Текст книги "Посмертное слово"

Автор книги: Энн Грэнджер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 20 страниц)

Короче говоря, она не представляла, что кто-то может вмешаться в ту жизнь, которую она хотела вести. Она ошибалась. Кое-кто мог вмешаться в ее жизнь – и вмешался. Оливия не поладила со своим деверем, Лоренсом Смитоном. Узнав о ее отношениях с Вайолет, Лоренс пришел в ярость. Он счел это оскорблением памяти своего брата Маркуса. Он организовал настоящую травлю. Оливия бы выдержала бой, но бедняжка Вайолет страшно страдала; дело едва не кончилось нервным срывом. Оливию буквально вынудили уехать за границу – даже ей пришлось признать, что другого выхода нет. Уверена, про себя она всегда считала эту ссылку временной. Не поражением – с поражением она бы ни за что не смирилась, – а стратегическим отступлением.

– По-моему, этот Лоренс поступил с ними довольно несправедливо, – заметила Мередит.

Алан поерзал в кресле.

– Мы ведь не знаем, почему Лоренс их травил. Возможно, он считал, что нетрадиционная ориентация вдовы его брата бросает тень на сексуальные пристрастия самого Маркуса. В конце концов, нам ведь неизвестно, что за отношения связывали Маркуса и Оливию, когда они поженились.

– По-вашему, они заключили брак по взаимному расчету? – кивнула Уинн. – Ну да, как вы и говорите, нам ничего не известно. Конечно, Лоренс повел себя жестоко, и остальные последовали его примеру. Оливию перестали принимать в обществе. О них рассказывали всякие небылицы и сплетничали. Некоторые из кожи вон лезли, чтобы побольнее задеть их; хихикали по углам, зная, что Оливия или Вайолет примут оскорбления близко к сердцу.

Алан вдруг попросил:

– Расскажите об околевшем пони!

Мередит окинула любимого изумленным взглядом; ей с трудом удалось подавить усмешку.

– А, пони… Его отравили! – С этими словами Уинн, выказавшая хорошее знание человеческой психики, встала. – Кстати, у меня есть его снимок. Только что вспомнила!

– Значит, тебе совсем не все равно! – укоризненно заметила Мередит, как только хозяйка вышла из комнаты. – Ты просто умираешь от желания забросать ее вопросами.

– Я ведь человек! – оправдывался Алан. – Да, кое-что меня действительно заинтересовало. Но не чрезмерно.

– Знаешь, – с серьезным видом заметила Мередит, – я никогда не считала тебя ханжой! Почему бы тебе не признаться, что тебя, как и меня, заинтересовала эта история?

– Потому что она меня совсем не заинтересовала! И я объясню тебе почему! – Алан наклонился вперед, при этом светлая челка упала ему на лоб. – Потому что Уинн хочет во что-то меня втравить! Думаешь, она просто так нам все рассказывает? Она уверена, что здесь случилось что-то странное. Я имею в виду не прошлое – во всяком случае, не далекое прошлое. Речь идет о сравнительно недавних событиях. Но доказательств, с какими можно обратиться к местным представителям закона, у нее нет. Вот увидишь, она попросит, чтобы я расследовал дело, так сказать, полуофициально!

Мередит нахмурилась:

– Интересно, жив ли еще старый Лоренс?

– Если он и жив, ему сейчас за восемьдесят, не меньше, и нет никаких оснований полагать, что его чувства к бывшей невестке изменились. Однако он уже староват для того, чтобы травить пони! В общем, я глубоко убежден: что бы здесь ни происходило, нам не стоит вмешиваться.

– Его снял Макс… – Уинн уже вернулась и протягивала им снимок. – Макс Кромби сфотографировал пони в прошлом году, до того как его дочка Джули получила собственного любимца. Вот, смотрите. Давайте-ка зажжем камин. По вечерам здесь довольно промозгло!

Мередит взяла фотографию. На ней была изображена хорошенькая девочка с длинными светлыми волосами, которая сидела на пони в загоне. На заднем плане высилось большое дерево. Сбоку на снимок падала чья-то тень – мужская или женская. Она расползлась по земле. Уинн указала на тень, протягивая снимок стоящему рядом Маркби.

Он взял снимок и кивнул.

– Это не фотограф, – сказал он. – Тень падает сбоку. Фигура… похоже, женская… в юбке. Но тени обманчивы…

– Возможно, – тихо заметила Уинн, – это Оливия.

– У меня вопрос! – воскликнула Мередит, не обращая внимания на болезненный тычок между лопатками. – Насчет фотографий. Вернее, насчет того снимка над некрологом. Вы сказали, он единственный, да и тот сделан в войну. Но ведь паспорт у нее наверняка имелся?

– Она его уничтожила – по крайней мере, среди ее документов никакого паспорта не нашли. И никаких данных о том, что она запрашивала паспорт для поездок за границу, не сохранилось.

– Но ведь она много лет прожила во Франции, – не сдавалась Мередит. – Должно быть, ей приходилось продлевать первоначальный паспорт или получать новый – скорее всего, в ближайшем консульстве.

Уинн покачала головой:

– Признаюсь, я не пыталась расследовать дело с этой стороны, но она покинула Францию в семидесятых годах. Так долго никакие документы не хранятся, верно? Я имею в виду прошение о продлении паспорта.

Мередит вздохнула:

– Да, наверное, его уничтожили много лет назад.

– Что же пони? – с легким раздражением напомнил Маркби. – Услышим ли мы когда-нибудь, что случилось с несчастным животным?

– Стояло жаркое лето, – начала Уинн. – Дождей не было несколько недель, и трава не росла. Пони Оливии обычно круглый год пасся в своем загоне и щипал травку, а в это лето корма ему не хватало. Должно быть, он бродил кругом и искал хоть что-нибудь сочное и съедобное. К сожалению, он нашел какой-то крестовник… Кажется, его называют крестовник оксфордский. В общем, растение очень ядовитое для скота. Как только пони заболел, вызвали Рори Армитиджа, нашего ветеринара, но, кажется, яд, содержащийся в крестовнике, очень коварен. Он действует не сразу, накапливается в организме. К тому времени как проявились симптомы, было уже слишком поздно. Пони издох. Оливия прямо обезумела от горя. Она настояла, чтобы животное похоронили в загоне. А это было нелегко! – Уинн пылко закивала. – Земля там была твердой, как железо! Спросите Рори. Он там был.

Маркби вытянул ноги и смерил Мередит слегка покровительственным взглядом.

– Весьма прискорбное происшествие. Естественно, миссис Смитон расстроилась. Но вряд ли его можно назвать зловещим! Ведь пони отравился случайно.

Уинн помешала сахар в чашке и негромко сказала:

– Вам имеет смысл потолковать с Рори.

– Ну а что там с оторванной подошвой домашней тапки? – напомнила Мередит.

Уинн просветлела:

– Ах да, конечно! Тапки у нее были старые, и у одной отрывалась подошва. Джанин, приходящая домработница, все время напоминала Оливии, чтобы та купила себе новые тапочки. Джанин добрая девушка, хотя и одевается странновато, да и мальчишки у нее… нет, не буду сбиваться с темы! Так вот, Джанин вырезала из журнала рекламное объявление, в котором предлагались тапочки из овечьей шерсти, такие, как любила Оливия. Она принесла купон Оливии и велела заполнить и выслать на адрес магазина вместе с чеком. И ездить никуда не надо, тапочки пришлют по почте. Оливия так и сделала недели за три до рокового падения. Вот что еще особенно печально. Новые тапочки прислали через день или два после ее падения. Должно быть, деньги по чеку успели прийти до ее смерти. Фирмы, что торгуют товарами по почте, обычно присылают заказы через двадцать один день… Поверенный Оливии разрешил Джанин взять новые тапочки себе. У покойной было столько имущества, что пара тапок роли не играла. И потом, кому они нужны? В своем завещании Оливия отказала Джанин небольшую сумму, пару сотен фунтов. В дополнение к деньгам девушка получила и тапочки!

– Она упомянула в своем завещании еще кого-нибудь?

– Фонд восстановления местной церкви. – Уинн снова широко улыбнулась. – Так что хоть здесь мои усилия оказались не напрасными! Она завещала фонду две тысячи фунтов. Юной Джули Кромби тоже завещано две тысячи – на ее лошадиные расходы. Кроме того, небольшая сумма завещана Рори, потому что он заботился о ее питомцах, и доктору Барнетту, потому что он был к ней добр. Каждому досталось около тысячи фунтов и по безделушке на память. Кажется, она даже оставила по двести фунтов Эрни Берри и его сыну, хотя могла бы с таким же успехом перевести долю Эрни напрямую в «Королевскую голову», где они все равно в конце концов окажутся!

Уинн пожала плечами и вздохнула:

– Все остальное будет выставлено на аукцион, а вырученные средства пойдут на благотворительные цели. Кстати, довольно трудно было разобрать все ее вещи. Но дом теперь пуст и подготовлен к продаже. Он недалеко отсюда: налево и в гору. Конечно, сад изрядно зарос, зато сверху открывается живописный вид. И сам дом очень красивый. Надеюсь, его купит человек, способный ценить прекрасное.

– Интересно, сколько за него запросят…

При упоминании сада глаза Маркби подернулись дымкой.

– А давай сходим и посмотрим? – предложила Мередит. – Завтра! У кого ключи от дома? У поверенного или агента по недвижимости?

– И у того и у другого, но они живут в городе. Если хотите взглянуть на дом, ключ есть еще у Джанин. Она время от времени наведывается туда, проветривает, вытирает пыль и так далее. Она даст вам ключ, если я пойду с вами и поручусь за вас.

Уинн радостно улыбнулась обоим гостям.

Маркби вздохнул. Любовь к садоводству – его ахиллесова пята.

– Ладно, если мы сходим и посмотрим, ничего страшного не случится. Завтра же возьмем ключ у Джанин. А пока… уже поздно, и нам пора. Спасибо, Уинн, за прекрасный вечер!

Глава 4

…враг человека сделал это.

Мф., 13:28

– Никакой тайны здесь нет, – решительно объявил Алан, когда они добрались до своего домика.

– Там видно будет. Так или иначе, никакого вреда от осмотра дома нет!

– Дом… – задумчиво продолжал Алан. – Уинн не говорила, большой там сад?

– Он весь зарос. Вряд ли разнорабочий Берри – хороший садовник. Хотя фамилия у него подходящая: Берри… <sup>[2]2
  Ягода


[Закрыть]</sup> – Мередит хихикнула. – Как в игре «Веселая семейка».

– Да, ты и вправду перебрала! – заметил Маркби.

В листве шелестел ночной ветерок. В крошечное слуховое окошко стукнула ветка, и Мередит поежилась. Алан спал крепко и ничего не слышал. «А все вино, – подумала полусонная Мередит. – Перебрала не я одна!»

Она открыла глаза; сон вдруг как рукой сняло, неизвестно почему. Ее слегка подташнивало. Она задумалась: встать и принять таблетку от желудка или не стоит?

Снова задребезжало окно. За ним что-то хрустнуло, как будто надломилась ветка. В стекло ударил сильный порыв ветра. Мередит надеялась, что ветер не принесет с собой дождь. Снова что-то стукнуло, загрохотало, как будто за окнами катали камни; затем послышался скрежет.

В темноте окно превратилось в квадрат серого света. Ветка качалась и била в оконную раму. Снова что-то заскреблось – явно не ветка. Звуки доносились снизу, с земли.

Может, там рыщет какой-нибудь зверь? Нимрод снова вышел на охоту или из леса прибежала лиса? Мередит задумалась. Подойти к окну и посмотреть, что там такое, а потом найти в аптечке таблетки от желудка? Нет, здесь так тепло и уютно, что вылезать из постели не хочется. Тем более не хочется ничего делать.

– Алан! – прошептала она.

Не получив ответа, Мередит снова свернулась калачиком. Снизу доносились какие-то щелчки. Не похоже, чтобы такие звуки издавал какой-то зверек. Разве что ежи. Они иногда так смешно фыркают…

Потом она еще некоторое время бодрствовала. Ей хотелось снова заснуть, но сон все не шел к ней. Мередит навострила уши, но больше никаких странных звуков снаружи не доносилось. Она решила, что главное – бороться с бессонницей. Алан по-прежнему спал без задних ног. Мередит окинула его презрительным взглядом. Как он может так беспробудно спать?

Иногда, если не спится, полезно встать и немножко походить, сделать что-нибудь приятное, например заварить чайку. Как ни странно, в такое время суток сон может оказаться роковым. Мередит где-то читала, что между тремя и четырьмя часами ночи смерть получает естественное преимущество над жизнью. К четырем утра температура тела опускается до низшей отметки, и во сне некоторые функции организма временно отключаются. Не ведая об этом, несчастные все глубже погружаются в сон и не могут принять необходимые меры, чтобы бороться, потому что просто не знают…

Уж если такая бодрящая мысль не способна вытащить страдающего бессонницей человека из кровати и заставить его немножко помахать руками, значит, он абсолютно безнадежен.

Мередит осторожно вылезла из-под стеганого одеяла. Хотя выяснять источник шумов было уже поздно, она все же высунулась из окна. В предрассветный час горизонт окрасился светлыми лучами. Мередит посмотрела на фосфоресцирующий циферблат будильника, стоящий на тумбочке со стороны Алана. Без двадцати пять! Опасный час миновал; занимается новый день.

Мередит на цыпочках прошла в ванную и нашла в аптечке нужные таблетки. Тошнота сразу прошла. Теперь предстояло решить, заваривать чай или нет. Она вернулась в спальню. Алан, как и раньше, спал как убитый. Ставить чайник для себя одной – слишком много возни. Она снова легла в постель – у нее окоченели ноги. Под теплым одеялом ей сразу стало хорошо.

Кстати, трюк со вставанием и гуляньем по комнате свое дело сделал. Сон навалился на нее довольно неожиданно. Но это был, так сказать, неполноценный, непродуктивный предутренний сон. Мередит увидела как будто старое кино, полное приключений, причем фильм близился к концу. Она очень быстро мчалась куда-то в старомодном туристском автомобиле с открытым верхом, а рядом сидел Алан. Правда, когда она повернулась к своему спутнику, то увидела, что вместо Алана рядом с ней сидит какая-то незнакомка: пожилая женщина с бледным лицом и глубоко посаженными горящими глазами, в шляпке с вуалью, какие носили дамы-автолюбительницы в начале прошлого века. Женщина протянула вперед руку, похожую на птичью лапу, и схватилась за руль.

– Дай мне повести! – упрашивала она.

Вуаль, развеваясь, прятала ее лицо.

Мередит отказывалась уступить руль. Она знала, что не должна слушаться женщину под вуалью. Нельзя позволить ей вести машину. Если пассажирка настоит на своем, сама Мередит окажется совершенно бессильна, и ее на головокружительной скорости помчат в неизвестное, навстречу чему-то ужасному.

– Нет! – крикнула она прямо в бледное лицо. – Нет, вам нельзя!

И она дернулась изо всех сил, пытаясь оттолкнуть странную пассажирку.

– Эй! – раздался посреди всей этой кутерьмы голос Алана. – Проснись!

Было утро. В крошечное окошко проникали лучи солнца; один луч широкой полосой разлегся на кровати. Мередит села, откинула волосы со лба, потерла глаза. Мысли в голове путались. Алан в халате стоял над ней с чашкой чаю в руке. Он присел на край кровати, и она, перевернувшись на бок, с благодарностью взяла у него чай.

– Спасибо!

– Тебе снился страшный сон, – заметил Алан. – Ты что-то бормотала. Будешь знать, как напиваться огненной водой Уинн!

– Я в полном порядке! – вызывающе ответила Мередит, отпив глоток чаю. – Да, мне действительно кое-что приснилось. Я ехала в машине, в старой машине. Вела ее и думала, что рядом со мной ты, но вместо тебя на пассажирском сиденье оказался кое-кто другой. Было довольно страшно. – Она выпрямилась. – Чем сегодня займемся?

Край кровати просел под его тяжестью.

– Ты вчера говорила серьезно? Ты предложила осмотреть дом Оливии и взять ключ у некоей Джанин. Помнишь?

– Я правда это предложила? – Мередит нахмурилась. – Да, похоже на то. Придется просить Уинн, чтобы она нас представила… – Ее перебил страшный шум, донесшийся снаружи, с улицы.

– Ах… О нет… О-о-ох!

Крики раздавались как раз под окном. Кричала женщина, в ее голосе слышалось смятение и гнев.

Расплескав чай, Мередит быстро вылезла из-под одеяла. Алан уже подбежал к окну и поднял его. Высунулся наружу, заполнив собой весь проем. Мередит вставала на цыпочки и подпрыгивала, но за широкой спиной любимого ничего не было видно.

– Уинн! – крикнул Алан. – Что случилось?

– Спускайтесь, и я покажу вам, что случилось! – послышался снизу возмущенный голос Уинн. – Вандалы! Просто невероятно… Здесь, в Парслоу-Сент-Джон! Вы только гляньте, что они натворили!

Два домика – тетки Пола и Уинн – объединяла общая стена. Парадные двери находились слева и справа, поэтому окна гостиных располагались бок о бок, ближе к центру. Под окном Уинн тянулась узкая полоска земли, которую она засадила маргаритками и заячьей капустой. Свою клумбу она обложила по краям камнями.

Точнее, то, что предстало их глазам, трудно было назвать клумбой. Ошеломленные Маркби и Мередит увидели лишь грубо взрытую землю. Наскоро надев халаты, они сбежали вниз и вместе с Уинн оценивали ущерб. Выдранные с корнем растения валялись сбоку кучей. Они были не просто выдернуты из земли, но еще и разрублены на куски, поэтому их нельзя было посадить снова. Камни, окаймляющие клумбу, – из-под некоторых еще торчали зеленые побеги заячьей капусты – откатили и раскидали по всему крошечному палисаднику.

– Кто на такое способен? – причитала Уинн. – И почему я ничего не слышала? Не представляю, кому это понадобилось… Когда вы вчера уходили от меня, все еще было в порядке, правда? А вы ведь ушли от меня почти в полночь!

– Вчера мы оба были в таком состоянии, что вряд ли заметили бы что-нибудь, – призналась Мередит.

Маркби задумчиво пнул ком земли носком тапки.

– Вряд ли тому, кто это сделал, хватило бы наглости подобраться к вашему дому, пока мы все сидели у вас в гостиной. – Он показал на окно прямо над разрушенной клумбой. – Хотя все зависит от того, насколько он был пьян… или они были пьяны. Возможно, клумбу уничтожил кто-то, возвращавшийся домой из паба.

– Из «Королевской головы»? – Уинн покачала головой. – Оттуда никто не возвращается домой этой дорогой. Почти все проходят к муниципальным домам, или к новому поселку… или к Конюшенному ряду – там стандартные домики вдоль улицы. И потом…

Она резко осеклась и недоверчиво покачала головой. Из-за угла показался Нимрод. При виде свежевскопанной земли его единственный глаз засверкал, и он начал исследовать участок, обнюхивать его и скрести лапой.

– Не смей! – угрожающе заявила его хозяйка. – Только тебя здесь не хватало!

Она хлопнула в ладоши.

Нимрода шум совершенно не напугал, но интонацию он понял верно и отошел прочь, помахивая своим наполовину обрубленным хвостом.

Уинн уже оделась в мешковатые слаксы и еще более мешковатый свитер. Порыв свежего ветра взметнул полы халата; только тут Мередит спохватилась, что они с Аланом еще не одеты.

– Уинн, мне очень-очень жаль. – Она обхватила себя руками, чтобы согреться. – Представляете, ночью я проснулась, и мне показалось, будто я слышу, как внизу кто-то скребется. Я решила, что там Нимрод или какая-нибудь лесная зверюшка. Шум был негромкий, иначе я бы вылезла из кровати и подошла к окну. Теперь я жалею, что не подошла!

Уинн пожала плечами с видом покорности судьбе:

– Что поделаешь… Хорошо, что цветочки были не очень дорогие и не такие уж красивые. Наверное, у кого-то извращенное чувство юмора. Но мне… неприятно!

– Уинн, вы в последнее время ни с кем не ссорились? – вдруг спросил Алан.

– Ссориться – здесь, в деревне?! Нет, конечно.

– Значит, клумбу уничтожили дети или какой-нибудь пьяница.

– Уж я им покажу! – мстительно заявила Уинн.

– Мы как раз собирались вас попросить. – Алан направил разговор в другое русло. – Если сегодня у вас найдется минутка, сводите нас к Джанин, которая хранит ключи от дома Оливии. Мы решили осмотреть его.

Уинн просветлела:

– Никаких проблем. Давайте после завтрака! – Она осмотрела халаты своих соседей. – Скажем, часиков в десять. – Нагнувшись, она подобрала с земли разрубленные маргаритки. – Как по-вашему, если поместить их в воду, они пустят корни?

– Я как раз собиралась сказать перед тем, как ты меня перебил, – заметила Мередит. – Шум я слышала около четырех утра. Меня разбудил скрежет и какие-то щелчки, – наверное, вандал кромсал цветы садовыми ножницами. Без двадцати пять я подошла к окну, но преступник уже ушел. Как раз светало; в такое время даже самые последние завсегдатаи уже давным-давно ушли из «Королевской головы», а дети в такой час по улицам не гуляют. – Мередит нахмурилась. – Для ранних пташек все же слишком рано. Дети не стали бы кромсать цветы – они просто выдрали бы их из земли, и все. Кто-то нарочно испортил Уинн клумбу. Не под влиянием минуты. Он все обдумал заранее.

– Знаю, но, по-моему, не стоит будоражить Уинн. Она и так взволнована и напугана. Кто-то сделал ей подлость. К тому же, не забывай, в такой час никому не возбраняется выходить из дому. Здесь все-таки деревня. Многие местные жители просыпаются с петухами. Возможно, вандал сделал свое черное дело по пути на работу. Какой-нибудь чернорабочий с фермы? Или бродяга, который ночует в чьем-нибудь хлеву. Деревенские очень обидчивы; иногда сам не замечаешь, как задеваешь человека. А может, Уинн когда-нибудь отказалась дать милостыню бродяге. Она обо всем забыла, а он затаил на нее зло.

– Хорошо хоть, – сказала Мередит, подумав, – что мы с тобой здесь, через стенку, до конца недели.

Алан снова подошел к окну и посмотрел на пустынную дорогу.

– М-да, ей здесь довольно одиноко – особенно после смерти постоянной соседки. Надеюсь, Полу удастся сдать домик приличным людям на длительный срок.

К десяти утра солнце сияло, и воспоминания о неприятном происшествии несколько сгладились. Даже Уинн немного успокоилась и как будто смирилась.

– Лето кончается. Я, так или иначе, скоро перекопала бы эту клумбу. – Уинн шагала впереди. – Джанин Катто живет в Конюшенном ряду. Сейчас она, скорее всего, дома; вряд ли после смерти Оливии она нашла себе другое постоянное место. В здешних краях у матерей-одиночек не так-то много возможностей найти работу. Где-то пару часов в день она у кого-нибудь убирает… Не сомневаюсь, Джанин с радостью пошла бы на такую работу, какая у нее была в «Грачах». Кстати, я и сама хотела попросить ее два дня в неделю убирать у меня в доме.

Послышалось цоканье копыт, и навстречу им из-за угла показалась девочка верхом на пони. И пони, и всадница оказались очень нарядными. Попона отливала начищенной медью; густые хвост и грива по цвету и по фактуре напоминали карамельную сладкую вату. Девочке с еще по-детски пухлощеким личиком на вид было лет двенадцать-тринадцать. Ей очень шел ее костюм: бархатная шляпка, завязанная лентой под подбородком, застегнутый доверху зеленый стеганый жилет и бриджи для верховой езды.

– Эй, Джули, привет! – окликнула всадницу Уинн.

Девочка подняла руку в знак приветствия:

– Доброе утро, миссис Картер!

– Дочка Макса, – объяснила Уинн, когда всадница скрылась из вида. – Славная девочка, еще не испорченная взрослением, если вы понимаете, что я имею в виду.

– Это ей Оливия оставила две тысячи фунтов? – вспомнила Мередит.

– Да-да! И ведь ее папаша не из бедных. Когда в деревне узнали о завещании Оливии, многие сказали: «Деньги к деньгам!» – Уинн задумалась над собственными словами. – А знаете, странно, но деньги на самом деле очень часто притягивают деньги! Взять хоть Джанин Катто. Она одна растит двоих мальчишек, и ей две тысячи очень бы пригодились. Но Джанин Оливия оставила всего пару сотен, хотя та несколько лет добросовестно работала на нее, выполняла даже такие поручения, которые не входили в круг ее обязанностей. Конечно, Оливия вправе была распорядиться как хотела – ведь деньги-то были ее.

Они добрались до паба на углу – низкого, приземистого и как будто разросшегося в разные стороны. Над входом красовалась нарисованная вручную вывеска. С одной стороны вывески был изображен несчастный Карл Первый, стоящий на коленях перед плахой. Над ним нависла фигура в маске с занесенным топором, который фигура держала обеими руками. На обратной стороне вывески палач поднимал отсеченную голову короля.

– Как мило! – сухо заметил Алан.

Повернув за угол, они очутились в Конюшенном ряду. Судя по названию улочки, когда-то рядом с деревенским пабом размещались платные конюшни, а может, здесь находился настоящий постоялый двор. Позже улочку застроили рядом маленьких стандартных домиков. Правда, на первом этаже одного из них они увидели своеобразный магазинчик.

Весьма, весьма любопытно, подумала Мередит, останавливаясь перед замызганной витриной. Судя по всему, торговали здесь отнюдь не товарами первой необходимости – и даже не второй и не третьей, если уж на то пошло. Плотные коричневые пакеты пролежали на одном месте, наверное, несколько лет; дешевую керамику покрывал толстый слой пыли. Над некрасивыми сувенирами покачивались полоски липкой ленты от мух. Среди тарелок и чашек безмятежно и сладко спал черно-белый кот. Может, он тоже продается? Мередит нисколько не удивилась бы, увидев на шее у зверя посеревший от времени и грязи ценник. Она задрала голову. Над витриной висела выцветшая вывеска:

Все, что душе угодно.

Владелец С. Уоррен.

Ей показалось, что в магазинчике никого нет. Странная витрина заинтриговала ее. Вот так же иногда ходишь на благотворительной распродаже подержанных вещей. Умом понимаешь, что здесь только хлам. Но воображение подсказывает: а вдруг… вдруг здесь отыщется неожиданное сокровище, зарытое среди многочисленных фарфоровых слоников? Мередит с трудом подавила желание зайти. Уинн уже двинулась дальше, и Алан манил ее к себе. Ничего, осмотреть «Все, что душе угодно» можно и в другой день.

Уинн, а за ней и Алан с Мередит остановились перед одним из домов в ряду. Однако не успела Уинн позвонить, как дверь распахнулась настежь, и на крыльцо выскочили два маленьких мальчика, как будто ими выстрелили из пушки. И внешностью, и одеждой они сверхъестественно походили друг на друга и отличались лишь размерами. Изнутри квартиры послышался пронзительный крик, эхом прокатившийся по тихой улочке:

– Брюс! Рикки! А ну, вернитесь!

Брюс и Рикки замерли на месте по обе стороны от Уинн и, подняв голову, вытаращили на нее глаза. Братья были коротко стрижены, у обоих в одном ухе болталась серьга. Оба были одеты в застиранные черные рубашки с изображением страшноватых зубастых роботов, джинсы и грязные кроссовки. Братьев Катто трудно было назвать детьми. Скорее уж к ним подходило выражение «маленький мужчина»; принятое когда-то при обращении к мальчикам их возраста. Пожалуй, кроме возраста, в них не сохранилось ничего детского. Их тощие личики отличались выражением, свойственным взрослым или маленьким старичкам, которые много повидали на своем веку и никому и ничему не верят.

– Доброе утро, ребята! – натужно весело поздоровалась Уинн.

– Мам! – оглушительно завопил Брюс – тот, что постарше. – К тебе миссис Картер пришла!

Его крик, без сомнения, дошел до сведения всех обитателей Конюшенного ряда.

– Конфеты принесли? – осведомился младший братец.

Для такого маленького существа голос у него оказался на удивление хриплым. Мередит решила, что ему лет семь, а Брюсу – восемь или девять.

– Извини, сегодня у меня ничего нет, – сказала Уинн.

– Чё, совсем ничего?

На лице и в голосе мальчишки отразилась крайняя степень презрения.

– Да ладно, пошли! – приказал старший, и оба побежали по переулку.

– Представляете, что с ними будет? – спросила Уинн, понизив голос, но вполне добродушно. – Я отчетливо вижу их в суде по делам несовершеннолетних через несколько лет…

Ответа ей и не требовалось. Из дома вышла мать двух будущих малолетних преступников.

Когда Уинн впервые упомянула домработницу Оливии, Мередит мысленно представила себе женщину средних лет, полную, в переднике. Услышав, что Джанин Катто – мать-одиночка, она пересмотрела картинку и представила ее себе женщиной помоложе и посовременнее. И все же оказалось, что ее представления недостаточно современны.

Женщине, вышедшей на крыльцо, было лет двадцать восемь. Она была одета в черную футболку и легинсы в обтяжку. Видимо, в их семье любимым цветом был черный. На ногах Джанин красовались совершенно не сочетавшиеся с остальным нарядом дорогие красные тапочки, подбитые овчиной. Отдельные пряди коротко стриженных, почти как у сыновей, волос выкрашены в малиновый и золотисто-рыжий цвета, как будто Джанин прикидывала, в какой цвет ей покрасить голову, да так и не остановилась на определенном оттенке. В мочке одного уха болтался серебряный череп. Мочка второго уха была утыкана разномастными металлическими гвоздями. В общем, Джанин Катто производила сильное впечатление. Она как будто все время сдерживалась, копила энергию, которая в любой миг могла прорваться наружу с самыми неожиданными последствиями.

Гостям она улыбнулась вполне приветливо.

– Здрасте, – сказала она. – Вы не видели, куда подевались мои сорванцы?

– Вон туда! – хором ответили все трое, показывая руками в ту сторону, куда удалились два брата.

– Тогда ладно, – заметила их мамаша. – Значит, отправились в магазинчик Сейди Уоррен. Они сегодня не в школе – болеют.

– Правда? Что же с ними такое? – нерешительно осведомилась Уинн.

– Да ничего такого у них нет, – грубовато отозвалась мамаша двух сорванцов. – У одного колики – так сказал доктор Барнетт. Они постоянно чем-то болеют. Но сейчас вроде уже получше. На той неделе снова пойдут в школу.

Судя по ее голосу, она с нетерпением ждала радостного дня. Мередит подумала: зато учителя, наверное, ужасаются, предчувствуя скорое возвращение Брюса и Рикки.

– Заходите, чего же вы?

Джанин обвела рукой узкую, темную прихожую скорее повелительным, чем приглашающим жестом.

Гости трусливо попятились.

– Джанин, по правде сказать, мы пришли взять ключ от «Грачей». – Уинн показала на своих спутников. – Это мисс Митчелл, а это… – она едва заметно замялась, – а это мистер Маркби. Они хотят осмотреть дом.

– Ах да! – Джанин пристально посмотрела на Мередит и Алана. – Вы поселились в домике миссис Данби?

– Совершенно верно, – с улыбкой ответил Алан.

Он прекрасно понял, почему замялась Уинн. Ей не хотелось называть его «суперинтендентом». Если Джанин узнает, что он полицейский, вряд ли она охотно пойдет им навстречу. Уж такой у нее характер – не любит представителей власти.

– Я пойду с вами, – заявила Джанин. – Подождите секундочку, я все равно сегодня собиралась сходить и взглянуть, что там и как. Обещала агенту по недвижимости, что буду приглядывать за домом. Постойте!

И она скрылась в коридоре.

– У вас не должно сложиться о Джанин неверное впечатление, – быстро заговорила Уинн, как только они остались одни. – Она в высшей степени порядочная, трудолюбивая и надежная. Правда, дети у нее отбились от рук, но все потому, что у бедняжки Джанин нет времени присматривать за ними. Она крутится, чтобы свести концы с концами!

Джанин управилась довольно быстро: осталась в чем была, только сменила тапочки на крепкие шнурованные черные ботинки. Дверь за собой она захлопнула с громким стуком.

– Ну, тогда пошли!