Текст книги "Курортный роман"
Автор книги: Эмма Радфорд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 9 страниц)
9
В отеле было тихо и пустынно, большинство постояльцев находились внизу на вечере фольк-музыки. Николь в нерешительности остановилась у двери номера Мартина – весь ее запал куда-то пропал, как только она собралась постучать. Конечно, лучше бы встретиться с ним на нейтральной территории – у бассейна или в парке за отелем, – в каком-нибудь людном месте, волновалась она.
Ее очень удивило, когда Стив сказал, что Мартин рано поднялся к себе и даже не пожелал, чтобы тот составил ему компанию.
Хорошо еще, что на этот раз его спальня рядом с апартаментами Стива и Мэг, а не как в прошлом году в общих номерах, где им с Мартином пришлось жить из-за непригодного состояния помещения для гостей.
У нее не хватило бы решимости снова заглянуть туда, где они провели столько приятных часов. А может, и в самом деле оставить все до утра?
Тем не менее, в глубине души Николь понимала, что не выдержит столь долгого ожидания. После разговора с сестрой она никак не могла прийти в себя, у нее голова шла кругом от навалившегося, ей просто не верилось в чудо. Она прекрасно сознавала, что не успокоится, пока не поговорит с Мартином. Расправив плечи и сделав глубокий вдох, Николь решительно подняла руку и постучала в дверь.
Реакции не последовало… Первое, что ей пришло в голову, – он не услышал стука. А может, его нет, в надежде подумала она. Стив просто ошибся – Мартин все же уехал куда-нибудь поразвлечься, к примеру, в Валлетту. От этой мысли ей стало легче на душе и в то же время немного обидно. Николь уже собралась уходить, когда дверь внезапно отворилась. Застигнутая врасплох, она отскочила от неожиданности.
– О, вот так сюрприз, – растягивая слова, вальяжно проговорил Мартин, прислонившись к косяку. – Чем обязан такой чести?
Он даже не переоделся после обеда, вдруг разозлившись, отметила про себя Николь. На нем были все те же, но уже изрядно помятые, кремовые брюки и майка с короткими рукавами, в тон его золотистых глаз. Судя по внешнему виду, он никого не ждал. Майка, вылезшая из брюк и нелепо пузырившаяся вокруг тонкой талии, упавшие на лоб волосы в сочетании с сонными глазами делали его каким-то незащищенным и вызвали в ней невольную нежность. Нет, решила Николь, отметая от себя ненужную сентиментальность, надо быть полной дурой, чтобы поддаться на такую уловку. Это всего лишь видимость – незащищенность не в натуре таких, как Мартин Спенсер.
– Я… – начала она. От волнения у нее пересохло во рту, и она нервно облизнула губы. – Мне надо поговорить с тобой, – наконец собравшись с духом, с некоторой агрессивностью выпалила Николь.
Мартин в удивлении поднял бровь, молча оторвавшись от косяка, открыл дверь и жестом пригласил ей войти.
– Заходи, – сказал он с сухой насмешкой в голосе.
В комнате стоял полумрак, лишь неяркий свет настольной лампы нарушал торжественный покой ночи. Ее решительность куда-то моментально исчезла: Николь в замешательстве стояла в дверях.
– Э-э-э… нет… может… – совсем растерялась она, увидев его дьявольскую, циничную усмешку.
– Что, испугалась, Калипсо? – подшучивая, проговорил Мартин. От его притворно-ласкового тона у нее мурашки побежали по спине.
– Совсем нет! – с достоинством воскликнула девушка. – Просто… – Николь оборвала себя на слове, сообразив, что выбрала не самое подходящее место для разговора, так как спальня сестры и ее малыша расположена в том же коридоре, совсем недалеко от того места, где она сейчас препирается. К тому же подошло время кормления Робби, и Мэг могла в любой момент выйти и столкнуться с ними. Но, с другой стороны, ее совершенно не устраивала перспектива оказаться в его номере и снова окунуться в воспоминания, когда они так прекрасно проводили время вдвоем, спали в одной постели и ни о чем не задумывались.
Мартин заметил ее замешательство.
– Можешь чувствовать себя в безопасности. Я же не дикарь, зачем мне на тебя набрасываться? – В его ухмылке промелькнуло что-то хищное, а в глазах сверкнули злобные искорки. – Или, может быть, ты передумала и больше не хочешь говорить со мной? – Мартин явно провоцировал ее.
Николь изо всех сил пыталась держать себя в руках, сознавая, что сейчас должно решиться ее будущее – надо только выяснить, правда ли то, что сказала Мэг, и их уже ничто не связывает. Стоит ли переживать о неловкости минутного пребывания с ним наедине, когда впереди светит полная свобода?
От этой мысли у нее полегчало на душе и поднялось настроение. Она, уже не чувствуя никакой боязни, кокетливо улыбнулась.
– Нет, почему же? – бойко ответила Николь и совсем осмелела, когда заметила явное замешательство на лице Мартина. – Только сейчас я до конца осознала, как важен для меня этот разговор.
И уже без всяких колебаний Николь бодро переступила порог комнаты. Мартин такое же дерьмо, как и все, подумала вдруг Николь. Стоит немножко поднажать, он и лапки кверху.
– Присаживайся. – Он закрыл дверь и, повернувшись, придвинул ей единственный в комнате стул.
Николь помедлила. Она не собиралась задерживаться здесь надолго – так, перекинуться парой фраз и разбежаться. Но, когда Мартин присел на край постели, у нее в голове возник другой план. В конце концов, как бы там ни было, она пришла сюда не ругаться, а отказ от его предложения мог быть воспринят им как своего рода враждебность с ее стороны, чего ей категорически не хотелось. Расценив все «за» и «против», она последовала примеру своего оппонента и опустилась на стул.
– Может, выпьешь чего-нибудь?
Мартин поднял бутылку вина и указал ею на чистый бокал, стоявший рядом с уже наполовину пустым. Его галантная обходительность и учтивость стала действовать ей на нервы. Это все-таки не официальный прием и не переговоры, ей просто необходимо прояснить обстановку.
– Нет, – отказалась она и тут же поняла свою опрометчивость – с одной стороны, при нынешних обстоятельствах, конечно, можно было бы повести себя более благосклонно, а с другой – сухость во рту так и не прошла, и глоток какой-нибудь жидкости совсем бы не помешал. И потом, алкоголь помог бы окончательно сбросить напряжение и немного развязать язык.
– Ладно, только немного… да, хватит! – быстро поправилась девушка и, потянувшись на стуле, непроизвольно коснулась руки Мартина, чтобы остановить его. Она смутилась и замерла. Мартин же резко отдернулся, словно, ошпаренный.
– У меня нет желания спаивать тебя! – грубо, едва сдерживая себя, пробасил он.
– Конечно нет. – Николь оторопела, увидев его реакцию. Господи, неужели я ему так противна?! Но она быстро справилась с собой и сделала вид, будто ничего не произошло. – Я так и не думала.
– Никогда не прибегал к алкоголю, чтобы овладеть женщиной.
– А у тебя нет в этом никакой необходимости – твой не иначе как звериный магнетизм превратит любую в рабыню, – в сердцах выпалила Николь и тут же пожалела, поняв, что, захмелев, сболтнула лишнего. А может, это не хмель, а я просто приревновала его, когда он заговорил о женщинах? Да нет, ерунда! Зачем он мне нужен?
Однако, как бы там ни было, Николь неприятно задело, когда ей стало ясно, что он потерял к ней всякий интерес. По словам Мэгги, Мартин предложил Стиву на завтрашнее утро пригласить поверенного в делах, чтобы подписать договор и придать ему юридическую силу. Неизвестно, отчего он изменил свое решение. Казалось, она должна почувствовать огромное облегчение и прыгать до потолка. Однако, наоборот, ее почему-то больно ужалила мысль, что у Мартина пропало желание провести с ней остаток недели, чего он так упорно добивался. Вероятно, оценив всю бесплодность своих попыток в отношении ее, ему уже через пару дней все надоело.
– Если так, – Мартин долил себе вина, вальяжно растянулся на постели, подперев рукой голову, и принялся пространно философствовать, с явной целью поиздеваться над своей непрошеной гостьей, – я бы скорей отнес этот факт к химии, электричеству, к чему хочешь, и там бы поискал причину столь необычайного явления. При чем же тут звери?
Какой же красивый у него голос! Почему я раньше не замечала этого? – потягивая вино, но уже контролируя количество выпитого, подумала Николь. Такой низкий и густой, что просто зачаровывает.
Она задумалась и, мечтательно вздохнув, откинула голову на спинку стула.
– Вот так-то лучше, – донесся из темноты голос Мартина, – а то ты очень смахивала на кошку, гуляющую по раскаленной крыше. Я по сравнению с тобой совсем безобидный, – тихо добавил он, отчего его бас стал более глубоким и волнующим.
Уже достаточно зная его неуравновешенный характер, Николь понимала, что теперь все зависит от ее осторожности – одно необдуманно оброненное слово, и он или взорвется, или снова станет язвительно-холодным, и тогда от него уже в любом случае вряд ли можно будет добиться чего-то вразумительного. Да, лучше всего сейчас зажать себя и, не реагируя ни на что, вести с ним легкую непринужденную игру.
– Такой большой-пребольшой пушистый котенок, – с нежностью усмехнулась она, удивляясь сама себе. И, услышав, как Мартин мирно хихикнул ей в ответ, осмелела и продолжила: – Никому не позволяющий хватать за хвост.
– Верно, – односложно ответил он с ленивым самодовольством – точь-в-точь как сказал бы сонный тигр.
Как бы там ни было, надо быть начеку и помнить, что тигр, спящий или нет, все же хищник и в любой момент может выпустить когти, напомнила себе Николь. Он только кажется ленивым и довольным, но нет сомнений, случись что, и тогда несдобровать.
– Значит, меня надо приласкать, погладить, и я замурлычу.
Ленивая, размеренная, чувственная речь Мартина подействовала на нее крайне расслабляюще, и Николь, забывшись, вдруг представила нарисованную им картинку: она ласкает его распростертое на тяжелом кремовом покрывале тело, а он урчит от удовольствия. Испугавшись, что еще мгновение и ее невинная аллегория перерастет в эротическое видение, она занервничала и выпалила первое, что пришло на ум:
– Ты помнишь того грязного паразита, который шастал у нас в парке? – Да, экзамен на актерское мастерство с крахом провален. Как она ни старалась, у нее ненадолго хватило выдержки играть роль мечтательной болтушки.
Мартин резко оторвал голову от подушки и внимательно посмотрел на нее.
– Ты хочешь сказать, я напоминаю тебе ту мерзкую тварь, того кота?
Его ленивый тон и вальяжная поза исчезли в один миг. Моментально почувствовав перемену в нем и поняв свою оплошность, Николь насторожилась.
И еще как, если говорить о твоей неразборчивости в связях с женщинами, подумала она, но не осмелилась произнести это вслух.
– Да нет… но он действительно отвратительный кот… такой вонючий и грязный…
– И полуголодный, – сухо заметил Мартин. – А ты, сама доброта, стала относить ему по вечерам остатки еды. – Его рот искривился в жуткой ухмылке. – Должно быть, многие в отеле развлекались, слушая по ночам его кошачьи концерты, пока ты не прекратила их.
Его шутка прозвучала уже несколько мягче, даже на веселой ноте, и у Николь отлегло от сердца. Или, может быть, снова вино ударило ей в голову. Хорошо еще, что в полумраке почти не было видно Мартина, особенно его глаз.
– Конечно, я не могла допустить, чтобы он голодал!
– Вне всякого сомнения, – лениво согласился Мартин. – Только что подумал Стив?
– Ну, должно быть, что его новоиспеченная невестка очень кровожадная – съедает все, вплоть до косточек.
Николь расхохоталась, вспомнив, как, естественно, не без помощи Мартина, она часть свой порции воровато складывала на салфетку и относила ободранному, грязному коту, который раболепствовал перед ней, как перед спасительницей. И так как она никогда не страдала большим аппетитом, коту доставались самые лакомые кусочки.
– Интересно, что с ним стало? – задумалась она, пытаясь увести себя от воспоминаний. – Наверняка голодает…
Мартин засмеялся.
– Вот уж вряд ли. Ты просто в этот раз еще не заглядывала на кухню. Как-нибудь сходи, он там. Такой важный и довольный котяра. Он теперь на должности главного надсмотрщика за грызунами – твоя сестрица недалеко от тебя ушла.
Была какая-то материальность в голосе Мартина, его низкий тембр словно скользил по ней, обдавая теплом. Сердце ее учащенно забилось, ей вдруг стало не хватать воздуха, и, не в силах справиться с собой, она громко неровно задышала, ясно осознавая, что Мартин наверняка слышит.
– Очень рада его сытой жизни…
– Да, в конце концов, хоть он счастлив от знакомства с тобой.
Николь снова стало до боли горько от его колкости, даже горше, чем раньше. Ведь только что он был так добр и нежен! Господи, ну сколько можно мучить!
– Ты во всем винишь меня?
Она испугалась, поняв, что рассуждает вслух.
– Кому же понравится, когда его используют?
– Используют?! – вскрикнула Николь и, увидев, как Мартин вмиг напрягся, поняла свою ошибку. – Никто никого не использовал…
У нее в горле опять так пересохло, что вместо слов вылетело отвратительное карканье. Неужели и правда все происшедшее в прошлом году ей понадобилось только для того, чтобы забыть Дэвида? Возможно ли их отношения интерпретировать именно таким образом?
– А может, мы оба использовали друг друга, а? Ты не задумывался? – набросилась она, с трудом справляясь с языком. – Нам обоим нужно было одно и то же – поразвлечься и получить удовольствие…
– Удовольствие? – грозно повторил Мартин и поморщился, будто съел лимон. – Значит, ты признаешь, что нам было хорошо вдвоем? – продолжил он, усаживаясь на постели и спуская ноги.
– Да, конечно! – на той же высокой ноте согласилась Николь. Надо быть полной дурой, чтобы отрицать это. А потом, не согласись она, он бы все равно прочитал все у нее по глазам.
Она обрадовалась, что в комнате полумрак и Мартин не сможет заметить ее пылающих щек, вспыхнувших при воспоминании, как, задыхаясь, она стонала от возбуждения и неописуемого восторга в объятиях этого человека, с какой одержимостью просила, клянчила и порой молила его ласк… его обладания ею. Николь словно наяву услышала, как кричала тогда в экстазе, когда какие-то фантастические стихии вздымали ее на вершину ни с чем не сравнимого блаженства в чудесном, полном совершенства мире эмоций.
Как хорошо, что мы сейчас не в том номере, облегченно подумала она. Но даже и здесь ей казалось, будто их вздохи, охи, ахи, телодвижения, оставленные в прошлом, тенями ложатся на стены, угрожая вовлечь ее в свою круговерть.
– Конечно…
Мартин повернулся к ней. Свет луны из окна высветил его лицо и тяжелый взволнованный взгляд.
– Да и ты не можешь отрицать. – Теперь это уже прозвучало как утверждение, а не вопрос, своего рода заявление, удостоверяющее несомненный факт происшедшего.
– Да, не могу!
Николь вдруг почувствовала себя совершенно сбитой с толку, и, видимо, от нервного перенапряжения ей никак не удавалось собраться с мыслями и понять ситуацию. Когда Мэг рассказала ей о Мартине и о его намерениях подписать контракт, она решила, что ему больше нет до нее никакого дела, но его теперешнее поведение говорило об обратном.
– Не могу и не буду! – выпалила она. – Все кончено… по крайней мере, так должно быть, после того как ты подпишешь завтра те злополучные бумаги.
– Ага, значит, Мэгги уже принесла на хвосте хорошие новости.
– Д-да. – Но почему-то это не доставило ей радости. – И теперь можно считать наш договор расторгнутым.
Николь не поверила своим глазам, когда он улыбнулся и покачал головой.
– Э, нет, Калипсо, я не дам тебе так просто уйти.
– Но… – Теперь все происходящее совсем выпало из рамок ее понимания. Его поведение было для нее так же непостижимо, как и неожиданно. Ведь она твердо уяснила себе, что не нужна ему. – Но ты обязан, неужели сложно понять?
– Просто не хочу.
Николь ожидала, что он начнет убеждать ее, может, даже разозлится, однако его ответ оказался пугающе спокойным. Наверное, вот так же разговаривал Дракула со своими жертвами – именно таким тоном, боязливо подумала Николь, очаровывая и вместе с тем гипнотизируя их, чтобы они в трансе не имели возможности сопротивляться. А потом набрасывался и безжалостно убивал…
– Я же тебе уже говорил, Калипсо, что не желаю конца… ни тогда, ни тем более сейчас. Я хочу тебя…
– Нет!
Она в ярости вскочила и, потеряв равновесие, закачалась. Мартин в мгновение ока оказался рядом и поддержал ее. Прикосновение его пальцев было равносильно ожогу. Он словно выжигал клеймо у нее на теле, как поступали много лет назад с рабами. Николь отшатнулась.
– Нет! – снова сказала она, вырываясь из последних сил, сознавая, что еще миг, и он сломит ее волю.
Вспомнив о бокале, она оглянулась, чтобы куда-нибудь поставить его. Мартин протянул ей руку, и она, решив, что он хочет забрать бокал, на секунду потеряла бдительность…
Да, такие ошибки не прощаются. Слишком поздно до нее дошло, что он задумал. С реакцией змеи в момент нападения он поймал бокал и не глядя отбросил его, затем схватил ее за оба запястья, превратив в совершенную пленницу.
– Я хочу тебя, – повторил Мартин таким голосом, что Николь содрогнулась. – Я хочу тебя… и ты хочешь меня… иначе зачем ты здесь?
Только тогда, но уже слишком поздно, Николь вспомнила, как он, сгорая от желания, шептал в темноте на пароме: «Калипсо, приди ко мне ночью – пусть все будет как прежде».
В ужасе, осознав всю нелепость собственного положения, она посмотрела на свой визит его глазами и поняла, какие страсти в нем кипели все то время, пока она мило болтала, выжидая удобного момента поговорить по душам.
– Я никогда не делаю пустых ставок, – сказал Мартин. Очевидно, он был так уверен в успехе, что даже отбросил за ненадобностью свой основной козырь и дал Стиву и Мэгги возможность вздохнуть спокойно. А если это лишь его очередная уловка, новый виток силовой игры, чтобы завоевать ее?
Как бы там ни было, рассудила она, Мартин твердо знал, для чего она здесь, и по его же словам терпеливо ждал в предвкушении, давая разгореться своему аппетиту. Подобно тигру, он притворялся праздно-ленивым, хотя внутренне ни на минуту не расслаблялся и выбирал момент для нападения. И, кажется, теперь его час настал…
– Я помню о своем обещании не набрасываться без твоего на то желания, – мягко сказал Мартин с торжествующей улыбкой. – Но, если честно, моя дорогая Калипсо, разве тот факт, что ты здесь, не говорит сам за себя?
10
– Нет! – Николь решила еще раз попытаться – Я пришла поговорить!
– Все правильно. – Покровительственно-насмешливая улыбка Мартина не оставляла надежд уладить дело миром. – Мне не меньше тебя нужна моральная подготовка. А потом, мы же не звери и не станем срывать друг с друга одежду прямо с порога. Легкий разговор… бокал вина… – не выпуская Николь из рук, он покосился на осколки на полу и перевел взгляд на ее большие, полные ужаса голубые глаза, – всего лишь дань приличию. А небольшая задержка… – Его голос стал глуше, с чувственной хрипотцой. Он будто завораживал ее. Николь почувствовала, что не может пошевелиться, дрожь пробежала по спине. – Как легкий, очень приятный аперитив пробуждает центр голода… возбуждает аппетит.
Ее поразило, с какой вызывающей циничностью Мартин отзывался об аппетите и голоде. Естественно, что это вовсе не относилось к еде. Он подразумевал совсем иной аппетит – простое животное желание удовлетворить свою нужду. Что ж, теперь нет никаких сомнений, она ему безразлична.
– Но я ничего не могу с собой поделать. В этом платье ты вылитая сирена. Извини, но рядом с тобой мне ужасно трудно сосредоточиться на каких-то вонючих котах и…
– Не смеши!
От волнения у Николь задрожал голос, а непроходящая сухость во рту придала ему предательскую хрипоту, что он, по всей видимости, понял очень однозначно и незамедлительно перешел в наступление.
Мартин не отпускал ее. И пока она разговором тщетно пыталась разрядить накалившуюся атмосферу, он, не теряя времени, стал медленно, кругами водить большим пальцем по ее ладони. Даже от такой невинной ласки у нее защемило в груди, по телу прошла дрожь и, будто отыскав себе пристанище, остановилась на руке. В следующую секунду она как бы перешла в другое измерение, ощутив какую-то удивительную легкость и невесомость. Теперь все сконцентрировалось на крошечной точке их контакта, на нежном, ритмичном поглаживании, вызывающем восторг и путающем мысли. Неимоверным усилием воли Николь отбросила наваждение и предприняла новую попытку перевести все в более спокойное русло.
– Кто не знает, что сирены маленькие, хрупкие существа с длинными светлыми волосами…
Мартин упрямо покачал головой и слегка надавил пальцем на ладонь.
– Ты говоришь о наядах, – мягко поправил он ее и, склонив голову, оказался совсем рядом с лицом Николь, так что она щекой почувствовала его дыхание. Голос Мартина стал совсем тихим и перешел в возбуждающе-чувственный шепот. – Мне видятся сирены высокого роста и с длинными ногами…
Он ласкал ее глазами, и, к своему стыду, Николь поймала себя на том, что, сама того не желая, возбуждается, словно его испытующий взгляд, обретя какую-то физическую основу, возымел над ней власть. Она вдруг почувствовала, как у нее подкашиваются колени. Где-то глубоко-глубоко в ней осталось еще немного разума, который сознавал, в какую беду она попала, и понимал, что надо сейчас обязательно подвигаться, ибо стоять так небезопасно. Однако оказалось, что ее ноги перестали ей подчиняться. В другое время, если бы даже Мартин связал ее по рукам и ногам, она не стала бы большей пленницей – это легкое прикосновение пальца действовало на нее гипнотически.
– Мартин…
Этим окликом она хотела выразить протест, по крайней мере, вкладывала в него такой смысл, но странно, он прозвучал даже для нее самой взволнованно, с придыханием…
– У сирен волосы шелковистые, цвета слоновой кости…
Он скользнул сильными загорелыми пальцами по волосам, вызвав озноб у нее на затылке. Почувствовав их у себя на шее, она съежилась в испуге, что они вот-вот сойдутся на горле и сдавят его.
Уловив слабый предательский сигнал ее невольной реакции, Мартин улыбнулся, торжествующе сверкнув глазами, и возбуждающе легким движением потеребил ей волосы на затылке. Этот жест произвел тот же эффект, что и с ладонью, и Николь непроизвольно отреагировала.
– И у них гладкая золотистая кожа… – Мартин отпустил ее руки и заулыбался во весь рот, услышав, как она тихо-тихо недовольно хмыкнула. – Темно-темно-синие глаза, под цвет моря у этих островов.
Голос Мартина звучал глухо и словно окутывал ее каким-то гипнотическим покрывалом, от которого ей никак не удавалось избавиться.
– Губы у сирен чувственные и сладострастные, они созданы для поцелуя…
Мартин выдохнул слова прямо у рта Николь, и от его быстрого, но настойчивого поцелуя ее возбуждение переросло в сладостную истому.
– А тело трепещет в ожидании любви…
Последняя фраза Мартина прозвучала почти неслышно, его тихий шепот больше походил на придыхание. Николь почувствовала себя как в тумане – комната с мебелью внезапно как бы скрылась от нее за непроницаемой дымкой. Ей показалось, что она уже не стоит, а плывет на сказочных волнах океана блаженства. Теперь холодный свет луны, проникавший в комнату, преломился в яркий блеск палящего, обжигающего солнца. Она была как в пьяном бреду, будто каждое оброненное Мартином слово действовало на нее словно глоток крепкого вина.
Не успел он прикоснуться к ней, дотронуться до груди, как сердце у нее забилось, словно птичка, попавшая в силки. А когда его руки спустились ниже, к бедрам, новая волна возбуждения, подобно штормовой, увлекла Николь в бездну невероятно упоительных и вместе с тем страшно мучительных мироощущений. В огне каких-то неземных – космических – ласк Мартина догорали все последние крупицы разума, и теперь уже ничто не могло вывести ее из транса. Она даже не отреагировала, когда он переключился на пуговицы ее платья.
– Это платье – чистое наказание, – проворчал Мартин, голосом, объятым страстным желанием. – Оно просто напрашивается, чтобы его сняли, и я…
Первая пуговица выскочила из своей петельки-плена, и Мартин не замедлил скользнуть руками в расстегнутый ворот, чем вызвал шквал дополнительных эмоций. И вдруг случилось неожиданное: ее сердце не выдержало – его сильно кольнуло. Ее словно ударило током. Николь моментально отрезвела от боли и, осознав, что происходит, оцепенела от ужаса и на миг потеряла дар речи.
– …Я не могу воспротивиться такому соблазну…
– Постой!
Ее голос был низким, глухим и хриплым, словно она пробыла в молчании не один месяц, но страшнее всего было то, что в нем не чувствовалось твердости. Мартин, словно не услышав, продолжал воевать со следующей пуговицей.
– Никак не могу…
В голове Николь шумело, перед глазами все плыло, как в сильной лихорадке. Она была или пьяна – от одного бокала вина! – или в полуобморочном состоянии, или в бреду. Страстное желание, молнией пронзившее тело, не отпускало, и она с силой закусила губу, чтобы не вскрикнуть от боли, вызванной диким возбуждением. Но как только Мартин наклонился и прикоснулся губами к ее освобожденной им от оков одежды груди, она не выдержала и громко застонала. Услышав себя, Николь в ужасе вздрогнула, разум мгновенно снова прояснился.
– Мартин, я сказала, перестань!
На этот раз внутренняя паника придала голосу новый оттенок, и ее требование прозвучало более твердо и уверенно. Однако Мартин снова прикинулся глухим, и, как ни в чем не бывало, продолжал бороться с застежкой, умышленно делая так, чтобы тыльная сторона ладони неотрывно лежала у нее на груди.
– Я… нет!
Схватив его за руки, Николь попыталась оторвать их от себя, но все ее усилия оказались тщетными. Как же быть? Надо что-то придумать, но что? И вот, когда паника уже совсем грозила захлестнуть ее, на нее нашло озарение.
– Мартин… послушай… я действительно пришла сюда поговорить…
– Естественно…
– Правда… я хотела рассказать о Дэвиде!
Мартин остолбенел, словно перед ним неожиданно выросла ядовитая змея, готовая наброситься. Он побледнел и резко отшатнулся, в глазах моментально появился ледяной холод.
– Дэвид, – прохрипел он. Это имя в его устах прозвучало как оскорбительное ругательство. Мартин опустил руки, но в волнении вскинул их и опять опустил.
– Да, Дэвид. Мне хотелось поговорить с тобой о нем, – нервно повторила она для пущей уверенности, что ее слова возымели свое действие, хотя, судя по всему, у него уже и без этого отпало желание добиваться ее.
Каким бы болезненным он ни был, но с этим разговором она связывала очень большие надежды. Невыносимо трудно постоянно жить с ужасной, иссушающей пустотой в душе от горького чувства вины и утраты. Те двенадцать месяцев, прожитых без него, сыграли свою роль – боль в груди стала понемногу утихать, но сейчас все снова обострилось и стало немыслимо тяжело нести в себе этот груз. И когда Мэгги сообщила о решении Мартина подписать контракт, Николь дала себе слово, что, если это действительно так и их с Мартином больше ничего не связывает, она обязательно расскажет ему о Дэвиде и причине, побудившей ее уехать не попрощавшись.
– Ты должен выслушать.
– Зачем? – Откровенная злоба сменилась теперь полной безучастностью, напугавшей ее больше его безрассудного бешенства. – Какого черта мне забивать им голову?
Охладив его неуемное желание близости, Николь поймала себя на том, что теперь было бы неплохо, если бы он и вовсе не смотрел на нее, ну или хотя бы… только в лицо. Она чувствовала себя очень неуютно в расстегнутом платье с обнаженной грудью, но, боясь лишний раз привлечь к себе его внимание, не осмеливалась даже поднять руку и прикрыться. Кроме того, оставаясь внешне спокойной и уверенной, ей никак не удавалось унять внутреннюю дрожь, а пальцы обязательно выдали бы ее.
– Я… я хотела объяснить…
Сегодня, пообщавшись с Мэгги, Николь посчитала, что теперь настало самое время поговорить с Мартином и рассказать ему о Дэвиде. Приняв такое решение, ей стало необыкновенно легко, словно с плеч свалился огромный груз, ужасно угнетавший ее все последнее время. Подходя к двери его номера, она ни на минуту не сомневалась, что Мартин правильно воспримет все и поймет… Но это было еще тогда, когда она думала, что Мартин, подписав документы, потерял к ней всякий интерес…
В его глазах были враждебность и неприязнь, он словно прожигал ее взглядом или, вернее, пронизывал ледяным холодом. А ведь еще совсем недавно в нем было столько теплоты и доброжелательности!
– Давай, объясняй, – бросил Мартин. Его полное равнодушие подействовало на нее как звонкая пощечина. Уж лучше бы к нему вернулась его прежняя озлобленность, подумала Николь, тогда бы, по крайней мере, это был живой человек, а не твердокаменная бесчувственная глыба.
– Я…
– Но, перед тем как начать, – перебил он, – сделай мне одолжение.
Все что хочешь, чуть не вырвалось у нее, но, вовремя уловив, как он с холодным цинизмом уничтожающе-презрительно разглядывает ее грудь, она спохватилась и больно закусила губу.
– Не тяни, – прозвучало как требование или, скорей всего, приказ. Причем его тон был таким надменным, словно он разговаривал с рабыней, а глаза, полные презрения, так и вонзились в нее. – Если то, что ты хочешь сказать, имеет такое колоссальное значение, не надо меня… – Мартин остановился в глумливой усмешке, – отвлекать, ладно?
– Да как ты…
Николь вскипела. Красная как рак, с горящими глазами, она резко шагнула вперед, размахнулась, чтобы со всей силы ударить по его мерзкой физиономии и сбить эту ненавистную усмешку. Однако он опередил ее, поймал за руку и так сжал, что она испугалась, что кость не выдержит и хрустнет в его железных клещах.
– Ну, давай, – ласково выговорил он. – Бесись, злись, но это сейчас по меньшей мере неразумно. По правде говоря, у тебя даже нет права перечить мне и возмущаться, – добавил он приторно-елейным тоном и с такой льстивой гримасой, что Николь в ужасе содрогнулась. – Ведь я всего лишь кормлю тебя тем, что недавно вкусил сам.
Он улыбнулся, и ей стало тошно от его улыбки. Она сейчас ненавидела этого человека, который смотрел на нее с торжествующим пренебрежением и безжалостным чувством удовлетворения.
– Как ты думаешь, моя милая Калипсо, приятно, когда тебя используют, а потом бросают за ненадобностью?
– Но я не… – начала Николь, однако Мартин не дал ей договорить.
– Ну, так расскажи мне о Дэвиде, – сухо отрезал он, с силой отбросив ее руку. – Мне действительно очень любопытно, что же это за человек, у которого такая власть над тобой – не успел он позвонить, как ты все бросила и умчалась.
– Все было совсем не так!
Николь машинально схватилась за пуговицы и стала трясущимися руками застегивать платье.
– Я… я…
По дороге к Мартину она несколько раз обдумывала, что и как сказать ему, чтобы он понял, однако сейчас мысли налезали одна на другую, слова растерялись, а в голове возникла сущая мешанина.
