Текст книги "Теория убийства"

Автор книги: Эндрю Мэйн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 6 страниц)

Глава 6
Мазок

В небольшой переговорной Николсон ставит передо мной на стол бутылку воды и садится напротив, пока Галлард стучит по клавишам ноутбука. Мы сидим в местном офисе ФБР, в котором, несмотря на поздний час, весьма людно.

– Итак, вы думаете, что это сделал Маркус? – спрашивает Николсон.

– Понятия не имею, – отвечаю я. – Я даже не знаю, существует ли этот Маркус. Я знаю только то, что вы сами мне рассказали, и моя версия – это лишь экстраполяция предыдущих случаев из моего жизненного опыта. Иными словами – предрассудок.

– Хотите посмотреть материалы дела? – предлагает Галлард.

– Конечно. Но уверен, что вы их изучили тщательнее, чем я когда-либо смогу.

Галлард двигает в мою сторону тонкую папку, и я вспоминаю, как примерно таким же движением детектив Гленн в Монтане предлагал мне посмотреть фотографии с места жестокого убийства, чтобы оценить мою реакцию. Я прибег к тому же приему в Москве. Несмотря на то что сначала Гленн меня раздражал, постепенно это чувство перешло в уважение. А когда Вик сорвался с катушек и принялся убивать налево и направо, Гленн отдал свою жизнь, чтобы спасти мою.

В папке фотографии тел с места убийства криминалистов и диаграммы. Основные материалы – это результаты генетического анализа крови жертв. Не полный геном, конечно, только уникальные нуклеотидные маркеры, отличающие одного человека от другого. Я просматриваю длинные строчки последовательностей ATGC.[5]5
  Четыре нуклеотида ДНК: аденин (А), тимин (Т), гуанин (G), цитозин (C).


[Закрыть]

– Вы понимаете, что там написано?

– Не все, чуть-чуть, – я указываю на цифры рядом с каждой строкой. – По этому числу можно определить, где именно в геноме расположена последовательность. Иначе это был бы случайный набор нулей и единиц.

– Вам приходилось работать с командой? – спрашивает Галлард.

– Да, у меня есть люди в Остине.

– Ага, и на чем ваша компания специализируется?

– В основном консалтинг. Мы разрабатываем регламенты лабораторных работ для других организаций, – выдаю я официальную легенду.

– Ага. Не нашел ничего о вас в «Гугле». У вас гриф секретности или что-то в этом роде?

– Ну, у нас узкий круг клиентов и реклама ни к чему, если вы об этом.

– А откуда средства?

– От тех самых клиентов, о которых я говорил.

– Ну, Тео, вы не назвали ни одной конкретной организации. Только вернулись из России? И что вы там делали?

– Консультировал.

Интересно, как бы он отреагировал, скажи я, что пытался вычислить русского шпиона среди сотрудников нашего посольства в Москве. Звучит, конечно, намного интереснее, чем было на самом деле.

– Кого?

– Клиента.

– А в страну вы въезжали по рабочей визе?

Он не отступает. Думаю, он просто не представляет реальной картины. Конечно, я могу рассказать ему больше о себе и своей поездке, но мне кажется, это вне его юрисдикции. Поэтому я решаю свернуть этот допрос.

– Мне не нужна была виза.

– Ввиду специфики вашей работы?

– Ввиду того, что я прибыл по дипломатической линии спецрейсом Государственного департамента.

На секунду Галлард застывает с открытым ртом. Наверняка он подозревал, что я ездил продавать секреты русским биотехнологам, защищенные смартфоны для мафии или еще что-нибудь столь же незаконное. Теперь же до него начинает доходить, что на самолетах Госдепа проворачивать темные делишки не летают.

– Значит, вы много путешествуете, – наконец говорит он.

– Бывает. К сожалению, о большей части своей работы я не могу рассказывать.

– Ладно, кажется, я начинаю понимать, – кивает Галлард. – А во время охоты на серийных убийц вам приходилось работать с кем-нибудь вместе?

– Я не считаю это работой. И да, мне помогали.

– Ну, относитесь вы к этому точно как к работе. Это был какой-то конкретный человек?

– В каком смысле?

– Ну, был ли у вас партнер? Например, ваша девушка.

– Джиллиан помогла, когда я искал Джо Вика, но с Ойо я разбирался самостоятельно. Отец одной из жертв оказал некоторую поддержку. Собственно именно он и обратился ко мне с этим делом.

– Как вы думаете, этот отец мог посещать Атланту после того, как Ойо был убит? – присоединяется к разговору Николсон.

– Просили ли Вильяма дать показания в местной полиции? Не знаю.

– Николсон хочет понять, мог ли Вильям посещать место преступления?

– Понятия не имею, но это было бы странно.

Раздается стук, и в дверь входит миниатюрная женщина в лабораторном халате. Перед собой она толкает металлическую тележку.

– Прошу прощения, джентльмены. Вы приехали из дома Ойо?

– А что? – спрашивает Галлард.

– Мы берем образцы у всех, кто там был, чтобы избежать путаницы в данных.

– Это еще что за новые процедуры? – ворчит Галлард. – Ладно, что вам нужно?

– Несколько мазков и отпечатки. Прошу прощения за беспокойство.

– Давайте уже, – закатывает глаза Галлард.

Лаборант натягивает голубые одноразовые перчатки и берет образцы из-под ногтей, затем мазок с внутренней стороны щеки, и цифровым сканером снимает отпечатки пальцев.

– Моя очередь, – говорит Николсон.

Она достает новые пробирки и начинает брать образцы у агента.

– Я пока в туалет, – говорю я, встаю и направляюсь в мужской туалет в конце коридора.

Когда я возвращаюсь, женщина убирает пробирки с образцами.

Галлард искоса смотрит на меня и замечает:

– Вы же знаете, что это не тест на наркотики. Смывать траву в туалет было не обязательно.

– Что же вы раньше не сказали?! – отвечаю я с сарказмом, садясь на свое место.

Лаборант снимает и выкидывает перчатки, надевает новую пару. Берет образцы у меня из-под ногтей и снимает отпечатки пальцев. Когда она достает ватную палочку для мазка, я прошу отдать ее мне и сам провожу по внутренней поверхности щеки. Лаборант убирает третий набор пробирок, собирает принадлежности и выходит, увозя с собой тележку. Галлард продолжает разговор, как ни в чем не бывало.

– Итак, вы считаете, что Вильям не появлялся на месте преступления?

– Нет, но я уже ничему не удивлюсь в плане людского поведения.

В голове в это время я взвешиваю за и против идеи рассказать им, что вижу насквозь тот фарс, который только что был передо мной разыгран. Но потом еще один кусочек головоломки со щелчком встает на место, и я чувствую, как по спине начинают бежать мурашки. Я поворачиваюсь к Галларду.

– Ну, и как дела с психологическим профилем?

– С каким?

– С моим. Вы же именно ради этого меня сюда притащили.

Николсон непроницаем. Галлард усмехается.

– Не обижайтесь, Тео, но я не пытаюсь построить ваш психопрофиль. Вы не подозреваемый.

– Тогда скажите вашей «лаборантке», что перчатки меняют после каждого человека. Она же потрудилась их сменить, только взяв анализы у вас и Николсона. Такие, как я, обращают внимание на подобные моменты.

Галлард начинает было говорить, но я толкаю по столу папку обратно к нему.

– А это хрень собачья, а не материалы дела.

– Это все, что у нас есть, – говорит Николсон обиженно.

Я открываю страницу с расшифровкой генома, на которой сверху ручкой написано: «Маркус».

– Ну, тогда вам стоит разобраться, как так случилось, что у американца ирландского происхождения оказались все те же восточноафриканские гаплоидные группы, что и у Ойо. Такое впечатление, что вы просто надергали кусков из его досье и запихали их в эту папку, чтобы она была потолще.[6]6
  Гаплоидные группы (гаплогруппы) – крупные группы схожих типов Y-хромосом, позволяющие понять происхождение человеческих популяций. Любой современный этнос состоит из представителей нескольких гаплогрупп.


[Закрыть]

Повисает неловкая пауза, во время которой Николсон переглядывается с Галлардом. Судя по всему, именно так все и было. И, похоже, Николсон с самого начала был не в восторге от идеи, но Галлард настоял на ее воплощении.

– Мне кажется, с вашей шпионской работой вы стали слегка параноиком, – наконец произносит Галлард.

– Нет, я просто стал быстрее раздражаться, когда меня держат за идиота, – я встаю и направляюсь к двери. Взявшись за ручку, я останавливаюсь и добавляю: – И если вы считаете, что я во всем этом замешан – удачи.

– Наверняка Госдеп обеспечит вам алиби, – говорит Галлард.

– Вообще-то я про образцы, которые взяла ваша «лаборантка». Скажите, что ей придется использовать базу данных обширнее обычной.

– В смысле? – спрашивает Николсон.

Вместо ответа я закрываю дверь и оставляю их гадать, что имел в виду. Да, это мелочно с моей стороны, но ровно с того момента, как «лаборантка» вошла в комнату, а Галлард начал изображать раздражения и недоумение, стало понятно, что все это шоу. Самое грустное, что они могли просто меня попросить.

Глава 7
Фантомы

– Доктор Крей! – кричит пытающийся догнать меня Николсон, когда я уже готов сесть в машину. Я все еще зол, что меня таскают туда-сюда непонятно зачем, но при этом испытываю некоторое сочувствие к агенту, который явно выкладывается по полной ради этого дела и до некоторой степени стал жертвой дурных советов Галларда.

– Что такое, Шон? – спрашиваю я, замерев с ключом от машины в руке.

– Простите, пожалуйста. Мне правда очень неудобно. Мы уже все головы себе сломали с этой историей. Вот Галларда прислали. Я упомянул вас… В общем, не вините его, это все из-за меня. Просто… Тут такое творится.

– Звучит не очень убедительно. – Я отпираю машину.

– Я могу показать вам материалы дела.

– Меня ждет куча своих материалов.

– Хорошо, тогда могу рассказать, почему Галлард так вами заинтересовался.

– Продолжайте.

Николсон оглядывается через плечо, словно опасается, что кто-то услышит.

– Есть одно дело, которое он ведет. Даже не дело, так, подозрение.

– Он подозревает меня?

– Нет, по крайней мере не напрямую. Он хотел встретиться, потому что ему было любопытно взглянуть на вас, но я сам действительно хотел, чтобы вы попытались разобраться в том, что тут произошло. Ну, и одно за другим…

– А кончилось тем, что вы принялись неуклюже врать мне, чтобы получить образец моей ДНК, который я бы с радостью позволил вам взять, и не пришлось бы подсовывать вам фальшивку.

– Фальшивку?

– Мазок изо рта. У меня в собой всегда несколько ватных палочек с образцами слюны шимпанзе.

На мгновение Николсон теряет дар речи и просто смотрит на меня.

– Еще раз, простите, пожалуйста. С этим делом куча странностей. Галлард приехал разобраться, не связаны ли они с его делом.

– И что же это за «его дело»? – спрашиваю я.

– Галлард называет его «Фантом».

– Не слишком оригинальное название для серийного убийцы, – замечаю я.

– Это не серийный убийца, по крайней мере насколько мне известно. В двух словах описать. В общем, криминалисты из лаборатории в Куантико заметили неко[7]7
  Куантико – крупнейшая база морской пехоты США в одноименном городе (штат Виргиния), где расположены, среди прочего, Академия ФБР и Лаборатория ФБР.


[Закрыть] торые странности в нескольких делах. В том числе в закрытых, где доказательная база была – не подкопа-ешься, – объясняет Николсон.

– Хорошо, заинтересовали. Слушаю внимательно – какие странности?

– Мелкие детали. Например, волосок с одного места преступления, который внезапно появляется в двух других делах. Или след с характерным отпечатком. Волосок А и отпечаток Б могут обнаружиться на одном месте, а потом отпечаток Б и другой волосок, скажем, В – на следующем. А потом в третьем деле возникает волосок В и след с места преступления А. Понимаете?

– Будто кто-то взял три разных пазла и раскидал детали по местам преступления?

– Именно. Конечно, на каждом месте преступления криминалисты собирают множество отпечатков и волосков, совершенно не относящихся к делу. Систематическое сходство заметили случайно. Испытывали программу на основе искусственного интеллекта для определения связей, и внезапно она дала несколько положительных срабатываний на закрытых делах.

– И теперь дела открывают заново? – спрашиваю я.

– Изучают. Но самое странное заключается в том, что все эти улики могли появиться не до, а после преступления – во время расследования. Возможно, их оставил кто-то, посещавший места преступления.

– И теперь вы боитесь следующей «Женщины без лица»?

Детективы в Европе потратили пятнадцать лет на поиски женщины-убийцы, чью ДНК нашли на более чем пятидесяти местах преступления и которую подозревали в совершении по меньшей мере шести убийств. Самое странное случилось, когда французские полицейские попытались идентифицировать неизвестного погибшего мужчину и нашли все ту же ДНК. Да, это была женская ДНК, и принадлежала она сотруднице немецкой медицинской компании, которая изготавливала ватные палочки для взятия мазков. По неосторожности она оставила следы на поставлявшихся в правоохранительные органы материалах.

– Да, но такую возможность уже исключили. Слишком много разных образцов. По всей видимости, это должен быть кто-то близкий к расследованию.

– Лаборант?

– Да, вот только ни один из лаборантов не мог быть на всех местах преступлений или даже рядом. Такое впечатление, что кто-то неизвестный посетил все точки.

– Репортер? Охотник за маньяками?

– Может быть, – Николсон пожимает плечами. – Когда произошло убийство около дома Ойо, и Маркус исчез… В общем, эти образцы, которые мы считаем образцами Фантома, снова обнаружились.

– А-а-а… – До меня наконец начало доходить. – Галлард решил, что Фантом – это я.

– Справедливости ради, если в базе данных ФБР поискать людей со склонностью к посещению мест преступлений, ваше имя будет первым в поисковой выдаче.

Ну да, а мои постоянные поездки по заданиям Госдепа, которые, ясное дело, в большинстве своем были секретными, сделали попытки выследить меня весьма затруднительными.

– Можете не беспокоиться, я – не Фантом. Скорее всего это вообще статистическая погрешность или проблема лабораторной обработки образцов.

Можно было бы еще упомянуть, что ФБР не славится скрупулезностью и педантичностью в отношении работы с образцами и уликами. Независимая экспертиза показала, что специалисты ФБР сотни раз ошибались, определяя принадлежность ДНК или отпечатков. Для многих подозреваемых это вылилось в сроки за преступления, которых они не совершали, а некоторых совершенно невиновных людей отправили на смертную казнь. Когда эти факты вскрылись, Бюро уведомило прокуроров, однако в целом тему постарались максимально замять, опасаясь сотен пересмотров дел.

Это вообще очень сложная с моральной точки зрения тема. Организации подобные «Проекту “Невиновность”» помогли множеству несправедливо осужденных, хотя некоторые эксперты из правоохранительных органов считали, что далеко не все осужденные были «невиновными». И тем не менее это ответственность правоохранителей, – следить, чтобы каждый подозреваемый реализовал право на справедливый суд на основе вещественных и других доказательств, а не интуиции полицейских. Я думаю, что ФБР считало вполне оправданным с юридической точки зрения не тратить сверх-усилий на то, чтобы оповестить всех осужденных о новых обстоятельствах их дел, более того, сильно подозреваю, что кто-то из начальства решил, что умолчание – морально правильное решение.[8]8
  «Проект “Невинновность”» – некоммерческая юридическая организация, стремящаяся оправдать лиц, которые, как утверждается, были ложно осуждены из-за ошибок в анализе ДНК.


[Закрыть]

Правда заключается в том, что у каждой крупной лаборатории есть ворох проблем и масса процедур, которые давно пора пересмотреть. Центры по контролю заболеваний особенно знамениты массой случаев и жутких примеров, которые ставят под вопрос компетентность специалистов их лабораторий. И, поскольку они все в[9]9
  Центры по контролю и профилактике заболеваний США – Федеральное агентство министерства здравоохранения США, чья главная цель – защита здоровья и безопасности населения посредством контроля и профилактики заболеваний, травм и инвалидности. Центры фокусируются на разработке и применении мер по контролю и профилактике заболеваний.


[Закрыть] ремя на слуху, об их ошибках публике известно больше, чем о чьих-либо других.

– Криминалистика для меня – темный лес, – говорит Николсон. – Главная причина, по которой к делу привлекли Галларда, – это Маркус. Ни в его профиле, ни в послужном списке нет ничего, и я имею в виду ничего вообще, что указывало бы на склонность к жестокости. Даже Галлард сказал, что впервые видит, чтобы в убийстве подозревали человека, настолько неспособного его совершить абсолютно по всем признакам. Весь опыт психологов-криминалистов – коту под хвост. Обычно – после совершенного преступления – в прошлом человека обнаруживают признаки того, что должно было случиться. Но как ни изучай жизнь и работу Маркуса – абсолютно ничего.

– А связь между Маркусом и Фантомом? Мог Маркус оказаться на тех местах преступлений в свободное от работы время?

– Мы об этом думали. Но в слишком многих случаях подтверждено, что он был в другом конце страны. До сих пор ведь и саму идею существования Фантома до конца всерьез не рассматривали. И при всем при этом мне хочется верить, что Маркуса подставили.

Телефон Николсона вибрирует, и он смотрит на экран.

– Черт подери!

– Что такое?

– Нашелся.

– Маркус?

Он кивает.

– И куда его привезут?

– Сюда. Минут через двадцать. – Николсон бросает взгляд на мою машину. – Все еще хотите уехать?

Глава 8
Фуга

Лицо Дэниела Маркуса занимает практически весь экран, висящий на стене в темной переговорной. Галлард смотрит внимательно и время от времени просит агента, управляющего камерами, переключиться на общий план. Видимо, хочет посмотреть на позу и жесты Маркуса.

Переговорная, где мы сидим, находится на втором этаже. Отсюда ведущие расследование агенты наблюдают за ходом интервью и передают вопросы непосредственно находящемуся с Маркусом специалисту. Я тихо расположился в уголке, на кармане пиджака у меня прицеплен бейджик посетителя. Когда мы вошли в переговорную, агенту Галлард представил меня просто как доктора Крея.

Опрос ведет агент Хоу, высокая темноволосая женщина, чрезвычайно уверенная в себе, и делает это профессионально, не проявляя ни снисходительности, ни скепсиса. Не знаю, как бы я сам справился, окажись у нее на допросе. Она сдержанна и терпелива, не торопится прерывать длинные паузы, заставляющие Маркуса углубляться в детали.

– Расскажите, что вы помните о том, как прошел четверг, восемнадцатое число, – просит она Маркуса.

Тот коротко качает головой:

– Практически ничего.

Николсон наклоняется ко мне и шепчет на ухо:

– Он добровольно вызвался дать показания. Полиция обнаружила его в придорожной зоне отдыха неподалеку от границы.

– Вы помните, как проснулись в то утро? – спрашивает Хоу.

Маркус ненадолго задумывается.

– Это скорее был уже день. Перед этим у меня была ночная смена. Да, я помню, как встал, оделся и поехал на место.

– Хорошо. А что вы помните про вечер того дня?

– Ничего.

– Ничего? – Агент Хоу замирает, видимо, прислушивается к вопросу в наушниках. – А вы делали какие-либо записи на месте работы?

– Да, делал. Заполнил несколько форм, потом спустился в раскоп. Провел там какое-то время, потом проголодался, еще подумал, что заболеваю. Многие работавшие с нами болели гриппом или чем-то таким. Из-за этого все были в напряжении.

Его голос спокоен на грани монотонности, будто он читает по бумажке. Я оглядываюсь посмотреть, как на это реагирует Николсон. Его позу прочесть проще, чем Маркуса – агент в растерянности.

– Что последнее вы помните в раскопе?

Маркус вздыхает.

– Не уверен. Я… Я помню какую-то тень… потом… ничего. А дальше меня нашли полицейские.

– Врач его осмотрел? – спрашиваю я Николсона.

– Сотрудник скорой на месте, и наш врач уже здесь. Мы хотели сперва с ним поговорить, а потом уже отправить в больницу на полное обследование.

Маркус выглядит так, будто пребывает в шоковом состоянии, но трудно сказать, так ли это, или он просто плохой актер. Галлард поглаживает подбородок и время от времени проверяет что-то на ноутбуке. Что-то в поведении Маркуса его беспокоит.

Я не специалист по психологии поведения. Что и говорить, я в поведении нормальных-то людей иногда путаюсь, не то чтобы разобрать, когда кто-то врет. Некоторые интуитивно чувствуют ложь. Ничего сверхъестественного, просто они улавливают изменения тембра голоса и нюансы поведения, свидетельствующие о том, что говорящий врет. Люди могут быть очень неплохими детекторами лжи. Например, такие люди даже по аудиозаписи могут относительно точно определить, изменяет ли рассказчик супруге, и это случается куда чаще, чем статистически вероятно для случайного угадывания. Причем женщины обычно делают это лучше мужчин. С приходом новых измерительных приборов – как те, что я применял в Москве, – тепловизоров, миллиметровых радаров, магнитно-резонансной томографии, – стало возможно получить массу новых параметров, чтобы понять, говорит ли человек правду. А новые исследования и применение искусственного интеллекта подняли точность такого анализа до пугающего уровня. Двойные слепые исследования убедительно доказали, что компьютер определяет ложь куда точнее человека и значительно реже принимает правду за вранье.

Привычное убеждение, что детектор может определить только, верит ли сам человек в то, что говорит, уже не актуально для современных методик. Мы в буквальном смысле можем посмотреть, какие зоны мозга активизируются при ответе на тот или иной вопрос. Если я сначала спрошу вас, где вы были в прошлый четверг, и вы при этом по-настоящему убедили себя, что были дома, а потом уточню, а что вы ели на ужин, вашему мозгу придется придумывать ответ, поскольку у вас нет готового. Вы сами можете не отдавать себе отчета, что создаете новый образ на ходу, но мы увидим, что активизируется зона мозга, отвечающая за воображение, а не за хранение воспоминаний. Сейчас технологии развились настолько, что если попросить вас вспомнить человека, с кем вы недавно беседовали, то компьютер сможет воспроизвести смутное изображение, которое тем не менее будет отличимо от изображения, которое будет появляться, если попросить вас подумать о каком-то абстрактном лице.

Это одновременно очень многообещающе и очень страшно. Мои знакомые, занимающиеся такими разработками, стараются быть предельно осторожными, чтобы технологии не были использованы во зло, несмотря на благие намерения использующих. Мне приходится проявлять такую осторожность в своей работе постоянно.

С учетом сказанного, я был бы очень рад возможности заглянуть Маркусу в голову и посмотреть, что там творится. Уверен, что возможно построить модели и программы машинного обучения, которые на имеющихся данных помогли бы нам получить намного больше информации, чем у нас есть сейчас, – намного больше, чем ничего. Даже из того, как на все это реагируют Николсон и Галлард, можно извлечь больше информации.

– И о потере сознания вы ничего не помните? – спрашивает Хоу.

– Не помню, – отвечает Маркус.

– А где ваша машина, вы можете сказать?

Маркус некоторое время обдумывает вопрос, потом отрицательно качает головой.

– На вас не та одежда, в которой вы пришли на работу. Когда и где вы переоделись?

Маркус снова качает головой.

– Не было ли у вас болевых ощущений, например головной боли?

Медицинское обследование покажет, была ли у Маркуса травма головы, но если ему ввели какое-то наркотическое вещество, то за последние сутки, что его не могли найти, оно уже полностью исчезло из его крови. Есть шанс найти след от укола шприцем, но если ему подсыпали что-то в еду или воду, ничего обнаружить или доказать, что воздействие было, не получится.

Последний вопрос не требует от Маркуса долгих размышлений.

– Я помню головную боль.

– После того, как пришли в себя?

– Кажется, да… но и раньше тоже. Тут все гриппом болели.

Галлард прищуривается, пытаясь осмыслить сказанное. Поведение Маркуса явно укладывается в какую-то схему, и мне жутко хочется спросить Галларда, что он обо всем этом думает.

На мой взгляд Маркус отвечает на вопросы очень неуверенно и неполно. Мне пока трудно понять – это умышленное умолчание, или он правда не помнит, что произошло.

– Можно уже поехать в больницу? – спрашивает Маркус.

– Хорошо, скорая вот-вот приедет. Вы можете вспомнить еще что-нибудь?

– Нет. А что другие говорят?

– Другие? – переспрашивает Хоу.

– Новак, – отвечает Маркус. – Новак и Ши.

– Они мертвы.

– Мертвы? – Маркус выглядит так, будто не понимает самого слова. – Но как?

– Это мы и пытаемся узнать. Вы уверены, что ничего больше не хотите рассказать?

Маркус качает головой и откидывается на стуле. Он опускает взгляд и отказывается отвечать на последующие вопросы. Через пару минут приезжает скорая, и его увозят в больницу.

Когда экран гаснет, Галлард поворачивается ко мне.

– Проанализируете?

– Вы спрашиваете дилетанта. С тем же успехом можно подкинуть монетку, ответ будет точнее, чем мои впечатления.

– Рад, что вы понимаете пределы своей компетентности. И все же каковы ваши впечатления?

– В своей работе я обычно опираюсь не на ощущения, а на объективные данные. Не обижайтесь, но наиболее интересные данные можно сейчас получить, наблюдая за вами и Николсоном. И уж точно этих данных больше, чем можно извлечь из того, что сказал Маркус. Николсон был чрезвычайно удивлен тем, как Маркус говорил, как будто не узнавал его. Вы… вы же наоборот, видели что-то знакомое или по крайней мере ожидаемое.

– А вы не такой уж и невнимательный, как прикидываетесь, Тео. Я готов поделиться тем, что знаю, но сначала расскажите все-таки о ваших ощущениях. Не как ученый, а по-человечески, что вы увидели в поведении другого человека.

– Хотелось бы верить, что он был под воздействием веществ и не отдавал себе отчета в том, что делает, но инстинкты мне говорят, что он лжет. Единственное, чего я не могу понять, почему он вообще согласился разговаривать с вами без адвоката.

– На этот счет у меня тоже есть гипотеза. Но давайте теперь послушаем, что скажет Николсон, – Галлард поворачивается к агенту. – Вы же знали Маркуса.

Николсону явно не по себе. Его голос сбивается.

– Это… это был как будто не Дэниел.