Текст книги "Деньги, рынок, капитал. Краткая история экономики"

Автор книги: Эндрю Лэй

Экономические модели и современные фабрики

На рубеже ХХ века самым влиятельным экономистом в мире был англичанин Альфред Маршалл. В 1890 году он написал учебник «Принципы экономической науки», в котором проявил свои выдающиеся математические способности (на экзаменах по математике в Кембридже он получил престижное звание «второго спорщика») и уделил много внимания экономике как средству повышения благосостояния общества. Спрос и предложение, писал Маршалл, подобны лезвиям ножниц. На графике, где на одной оси обозначена цена, а на другой – количество, линия, выражающая предложение, обычно стремится наклонно вверх, поскольку больше людей готовы предоставлять товар или услугу, когда цена на них выше. Линия, выражающая спрос, обычно идет наклонно вниз в силу уже знакомой нам концепции убывающей предельной полезности: чем больше у потребителей чего-либо, тем меньше они готовы платить за каждую дополнительную единицу. Для поставщиков цена и количество увеличиваются одновременно. Для потребителей между ценой и количеством существует отрицательная связь. В обоих случаях приходится искать компромисс: более высокие цены побуждают новых поставщиков переключиться на производство именно этого товара, отказавшись от других товаров, и в то же время более высокие цены заставляют некоторых существующих покупателей перестать потреблять этот товар и перейти на его заменители.

Там, где две линии пересекаются, находится рыночное равновесие – точка, в которой предложение соответствует спросу. Если бы Маршалл в 1900 году захотел купить бриллианты, он бы заметил, что рынок отражает готовность покупателей приобретать бриллианты, а продавцов – расставаться с ними. Равновесная цена – это цена, при которой сумма, за которую продавцы готовы продать свой товар, в точности совпадает с суммой, которую готовы выложить за него покупатели. Экономисты и раньше составляли графики спроса и предложения, но эта диаграмма вошла в историю под названием «Крест Маршалла», поскольку она отражала упомянутую модель наиболее полным и убедительным образом¹.

Говоря о производителях, Маршалл различал постоянные издержки компании (к которым относятся, например, затраты на содержание принадлежащих ей земли и зданий) и переменные издержки, такие как расходы на используемые ею рабочую силу и сырье. В долгосрочной перспективе компания, неспособная покрывать поддержание и замену своих активов, вынуждена будет прекратить свою деятельность. Но в краткосрочной перспективе основное влияние на цену продукции компании оказывают ее переменные издержки. Изменение стоимости воды немедленно отразится на цене хлопковой ткани, в то время как повышение стоимости оборудования даст о себе знать лишь спустя какое-то время.

Маршалл был искусным математиком, однако популярность его учебника объяснялась в первую очередь его умением излагать свою мысль с помощью диаграмм и наглядных примеров (и с тех пор экономисты используют эти методы для обучения студентов). Сам Маршалл однажды резюмировал свою систему так: «(1) Используйте математику как сокращенный язык изложения, а не как инструмент исследования. (2) Пользуйтесь ею, пока не закончите. (3) Переведите на английский. (4) Затем проиллюстрируйте примерами из реальной жизни. (5) Выбросьте математику. (6) Если не можете добиться успеха в № 4, выбросьте № 3. Последнее я делал довольно часто». Другими словами, экономистам следует использовать математику как полезный инструмент, помогающий нагляднее представить себе мир – но не увлекаться эзотерической математикой, которая не может пролить свет на то, как работает экономика. Многим экономистам не помешает последовать совету Маршалла.

Маршалл сумел с поразительной ясностью изложить многие важные идеи. Иногда даже удивляет, что они были сформулированы так поздно. Рыночные отношения и математика существовали на протяжении многих тысяч лет. Слово «экономика» происходит от древнегреческого «ойкономиа», что примерно переводится как «управление домашним хозяйством». Древнегреческие математики знали теорему Пифагора, могли приблизительно определить число π и умели находить площадь сегмента параболы. Но убедительное, обоснованное разъяснение принципов работы спроса и предложения появилось только в начале ХХ века.

В начале ХХ века также сформировался важнейший экономический институт – Федеральная резервная система США. ФРС была не первым центральным банком, но необычная история ее создания стоит того, чтобы пересказать ее еще раз. В 1907 году, когда банковской системе угрожал крах, ведущий финансист Дж. П. Морган пригласил коллег в свой особняк на Мэдисон-авеню и запер дверь. «Это то место, где можно положить конец неприятностям», – сказал он им. Морган пообещал выделить миллионы долларов банкам, находящимся в зоне риска, и убедил своих коллег-банкиров поступить так же. Паника отступила.

Три года спустя представители крупнейших коммерческих банков США вновь проявили инициативу, организовав тайную десятидневную встречу на острове Джекил в Джорджии. Банкиры сделали вид, что едут охотиться на уток – они садились в поезда поодиночке, чтобы их не видели вместе. Один банкир, кажется, даже захватил дробовик, чтобы придать своей поездке больше достоверности. Согласно отчету, на встрече была вынесена на обсуждение архитектура будущей Федеральной резервной системы США, в конечном итоге включившей в себя 12 региональных банков, имеющих право выпускать деньги. После напряженных переговоров в конгрессе в 1913 году Федеральная резервная система была создана. США больше не приходилось полагаться исключительно на финансовых плутократов, чтобы предотвратить следующий банковский кризис.

Сборочная линия Ford Motors, Дирборн, Мичиган

Центральные банки существовали с XVII века (именно тогда были основаны Банк Амстердама, Центральный банк Стокгольма и Банк Англии), но в ХХ веке они все чаще участвовали в обеспечении стабильности экономической системы. Обычные коммерческие банки используют деньги краткосрочных депозитов для выдачи долгосрочных кредитов. Поскольку они берут взаймы на короткий срок и дают взаймы надолго, даже самый хорошо управляемый банк может пострадать от нехватки наличных, если все его вкладчики одновременно потребуют вернуть свои деньги. Гарантируя вклады населения, центральный банк может предотвратить массовое изъятие банковских вкладов и сделать финансовую систему более стабильной. Обычно для этого не требуется передавать из рук в руки ни единого цента: как только люди узнают, что их вклады гарантированы, это позволяет избежать паники. Мы можем рассматривать финансовую стабильность как общественное благо: выгоду, адресованную всем и не уменьшающуюся в зависимости от количества людей, пользующихся стабильностью этой системы. В современную эпоху центральные банки также играют важную роль в таргетировании инфляции, к чему мы вскоре вернемся.

Одной из самых популярных новинок той эпохи был автомобиль, своей эволюцией во многом обязанный специализации производства. Поначалу автомобили были редкостью, одинаково желанной и недоступной, но в 1908 году директор компании Ford Питер Мартин предложил собирать автомобили на конвейере. Идея пришла к нему после посещения скотобойни в Чикаго, где он увидел, как туши двигаются от одного работника к другому, и каждый отрубает от них стандартный кусок мяса. Эксперимент со сборочными линиями на заводе в Детройте показал, что они позволяют рабочим производить автомобили гораздо быстрее. После того как систему официально ввели в эксплуатацию, автомобили начали покидать конвейер с такой скоростью, что компания Ford решила больше не позволять клиентам самим выбирать цвет своих автомобилей. Выяснилось, что быстрее всего сохнет черная краска. Поэтому, по распоряжению Генри Форда, с этих пор «автомобиль может быть любого цвета, если этот цвет – черный»[12]12
   Цит. по: Форд Г. Моя жизнь, мои достижения / Пер. с англ. Е. Кочерина, Н. Рудницкой. М.: Манн, Иванов и Фербер, 2013. С. 80.


[Закрыть]². Сегодня сборочная линия является стандартом на многих производственных предприятиях, но в то время это было радикальное решение: запустить процесс в обратном порядке и сделать так, чтобы автомобиль двигался по направлению к деталям, а не наоборот.

Инновации изменили и розничную торговлю. В 1909 году Гарри Селфридж открыл универмаг новейшего типа на Оксфорд-стрит в Лондоне. Компания Selfridges стремилась превратить процесс покупок в развлечение. Селфридж разработал такую планировку магазина, где покупатели могли рассматривать и брать в руки товары, выставленные на продажу, поощрял продавщиц радушно принимать женщин-покупательниц и учил их детально разбираться в ассортименте товаров. Селфридж продуманно разместил отдел парфюмерии на первом этаже, называл своих клиентов «гостями» и выпускал рекламу со словами «покупатель всегда прав».

Другие ретейлеры сосредоточились на цене. В США Фрэнк Вулворт открыл сеть магазинов, где продавались товары стоимостью по пять и десять центов. Эти «дешевые магазины» действовали по принципу «выставляй побольше, продавай подешевле»³.

В 1912 году Woolworth вышла на фондовый рынок с 596 магазинами по всей стране. Располагая такой обширной сетью магазинов, компания могла использовать свою покупательную способность, чтобы договариваться с поставщиками о более низких ценах. Walmart, ÆON, Aldi, Tesco и Carrefour являются современными наследниками этой розничной стратегии, которая обеспечивает более низкие цены для потребителей и более высокую прибыль для акционеров, одновременно зажимая поставщиков и независимых ретейлеров.

Один из первых магазинов Woolworth в Нью-Йорке

Новые технологии также способствовали распространению употребления психоактивных веществ. В 1880-х годах машина Джеймса Бонсака для скручивания сигарет произвела революцию в отрасли – и с наступлением 1910-х годов потребление сигарет начало быстро расти (в Соединенных Штатах оно достигло пика в 1960-х, когда половина мужчин курили регулярно). Компания Bayer с 1898 по 1910 год продавала героин как безрецептурное средство от кашля. В напиток Coca-Cola до начала ХХ века добавляли кокаин. По заявлению одного эксперта, в 1913 году почти четверть врачей США страдали морфиновой зависимостью⁴.

Несмотря на свою эффективность, лекарство от кашля компании Bayer вызывало сильную зависимость

Это была эпоха массовой миграции. Паспорта по-прежнему требовались редко. Мигранты стекались на австралийские золотые прииски, и точно так же миллионы людей, воспользовавшись совершенствованием судоходных технологий, перебирались из России в Канаду, из Германии в Новую Зеландию и из Нидерландов в Индонезию. Новые корабли имели стальные корпуса и работали на угольных двигателях. В середине XIX века мигрантам требовалось 53 дня, чтобы добраться из Ливерпуля в Нью-Йорк. В 1910-х годах этот путь можно было проделать всего за 8 дней⁵. Когда экономисты рассматривают миграцию, они в основном видят людей, которые переезжают в те места, где смогут чувствовать себя безопаснее, счастливее и продуктивнее. Мигранты это не просто рты, которые нужно кормить, – это также мускулы, которые могут строить, и ум, способный вдохновлять. Ошибочно рассматривать мигрантов лишь как новый источник спроса – они также являются новым источником предложения.

Первая мировая война разрушила этот пронизанный взаимными связями мир. Она началась, несмотря на устойчивые коммерческие отношения между противоборствующими сторонами (в 1914 году лондонская компания Lloyd’s страховала большую часть немецких торговых судов)⁶. Когда страны Европы, словно под гипнозом, вступили в войну, мировая торговля и миграция почти сошли на нет. Но, хотя истоки войны были неожиданными, ее конечный результат таковым не был. На начало военных действий Антанта (Великобритания, Франция, Россия и их союзники) располагала гораздо большими ресурсами, чем Четверной союз (Германская империя, Австро-Венгерская империя и их союзники). Державы Антанты имели в пять раз больше населения, в одиннадцать раз больше территории и в три раза больше доходов⁷.

Тот факт, что конфликт длился четыре года и унес около 20 миллионов жизней, отражает некомпетентность военачальников и непримиримость политических лидеров. Но когда он закончился, победителем оказалась та сторона, у которой была более надежная экономическая база.

В России беспорядки еще только начинались. Коммунистическая революция 1917 года обещала «мир, землю и хлеб». Но она принесла длившуюся пять лет Гражданскую войну и катастрофические экономические последствия. Средний доход населения быстро сократился вдвое⁸. В некоторых российских городах также вдвое сократилось среднее потребление калорий. Конфликт, последовавший за ним голод и распространение инфекционных заболеваний привели к преждевременной смерти 13 миллионов человек. Ленинский режим отменил частную собственность на землю и запретил продажу и аренду земли. Этот запрет продолжал действовать до 1990 года.

Трагедия общин

Предположим, что у группы фермеров есть доступ к общему лугу, где они могут пасти своих коров. В их коллективных интересах не допускать истощения пастбища в результате чрезмерного выпаса. Но в индивидуальных интересах каждого фермера выпустить на общинное поле как можно больше своих животных. Если фермеры не смогут договориться, то наиболее вероятным результатом будет скорое истощение пастбища.

Трагедия общинного пользования заключается в том, что каждая новая корова – это еще один небольшой фактор негативного внешнего воздействия на экосистему. Если владелец коровы ничем не платит за это внешнее воздействие, результат может оказаться катастрофическим. Например, во время добычи атлантической трески на Ньюфаундленде у берегов Канады использование новых рыболовных технологий, таких как эхолокаторы, привело к резкому сокращению промысловых запасов рыбы, при этом численность популяции трески за период с 1985 по 1995 год упала до 1 % от своего исторического уровня⁹.

В других случаях сообщества находят оригинальные решения. В 2009 году Элинор Остром стала первой женщиной, получившей Нобелевскую премию по экономике за работу о том, как местные сообщества распоряжаются общими ресурсами. В Непале фермеры, выращивающие рис, совместно трудились над орошением полей. В Кении общины объединяли усилия для управления лесными ресурсами. В Индонезии местные рыбаки с большой осторожностью управляли популяцией рыб.

Вывод исследования Остром заключается не в том, что пользовательское управление всегда будет срабатывать, а в том, что оно в принципе возможно. Согласно ее наблюдениям, в успешных случаях местные жители сами активно участвовали в создании правил, вместо того чтобы подчиняться правилам, навязанным посторонними. Пользовательское управление также срабатывало, когда местные жители сами следили за соблюдением правил и предусматривали простые механизмы разрешения споров и скромные санкции за первичные нарушения. Трагедия общин не является неизбежной.

Элинор Остром проанализировала, как некоторые группы с традиционным укладом жизни разрабатывают правила совместного пользования общими ресурсами

Первая мировая война и Великая депрессия

Экономический ущерб, нанесенный Первой мировой войной, ощущался еще долго после 1918 года. По условиям мирного соглашения Германия была обязана выплатить репарации в размере 132 млрд золотых марок (то есть передать из государственных запасов эквивалентное количество золота), что составляло примерно половину довоенного богатства страны¹. Это была огромная сумма, намного превышающая возможности немецкой экономики; правительству страны с огромным трудом удалось осуществить даже первые репарационные выплаты².

Чтобы погасить свои долги, германское правительство начало печатать деньги. Много денег. Возникшая в результате инфляция неуклонно снижала стоимость немецкой марки. Для перевозки полученной зарплаты гражданам иногда требовались тачки. Правительство выпускало новые банкноты – сначала достоинством в тысячи марок, затем в миллионы, миллиарды и триллионы. Товар, в 1918 году стоивший 1 немецкую марку, в 1923 году стоил 1 триллион марок.

Гиперинфляция создает хаос в экономике. Покупатели покупают все в рассрочку, оплачивая по частям, поскольку неизрасходованные деньги теряют ценность. Рестораны вынуждены постоянно переписывать меню. Таксистам все время приходится менять счетчики. В один день в ноябре 1923 года цена на хлеб в Германии к вечеру выросла в семь раз по сравнению с утренней ценой³. В конце концов, немецкие политики восстановили связь между стоимостью валюты и золота и смогли взять под контроль гиперинфляцию, позволив Германии насладиться периодом относительного процветания в конце 1920-х годов. Но воспоминания о гиперинфляции сделали политиков не в меру осторожными в условиях грядущей экономической депрессии. На фоне экономического кризиса в 1933 году канцлером стал Гитлер.

Дети играют пачками обесценившихся банкнот в страдающей от инфляции Веймарской республике

Ревущие 1920-е ознаменовались бурным развитием джаза, танцев и стиля ар-деко. Во многих развитых странах резко выросли потребительские расходы и наблюдался общий экономический рост. 15 октября 1929 года видный экономист Йельского университета Ирвинг Фишер сказал за ужином своей аудитории: «Похоже, цены на акции достигли стабильно высокого плато». Но Фишер ошибался. Чуть больше недели спустя рынок пережил крупнейшую за всю историю однодневную распродажу – первую из череды крупных потерь, которые впоследствии переросли в Великую депрессию. К 1932 году фондовый рынок США упал на 89 % по сравнению с пиком 1929 года.

Отчасти в крахе были виноваты спекуляции. Поскольку цены на акции выросли, множество людей устремилось на рынок в надежде быстро разбогатеть. Бизнесмен Джозеф Кеннеди, отец будущего президента США Джона Ф. Кеннеди, сказал друзьям, что заподозрил неладное, когда разговоры об акциях вышли за пределы его обычного круга общения: «Если мальчишки – чистильщики ботинок обсуждают между собой покупку акций, значит, пришло время уйти с рынка». Но мало кто предвидел надвигающийся крах. Многие брали кредиты под инвестиции, и в результате падения цен остались без гроша. Вслед за падением рынка акций США обрушились финансовые рынки по всему миру.

Хотя четыре пятых населения не владели никакими акциями (видимо, малолетние акционеры, вооруженные щетками для ботинок, все же были не столь распространенным явлением), крах рынка быстро дал о себе знать в других областях экономики. Бизнес перестал инвестировать. Напуганные граждане перестали тратить деньги. Снижение потребления, в свою очередь, означало ослабление экономической активности. Миллионы людей потеряли работу. В США безработица достигла пиковых 25 % – то есть каждый четвертый человек, нуждающийся в работе, не мог ее найти. Палаточные городки выросли в лондонском Гайд-парке, Центральном парке Нью-Йорка и парке Домейн в Сиднее. Особенно сильно пострадала Латинская Америка, где Великая депрессия способствовала росту авторитарного национализма. В 1930 году военные хунты захватили власть в Аргентине и Бразилии.

Изучая проблему Великой депрессии, британский экономист Джон Мейнард Кейнс утверждал: проблема возникла, потому что действия одних людей повлияли на действия других непредвиденным образом. Кейнс сравнил это с ситуацией в пчелином улье, обитатели которого решили, что впредь будут вести бережливую жизнь. Бережливость – вполне похвальное качество, но, поскольку потребление одной пчелы тесно связано с производством другой пчелы, это приведет к тому, что колония придет в упадок, и все пчелы в дупле останутся несчастными. По мнению Кейнса, для улучшения ситуации правительство должно было начать тратить деньги (в идеале на проекты общественных работ), чтобы перезапустить экономику.

Великая депрессия ощущалась во всем мире

Но так считали далеко не все экономисты. Пожалуй, наиболее заметным сторонником альтернативной точки зрения был австрийский экономист Фридрих фон Хайек, посчитавший экономический спад неизбежным злом. По его мнению, предшествующая кризису государственная политика привела к слишком низким процентным ставкам, что заставило компании неразумно набирать займы. Когда наступил кризис, рухнули именно эти неосмотрительные фирмы. Рецессия была не столько болезнью, которой вполне можно избежать, сколько неизбежным похмельем, следующим после запоя⁴.

Нетрудно заметить, какие разные нравственные послания стояли за этими двумя примерами экономического анализа. Хайек воспринимал рецессию как очищение от дурных инвестиционных привычек. Кейнс считал ее болезненной и совершенно ненужной. Хайек думал, что вмешательство правительства только усугубит ситуацию. Кейнс полагал, что правительство играет важную роль в сглаживании экономического цикла. Хайек опасался, что демократические правительства могут разрушить свободу, и считал, что иногда необходима временная диктатура.

Разница во взглядах между этими двумя экономистами распространялась и на их личную жизнь. Хайек отличался суровостью характера – его воспитывали эмоционально отстраненные родители в тот период, когда Австрия терпела поражения на поле боя и переживала экономический спад. Он был холодным и замкнутым человеком; по словам одного биографа, за всю жизнь у него было только трое близких друзей⁵.

Кейнс, напротив, был преисполнен веры в себя. Изучением экономики он занимался на досуге, а когда провалил экзамен, бодро заявил: «Я, очевидно, знал об экономике больше, чем мои экзаменаторы»⁶. Кейнс был коллекционером (он собирал полотна Пикассо, Ренуара и Матисса), а также инвестором и, по нынешним меркам, мультимиллионером. Он встречался с женщинами и с мужчинами и вел дневники своих сексуальных приключений: в 1909 году в них записано 65 свиданий, в 1910 – 26, в 1911 – 93, и так далее⁷. Обладая открытостью мышления и либеральными взглядами, Кейнс легко завязывал дружбу; вместе с женой Лидией они входили в состав группы «Блумсбери» – неформального объединения английских писателей, художников и интеллектуалов. Также принадлежавшая к этой группе писательница Вирджиния Вулф писала, что Кейнс похож на «сытого тюленя» с «двойным подбородком, полными красными губами» и «маленькими глазками». Он был космополитом, оптимистичным и уверенным в себе, и эти качества помогли ему стать самым влиятельным экономистом начала ХХ века.

Разница взглядов Кейнса и Хайека хорошо показана в шуточной рэп-битве, которую сочинили видеопродюсер Джон Папола и экономист Расс Робертс. Припев звучит так:

 
Мы обсуждаем это уже целое столетие.
[Кейнс] Я хочу управлять рынками,
[Хайек] Я хочу, чтобы они были свободными.
Существует цикл подъемов и спадов и веские причины его опасаться.
[Хайек] Во всем виноваты низкие процентные ставки.
[Кейнс] Нет, это все духи животных.
 

Кейнсианцы считали, что рецессия подобна стихийному бедствию – это удар, который может настигнуть любого. Современные политики в основном придерживаются кейнсианских взглядов (хотя мы расходимся во мнениях относительно того, насколько широкой должна быть реакция правительства на экономические потрясения). Один критик Хайека утверждал, что его понимание рецессии «не имеет никакой связи с действительностью – все равно что отказывать в одеяле и кружке горячего напитка пьянице, упавшему в ледяной пруд, на том основании, что его изначальной проблемой был перегрев организма»⁸. Но влияние Хайека в сегодняшней экономике обусловлено не столько его взглядами на управление деловым циклом, сколько его работой о «невидимой руке» рынка, в которой он описывает процесс спонтанного возникновения порядка на свободном рынке, где все люди преследуют собственные цели и интересы.

Депрессию 1930-х годов называют Великой депрессией в том числе и потому, что она длилась так долго. Вместо того чтобы прислушаться к Кейнсу, некоторые страны начали проводить политику жесткой экономии, сокращая государственные бюджеты в условиях экономического спада. Согласно одному исследованию, в 1939 году – через 10 лет после краха фондового рынка – безработица в Бельгии, Канаде, Дании, Нидерландах, Норвегии и Великобритании превышала 10 %⁹. Во многих домохозяйствах доходы после инфляции в 1939 году были ниже, чем десятью годами ранее.

Одним из факторов, способствовавших затягиванию Великой депрессии, был отказ от открытости. В 1930 году американские республиканцы Рид Смут и Уиллис Хоули сообща предложили закон о повышении пошлин более чем на 20 000 сельскохозяйственных и промышленных импортных товаров. После этого, демонстрируя общую для своей профессии приверженность свободной торговле, 1028 экономистов написали открытое письмо, в котором призвали президента Герберта Гувера наложить вето на Закон о тарифах Смута – Хоули. Демонстрируя привычку политиков игнорировать мнение экономистов в вопросах торговли, президент подписал этот закон.

Повышение пошлин нанесло ущерб многим фирмам в США, поскольку привело к повышению цен на используемые ими ресурсы. Под удар попали сотни видов автомобильных запчастей, что сильно навредило автомобильной промышленности. Пошлины на шерстяную ветошь выросли более чем вдвое, что нанесло ущерб производителям текстиля, которые использовали ее для изготовления дешевой одежды¹⁰. Другие страны отреагировали введением новых собственных пошлин¹¹. Повышение тарифов на автомобили во Франции практически закрыло французский рынок для американских автомобилей средней ценовой категории. Испания подняла пошлины на многие поставляемые из США товары, включая швейные машины, бритвенные лезвия и шины. Канада также повысила тарифы и ввела «антидемпинговые» пошлины.

В годы после окончания Первой мировой войны также ужесточились законы об иммиграции¹². Канада запретила въезд из ряда стран, против которых она воевала. Конгресс США принял иммиграционные ограничения, фактически полностью перекрывшие приток мигрантов из Азии и сократившие национальные квоты на въезд для других стран. В 1930-х годах были приняты еще более суровые меры. Австралия установила иммиграционный сбор, эквивалентный ¼ средней годовой заработной платы. Таиланд ввел проверку грамотности и дорогостоящий вид на жительство. Новая Зеландия полностью закрыла свой Департамент иммиграции. В этот период миграция из Европы была ниже, чем в середине XIX века.

Великая депрессия также привела к значительному замедлению международных потоков капитала. В предыдущие десятилетия инвестиции перетекали из стран с высоким доходом в страны с низким доходом в погоне за более высокой доходностью и часто вслед за потоками мигрантов. Теперь приток иностранных инвестиций сократился, и внутренний спрос на них упал. От Вьетнама до Бразилии волна иностранных инвестиций, поднявшаяся в первые три десятилетия века, в 1930-х годах, начала опадать¹³.

Вместе с тем Великая депрессия помогла создать политические условия для прогрессивных реформ. Одним из главных архитекторов этих реформ была правозащитница Фрэнсис Перкинс. В начале своей карьеры Перкинс стала свидетельницей пожара на фабрике Triangle Shirtwaist в Нью-Йорке, во время которого погибли 146 рабочих (большинство из них молодые женщины-мигрантки), поскольку все выходы из здания фабрики были перекрыты, чтобы помешать самовольным отлучкам в рабочее время. Этот опыт побудил Перкинс устроиться на работу в администрацию Нью-Йорка, где она выступала за повышение безопасности рабочих мест и ограничение максимального количества рабочих часов для женщин и детей.

В 1933 году новоизбранный президент Франклин Д. Рузвельт назначил Фрэнсис Перкинс министром труда США, и она стала первой женщиной, занявшей пост в кабинете министров. Перкинс участвовала в разработке Закона о социальном обеспечении США, ставшего важной частью «Нового курса» Рузвельта. Принятая в 1935 году система социального обеспечения предусматривала прямые выплаты пожилым людям, и благодаря ей в последующие десятилетия бедность среди пожилых резко сократилась. Хотя система соцобеспечения финансировалась за счет налогов с заработной платы, она позволяла людям получать больше, чем они вкладывали. Первый ежемесячный бенефициар этой системы, школьная учительница из Вермонта Ида Фуллер, начала получать пособие в 1940 году, когда вышла на пенсию, уплатив в виде налога на социальное обеспечение $25. Фуллер дожила до 100 лет, получив в общей сложности $22 889. С учетом инфляции ее пособие превышало уплаченные ею налоги более чем в 200 раз.

Президент Рузвельт подписывает Закон о социальном обеспечении в присутствии Фрэнсис Перкинс, 1935 год

В 1930-х годах также наблюдался значительный прогресс во взглядах экономистов на недостатки рынка. Особенно важную роль здесь сыграла Джоан Робинсон. Робинсон выросла в семье, ценившей свободомыслие и нонконформизм, и в 1931 году поступила в Кембриджский университет. Пока Кейнс доминировал в тогдашней макроэкономике, Робинсон сосредоточила свое внимание на микроэкономике и занялась проверкой некоторых выводов Альфреда Маршалла.

В 1933 году Робинсон опубликовала труд «Экономическая теория несовершенной конкуренции», перевернувший представления экономистов о том, как обычно работают рынки. Модели Маршалла подразумевали такое состояние экономики, при котором рынки состоят из множества покупателей и множества продавцов. Подобная ситуация действительно характерна для некоторых секторов экономики, таких как фондовый рынок. Но как насчет Британской Ост-Индской компании? Согласно Робинсон, активная конкуренция представляла собой скорее исключение, чем общее правило. Если другие авторы рисовали динамичный рынок с множеством торговцев, Робинсон в своем анализе указывала на широкую распространенность монополий и олигополий.

Робинсон также разработала концепцию монопсонии – ситуации, когда продавец имеет ценовую власть над своими поставщиками. В городе всего с одним предприятием работодатель обладает монопсонической властью над работниками, что позволяет ему платить им меньше реальной стоимости их работы. Если сеть супермаркетов контролирует большую часть продуктового сектора, она может оказывать монопсоническое влияние на фермеров и платить им меньше, чем они получали бы на конкурентном рынке.

Ненасытная любознательность Робинсон заставляла ее постоянно подвергать сомнению разные идеи, в том числе и свои собственные. Через 36 лет после выхода «Экономической теории несовершенной конкуренции» она написала резкую восьмистраничную критику собственной книги, ставшую предисловием к ее второму изданию. Тем не менее, несмотря на свой значительный интеллектуальный вклад, Робинсон получила звание профессора только в 1965 году. Возможно, не случайно это был именно тот год, когда из Кембриджа ушел ее муж. В 1975 году ходили упорные слухи, что она получит Нобелевскую премию, и Businessweek даже опубликовал подробный обзор ее работы еще до объявления результатов. Но награда досталась другому человеку.