Текст книги "Алмазный тигр"
Автор книги: Энн Максвелл
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 26 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]
Глава 13
– И ради этого нужно было укладывать чемоданы и пересылать все вещи в Лондон?! – возмущенно спросила Эрин.
– Нет, – ответил Коул, не отрываясь от изучения карт. – Ты сделала это для того, чтобы Конмин подумал, будто ты клюнула на их приманку. Сбить с толку, направить по ложному следу, заморочить голову – вот наш девиз. Только так и можно выжить.
– Прочитаю «Заморочку» еще разок, и мне будет уже решительно все равно, выживу я или нет, – парировала она.
Эрин в сердцах швырнула листки с виршами Эй-ба. Она сидела у окна в номере отеля «Дарвин». Порой поднимая голову, она любовалась роскошным тропическим ландшафтом. Ни стихи, ни вид за окном – ничто не могло привлечь ее внимание.
Коул поднял голову. Кальки топографических и геологических карт Австралии лежали перед ним на столе, в гостиной номера на двоих. Поверх были разостланы кальки Кимберлийского плато и Западной Австралии. Компас, линейка и карандаш находились тут же, под рукой. Рядом лежал и блокнот.
Собственно говоря, Коул и не рассчитывал вот так, за рабочим столом, разрешить загадку рудника «Спящая собака». Но, разглядывая карты, Коул получал пищу для размышлении, – не слушать же ему было, что болтает Эрин, комментируя его действия.
– Да это и неудивительно, – сказал Коул. – «Заморочка» – она такая, кого хочешь вывернет наизнанку.
– А я-то, дура, считала, что ты расцениваешь стихи моего дядюшки Эйба как высокую поэзию.
Легкая улыбка Коула была ей ответом. «Заморочка» – это самое мягкое слово из тех, что обычно употреблял старина Эйб. Имей Эрин хоть самое отдаленное представление об австралийском сленге, а, стало быть, о том, что там, в виршах Эйба, которые она уже несколько раз перечитывала вслух, то, как пить дать, покраснела бы до корней волос. Эйб оставался циником до своего последнего вздоха.
– Который час? – спросила она.
– Пора на боковую.
– Черт возьми…
Широко зевнув, Эрин поднялась с мягкого кресла, подошла и встала рядом с Коулом, стараясь заглянуть через его плечо, что же именно он так внимательно изучает.
– А почему бы тебе не рассказать мне, что изображено на этих картах? – Она наклонилась, положив одну руку ему на плечо. – На сей раз я уж не стану зевать тебе в ухо, будь уверен.
– Садись, пока не упала, – мягко сказал Коул, усаживая Эрин себе на колени.
Эрин сразу напряглась. Спокойным деловым тоном Коул принялся объяснять ей условные значки на верхней карте. По мере того как он говорил, Эрин расслабилась, чувствуя тепло, исходившее от Коула. И хотя Коул наслаждался подобием близости, говорил он исключительно о карте и об условных обозначениях.
– Я немного разбираюсь в топографических картах, – сказала Эрин. – А на эту смотрю – и ничего не понимаю.
Коул подался вперед, к столу: Эрин чуть поерзала у него на коленях, отчего член Коула вздыбился и дыхание участилось. Чертыхнувшись по поводу того, что его тело живет своей собственной жизнью, Коул попытался сконцентрировать все свое внимание на кальке, которая вдруг заинтересовала Эрин. Прозрачная пластиковая копия размером четыре фута на четыре, в точности сохраняющая масштаб топографической карты, была разрисована во все цвета радуги, и неискушенный зритель мог подумать, что цветовые пятна нанесены как попало.
Обхватив Эрин за плечи, Коул свободной рукой наложил прозрачную пластиковую пленку на топографическую карту. При этом он задел предплечьем ее сосок. От прикосновения Эрин резко вздохнула. Дыхание ее, совсем недавно такое ровное, участилось, но она и не подумала отодвинуться. Он еще раз поправил карты, и опять его рука дотронулась до ее соска. Объясняя Эрин смысл значков, он водил по карте пальцем.
– Синие линии – это песчаник. В Кимберли песчаника полным-полно. Желтые диагональные линии – это вулканические породы. Розовые точки – границы водоемов. Белые точки – ветры. Особенно важны для нас водоемы, ведь именно на их берегах обычно находят россыпи алмазов.
Когда глаза Эрин привыкли смотреть и на кальку, и сквозь нее на карту, она увидела, что границы водоемов почти всегда соответствуют рекам или береговым линиям, изображенным на топографической карте. Но были и такие участки, где розовые точки виднелись вдали от реки, океана или даже озер.
– Это что, подземные воды? – спросила она. – Странно, что на поверхности нет никакого водоема.
Коул посмотрел на ее красивый палец с чистым, без всяких следов маникюра ногтем. Как только он сообразил, что именно она имеет в виду, то сразу же мысленно похвалил ее за острый глаз.
– Это то, что геологи называют палео-водоемами. Когда-то там протекали полноводные реки и образовали наносы. Рек в тех местах давно уже нет, но под землей, в толще наносов, остались внутренние водоемы.
– Означает ли это, что в таких местах можно найти алмазы?
– Если древняя река протекала через алмазоносный грунт, то да.
– А вот, например, в этом месте?
– Здесь, думаю, вряд ли. Тут древняя река не пересекала никаких вулканических пород.
Эрин чуть нахмурилась.
– А я и не знала, что на Кимберлийском плато есть вулканы.
– Вулканы Кимберли очень древние. Они давно уже почти сровнялись с землей, а в последующие эпохи их еще и порядком позасыпало сверху. И сегодня там ничего не найти, кроме разве что отдельных фрагментов некогда живой и яростной природы. Когда начинаешь вгрызаться в землю в поисках алмазов, зачастую копаешь сам себе могилу. Так-то, дорогая.
– Изумительное сравнение, – проворчала Эрин. Коул протянул руку, взял еще одну кальку и положил ее поверх остальных карт. На сей раз Эрин никак не отреагировала на его прикосновение к ее соскам.
– Но если нет следов вулканической деятельности на поверхности земли, – продолжал он лекторским тоном, осторожно приобнимая ее, – приходится заглянуть поглубже.
– Куда это?
– А вот смотри. На этой карте обозначены участки, рудники и залежи минералов на Кимберлийском плато. Участки отмечены зеленым цветом, активно разрабатываемые месторождения – красным, а синим – заброшенные копи и участки, на которых работы еще не велись.
Эрин поморщилась, увидев обилие направленных в разные стороны и зачастую переплетающихся линий.
– Кимберлийское плато и не видно за всем этим… Кажется, что каждый метр кто-то уже прошел и исследовал.
– Изыскатели приобретали права на участки, начинали поиски, затем чаще всего забрасывали эти земли. А это совсем другое дело. – Коул чуть сжал ее в объятиях, как бы усаживая поудобнее, и осторожно прикоснулся губами к ее волосам. – Мне, собственно говоря, вовсе не нужны нетронутые земли, потому что большинство изыскателей ни черта не видят у себя под носом.
От горячего дыхания, которое Эрин чувствовала у себя на шее, ее кожа покрылась мурашками. То была скорее реакция на удовольствие, а вовсе не страх. И потому Эрин поплотнее прижалась к Коулу. Чуть заметно улыбнувшись, он прикоснулся губами к ее волосам и все тем же ровным голосом продолжал объяснять, словно, кроме карт, у него и не было иного интереса в жизни.
– Большинство участков Эйба расположено там, где еще в 1920-х годах старатели пытались отыскать золото. Но поскольку ничего стоящего там не нашли, участки были заброшены. И с тех пор никто вообще там не бывал, за исключением, может быть, аборигенов или случайного путешественника.
Эрин разочарованно уставилась на кипу карт, где было полно условных обозначений, линий, закрашенных участков, цифр, но не было никаких ответов.
– Проблема не в том, что плато слишком исхожено, – сказал Коул, вытаскивая еще одну кальку и укладывая ее поверх всех остальных. При этом как бы невзначай он коснулся груди Эрин и обдал ее своим жарким дыханием. – Я бы сказал: проблема в том, что мы знаем слишком мало.
Эрин хотела было что-то ответить, но слова застряли у нее в горле. Тепло Коула, его жаркое дыхание, ощущение мужской силы – все это со всех сторон охватило Эрин.
Но, как ни странно, единственное, чего ей сейчас больше всего хотелось, так это еще теснее прижаться к нему.
– Благодаря калькам мы можем видеть, чего можно здесь ожидать, – сказал Коул, опять прикоснувшись губами к шее Эрин. – Очень многое зависит от высоты местности над уровнем моря, от почвы и иных параметров. На этих картах можно видеть, что находится под верхним слоем почвы: песчаник, или известняк, или вулканическая порода.
Коул положил на самый верх еще одну кальку. Он тщательно разглаживал и выравнивал лист, потому что всякое движение позволяло ему дотрагиваться до Эрин.
– Здесь нанесены дороги и тропы, дамбы и воздушные пути, поселки, отдельные фермы, колодцы, электрические подстанции и вообще все то, что homo sapiens счел необходимым привнести в природу. Ты только посмотри сюда. Хорошенько посмотри.
Коул незаметно разжал свои объятия и выпустил Эрин. Она уставилась на верхнюю из расстеленных карт, пытаясь сосредоточиться и в то же самое время мелко вздрагивая от всякого прикосновения тела Коула. С трудом она сообразила, что на этой верхней карте почти совсем отсутствуют условные обозначения.
Человек слишком незначительно освоил Западную Австралию, а что касается Кимберлийского плато, то оно осталось вовсе не обжитой землей.
– Здесь почти все, что мы знаем о Кимберли, – сказал Коул. – Положи на карту руку. В любое место.
Эрин осторожно положила на бумагу ладонь, недоумевая, зачем это могло понадобиться Коулу.
– У тебя под ладонью оказались сразу несколько тысяч квадратных метров территории. А теперь убери руку и скажи, много ли нам известно о том участке, который только что был прикрыт?
Эрин, убрав руку, всмотрелась в мутную прозрачность.
– Асфальта нет и в помине, – принялась она перечислять. – Одна грунтовая дорога. Несколько подъездных путей, которые наверняка немногим лучше тех троп, по которым животные ходят на водопой. – Она нагнулась, чтобы лучше видеть. – Пять ферм… Но три из них покинуты хозяевами… Несколько ветряных мельниц. – Она еще ниже опустила голову, стараясь разглядеть самую нижнюю из расстеленных карт. – Из растительности трава, кустарники, камедные деревья.
Коул убрал две самые верхние карты, чтобы Эрин могла лучше видеть остальные.
– Возле трех ферм, – продолжала она, – участки с месторождениями полезных ископаемых. Всего их семь, и эти участки как бы вытянуты в линию вдоль реки, – добавила она. – Да, вдоль реки, но некоторые расположены в стороне, Эрин вновь сосредоточенно склонилась к карте.
– Рельеф почти плоский. Сплошь пески и песчаник. Никакой воды.
– Еще что?
Эрин ответила не сразу, она долго шелестела картами, прежде чем подняла голову и взглянула на Коула.
– Да все вроде бы.
– А теперь подумай. Тысячи квадратных миль, а все сведения об этих территориях уложились в твой трехминутный рассказ.
Эрин изобразила на лице удивление.
– Если бы ты назвала владельцев ферм пионерами, то попала бы в самую точку, – сказал Коул. – До Кимберли нынешний век еще почти не добрался. Западная Австралия – совершенно особое место, земля, которая живет в своем, необычном времени. Тут цивилизацию понимают как то, что ты можешь привезти на собственном горбу.
Немного подумав. Эрин спросила:
– А сколько лет было Эйбу?
– Лет восемьдесят, должно быть.
– А как у него было со здоровьем?
– Мог сутками идти по пересеченной местности, молодым было за ним не угнаться, – сказал Коул. – И никто в округе не сумел бы перепить его за столом.
Она нахмурила лоб.
– Стало быть, нечего надеяться, что есть такое место на его землях, куда он из-за возраста не сумел бы дойти?
– Не сомневаюсь, что подобных мест нет.
– Ну хорошо, а как насчет его «Спящих собак»? – спросила Эрин. – Почему ты уверен, что там совсем уж ничего не найти?
– Я бывал на «Спящей собаке-I». Это обычная трубкообразная шахта, алмазоносный пласт довольно бедный, встречаются одни только борты. Алмазы из этой жестянки обнаружены в другом месте, где значительно больший процент ювелирных камней.
– А что это – борты?
– Технические алмазы, – объяснил Коул. – Их используют при изготовлении абразивов или для головок буров.
– И там нет настоящих алмазов?
– В том смысле, как ты это понимаешь, – нет. Эйб находил лишь желто-коричневые камни, все в трещинах, неправильной формы.
– И так во всех шахтах Эйба?
В голосе Эрин звучало такое разочарование, что Коул не сдержал улыбки.
– Увы, боюсь, что именно так. Ни один из его рудников не располагается вблизи современного речного русла. Так что едва ли в его «Собаках» могут быть найдены более крупные камни.
Эрин мрачно уставилась на карты.
– Что ты имеешь в виду под «современным речным руслом»? А какие еще русла могут быть?
Коул принялся разглаживать бумаги, задумавшись о том, какие следы время оставляет на поверхности земли, как оно видоизменяет планету, стирая одни горы и вместо них возводя другие.
– Есть еще палео-реки, проще говоря, древние реки, – сказал после длительной паузы Коул. – Старые, как горы, а может, и еще более древние.
– Не понимаю.
– Вот уже на протяжении полутора миллиардов лет Кимберлийское плато находится над уровнем моря. Это древнейшая часть суши на поверхности нашей планеты. С тех пор и все прочие части Австралии, как и остальные континенты, так или иначе стали выше.
Коул, чуть отстранившись от Эрин, взял большую карту Австралии, лежавшую в самом низу, и разложил ее перед Эрин.
– Вот взгляни, – сказал он. – Австралия – самый плоский из всех обитаемых материков Земли. И самый безводный к тому же. Кимберлийское плато – это едва ли не единственная территория, где можно отыскать хоть какие-то возвышенности. На других континентах их назвали бы разве что холмами.
Эрин, подняв брови, нагнулась поближе к карте.
– В самом центре Австралии, – продолжал меж тем Коул, – земля настолько плоская, что, когда идут дожди, вода собирается, как капли на огромном столе для пикника.
Его длинный указательный палец отметил на карте некоторое возвышение на территории Кимберлийского плато.
– Вот эта территория расположена повыше, и потому тут всегда сухо. Другое дело – центральная часть Австралии и в особенности юго-запад: большую часть времени здешняя земля находится под водой. Там залегают песчаники и известняки.
Когда Коул взглянул на Эрин, она была всецело поглощена разглядыванием карты, забыв, казалось, обо всем на свете.
– По краям Кимберлийское плато немного неровное. Местные жители гордо называют эти неровности «горами», хотя они тянут разве что на холмы. Это как раз то, что осталось от известняковых, по-научному выражаясь, пустых сланцев, окружающих алмазоносную брекчию.
– Кости мертвого моря? «Плывет по моря мертвого костям»?! – процитировала Эрин строку одного из стихотворений Эйба.
Коул прищурился. Он спешно отложил карту континента и вместо нее расстелил карту Кимберлийского плато, принявшись изучать область залегания песчаника вокруг Кимберли: когда-то, много лет тому назад, этот песчаник грядой рифов окружал нынешнее плато. Семь из участков Сумасшедшего Эйба как раз приходились на обнаженные пласты песчаника. Причем три из них располагались на территории его фермы. Ни один из семи даже близко не подходил к какой-нибудь из «Спящих собак».
– Эй, Коул!
Вместо ответа он схватил еще одну карту. На сей раз ту, на которой были изображены все современные водные артерии. И хотя в данной местности не было рек, которые текли бы круглый год, но в сезон дождей тут выпадало столько осадков, что поглотить такое количество воды иссушенная и растрескавшаяся земля не могла. В результате возникали случайные реки, которые в действительности оказывались едва ли шире и мощнее обычных ручьев.
Эрин терпеливо наблюдала за тем, как глаза Ко-ула обшаривают карту, как он замеряет расстояния и записывает какие-то цифры. Он работал так быстро и с такой уверенностью, что за всем этим угадывался интеллект столь же мощный, как и тело Коула.
Чем дольше Эрин наблюдала за действиями Коула, тем большее волнение испытывала. Ей хотелось плотно прижаться к нему сейчас, именно сейчас, когда он весь – интеллект и устремленность. Она отдавала себе отчет в том, что стать любовницей такого мужчины очень опасно, поскольку Эрин не умела делать что бы то ни было наполовину. Если уж она отдастся ему телом, то и душой, и помыслами будет принадлежать Коулу. Но не было никакой гарантии, что Коулу нужна была Эрин целиком, а не только ее тело. Не было ни малейшей гарантии, и на сей счет она не заблуждалась. Но тем не менее с каждой минутой, проведенной рядом с Коулом, Эрин все сильнее желала его.
Коул внезапно поднял глаза и увидел восхищение, струившееся из зеленых глаз Эрин. Как только она осознала, что поймана с поличным, то поспешила отвести взгляд.
– Ну и что там? – И Эрин кивнула в сторону карты.
Он пожал плечами.
– Едва ли не две трети всей территории Австралии могли бы претендовать на звание места, где покоятся кости мертвого моря.
– Да? – В голосе Эрин звучало разочарование.
– Хотя, с другой стороны, если проверить все ныне разрабатываемые земли, то я остановился бы на районах, где известняк выходит на поверхность.
На лице Эрин появилась улыбка.
– Значит, я чем-то смогла помочь тебе?
Коул улыбнулся.
– Похоже на то. Но все равно нам придется исследовать огромные территории.
– А там есть река?
– Никакой реки в твоем представлении нет. Там были палео-реки. Они опустились, ушли на те уровни, где некогда сформировались пустые сланцы. Остались отмели, может, даже такие, как Намибийская отмель, где стоит лишь копнуть лопатой, и алмазы сами потекут тебе в карман.
– Где же эти земли Эйба, под которыми могут быть такие вот древние реки?
– Пока мне не удалось обнаружить ничего подобного, – признался Коул. – Но они должны там быть. Обязательно должны!
– Почему ты так уверен?
– Потому что Кимберлийское плато всегда располагалось на одном и том же месте, и тут находилось море, а воды всегда устремляются к морю.
Эрин чуть прикусила губу. Она обычно так делала, когда нервничала или крепко о чем-то задумывалась.
– А как велики алмазные трубки?
– Большинство не шире нескольких сотен квадратных акров. Но есть и более компактные. Хотя бывают, наоборот, и более крупные.
– Это как искать иголку в стоге сена?
– Вроде того, – с усмешкой сказал Коул. – Будь это иголка, я при помощи мощного магнита вытащил бы ее откуда угодно.
Взгляд его вновь обратился к карте. Он сделался напряжен и сосредоточен; Эрин могла лишь смутно догадываться, какие мысли занимают сейчас Коула. Она теперь уже откровенно разглядывала его, сожалея, что нет под рукой фотокамеры. Хотя она исключительно редко снимала портреты, предпочитая непреходящую прелесть живой природы, а не мимолетную человеческую красоту, – ей сейчас очень захотелось снять Коула. Подобно пейзажу, лицо Коула было многозначительнее, чем просто совокупность внешних черт.
Эрин еще раздумывала над этим, как вдруг неожиданно к ней подкрался сон: так, на коленях у Коула, она и задремала, прижавшись щекой к его шее. Ей снилось, будто в руках она держит фотокамеру.
Глава 14
Гуго ван Луйк бесшумно, словно привидение, прошелся по холлу. Роскошный зеленый ковер, гобелены и тяжелые шторы поглощали любой звук. Глаз телекамеры, встроенной в стену, внимательно фиксировал все перемещения ван Луйка. В зависимости от времени года в офисе находились необработанные алмазы на сумму от двух до трех миллиардов долларов.
Подойдя к тяжелой, украшенной ручной резьбой двери в дальнем конце холла, он ловко набрал четыре цифры кода. Замок щелкнул, и ван Луйк, толкнув дверь, оказался в длинном коридоре, вход в который также был закрыт на электронный замок. Отперев еще одну дверь, он наконец очутился в конференц-зале.
Ван Луйк посмотрел на часы. Будь на то его воля, он бы с удовольствием перенес встречу на пять недель, то есть пропустил бы очередную. К тому времени сезон дождей в Западной Австралии уже начнется, и, стало быть, вопрос об опасном наследстве Абеляра Уиндзора потеряет актуальность еще как минимум на полгода. Но, увы, отменить встречу уже невозможно.
Ван Луйк резко обернулся к мажордому в дверях:
– Можно приглашать.
Первым вошел представитель Израиля Моше Арам. Алмазная торговля занимает столь важное место в экономике этой страны, что ее никак нельзя оставить на откуп ювелирам или даже политикам.
Представитель Соединенных Штатов Нэн Фолкнер вошла сразу вслед за Арамом. Фолкнер села, налила себе воды со льдом, выпила и налила еще. Затем она закурила свою любимую сигару.
Ван Луйк сел в свое кресло у торца длинного стола и с этой командной позиции следил за тем, как рассаживаются остальные участники встречи. Каждый из приглашенных считал главной целью обеспечить интересы своей страны в диалоге с картелем.
Представитель России выглядел почему-то на редкость угрюмым. Аттар Сингх, выступающий о. имени Индии в картел:е, был вежлив и сдержан. Индия больше не производила алмазов, и потому к этой стране уже не было прежнего внимания. Все, что Индия теперь могла дать Конмину, – это лишь дешевый труд своих гранильщиков, которые за гроши были готовы без устали полировать и гранить алмазы, с тем, чтобы впоследствии обработанные технические алмазы были проданы за четверть цены, которые вообще существовала на подобные камни.
Интересы европейских стран ограничивались огранкой и шлифовкой алмазов: добыча на континенте практически не велась.
Австралия разрабатывала Кимберлийское плато своими силами, не прибегая к помощи геологов Конмина. Результат – открытие Аргильского месторождения. Аргиль, расположенный в Богом забытом месте, требовал чудовищных средств на свое развитие, и Австралия прибегала к внешним займам. Но как только банки разузнали, что Австралия не является членом картеля и у нее нет гарантированных рынков сбыта для аргильских алмазов, – у многих ранее заинтересованных банкиров желания финансировать австралийцев заметно поубавилось.
Однако игра на этом не закончилась. Индия, недовольная политикой картеля, предложила австралийцам гарантированный рынок сбыта аргильских алмазов. После этого предложения Австралия вновь обратилась к банкам, теперь уже имея гарантии сбыта своей продукции. Но индийскому правительству ненавязчиво дали понять, что результатом сделки явится наводнение прежних: индийских рынков такими же австралийскими алмазами, как и те, что Индия поставляет сама.
Собственно говоря, ни одна страна не могла сравниться по запасам алмазов с тем, что имелось в лондонских хранилищах. И потому Индия сразу же взяла свои слова назад, а Австралии пришлось поступить так, как поступил бы владелец алмазного рудника: Австралия пошла на поклон к Конмину.
Ван Луйк открыл лежавшую перед ним папку, обтянутую сафьяном, положил ее перед собой и подал знак, означавший, что очередная встреча считается открытой. В ту же секунду все участники принялись передавать ему листки бумаги. Каждый месяц добывающие алмазы страны указывали, сколько именно камней они рассчитывают произвести в следующем месяце. Точно так же ежемесячно страны, занимающиеся огранкой и шлифовкой алмазов, со своей стороны представляли ориентировочные объемы необходимого им сырого минерала. И именно ван Луйк должен был находить компромиссные решения^ приемлемые для обеих сторон.
Ван Луйк собрал так называемые «молитвы», представленные каждым из членов картеля, но все эти бумаги в действительности были всего лишь формальностью. Все данные уже поступили к нему по факсу за сутки до встречи. В любом случае поданные «молитвы» не могли сыграть решающей роли в обсуждении; ван Луйк уже неделю назад знал, каким именно образом будут распределены алмазные запасы.
Быстрыми и вместе с тем ловкими движениями ван Луйк сложил «молитвы»: от производителей – в одну сторону, от обработчиков – в другую. Он наскоро просмотрел цифры, сравнил их с теми, которые и так держал в голове. Похоже, что сегодня несколько человек, принимающих участие во встрече, выйдут отсюда крайне расстроенными. Впрочем, такое случалось периодически, и ван Луйк, отнюдь не дурак, знал, что и в будущем такие ситуации неизбежны.
– Мистер Макларен, – внезапно сказал ван Луйк, обращаясь к представителю Австралии, – в настоящее время не представляется возможным гарантировать рынок сбыта для продукции алмазных шахт Эллендейла. Сейчас не самое подходящее время для того, чтобы открывать новые месторождения.
– Можно ли ожидать увеличения закупочных цен на наши технические алмазы? – вкрадчиво поинтересовался Макларен.
– К сожалению, нет. Потому что, если цены на технические алмазы поднимутся выше, Япония развернет широкое производство искусственных алмазов. А это будет означать, что Австралия окажется на руках с чрезвычайно дорогостоящим и весьма неприбыльным алмазным рудником. В скором будущем я приеду в Аргиль, и мы вместе обсудим долговременные планы на будущее.
Ван Луйк перешел к рассмотрению проблемы, содержавшейся в следующей «молитве».
– Мистер Сингх, вы можете рассчитывать на получение двух третей от того объема, который вы запрашиваете. У вас имеются главным образом специалисты по огранке небольших камней, – заметил ван Луйк. – Но если Индия согласится на уменьшение объема поставляемого ей сырья, мы готовы пойти навстречу вашим пожеланиям. Китай интересуется торговлей крупными алмазами. Мы ответили им, что весь объем добываемых алмазов распределяется без остатка. Конечно, мы были вынуждены сказать, что будем иметь в виду их просьбу в случае изменения общей ситуации.
Лицо Сингха густо покраснело, что особенно бросалось в глаза по контрасту с его белоснежным тюрбаном. Однако когда он заговорил, голос его оставался спокойным и бесстрастным:
– Индия не имеет претензий к выделяемым ей объемам продажи.
– Отлично. Ваша сговорчивость не будет забыта, смею вас уверить. Мистер Фейнберг, все ваши просьбы будут удовлетворены в полном объеме.
Фейнберг кивнул.
– Мистер Яраков, мы сожалеем, что не сможем принять сырье от России.
Яраков гневно посмотрел на председательствующего, но вслух не сказал ни слова.
Ван Луйк сделал небольшую паузу, очевидно ожидая, что последуют возражения. Но их не прозвучало. И тогда он произнес:
– Мистер Арам, что касается вашей просьбы, то, по-моему, она просто безрассудна. Если мы продадим вам столько крупных алмазов, сколько вы просите, то ни в Индии, ни в России у огранщиков просто не останется работы.
Мягкий негромкий голос ван Луйка был хорошо слышен во всех уголках конференц-зала. В 1970-х годах Израиль обрабатывал до восьмидесяти процентов всех средних и крупных алмазов. Но к началу 80-х именно Израиль инициировал спекуляции на алмазном рынке, которые едва не лишили Конмин контроля над мировым производством и распределением алмазов. И картель ничего этого не забыл. Не забыл и не простил Израилю. Картель взыскал чудовищную по сумме ретрибуцию, перекрыл кислород для полутора сотен израильских ювелиров и таким образом почти уничтожил алмазную промышленность Тель-Авива. Большинство камней, которые ранее шли в Израиль, теперь распределялись между русскими и индийцами.
– Вы получите около 40% запрошенных вами объемов, – продолжил ван Луйк. – Россия – почти 90%.
– Не кажется ли вам, что ваше наказание несколько подзатянулось? – напрямик спросил Арам. – Что дает вам право разрушать экономику маленькой, борющейся за свою независимость страны и отдавать наши алмазы тем, кто преследует евреев в России?
– Мы торгуем алмазами, а не занимаемся решением идеологических проблем, – ровным голосом заметил ван Луйк, подсовывая израильскую «молитву» вниз, под остальные бумаги. – Вы можете, конечно, просить об увеличении поставок сырья на следующей нашей встрече.
– Но…
– Нейтральная позиция Конмина всем хорошо известна, – сухо заметила Нэн Фолкнер, перебив Арама. – Все присутствующие отлично понимают, что происходящее на наших совещаниях имеет далеко идущие последствия, затрагивающие не только алмазный рынок, – продолжала она. – Если Израилю урезают квоты, мне придется рекомендовать американским промышленникам уменьшить количество получаемых ими алмазов.
Этот выпад Фолкнер явился для ван Луйка полной неожиданностью. Но он не выказал ни малейшего удивления.
– Вы вправе поступать, как вам будет угодно. Однако хочу заметить, что мы не будем против того, чтобы откликнуться на просьбы розничных торговцев ювелирными камнями.
Фолкнер улыбнулась, но ее улыбка была столь же холодка, как лед, брошенный в бокал с водой. Отхлебнув воды, Фолкнер сказала:
– Для нашего правительства не составит большого труда поднять налоги на вое операции с алмазами. Через год-другой все алмазные изделия на американском рынке резко вздорожают, и люди перестанут их приобретать.
Что же до сантиментов, – продолжала Фолкнер, не давая ван Луйку возразить, – то очень многие американцы последуют примеру принцессы Дианы: они начнут приобретать обручальные кольца с самоцветами, особенно если ювелиры будут делать эти кольца с подобающим шиком. И вполне возможно, что политики со своей стороны начнут кампанию бойкота алмазов из страны апартеида – ЮАР. Большинство людей ассоциируют алмазы и Алмазный картель именно с Южной Африкой. Лет через пять вы потеряете половину американского рынка. А то и три его четверти.
Фолкнер принялась попыхивать своей сигарой, давая понять, что ей нечего добавить к сказанному. Да ничего и не нужно было добавлять: в США продавалось до трети всех алмазов мира с наивысшей прибылью.
– Но есть ведь еще и Япония, – заметил ван Луйк.
– Правильно, – участливо сказала Фолкнер и опять добавила в свой бокал льда. – Американцы приучили японцев покупать обручальные кольца с алмазами. И американцы же в состоянии отучить их от этой привычки. А это будет означать, что половину нынешнего алмазного рынка вы потеряете, я все страны, что представлены сегодня за этим столом, сократят доходы от продажи алмазов и изделий е бриллиантами ровно наполовину. Едва ли это все стоит того, чтобы в очередной раз дергать за израильскую веревочку. Не так ли?
– Но вам известно, мисс Фолкнер, что «Консолидейтед минералз» контролирует не только рынок алмазов.
– Именно поэтому до сих пор американские политики не протестовали против алмазов, ввозимых в страну, – парировала Фолкнер. – Вы нуждаетесь в нашем рынке алмазов, нам необходимы ваши стратегические минералы. Так что давайте-ка закончим наши препирательства и займемся подысканием более приемлемого компромисса, чем тот, что вы предложили.
Ван Луйк прикрыл глаза. У него так сильно болела голова, что каждое биение его сердца отзывалось острой болью. Ведь он предупреждал свое начальство, что с Соединенными Штатами, возможно, будет сложно договориться, если как следует наступить на хвост Израилю. Его никто и слушать не захотел. Что ж, теперь у них попросту не будет иного выбора.
