Текст книги "Убийство в старом доме"

Автор книги: Энн Грэнджер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Глава 8
Элизабет Мартин

Мои воспоминания о прошлом прервал стук в дверь. Открыв, я увидела Ньюджент, которая сообщила, что миссис Парри требует меня к себе. Тетя Парри полусидела в постели, полностью одетая и обложенная многочисленными подушками. В ее комнате резко пахло кельнской водой и нюхательной солью; я поняла, что тетя Парри снова подкреплялась мадерой, – на прикроватном столике стояли почти пустая бутылка и использованный бокал.

Видимо, сочетание различных целебных средств подействовало на тетю Парри, и она пришла в себя. Говорила она живо и как будто вполне оправилась. Не поднимаясь с подушек, она подала мне знак подойти.

– Элизабет, пожалуйста, напишите от моего имени записку милому доктору Тиббету. Буду очень признательна, если он сегодня зайдет… нет, лучше напишите, что сегодня мы ждем его к ужину. Не рассказывайте ему, что случилось с Маделин; едва ли такие вести можно сообщать в письме. Главное, передайте, что мне нужно срочно поговорить с ним по важному делу. Пошлите с письмом кого-нибудь из слуг. Симмс знает, где квартирует доктор Тиббет.

Немного помолчав, тетя Парри продолжала:

– Я спрошу его мнения, стоит ли нам носить траур. Учитывая обстоятельства, думаю, не стоит. Траур привлечет к делу ненужное внимание и вызовет вопросы. Полагаю, и без того будет много сплетен. Кроме того, Элизабет, вы и так одеты строго. Что вы думаете по этому поводу?

– Может быть, нам все же как-то обозначить серьезность происходящего? – предложила я.

– Да… но не траур! Очень разумно с вашей стороны, дорогая. О черном не может быть и речи. Ньюджент! Приготовьте темно-серое шелковое платье. По-моему, оно – то, что нужно.

Я спустилась в библиотеку, написала записку доктору Тиббету, как мне было велено, запечатала ее и передала Симмсу. Немного позже я увидела Уилкинс в чепце и платке; она выбежала из дому и явно спешила доставить письмо по адресу. Я не сомневалась, что Уилкинс выполняет поручение с радостью. У нее не только появилась возможность выбраться из дому и из-под зоркого пригляда миссис Симмс. Письмо придавало ей важности. Вся ее спешащая фигура дышала волнением. Симмс наверняка сообщил всем слугам о судьбе мисс Хексем. Уилкинс перескажет новость всем встречным знакомым, а на обратном пути непременно заглянет во все соседние дома и сообщит слугам о том, что произошло у нас. Через час каждая служанка в округе Марилебон будет знать, что компаньонку миссис Парри постигла страшная участь. Вскоре обо всем станет известно и всем хозяевам… Ужасное событие станет достоянием гласности. Подумать только, один из самых почтенных домов в округе запятнан преступлением! И в людских, и в гостиных долго еще не будут говорить ни о чем другом.

В тот день доктор Тиббет не пришел к нам ужинать. Вернувшись, Уилкинс сообщила, что письмо взял слуга и сказал ей, что его хозяин уехал. Слуга не знал, куда уехал доктор Тиббет и когда он вернется. Во всяком случае, дома его к ужину не ждали.

Фрэнк тоже не успел к ужину. Он прислал вместо себя записку, в которой сообщал, что его вызывают в Скотленд-Ярд и потому он поужинает в городе. К тому времени, как принесли записку, даже уличный мальчишка, доставивший ее, уже слышал новости. Получив шестипенсовик, который Фрэнк посулил ему в награду, он с надеждой спросил:

– Это у вас тут кого-то убили?

Нам с тетей Парри пришлось ужинать вдвоем. Моя работодательница пребывала в дурном настроении и то и дело сокрушалась из-за отсутствия Тиббета и Фрэнка. Я же втайне радовалась тому, что не имею удовольствия лицезреть ни того ни другого. Особенно я была довольна, что избавлена от нравоучений доктора Тиббета. Впрочем, я не сомневалась в том, что очень скоро нам придется выслушать его точку зрения на произошедшее. Он наверняка не упустит случая высказать свои взгляды и домыслы. С другой стороны, обстоятельства гибели Маделин пока никому не известны. Как бы ни разглагольствовал доктор Тиббет, наверняка все сведется к тому, что несчастная сама во всем виновата. Едва ли тетя Парри нуждалась в чьих-либо советах. Доктор Тиббет и Фрэнк требовались ей в качестве благодарных слушателей. В их отсутствие ей пришлось ограничиться мной. Она начинала почти каждую фразу вопросом:

– Что вы думаете, Элизабет?

Впрочем, моего ответа она так ни разу и не дождалась. Я поняла, в чем заключается моя роль компаньонки. Требование быть «хорошей собеседницей» оказалось не более чем формальностью.

К тому времени, как мы разошлись по спальням, Фрэнка еще не было дома. Спала я плохо. По тому, как он вошел в дом, а потом с грохотом поднялся по лестнице, я догадалась, что он пьян. Симмс не ложился, дожидаясь его; я слышала, как он ведет его по коридору.

Наконец я заснула и проснулась от лязга металла. Встрепенувшись, я села и увидела, что в комнату бочком входит Бесси с кувшином горячей воды. Ее огромный чепец сполз почти на самый ее курносый нос.

– Спасибо! – сказала я.

Бесси поставила кувшин, обеими руками поправила чепец и повернулась ко мне. Личико у нее было бледным и испуганным.

– Это правда, мисс? Правда, что сказал мистер Симмс? Мисс Хексем убили?

Я вылезла из кровати, накинула на ночную рубашку платок и, подойдя к девочке, положила руку на ее худенькие плечики.

– Да, Бесси, к сожалению, правда. Но ты не должна бояться.

– Он… убийца… ее зарезал? – Девочка посмотрела на меня в упор.

– Зарезал? – ошеломленно переспросила я.

– Ну да… перерезал ей горло. Или задушил, или разбил ей голову… или что?

– Не знаю, – негромко ответила я, убирая руку.

– Значит, ее убили после того, как она от нас ушла? Она ушла отсюда и встретила его? – спрашивала Бесси, все больше волнуясь.

– Рано или поздно все непременно выяснится. Кажется, сегодня к нам придут полицейские. Они станут расспрашивать слуг, видели ли они что-нибудь в тот день, когда ушла мисс Хексем, и не знает ли кто-нибудь что-нибудь о ней.

– Я ничего не знаю! – тут же воскликнула Бесси. – Я ничего не сделала!

Она подхватила кувшин и выбежала прочь, оставив меня в задумчивости.

К моему удивлению, Фрэнк в то утро встал рано – хотя, может быть, он вовсе не ложился спать. Выглядел он слегка помятым, порезался при бритье, но, когда я спустилась к завтраку, он уже сидел за столом. Ел он не так жадно, как накануне, рассеянно вертя в руках чашку с остывшим кофе, и мрачно смотрел на подставку для гренков.

Когда я заняла свое место, он кивнул мне в знак приветствия. Вошел Симмс и молча поставил на блюдце рядом с локтем Фрэнка стакан со странной жидкостью желтовато-коричневого цвета.

Дворецкий, как всегда, был невозмутим; невозможно было понять, что он чувствует. Он осведомился, хочу ли я горячее; услышав, что не хочу, он молча удалился.

– Вы заметили? – хрипловатым голосом спросил Фрэнк, когда дворецкий вышел. – Старина Симмс, кажется, умеет плавать по суше. Его ноги ступают по ковру совершенно бесшумно! – Он взял желтовато-коричневый напиток, бросил на него опасливый взгляд, выпил его одним глотком и крякнул: – О господи…

– Что там такое? – поинтересовалась я.

– Взбитое сырое яйцо и херес. Так Симмс лечит… головную боль.

– Вы вчера много выпили, – заметила я. – Я слышала, как вы вернулись.

– Всякий бы напился после того, что мне пришлось сделать! – запальчиво ответил Фрэнк.

Я тоже не испытывала голода. Намазала маслом тост, но на вкус он показался мне куском картона.

– Что вам пришлось сделать? – тихо спросила я, хотя, как мне показалось, я догадалась. Если я права, бедняге Фрэнку пришлось несладко.

– Этот проклятый инспектор Росс потащил меня в… короче говоря, он потребовал, чтобы я пошел с ним и взглянул на нее. Понадобилось подтвердить ее личность.

– Мне очень жаль, – сказала я. – Представляю, как вам пришлось тяжело.

– Да уж! – ответил Фрэнк, немного успокаиваясь. – Что ж, с этим покончено. Теперь мы знаем, что с ней случилось. Хотя… все-таки не знаем. Нам известно только, что какой-то злодей до смерти избил ее чем-то тяжелым.

– Значит, вот как она умерла? – с трудом спросила я.

– Видимо, да. Рану они прикрыли. Спасибо, что хоть от такого зрелища меня избавили…

– Ее нашли в Агартауне, – сказала я. – Не в бывшем ли владении тети Парри?

– Понятия не имею, – надулся Фрэнк.

– Когда вы рассказывали, что у вашей тетушки были там дома, вы умолчали о том, что это трущобы.

Фрэнк впервые посмотрел на меня в упор налитыми кровью глазами.

– Да уж, там были не дворцы. Но беднякам тоже надо где-то жить, и у их жилья должен быть владелец. Плату за проживание с них спрашивали грошовую, так что многого им ждать не приходилось… И все-таки у них была крыша над головой. По-моему, в других условиях эти люди жить просто не смогли бы.

Я открыла было рот, собираясь возразить, но передумала. Фрэнк был не в том состоянии, чтобы с ним спорить. Пришлось сделать вид, будто я не заметила, с каким презрением Фрэнк отзывается о несчастных обитателях Агартауна. Ему пришлось пройти через ужасное испытание; бесполезно ожидать от него сочувствия к жильцам бывших домов тети Парри.

– Вчера Тиббет ужинал здесь? – спросил Фрэнк. – Наверное, был. Воображаю, как он тут разглагольствовал! Оказался в своей стихии…

– Нет, вчера он не приходил, – ответила я. – Ему послали письмо с приглашением, но оказалось, что его нет дома.

– Значит, явится сегодня после обеда – вот увидите, – буркнул Фрэнк. – Кстати, сегодня четверг; по четвергам он всегда ужинает у тети. Ну, я пошел на работу. Надеюсь, начальство не подумает обо мне плохо… хотя, наверное, подумает. Правительство ее величества не любит, когда с мелкими сошками случаются такие происшествия!

В столовую снова вплыл Симмс и остановился у стула Фрэнка.

– Должен сообщить, сэр, что пришли двое полицейских, сержант и констебль. Они спустились на кухню и хотят допросить прислугу. Боюсь, их расспросы помешают нам работать, вести хозяйство…

– Ну и ладно. Меня здесь не будет, и я ничего не почувствую, – отрывисто ответил Фрэнк. – А миссис Парри, скорее всего, не спустится до полудня, как обычно. Они ведь не хотят повидаться с ней?

– Нет, сэр. Насколько я понял, их интересуют только слуги.

– Скажите, пожалуйста, как к произошедшему отнеслась миссис Симмс? – спросила я у дворецкого. – И Уилкинс, и… другая девушка? – Я чуть не назвала ее «Ложкинс», но вовремя сообразила, что каламбуры Фрэнка сейчас неуместны, и осведомилась у Симмса, как фамилия второй служанки.

– Эллис, мисс. Миссис Симмс справляется неплохо, спасибо. И Эстер Ньюджент тоже. Ну а Уилкинс и Эллис… – Дворецкий неодобрительно поджал губы, и мне показалось, что сквозь ледяную оболочку вот-вот пробьется что-то человеческое. – К сожалению, мисс, две молодые особы, о которых вы спрашиваете, очень рады всему происходящему.

– Вот видите? – обратился ко мне Фрэнк. – Как говорится, не бывает худа без добра… – Внезапно он с горечью рассмеялся, а потом резко встал, отодвинув стул. – Ну, я пойду. Мне еще предстоит убедить свое министерское начальство, что я не пользуюсь дурной репутацией и представительницы слабого пола, живущие со мной под одной крышей, не умрут при сомнительных обстоятельствах. Если среди слуг начнется паника и они поднимут бунт, придется вам, Лиззи, разбираться с ними самой. До вечера!

Я не могла припомнить, чтобы разрешала Фрэнку столь фамильярно обращаться ко мне. Мне было приятно, когда так меня называл инспектор Росс, ведь он помнил меня девочкой. Но в устах Фрэнка такое обращение звучало проявлением его всегдашнего высокомерия. Бесси он называл просто «грибом», уверял, что Уилкинс и Ложкине – самые подходящие фамилии для служанок. Да и компаньонки, хотя и не относились к числу слуг, неизменно звались уменьшительными именами. Что с того, что я жила в доме почти на положении родственницы? Мэдди Хексем. Лиззи Мартин… В общем, я выразительно посмотрела на него, но при Симмсе воздержалась от замечаний.

Однако оказалось, что Симмса его слова тоже задели.

– Сэр, если на кухне возникнут какие-либо беспорядки, я со всем разберусь, – заверил он.

Как и предсказал Фрэнк, доктор Тиббет явился ближе к вечеру. Он уже все знал. По-моему, мало кто из жителей Лондона не слышал, что у нас случилось. Мимо наших окон проходили незнакомые люди, украдкой посматривая на дом и перешептываясь. Наконец тетя Парри приказала задернуть шторы.

– В конце концов, – заявила она, когда мы устроились в полумраке, – у нас почти траур. Несмотря на все ее недостатки, к памяти Маделин следует отнестись с должным почтением.

Как только пришел доктор Тиббет, стало очевидно, что почтение к памяти покойницы не распространяется на необходимость хорошо отзываться о ней.

– Мой дорогой друг! – воскликнул доктор Тиббет, широким шагом подходя к миссис Парри и пожимая ей руку. – Представляю, как вы потрясены! Но держитесь стойко, дорогая моя, держитесь стойко! Добрый день, мисс Мартин, – небрежно бросил он, словно только что заметил меня.

– Добрый день, доктор Тиббет, – ответила я. – Надеюсь, вы обрадуетесь, узнав, как стойко мы держимся. Миссис Парри служит нам всем превосходным примером.

Он быстро покосился на меня; когда до тети Парри дошел смысл моих слов, она пришла в замешательство. С одной стороны, она оценила мой комплимент. С другой стороны, мои слова означали, что ей можно не опускаться до недостойных горестных стенаний – ведь она так стойко держится!

– Меньшего я и не ожидал, – рассудительным тоном заметил Тиббет. – У вас, мой дорогой друг, львиное сердце. Знаете ли, чего-то в таком роде я и боялся. Та девица всегда казалась мне лицемеркой. При моем многолетнем опыте школьного учителя я, можно сказать, приучился сразу различать слабости характера, малодушие, безответственность и лживость. Эта молодая особа никогда не смотрела мне в глаза. «Ага! – подумал я, увидев ее впервые. – За ней нужен глаз да глаз!»

Произнеся последние слова, доктор Тиббет в упор уставился на меня.

– Ну а мне, – робко произнесла тетя Парри, – Маделин всегда казалась милой молодой девушкой, вот почему я испытала такое потрясение, когда мы получили от нее письмо. Кстати… Мне показалось, что инспектор из Скотленд-Ярда очень расстроился, узнав, что я не сохранила письмо от нее.

– Да зачем вам его хранить? – возмутился доктор Тиббет. – Отвратительный документ, в котором она без тени раскаяния объявляла, что впала в грех! Когда молодая особа отвергает опеку тех, кто старше и лучше ее, и предпочитает, как сказано в Писании, широкую и просторную дорогу, ведущую к гибели, нет таких глубин, до которых она не падет, и нет такой ужасной судьбы, которую ей не следует ожидать.

Мне подумалось: не только служанки Уилкинс и Эллис испытывают радость при виде чужих страданий.

– Мы так переволновались, когда к нам неожиданно пришел инспектор полиции! Вчера вечером бедному Фрэнку пришлось идти в Скотленд-Ярд, а оттуда… я даже не могу повторить куда. Это слишком ужасно! – Тетя Парри поднесла к носу надушенный платочек.

– Его заставили пойти в покойницкую, где он опознал мисс Хексем, – пояснила я.

Доктор Тиббет поцокал языком и заявил, что это в самом деле ужасно и что Фрэнк тоже должен держаться стойко. Затем у него на лице проступило легкое смущение.

– Простите, дорогой друг, за то, что вчера, когда вы надеялись на мою поддержку, меня не оказалось дома. Я был у… меня вызвали к постели бывшего ученого коллеги. Он болен, очень болен. По просьбе его жены я немного посидел с ним. Думаю, это его утешило.

Тетя Парри заявила, что в последнем она не сомневается и доктору Тиббету не стоит беспокоиться из-за того, что вчера он не смог прийти к ней. Она все понимает. И все же отвечала она несколько раздраженно. Я подумала: может быть, она, как и я, заподозрила, что никакого ученого коллеги не существует в природе? Возможно, он сыграл ту же роль, какую играют тяжелобольные бабушки в жизни мелких клерков, – молодым людям, по их словам, вечно приходится навещать их вместо работы.

– Ну а эти… как их… полицейские, – продолжал доктор Тиббет, которому вдруг изменило его всегдашнее красноречие, – они что же, приходили снова?

– Они заполонили весь дом! – пылко вскричала тетя Парри, взмахивая платочком и распространяя по гостиной запах одеколона. – Правда, мне они не докучали… и Элизабет тоже, хотя Элизабет все равно ничего не могла бы им рассказать. И мне ничего не известно… как, видимо, и слугам. Маделин ни с кем не делилась своими намерениями.

– Сегодня утром приходили сержант и констебль и допрашивали слуг, – объяснила я.

– А, слуг! – задумчиво протянул Тиббет. – Бывает, слуги в подобных обстоятельствах уступают искушению и дают волю фантазии. Их слова часто приходится, так сказать, процеживать.

– Мне кажется, к такому полицейским не привыкать, – сухо заметила я. – И они во всем разберутся.

Неодобрение, какое и раньше выказывал мне Тиббет, перешло в откровенную неприязнь.

– Несомненно, – ответил он. – Похоже, мисс Мартин, вы хорошо знакомы с ситуациями подобного рода.

– Не совсем так, – ответила я. – Просто мой отец, помимо того что принимал обычных пациентов, служил в нашем городке полицейским врачом.

Доктор Тиббет скорчил кислую мину и ответил:

– Вот как?

Тут объявили о приходе миссис Беллинг.

Быстро войдя в комнату, она обняла тетю Парри, не дав той встать.

– Дорогая моя! Какой ужас! Просто ужас! Здравствуйте, доктор Тиббет! Рада видеть вас здесь. Джулия, что мне вам сказать? Я чувствую себя в ответе за все случившееся!

Тетя Парри и доктор Тиббет принялись хором уверять гостью, что она тут совершенно ни при чем. Поскольку миссис Беллинг подчеркнуто не замечала меня, я не считала себя обязанной говорить что-либо.

– Я написала своей даремской приятельнице, – продолжала миссис Беллинг после того, как получила заверения в полной невиновности. – И откровенно указала ей на то, что она должна была тщательнее навести справки о девушке, прежде чем отправлять ее в Лондон, к нам, то есть к вам. Я очень разочарована!

Не удержавшись, я заметила, стараясь не терять присутствия духа:

– Ужасно думать о том, каково пришлось бедной мисс Хексем в самом конце, когда она поняла, что находится в руках убийцы!

Наступила тишина. Ко мне повернулись три пары глаз.

– Я тоже думала об этом. – Тетя Парри взмахнула платочком.

– Ну… да, – раздраженно вторила ей миссис Беллинг. – Вот именно! Но ведь она сама поставила себя в такое положение!

– Можно надеяться, – заметил Тиббет, – что перед смертью она нашла время для того, чтобы попросить Создателя о прощении!

– Элизабет, – довольно сурово обратилась ко мне тетя Парри, – позвоните, чтобы принесли чай!

Я позвонила в колокольчик с такой силой, будто на другом конце болтался в петле доктор Тиббет.

После того как оба гостя ушли, мы с миссис Парри несколько минут провели в неловком молчании.

– Элизабет, дорогая, – произнесла наконец тетя Парри. – У вас доброе сердце, но, боюсь, острый язычок!

– Я не хотела обидеть доктора Тиббета, – ответила я. – Простите, если мои слова поставили вас в неловкое положение.

– Я имела в виду не совсем это, – неожиданно ответила тетя Парри. – В Лондоне, моя дорогая, дела делаются не так, как в вашем родном городке. Там все знали вас и вашего батюшку. Здесь же о человеке больше судят по внешности. Одно слово, один взгляд, улыбка или гримаса не вовремя – и репутация человека безнадежно испорчена! Мне бы не хотелось, чтобы вас сочли… скажем, непокорной.

– Я не непокорная, тетя Парри! – вскричала я. – Ну да, я часто говорю то, что думаю. И хотя я не была знакома с мисс Хексем, мне ее очень жаль. – Немного успокоившись, я продолжила: – В конце концов, я ведь сплю в ее кровати. Мне невольно приходится часто вспоминать о ней!

– Боже мой! – ошеломленно воскликнула тетя Парри. – Так и есть! Значит, вам там не по себе? Может быть, вы хотите переехать в другую комнату?

Я покачала головой:

– Нет, мадам. Мне хорошо там, куда меня поселили. Пожалуйста, не волнуйтесь за меня. Я приму к сведению все, что вы мне сказали.

Она похлопала меня по руке:

– Полно, полно! Вы славная девушка. Мы с вами отлично поладим! – Она вздохнула. – Просто два последних дня выдались тяжелыми… Пожалуй, я поднимусь к себе и попрошу, чтобы ужин мне принесли в спальню. Пожалуйста, напишите от моего имени доктору Тиббету. Я сожалею, что не смогу сегодня составить ему компанию за ужином. Сегодня четверг; по четвергам он обычно возвращается вечером.

А я и забыла, что сегодня четверг! Составляя письмо, я гадала, что меня ждет. Неужели придется ужинать с глазу на глаз с Фрэнком? Трудно будет весь вечер выносить его разговоры…

Оказалось, что боялась я напрасно. Вместе с ответной запиской от Тиббета, в которой он выражал надежду на то, что «его дорогой друг» вскоре придет в себя, и умолял ее «держаться стойко», принесли записку от Фрэнка, в которой тот сообщал, что снова будет ужинать в городе. Симмс бесстрастно заметил: учитывая обстоятельства, может быть, мисс Мартин также захочет, чтобы ужин ей доставили в комнату?

Я согласилась, так как не испытывала большого желания сидеть в столовой в одиночестве, чтобы Симмс и его жена внизу сплетничали обо мне: мол, я задираю нос и требую, чтобы меня обслуживали. Ужин мне принесла несколько обиженная Уилкинс. В тот день мой ужин состоял из пирога с рыбой и рисового пудинга. Скорее всего, для меня разогрели остатки ужина для прислуги. Едва ли хозяйке дома подали бы пирог с рыбой. Как бы ни обращалась со мной тетя Парри, слуги понимали, каково мое истинное положение!

Поев, я выставила поднос за дверь, чтобы Уилкинс могла забрать его, когда сочтет нужным. В доме царила неестественная тишина. Из комнаты тети Парри не доносилось ни звука. Я спустилась вниз; не обнаружив никого в гостиной, решила выбрать себе что-нибудь почитать и вошла в библиотеку.

Там по-прежнему пахло сигарами. Я стала осматривать стеллажи, тесно уставленные книгами. Большинство из них не соответствовали моему вкусу. Наконец я нашла томик стихов, вынула его и устроилась в кресле. Солнце село, а Симмс еще не зажег в этой комнате газовые горелки, как делал всегда, обходя вечером дом. Он прекрасно знал, что гостей к ужину не будет и никто не воспользуется библиотекой как курительной. Мне свет не был нужен. Найдя на каминной полке огарок свечи в медном подсвечнике, я зажгла его и вернулась в кресло.

Открыв книгу, я увидела, что передо мной поэма Кольриджа «Кубла Хан», и вслух прошептала первые строки:

 
В стране Ксанад благословенной
Дворец построил Кубла Хан,
Где Альф бежит, поток священный.
Сквозь мглу пещер гигантских, пенный,
Впадает в сонный океан. [5]5
  Перевод К.Д. Бальмонта.


[Закрыть]
 

Мне подумалось: возможно, в своей поэме Кольридж описал Лондон. Огромный город напоминает чудесный дворец, полный удовольствий, но за его роскошными фасадами таятся такие ужасы, которые трудно себе представить.

Я закрыла книгу и положила ее на колени. Прогретый за день дом в ночной прохладе потрескивал и шуршал. Время от времени кто-то быстро проходил мимо окон. Однажды я услышала, как прохожий вдали насвистывает печальную песенку; потом звуки эти также затихли и исчезли. В голове у меня вертелись слова поэмы Кольриджа, только вызывали ассоциации уже не с Лондоном, а с угольными разработками в моих родных краях. Они представились мне бесконечными пещерами в мире без солнца, где во мраке копошатся мужчины и мальчики, подчас совсем дети, а высоко у них над головой, не ведая ни о чем, бродят те, кому в жизни повезло больше. Спустя какое-то время мысли у меня в голове начали путаться, и я забылась тревожным сном. Мне снилось, что я одна иду по длинной темной улице. Вот я дошла до развилки и остановилась, не зная, куда свернуть. Пока я стояла и гадала, что делать, ко мне подошел кто-то – человек или зверь, – и его теплое дыхание согрело мне щеку.

Я ахнула и проснулась; болезненно екнуло сердце. Оказалось, что голова моя лежит на подлокотнике кресла. Я заснула в неудобной позе, и у меня затекла шея. Я подняла руку, чтобы растереть мышцы, и поняла, что дыхание, которое я слышала во сне, мне вовсе не мерещится. Свеча моя догорела, но кто-то зажег новую. Я наклонилась вперед и в неверном пламени свечи увидела, что уже не одна.

Фрэнк Картертон сидел напротив меня в таком же кресле и мрачно наблюдал за мной, вытянув ноги и поглаживая правой рукой подбородок. Тень от его фигуры падала на стену за ним, и казалось, что за мной следят не один человек, а двое. Я еще не до конца проснулась и не поняла, кто из двух настоящий.

– Который час? – воскликнула я, хватаясь за подлокотники кресла. Томик стихов упал с моих колен на ковер.

– Недавно пробило полночь, – ответил Фрэнк, опуская руку.

– Вы давно здесь?

– Хм… – Он и его тень пожали плечами. – С полчаса, наверное.

– Вы меня напугали, – призналась я. – Я не слышала, как вы вернулись.

Уголок его рта дернулся, как будто он хотел улыбнуться, но решил, что улыбка сейчас неуместна.

– Простите. Я сказал Симмсу, что у меня есть ключ и если он не запрет дверь на засов, то может не дожидаться моего возвращения. Я не собирался возвращаться поздно и не собирался… словом, я не намерен был приходить домой в худшем состоянии, чем вчера. Вот видите, я не пьян.

– Что вы здесь делаете? – Я по-прежнему никак не могла успокоиться.

– Решил выкурить сигару перед сном. Однако, когда я вошел, увидел вас. Мне не хотелось вас будить. Но не хотелось и уходить от вас.

– Тогда я вас оставлю – курите свою сигару, – сказала я, вставая.

Он наклонился вперед и жестом велел мне снова сесть.

– Лиззи, не уходите. Я хочу поговорить с вами.

– Лучше завтра утром! – ответила я. Окончательно проснувшись, я разозлилась на него.

– В столовую то и дело вплывает Симмс. Не поймите меня превратно, но у него слух как у летучей мыши!

– Неужели вы хотите поговорить со мной о чем-то тайном, личном? – спросила я.

– Да. Я хочу поговорить с вами о Маделин. Не сомневаюсь, в людской сейчас только и разговоров, что о ней, но у слуг перед нами важное преимущество: мы их не слышим.

– Сегодня приходили полицейские и допрашивали всех слуг, – сказала я.

Фрэнк хмыкнул:

– Скорее всего, им ничего не удалось узнать… Уж Симмс об этом позаботился! Если, конечно, кто-то мог что-то рассказать нашим доблестным стражам порядка. Но Симмс принимает честь нашего дома близко к сердцу. Как и свою репутацию.

– Свою репутацию? – переспросила я.

– Ну да. Пост дворецкого в доме, где произошел какой-то скандал, – не лучшая рекомендация, если он когда-нибудь вздумает сменить хозяев. Хотя, насколько мне известно, он не собирается нас покидать. Им с миссис Симмс здесь очень удобно. – Фрэнк замолчал и поднял с пола томик стихов. Прочел название на корешке и заметил: – Я не очень люблю поэзию.

Он осторожно положил книгу на столик у своего кресла.

– Инспектор Росс спросил меня, заметил ли я что-нибудь необычное в поведении мисс Хексем перед тем, как она нас покинула; например, ее задумчивость или влюбленность – вы меня понимаете? Я сказал ему, что ничего такого не заметил. И я не солгал. Я обращал на нее очень мало внимания. Она была бледной провинциалочкой, ничтожеством.

– Как и я! – не удержалась я.

– О нет, нет, Лиззи! Вы – птица совсем другого полета. Как я уже говорил, вы умны, независимы, наблюдательны и красивы.

– Вы мне льстите, – сухо ответила я.

– Ничего подобного, – торжественно возразил Фрэнк. – Все, что я сказал, – сущая правда. По крайней мере, за первые три утверждения я готов поручиться пятью гинеями. Ну а четвертое я вижу собственными глазами.

– Всего пять гиней? – съязвила я.

Фрэнк, ликуя, ткнул в меня пальцем:

– Вот видите? Вы сообразительны, и у вас есть чувство юмора! Уверяю вас, Маделин сообразительностью не отличалась, а чувство юмора у нее отсутствовало напрочь. Маделин невозможно было дразнить; она никогда не понимала шуток и даже не подозревала, что я шучу. Смеяться над ней было совсем неинтересно; едва поняв это, я сдался и утратил к ней интерес. Зато кто-то другой ею заинтересовался, верно? По крайней мере, теперь мы должны это предположить.

Я понимала, куда он клонит, но решила не отвечать. Ведь он первый завел разговор на волнующую его тему.

– Отсюда вытекают две возможности, верно, Лиззи? Либо она познакомилась со своим убийцей в нашем кругу, то есть познакомилась с ним, потому что жила в этом доме, либо она познакомилась с ним в другом месте. Но если речь идет о другом месте, то где? Вы – молодая одинокая женщина, которая недавно приехала в Лондон, как и она. По утрам вы свободны, так как тетя Джулия не спускается вниз до полудня. Как вы предпочтете распорядиться своим временем и куда можете пойти?

Я ответила:

– Пока я еще нигде не была. Но разве не вы говорили, что Маделин читала романы, которые брала в публичной библиотеке? Значит, на ее месте я отправилась бы в библиотеку. Очень может быть, что она познакомилась с кем-то именно там.

– Видите? Я же говорил, что вы очень умная! – кивнул Фрэнк. – Но и инспектор Росс не дурак. Наверное, он тоже подумал о такой вероятности. Я рассказал ему, как Мэдди обожала бульварные романы. Наверное, он уже разослал сыщиков в штатском во все публичные библиотеки в столице, чтобы наблюдали и примечали всех, кто берет почитать «Любовь на границе», «Невесту пирата» и прочую дребедень.

Я по-прежнему молчала, но меня вдруг осенило. Надо было сразу вспомнить об этом, но по глупости я не сообразила вовремя… Я должна как можно скорее признаться тете Парри, что мы с инспектором Россом уже встречались раньше и что мой отец оплатил его обучение. Скрывать от нее такие важные вещи и нечестно, и неразумно, ведь позже тайное все равно станет явным! Но это не значит, что я и Фрэнку обязана во всем признаться – по крайней мере, до того, как поговорю с его теткой.

– Надеюсь, вы понимаете, – продолжал Фрэнк, неверно истолковав мое молчание, – что я первый в списке подозреваемых у нашего инспектора? Более того, я заметил, что не нравлюсь ему.

– Может, вы не были с ним откровенны? – предположила я.

– Ну что вы, Лиззи! Я сразу замечаю, когда кто-то испытывает ко мне неприязнь, пусть даже он всего лишь полицейский, будь проклята его наглость! – Помолчав немного, он продолжал: – Лиззи, надеюсь, вы не испытываете ко мне неприязни? Я знаю, вы меня не одобряете, но это не одно и то же.

Я не знала, что ответить, но Фрэнк, не дожидаясь ответа, отрывисто произнес:

– Я не даю вам спать. Простите меня. Спокойной ночи, Лиззи! – Он встал и вежливо поклонился.

Я тоже встала и так же вежливо ответила:

– Спокойной ночи!

Закрыв за собой дверь библиотеки, я сквозь щель увидела, что Фрэнк Картертон раскрыл оставленный мной гомик стихов и принялся листать его. Я подумала: он всем рассказывает о том, что не проявлял интереса к Маделин, однако обратил внимание на то, что читает теткина компаньонка. Теперь ему интересно посмотреть, что читаю я. Мне стало не по себе. И пусть Фрэнк прав, и я действительно способна разгадывать головоломки; мне хорошо известно, что подобный дар приносит одни несчастья. Насколько проще довольствоваться дворцом и без труда забыть о существовании «мглы пещер гигантских»! Но я так поступить не могла.