, и побольше. Я не останавливался перекусить и потому извелся от жажды.

– Ну конечно!

Окинув сына еще раз внимательным взглядом, Софи повела его в дом. На некоторое время она отвлеклась, но Бен прекрасно понимал, что мать не забудет его неуклюжий отказ отдохнуть на вилле.

Вилла, которую Гвидо купил бывшей жене, казалась слишком большой для одинокой женщины и ее сына. Просторные комнаты, выложенные прохладной плиткой, были элегантно обставлены – гораздо элегантнее, чем дом в Генуе, и Бен часто размышлял, не вынашивала ли Софи планы перещеголять новый дом Гвидо в Лондоне. Разумеется, такой роскоши, как четыре спальни, в каждой из которых имелась собственная гардеробная и великолепная ванная, Софи не знала до замужества. Тосканское селение, откуда она была родом и где до сих пор жила бабушка Бена, считалось захолустьем и не менялось на протяжении жизни нескольких поколений. Во многих отношениях Бен завидовал своим так называемым «бедным» родственникам, несмотря на презрение к ним матери. Пусть его двоюродные братья и сестры лишены тщеславия, как часто заявляла Софи, по крайней мере они счастливы и не сомневаются в своем будущем.

Бен с неподдельным удовольствием огляделся по сторонам. Софи поддерживала в доме безукоризненный порядок. Темно-красные плитки под ногами Бена отражали полированное дерево балкона над его головой, а за дверью в форме арки просторная гостиная сияла такой же чистотой. Разумеется, мать Бена жила здесь не в полном одиночестве. Для домашней работы и ухода за садом она наняла супружескую пару своего возраста. Но Софи сама готовила еду – даже если Марии потом приходилось убирать на кухне – и, когда Бен появлялся на вилле, ухаживала за ним сама. Она уверяла, что ей нравится содержать в чистоте его комнату и гладить ему рубашки, и если у Бена имелись какие-нибудь возражения, ему хватало ума держать их при себе.

Вилла занимала почти половину акра, большинство ее комнат располагались на первом этаже. Но две спальни находились наверху, и Бен подумал, что Кэсс вполне могла бы занять одну из них, как прежде, если только мать согласится принять ее. Комнаты самого Бена, как и Софи, помещались внизу, а в пристройке, к которой вела аллея, жили Мария и Карло Альваро.

Мария Альваро хлопотала вместе с Софи, когда Бен вошел в кухню, чтобы помочь им. Эта миниатюрная седовласая пятидесятилетняя женщина выглядела гораздо старше Софи, та была высока ростом, как ее сын, а ее черных длинных волос лишь слегка коснулась седина. Мария суетилась, нагружая поднос по указаниям Софи, но, когда вошел Бен, подняла голову и встретила его теплой улыбкой.

– Как приятно снова видеть вас здесь, signore, – робко произнесла Мария – она до сих пор испытывала трепет перед своей хозяйкой. – Вы прекрасно выглядите. Должно быть, воздух Австралии пошел вам на пользу.

Бен усмехнулся, но Софи нетерпеливо вмешалась и довольно резко возразила экономке:

– Вовсе и не прекрасно, а очень даже устало. Но беспокоиться не о чем, Мария: я позабочусь, чтобы этим летом он хотя бы немного отдохнул.

Уголки губ Бена дрогнули, но он предпочел не вступать в спор, подошел поближе и взял с подноса банку пива. Отодвинув подсунутый матерью стакан, он вскрыл банку и отхлебнул пенистой ледяной жидкости.

– Нектар! – проговорил он, снова поднося банку к губам. Софи пристально наблюдала, как быстро сын опустошает банку.

– Лучше бы ты подождал на террасе, – наконец заявила она, когда он вытер рот тыльной стороной ладони. – Значит, вот чему ты научился за границей – пить пиво прямо из банки и пользоваться рукой вместо салфетки?

Скорчив насмешливую гримасу, Бен пренебрег замечанием.

– Ты сама готовила ветчину? – спросил он и схватил с тарелки тонкий ломтик, прежде чем Софи успела остановить его. И заработал шлепок по руке. – Восхитительно! Забудь про мой вопрос.

– Думаешь, я стану покупать готовую ветчину? – Его мать фыркнула. – Нет уж, пожалуйста, иди и посиди где-нибудь. Кухня – не место для мужчины, незачем тебе путаться у Марии под ногами.

Лицо экономки красноречиво свидетельствовало о ее удивлении от подобных слов, но Бен решил не вмешиваться в дела женщин. Самостоятельность Бена всегда служила источником раздражения Софи. По ее мнению, вместо того чтобы приобретать квартиру во Флоренции, ему следовало купить дом: в этом случае у нее появилась бы возможность делить свое время между Кальвадо и домом сына и в обоих местах чувствовать себя хозяйкой.

Покинув кухню, обставленную по последнему крику моды, Бен пересек холл и вошел в большую гостиную, которую Софи именовала «салоном». Его окружили светлые и спокойные тона мягких бархатных диванов и стен, украшенных тщательно подобранными картинами. Софи любила искусство, хотя никогда не считала себя знатоком. Имелось на вилле и несколько скульптур: одни – уникальные, а другие, по мнению Бена, просто омерзительные.

Широкие окна выходили на террасу, с которой открывался живописный вид на залив. В этот час дня террасу заливало солнце, и Бен поспешил уйти под навес, где улегся в гамак и, закинув руки за голову, решительно приказал себе расслабиться. Но задача оказалась не из легких. Его мысли упрямо крутились вокруг причины, которая привела его в Кальвадо, и то и дело перед глазами всплывал образ Кэсс, какой он видел ее перед уходом.

Когда Софи наконец появилась, она сама несла поднос, и Бен поспешно вскочил, чтобы подтянуть к себе выкрашенный в белый цвет чугунный столик.

– Спасибо, – почтительно пробормотал он, когда мать расставила перед ним еду, и с приличествующим воодушевлением оглядел щедрые ломти ветчины со свежей дыней, посудину с салатом и блюдо свежей земляники. Кроме того, на столе появилась идеально охлажденная бутылка белого кьянти – тонкое напоминание о том, что Софи предпочитает видеть сына пьющим из стакана.

– Приступай, – заявила она, когда Бен устремил на нее вопросительный взгляд. – Я уже обедала. Если бы ты удосужился предупредить меня о своем прибытии, естественно, я дождалась бы тебя. Но поскольку ты этого не сделал…

Софи выразительно развела руками, не закончив фразу, и Бен понял, что к его недостаткам прибавился еще один. Не самое блестящее начало миссии, грустно подумал он. Но как он мог позвонить матери, не упомянув о причинах визита? Нет, он должен был встретиться с Софи и воочию увидеть ее реакцию на его сообщение.

Несмотря на то что он позавтракал одной лишь чашкой кофе, Бен не ощущал прилива аппетита. Чувствуя, что Софи следит за каждым его движением, Бен в конце концов отложил вилку.

– Извини, – произнес он, предвидя недовольство матери, – по-моему, я слишком перегрелся, чтобы есть.

– Перегрелся? А может, ты слишком обеспокоен? – проницательно предположила Софи.

Бен отодвинул в сторону столик и обессиленно откинулся на подушки.

– С чего ты взяла? – уклончиво ответил он. – Я только что проехал двести километров. Что странного в том, если я перегрелся – и устал?

– Ровным счетом ничего. – Софи, которая устроилась в одном из чугунных кресел, положила ногу на ногу и покачала головой. – Но ты забываешь, Бенвенуто, что я знаю тебя уже почти тридцать семь лет! Можешь поверить, я сразу замечаю, когда тебя что-то тревожит.

Бен потянулся к столу и налил себе еще стакан кьянти. Возможно, вино развяжет ему язык. Сейчас он не имел ни малейшего представления, как перейти к разговору о Кэсс.

– И причина тому – женщина, верно? – Очевидно, Софи надоело его молчание. – Кто она? Какая-нибудь австралийка из Мельбурна или Сиднея? Или из Новой Зеландии? Она протестантка? – Последнее слово Софи произнесла тоном, который даже не допускал такой возможности. С точки зрения Софи, худшего выбора нельзя было себе представить – если, конечно, не считать замужней женщины. А Кэсс сочетала в себе и то, и другое качество.

Бен опустошил стакан и решил, что промедление бессмысленно. Когда бы он ни высказал то, что собирался, раньше или позже, его мать все равно будет считать, что он ее предал. Она расценит мольбу Кэсс о помощи как признак слабости и вряд ли согласится на его предложение без борьбы. Конечно, у него имелось надежное оружие, и Бен помнил об этом, но собирался воспользоваться им лишь в крайнем случае. Ему не хотелось прибегать к такого рода давлению на мать, хотя надежда, что можно обойтись без него, быстро улетучилась.

– В сущности, все дело в Кэсс, – вдруг произнес он и сразу увидел, как лицо матери наливается краской. – Она здесь, в Италии. – Помедлив, он добавил: – Она рассталась с Роджером.

Словно не в силах сидеть под гнетом таких новостей, Софи поднялась на ноги, подошла к перилам и вцепилась в них побелевшими пальцами. Минуту она просто молча смотрела вдаль. А затем искоса взглянула на сына.

– Она бросила мужа?

Бен вздохнул.

– Да.

– Почему?

Бен пожал плечами.

– Полагаю, это их дело.

– Но ведь она сказала тебе? – резко перебила его мать. Губы ее скривились. – Что произошло? У нее другой мужчина? Неужели муж поймал ее на чем-то неприличном…

– Кэсс ни в чем не виновата, – решительно прервал Бен, не желавший слушать, как Софи искажает истину. – Так или иначе, неважно, почему она рассталась с Роджером. Главное, что она приехала к нам…

– Ты имеешь в виду – к тебе!

– …и я согласился ей помочь.

Софи обернулась.

– Помочь? – эхом отозвалась она. – Чем ты ей можешь помочь? – Ее пальцы сжались. – У тебя же нет денег!

– Я не нищий, – спокойно возразил Бен, поднимаясь и сжимая кулаки в карманах брюк. – И потом, ей нужны вовсе не деньги, а конкретная помощь.

– И какой же вид приняла эта конкретная помощь? – презрительно осведомилась Софи. – Ей нужен рыцарь в сияющих доспехах? Воин, чтобы сражаться ради нее?

– Не говори ерунды! – нетерпеливо выпалил Бен.

– А, теперь ты уже считаешь меня глупой! – У Софи вспыхнули глаза. – Но я не настолько выжила из ума, чтобы не заметить, как легко она обводит тебя вокруг пальца.

– Это неправда…

– Нет, правда! – вскипела Софи. – Я-то не забыла, что, если бы не она, ты не отказался бы от наследства, принадлежащего одному тебе…

– Речь сейчас не о том, как мне следует жить и что делать, – устало возразил Бен, стараясь сдержать гнев и с трудом преуспевая в этом. – Ради Бога, мама, имей же хоть какую-то жалость! Она обижена и растерянна, ей нужно время и тихое место, чтобы разобраться в своих чувствах.

– Своих чувствах? – Софи фыркнула. – А как насчет моих? Как я должна себя чувствовать, если ты заявляешь, что эта женщина – незаконнорожденная дочь Гвидо – заслуживает твоего сочувствия, а я нет?

– Я этого не говорил.

– Но ты даже не задумывался о моих чувствах, – возбужденно произнесла мать. – И что же ты скажешь теперь? Заявишь, что позволишь этой женщине, этой Иезавель1, остаться в твоей квартире? Потребуешь, чтобы я держалась от вас подальше? Подальше от родного сына?

Дело оказалось гораздо труднее, чем рассчитывал Бен. Господи, раздраженно думал он, неужели мать прикидывается, что ничего не понимает?

– Нет, – ответил он, наблюдая за крошечной ящеркой, ползущей по стене виллы. – Нет, Кэсс не останется у меня.

– Наконец-то я слышу разумное решение! – Софи выразительно возвела глаза к небу.

– Я хочу, чтобы ты позволила ей пожить на вилле, – продолжал Бен безучастным тоном, зная, что другого способа высказать такое предложение у него нет. Делая вид, что не замечает искаженного ужасом

1 Персонаж из Библии. Жена Ахава, седьмого царя Израильского. Ее имя стало синонимом бесчестия и разврата.

лица матери, он продолжал: – У тебя здесь полно места, и она сможет не беспокоиться о том, что отец явится сюда и попытается силой увезти ее домой.

– Не может быть! – взорвалась Софи. – Бенвенуто, неужели ты ждешь, что я вновь пущу в свой дом эту девчонку? Я уже совершила однажды такую ошибку – вспомни, что из этого вышло!

Бен выдержал ее взгляд.

– С тех пор прошло много времени, мама. Многое изменилось. И Кэсс изменилась. Не забывай, она замужем уже почти четыре года. Она уже не девочка.

– В этой семье дурная кровь, – злобно бросила Софи. – Но как тебя угораздило влезть в это дело? Эта женщина бросила мужа – ты ведь так сказал? Откуда тебе знать, что она не солгала, уверяя, что в этом нет ее вины?

Интересно, задумался Бен, как встретила бы его мать слова о том, что он твердо знает: Кэсс не способна лгать ему; они настолько близки душевно, что он немедленно понял: она оскорблена. Но, вспомнив о Кэсс, он тут же отчетливо представил ее и отвел глаза, чтобы Софи не заметила боль, которую вызвал у него этот образ. Бен жалел, что оставил Кэсс во Флоренции, но другого выхода у него не было, и он мог только надеяться, что Роджеру не хватит духу выпросить адрес Бена у его отца. Мысль о том, что муж Кэсс может явиться в квартиру в его отсутствие, наполняла Бена горькой яростью и желанием немедленно развернуть «порше» и вернуться во Флоренцию.

Но тут же, решительно отбросив подобные мысли, он произнес:

– Как бы ты ни относилась к дочери Гвидо, поверь мне: Кэсс не обратилась бы ко мне за помощью, не будь она в отчаянном положении.

– В отчаянном положении? – язвительно переспросила его мать.

– Да, в отчаянном положении, – ровным тоном повторил Бен, не позволяя себе вспылить. – Больше ей было не к кому идти.

– А как насчет ее матери?

Бен вздохнул.

– Ты же знаешь, какова Диана.

– Откуда мне знать?

– Ладно, не будем об этом. – Бен всеми силами старался сохранить спокойствие. – Скажем иначе: Диана не терпит лишних проблем.

– А кто их любит?

– Никто, конечно, но… – Бен запустил длинные пальцы в свою темную шевелюру. – Достаточно сказать, что она не станет сочувствовать дочери.

Софи мрачно уставилась на него.

– А это не вызывает у тебя подозрений? То, что и Гвидо, и ее мать отказались ей помочь?

Бен застонал.

– Они не отказывались помочь – по той простой причине, что Кэсс не просила их об этом!

– Почему это?

– Черт!

– Бенвенуто!

– Ну ладно! – Он с хмурым видом принялся вышагивать по террасе, а затем, повернувшись к матери, еще больше помрачнел. – Разве ты обратилась к своим родителям, когда попала в беду? – сердито спросил он. – Разве ты отправилась к Nonna1 и рассказала ей, что случилось?

Теперь пришла очередь Софи отвернуться.

– Тот случай здесь ни при чем, – сухо заявила она. – Мы же договорились, что больше не будем вспоминать о нем.

– А по-моему, это стоит сделать, – возразил Бен, стараясь дышать ровно, – единственный способ…

– А Кассандра… – медленно выговорила Софи, явно брезгуя произносить ее имя, но вынужденная это сделать, – она случайно не беременна?

Бен испытал такое чувство, словно его ударили ногой в живот. Беременна? Он растерялся. Об этом он даже не подумал! Неужели именно поэтому она хотела побыть одна? Потому, что знала о своей беременности и не могла ее скрывать?

Покачав головой, словно желая прояснить мысли, он скрыл испуг под наигранным нетерпением.

– Конечно, нет! – воскликнул он, понимая, что ручаться за свои слова не может. – Ей просто необходимо свободное пространство, только и всего.

– Так почему бы ей не найти это пространство где-нибудь в другом месте? – резко отозвалась Софи. – Как ты говоришь, в деньгах она не испытывает недостатка. Пусть переберется в отель или снимет дом, а может, квартиру, вместо того чтобы сваливать свои проблемы на тебя.

– Для меня это не в тягость, – сдержанно пояснил Бен. – А она нуждается в поддержке, а не в порицании.

У Софи затрепетали ноздри.

1 Бабушка (итал.).

– И ты ждешь, что я позволю ей приехать сюда и не буду задавать ей никаких вопросов?

Бен наклонил голову.

– А о чем тут расспрашивать?

– Ну, я могла бы, например, спросить, как ты отнесся к ее приходу. Ведь она пришла именно к тебе, верно? Значит, ты писал ей, будучи в отъезде, в то время как мне пришлось довольствоваться одной открыткой!

– О Господи! – Бен раздраженно уставился на мать. – Да, она пришла ко мне, но я не писал ей! И никому не писал! По чистейшей случайности я вернулся домой раньше, чем сам ожидал.

– И ты думаешь, я этому поверю?

– Откровенно говоря, мне нет дела до того, поверишь ты мне или нет, – зло выпалил Бен. – Но это правда. Зачем мне лгать?

– И вправду, зачем? – Губы матери скривились. – И где же она сейчас?

Бен ответил не сразу:

– Во Флоренции.

– В твоей квартире?

– Да, в моей квартире.

– Так я и знала! – Софи раздраженно развела руками.

– Ну, так что же? Ты разрешишь ей приехать сюда?

Пальцы Софи метнулись к пышному банту на воротнике ее кремовой шелковой блузки.

– А если я скажу «нет»?

Бен устало вздохнул.

– Не заставляй меня прибегать к крайним мерам, мама.

Темные брови Софи почти сошлись на переносице.

– Хорошо. Поскольку у меня, по-видимому, не остается выбора, делай так, как сочтешь нужным. Я не буду тебя останавливать.

Бен ощутил неимоверную усталость.

– Мне бы не хотелось, чтобы дело доходило до этого…

– Чего же ты ждал? Что я приму ее с распростертыми объятиями? Не забывай, Бенвенуто, она дочь той женщины. Не считая всего прочего, это обстоятельство не внушает мне любви к ней.

– Знаю, знаю. – Бен понял, что не радуется победе. – Спасибо.

– Незачем меня благодарить! – почти прошипела мать. Она расправила плечи и явно собралась с силами. – Но пока не будем больше об этом. В последний раз мы виделись почти девять недель назад, нам надо о многом поговорить. Я хочу узнать, как прошла поездка, с кем ты познакомился, удачно ли поработал. Как думаешь, тебя пригласят туда еще раз?

Минуту Бен колебался, но затем решил, что мать заслуживает подробного отчета о путешествии, а потому удобно устроился в гамаке – рассказ предстоял долгий. Все равно во Флоренцию ему сегодня не вернуться, как бы ни тревожили его мысли, и оставалось лишь расслабиться. В конце концов, он по-прежнему любит мать, какие бы сложности та ни создавала в его жизни.