Текст книги " Игра Саула"

Автор книги: Эндрю Каплан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Броуди уже поднаторел в арабском и худо-бедно понимал речь тюремщиков.

– Мы не закончили, – прошипел Афзаль, поднимая Броуди. – Сперва уедем отсюда, но сегодня – клянусь – сегодня ты умрешь, американец.

Броуди наскоро оделся и умылся. Афзаль все это время подгонял его со словами:

– Можешь дурачить остальных, но не меня. Никакой ты не мусульманин, Николас Броуди. Больше ты нам хлопот не доставишь.

Так что же стряслось? Все кругом суетились, собирая пожитки: одежду, мебель, горшки, постельное белье, ноутбуки, оружие, взрывчатку – и грузили в припаркованный на улице караван из пикапов и внедорожников. В доме горели огни. Что могло растревожить этот улей, да еще посреди ночи?

– Ahjilah! Ahjilah! – торопили арабы друг друга. (Скорее, скорей!). Мужчины, женщины, дети… Уходить собирались все.

В последнюю минуту пришел Абу Назир, и жильцы дома наскоро позавтракали в общей комнате горячим чаем и лепешками. Кто-то собрался мыть посуду, но Абу Назир остановил его, велев бросить утварь, и направился к внедорожнику во главе каравана. С Броуди остались Афзаль и Далиль.

Броуди подвели к внедорожнику; Афзаль приставил ему к голове пистолет, велел развернуться спиной. Далиль связал ему руки пластиковыми ремнями. Даже посреди ночи во дворе было светло как днем – от горящих фар автомобилей. Из окон соседних домов выглядывали любопытные.

– Без ремней точно никак, Афзаль? – через плечо спросил Броуди. – Я ведь даже не знаю, где я.

Афзаль молча надел ему на голову черный мешок.

– Помогите мне с этим неверным, – крикнул Афзаль; Броуди тут же оторвали от земли и сунули в машину, уложив на бок. Запихнули в багажник. Крышку захлопнули, и в лицо больно ударила волна сжатого воздуха. В ушах зазвенело, голова закружилась как при сотрясении. С мешком на голове, ослепленный, Броуди вроде даже вырубился на секунду или две.

Внедорожник тронулся с места, запахло выхлопными газами. Машина поехала улицами города. Что-то подсказывало Броуди: на сей раз никто Афзаля сдерживать не собирается. Почему? Что изменилось? От чего все бегут? Впрочем, куда бы ни собирались тюремщики, сам он для них бесполезен, как мертвый груз, тащить который – непозволительная роскошь. Теперь Броуди точно убьют. Впрочем, ему не привыкать.

В жизни под одной крышей с Ганнером – на лезвии ножа – самым страшным для Ника было осознание собственной трусости. Об этом он никому, кроме Джессики, не рассказывал, а если и не сказал бы, она ни о чем бы не догадалась. От страха избавиться не помогало ничто: ни армия, ни военная база Пэррис-Айленд, ни Ирак, ни сражения…

О том, кто он есть, Ник Броуди узнал в ночь, когда ему исполнилось двенадцать. Отец подарил настоящий «Би-эм-икс», и на несколько минут Ник поверил, будто семья у них полноценная.

– Ну, кто лучший в мире отец? – спросил Ганнер, вручая велосипед сыну.

– Ты, пап, – ответил Ник, от души желая, чтобы так было взаправду. Потом заметил в глазах отца угрожающий блеск и добавил: – Сэр.

Отец настаивал, чтобы к нему и дома обращались как к офицеру.

На третью ночь Ганнер, мертвецки пьяный, уснул за столом, так и не разобрав табельное оружие: пистолет калибра.45 и набор для чистки и смазки лежали рядом. Отец уронил голову на столешницу, открыв рот и роняя слюну. Мать Броуди Сибил как обычно заперлась в спальне и лежала под одеялом, сжавшись в комочек, точно улитка, в самом углу – лишь бы оказаться подальше от мужа.

Ганнер Броуди праздновал шестую неделю безработицы, пропивая пособие по увольнению. («Мне обещали: будет работа, что бы ни случилось! – орал он лучшему другу, бутылке бурбона. – У меня Серебряная звезда, а что они в своей жизни сделали, эти дрочилы? Они же обещали!») Перед тем, как вырубиться, он избил жену, приговаривая, дескать, не забеременей она сраным морпешиком, он не попал бы в такой переплет.

Ник, потеряв терпение, взял в кладовке бейсбольную биту и зашел к отцу сзади, ударил по спине. Ганнер Броуди взревел от боли. Пнул сына в пах, добавил удар локтем по голове и свалил на пол.

– На отца! Руку поднял! – кричал он. – Ударил офицера! Сволота мелкая! Ну, я тебе покажу!..

Схватив сына за волосы, он принялся колотить его головой о пол.

– Ганнер, прекрати! Убьешь ведь! Хватит! Убьешь! Это же твой сын! – вопила мать. – Мэрион, тебя посадят! Ты этого хочешь? Бога ради, прекрати! О, Дева Мария, Пресвятая Богородица!..

– Ты не понимаешь, червяк, – сказал Ганнер побитому сыну. – Вот когда ее бьешь, она балдеет.

Позднее, той же ночью Ник Броуди резко проснулся. На цыпочках прокрался в кухню и там застал отца: мертвецки пьяный, тот спал головой на столе, а рядом лежали заряженный пистолет калибра.45 и набор для чистки и смазки. Целых девять минут Ник Броуди, в одних трусах, стоял и не мог спустить курок. Он удерживал пистолет обеими руками, в каких-то трех дюймах от головы Ганнера…

Так он позднее рассказывал Джессике.

– Ненавижу его, – признавался он через несколько лет, когда они вдвоем возвращались с занятий по Сентр-стрит, тихой аллее, что начиналась сразу у школы. – Ненавижу его больше всех, эту сволочь. Чтоб он сдох. Я не знаю, как еще спасти себя и маму, Джесс. Я ведь почти спустил курок. Богом клянусь. Руки у меня дрожали, еще бы чуть-чуть… и все, пистолет бы выстрелил. Просто я не сумел. Сам не знаю почему! – прокричал он и побежал со всех ног к реке. Джессика устремилась следом, крича на ходу: «Броуди! Погоди! Стой!»

Где-то через два квартала он остановился на тротуаре перед чьим-то домом. Настоящим домом: с лужайкой, белыми колоннами – его будто перенесли сюда из другого мира. На Джессику Броуди старался не смотреть.

– Я трус, – сказал он, осознав наконец правду. Надо, надо было спустить курок. Больше такого шанса не представится.

– Просто ты добрый и хороший человек, Броуди, – обняла его Джессика. – Ты не хотел разрушить свою жизнь. Тебе же было тогда всего двенадцать.

Взявшись за руки, они пошли по аллее вдоль реки Лихай. Броуди понравилось, что Джессика считает его добрым и хорошим. Пусть она даже и ошибалась.

Правду показали те злополучные девять минут.

Догадался, правда, еще и Афзаль Хамид, эта сволочь, террорист.

Голова кружилась, Броуди утратил чувство реальности. В какой-то момент ему почудился отдаленный стрекот вертолетных лопастей. Неужели?! «Блэкхоки»! Да нет, откуда им тут взяться?

Должно быть, галлюцинации… Броуди попытался сосредоточиться и рассуждать трезво. Куда они едут? Зачем? Как выбраться из багажника? Ехали долго. Дороге, казалось, не будет конца.

И тут он услышал разговор: моджахеды обсуждали его, Броуди.

– …что с американцем, Афзаль?

– Заткнись, брат.

– Он правоверный, молится вместе с нами…

– Твою мать! Он американец. Человек креста. Притворяется мусульманином.

– Что же мы его берегли все это время?

– У него свои соображения, – ответил Афзаль. Он явно имел в виду Абу Назира. – У него всегда и на все есть причины.

Понятно: на сей раз Афзаль грозил не впустую, он сдержит слово и убьет Броуди. Вот только зачем было брать его с собой?

Да просто нельзя оставлять труп: рыжий, бледный, с типичным американским лицом – он явно вызовет подозрения. Лучше грохнуть пленника и закопать где-нибудь посреди пустыни, как Тома Уокера. Сослуживца Броуди и напарника, такого же разведчика-снайпера. «Господи, Том! Я же не хотел! Мне сказали: “Врежь ему! Врежь еще, еще и еще…” И Броуди бил его, Тома, и кричал: «Прости, Том, прости. Боже, спаси, Боже мой!». Броуди мутузил напарника, пока не сбил кулаки. Пока Том Уокер не умер.

Пришел его черед умирать. По дороге Броуди уяснил еще кое-что: в багажнике внедорожника можно не только трястись на ухабах и вдыхать запах бензина. Можно еще и заснуть, пускай тебе и остались считаные часы или даже минуты. Броуди проснулся, лишь когда машина остановилась. Моджахеды открыли крышку багажника, и мысленно Броуди попрощался: «Прости, Джесс. Я держался как мог. Шесть лет в плену… Я правда старался».

– Вылезай! – рявкнул Афзаль.

Его вытащили из багажника и, упавшего на колени, вздернули на ноги. Сняли мешок с головы. Броуди прищурился на яркий свет.

Ночь миновала. Внедорожник остановился ярдах в двухстах от бетонной дороги посреди пустыни. Конвоя не было, они остались одни.

Афзаль снова поставил Броуди на колени и вынул пистолет.

– Ну все, тебе конец, – произнес он.

– Можно мне произнести шахаду? – спросил Броуди, поднимая взгляд. Кругом лежала абсолютно голая пустыня. Едва взошедшее из-за дюн солнце окрасило ее в золотой. Золотым окрасились даже лица тех, кто готовился убить Броуди. «О Аллах, – подумал он, – этот мир так прекрасен».

– Пусть, – сказал Афзалю Далиль, – так положено.

Афзаль тем временем зашел Броуди за спину и приставил ему к затылку пистолет.

– Ash-hadu an laa ilaaha illallah – «Свидетельствую, что нет Божества, кроме Аллаха…». – Wa ash-hadu anna Muhammadan rasulullah, – «…и еще свидетельствую, что Мухаммед – Посланник Аллаха».

Закончив, Броуди приготовился к выстрелу. Он ждал, широко раскрыв глаза, любуясь напоследок рассветом.

Дамаск, Сирия

12 апреля 2009 года

Время: 02:09

Дом оказался пуст. Спецназовцы обыскали его, но не нашли ничего, кроме следов поспешного бегства: остатки еды, мятая одежда и пустые рожки от «АК-47».

– Глядите, Мингус, – позвал Малыш Ди, высокий техасец. Он проводил Кэрри в главную столовую, где стояли два длинных деревянных стола. Вручил ей скомканную местную газету. Хотя в большинстве своем спецназовцы немного говорили на арабском, Кэрри единственная умела на нем читать.

Она поднесла мятые листы к свету: «Аль-Бавада», дамасское издание, дневное. Конкретно этот номер вышел из печати вчера. Значит, Абу Назир или кто-то из его людей еще сутки назад были здесь.

В кухню прошел Гленн.

– Потрогайте, – сказал он Кэрри, указав на заварочный чайник. Он все еще был теплый, как и плита. – Мы чуть-чуть опоздали.

– Чуть-чуть? Это насколько?

– Часа на два, на три.

– Ну конечно: было темно, и они оставили свет включенным. Грузимся и взлетаем. Моджахедов человек пятнадцать-двадцать, плюс женщины и дети. Это целый караван: пикапы, легковушки, внедорожники. С воздуха точно заметим.

– Не выйдет, – покачал головой Гленн. – Кто-нибудь из соседей уже звонит в местную полицию. Время уходит, Мингус. Если преследовать караван беглецов по воздуху, придется взлететь повыше. Тогда нас точно засекут радары. ПВО поднимет в воздух истребители – БАХ! – все мы трупы. Мы легкая мишень для них. Вашингтону останется собирать нас по кусочкам.

Кэрри ничего не ответила, ее тошнило. Миссия провалилась.

– Хоть что-нибудь нашли? – спросила наконец она.

– Так, шмотки и предметы быта. Магазины для автоматов. Агитки «Братьев-мусульман» и «Аль-Каиды».

– Забираем все.

– Уже, – сказал Гленн. – Мы все тут прочесали мелкой гребенкой.

Время стремительно уходило, и потому Гленн не стал упоминать подвал – тот самый, что обнаружила съемка со спутника. Шесть на шесть футов, металлическая дверь, кандалы, цепи… Там явно держали пленника. Позднее Гленн упомянет подвал в отчете, но сейчас ему главнее было вывезти своих людей из Сирии.

– Пора исполнить классический военный маневр: убраться отсюда, к чертям собачьим, – добавил он.

«Не дело так карьеру заканчивать», – думала Кэрри, стоя посреди тускло освещенной кухни. Ее мутило, как от удара под дых. Мысли скакали в голове с бешеной скоростью – то ли от осознания полного провала, то ли от того, что Кэрри второй день обходилась без лекарства. Провал, причем далеко не маленький. Такой не замять, на тормозах не спустить. А ведь всего-то на пару часов опоздали!..

Как так получилось? Откуда Абу Назир узнал о рейде?

Гленн дал знак команде покинуть здание и грузиться по вертолетам. Машины во дворе уже прогревали моторы, лопасти начинали раскручиваться. Кэрри же метнулась в темный угол кухни, где лежала куча тряпья, и сменила боевое облачение на абайю[2]2
  Традиционное длинное арабское платье.


[Закрыть], закрыв лицо и голову платком.

Пришлось перейти к запасному плану, который они с Саулом разработали на самый-самый крайний случай. На базу Кэрри не вернется.

Она принялась лихорадочно соображать. Кто предупредил Абу Назира? А ведь его точно предупредили и совсем недавно. Террористы ютились тут всей кодлой года два, не выходили на улицу, так почему они посреди ночи снялись с места и уехали – перед самым рейдом ЦРУ? Кто-то их предупредил, и этот «кто-то» для них – надежный источник.

Кадиллак? Может, он – двойной агент?

Возможно. Это ведь он дал наводку на Абу Назира… не зная, однако, что разведка с ней сделает. Короче, Кадиллака из списка подозреваемых можно вычеркнуть. Ему никто не говорил, когда и как ЦРУ распорядится инфой. Если кто и предупредил Абу Назира, то не Кадиллак. Это даже не в его интересах: Кэрри с легкой душой сольет его ГУБ, и Сабагх окончит свои дни, обливаясь потом, кровью и мочой в камере пыток, где его измордуют палачи Асада. И неважно, что Амина, жена Кадиллака, отоваривается в фирменных бутиках на па́ру с супругой самого президента.

Тогда… если не Кадиллак, то кто предупредил Абу Назира о назначенном на сегодня рейде?

Кто еще знал о предстоящей операции? Неужто в Эр-Рутбе проболтались? На базе Дельта? Или «крот» – в команде спецназа?

Вряд ли. Никто из ребят Гленна до прибытия на Дельту о цели не знал, а узнав, соблюдая стандартный протокол, не говорил о ней ни с кем, даже с другими членами команды, разве что в случае крайней необходимости. Дельта вообще отрезана от мира, стоит посреди пустыни. Нет, это не спецназовцы. Прибыв на базу, с местными они не общались – запрет на взаимодействие с аборигенами предусмотрен протоколом. К тому же, Саул и Перри обязательно посадят аналитиков проверять каждую секунду записи с камер наблюдения, так, на всякий случай.

Ладно, «крота» можно и потом вычислить. Сейчас время действовать. Мысленно подгоняя себя, Кэрри запихнула камуфляж в ранец.

Уже выбегая из дома, прикинула в уме: остаются Лэнгли и багдадское отделение. В Багдаде соблюдался режим строгой конспирации, Перри жестко ограничил круг посвященных. Хотя операцию вроде этой без должного координирования не провернешь. И все равно, число посвященных не превышает десяти человек: почти все американцы и парочка иракцев… среди которых Уарзер. Господи, не хватало еще Уарзера подозревать. Ему и так туго приходится, он пашет в качестве двойного агента – на нее и на иракское правительство, которое звереет день ото дня.

Выйдя во двор, под нагоняемый вертолетными лопастями ветер, Кэрри отдала Гленну ранец и наскоро нацарапанную записку. Сообщение предстояло передать через ОГСРК, из Эр-Рутбы. В нем были четыре цифры и три слова. Число представляло собой IP-адрес компьютера в Лэнгли, который невозможно было отследить; хакеры, попытавшись вычислить его местоположение, всякий раз получали бы смутные координаты в разнообразных точках мира. Сам компьютер принадлежал Саулу, и только с него можно будет прочесть зашифрованное послание из трех слов: «У нас утечка».

* * *

Спрятавшись в тени, Кэрри смотрела, как поднимаются вертолеты, как по очереди, погасив огни и едва не касаясь днищем крыш, темными силуэтами перелетают они через дома. В окнах соседних домов Кэрри заметила редких любопытных сирийцев, что следили за улетающими «вертушками».

Наконец, когда в черном беззвездном небе смолк гул моторов и когда закрылись окна, Кэрри осталась одна.

Выждав еще несколько минут и убедившись, что теперь ее точно никто не услышит и не увидит, Кэрри покинула укрытие и пошла прочь от дома. Ее шаги отдавались тихим эхом на пустой улице. Наконец, отдалившись от заброшенного строения на приличное расстояние, она спряталась за сараем на заднем дворе какого-то дома, рядом с курятником.

Она устала, но спать не могла. Тем временем даже цыплята в курятнике привыкли к ее присутствию и успокоились. В серых предрассветных сумерках Кэрри достала маленькое зеркальце и вставила себе карие контактные линзы. Затем выкрасила брови в темный цвет. Еще в Эр-Рутбе она начала пользоваться кремом для загара, чтобы кожа на лице и руках – больше ничего из-под абайи не видно – стала смуглой, а не покраснела как обычно.

Сразу после рассвета, когда пропели петухи и улицы начали потихоньку оживать, Кэрри выбралась из укрытия и на рынке купила корзину фруктов у фермера, только-только открывшего лавочку. Затем села на видавший виды микроавтобус и поехала на автовокзал. Там, вместе с группой арабок и местных студентов, подождала рейс в город. Для всех она была просто арабкой, которая собралась куда-то по делам. Расстояние в двадцать миль до центрального автовокзала в Дамаске автобус покрыл за полтора часа.

Кэрри следовала запасному плану, который они с Саулом составили и обговорили на случай совершенно нежелательного поворота событий: если все пойдет наперекосяк.

От автостанции Кэрри на такси отправилась к площади Мучеников с бронзовой колонной и пальмами, в обрамлении дешевых гостиниц. Стараясь не привлекать внимания, быстрым шагом вернулась назад по собственным следам, обошла еще несколько кварталов, чтобы избавиться от возможного «хвоста». Убедившись, что слежки нет, Кэрри отправилась на явку – квартиру на последнем этаже в доме на улице Эн-Наср, в квартале от Дворца правосудия.

В убежище наконец умылась, сняла линзы и переоделась в джинсы и топ. (Слава богу, надобность в абайе отпала!) Из книги-сейфа вынула новые поддельные документы: водительские права, паспорт, визы с печатями – если кто проверит по базе данных сирийской иммиграционной службы или служб безопасности, там найдутся все необходимые отметки. Контора – как называли между собой агенты ЦРУ Управление – свое дело знает.

Кэрри теперь стала Джейн Мейерхофф, турагентом из «Мидвест континентал трэвел», фирмы из Цинциннати. Позвонив в отель «Шам Палас», она забронировала номер, а после оставила в тайнике сообщение для Кадиллака.

Сначала, впрочем, Кэрри с таксофона в табачной лавке позвонила ему на работу и оставила сообщение от капитана Махера Довайи с просьбой перезвонить, не уточнив при этом, по какому номеру. Это был срочный сигнал Кадиллаку, сообщающий: в течение двух часов нужно проверить тайник для связи.

Тайник располагался в ковровой лавке, в лабиринте Сук-эль-Хамидии, гигантского крытого базара, что граничил с легендарной мечетью Омейядов. Лавкой владел перевербованный Саулом агент «Моссада», одноногий сирийский курд по имени Орхан Барсани. Он целыми днями сидел в лавке, покуривая кальян с ароматом яблока и играя в таулу, местные нарды, с другими торговцами – да и со всеми, кого удавалось втянуть. Если верить слухам, Барсани никогда не проигрывал.

* * *

И вот, сидя в кафе и попивая кофе с пахлавой, глядя на пешеходов и проезжающие мимо по улице Эн-Наср машины, Кэрри очень ясно поняла одну вещь: утечка сведений о тайной операции против «Аль-Каиды» случайно не происходит. Либо кто-то проболтался не вовремя, либо дела еще хуже.

В Управлении «крот».

Кэрри взяла такси и отправилась к Сук-эль-Хамидии. Там первым делом прошла мимо ковров – проверить, все ли чисто, – и вернулась. Орхан накинул на кресло старый желтый курдский ковер, значит, заходить можно. Кэрри заглянула в лавку.

Орхан играл в таулу с усатым сирийским бизнесменом: пряча глаза за темными очками, тот дымил сигаретой. Орхан бросил кости и сделал ход. При виде Кэрри он поднялся и показал на желтый ковер.

– Мадам, такая красивая женщина, – произнес он по-английски, с акцентом. – Смотрите, настоящий курдский ковер. Биджар, ручной работы, высочайшего качества. Позвольте, я покажу изнанку, сами увидите узелки и поймете, что работа и правда ручная.

Он перевернул ковер.

– Какая прелесть, – ответила Кэрри. – Один мой друг любит такие вещи, – добавила она, надеясь, что Орхан поймет: речь о Кадиллаке.

Владелец лавки взглядом дал понять, что Кадиллак не приходил. Пока еще не приходил.

– Прошу, присаживайтесь, – сделал он приглашающий жест, – дражайшая прекрасная мадам, леди. Не хотите чаю? Может, кофе? Охлажденного сока?

Кэрри села спиной к бизнесмену и, оглядев улицу перед лавкой, незаметно опустила в медный кувшин под столом черную флешку.

Минуты две спустя, несмотря на заверения Орхана: «У нас так много ковров, дражайшая леди, чистейшие исфаханы, так много…» – она покинула лавку. Курд только пожал плечами и вернулся к игре.

* * *

Вечером, вернувшись на явку, Кэрри устроилась у окна за плотными занавесками и в бинокль следила за кафе через дорогу. Прямо сейчас ей хотелось отменить назначенную встречу. На флешке, которую она спрятала в кувшине, содержалось несколько видео-файлов о собачках и детях. Посторонний, просмотрев их, не нашел бы ровным счетом ничего. Однако внутри одного из роликов Кэрри спрятала вордовский документ, который можно было открыть лишь при помощи специальной программы. У Кадиллака такая прога имелась, и в документе ему предстояло найти инструкции: явиться на встречу в кафе. Он даже не подозревал, что встреча состоится через улицу от явки ЦРУ.

Кэрри назначила время в 19.15 и присовокупила кодовую фразу: «Видел вашего кузена Абдулкадера на футбольном матче “Аль-Джаиш” – “Аль-Хория”. Словосочетание «кузен Абдулкадер» означало «чрезвычайно срочно». На всякий случай Кэрри отправила Кадиллаку электронное письмо с подробностями игры, от имени мифического кузена, и дала название кафе на улице Эн-Наср.

Место встречи она выбрала с таким расчетом, чтобы можно было следить за ним из укрытия; работа на территории Сирии всегда была невероятно опасной, еще даже до провала операции накануне. «Спокойно, – говорила себе Кэрри, наблюдая за посетителями кафе. – Как-никак, ты теперь одна, в “красной зоне”».

Кэрри последний раз глянула на часы: 20:21. Мало того, что Кадиллак не пришел, так еще и не выяснишь, можно на него рассчитывать или нет.

Игра окончена. Надо отписаться Саулу и вернуться в номер отеля, шикарного «Шам Палас». Однако и это – задача не из простых. В Сирии вообще все непросто.

Кэрри схватила жакет и сумку. Повинуясь внезапному импульсу, она решила заглянуть в кафе: вдруг Кадиллак прислал вместо себя кого-то другого.

Эта затея чуть не стоила ей жизни.

По длинной улице она проследовала через весь квартал, до угла рядом с Дворцом правосудия и перешла на противоположную сторону улицы Эн-Наср. Хотела уже двинуться в обратном направлении, в сторону кафе, но тут мимо промчалось два черных внедорожника. Замерев на месте, Кэрри быстро огляделась и метнулась к ближайшей витрине, притворилась, что разглядывает товар – мужскую обувь.

Обе «тойоты» затормозили у входа в кафе. Из салона первой на тротуар выбросили тело мужчины; раздался женский крик. Из второй выбрались четверо в костюмах.

Прикрикивая на посетителей, они принялись проверять у всех подряд документы. Юноша в ветровке вскочил из-за столика и бросился наутек, но его ранил в ногу один из агентов. Студента схватили и вместе с женщиной, с которой он сидел за столиком, затолкали в переднюю машину. Агенты забрались назад во вторую «тойоту», и внедорожники поехали прочь.

Никто и слова не сказал. Это же Сирия.

Посетители спешно покинули заведение. Хозяин велел работникам занести столы и стулья внутрь и закрыл двери. К телу на дороге никто не подходил, машины объезжали его.

Кэрри осторожно направилась в сторону кафе, поглядывая по дороге, нет ли поблизости камер наблюдения, не смотрит ли кто за ней из окон или дверей близлежащих домов. Она сильно рисковала, но выбора не было: критическая отметка пройдена, и в Лэнгли захотят узнать все, в том числе и личность погибшего.

Ну, еще несколько шагов. Хотя бы мельком увидеть лицо трупа… Кэрри стреляла взглядом по сторонам. Ее точно кто-то да видел.

Мертвый лежал на боку, вытянув перед собой руки – будто просил милостыни. В темноте его лица не было видно, но вот мимо проехало такси, и свет фар на мгновение выхватил его из темноты. Кэрри успела ясно все разглядеть.

Кадиллак, Мосаб Сабагх, ее агент. Лицо ему прижигали сигаретами, с пальцами на руках тоже сотворили что-то страшное… Спилили ногти? Боже! Отрезали кончики пальцев!

Кэрри замутило. Нужно было как можно быстрее убраться подальше от кафе, от трупа. Перед глазами все плыло, свет и тени сливались. Если где-то поблизости агенты ГУБ, они могут схватить Кэрри в любой момент.

Заметив объезжающее труп такси, Кэрри взмахом руки остановила машину. Творилось нечто невероятное, она будто спала и видела сон: посреди улицы лежит мертвец, а люди ведут себя как ни в чем не бывало. Все боялись. Сама Кэрри да и водитель делали вид, будто никого не убили и ничего не случилось.

Кэрри забралась в салон и попросила отвезти ее к ресторану «У Лейлы».

– Хорошо, мадам, – ответил таксист.

«У Лейлы» – популярный ресторан в Старом городе, с видом на мечеть Омейядов. В тот момент, правда, Кэрри было глубоко плевать на само заведение. Она торопилась связаться с Саулом, и решила, что по запруженным толпами людей узким улочкам Старого города водитель будет ехать долго.

И хотя дорога до ресторана могла занять с полчаса, у Кэрри на звонок имелось всего минуты три-четыре. Потом ее засекут ГУБ и сирийская военная разведка, запеленгуют сотовый и еще минуты через две-три возьмут Кэрри в оборот.

Сирийские безопасники, военные и разведчики отслеживали все звонки – обычные и сотовые, – а так же сообщения в интернете, особенно международные. Перехватив звонок Кэрри, они забьют тревогу, ведь исходящий сигнал запеленгуют недалеко от тела Кадиллака и расшифровать его обычными средствами не смогут. Моментально сообразят, что тут работает иностранная разведка, то есть – так уж устроены мозги у сирийцев – ЦРУ или «Моссад».

Агенты ГУБ толпой ринутся на сигнал ее телефона. Вопрос в том, как быстро сработают.

Кэрри нужно было провернуть простенький трюк: передать сообщение быстро, не называя имен, а после сразу, не доезжая до ресторана, избавиться от симки.

Кэрри набрала номер Саула и, мысленно поторапливая его, стала ждать, когда снимут трубку. Глянула на часы: на Восточном побережье сейчас 14:45, значит, Саул, по идее, в офисе. Наконец трубку сняли.

– Привет, это я, – сказала Кэрри. Времени на пароли-отзывы не осталось. Она лишь надеялась, что ее узнают по голосу.

– Получил сообщение. Ты как? – Это Саул, его голос. Слава тебе, господи! Просто услышав начальника, Кэрри первый раз с момента, как «Блэкхоки» поднялись в воздух с базы Дельта, испытала облегчение. Выходит, Гленн благополучно передал послание, и Саул знает об утечке.

– Все хорошо, я в Дамаске, тут здорово, – выпалила Кэрри, чуть не задохнувшись на последних словах. Быстрее, быстрее! Сирийцы засекут звонок скорей, чем можно рассчитывать. Неизвестно, что успели вытянуть из Кадиллака, а ведь остается еще Орхан. Господи, Орхан!..

– Я что-то за машину переживаю, – сказал Саул. Ага, это он про Кадиллака.

– И правильно, с ней все плохо: вряд ли тачка останется на ходу.

– Вот как? – Саула новость шокировала. Сперва проваленная операция в Эль-Атибе, теперь смерть Кадиллака. Назревает полная катастрофа. Неужели сеть слили? Как незаметно для сирийцев – если они уже расшифровали передачу – сообщить это Саулу?

– Помнишь прошлое Рождество? – спросила Кэрри. Саул тогда прилетел в Багдад, и все они: Кэрри, Перри, Уарзер и еще несколько ключевых сотрудников – собрались у него в номере отеля «Ар-Рашид», что в «Зеленой зоне». Нализались скотча, мартини с водкой «Русский стандарт» и, закусывая спиртное печеньем «Миссис Филдс», травили байки.

Когда пришел черед Саула, он рассказал, каково было расти сыном единственной в Каллиопе, что в штате Индиана, ортодоксальной иудейской семьи. На Рождество лишь в их доме не наряжали елку, не развешивали гирлянд, не дарили подарков; а когда родители спали, маленький Саул тайком пробирался в гостиную и смотрел по телевизору черно-белый фильм «Рождественская история».

– Фильм, о котором ты рассказал. Помнишь в нем первые слова? – Ну же, Саул, вспоминай. Первые слова в этом фильме по Диккенсу: «Начать с того, что Марли был мертв»[3]3
  Ч. Диккенс, «Рождественская история» (пер. с англ. Т. Озерской).


[Закрыть]. – Вот так и обстоят дела.

Господи, только бы он понял намек.

Некоторое время Саул не отвечал. Кэрри мысленно торопила его: ну же, не молчи, скажи что-нибудь. Время таяло, и с каждой уходящей секундой ей представлялось, как со всех сторон такси окружают черные внедорожники ГУБ.

– Ты уверена? – Есть, Саул понял! Какой же он умница. За это Кэрри его обожала.

– На тысячу процентов, – мрачно ответила она, стараясь не думать о трупе Кадиллака, о том, что сотворили с ним безопасники. О том, что могли сотворить с ней.

– Почему так вышло? Есть соображения? – спросил Саул.

В том-то и дело, что, кроме соображений, у Кэрри ничего, никаких данных. Саул спрашивал: не заметила ли Кэрри что-то или кого-то, тогда как она уже догадалась: покинутое прибежище Абу Назира и смерть Кадиллака – не совпадения. Дело не в команде спецназа, они к смерти Кадиллака отношения не имеют. Объяснение может быть только одно.

– Мне кажется, машину повредили животные. – Давай, Саул, я тут сама по себе, и наших убивают. Неужто непонятно? В управлении завелся «крот». Мохнатый зверек, который любит рыть ходы под землей, сволочь такая, пожиратель червей несчастный.

– У меня те же мысли, – сказал наконец Саул. – Тебе лучше найти другой транспорт, не задерживайся.

Отлично, Саул разделяет ее подозрения, и еще он приказал убираться, к чертям, из Сирии. Чем скорее, тем лучше.

– Хорошо, только проверю еще кое-что, – ответила Кэрри. Надо было заглянуть к Орхану.

– Будь осторожна, – сказал Саул и повесил трубку.

Кэрри глянула на часы: разговор длился четыре минуты. Черт, затянула. ГУБ засек ее, как пить дать. В любой момент догонит такси. Дрожащими пальцами Кэрри вскрыла телефон и только с третьей попытки сумела выковырять симку.

Ну же, Кэрри, соберись, сосредоточься.

Окно с ее стороны было приспущено. Кэрри глянула в зеркало заднего вида – водитель следил за ней.

– Смотрите на дорогу, пожалуйста, – сказала она, и таксист отвернулся. Тогда Кэрри огляделась: кругом старые постройки; крыши, точно грибами, облеплены гроздьями спутниковых тарелок. Несмотря на поздний час, улицы полнились транспортом.

Убедившись, что водитель не следит за ней, Кэрри выбросила в окно симку. Впереди она уже видела купол и минареты мечети Омейядов.

– Я передумала, – сказала Кэрри таксисту. – Отвезите меня в «Нарандж».

– «Нарандж», мадам? На Прямой улице? – «Нарандж» – известный ресторан, а Прямая улица – старейшая в Дамаске, если не во всем мире. Она даже в Библии упоминается.

– Да, – подтвердила Кэрри. – Обогните мечеть.

– Мадам, лучше будет, если я прямо сейчас развернусь и поеду в обратную сторону.

«Да, и так мы попадем в лапы ГУБ».