Текст книги "Хитрость мисс Кэролайн"
Автор книги: Энн Дуглас
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 15 страниц)
Неожиданно лошадь резко повернула назад. Дикон не мог понять почему, разве что Кэрроуэй надеялся выехать на дорогу между Брок-Фарм и Баттерз-Бридж. Дикон помчался наперерез возвращающейся повозке.
Но Повозка не пошла по дороге. Она продолжала идти по кругу. Дикон пытался понять, что происходит, он с трудом переставлял ноги. Единственное объяснение, пришедшее в голову, состояло в том, что Кэрроуэй в спешке обрезал один повод и теперь, когда он натягивал вожжи, лошадь, подчиняясь команде, шла по кругу. Кэрроуэй продолжал натягивать повод, а лошадь продолжала поворачивать.
Дикон слышал, как Кэрроуэй ругал лошадь, повозку и всю английскую таможню. Наконец, когда повозка в своем движении по кругу подошла к болоту, он спрыгнул и побежал. Болота были его надеждой. Дикон бежал следом, совсем рядом.
Дикон слышал, как продирался Кэрроуэй сквозь высокую болотную траву. Он слышал, как чавкала вода под его ногами. Снова появилась луна, и Дикон смог хорошенько его разглядеть. Это действительно был Кэрроуэй, все правильно.
– Стой! – крикнул Дикон.
Кэрроуэй обернулся.
– Ты.
Он потянулся за пистолетом, но Дикон, прицелившись, выстрелил ему в ногу. И попал. Все закончилось.
Глава шестнадцатая
Письмо Дикона, в котором он сообщал Кэролайн и Рут о ранении и аресте виконта Кэрроуэйя, об аресте Фенланда и Данторпа, а также об аресте одного из контрабандистов, стоявшего в карауле, пришло в Лондон незадолго до того, как он туда вернулся. Ему нужно было подтвердить участие Пенни в операции. Он также хотел дождаться появления траулера, который ушел лишь с половиной груза. Он надеялся захватить и арестовать других контрабандистов. Но судно не появилось.
Но гораздо важнее было знать, что и сколько было в тех ящиках, которые ушли вместе с судном. Они с таможенниками открыли один из ящиков сразу же. В нем были патроны. Возможно, в других – оружие, но они не стали проверять. У них был раненый, которому нужна была медицинская помощь, и еще один, серьезно раненный, арестованный, у них были контрабандисты, проклинавшие свою судьбу. У них была повозка и лошадь с одним поводом.
Люгер вернулся за ними лишь через час с небольшим после того, как ушел траулер. Арестованные, кроме Кэрроуэйя, который стонал и терял сознание, грузили ящики на люгер, но места для лошади и повозки на судне не было. Раненого таможенника оставили вместе с ними, его собирались отвезти, когда подойдет помощь.
Люгер отправился к проливу. Там Дикон сошел на берег, забрал свою лошадь и коляску. Они с Пенни договорились встретиться в Райе на следующий день. Туда же, в местную тюрьму, временно поместили арестованных. Уже рассвело, уставший Дикон забрал свою лошадь, запряг в промокшую насквозь коляску и оправился в Димчерч. Добравшись до своего номера, он упал на кровать и проспал почти тринадцать часов.
Спустившись в трактир, он плотно поужинал. В зале разгоряченные посетители громко обсуждали арест контрабандистов, но роль Дикона в этом деле, очевидно, никому не была известна. Он был этому рад. Дикон понимал, что если бы посетители узнали о той роли, которую во всем этом сыграл «мистер Ричардс», то его бы побили, или повесили, или совершили бы с ним что-нибудь подобное со смертельным исходом.
На следующий день, отправив домой письмо, он выехал в Рай вместе со своими вещами. У него не было никакого желания встречаться с Бартом Макбрайдом или кем-нибудь еще в Димчерче. В Райе он узнал, что раненому таможеннику лучше и что он должен поправиться. Другое дело Кэрроуэй. Оказалось, что пуля попала в жизненно важное место.
– Но ведь я стрелял в ногу! – настаивал на своем Дикон.
– Да, дружище, в ногу. Может быть, вы прицелились чуть выше? Может быть, он дернулся? – спрашивал Гарольд Пенни.
– Возможно. Он поправится?
– Не сомневаюсь. Он крепкий малый. Мы собираемся оставить его в живых, пока его не допросят по крайней мере. Его отправят в Лондон, чтобы ребята из Военного министерства на него посмотрели. У них для него накопилось слишком много вопросов, понимаете ли.
– Как насчет контрабанды коньяка? Мне казалось, вы хотели сначала разобраться с этим.
– Такова доля таможни, старина, – обиженно проговорил Пенни. – Нас никто не любит. Мы срываем большую операцию контрабандистов, и где благодарность? Нет, мы должны отдать нашего главного контрабандиста, к тому же виконта! А Военное министерство снимет сливки. Счастье таможенника. Вот что это такое.
– Могу я поговорить с виконтом?
– Думаю, да. Лучше сегодня. Завтра его отправляют в Лондон.
Дикон пришел к Кэрроуэйю в тюрьму. Тот лежал на койке. Глаза его были закрыты, правая нога и бедро забинтованы. Он не открыл глаза, когда надзиратель, открывший с грохотом дверь камеры, сообщил ему, что к нему посетитель.
– Лорд Кэрроуэй, – позвал его Дикон. Тот не ответил. – Господи, – сказал Дикон, – я надеюсь, вы будете гореть в аду за все, что вы сделали с леди Кэрроуэй, – он повернулся, чтобы уйти. Кэрроуэй тут же ожил.
– Что вы сказали? – хрипло спросил он. – Леди Кэрроуэй?
– С ней все в порядке, но это не ваша заслуга, – проговорил Дикон. – Она знает о вашем аресте. Она знает обо всем. Я постарался, чтобы она все узнала.
Кэрроуэй не отрываясь смотрел на своего гостя.
– Она родила? – спросил он.
– Ребенок умер, – ответил Дикон.
Кэрроуэй не удивился.
– Кто вы такой, «мистер Ричардс»? Вы и ваши предложения удвоить наши доходы? Что вы сделали с моей женой? – Он презрительно усмехнулся. – С моей дорогой, неспособной к рождению нормального ребенка, женой?
– Никто, – сказал Дикон. – Я – никто. Всего хорошего, ваша светлость.
Дикон стукнул в дверь, надзиратель тут же выпустил его.
Когда раскрыли остальные ящики, оказалось, что в них достаточно оружия и патронов, чтобы вооружить целый полк. Оружие тоже отправили в Лондон в Военное министерство.
Попрощавшись и крепко пожав руки всем таможенникам, Дикон покинул Димчерч.
– Тысяча фунтов? Господи! Какая же вы молодчина! – Рут не терпелось узнать от Кэролайн подробности посещения дома на Ганновер-сквер.
– Но посмотрите, что я еще нашла, – возбужденно сказала Кэролайн. – Поглядите на это, – она протянула Рут серебряную закладку в кожаном чехле.
Рут, озадаченная, повертела ее в руках.
– Что это?
– Выньте из чехла.
Рут повиновалась.
– О! – воскликнула она, заметив надпись. – Вот Дикон увидит! А что это у вас еще?
Кэролайн показала бухгалтерскую книгу, в которой лежали письма. В них говорилось о «доставках», «грузах» или «товарах». Кэролайн решила, что это письма от клиентов Уолтера, покупавших у него коньяк. Подписаны они были только именами, без указания фамилий: Джем или Роджер, в одном случае письмо было подписано: «Одноглазый Билли». Как улика, письма не имели большого значения. Никого нельзя было связать с торговлей оружием. Это были заказы на товар, а не предложения продажи.
Затем Кэролайн принялась за бухгалтерскую книгу. Похоже, что записи в ней зашифрованы. Это для Дикона.
Но тысяча фунтов и вещи, которые она привезла с собой, – это все ее собственность. У нее было достаточно денег на ближайшее будущее, одежда и чувство собственного достоинства. Эта было великолепное чувство.
Они с Рут считали дни до возвращения Дикона. Кэролайн пыталась сшить еще одно платьице, но мысли ее были далеко. Ей несколько раз приходилось распарывать то, что она пыталась вышить, и приниматься за работу снова. Наконец, ее терпение лопнуло, и она отложила платьице. Зачем так торопиться, если у нее есть тысяча фунтов?
Кэролайн пребывала в полной растерянности. Как она должна отнестись к Уолтеру, который лежит сейчас где-то с серьезным ранением? Судя по последнему письму от Дикона, он был помещен в тюрьму в Райе. Но она предполагала, что его переведут в Лондон, где он должен будет предстать перед судом. Где он будет? В Ньюгейте? В своем нынешнем положении он не может причинить ей никакого вреда. А поскольку Фенланд тоже находится под стражей, то ей нечего бояться. А что делать с клятвой, которую она дала, выходя замуж? «В болезни и здравии…» Должна ли она выполнить эту клятву теперь, когда Уолтер ранен?
В глубине души она жалела, что Дикон не убил его.
Она ругала себя за такие мысли. Конечно, его повесят, если обвинят в измене. Для обвинения доказательств достаточно.
Приезд Дикона разрядил напряжение, в котором они все это время пребывали. Рут и Кэролайн часами обсуждали, как отметить его возвращение, но ничего более праздничного, чем торжественный ужин, придумать не смогли.
– Должны быть все его любимые блюда, – заявила Кэролайн.
– У него все блюда – любимые, – смеясь, отвечала Рут. – Разве вы не заметили? Поставь перед ним любую еду, и он ее с жадностью съест.
Посовещавшись с поварихой, они составили меню, которое начиналось с ростбифа и заканчивалось крыжовенным киселем со взбитыми сливками. Единственная сложность состояла в том, что никто не знал, когда будет ужин. Они не знали, когда Дикон вернется.
Он приехал утром, ближе к полудню. Дамы в это время читали дневную почту. Они тихо обсуждали, стоит или не стоит ехать на музыкальный вечер к леди Лакруа, когда в гостиную вошел Дикон и сказал:
– Доброе утро.
– Дикон! – воскликнула Рут и бросилась обнимать его. – О Дикон, ты вернулся живой! Мы так тобой гордимся!
Кэролайн тоже встала, но подойти не решилась.
– Вы не хотите, чтобы я вас обнял? – улыбнулся ей Дикон. – У меня в запасе много объятий, мне кажется… Секундочку, – он оглянулся. – Да, еще парочка найдется, – и протянул к ней руки.
Кэролайн рассмеялась и подошла к нему.
От него пахло дальними странами, но она сразу же перестала думать об этом, оказавшись в его объятиях. Кэролайн не решалась взглянуть ему в лицо из опасения, что она увидит в нем приглашение, от которого не сможет отказаться. Она прижалась к его груди. Она так рада его видеть, – и… не рада. Желание вернулось.
– С возвращением, – сказала она, уткнувшись в его пальто. И крепко обняла.
Кэролайн старалась вести себя так, словно ничего не случилось, когда Дикон наконец выпустил ее. Она была смущена из-за того, что Рут видела проявление ее чувств. Но Рут, казалось, не обратила на это внимания. Она как ни в чем не бывало обсуждала с Диконом праздничный ужин и хотела знать, что он предпочитает: крыжовенный кисель со взбитыми сливками или бисквит, пропитанный вином и залитый взбитыми сливками.
– Кисель обязательно, – улыбнулся Дикон. – Ну а теперь, когда мы решили самый важный на сегодняшний день вопрос, могу я спросить, как вы обе справлялись здесь без меня? Какие у вас тут были трудности?
– Сейчас увидите, – многозначительно взглянула на него Кэролайн, и ее глаза заблестели. Она вышла из комнаты и скоро вернулась с закладкой и бухгалтерской книгой. Кэролайн вынула серебряную пластинку из чехла и протянула ее Дикону.
Дикон едва удержался, чтобы не произнести неджентльменское выражение.
– Откуда это у вас? – спросил он. – О, это поставит точку в деле Неджона, я надеюсь! Отлично! – он сжал руку Кэролайн.
Кэролайн рассказала о своем визите в дом на Ганновер-сквер.
– А это бухгалтерская книга. И еще я взяла тысячу фунтов, деньги на булавки за пять лет.
Дикон почти не обратил внимания на сообщение о тысяче фунтов, его занимала бухгалтерская книга. Он внимательно вчитывался в цифры. Они были записаны в два ряда: приход и расход. Записи к цифрам могли бы с таким же успехом быть сделаны на греческом или санскрите. Дикон ничего понять не мог. В любом случае было очевидно, что виконт Кэрроуэй был ключевой фигурой в этой игре с контрабандой. Если удастся расшифровать его записи, то фактов будет достаточно, чтобы дважды осудить его по всем статьям. Закладка была последней каплей.
– Мне нужно поехать в Военное министерство немедленно, – сказал Дикон, отказываясь от чая. – Я счастлив, что появились эти дополнительные улики. Нужно немедленно сообщить лорду Эйвбери. Возможно, удастся расшифровать записи. Но Кэролайн! Как я должен объяснить, откуда у меня все это? Должны ли мы сказать лорду Эйвбери, что жена виконта Кэрроуэйя живет под вымышленным именем вместе со мной и моей сестрой? – Он нахмурился. – Сразу же начнутся разговоры!
Кэролайн задумалась.
– А вам обязательно говорить, откуда у вас эти вещи? – Когда же Дикон объяснил ей, что иначе нельзя, она согласилась, чтобы он рассказал правду о ней. – Но попросите, чтобы он не распространялся обо мне, – умоляюще добавила она.
– Я постараюсь его убедить, – пообещал Дикон. Он ушел, прихватив бухгалтерскую книгу и закладку с собой, и пообещал вернуться к праздничному ужину.
У них даже не было времени послушать, что за это время произошло с самим Диконом.
Рут перебирала приглашения, лежавшие на ее столе.
– Музыкальный вечер у леди Лакруа? Нет, я думаю, мы очень заняты. У леди Робстарт в следующий вторник просмотр. Мы обе приглашены. Что мы будем смотреть, интересно? Ах, да, вот – нам предстоит восхищаться ее портретом, только что написанным. Здесь сказано: в полный рост! Вы хотите пойти?
– Пардон? – сказала Кэролайн.
– Просмотр у леди Робстарт! Вы не слушаете, что я говорю.
– Нет, – ответила Кэролайн.
Она думала о джентльмене, отправившемся к своему начальству с уликами, которые отправят ее мужа на смерть.
Повариха колдовала над супом, ростбифом, заливным угрем, морковным салатом, соленьями, крыжовенным киселем со взбитыми сливками и другими блюдами, которые она с такой любовью готовила к возвращению его светлости.
Но Дикон не возвращался.
Рут то и дело отправляла прислугу на кухню с распоряжением отложить ужин на пятнадцать минут, затем на полчаса, потом еще на полчаса. Они с Кэролайн, надев свои лучшие платья, нетерпеливо ждали его возвращения.
– Он никогда не опаздывает! – взволнованно сказала Кэролайн.
– Когда он в Военном министерстве? Вы шутите! Никогда не знаешь, когда он сможет оттуда вырваться.
– Надеюсь, с ним ничего не случилось, – продолжала Кэролайн. – Он обещал. Что могло его так задержать?
– Кто знает? – весело ответила Рут. Она не станет показывать Кэролайн, что тоже волнуется. – Может быть, продолжим читать приглашения, пока Дикона нет, ведь все равно ждем? Нужно ли написать леди Робстарт, что… Я думаю, мне нужно пойти к ней, ведь она столько раз бывала здесь. Могу я надеяться, что вы пойдете со мной?
– К черту леди Робстарт, – не выдержала Кэролайн. – Смотреть ее портрет, в полный рост, все равно что получить двойную дозу ее присутствия. Боюсь, я не смогу. Нет, благодарю.
– Она – мой крест, который я обязана нести. Ведь она родственница моего покойного мужа, – вздохнула Рут.
Дикон вернулся, когда на часах было почти десять. Повариха уже давно на него обиделась. Она прислала сказать, что ростбиф почернел и хрустит как крошки, овощи превратились в безвкусный пудинг, и она не отвечает за то, во что превратился крыжовенный кисель. Но дамы отказывались ужинать без Дикона. Что за праздничный ужин без виновника торжества?
Он выглядел подавленным, совершенно не похожим на того веселого Дикона, которого они видели утром.
– Он покончил с собой, – без предисловия сказал он.
– Уолтер? – воскликнула Кэролайн и похолодела. – Да. Уолтер.
Дикон будет помнить эту страшную сцену до конца своих дней. Он просидел весь день с лордом Эйвбери, обсуждая детали, заполняя пробелы в деле. Он предъявил закладку и бухгалтерскую книгу. Лорд Эйвбери посадил за книгу одного из самых образованных и опытных своих сотрудников. Закладку присовокупили к другим уликам. Эйвбери и Дикон уже заканчивали разговор, когда появился курьер с сообщением о смерти виконта Кэрроуэйя. Они поспешили в тюрьму.
Арестованный, прибывший накануне из Райя, заплатил за приличный обед, но съел только половину, когда, очевидно, и решил покончить со всем разом. Высоко над его койкой было зарешеченное окно. Очень высокий человек, встав на койку, мог бы смотреть в него. Кэрроуэй не был настолько высок. Он развязал свою рану. Сделал из бинтов веревку, обмотал ее вокруг шеи, затем, встав на койку, сумел привязать конец веревки к решетке окна. Оттолкнулся здоровой ногой от койки, и вскоре все было кончено.
Дикону приходилось в своей жизни видеть мертвых, но никогда он не видел смерти в таком отвратительном виде, какой представлял собой Уолтер Кэрроуэй: неприкрытая рана, вывалившийся язык, выпученные глаза. Он был один в камере, то ли по распоряжению Военного министерства, то ли сам заплатил надзирателю за отдельную камеру. Дикон не знал. Когда его обнаружили, он был мертв уже несколько часов.
«Я это сделал, – изумленно думал Дикон. – Я его убил. Как люди, воюющие на континенте, живут с этим? Для них это будни, они видят, как умирают их товарищи и враги, каждый день. Наверное, они привыкли».
Он не стал рассказывать Рут и Кэролайн неприятные подробности.
– Уолтер сам для себя все решил, и поэтому у него хватило сил забраться на койку с такой раной, – закончил он. – Мне сказали, что он шел на поправку. Возможно, он бы полностью выздоровел, остался бы лишь без некоторых… а-а-а… мужских органов.
– Теперь суда не будет, – произнесла Кэролайн.
Возможно, об этом деле никто и не узнает, если журналисты не пронюхают. Конечно, нельзя надеяться на то, что не всплывет ее имя. Но ведь еще предстоят похороны, а кто кроме нее займется ими? Она с ужасом думала о черном платье, венках, похоронном кортеже. Ей снова придется носить черное. Это уж слишком, и все из-за человека, которого она презирала.
Может быть, ей удастся уговорить его поверенного взять на себя эти заботы. Поверенный, однако, слишком хорошо знал о ее существовании. Она не могла представить, чтобы старый мистер Лэмбертон согласился сделать это для нее.
– Зачем он покончил счеты с жизнью? – говорил Дикон. – Должен признаться, что я в растерянности. Повеситься! Наказание за измену – лишение всех земельных владений, а не повешение. Я об этом забыл. Этот изменник мог прожить до глубокой старости! Проклятый всеми – да, лишенный земли – да, но он бы выкрутился. Лорд Эйвбери был потрясен. Он думал, что на суде Уолтер будет все отрицать, и если бы ему повезло, то все ограничилось бы выплатой штрафа, он ведь был скользкий как угорь. Фенланд и Данторп с радостью валят все на него. Оба настаивают на том, что они образцовые граждане и Уолтер заставил их заниматься этим под угрозой смерти.
– Мне кажется, что «угроза смерти» была обыкновенным шантажом, – сказала Кэролайн. – Если Фенланд и был образцовым гражданином, то лишь когда ему было два года от роду. Меня от него трясло всякий раз, когда он у нас появлялся.
– Мы никогда не узнаем, что его заставило решиться на самоубийство, – заключил Дикон. – Может быть, поужинаем, наконец?
– Я знаю! Конечно! – воскликнула Кэролайн. – Вы сказали, он был ранен в… в…
– Да.
– Значит, у него никогда бы не было наследника. – Огромный груз свалился с ее плеч. Со смертью Уолтера чувство вины за то, что она не могла родить ему наследника, меньше не стало. Но по какой-то необъяснимой причине тот факт, что если бы он был жив, то никогда бы не смог иметь наследников, освобождал ее от этой вины.
– Дикон! – закричала она. – Я свободна!
– Да, – сказал он. – Вы понимаете, наконец? Вы свободны.
Но какой ценой. Приподнятое настроение, в котором Дикон пребывал из-за того, что ему удалось сокрушить Уолтера, разоблачить его, сменилось холодным презрением. Уолтер был одним из многих отщепенцев, которые получали выгоду от этой проклятой войны с Францией. Когда она закончится? Сколько еще молодых англичан должны будут защищать родину и умирать или возвращаться домой калеками? Сможет ли его брат Бенджамин выжить в этой войне?
Но он выглядел совершенно спокойным, когда они отправились ужинать. Рядом с ним шли его дамы, и он сжимал руку Кэролайн гораздо крепче, чем было необходимо.
– Мне бы хотелось поехать с вами к вашему поверенному, – сказал Дикон за завтраком. Было еще рано. Кэролайн, страшась предстоящего ей разговора, хотела побыстрей покончить с этим.
– О, правда? – с облегчением проговорила она. – Не могу себе представить, как быть с похоронами. Я готова согласиться на все, что предложит мистер Лэмбертон, поскольку я ничего не умею и из-за всего остального. Я, наверное, должна позаботиться, чтобы у слуг были черные нарукавные повязки, черные перчатки, нужно найти священника, который смог бы поведать о предполагаемых достоинствах Уолтера… Я не уверена, что перенесу это.
Кэролайн была бледна и выглядела усталой. «Можно подумать, что она действительно скорбит по этому негодяю», – подумал Дикон.
Словно прочитав его мысли, она сказала:
– Я не жалею о том, что его не стало. Мне интересно, могла ли я предотвратить это или положить этому конец. Мне следовало интересоваться его делами. А я упивалась своими несчастьями и шила платьица для крещения, и жалела себя. Конечно, я должна была знать, чем он занимается. Джеймс Фенланд часто к нам приезжал, и они запирались в кабинете Уолтера. Мне нужно было подслушать или подкупить кого-нибудь из слуг, они не все были у него под пятой. Не все были ему преданы. И я бы знала, чем он занимается. Но я ничего не сделала! Я ни о чем не подозревала! Я слишком была занята своей неспособностью быть матерью… своими несчастьями…
Кэролайн закрыла лицо руками и разрыдалась.
Дикон тихо спросил:
– А что бы вы смогли сделать, если бы узнали, чем Уолтер занимается?
– Я не знаю! – крикнула она. – Но я бы обязательно что-нибудь придумала. Досси могла бы отвезти письмо моему отцу. Я могла бы написать премьер-министру!
– Возможно, – сказал он. – Но мне кажется, что обвинения несчастной жены, к тому же отвергнутые Уолтером, имели бы мало веса.
– Да, – неохотно признала она. – Вы совершенно правы. Кто бы стал слушать обыкновенную женщину? – Она прикусила губу.
– Давайте съездим к мистеру Лэмбертону. Коляска уже готова. – Дикон обменялся с молчавшей Рут взглядом и проводил Кэролайн к выходу.
Мистер Лэмбертон посоветовал Кэролайн устроить самые скромные похороны, но согласился, что сделать это будет нелегко. Новость об измене Уолтера и его смерти уже распространилась по Лондону благодаря газетам. Имени Дикона не называли. Не упоминали и о самоубийстве. Сообщалось, что Уолтер Кэрроуэй умер от ран в ожидании суда. Ничто не могло помешать его похоронам по обряду, освященному церковью.
Чувствуя себя обманщицей, Кэролайн согласилась. Ей было все равно, где похоронят Уолтера. Но обычная церемония казалась ей лучшим выходом из положения. Она понимала, что ей придется принимать соболезнования в доме на Ганновер-сквер, чего она страшилась, но надеялась, что это продлится всего несколько часов…
– Ну а теперь завещание, – произнес мистер Лэмбертон.
– Да? Он, наверное, оставил свое состояние обществу по борьбе за права трактирных служащих? – съязвила Кэролайн.
Мистер Лэмбертон нахмурился. Ирония в данном случае неуместна.
– Вы – его единственная наследница, – сказал он и многозначительно посмотрел на тонкую талию Кэролайн, – если нет отпрысков от этого брака?
– Отпрысков нет, – ответила Кэролайн.
– Завещание было составлено в ноябре 1807 года, – продолжал Лэмбертон, – То есть вскоре после вашей свадьбы, если не ошибаюсь?
– Да.
– Его светлость несколько раз говорил мне, что хочет изменить завещание, но он так и не сделал этого. Я не имею ни малейшего понятия, что он хотел изменить. Таким образом, это его последняя воля. Я оглашу завещание сейчас, ведь больше нет наследников, вы – единственная. Насколько я помню, у него не было родственников, которые могли бы оспорить это завещание. Я прав?
– Да, – кивнула Кэролайн.
– Придется потратить какое-то время, чтобы выяснить вопрос обо всех его вложениях. Если мне не изменяет память, он является… являлся владельцем собственности в Кенте и где-то еще, а также дома на Ганновер-сквер. Недвижимость будет конфискована в пользу Короны. Это обычная практика, когда человека осуждают за измену. Тем не менее, ваша светлость, вы получите… ахм… примерно двести тысяч фунтов плюс-минус что-то.
Лэмбертон выглядел несчастным.
Кэролайн потеряла дар речи. Двести тысяч фунтов! Она и не подозревала, что на свете существуют такие деньги. Она вдруг вспомнила сейф в кабинете Уолтера. Банкноты и золотые соверены, лежавшие там, наверное, не фигурировали в завещании, поэтому сумма, которую она получит, может быть больше. И дом, и собственность в Кенте, что бы это ни было… Сколько из всего этого было заработано контрабандой оружия и коньяка? Она была уверена, что большая часть. Но кто точно скажет?
– Буду ли я нести ответственность за… незаконные доходы Уолтера? – спросила она поверенного.
Он снова нахмурился.
– Вполне возможно, что кроме всего прочего, будет наложен и штраф, – ответил он. – Вы должны знать, что я ничего не знал о… торговых операциях его светлости, пока не прочел о них в газете. Абсолютно ничего! Естественно, я был потрясен. Действительно потрясен.
– Благодарю вас, – сказала Кэролайн. – Лорд Райкот, мы можем идти.
Дикон, которого представили поверенному как друга семьи, встал и взял Кэролайн под руку. Он печально улыбнулся Лэмбертону. Эта улыбка была рассчитана на то, чтобы у поверенного сложилось впечатление, что леди Кэрроуэй – беспомощная женщина и ничего не понимает в таких делах, поэтому ей и понадобился мужчина для поддержки. Дикон не сомневался, что Лэмбертон был в курсе всех незаконных дел Уолтера Кэрроуэйя. Он дал себе слово, что не допустит, чтобы в алчных руках этого человека застряло больше, чем это было необходимо.
На прощание они обменялись вежливыми и фальшивыми с обеих сторон изъявлениями благодарности и пожеланиями.
Похороны привлекли внимание такого количества народу, словно это были скачки или театральная премьера. Надежды Кэролайн на скромную и короткую церемонию не оправдались. Зеваки окружили церковь, а затем и дом на Ганновер-сквер, где были устроены поминки. Носовые платки с траурной отделкой и траурные кольца, которые она дарила пришедшим на похороны, быстро закончились. На Кэролайн было платье из черного бомбазина из ее старых запасов.
Тяжелей всего было принимать соболезнования от людей, которые искренне ей сочувствовали. Многие друзья Уолтера и не подозревали о ее существовании и с трудом скрывали свое удивление. Никто, казалось, не знал, о чем еще можно с ней говорить, если не о смерти Уолтера.
Рут и Дикон все время были рядом, хотя лишь некоторые из присутствующих были с ними знакомы: они и Уолтер вращались в разных кругах.
Рут попыталась нейтрализовать одну парочку, которая (она была уверена) появится обязательно: леди Робстарт и миссис Хинкл. Они даже своих мужей прихватили. Обе дамы сердечно расцеловались с Рут и направились к Кэролайн, хотя Рут отчаянно пыталась помешать им.
– Леди Кэрроуэй! – воскликнула миссис Хинкл. – Вы сразили меня наповал! Я просто не могла поверить, когда узнала, что вы совсем не миссис Мейкпис, – она хихикнула. – Мы с леди Робстарт хотим выразить вам наши глубокие соболезнования. Я знаю, что вы в отчаянии из-за безвременной кончины любимого мужа, – она многозначительно посмотрела на Дикона, стоящего рядом.
– О да, – вступила леди Робстарт, – какое несчастье остаться вдовой в таком юном возрасте! Мне кажется, у вас нет детей? Они могли бы быть для вас утешением. Но конечно, у вас есть близкие друзья, которые вас утешат, – она тоже посмотрела на Дикона.
Последние несколько дней были для нее таким тяжелым испытанием, что Кэролайн сомневалась, удастся ли выдержать до конца эту ужасную процедуру. Язвительные замечания двух гарпий были, казалось, последней каплей, переполнившей чашу ее терпения. Но Кэролайн велела себе держаться.
– Благодарю вас за участие, – спокойно ответила она. – Я никогда этого не забуду, – и отвернулась к другим гостям, давая понять, что аудиенция закончена. Дамам пришлось уйти, следом шли их мужья, которые так и не проронили ни слова.
Наконец все ушли, и остались только Рут и Дикон.
– Поехали домой. Слава Богу, все позади, – вздохнула Рут.
– Я поеду с вами, но завтра сюда вернусь, – сказала Кэролайн. – Это мой дом, по крайней мере, пока я не найду себе другой. Я уверена, правительство даст мне время, чтобы найти новое жилье.
– Вы не станете делать ничего подобного, – заявила Рут. – Что за глупости! Да вас могут вышвырнуть отсюда в любую минуту!
– Вы не можете! – закричал Дикон. – Вы член нашей семьи!
– Благодарю вас, дорогие мои. Пока это мой дом. И я намерена кое-что в нем изменить. Нужно уволить Джейнса – дворецкого и некоторых других. Нужно многое сделать, и я должна этим заняться.
