Текст книги "Магия в скорлупе"

Автор книги: Энн Доунер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 10 страниц)

Глава 14
Демоническая Микко

Микко вышла, а Теодора долго стояла неподвижно, как будто превратилась в камень.

И вдруг она начала лихорадочно действовать. Сняла костюм, скомкала его и засунула поглубже в шкаф. Затем смела карты в коробку из-под обуви, достала из шкафа коробку еще большего размера и побросала в нее всю коллекцию: компьютерные игры, голографические татуировки, наклейки, торговые знаки, оловянные фигурки – все. В растущем неистовстве она сорвала с потолка над кроватью виверну из папье-маше и стала рвать ее в клочья.

Снимая со стен плакаты «Волшебники и виверны» и разрывая их на мелкие кусочки, она рыдала от злости на себя. Ну почему она такая идиотка? Микко больше никогда не будет ей верить. Теодора не удивилась бы, если бы она ушла от них, когда вернется папа. И нельзя винить ее за это.

Когда она наконец остановилась посреди комнаты, раскрасневшись и тяжело дыша, в ее спальне не осталось и следа от «Волшебников и виверн». Затем Додо поправила постель и вытащила из-под кровати пластиковую корзину для белья, набитую игрушечными зверюшками. Она смахнула пыль с тряпичного дракона, у него была чешуя из блесток и красный фетровый язычок. Игрушка принадлежала ее маме и вновь заняла почетное место на подушке.

Теодору вдруг осенило, что Микко ушла уже давно. Открыв дверь спальни, она выглянула в коридор. Из кухни не доносилось ни звука.

Додо пошла по коридору и остановилась, проходя мимо гостиной. Микко развалилась на диване, положив босые ноги на подлокотник. На кофейном столике стояло около дюжины бутылочек с лаком для ногтей. Ногти у нее на ногах были выкрашены во все цвета радуги: желтовато-розовый, желтовато-зеленый, бледно-желтый, фиолетово-красный, серебристый, темно-фиолетовый и темно-синий.

Да что же это происходит? Микко всегда отдыхала в своей комнате, лишь изредка присоединяясь к Оглторпам в гостиной, чтобы посмотреть кино. За четыре года, что она проработала у них, Теодора никогда, никогда не видела, чтобы няня клала ноги на подлокотники. Но еще больше поражал беспорядок: капли и брызги лака усеяли ковер и диванные подушки, а на столике растекалась темно-фиолетовая лужица.

Девочка, должно быть, шумно вздохнула, потому что Микко приподнялась на локте и обернулась, чтобы посмотреть на нее.

– Теодора, дорогая, тебе нравятся мои пальцы на ногах? Правда, хорошенькие?

Она пошевелила ими с довольным видом.

– Микко, лак повсюду! Разве не надо его убрать?

Няня посмотрела вокруг и прищурилась:

– Наверно.

Додо сложила руки на груди:

– И уже почти два часа. Когда мы будем обедать?

Теперь Микко выглядела обеспокоенной.

– Обедать? Ты имеешь в виду, что нужен обед? Да, видимо, действительно надо что-то сделать.

Она поднялась, наступив ногой в маленькую лужу серебристого лака, и пошла на кухню, оставляя отпечатки пальцев.

Теодора завинтила крышки на всех флакончиках и принялась усердно оттирать пятна салфетками. Занимаясь этим, она напряженно размышляла. Может быть, Микко так разозлилась, что временно помешалась? Или просто на нее так подействовал запах лака? Но, прежде всего, чего ради она накрасила ногти на ногах? Можно подумать, что она пьяна, но ведь в доме не было спиртного, кроме китайского шерри для выпечки и пыльной старой бутылки шотландского виски, которую мистер Оглторп держал для особого случая.

Все еще озадаченная, Теодора отправилась на кухню, чтобы выбросить салфетки. Микко стояла у стола. Держа венчик для взбивания ручкой вниз, она взбивала в миске яйца. Вместе со скорлупой. На столе ждали своей очереди пакетик с мармеладками и банка анчоусной пасты. На мгновение Микко призадумалась, да и всыпала в миску по полчашки перца горошком и шоколадной стружки.

– Не успеешь и глазом моргнуть, – сказала она Теодоре, широко улыбаясь.

Девочка испуганно отступила. Она увидела, что зубы у няни мелкие, ровные и гладкие, как у куклы.

Потом Теодора заметила Фрэнки. Кот стоял на холодильнике, выгнув спину. Его безупречно белая шерстка стояла дыбом. Глаза были размером с шарики для пинг-понга.

Додо оглянулась на Микко. Та выливала яичную жидкость на горячую сковородку. Кухню наполнил дым и отвратительный запах смеси шоколада с анчоусами. Когда Микко стала тыкать в омлет венчиком, девочка на цыпочках вышла.

Она бросилась на кровать и уставилась в потолок, где остались следы содранной краски от клейкой ленты, державшей виверну из папье-маше. Кто бы или что бы ни находилось на кухне, но это была не Микко. Ни запах лака, ни нервный срыв не могли объяснить такое странное поведение.

Дверь спальни скрипнула, и Теодора села. Оказалось, что это Фрэнки. Его шерсть немного опустилась, глаза сузились. Он подошел к кровати и тоскливо взглянул на девочку, как бы говоря: «Ну и что же мы будем делать?»

Додо наклонилась и погладила его.

– Не знаю, Фрэнки, – шепнула она ему, – но я что-нибудь придумаю.

Только Фрэнки видел, что произошло, когда фургон уехал. Микко расписалась за большую картонную коробку и показала рассыльному, куда ее поставить в коридоре. Как только девушка повернулась, чтобы закрыть входную дверь, Фебрис появилась из коробки в своем истинном обличье – холодный черный дым обвился вокруг Микко, как змея боа-констриктор, проник в нее сквозь уши и нос. Когда демон овладел телом, он стал в нем осваиваться: постукивать челюстью и разминать пальцы, как будто натягивая тесные перчатки.

Затем обнаружил свои новые ноги. У Микко были красивые ступни, и она о них заботилась, мягко соскребая огрубевшую кожу пемзой и массируя мятным кремом. Эти ноги оказались настоящими, а не грубо сделанными ленивым колдуном по сокращенной магической формуле. Больше не будет больных раздвоенных лап, засунутых в женские туфли.

– Красивые ноги! – запела она.

Приказ Кобольда предельно ясен: попасть в дом, превратиться в Мишель Колодни и завоевать доверие ребенка, чтобы получить козырь виверны. Но все это вскоре совершенно вылетело из головы его помощницы.

Два недостатка Фебрис мешали ее работе на Кобольда: слабость к красивым вещам и неспособность к долгой сосредоточенности. Она бродила из комнаты в комнату, разглядывала фотографии Энди Оглторпа и Теодоры на камине. На одной они играли в софтбол, на другой сидели в хижине в штате Мэн, а на третьей изображали Элли и Железного Дровосека на маскараде. Фебрис заметила, что человек на фотографиях всегда улыбается. Кобольд никогда этого не делал, по крайней мере по-доброму.

Она открыла рот и попробовала засмеяться. Получилось вымученное, слабое «ха-ха», которое повисло в комнате, как печальный, сдувшийся воздушный шарик. Еще несколько дней назад неожиданный взрыв человеческого смеха заставил бы демона спрятаться за ближайшим углом. Она сделала еще вдох и попыталась снова. На этот раз получилось громче и лучше: «Ха-ха-ха, ха-ха-ха, ха-ха-ха».

Фебрис начала понимать, для чего нужен смех. Он абсолютно не похож на чары, но в нем есть особая сила.

В недоразвитом мозгу демона стал зарождаться план. Идея зашевелилась, как маленькая замерзшая жаба в прибрежном оттаивающем иле. Фебрис побрела в комнату Микко, а там, на туалетном столике, поблескивая в лучах света из окна, стояла дюжина крошечных бутылочек лака для ногтей всех цветов радуги.

Детеныши виверн рождаются необычно большими. Они весят почти как треть взрослого дракона и очень быстро растут. За день малыш Уикки открыл глаза, и его мягкий клюв начал твердеть. Он поднимал еще плохо державшуюся голову и хлопал крыльями, чтобы они окрепли.

Уикка тщательно вылизала своего детеныша и решила, что он готов к первому полету, хотя и в качестве пассажира. Ей надо было найти еду, но виверна-мать никогда не бросит малыша одного. Оставить на несколько часов хорошо спрятанное яйцо не так уж опасно, но крики маленькой виверны могли привлечь нежелательное внимание – животного, волшебника или демона.

Она слетела с башни. Детеныш прижался к животу матери, вцепившись в ее чешуйки длинными, хорошо развитыми когтями. При внезапном порыве ветра новорожденная виверна фыркнула от удивления, схватившись еще сильнее, и прижала мордочку к матери. Когда она поняла, что падение ей не грозит, то осмелилась посмотреть вниз, на места, над которыми они быстро пролетали. Детеныш видел корабли, возвращавшиеся к причалу Лонг-Уорф после наблюдения за китами, шумные и суетливые фруктовые и овощные ряды на рынке Хэймаркет, толпы туристов на Фэнейл-холл.

Они быстро летели из делового портового района в сторону реки. Уикка ловко использовала восходящие потоки воздуха, чтобы подниматься все выше и выше, подальше от любопытных человеческих глаз. Она собиралась свернуть к кондитерской фабрике, когда почувствовала, как ее резко дернули за хвост.

Уикка так испугалась, что перешла в свободное падение. Перепуганный малыш закричал и крепко вцепился в мать коготками. Виверна быстро пришла в себя и, убедившись, что детеныш прочно держится, обернулась, чтобы посмотреть, что у нее на хвосте.

Это были не чары, с которыми Гидеон научил ее бороться, не чертенок или гремлин и даже не обыкновенная ворона со своими надоедливыми проказами. На привораживание это не похоже. И опять она почувствовала, как ее будто схватили за хвост.

Не нужно быть опытным хакером, чтобы нарушить работу компьютера, банка колы, пролитая на клавиатуру, сделает то же самое. Простая палка в спицах колеса перевернет даже самый дорогой горный велосипед. Так и с заклинанием Теодоры. Бессмысленных для нее слов, соединенных с дымом розмарина и вполне реальной силой козыря виверны, оказалось достаточно, чтобы создать настоящие чары. Они были слабыми и неумелыми, не выдержали бы проверки Гильдии, но все-таки это были чары.

Уикка не могла противостоять им, так как раньше не встречала ничего подобного. Она легко справилась бы и с более сильными и искусными чарами, если бы уже знала их. Но эти сильно отличались от всех, известных ей прежде. Они напоминали какой-то новый вирус, с которым она не умела бороться. Вскоре виверна ощутила ужасную тяжесть на хвосте, она распространилась на крылья и придавила их, будто свинцом. Дракониха едва могла ими двигать.

Она быстро теряла высоту. Ей с трудом удавалось избегать столкновения с проводами, спутниковыми антеннами и трубами, а улицы Кембриджа казались опасно близкими. Надо было приземлиться, но где?

И тут она увидела внизу небольшой пруд с водяными лилиями, похожими на те, которые росли во рву у замка в ее собственном времени. Уикка решила сесть на воду. Тормозя изо всех сил, она направилась к цели. Земля быстро приближалась, дракониха почувствовала, что обезумевший от страха детеныш пытается половчее уцепиться за ее чешуйчатый живот. И все. Прежде чем мать успела схватить его когтями, малыш исчез. И тут она упала в пруд.

Уикка не могла знать, что глубина там всего четыре фута. Она влетела в пруд, как пушечное ядро, со скоростью двадцать пять миль в час. Получившийся всплеск опустошил его, лилии и дорогие японские карпы взлетели в воздух.

Виверна сильно ударилась о бетонное дно, ощутила резкую боль и услышала неприятный треск в правой передней лапе. Но боль была ничем по сравнению со страхом за детеныша. Дракониха с трудом вылезла на берег и громко позвала. Ответный крик раздался из двора по соседству с домом Оглторпов, частично закрытого густо растущим декоративным бамбуком. От жуткого удара хозяева выбежали из дома. Женщина первой достигла места происшествия и оторопело смотрела на дюжину карпов, бьющихся на земле. Вскоре к ней присоединился мужчина в одних шортах, с кремом для бритья на лице. Они стояли и глядели на то, что осталось от их пруда с лилиями, потом стали торопливо собирать задыхающихся рыбок.

Едва они успели опустить последнего карпа в их временное пристанище, под которое приспособили бак для мусора, как женщина схватила мужа за руку и указала на соседский сарай для садовых инструментов.

– Милый! Что-то только что скрылось за углом сарая Оглторпов.

– Да это кошка. Или опять ребята бросили в пруд что-то взрывчатое. На этот раз я вызываю полицию.

Он пошел в дом. Женщина последовала за ним, оглянувшись на сарай. То, что она видела, не могло быть кошкой. У них не бывает таких длинных скользких хвостов, а у кого они есть, ей страшно было и подумать.

Уикка завернула за угол маленького сарая. Она еще раз позвала малыша, но удар при приземлении оглушил ее и лишил способности ориентироваться. Мать поворачивала и туда, и сюда, но не могла определить, откуда доносился крик детеныша. Но она услышала другой звук: внезапный щелчок и металлический стук разматывающейся цепи, а затем безумный собачий лай, становящийся все ближе и громче. Дракониха забилась подальше под сарай, свернувшись в гнезде, в котором прошлой весной обитало семейство скунсов. Она повернулась лицом к врагу. Вспышка огня покажет ему, где раки зимуют!

Но когда Уикка попыталась послать предупредительное пламя в оскалившуюся морду, получилось лишь несколько жалких искр. Погружение в пруд с карпами потушило ее пламя. Собака лишь вздрогнула, и виверне пришлось вытянуть шею и сильно укусить ее за ухо, чтобы до той дошло, с кем она имеет дело. Собака убежала.

Уикка устало легла в старой норе скунсов, слабым голосом призывая своего малыша. Она сказала, что скоро придет за ним, когда силы к ней вернутся и вновь загорится ее огонь.

На этот раз ответа не было.

Теодора сидела за столом и осторожно ковыряла вилкой диковинный омлет. Микко взглянула на нее, оторвавшись от еды, и нахмурилась. Тоном, символизирующим, что ее чувства могут быть задеты, она спросила:

– В чем дело? Тебе не нравится?

На тарелке лежало что-то мягкое, желтовато-серое, липкое и влажное, испещренное горошинками перца. Это выглядело почти как когда Вэл вытошнило прямо на поднос с завтраком Мило еще в четвертом классе.

– О нет, это пахнет замечательно, – сказала Теодора. – Просто я не слишком голодна. Я ведь очень плотно позавтракала.

Похоже, Микко успокоило это объяснение, и она опять принялась за еду. В своей прежней форме демон не нуждался в пище, но сейчас, в человеческом теле, она могла наконец наслаждаться едой и питьем, как люди. Она с жадностью набивала рот и запивала яблочным соком.

Демоны – большие сладкоежки. Додо отпила глоток из своего стакана и обнаружила, что в сок была вылита половина банки меда и много лимонной жидкости для мытья посуды. Микко – Фебрис открыла, что может сделать глоток, а потом выпустить цепочку радужных пузырей. Это настолько ее восхитило и отвлекло, что девочка смогла незаметно выйти из-за стола и направиться во двор.

С тех пор как Теодора достаточно подросла, чтобы вскарабкаться на огромный медно-красный бук во дворе, он стал тем местом, где она думала и куда шла, когда ей хотелось остаться одной. За последнее время Додо не так часто лазила на дерево, но ее ноги помнили все удобные выступы на нем. В незаметном снаружи мшистом дупле, где ствол раздваивался, она на ощупь нашла гладкий сердцевидный камень, положенный туда три лета тому назад. Крутя его в руках, Теодора раздумывала, что же ей делать.

Если бы только отец не уехал в лаосские джунгли! Может, послать ему факс или телеграмму, но что сказать? Что Микко похитили и какое-то жуткое существо притворяется ею? О, от этого он немедленно примчится домой.

Две крупные слезинки скатились по щекам Додо и упали на камень. Она их вытерла.

Неудивительно, что за этими размышлениями девочка не заметила двоих мужчин, шедших по дорожке к ее дому.

Первый, седой, был старше, ниже ростом и слишком тепло одетым для летнего дня. Рукава его рубашки были закатаны, а на согнутой руке висел твидовый пиджак с кожаными заплатками на локтях. Второй казался моложе и выше, его манера держаться выдавала в нем иностранца, очутившегося далеко от дома.

Маленький толстячок поднял зонтик и его концом нажал на звонок. Через минуту он снова позвонил, затем наклонился и заглянул в щель для почты. Мужчины обменялись несколькими словами, а потом более высокий и молодой сделал несколько шагов вдоль дома, качая головой, прежде чем позволил своему другу взять его за руку и увести на улицу.

Глава 15
Спасение

– Говорю же вам, Мерлин, я чувствовал ее, прямо здесь. – Гидеон бил себя кулаком в грудь. – Уикка была очень близко, я знаю.

– Вполне может быть и так, но говорю вам, мой друг, я уловил некий запах прямо здесь, – ответил Мерлин, постукивая себя по носу. – Несомненный запах Демона Первого Класса. Кроме того, нельзя войти в чужой двор без приглашения. Это не принято.

Идти домой было жарко, и волшебники зашли в угловой магазин купить лимонада. Они пили его, сидя на скамейке возле городской библиотеки и наблюдая за человеком, бросавшим пластиковый диск собаке. Теперь они оба молчали, мрачно размышляя о демонах, пропавшей карте и судьбе виверны Гидеона.

Молодой волшебник выпил лимонад и взглянул на друга:

– Но что же произошло с Теодорой Оглторп?

– Я об этом думая. Мне кажется, возможны четыре варианта. Первый – она в доме с демоном и не понимает опасности. Второй – ее держат в плену. Третий – она могла обнаружить опасность и сбежать. Четвертый…

– Ею самой мог овладеть демон.

– Да, это четвертый вариант.

Снова повисла тишина, еще мрачнее, чем прежде. Наконец Мерлин заговорил:

– Учетчики.

Гидеон отвлекся от наблюдения за игрой с собакой. Он думал, что такой диск был бы полезен для тренировки виверны.

– Учетчики, – повторил Мерлин. – Инспекторы газовой компании. Служащие надзора за животными, живодеры, как их называли в моем далеком детстве.

Гидеон терпеливо ждал, уже зная, что за загадочными восклицаниями Мерлина обычно следуют объяснения.

Профессор хлопнул себя по колену, пролив остаток лимонада.

– Вот оно! Дорогой Гидеон, они все – служащие, профессия которых дает им доступ к частной собственности, например во двор Теодоры Оглторп. А сейчас давайте вернемся домой, и я немного почитаю о том, как изгоняют демонов Первого, Второго и Третьего Класса.

Теодора достаточно долго оставалась на своем дереве, чтобы выплакать все слезы и ужасную, болезненную тоску по отцу, поэтому теперь она могла вернуться домой и встретиться лицом к лицу с лже-Микко. Решив, что больше нельзя откладывать, Додо начала нащупывать ногой нижнюю ветку и вдруг поняла, что все еще держит гладкий сердцевидный камень.

Она с минутку подержала его на ладони и чуть было не выкинула, но передумала. В конце концов, уже много чего выброшено сегодня, ничего страшного, если сохранится один маленький камешек. И вообще, с ее везением отец не получит постоянную работу и они потеряют этот дом, этот двор и это дерево. Теодора потянулась к тайному дуплу, чтобы положить камень на место.

Но на сей раз на дне мшистой расщелины она нащупала что-то свернувшееся среди сухих листьев. И это что-то укусило ее.

Теодора отдернула руку, онемев от испуга. Осторожно пошевелила пальцами, но не увидела следов укуса, а только красную отметину. Она прислонилась к толстой ветви и зажмурилась. Может, это бельчонок, оставленный в гнезде, когда другие его покинули. Или птенец малиновки, не научившийся летать. Но не было ни запаха гнезда, похожего на запах давно не чищенной клетки хомяка, ни пуха, ни шерсти, зацепившихся за кору вокруг отверстия.

Отец просто убил бы ее, если бы знал, что она собирается сделать, подумала девочка, снимая кроссовку и надевая носок на руку для безопасности. Стараясь не думать об угрозе бешенства, Додо воспользовалась кроссовкой как приманкой: опускала его в дупло и помахивала, чтобы привлечь внимание обитателя. Почувствовав, как что-то уцепилось и держится, она потянулась в дупло защищенной рукой и схватила существо, извивающееся на самом дне.

ОНО было слишком крупным для бельчонка, и больше двух сопротивлявшихся лап не казались птичьими. Надежно захватив упирающееся животное и вытащив его на свет, Теодора поняла, что это было.

Представьте себе создание, гладкое и мускулистое, как молодая выдра, но целиком покрытое темной, почти металлической чешуей, с клювом вместо усатой мордочки и крыльями летучего мышонка, и вы поймете, какое животное Додо держала в руках. Детеныш посмотрел на нее большими желтыми глазами и что-то произнес.

Теодора была так поражена находкой настоящего живого малыша виверны, что чуть не выронила его. Она хотела воскликнуть: «О боже!» – но получилось только слабое: «О-о-о!»

– Роа, – сказала виверна.

Девочка осторожно погладила ее по голове и под клювом (это место больше всего напоминало подбородок).

– Все хорошо, – сказала она. – Все в порядке. Теперь ты в безопасности.

Виверненок перестал вырываться и занял положение, как подсказывал ему инстинкт, наиболее надежное: распластался на груди Додо, как альпинист на скале, вцепившись острыми коготками в майку девочки.

Теодора взволнованно размышляла. Она не могла принести виверну в дом, пока там была лже-Микко. Но куда ее спрятать от соседей, бродячих собак и городских енотов? Ей надо что-то придумать до того, как стемнеет.

И надо найти, чем ее кормить. Очевидно, что она слишком мала, чтобы отнять ее от матери. Теодора понимала, что молоко виверны не продают в магазинах. В фильме «Волшебники и виверны» ученик хранителя виверны кормил детеныша смесью из кошачьего молока и меда. Однако, посмотрев на малыша, Додо решила, что сценарист это придумал. Она просто не могла вообразить, чтобы у Фрэнки появилось молоко, даже если бы он был Франсиной.

Но мысль о коте подсказала ей план. Теодора сняла с груди виверненка и осторожно вернула его в дупло.

– Побудь здесь, – сказала она ему. – Не беспокойся. Я скоро вернусь.

Она смогла незаметно пробраться в дом и тихо забрать все, что нужно, из подвала и кухни. Закончив приготовления, Додо пошла искать лже-Микко. Оказалось, что самозванка примеряла красные шелковые китайские тапочки. Туфли всевозможных фасонов, от башмаков на деревянной подошве до бальных туфель из черного атласа, валялись на полу няниной комнаты.

Теодора стояла в дверях, со школьным рюкзаком на плече и клеткой для переноски кошки в руке.

– Пока. Я ухожу.

Лже-Микко повернула голову. Выражение ее лица было одновременно и подозрительным, и раздраженным.

– Уходишь? Куда? Зачем?

Додо нахмурилась:

– Разве ты не помнишь? Мы говорили об этом утром.

Она подняла клетку:

– Я отнесу Фрэнки к ветеринару, а потом переночую у Вэл.

Так как это не вызвало никакой реакции, Теодора закатила глаза:

– Вэл. Вэлери ван дер Зик. Моя лучшая подруга, которая была здесь только вчера.

Крохотный умишко демона с трудом воспринимал новые понятия: «ветеринар», «переночевать», «лучшая подруга». Ей следовало бы спросить Кобольда, что они означают. Но она вспомнила совет хозяина: когда сомневаешься, кивай и улыбайся. Изобразив улыбку, в которой она практиковалась перед зеркалом, демон кивнула и обнажила зубы.

– Хорошо! – сказала она весело. – Хорошо!

Она все еще продолжала твердить: «Хорошо!» – а Теодора уже вышла через кухонную дверь.

Как только она очутилась на улице, то выпустила кота из клетки в подвал их дома – через окно, которое заранее открыла. Додо оставила там много воды и кошачьей еды.

– Пожалуйста, не мяукай, – умоляла она, – иначе наш враг узнает, что ты здесь. Я вернусь за тобой.

Затем девочка вытащили палку, которая поддерживала раму, и окно захлопнулось.

На этот раз, когда Теодора доставала виверну, та задрожала, но не укусила. Убедившись, что детеныш хорошо держится у нее на груди, девочка слезла с дерева. Когда они благополучно спустились, Додо мягко отцепила малыша от майки и поместила его в клетку для кота, на дне которой лежало старое полотенце.

– Все будет хорошо, – сказала она через проволочную дверцу. – Я отвезу тебя туда, где ты будешь в безопасности.

Теодора прикрепила клетку к багажнику своего велосипеда. Она и не знала, что так выросла с весны. Велосипед оказался слишком маленьким для нее, длинными ногами было неудобно крутить педали.

По дороге Додо всеми силами души желала, чтобы с убежищем ничего не случилось.

Фебрис сидела на полу в комнате Микко, окруженная туфлями. Она устала примерять их, а в желудке ощущалась странная боль, которая могла быть наказанием от Кобольда. Его помощница не знала, что если съешь что-то необычное, то от этого может быть плохо. Мармеладно-анчоусный омлет и яблочный сок с моющей жидкостью, конечно же, совершенно не сочетались с новым человеческим пищеварением демона. Фебрис собрала все туфли и кучей свалила их в шкаф.

Она бродила по дому, терла живот и думала, что же сказать Кобольду, если он появится и спросит, где ребенок. Хозяин послал ее искать козырь виверны. Возможно, если он найдется, колдун не будет злиться, что демон выпустила девочку из дома. А если рассердится, то может заставить ее опять принять плохо сделанную женскую форму.

Фебрис начала по всему дому искать сумку Мишель Колодни, с которой видела ее в магазине Гайлза и Мойры Хэтч. Она помнила, что сумочка была гобеленовая, на длинной медной цепочке. Наконец Фебрис заметила ее на верхней полке бельевого шкафа. Дотянувшись до сумки и ухватив пальцами цепочку, она потащила вещицу вниз.

Однако не успела она взять сумочку в руки, как выронила и сунула пальцы в рот, плача от боли. Когда демон вытащила пальцы, на них начали вздуваться пузыри. Сумка обожгла ее, хотя и не была горячей. Что-то вызвало магический ожог.

Злополучная вещь лежала на полу. Рисунок на ткани был обычный, по крайней мере на той стороне, которую было видно. На фоне листьев и цветов шла азартная погоня охотничьих собак за кроликом. Микко – Фебрис осторожно перевернула сумку носком туфли. Увидев рисунок на другой стороне, она закричала от страха и выбежала в холл.

Микко купила эту сумку пять лет назад, путешествуя по средневековым городам Франции. Ткань была дешевой копией знаменитого гобелена, изображающего даму с единорогом, на котором пойманный волшебный зверь опустил голову на колени прекрасной девы. Добродетельные молодые женщины и единороги – это сильные чары против черной магии. Можно было еще написать большими красными буквами: «Колдуны и демоны, не приближайтесь» – более безопасного места, по крайней мере от рук демона, не было бы.

Фебрис все еще сидела, съежившись от страха, под письменным столом мистера Оглторпа, когда двое мужчин в рыжевато-коричневых комбинезонах решительно прошли по дорожке к дому Оглторпов и направились во двор. Один из них (которому костюм был немного тесноват) нес большую сеть, а другой тащил черный пластиковый ящик, похожий на коробку для рыболовных снастей, но только большого размера.

Гидеон поставил ящик у медного бука и, сделав ладонь козырьком, стал изучать раскидистые ветви. Мерлин почтительно стоял рядом. Как и большинство современных волшебников, он не имел практического опыта обращения с вивернами и другими драконами. Ему представилась редкая возможность наблюдать мастера за работой.

Гидеон вскоре обнаружил опоры для ног, которыми пользовалась Теодора, и быстро добрался до того места, где ствол раздваивался. Виверна не выбрала бы его для откладывания яйца, только очень страшная опасность могла вынудить ее оставить своего детеныша здесь. Если она действительно это сделала. Оставшись без матери, виверненок будет искать ближайшее темное и укромное место. Малыш вполне мог забраться сюда сам.

Гидеон залез в дупло и достал большую горсть спутанного мха и веток, которую положил в сумку, прикрепленную к поясу. Затем соскользнул вниз по стволу и спрыгнул с последней ветви на землю, не пошевелив ни листка.

Он показал свою находку Мерлину. Кроме мха, имелась еще пригоршня скорлупок от желудей, сердцевидный камень и кое-что еще, поначалу не вызвавшее интереса у профессора. Эта штучка была размером с ноготь мизинца, но шире с одного конца и гораздо толще. Сначала она показалась блестящей и черной, но Гидеон повернул ее на ладони, и под солнечными лучами она вспыхнула, как призма, фиолетовыми, серебряными и зелеными полосками.

– Чешуйка виверны! – воскликнул Мерлин. – Я и не мечтал ее увидеть. Абсолютно не поддается уничтожению, так ведь? На нее не действуют огонь, кислота, стрелы и так далее. «Шишки» из Пентагона захотели бы поработать с этим в лаборатории.

Гидеон не спросил, что такое Пентагон. Он рассматривал чешуйку.

– Это не Уиккина. Она недостаточно изношена по краю. Это чешуйка детеныша – ее детеныша. Но он не мог далеко уйти от дерева без чужой помощи.

Волшебник опустился на колени на траву рядом и открыл задвижки ящика. Внутри лежали моток волос русалки, золотая уздечка и лакомство из кошачьей мяты, а также еще несколько предметов, которые Мерлин счел необходимыми для успеха их маскарада в роли служащих надзора за животными: фонарь, небольшой справочник по звериным следам, большая банка средства от скунсов, которое выглядело подозрительно похожим на кетчуп. Игнуса поместили в пустую бутылку из-под жидкости после бритья, на которую наклеили этикетку «Средство от летучих мышей. Особо сильное». Оуроборос свернулась рядом с лассо из волос русалки.

Гидеон вытащил маленький кусочек кожи – все, что осталось от туфли, любимой игрушки Уикки, когда та была годовалым подростком, только начинающим обучаться. Она превратила туфлю в кружева – так усердно трепала ее своим острым клювом. Чародей взял драконье лакомство и завернул его в кожу. Как послание в бутылке, это сообщит Уикке, что ее хозяин был здесь и вернется. Он оставил маленький сверток под листьями у дерева. Выпрямившись, Гидеон прижал руку к сердцу и сморщился, прислонясь к дереву в поисках опоры. Мерлин шагнул вперед и взял его под руку:

– Гидеон! В чем дело?

– Опять… Я чувствую, она близко. Но теперь гораздо слабее.

Гидеон осмотрел двор, заметил сарай для инструментов и подумал о голубятне в замке, под которой любила прятаться Уикка.

Он медленно обошел вокруг сарая и остановился у того угла, где земля была раскопана, чтобы расширить вход в логово животного.

Волшебник лег на траву и стал светить фонарем в нору. Она полого уходила вниз, затем резко поворачивала влево. Не видно было ни следов виверны, ни поблескивающих черных чешуек. Лишь сильно пахло скунсом.

Гидеон сел и передал фонарь Мерлину.

– Не могу сказать. Думаю, что она должна быть там, но, возможно, я просто хочу этого. Боюсь, что она в опасности, серьезно ранена или ее преследуют опасные чары.

Мерлин щелкнул пальцами:

– Мне следовало сообразить это раньше. Не могли бы мы послать в нору Оуроборос? Если Уикка там, змейка сообщит о ее состоянии и даже доставит ей лекарство.

Сначала это показалось решением проблемы, и Оуроборос охотно поползла в логово. Однако она быстро вернулась, чуть не лишившись целого дюйма своего хвоста при отступлении. Змейка появилась из норы немного обожженная.