Текст книги "Всё ради него"

Автор книги: Эмма Ричмонд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

– Интересно, зачем она допытывалась, где сестра, – пробормотала себе под нос Франсин и была крайне удивлена, услышав ответ женщины, стоявшей позади.

– Она не хотела, чтобы та уехала в Грецию с миллионером, которого где-то подцепила. А если сестры не было на поезде, наверняка она была в Греции. Хотя, очевидно, туда она не попала, а то ее не было бы здесь.

– А я думала, у нее связь с Жилем! И ведь Маргерит – замужем, – заметила Франсин.

Ее собеседница повела бровью.

– Не будьте простодушной, милая. Такие женщины выходят замуж по расчету. Им нужно богатство и положение. Трудно себе представить соперничество этих двух сестер.

Франсин не могла удержаться и продолжала наблюдать за ними. Клэр освободилась от хватки своей сестры, Маргерит что-то сказала, и обе стали смотреть на Франсин: Маргерит – с торжеством в глазах, а Клэр – с холодным любопытством, сменившимся равнодушной улыбкой, когда женщина направилась к Жилю. Она в самом деле была красива. Поразительно красива. Против воли Франсин наблюдала за встречей. Клэр протянула руки, обвила шею Жиля, встала на цыпочки и поцеловала его. Франсин стало неприятно, она отвернулась и поспешила вдоль платформы, но ее внезапно остановила Маргерит, преградившая ей путь. С гримаской, она тихо произнесла:

– Никакого сравнения, верно?

– А с вами? – Не слишком она любезна, но порой приходится клин клином вышибать. Франсин обошла Маргерит, чувствуя себя униженной из-за обмена колкостями, и поспешила догнать остальных гостей. Если бы не багаж, который перевозили отдельным транспортом, Франсин вышла бы в город и нашла бы другую гостиницу. Вдруг она вспомнила, что не попрощалась с Жан-Марком. Она огляделась, но не увидела его и вздохнула. Хочу домой, с грустью повторяла она про себя. И все-таки она познакомилась с несколькими приятными людьми: с американцами, весельчаком мужчиной, у которого голубые глаза. Если бы не Жиль, она бы действительно прекрасно провела время.

Обещанный транспорт ожидал их. Это были запряженные лошадьми сани. Золотые колокольчики весело позвякивали, когда лошади храпя вскидывали головы, и Франсин радостно улыбнулась, забыв на время о своих неприятностях. Она сделала шаг вперед и погладила по шее ближайшую лошадь. Лошадь вскинула голову, покосилась на Франсин и фыркнула. Посмеиваясь, Франсин залезла в сани, подвинулась, чтобы освободить место еще двум пассажирам, тепло закутала колени в край полости и заметила, что Жиль наблюдает за ней. Вскинув голову, почти как та лошадь, она демонстративно отвернулась.

Узкие улочки, мощеные переулки, старинные дома со ставнями, собор двенадцатого века; они ненадолго остановились, чтобы послушать хор, стоявший на улице. Певчие были в национальных костюмах. Яркие фонари рассеивали тьму. За хором расположился небольшой оркестр, держа инструменты наготове. Как только все сани остановились и наступила тишина, зазвучала музыка. Франсин узнала мелодию, хотя и не понимала слов. Исполняли «Первый день Рождества». У Франсин комок подступил к горлу, слезы застлали глаза; она не понимала почему, но так случалось каждый раз, когда она слышала этот рождественский гимн. Она быстро заморгала. Как зачарованная, прислушивалась Франсин к взлетавшему в тихое ночное небо дисканту.

Следуя за звуками, она устремилась взглядом к звездам, так ярко и ясно светившим теперь, когда кончился снегопад, потом взглянула на возвышавшиеся над городом заснеженные, как в сказке, леса.

– Ах, – прошептал кто-то рядом, – какая красота. Вот это настоящее Рождество!

Не в состоянии говорить от волнения, она только кивнула. Когда сани медленно тронулись, хор следовал за ними до отеля, самого шикарного отеля в городе, и не переставая пел. Певчие вошли вместе с гостями, и служащие отеля встретили всех горячими напитками и закусками. Франсин, оказавшись рядом с одной из певчих, прикоснулась к ее руке и с улыбкой тихо поблагодарила девушку. Франсин все еще хотелось плакать.

– Держите ключ.

Она резко обернулась и, заморгав, посмотрела сначала на протянутый ей ключ, потом – в лицо Жиля. У него был строгий вид.

– Спасибо, – тихо сказала она и взяла ключ с его ладони.

– Чемодан занесут к вам в номер через несколько минут.

Она кивнула и отвернулась, увидела лифты и поспешила к ним. Ее номер оказался просто роскошным. Здесь не экономили, даже если дело касалось незваного гостя. Чемодан уже стоял у изножья кровати, а на туалетном столике лежала записка от администрации. Нет, не записка, а приглашение с золоченым обрезом. Да, Золушка пойдет на бал. Пусть она не Золушка, но будет бал. Костюмированный, ровно в девять. И в скобках было приписано от руки:

«Костюм в шкафу».

Ей стало интересно, и она пошла взглянуть. Белое, до пят, несколько в греческом духе, с очень глубоким декольте платье. Мешочек с иголкой и нитками аккуратно приколот у талии. У подола она заметила пару золотистых босоножек и – на ленте – веточку мелких белых цветочков, вероятно для украшения прически. Франсин была поражена; онемев, какое-то время она смотрела на все это. Кто этот наряд выбрал? – думала она. Безликая администрация? Жиль? Но ведь Жиль не знал, что она приедет, верно? Впрочем, какая разница, сказала она себе, она не пойдет на бал. Она прикрыла дверку шкафа и пошла открывать чемодан. Она примет душ, перекусит, потом наведет справки о поездах. Почему ей казалось, что, поступая таким образом, она обманет Малли? Приятно проведи время. Обещай мне, говорила крестная. И Франсин обещала. Это была последняя просьба Малли.

Если бы не Жиль… А, черт с ним, с Жилем, вдруг рассердившись, подумала она. Целые сутки она проявляла слабость и позволяла себя обижать, целовать, приставать к ней с недвусмысленными предложениями… Хватит. Она пойдет на бал! Она будет флиртовать с каждым встречным мужчиной, женат он или нет. Сейчас Рождество, и ей осточертело подчиняться Жилю! Уедет она утром.

Без пяти девять. Критически разглядывая себя в зеркале, она пребывала в нерешительности. Прическа в порядке, думала Франсин. С помощью ленты ей удалось уложить волосы почти что в греческом стиле. Дело в платье. Несмотря на то что Франсин старательно поработала с иголкой и нитками, оно оголяло тело! Не только бедро мелькало в глубокой шлице, но было полностью обнажено плечо, и грозила обнажиться грудь. Покрой не позволял надеть бюстгальтер… Услышав за дверью хохот и приглушенное хихиканье, она приоткрыла дверь, увидела группу ряженых гостей, шагавших по коридору, и отпрянула: ей показалось, что, возвышаясь над всеми, там шествует прямо-таки настоящий страус. Он и был причиной веселья. Под сенью страусовых перьев она разглядела своего седовласого друга и прикусила губу.

– Чур, не смеяться, – предупредил он.

– Кого вы изображаете?

– Кажется, мушкетера.

– Но мушкетеры не покрывают голову целым страусом!

– Почем знать? По крайней мере я не в неглиже!

– А я… как раз думала, что не стоит идти…

Он хмыкнул, перешагнул через порог – к ней в номер, схватил ее сумочку, ключ, вытащил ее в коридор и захлопнул дверь.

– Теперь уже нечего думать.

Они смотрели друг на друга и посмеивались.

– А-а, что там! Рождество ведь.

– Oui.[10 – Да (франц.)]

– Мы – бравые солдаты?

– Oui.

Рука об руку, смущенно смеясь, они шли мелкими шажками, чтобы не выставлять на всеобщее обозрение бедро Франсин и панталоны, которые она надела на всякий случай. Вслед за остальными они сошли по парадной лестнице и направились в бальный зал. Они были ошеломлены: зал, где они увидели белый шелковый балдахин, галереи, колонны, кишел древними римлянами, бриттами, викингами, самураями, гейшами, составлявшими, казалось, целый боевой отряд, пиратами, аристократами, падшими женщинами. А при виде крупной дамы, походившей одновременно на королеву Елизавету и мисс Марпл,[11 – Персонаж детективных романов английской писательницы Агаты Кристи.] Франсин поперхнулась смехом.

Свет огромной, с подвесками, люстры играл на многоцветных украшениях стоявшей в углу гигантской елки, слепил глаза, отражаясь от медных духовых оркестра в полном составе, и добавлял великолепия причудливо убранной гирляндами и даже греческой вазой стойке буфета.

– Как я рада, что мы здесь! – воскликнула восхищенная Франсин.

– Oui, – только и произнес ее ошеломленный друг.

– Я, кажется, еще не видела такой роскоши.

Среди незнакомых лиц, скорее всего – гостей отеля, Франсин заметила несколько своих попутчиков. Маргерит не обманула ожиданий – она нарядилась Золушкой, какой та стала после вмешательства доброй феи, и явно разыскивала своего принца, не иначе как Жиля. Но на его счет Маргерит ошиблась – он не захотел наряжаться, то есть наряжаться в маскарадный костюм: он надел смокинг, наверное считая, что ходить ряжеными могут только дети. Франсин не видела Клэр. Жиль поймал взгляд Франсин, и она демонстративно отвернулась и улыбнулась своему кавалеру.

– Закусим? – непринужденно предложила она.

После закусок и нескольких бокалов пунша, вызвавшего у нее очаровательный румянец – а судя по всеобщему поведению, способного привести к полной раскованности, – Франсин совершенно твердо решила веселиться. Кто-то увел от нее любителя пофлиртовать, но было еще много мужчин, жаждавших потанцевать с ней, и, если только семенить, если держать, не отрывая, левую руку по шву, можно было надеяться, что все обойдется. Иногда она замечала, что Жиль следит за ней, а когда она стала рискованно кокетничать с сиамским императором, он даже подошел к ней со злым лицом и в тот момент, когда император отвлекся, чтобы ответить кому-то, довольно грубо оттащил ее в сторону.

– Прекратите позориться!

– Почему? Вы ведь ожидали этого, не так ли? И кто, как не вы, выбирал это платье!

– Я его не выбирал.

– Ну да, вы бы, скорее, надели на меня панцирь.

– Э-э! – вскричал император, заметив, что кто-то посягнул на его даму. – Найди сам кого-нибудь!

Она не расслышала, что ответил Жиль. Но, судя по выражению его лица, ответ был выразительным и недвусмысленным. Да не все ли равно…

– Клэр не пришла? – ласково спросила она.

– Нет, – ответил он с каменным лицом.

– Как жаль. – Улыбаясь с деланной нежностью и выставляя напоказ ногу, Франсин закружилась со своим императором.

– Что ему надо? – спросил император.

– Понятия не имею, – ответила она, и в самом деле не догадываясь… Она же не флиртовала с его друзьями. Так или иначе, она была свободна – ни поклонников, ни мужа; она не огорчала чьей-либо супруги, просто флиртовала с теми, кто затевал с ней флирт. Но каждый раз, когда она замечала полное осуждения лицо Жиля, она, в мыслях повторяя, что это ее нисколько не трогает, начинала вести себя еще скандальнее. Ну, не то чтобы она вела себя скандально, но – не так, как обычно. Впрочем, виной мог быть и пунш. Конечно, она не пьяна, просто… навеселе. То есть была… Его слова как ошпарили ее, и настроение у нее пропало.

Во время танца с симпатичным лесорубом она почувствовала, что ей жарко, к тому же, она кажется, растрепалась. Она попросила прощения и направилась к туалетной комнате.

– Франсин!

Она обернулась и увидела догонявшую ее американку, в каком-то несуразном костюме Горгоны Медузы. Франсин приостановилась и тут же заметила еще одну приближавшуюся фигуру.

– Франсин? – осуждающе переспросил Жиль. С неприязнью взглянув на него, она отвернулась.

– Она назвала вас Франсин.

– И что же?

– Но почему?..

– Что – почему? – с раздражением спросила она, отступая еще на шаг.

Он поймал ее за руку.

– Почему, – спросил он, теряя самообладание, – вы выдаете себя за какую-то Франсин?

– Я ни за кого себя не выдаю! Отпустите-ка руку! Привет, Медуза! Звала меня?

– Я просто хотела сказать «Спокойной ночи!», дорогая. – Американка улыбнувшись, потянулась к Франсин, чтобы поцеловать в щеку. – Я с ног валюсь от усталости. До завтра. – Она повернулась к Жилю, поднявшись на цыпочки, поцеловала и его, погладила по плечу и шутливо отчитала: – Не надо таким букой смотреть на бедняжку Франсин. Все подумают, что вы ее не любите.

– А он и не любит, – проворчала Франсин. Но Медуза только рассмеялась.

– Не дурачьте меня. Ваши чувства у вас обоих на лице. – Заговорщически улыбаясь, она шепнула: – Счастливо оставаться. И… не будьте паинькой.

И она ушла, оставив Жиля с Франсин, исподлобья смотревших друг на друга. Жиль схватил ее за руку, поволок куда-то в угол и еще раз со злобой спросил:

– Почему?

– Наверное, – ледяным тоном изрекла она, – потому, что это мое имя. А вы думали, я – Дездемона?

– Нет, – ответил он в тихой ярости. – Сесил.

Глава четвертая

– Сесил? – потрясенная, переспросила она. – Как вы смеете! Я вам не какая-нибудь Сесил! Одно сравнение оскорбительно!

Он долго не мог выговорить ни слова, а злобный взгляд постепенно становился непонимающим.

– Вы не Сесил?

– Что? – Она уставилась на него, и ее бешенство тоже сменилось недоумением. Она медленно проговорила: – Вы действительно принимали меня за Сесил?

– Конечно, я считал, что вы Сесил! За кого еще я мог вас принимать? Неужели вы не Сесил?

– Вот это да! Вы принимали меня за Сесил? За эту Сесил, которая… которая… Да как вы посмели! Сесил самая беспутная дворовая кошка, какую мне когда-либо довелось… – Она запнулась и, потрясенная, смотрела ему в лицо. – Вот почему вы…

– Да, – тихо подтвердил он.

Вглядываясь в его лицо, Франсин вдруг поджала губы.

– Последнее, что я о Сесил слышала, – со злобой заявила Франсин, – это что она во Флориде. Так что, если вам хочется с нею переспать, советую искать ее там!

– Я ни с кем не хочу переспать! Тем более с Сесил!

– Не надо лгать! Вы приняли меня за Сесил и пытались затащить к себе в купе!

– Я принял вас за Сесил, – огрызнулся он, – и не сомневался, что вы пойдете ко мне в купе!

– Как будто это не одно и то же!

– Нет, не одно и то же! Не сомневаться и надеяться – совсем разные вещи!

– Но кончилось бы одним и тем же, не так ли? Если бы я пошла, кончилось бы унижением!

Он пожал плечами и продолжил:

– Итак, если вы не Сесил, то кто же вы?

Она была в ярости. С недоброй улыбкой начала:

– Шла я по вокзалу, смотрю – хорошенькие вагончики, дай, думаю…

Жиль так сдавил ей руку, что не только прервал ее скороговорку, но, кажется, даже… кровообращение. Он проскрежетал:

– Почему вы здесь?

– Потому что Малли пригласила меня!

– Малли пригласила Сесил! Она предупредила меня письмом, вы что – забыли?

– Малли больше года не виделась с Сесил! Малли совсем ее не любила и вряд ли стала бы приглашать в эту вашу проклятую поездку!

– Она писала мне!

– Меня не интересует, писала она или нет! Она бы ни за что не стала приглашать Сесил!

Франсин высвободилась таким резким движением, что чуть не опрокинула Жиля, и рванулась к туалетной комнате. Жиль поймал ее за руку, пихнул в соседнюю дверь, за которой оказался чулан, нащупал выключатель и щелкнул им. Навалившись спиной на дверь, Жиль скрестил руки на груди и злобно уставился на нее.

– Выкладывайте! Почему вы здесь? И почему выдаете себя за Сесил?

– Не выдавала я себя за Сесил! Когда я вам говорила, будто меня так зовут? Никогда! А другим? Тоже нет! Вспомните, – подчеркнула она, сама только вспомнив, – я пыталась вам представиться, а вы заткнули мне рот и объявили, что вам известно, кто я! Вот так! – воскликнула она, увидев, что он вдруг нахмурился. – И кто же виноват?

Совершенно взбешенный, он процедил:

– Как бы то ни было, я хочу знать, почему вы здесь.

– Потому что Малли заказала нам обеим билеты на «Европа-экспресс» на рождественские каникулы. Я не догадывалась, что вы ее пригласили. Не догадывалась, что вы не приглашали меня! Она сказала, что сделала мне подарок, и перед смертью настояла на том, чтобы я поехала. Она даже заставила меня пообещать…

Злобно вглядевшись в ее лицо, он спросил:

– Вы кто такая?

– Франсин!

– Какая такая Франсин?

– Уорд!

– В жизни не слыхал о Франсин Уорд!

– Я, что ли, виновата?

Он еще раз вздохнул и заскрежетал зубами.

– Вы что – ее горничная?

– Горничная? – вскрикнула она от изумления. – Нет, я ей не горничная! А если бы и была, нечего рожу кривить! По правде говоря, ее горничная не хуже любого из этих ваших шикарных друзей!

– Я и не говорил, что хуже! Даже не думал говорить! Так кто же вы? Дальняя родственница? Компаньонка? Кто?

– Ее крестная дочь!

– Ее… – Он нахмурился, не сводя с нее изумленных глаз, потом его лицо исказила гримаса отвращения. – Не лгите мне!

– Я не лгу!

– Конечно, лжете! Вы не можете быть ее крестницей!

– Почему не могу? – надменным голосом спросила она.

– А потому…

– Так почему же? – резко спросила она. – Почему? – с нетерпением добивалась она ответа, когда он хмуро вглядывался ей в лицо. – А?

– Вам слишком много лет!

– Мне много лет? Мне двадцать восемь!

– Ее крестница совсем ребенок! Моя крестная доченька, говорила она, милое дитя…

– Ну да… – смущаясь, пробормотала Франсин. – Она забывала, что я уже взрослая. В сравнении с ней я и была ребенком. Наверное, когда человеку восемьдесят семь, каждый, кто моложе тридцати, кажется ребенком. Как бы то ни было, она все-таки пригласила меня! Я действительно ее крестная дочь!

Он еще долго не сводил с нее хмурых глаз и молчал. Потом вдруг выругался.

– Вот потому-то я и удивлялся.

– Удивлялись?

– Вы казались не такой, какой она всегда описывала вас… описывала Сесил. Меня это запутало.

– Так вы извиняетесь? – ехидно спросила она.

– Что? Нет, – ответил он, все еще хмуря задумчивое лицо. – Но вы говорили…

– Я много чего говорила, – дерзко перебила она. – А теперь будьте любезны открыть дверь…

Он заморгал, снова сосредоточил взгляд на ее лице и недоуменно покачал головой.

– Если вы – не она, совсем не такая, как она, почему мой выпад насчет женатых мужчин вас возмутил?

– Вас это не касается, – отрезала Франсин. – Я хочу выйти отсюда. – Теперь, когда злоба и недоумение в ней затихали, она стала слишком остро ощущать его близость, и, осознав это, обнаружила, что задыхается… Он слишком ее возбуждал, чулан был слишком тесен. И до чего же неприятен ей этот человек!

– Крестница, внучка… – бормотал он себе под нос. – И впрямь. У нее был такой корявый почерк.

– Как вы великодушны, – издевалась она над ним и, сделав глубокий вдох, с сарказмом, на какой только была способна, высокомерно протянула: – Вы не могли бы отложить на время ваши размышления? Мне надо идти. К тому же ваши гости наверняка уже хватились вас.

– Гости? Вряд ли. – Не сводя с нее взгляда, он вдруг улыбнулся настоящей улыбкой, от которой у глаз разбежались морщинки. – Приятно убедиться, что мое чутье не совсем подвело меня.

Силясь не поддаваться обаянию его улыбки, перебирая в уме все обиды, которые он нанес ей за последние сутки, она деланным голосом сказала:

– Вам приятно? Я очень рада. А теперь выпустите меня.

– Меня смущало, – продолжал он, не обращая внимания на ее требование, – что мне приятно целовать женщину, которую, я думал, я презираю. Но теперь, конечно…

Она рассмеялась, не веря своим ушам. В ее смехе угадывался страх. Она воскликнула:

– Вы надеетесь, что я вот так прощу и позабуду? Что все будет как было? Что я позволю вам снова целовать меня только потому, что вам это приятно?

– Конечно. Ведь вам тоже было приятно, разве нет? – негромко спросил он. – Медуза ведь сказала…

– Не важно, что сказала Медуза! – с испугом запротестовала она, когда он сделал к ней шаг. – Только дотроньтесь, я…

– Что?

– Закричу!

– Совсем не оригинально, – протянул он, растягивая рот в улыбке.

– А я и не оригинальничаю.

– Конечно, нет. Вы нервничаете.

– Нисколько! Я просто не желаю вести эту нелепую беседу в каком-то чулане.

– Так где нам продолжить?

– Нигде! – огрызнулась она. Он ее вывел из терпения.

– А большинство женщин, – назидательным тоном произнес он, – на многое пошли бы, только бы вести вот такую беседу со мной в каком-нибудь чулане.

– Я не принадлежу к этому большинству. Вы возмутительно высокого о себе мнения.

– Но это факт – они сами признавались. Жиль, признавались они, было бы невообразимо приятно побеседовать с тобой в чулане.

– Прекратите!

– А все потому, что я очень богат. Я не говорил вам? Конечно, говорил, ведь я думал, что вы Сесил.

– Прекратите паясничать и выпустите меня отсюда!

– Нет. И я вовсе не паясничаю. К тому же я не какой-нибудь Квазимодо, не страшен, как леший. Уверяю вас, это правда – я очень нравлюсь женщинам. Жиль, признаются они, ты такой мужчина, такой… Вот, вы уже улыбаетесь!

– И вовсе нет! – возразила она, и лицо ее вдруг стало серьезным.

– Жаль. Было бы веселее, если бы вы улыбнулись.

– Какое тут веселье. Я хочу выйти отсюда. И бросьте этот дурацкий тон соблазнителя!

– Так я соблазнил вас?

– Нет!

– А жаль. Я старался. Вы и теперь хотите кричать? – спросил он.

– Нет!

– А то я знаю замечательный способ закрыть кому-то рот.

– Еще бы, – огрызнулась она. Упираясь в больно резавшую лопатки полку, она предупреждающе выставила перед собой руки.

– Франсин, – тянул он, будто смакуя звучание этого имени. Легко увернувшись от ее руки, метившей ему в бок, он провел пальцами по ее щеке. – Франсин.

– Перестаньте повторять мое имя! – Она повернула голову и остановила взгляд на ручке метлы.

– Но мне оно нравится.

– А я не хочу, чтобы вы произносили его!

– Конечно, это имя дала вам крестная. Вы-то англичанка.

– Да! Неужели вы воображаете, что я растаю и брошусь к вам в объятия после того, что вы наговорили мне? Вы меня опорочили, вы со мной так обращались!..

– Все потому, что я принял вас за Сесил.

– Да пусть бы вы приняли меня за Клеопатру! Это же было!

– Да, было.

– А Клэр вы забыли? – в отчаянии спросила она.

– Кого? – лениво протянул он.

– Прекратите! Прекратите наконец! Вы в самом деле надеетесь, что я выброшу из головы ваше прежнее обращение со мной? Угодное вам одному? Смотрите на меня зверем, отчитываете, просто оскорбляете…

– Я никогда не смотрю зверем.

– То вы как черт, – не давая себя сбить, продолжала она, – то вдруг становитесь сладеньким.

– Как яблочный пирог?

– Что? – Она опешила и чуть не топнула ногой. – Ну, знаете!.. Я никогда этого не забуду! При первой же возможности я уеду, вернусь домой и даже вспоминать о вас не стану! А до тех пор… прекратите же ухмыляться, черт возьми… я буду вам очень признательна, если вы соблаговолите держаться в стороне от меня, как и я намерена… не замечать вас! И еще, – добавила она в ярости, – я верну вам ваши подарки! Обрадуйте ими Клэр или Сесил!

С ухмылкой и недобрым блеском в глазах он протянул:

– Вы всегда так непоследовательны?

– Кто – я? Это я непоследовательна?

– А разве нет?

– Нет!

Она прошмыгнула мимо него, рывком открыла дверь и побежала. Он молча бежал следом. Он похлопал ее по плечу, когда она безуспешно пыталась отпереть дверь своей спальни.

Она в ярости обернулась и крикнула:

– Оставьте меня!

Он улыбнулся и прислонился к стене рядом с ней.

– Может, я хочу, чтобы вы сделали мне зажим для галстука?

– Замолчите! – потребовала она. – Замолчите же, наконец! – Она проскочила в комнату, захлопнула дверь перед ним и услышала его смешок.

Заснуть, а она всегда отлично спала, Франсин не удавалось. Вряд ли она раньше кого еще так ненавидела!..

Поездов не будет, ответили ей на следующее утро. Диспетчер очень сожалел, но поездов не было. Что ж, в течение нескольких часов она потерпит Жиля, а там они доберутся до Везена, где, если она ничего не перепутала, он должен был сойти с поезда, чтобы кататься на лыжах. Могла же она потерпеть всего несколько часов?

Когда Франсин пришла завтракать в малую столовую, она сразу увидела его. Он сидел один. Она резко отвернулась, но успела заметить его ехидную усмешку и заметила, что он привстал, чтобы поклониться ей. Она почувствовала облегчение, обнаружив за столиком своего седого приятеля, имени которого она до сих пор не знала, и подсела к нему. Она сказала несколько противоречивых слов о бале и вскользь упомянула о том, почему, не попрощавшись, неожиданно исчезла. Она оживленно болтала о предстоявшем пути, не обращая внимания на заинтересованный блеск в голубых глазах ее друга, но вот подошло время ехать. Запряженные лошадьми сани отвезли их обратно на станцию, к их составу, вызволенному из-под снега. Ее несколько удивило, что ни Маргерит, ни ее мужа в их обществе не было. Впрочем, не придавая их отсутствию особого значения, Франсин не стала ни о чем расспрашивать.

Она зашла в салон, улыбнулась стюарду и спросила, как поживает Жан-Марк. Стюард ответил, что ему оказали помощь в местной больнице, а потом Жиль отправил его домой авиарейсом. Не имея желания говорить о Жиле, Франсин попросила кофе. Она сидела, попивая кофе, и любовалась пейзажем за окном. Большинство гостей притихли после продолжавшегося за полночь бала. Некоторые страдали от похмелья, но настроение у всех было доброжелательное и умиротворенное.

– Родные края Хайди,[12 – Имеется в виду героиня фильма «Хайди» (1952) швейцарского режиссера Л. Коменчине.] – тихо произнес Жиль и сел рядом с ней. Франсин вся напряглась и не обернулась к нему. – Здесь ее подруга Клэр надеялась исцелиться от паралича…

Она не обращала на него внимания, но не могла не ощущать, каким теплым было его тело, прижавшееся к ней. Она не сводила глаз с вида за окном.

– А вон там, – продолжал он, протягивая руку и то ли нарочно, то ли нечаянно задевая ее грудь, – там вершина Фалькнис. Видите лыжников?

Ну да, вижу, лыжники – хотелось ей прорычать. Не слепая, хорошо вижу.

– Вы так и не простите меня? – тихонько спросил он. – Больше никогда не позволите поцеловать вас? Обнять?

Она подскочила от возмущения, повернулась к нему и пожалела об этом: слишком близко оказались эти серые глаза, его губы. Она резко вдохнула и поспешила отвернуться. А поезд катил и катил. Скоро, в отчаянии говорила она себе, через полчаса, ну, через час, его здесь не будет.

– Вы много бывали с Малли? Вы любили ее? Ухаживали за ней? – Его длинные пальцы прикоснулись к ее волосам, убрали непослушную прядь. И Франсин задрожала. Закрыв глаза, она молила Бога, чтобы не дал ей потерять голову.

– Я, кажется, чуть не забыл, что живешь только раз, что жизнь – стоящая вещь. И что посмеяться так же важно, как усердствовать в трудах. Мне хочется смеяться с вами, Франсин.

Если не бежать от него поскорее, она вот-вот забудет, как он с ней обращался. Еще чуть-чуть, и она поддастся обезоруживающему обаянию этого непостоянного человека.

– Вы с Клэр так же разговариваете? – подколола его Франсин и с ужасом заметила, что голос у нее хрипит. Она подумала, что сейчас Жиль рассердится, но ошиблась.

– Клэр уже нет и никогда не будет. С Клэр я ошибся. Клэр… все эти Клэр не перевязали бы руку какому-то бармену. Не помогли бы подняться упавшей старушке. Не подчинились бы приказу, если бы их только что оскорбили. Не догадались бы раздобыть чаю для людей в шоке. Вы видели меня с Клэр в Париже?

– Я видела, как вы ссорились.

– Да. Она как раз тогда сказала мне, что не будет участвовать в этой поездке. Не захотела выступать в роли хозяйки и принимать всех этих буржуа. Она получила предложение получше.

– От грека-миллионера.

Он улыбнулся.

– Угу.

– Но ведь и вы – миллионер.

– Угу. Но я не ревнив. По крайней мере, не ревную Клэр.

– Вы должны были умолять ее…

– …

– …и не сделали этого.

– Нет. Но я согласен умолять вас, – шепнул он. А она проглотила подступивший к горлу комок.

– Я не хочу, чтобы вы умоляли меня.

– Знаю. Я видел, как вы появились на парижском вокзале. Вы казались печальной и слегка растерянной, а потом вы исчезли. Мне хотелось узнать, кто вы такая, куда пропали, каким поездом будете ехать. Мне в голову не приходило, что моим.

– А когда вы наконец увидели меня здесь, в салоне, вы подумали, что я еду зайцем.

– Нет. Я подумал, что это Сесил, ведь я спросил у стюарда, кто вы такая, а он сказал, что у вас билет на имя мадам Мари-Луиз Патри. Я же получил от нее письмо, не разобрал почерк и решил, что вы Сесил.

– Так.

– А вчера вечером я разозлился, потому что меня захватило чувство, которого была недостойна Сесил. Чувство к… той, которая плакала, слушая рождественский гимн, которая гладила лошадь и улыбалась. Благодарила певчую за то, что она не пожалела своего времени. Надела красное платье, чтобы всех развеселить.

– Я его надела, чтобы поднять себе настроение, я бросила вызов. А еще я надела его потому, что обещала Малли – хорошо проведу время.

– Знаю.

– Нет, не знаете, – тихо возразила она. – Вы совсем меня не знаете.

– Но начинаю узнавать. И хочу узнать еще ближе.

– Не надо.

– Озеро Валензе, – машинально пояснил он, выглянув в окно.

– Что? Ах да. – Мельком взглянув на озеро и на горы по ту его сторону, уверенная, что, если не уйдет сейчас же, кончится тем, что она как набитая дура поверит ему, Франсин выпалила: – Извините, мне кое-что нужно в купе. – Неловко протиснувшись мимо Жиля, она полубегом пустилась по поезду. В купе она могла запереться и сидеть, пока он не уйдет. Пусть это чересчур, но, возможно, так ей удастся избежать совершенно неразумных колебаний.

Она подошла к своей двери, и тут ход поезда изменился: перестук колес стал другим. Загорелся свет. Они въехали в тоннель. Она напряглась и, подумав, что лучше не оставаться одной взаперти в своем купе, пока они в тоннеле, решила подождать у окна. Наверное, они проедут тоннель за несколько минут. Несколько минут не имели значения. Она не услышала шагов Жиля, когда он подошел к ней сзади, и не заметила в окне его отражения. Когда он обратился к ней, она подскочила, как спугнутый заяц, и обернулась, округлив глаза от ужаса.

– Что вы, это я, – успокоил он ее. Заглядывая Франсин в лицо, он ласково спросил: – Что с вами?

Франсин чувствовала себя глупо. Она издала нервный смешок.

– Ничего. Просто я не люблю тоннелей. – Вдруг поезд начал замедлять ход, и она с опасением заглянула в темноту за окном. – Почему мы замедляем ход?

– Так надо, – успокоил он ее. – Ничего особенного.

– Правда, – неуверенно согласилась она. И тут состав остановился. Она вцепилась в свитер Жиля, ожидая какой-то катастрофы, когда послышался грохот. Что-то пронеслось мимо, и она, вскрикнув, подскочила, а Жиль прижал ее к себе. Он старался не рассмеяться.

– Это другой поезд, – успокаивающе произнес он прямо у нее над головой. – Поездам иногда необходимо разойтись.

Ей стало неловко, и она попробовала отстраниться от Жиля.

– Да, да.

Заметив, что она натворила с его свитером, Франсин поспешила разжать руки и попыталась разгладить измятую шерсть.

– Ничего, хватайтесь, – сквозь смех прошептал он. – Мне нравится, когда вы за меня хватаетесь.

– Перестаньте, – пробормотала она.

Он коснулся ее подбородка и приподнял пальцами лицо Франсин. Улыбнулся, глядя ей в глаза.

– Вы флиртовали со всеми, кроме меня, – мягко упрекнул он ее.