Текст книги "Любовь, как следствие вендетты"

Автор книги: Энн Хэмпсон (Хампсон)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 11 страниц)

Ей удалось отстраниться, отвернув голову. Она сказала, что он ей не муж и не имеет над ней никакой власти, поэтому его угрозы едва ли волнуют ее. Хотя она была достаточно смела, чтобы заявить это, встряска выбила ее из сил.

– Я не боялась бы тебя, даже если бы ты был моим настоящим мужем, – закончила она, хотя после некоторого раздумья призналась себе, что этот смуглый иностранец заставил ее почувствовать себя как-то неловко. Но это был не страх. Нет, она никогда не чувствовала страха даже перед лицом смерти, но его угрозы нервировали ее.

– Итак, я тебе не настоящий муж? – заговорил Дарес после долгой паузы. – Скажи, что ты имеешь в виду?

Насколько я помню, мы официально зарегистрировали наш брак, даже если никому из нас и не нравилась эта идея.

Он насмехался над ней, выставляя ее посмешищем.

Она молчала, не находя подходящих слов. Чтобы удовлетворить себя, ей нужно было ударить его, и он, несомненно, получил бы пощечину, если бы не был осторожен.

– Я твой муж… к несчастью для меня. Если бы твой брат не был бы таким плохим водителем, ничего этого не было бы…

– О! – ее ярость вырвалась наружу. – Не смей обвинять моего брата. Если бы ты не имел такого ненормального деда, ничего этого не было бы! Его надо было упечь в психушку.

К ее удивлению, он рассмеялся.

– Поэтому мы объединили наши фамилии, – он добродушно посмотрел на нее. – А ты говоришь, что мы не женаты.

Тут его тон изменился, и он добавил:

– Ты не ответила на мой вопрос. Что ты имела в виду, когда говорила, что я не настоящий муж?

– Ты хорошо знаешь, что я имела в виду!

Его насмешливость вернулась, хотя в глазах темнела угроза.

– Это можно легко исправить, знаешь ли, – мягко сказал он, и она побледнела. Дарес позволил ей обдумать его слова, прежде чем тем же мягким тоном добавил: – Помни о моем предупреждении… и не выводи меня больше!

Тони тяжело сглотнула, пытаясь проглотить что-то застрявшее в горле. Греки были любвеобильной нацией… пожалуй, самой любвеобильной в мире. Она не должна рисковать с этим человеком, она была уверена, что он не отличается от остальных, а женщина, которая постоянно находится в его доме, могла бы однажды соблазнить его, и он не удержался бы.

– Я лучше пойду к детям, – подавленно сказала она. – Они хотят чаю.

– В два часа дня? – его брови слегка приподнялись. – Они не останутся здесь. Ты понимаешь?

Ее сердце екнуло, но спокойствие быстро вернулось, и она решительно сказала:

– Они мои племянники, и они останутся здесь. Мне жаль нарушать твою спокойную жизнь, – добавила она, но испортила впечатление довольной улыбкой. И добавила: – Моя сестра нуждается больше, чем твоя!

Он сжал зубы.

– Ты уберешь этих ублюдков отсюда… и быстро. —

Он пошел к дверям.

– Это невозможно, даже если я захочу. Нет денег на билеты.

Дарес медленно повернулся, глядя на нее в замешательстве.

– Ты взяла билеты в один конец?

– У меня не было денег взять билеты и обратно… во всяком случае пока нет! А моя сестра не может им купить билеты.

Его лицо потемнело. Казалось, он готов был взорваться.

– У тебя есть пять тысяч фунтов стерлингов! – прогремел он. – Используй их!

И он оставил ее, широко шагая по газону. Оставилнаедине с ее мыслями о том, что он сказал. Она угрюмо подумала, что, ни один из планов мести, кажется, не воплотится в жизнь. Но он все же узнает, во сколько обходится высокомерие!

Глава четвертая

Спустя некоторое время к Тони вернулось спокойствие. Что ее муж может сделать? Он не выгнал детей сразу, а значит, очевидно, они могут остаться. До конца каникул она придумает, где достать денег, чтобы отправить их домой… и себя саму. Совершенно ясно, что ей придется сопровождать их. Может, можно будет одолжить деньги у отца. Да, через некоторое время она напишет ему; он, конечно, пришлет их ей, хотя когда она сможет вернуть долг, она не знала. Господи, какую же кашу она заварила, согласившись выйти за него замуж, чтобы отомстить за несколько обидных слов об англичанах! Много лучше было бы забыть их… и все же она не жалела, что привезла детей сюда. Пэм устала и явно заболела бы, если бы не отдохнула. Беспокойство о том, что та потеряет работу, не проходило, и вдруг Тони показалось ужасно несправедливым, что Дарес обладает таким состоянием, а Пэм живет в такой нужде.

Если б можно было взять немного денег мужа и переслать их сестре! Тони потрясла головой, ругая себя за такие мысли. Теперь она на себе узнала жесткость Дареса, и было бы совершенной глупостью не принимать во внимание полученный урок.

Когда она подходила к дому, послышались громкие голоса детей. Дерзким тоном они выпрашивали у Марии что-нибудь поесть.

Они здорово хамили женщине, правда, большую часть наглых насмешек она не понимала, но их дерзкий тон понять было нетрудно, и она отвечала им по-гречески:

– Не грубите мне, пожалуйста! А кушать вы будете в назначенное время, и не раньше. Уходите, пожалуйста, из кухни. Вы – проказники. А если вы немедленно не уйдете, я возьму веник!

– Что она говорит? – это голос Робби, нахальный и очень удивленный.

– Она не говорит по-английски. Глупая старая корова!

Опешив, Тони быстро зашагала к кухне.

– Я думаю, что она собирается гоняться за нами с веником, – захихикала Луиза, – она на него показала.

Давайте заставим ее? Это будет ужасно смешно!

– Она будет гоняться за нами?! – пренебрежительно вмешался Дэвид.

– Она слишком толстая, чтобы бегать по двору.

– Ты прав. Она как большая коротышка… Ай! Кто это сделал?! – Робби вскрикнул, а Тони последние шаги

буквально пробежала бегом.

Распахнув дверь, увидела, что мальчик, болезненно сморщившись, потирает затылок и сердито смотрит на Дареса.

– Ты ударил его! – Тони недоверчиво смотрела на Дареса. Она всегда считала, что бить детей нельзя, это ранит их гордость. – Как ты посмел дотронуться до моего племянника!

– Это, – взбешенным голосом сказал он, – только начало. В следующий раз я поддам ему ногой!

Он вызывающе оглядел остальных детей:

– Хочешь попробовать? – спросил он Дэвида.

Мальчик покачал головой и занял оборону за спиной у тети. – А ты?

– Н-н-нет… – Луиза схватила Тони за руку – Он мне не нравится. Пусть идет домой.

– Дорогая, но это его дом, – начала Тони, но муж ее грубо прервал.

– Все это будете вытворять дома! А пока убирайтесь наверх в комнату и не смейте спускаться, пока я не разрешу. Ну, чего вы ждете?

– Мы должны идти, тетя Тони? – Луиза подняла глаза на тетю Тони и увидела утвердительный кивок. – Но на улице такой день, а мы только что приехали. Я хочу поиграть на пляже.

– Поднимайтесь, все, – Тони хотела быть строгой, но чувствовала, что запирать их в доме в такой прекрасный солнечный день ужасно. Она посмотрела на мужа, – Дарес…

– Убирайтесь немедленно!

Они угрюмо поднялись и пошли наверх.

– Что касается тебя, – произнес Дарес сквозь зубы, – то и ты не слишком стара, чтобы тебя выпороть!

Кровь бросилась ей в лицо, но она осталась спокойной. Этот человек, который так ясно выразил свои эмоции, был совсем не похож на того молчаливого, безразличного мужчину, к которому она привыкла. Это даже обрадовало ее, но одновременно и напугало. Она не сомневалась, что он выполнит свою угрозу, а в таком настроении это было более чем вероятно. Неразумно провоцировать его сейчас. Наконец он повернулся, чтобы уйти, но обернулся и велел Тони следовать за ним. Они прошли в гостиную.

– Закрой дверь! – грубо рявкнул он и, хотя она поджала губы, но приказ выполнила. Дарес сел, оставив ее стоять, добавив тем самым хворосту в костер ярости, который разгорелся в ней после его приказа закрыть дверь. Он раскинулся на стуле, полуприкрытыми глазами глядя на

нее. Потом удивленно сказал:

– Не будешь ли ты так добра, объяснить, что все это значит. Последнее время я много думал и не нашел ни одной стоящей причины для всех этих твоих действий.

Нет стоящих причин! В какой-то момент она чуть не рассказала ему всю правду, что она все прекрасно понимала, но подавила порыв, не отказываясь, однако, от мысли наказать его.

– Я ничего такого не делаю, – возразила она. – Я хотела съездить домой, и ты не дал мне денег…

– У тебя есть пять тысяч, – напоминая, сказал он.

И так как она промолчала, он добавил: – Только скажи, что ты сделала с этими деньгами?

– Я их вложила, – сказала она и подумала, что это почти правда.

– Ты можешь забрать часть, – это был полувопрос, полуутверждение.

Тони покачала головой.

– Я не могу этого сделать.

– Я не верю тебе. Ты их спрятала, надеясь, что сможешь вытянуть из меня больше. Но ты подумай, дорогая. Я уже говорил тебе, что я не мягкотелый англичанин, из которого можно лепить что угодно.

К своему удивлению, Тони сказала:

– Дарес, пожалуйста, давай не будем опять ссориться. Я не хочу начинать все сначала.

– Ты меня удивляешь, – прервал он ее с оттенком радости. – До сих пор ты все время искала ссоры со мной.

– Это неправда. Мы редко разговаривали друг с другом до сегодняшнего дня… – она оборвала себя и покраснела, увидев, что его брови приподнимаются. – Ну, я рассердилась, что ты не дал мне денег на поездку в Англию, – уступила она. – Думаю, тогда у нас была ссора.

Дарес пропустил это мимо ушей, возвращаясь к вопросу о возврате части ее денег.

– Тебе придется это сделать, – твердо сказал он, – потому что эти дети не останутся в этом доме ни на минуту дольше необходимого времени.

– Они будут здесь столько, сколько я захочу! Это и мой дом тоже… пока, – поправилась она, когда он высокомерно посмотрел на нее. – И поэтому приедет моя семья! Думаю, ты беспокоишься, что дети будут досаждать твоему деду, когда он приедет. Я искренне хочу этого, потому что он заслуживает наказания за то, что сделал со мной!

– Мой дед приедет сюда, чтобы спокойно провести время. В любом случае, приедет он или нет, я не разрешаю этим невоспитанным детям находиться в моем доме.

– Они пробудут здесь шесть недель.

Его глаза сверкнули. Он вкрадчивым тоном произнес:

– Ты, должно быть, забыла о моих предупреждениях, Тони. Прими мой совет и убери их через день или два.

– Нет! И даже если бы я решила их отправить, у меня нет денег им на билеты. Я уже говорила тебе.

– А через шесть недель? У тебя что, тогда будут деньги?

– Мой отец пришлет.

– Почему бы ему не прислать их сейчас?

Она сжала губы и враждебно посмотрела на него:

– Я не просила его.

– Тогда попроси телеграммой.

– Дети останутся здесь. Моей сестре нужна работа, а она не сможет работать, если дети будут дома. И за время их каникул она потеряет работу.

Он раздраженно вздохнул:

– Если ты так заботишься о своей сестре, то почему, ради Бога, ты не дала ей немного денег, которые вытребовала у меня?

– Она их не взяла бы. Моя сестра очень гордая.

– В таком случае, – ответил он жестко, – она заслуживает того, чтобы жить в нищете.

– Ты отвратителен!

– Хотя бы на время можно забыть о моих недостатках? В данный момент тебя должен больше волновать вопрос о детях.

Он смотрел прямо на нее и, несмотря на свою решительность, Тони не могла подавить чувство, что его взгляд словно проникает ей в душу и в мысли.

– Это мое последнее слово. Если бы ты знала меня дольше, то не сомневалась бы, что у меня слово с делом не расходится никогда. Было бы умнее с твоей стороны принять это к сведению и действовать соответственно.

Он помолчал и коротко добавил:

– Можешь идти, и, когда мы встретимся в следующий раз, я хочу услышать, что ты что-то сделала, чтобы исполнить мое требование.

Кипя от злости, Тони вышла из комнаты, хлопнув дверью. Он может убираться ко всем чертям! Она не собирается подводить Пэм. Но как только Тони поднялась к детям, то сразу же подумала о том, насколько было неправильным привезти детей сюда. Дети собрались в комнате Робби и выразили свое недовольство тем, что перевернули все вверх дном. Вода из раковины была вылита на стены, постельное покрывало истоптано ногами, а на полу валялся разбитый дорогой абажур. Опешив, Тони стояла там, не находя в себе сил что-то сказать. А потом она дала выход своему настроению, высказав все, что она о них думает.

– Ваша мать говорила мне, чего можно от вас ожидать, – гневно закончила она, – а я ей не поверила. Но она была права: вы три отвратительных ребенка, и я от всего сердца жалею, что привезла вас сюда!

– Мы тоже жалеем, что приехали, – сказал Робби, абсолютно не раскаявшись, стоя на середине комнаты и дерзко глядя на нее. – Он – чудовище! Он ударил меня!

– Я хочу домой, – дерзко закричала Луиза. – Я хочу поехать прямо сейчас!

– Вы не можете ехать домой сейчас! Но обещаю, что ни на какие следующие каникулы вы сюда не приедете.

Могли бы пока вести себя нормально.

Она посмотрела на Робби, который начал краснеть под ее осуждающим взглядом.

– Тебе почти одиннадцать, и, как старший, ты должен подавать пример. Мне очень за тебя стыдно, и это твоя вина, если ты не понравился дяде Даресу!

– Он не наш дядя! – снова закричала Луиза, еще более дерзко, но в глазах у нее появились слезы. – Я хочу к мамочке, пожалуйста, тетя Тони, отвези меня к ней.

Слезы обеспокоили Тони. На Луизу это было непохоже. Пэм часто жаловалась, что она тверда и не выказывает никаких эмоций с того дня, когда узнала о смерти отца.

– Быстро приведите комнату в порядок, – сказала Тони, надеясь отвлечь детей от мысли о доме. – Дэвид, бери полотенце и вытирай стены.

Она остановилась, вдруг заметив на щеках Луизы лихорадочный румянец. Не заболел ли ребенок… Господи, она не должна болеть!

Но Луиза заболела и была отправлена в постель. Доктор приехал на следующий день, когда девочка сильно температурила.

– Корь, – коротко сказал он. – Я пришлю лекарства сегодня днем.

Когда Тони спускалась вниз, она встретила выходящего из своей комнаты Дареса.

– Что случилось с этой девчонкой? – гневно спросил он. – Я только что видел, как уехал врач.

– У Луизы корь, и ей придется лежать в постели.

У него вспыхнули глаза.

– В конце концов ты все-таки добилась своего.

У нее загорелись глаза.

– Уверяю тебя, я не подстроила болезнь ребенка!

– Нет, но это чертовски хороший выход для тебя!

– Ты бессердечен! Разве у тебя нет никакого сочувствия к бедной девочке, которая зовет свою мать?

Он приподнял одну бровь.

– "Бедная девочка"? Неуправляемая дерзкая паршивка – вот более подходящее определение. И если она зовет мать – чья это вина?

Тони покраснела, к своей досаде, и, защищаясь, сказала:

– Луизе здесь лучше, чем с матерью. У Пэм и так достаточно проблем, без больного ребенка на руках.

Злость ушла с его лица. Он смотрел на нее со странным выражением.

– Ты меня очень удивляешь. Вместо того чтобы дать сестре денег, ты искренне заботишься о ее детях… или ты так вцепилась в те деньги, что тебе жаль сотню фунтов?

– Пэм не приняла бы милостыню. Я уже говорила тебе.

– Есть способы передать деньги так, чтобы они не выглядели милостынью.

– Ты хочешь знать, что я сделала с теми деньгами, не так ли?

– Я знаю, что ты с ними сделала.

– Ты знаешь? – Тони смотрела на него с интересом, ожидая его ответа.

– Ты спрятала их и не собираешься брать оттуда ни пенни… ни для кого и ни для чего. Ты алчная, жадная, маленькая скряга, Тони!

– Спасибо! Ты тоже не отличаешься благородством!

Он засмеялся:

– Я не собираюсь поощрять тебя в твоей подлости.

Или ты используешь деньги, или ты справишься без них.

Она слегка побледнела. Уже поздно каяться и просить у него деньги, как она хотела сделать, когда услышала, что остается без содержания. Тем не менее она заговорила, не подозревая, как привлекательны ее глаза, которые смотрели на него:

– Я собиралась поговорить с тобой о деньгах…

– Не забывайся.

– Так как я не могу… э… получить сейчас деньги, – продолжала она, не обращая внимания на короткое предупреждение, – я думаю, что, может быть, мы придем к какому-нибудь соглашению относительно моего содержания… О, я знаю, что оно приостановлено, но Луиза заболела и здесь мальчики, мне действительно нужны деньги…

Она умолкла, чувствуя внутри пустоту. Эти жесткие черты говорили, что она зря теряет время. Почему, думала она сердито, она так глупо уверила себя, что он непременно попадется в ее руки? С какой-то слепой уверенностью она представляла себе, как требует денег, а Дарес кротко выдает ей требуемую сумму.

Но тогда она не принимала во внимание, что будет связана браком. До бракосочетания власть была у нее в руках, но теперь положение изменилось. Ярость и досада оставили маленькие красные пятнышки на ее щеках. Дарес, казалось, получал удовольствие от ее поражения, глядя на нее сверху вниз, и на губах его играла достаточно издевательская улыбка.

– Я должна иметь деньги, – разозлилась она. Ее глаза превратились в два зеленых камушка. – Если ты не переменишь своего отношения ко мне, я покажу тебе, как умею делать долги!

Всю насмешку на его лице как рукой сняло. Он придвинулся ближе… пожалуй, слишком близко.

– Мои предупреждения, Тони, не простое сотрясение воздуха. С самого начала ты собиралась прибрать мои деньги к своим жадным английским ручонкам. Выплату я сделал, я выплатил тебе пять тысяч фунтов по твоему первому требованию, но поклялся больше ничего не давать тебе, кроме ежемесячного содержания, конечно.

У него был мягкий голос, но в нем была твердая угроза, которую Тони не могла игнорировать, а Дарес, почти касаясь пальцем ее лица, добавил:

– Если ты посмеешь сделать еще один долг, ты будешь долго жалеть об этом.

Ни злости, ни повышенного голоса, а Тони поняла, что почти дрожит. Она, которую друзья считали абсолютно бесстрастной! Это было невероятно!

– Ты никогда не применишь физическую силу…

– Почему? Может, ты будешь со мной бороться? – поинтересовался он с прежней насмешкой.

– Если ты хоть пальцем меня тронешь, я пойду в полицию.

– Это, я боюсь, тебе не поможет. Грекам разрешается наказывать заблудших жен.

Можно говорить, что он был наполовину англичанин, но эта его английская половина совершенно растворилась в греческой.

Дарес мог иметь отца-англичанина, но предпочитал считать себя греком.

– Я могу бросить тебя, – сказала Тони, вызывающе глядя на него.

– Точно. Но тогда мой дед будет считать брак расторгнутым.

Его глаза горели от удовольствия, когда он добавил:

– Понимаешь, в Греции секс рассматривают как свидетельство супружеских отношений. И если ты не живешь со мной… ну… Он пожал плечами, затем мягко рассмеялся, а краска бросилась ей в лицо. Она бы поспорила, объявила его лжецом, но прожила в Греции уже порядочно и знала насколько важны для обывателя сексуальные отношения. В любом случае она не думала серьезно уходить от мужа. С одной стороны, она все еще надеялась каким-то способом отплатить ему за оскорбления, а с другой, она не хотела расстраивать родителей сейчас, когда они восстанавливают свой бизнес.

Но она должна иметь деньги, и как их получить, занимало ее голову несколько дней после разговора с Даресом, в течение которых она заменяла заболевшей Луизе мать. Мальчики через день или два стали, казалось, спокойнее, и Тони отнесла это к болезни их сестры. Только на четвертый день, когда Робби не явился на чай, она начала понимать, что что-то происходит.

– Где Робби? – спросила она у Дэвида, но тот угрюмо посмотрел на нее.

– В своей комнате.

– Что он там делает? Сходи и скажи, что чай готов.

– Он не может спуститься.

Сердце Тони екнуло. Определенно, Робби не мог заболеть. Луиза, будучи по природе непослушной, болея, стала еще более дерзкой и нахальной. А мальчики были упрямы и строптивы, и хотя Тони как-то порадовалась тому, что они досадили ее мужу, через секунду была готова схватить их и как следует им всыпать. К ее удивлению, те разрушения, которые они творили, затрагивали и ее, потому что иногда это были просто акты вандализма. А когда мальчики, борясь в гостиной, разбили редкую статуэтку из нефрита, она больше огорчилась из-за невосполнимой потери, чем из-за ярости и угроз мужа.

– Что ты хочешь этим сказать? – пытаясь сохранить спокойствие, спросила Тони.

– Этот тип… ну, дядя Дарес… он отослал Робби наверх после ленча и запретил ему спускаться сегодня.

– Дядя Дарес… Как это случилось?

Первые несколько дней Тони старалась заставить мальчиков быть хоть немного уважительными, для их же пользы, но они упрямо отказывались называть Дареса "дядей".

– Что он натворил?

– Нагрубил садовнику. А потом этому ти… Он нагрубил дяде Даресу, когда тот велел ему извиниться.

Поэтому он послал его наверх. В голове у Тони все перемешалось. Все еще злая от того, что мысль отомстить рухнула, она чувствовала… парадоксально… волну облегчения, что теперь дети будут хоть под каким-то контролем.

Она привезла детей, чтобы досадить мужу, но сама же оказалась жертвой собственной глупости. Она уже поняла одно из основных качеств Дареса – властность. И хотя сама всячески сопротивлялась ему, была рада, что он взял детей в ежовые рукавицы.

К своему удивлению, она сказала:

– В таком случае, дядя Дарес прав, наказав его.

Мальчик смотрел на нее с затаенным неодобрением.

– Ты согласна с ним?

– Да, конечно.

– Я хочу, чтобы мы поехали домой, – проворчал Дэвид, совершенно не интересуясь едой, которая стояла перед ним. – Луиза в кровати, Робби в комнате, а мне что делать?

– Ты можешь провести время, читая, ведь тебе уже говорили.

Дарес вошел в комнату и строго посмотрел на Дэвида.

– Дэвид сказал, что Робби в комнате… Ты послал его туда.

"Что слышал Дарес?" – думала она, хмуро наблюдая, как на его лице отражается удовлетворение от того, что она согласилась с его методом воспитания.

– Да, это так, – он смотрел прямо на нее, – у тебя есть какие-то возражения по этому поводу?

Она посмотрела на Дэвида, который ждал, глядя на нее, что она защитит его брата. Она была в затруднительном положении, она бы поспорила с мужем, чтобы просто не подчиниться покорно его власти. Но если она откажется от своего согласия с наказанием Робби, Дэвид получит поддержку и не обратит больше внимания на любые замечания.

– Нет, но разве он должен остаться в комнате навесь день? Это не слишком долго?

Если отсутствие огня в ее словах и поразило его, вида он не показал, а мягким тоном сказал:

– Если бы это было возможно, наказание прервалось бы, но Робби был предупрежден дважды. Он знал, что его ждет, но на предупреждение не обратил никакого внимания.

– Он что-нибудь ел?

– Ему отнесли чай в комнату.

Ей больше нечего было сказать, и он перенес внимание на Дэвида.

– Я велел тебе почитать, – сказал он, строго глядя на мальчика. – После чая можешь зайти ко мне и рассказать все, о чем прочитал.

У Тони от изумления раскрылись глаза. Справляться с мальчиками это одно, но такой интерес был невероятен.

Это определенно был другой Дарес. Что с ним, Господи, случилось?

– Я… я не читал, – замялся Дэвид, опустив голову и крепко сжимая руками колени.

– Я так и думал. Я ведь тебя тоже предупреждал, не так ли? – Дэвид угрюмо кивнул, и Дарес продолжал: – Заканчивай пить чай и отправляйся в свою комнату. Как и Робби, ты останешься там до завтрашнего утра.

По лицу Дэвида потекли слезы.

– Я хочу домой! – он умоляюще смотрел на тетку, а Тони все еще пыталась оправиться от изумления. Она никогда бы не подумала, что у Дареса в характере есть такая черта, как интерес к детям. Он был спокоен, но тверд.

Гневное возмущение, которое появилось, когда он узнал о появлении детей, заменилось интересом, который был совершенно излишним. Попытка Дареса удержать детей под контролем была понятной, хотя бы ради самозащиты.

Все эти события к чему-то вели, и Тони стала ловить себя на том, что за последние дни слишком много и как-то по-другому думает о муже. Мальчики стали понимать, что он им не по зубам, и уважали его за это. Для них выделили комнату, и каждый день они там занимались. За малейшее неподчинение следовало какое-нибудь наказание. Но самым большим удивлением было то, что им давали деньги на карманные расходы. Узнав об этом, Тони смотрела на Дареса в немом изумлении. Как-то она попросила Марию посидеть часок с Луизой, а сама отправилась на патио, чтобы спокойно почитать. К ней подбежал Робби и показал новую игрушку, которую купил в деревне. Ее пульс забился чаще, когда она подумала о том, как он мог достать деньги.

– Дядя Дарес заплатил мне сегодня вдвойне за классную работу, которую я сделал на отлично!

Робби улыбнулся Даресу, который в это время выходил из дома.

– Вам нравится? – спросил Робби, протягивая ему машинку. Дарес осмотрел ее, лениво проводя по колесам.

Он смотрел на Тони и наконец сказал с ноткой удовольствия:

– Почему такое смущение?

– Ты… – она сглотнула, все еще находясь в изумлении. – Ты даешь мальчикам деньги на карманные расходы?

– Немножко.

Тони покачала головой.

– Но зачем?

– О, возможно, чтобы доказать тебе, что я не такой скряга, как тебе кажется.

Тони подумала о своем положении: она не могла купить себе даже кусок любимого мыла, а остаток денег после поездки в Англию ушел на покупку сладостей для Луизы.

Она вдруг почувствовала возмущение. Не иметь ничего, ни единой драхмы, и быть замужем за одним из самых богатых людей острова. Это здорово отличалось от того, что она планировала, и на секунду она даже решила начать снова.

Возможно, не покажи она сначала такую жадность, может, она нашла бы мужа более управляемым. Она смотрела на него и сомневалась. Если бы не ярость и сумасшедшее желание отомстить, она могла действовать с большей проницательностью.

– А почему бы мне не давать им денег?! Я буду это делать, если только не появится какой-нибудь другой, более подходящий метод поощрения их за хорошие дела!

Со слабой улыбкой на губах Дарес продолжал разглядывать ее. Робби попросил машинку обратно, и Дарес отдал ее.

– Дядя Дарес…

– Да? – взгляд карих глаз передвинулся на мальчика.

– Вы обещали взять меня и Дэвида в море на катере.

– Да, обещал.

– Вы сказали, сегодня, если мы будем вести себя хорошо.

– И вы себя хорошо вели?

Робби засмеялся и его веснушчатая физиономия запылала.

– Конечно! Вы только дразнитесь.

– Да, а это не очень честно, да? Пошли, отправимся прямо сейчас. Где Дэвид?

Он снова посмотрел на жену. Глаза его слегка улыбались. Она же едко сказала:

– Ты сделал все замечательно. Они скоро будут есть из твоих рук!

– А ты этого, конечно, вовсе не хотела! – быстро ответил он, и Тони от досады покраснела.

– Ты сломаешь им характер!

– Лучше так, а не то я сломаю им шею… Уверяю тебя, совсем недавно я был очень близок к этому.

Он смеялся над ней, довольный собой и своей победой. Кипя от возмущения, Тони отвернулась.

– Дэвид сказал, что спустится через пару минут, – вмешался Робби, вежливо дождавшись, когда можно будет ответить на вопрос дяде. – Может, пойдем к катеру? Он знает, где это. Дарес кивнул и зашагал прочь.

– А тетя Тони не пойдет? – немного поколебавшись, спросил Робби вслед уходящему дяде. Через плечо тот ответил:

– Твоя тетя должна ухаживать за Луизой. У нее нет времени на пустяки.

Тони глядела ему в спину, задыхаясь от гнева. Если бы только она нашла способ сбить с него спесь!

– Тетя Тони, где Робби? – спросил Дэвид, выскакивая из-за угла дома и бросаясь к тетке. – Дядя Дарес берет нас в море на катере, а они ушли без меня.

– Нет, нет. Они просто только что пошли к катеру.

– О, спасибо! – воскликнул мальчик, срываясь с места. Но Тони удержала его.

– Вы стали слишком любить своего нового дядю, как-то сразу. Что-то случилось, пока я ухаживала за Луизой?

– Сначала дядя Дарес был очень грубым, – драматично начал Дэвид. – Но потом, когда я заплакал от того, что он на меня накричал, я сказал ему, что хочу к мамочке и что она грустная и одинокая, потому что умер папа, а он потом, когда я перестал плакать, посадил меня рядом и сказал, чтобы я все рассказал.

Дэвид беспокойно посмотрел на ворота. Оттуда, где они стояли, не было видно катера, и ему не терпелось поскорее удрать.

– Они не уйдут без тебя. Что ты ему рассказал?

– О мамочке… Он просил рассказать все. Что она работает много, и что у нас мало денег, и что она иногда плачет, когда мы говорим о папе. Тогда дядя Дарес спросил, мы такие же отвратительные дома, как и здесь, а я сказал – да, а он сказал, что мне должно быть стыдно, а я сказал, не знаю, а он сказал, что у нас у всех теперь будет хорошая жизнь…

Он задохнулся, и снова посмотрел на ворота.

– И он сказал, что возьмет нас в руки, и мы вернемся домой лучшими, чем приехали сюда. Можно я пойду, а?

– Да, конечно, иди.

Она смотрела ему вслед, пока мальчик не исчез за воротами. Потом Тони медленно подошла к бассейну, откуда был виден катер. Дети уже были на борту, и их смех несся по пляжу. Печаль овладела Тони, когда она смотрела на удаляющийся от берега катер. Добрый, говорила Джулия о своем брате, добрый…

Но разве не все греки любят детей? Что особенного было в том, что он тратит немного своего времени, развлекая детей Пэм. При таких же обстоятельствах так поступил бы любой мужчина! Она не должна позволить этому эпизоду закрыть ей глаза на бессердечие мужа.