Текст книги "Пламя гнева"
Автор книги: Эмма Выгодская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 14 страниц)
Глава двадцать седьмая
К морскому берегу
Аймат не знала дороги. Облако дыма над горящей плантацией осталось позади, на востоке; значит, надо было идти прямо вперёд, туда, где заходит солнце, к морскому берегу. Она знала только, что море далеко, что до него несколько дней пути.
Скоро Аймат вышла из тропической чащи на открытое место. Здесь пришлось идти высокой травой. Сквозь траву идти было не легче, чем сквозь чащу леса: трава, не расступаясь, тугой зелёной стеной вставала перед нею и плотным навесом смыкалась над головой; по босым ногам скользили ящерицы. Ещё задолго до полудня Аймат остановилась на отдых. Она привалила к земле травяные стебли и легла на них. Она поискала сладкого тростника и не нашла; пожевала немного травы. Травяные стебли были жёстки, безвкусны и не утоляли жажды. Отдохнув, Аймат встала, чтобы идти дальше. Вдруг она увидела над высокой травой две конские головы, невдалеке от себя. Головы не двигались. Осёдланы ли лошади? Есть ли при них люди? Высокие метёлки травы мешали ей разглядеть. Аймат тихонько скользнула, сквозь траву поближе к лошадям и увидела на земле возле них человека. Это был голландский сержант.
Он спал полулёжа на траве. Конец конского повода был брошен подле него. Казалось, он спал крепко, но, услышав шорох, тотчас проснулся и сел. Он, видимо, обрадовался тому, что увидел живое существо.
– Яванская девушка! – сказал сержант. – Очень хорошо. Яванка мне укажет дорогу.
Аймат не ответила. Она плохо знала голландский язык, но слова сержанта поняла.
– Форт Кастеллинг, – сказал сержант, – недалеко от Андьера. Знаешь ли ты, в какой это стороне?
Аймат неуверенно показала на север.
– Неправда, девушка! – сказал сержант. – На севере только зыбучий песок и море. На север я не поеду.
Он был ленив и добродушен на вид, но что-то было у голландца в глазах, что не понравилось Аймат. Она отступила было назад в траву, но тут сержант быстро подскочил к ней и неожиданно ловким движением обвил конец повода вокруг её плеч.
– Я возьму тебя с собой, – сказал сержант.
Он поднял её и посадил на одну из лошадей.
Аймат рванулась прочь.
– Придётся тебя привязать, девушка! – спокойно сказал сержант и туго прикрутил Аймат к седлу. У него были сильные злые руки.
– Форт Кастеллинг, – повторил сержант. – Мне кажется всё-таки, что это в той стороне.
Он указал на запад.
Потом вскочил на второго коня и погнал обоих вперёд.
– Проклятая трава! – сказал сержант. – Я из-за неё сбился с дороги.
Аймат молчала, он продолжал говорить:
– Не найду свой собственный форт. Веду из Серанга коня для начальника и потерял дорогу.
Он оглянулся на Аймат.
– Откуда ты шла? – спросил он.
Аймат молчала.
– Ты понимаешь наш язык? – спросил сержант.
Он не дождался ответа.
– Нам велено всех яванцев, кто ушёл без разрешения с плантации или из своей деревни, ловить и доставлять в форт, – сказал сержант.
Он гнал коней вперёд. Скоро трава поредела, открылась песчаная ложбинка. По ней, почти укрытый камышом, протекал быстрый ручей.
– Ага, кажется, я нашёл дорогу! – обрадовался сержант. – Этот самый ручей я видел ещё, когда скакал из форта в Серанг.
Сержант напоил лошадей. Они переправились через ручей и поднялись по песчаному склону.
– Скоро пойдёт мощёная дорога, – сказал сержант.
Аймат молчала. Она запустила пальцы глубоко в кожаный узел ремня, пытаясь его развязать. Но узел был затянут крепко.
«Паранг!» – подумала Аймат. Короткий нож для обрубания ветвей на плантации – паранг – был спрятан у неё на животе, под саронгом. Но локти перетягивал крепкий ремень. Она вся изогнулась, пытаясь достать свой нож. Сержант живо оглянулся.
– Сиди смирно, девушка! – сказал сержант. Он показал ей на конец повода, который держал в руке, грозясь связать и ноги.
Аймат затихла в седле, с ненавистью глядя на затылок сержанта.
Скоро показалась мощёная дорога, правее ясной синевой засияло море.
Отсюда начиналась цепь фортов, построенных генералом де Коком вдоль всего западного побережья Явы лет за тридцать до того. Голландские власти испугались в то время восстания яванских крестьян во главе с Дипо Негоро и бросили большие средства на укрепление западного берега. Мощёное белым камнем шоссе соединяло форты между собою и доходило до самого Серанга.
Впереди, правее дороги, виднелось небольшое селение.
Аймат приободрилась. Быть может, им встретится кто-нибудь, кто поможет ей убежать от сержанта.
Камышёвые хижины селения приближались. Аймат выпрямилась в седле, глядя на них. Сержант точно почувствовал что-то. Он оглянулся.
– Не смотри! – сказал сержант. – Там никого нет. Крестьяне ушли.
Да, селение было пусто. У домов не видно было людей. Кокосовые пальмы росли почти у каждой хижины, стебли огромных пальмовых листьев были надрезаны, и из стеблей в подвязанные сосуды сочился сладкий белый сок; здесь делали пальмовое вино. Но никто сейчас не собирал сока; он стекал на землю из переполненных сосудов.
– Ушли крестьяне. Бунтуют, – сказал сержант.
Дальше пошли голые выжженные поля, без единого ростка риса. В пересохших канавах орошения резвились быстрые ящерицы.
Запах гари обжёг ноздри Аймат. Далеко впереди, левее шоссе, она увидела большое стелющееся над равниной тёмное облако. Языки чёрного пламени трепетали внутри облака, во все стороны летели клочья смрадной коричневой гари.
«Что такое?» – подумала Аймат.
Смрад полз уже близко, над шоссе, почти над самыми их головами. Наискосок через шоссе летели опалённые птицы, бежали суслики. Несколько крупных черепах выползли на камни дороги, точно тоже спасались от пожара.
– Сахар горит, – сказал сержант. – Крестьяне подожгли сахарный завод.
Аймат потянула в себя воздух и ощутила запах жжёного сахара.
Сержант неодобрительно помотал головой:
– И сахарный тростник сожгли на корню; не хотят убирать. Всё равно, говорят, сахар увезут в Голландию.
Ещё долго ехали они мимо пожара. Аймат видела дымное облако слева и языки чёрного пламени над горящим сахарным заводом.
Шоссе повернуло направо, и море ушло из глаз. По правую руку, у самого шоссе, начинался глухой частокол, огораживавший чью-то большую плантацию. По углам над частоколом высились старинные деревянные сторожевые башни.
Аймат слышала голоса за частоколом, движение людей. Душный горьковатый запах зреющих плодов какао донёсся до неё.
– Вон они где, крестьяне, – сказал сержант, указав на плантацию. – Плантатора прогнали, сторожат урожай. Ждут, когда созреет какао, чтобы собрать его для себя.
На деревянной вышке стоял часовой. Он смотрел в дальний конец шоссе. На нём была одежда яванского крестьянина: тростниковый пояс и рваная повязка, но на голой груди скрещивались кожаные солдатские ремни, а из-за плеча торчала двустволка.
Навстречу им проскакало несколько конных, потом прошёл пеший голландский отряд. Пешие помахали сержанту и смеясь крикнули ему что-то, чего Аймат не поняла.
– Давай быстрее! – сержант стегнул обоих коней. Они поскакали быстрее.
Позади затрещали выстрелы.
– Ходу! – сказал сержант.
Шоссе резко поднялось в гору, и море снова показалось. Выстрелы позади затихли. Поднялся свежий ветер. Лёгкие белые гребешки запенились на синих волнах, море точно закипало.
– Скоро форт! – сказал сержант.
За новым поворотом Аймат увидела в море, на довольно большом расстоянии от берега, дома, стоящие на толстых сваях в воде.
Это была большая свайная деревня, каких много на Яве.
Мостки, ведущие от берега к домам деревни, были сняты, на тростниковых крышах стояли и сидели люди; но несколько больших тупоносых прау – малайских лодок – были привязаны у каждого дома, маленькие лодки сновали от порога к порогу. Издалека слышались голоса, удары вёсел по воде.
– Повстанцы! – хмуро сказал сержант.
У Аймат забилось сердце.
– Всю деревню заняли, – сказал сержант. – Ждут своих из Лампонга.
Деревня была большая, домов на двести или больше. Аймат внимательно вглядывалась, ей казалось, что она видит среди повстанцев знакомые лица.
Их тоже увидели. Выстрел прогремел над водой, пуля звонко щёлкнула о большой камень в нескольких шагах впереди.
Сержант встрепенулся:
– Они достали карабины! Эй, ходу!..
Новый поворот шоссе скрыл их из виду, и тут прямо перед ними, шагах в двухстах, показались голые белёные стены голландского форта.
Почти у самого форта сержант спрыгнул со своего коня, снял Аймат с седла, посадил её на траву у шоссе, в тени высокой насыпи, расседлал второго коня и начал медленно прогуливать его взад и вперёд.
– Майору надо привести коня незапаренного, свежего, – объяснил сержант. – Иначе обругает и погонит за другим.
Аймат глядела на голландский флаг на высоком шесте у ворот форта, на пышные метёлки кокосовых пальм за стеной. У неё затекли руки, она глазами указала на них сержанту, прося развязать.
– Хорошо, – сказал сержант. Он снял ремень с рук и связал им ноги Аймат. – Иначе удерёшь, – сказал он. – Твои ведь близко.
Так он и втащил её в форт, со связанными ногами, и снял ремень только тогда, когда за ними закрылись железные ворота форта.
– С добычей! – сказал сержант, показывая на Аймат товарищам.
Аймат отвели в кордегардию.[42]42
Кордегардия – помещение для караула.
[Закрыть] Из раскрытой двери она увидела ряд длинных бараков, поставленных на большие угольные камни, как на точки опоры на топкой земле, грязноватый ручеёк посредине. Несколько солдат-яванцев черпали вёдрами воду из ручейка и носили к конюшням. К Аймат подошёл переводчик, молодой парень смешанной крови.
– Ты откуда? – спросил переводчик.
Аймат ничего не ответила.
– К майору! – сказал переводчик.
Аймат повели к майору.
Майор сидел за большим столом. У него были длинные светлые усы и усталые глаза.
– Спроси, из каких мест, – лениво приказал майор переводчику.
– Откуда пришла? С каких посадок? Убежала из деревни? Из каких мест? – бойко начал спрашивать переводчик.
Аймат молчала.
– Если ушла без разрешения из деревни, отправим под конвоем назад, – сказал переводчик.
– А если ушла с плантаций, отправим в тюрьму, – добавил майор.
Аймат не шевельнулась.
– Должно быть, она с восточных островов. Не понимает языка Явы, – лениво сказал майор.
– Отправим в тюрьму! – крикнул переводчик в ухо Аймат на мадурском языке.
Аймат по-прежнему молчала.
– А язык Суматры ты понимаешь? – спросил майор. – Может быть, ты пришла с той стороны пролива? Из лампонгских болот?
Майор говорил на языке суматранских малайцев лучше, чем переводчик. Он много лет прожил на Суматре.
– Верно ли, что лампонгские бунтовщики готовят флотилию, чтобы приплыть сюда и захватить весь западный берег? – спросил майор. – Что ты знаешь об этом, девушка?
Он уставился в Аймат недобрым тусклым взглядом.
Это был майор де Рюйт, бывший начальник Натальского гарнизона и участник многих боёв с лампонгскими и иными повстанцами на Суматре.
Лет за пять до того де Рюйт, устав от вечно неспокойной и бунтующей Суматры, попросил перевода на Яву.
Ему не повезло. Ява только издали казалась спокойной. Яванцы хорошо помнили, как их отцы и старшие братья ещё недавно сражались с иноземцами при Дипо Негоро, как большая часть острова была отбита у голландцев, как Дипо Негоро диктовал требования повстанцев самому генералу де Коку, наместнику голландского короля.
Второй год серьёзные волнения потрясают притихшую было, но всегда ненадёжную Яву. Искра перекинулась сюда с той стороны пролива, из лампонгских болот. Десятки лет в Лампонг на Суматру стекаются все беглецы, все недовольные, и с Явы, и с Мадуры, и даже с дальних восточных островов. Там они живут в непроходимых лесах, добывают себе оружие, вместе с повстанцами Суматры нападают на голландские посты, бьют регулярные голландские войска и, хлебнув свободы, возвращаются на этот берег уже законченными бунтовщиками. Плантации сахарного тростника горят на десятки миль вокруг: крестьяне поджигают их, чтобы не снимать урожая для плантатора. Они разрушают сахарные и индиговые заводы, гонят и убивают голландских чиновников, угрожают даже прибрежным голландским фортам. В последние дни так осмелели, что заняли пустые дома свайной деревни, чуть ли не рядом с фортом. С утра до ночи звучит оттуда их малайский барабан – вестник восстания. Они пригнали туда много лодок, поют песни и, видимо, ждут только подкреплений из Лампонга, чтобы напасть на форт.
Майор уже с досадой глядел на Аймат. Он хотел покоя, а его поставили на самое опасное место: форт Кастеллинг, у самой переправы в Лампонг.
– Верно ли, что лампонгцы достали большие суда, оснастили свои прау парусами и готовят набег на самую Батавию?..
Аймат не поняла. Она не знала языка суматранских малайцев. Но майор прочёл столько насмешливого вызова, столько зрелой ненависти в её тёмных глазах, что не стерпел и потянулся за пистолетом.
– Говори! – крикнул он. – Ты с той стороны пролива? Говори!..
Он стукнул рукоятью пистолета по столу.
– Прошу прощенья, господин майор! – сказал тут переводчик.
Последние две минуты переводчик молчал и только очень внимательно вглядывался в лицо и руки Аймат.
– Прошу взглянуть, господин майор!
Он взял правую руку Аймат и быстро повернул её ладонью вверх.
– Кофейная ягода! – закричал переводчик. – Она не из Лампонга! Она с кофейных плантаций, господин майор!
Крепко держа руку Аймат в своей руке, он приблизил её ладонью вверх к лицу майора.
Коричневая мякоть кофейной ягоды за долгие месяцы работы неотмываемой желтизной въелась в кожу ладони девушки.
– Да, кофейная плантация… – сказал майор. – Но какая?
– Я полагаю, что это Лебак, господин майор.
– Разве и в Лебаке?.. – майор поднял брови.
Переводчик утвердительно кивнул головой.
– Да, бунтуют.
Аймат с ужасом глядела на переводчика. Как он мог, человек, наполовину принадлежащий её народу, так предавать своих?..
– Если мы вернём девушку плантатору, он заплатит за неё казне пятьдесят гульденов серебром, – сказал майор. – Но мы ещё не знаем, с какой она плантации.
Пятьдесят гульденов серебром – это была правительственная цена за работника, поставляемого властями хозяину плантации. Пятьдесят серебряных гульденов платили за работника; четыре гульдена медью в год – самому работнику.
– Но мы ещё не знаем, с какой она плантации, – раздельно повторил переводчик, наклоняясь к Аймат и берясь за её кабайю.
Быстрые руки метиса пробежали по её телу и тотчас нащупали нож, спрятанный под саронгом.
– Вот! – сказал переводчик и бросил нож на стол перед майором.
Майор лениво посмотрел.
– Паранг, – сказал майор, – обыкновенный малайский нож.
– Это нож для обрубания ветвей на плантации, господин майор! – сказал переводчик. – Посмотрите, на нём есть буквы!
На рукояти ножа были чернью выведены две буквы: «В» и «Г».
– Ван Грониус! – объяснил переводчик. – Крупнейший плантатор в Лебаке.
– Очень хорошо! Теперь мы знаем, куда нам надо отправить девушку, – сказал майор. – Пока пусть она посидит у нас.
Он хотел вызвать стражу.
– Прошу прощения, господин майор! – сказал переводчик. – Девушка пришла из Лебака, а в этой свайной деревне, что подле нас, есть много людей оттуда. Может быть, она что-нибудь знает об их планах? У них сегодня большое движение в деревне. Похоже, что они готовятся встретить своих из Лампонга, с того берега пролива.
– Девушка ничего не знает, – отмахнулся от него майор. – А что касается повстанцев, то мы должны быть готовы ко всему. Если они ждут подмоги, мы эту подмогу должны перехватить.
– У меня есть план, господин майор, – сказал переводчик.
– Доложишь потом, – хмуро ответил майор.
Он вызвал стражу. В помещение вошёл дежурный сержант, за ним – двое конвойных, туземных солдат.
Оба стали, вытянувшись у двери.
Аймат вздрогнула.
Она увидела, что стоящий справа в упор смотрит на неё. Платок, повязанный поверх фуражки, по форме солдат колониальной армии, слегка сполз ему на лоб; человек как-то неестественно сжал губы, точно сдерживая возглас, и смотрел на неё изумлённым взглядом.
«Касим!» – едва не вскрикнула Аймат.
Это был Касим из Тьи-Пурута, их сосед по деревне, угнанный в армию месяца за два до того.
Касим стоял вытянувшись, не смея шевельнуться. Он смотрел уже мимо неё, в лицо майору.
– В малайскую клеть, под стражу! – приказал майор, обращаясь к сержанту.
Оба солдата, повернувшись на босых пятках, по команде сержанта повели Аймат в глубину двора, за крайние бараки. Грязный ручеёк, протекавший по двору, расползался здесь в мутную зловонную лужу.
Низкое каменное строение с железной дверью и узким забранным решёткой прорезом над ней стояло над самой лужей, боковой стеной прислонясь к конюшням.
Строение было ниже человеческого роста, его черепичная крыша приходилась девушке по плечо.
Аймат втолкнули внутрь.
– Не бойся, я к тебе приду, – успел шепнуть ей Касим. Заскрипел наружный засов на двери, и Аймат осталась одна.
Вскоре она услышала движение во дворе форта; хлопнули створки ворот, и конный проскакал по двору. Потом стало тихо. Долго прислушивалась Аймат; за стеной конюшни тихонько храпели кони; в дальнем конце двора перекликались часовые. Много времени спустя она вновь услышала движение. На этот раз несколько человек проскакало по камням двора. С лязгом раскрылись и захлопнулись железные ворота, – и всё затихло.
Луна взошла; лунный свет положил на пол отражение решётки, закрывавшей прорез над дверью. Снаружи слышались ровные шаги часового. Он останавливался иногда, и Аймат видела через прорез сбоку его тяжёлый нос, белобрысые волосы и ободок фуражки; это был голландский солдат.
Зловонная жижа текла по каменному полу её тюрьмы; пол, в сущности, был продолжением каменного настила двора: грязь затекала сюда снаружи. Аймат всё время стояла скорчившись у стены, не решаясь ни сесть, ни лечь на влажные грязные камни. Ей показалось, что она слышит шорох за стеной, у которой стоит; она приникла ближе к стене и тут почувствовала, что чьи-то пальцы коснулись её босых ног. Аймат не закричала, она наклонилась и стала слушать шёпот, доносившийся снизу. Строение было поставлено прямо на камни двора, без настила пола, и низ стены в этом месте неплотно прилегал к круглым камням. «Не бойся, это я, Касим! – донёсся до неё отчётливый шёпот. – Жди второй половины ночи… майора нет, к нему верховой прискакал с каким-то приказом, и майор, взяв охрану, поспешно ускакал в Серанг. Оставил вместо себя лейтенанта, а он пьян. Жди второй половины ночи; после двух часов, когда зайдёт луна, тебя будет сторожить солдат-яванец, мой друг. Я приду за тобой, не бойся…» – Часовой под дверью задвигался, и шёпот затих. «Слышу, слышу!..» – торопливо ответила Аймат, но за стеной уже никого не было.
Долго ещё не уходил из прореза над дверью лунный свет и не сменяли часового. Наконец луна зашла, повеяло свежестью, наступала вторая половина ночи. Аймат слышала, как у двери тюрьмы сменили часового.
Она дождалась: осторожные шаги послышались по двору, часового тихонько окликнули на её родном языке.
– Иди, – сказал часовой.
Он отодвинул засов. Аймат вышла, и тотчас Касим накинул ей солдатскую куртку на плечи, чтобы белая кабайя девушки не так заметна была в темноте.
– Беги! – сказал Касим. – Тут есть выход. – Взяв за руку, он провёл её в конюшни. Здесь было тепло, крепко пахло навозом; кони жевали сено, постукивали копытами о деревянный пол.
К ним подошёл конюх-яванец.
В боковой стене конюшни была узкая запасная дверь на внутреннем засове.
Рука конюха уже легла на засов, но тут же замерла.
– Подождём, – сказал конюх. – Слышишь?..
Ровный топот слышался правее конюшен, звонкий чёткий шаг по камню, точно большой отряд проходил по двору к главным воротам. Аймат различила звуки команды на голландском языке. Затем тяжело звякнули ключи, хлопнула дверь – и что-то звонко шлёпнулось и рассыпалось по камням.
– Вёсла! Они берут с собой вёсла! – взволнованно прошептал конюх.
– Их отправляют на Черепаший остров в засаду! – сказал Касим. – Это метис придумал, я знаю!
– Они хотят перехватить тех, кто переплывает сюда из Лампонга! – сказал конюх.
– Проклятый метис!..
– Надо поскорее сообщить нашим, в свайную деревню, – быстро сказал конюх.
– Сейчас пойдёт обход по казармам, мне не уйти; хватятся и подымут шум. Беда! – сказал Касим.
– Это сделает девушка! – сказал конюх.
– Беги, Аймат! – Касим сжал руки девушки. – Сообщи нашим! Мы доверяем тебе.
– Скажи: мы все здесь готовы. Мы ждём, – прошептал конюх, наклонясь к уху Аймат.
Отряд прошёл. Они слышали, как отворились и вновь захлопнулись ворота. Потом всё затихло.
– Время! – сказал конюх.
Он отодвинул засов. Не охраняемая никем боковая дверца конюшен выводила Аймат прямо на волю, за стены форта, к морскому берегу.
Она побежала вдоль стены, держась тени, чтобы её не увидел часовой, стоявший у главных ворот, добралась до песчаного берега, а здесь бросилась прямо по песку и ракушкам, вдоль воды. Она видела огни свайной деревни на море и бежала к тому месту, откуда крайние дома деревни были ближе всего к берегу. Здесь она остановилась. Из воды торчали остатки убранных мостков, примятый тростник. Ни лодки, ни бревна. Аймат измерила глазами расстояние, скинула солдатскую куртку и пустилась вплавь.
Метрах в тридцати от берега она почувствовала, что очень устала и ослабела. Саронг намок и облепил ей ноги, мешая плыть; солёная волна захлёстывала лицо, затрудняя дыхание. Аймат плыла, борясь с волной, загребая изо всех сил. Дома деревни были уже близко. На свае у крайнего дома сидел часовой с двустволкой. Аймат плыла прямо на часового. Кажется, он кричал ей что-то, она не слышала из-за волны, плескавшейся в уши. Она загребала воду всё слабее; силы оставляли её. Часовой пошёл по свае к ней. Последним усилием Аймат рванулась к концу сваи, но не смогла дотянуться и начала опускаться на дно. Она уже теряла сознание, когда что-то сильным ударом обожгло ей макушку; она пришла в себя и почувствовала, что чьи-то руки тащат её кверху.
Часовой посадил её рядом с собой на сваю. «Ты кто? Откуда взялась?» – спросил часовой.
Аймат перевела дыхание. Она откинула мокрые волосы с глаз и вгляделась в часового.
– Гудар! – закричала Аймат.
Это был Гудар, барабанщик Гудар, которого она знала с детских лет, – частый гость у них в деревне.
– Да, я Гудар. А ты кто? – недоуменно спросил Гудар.
Мокрые волосы, облепившие лоб и щёки Аймат, сильно меняли её лицо.
– Я Аймат, – ответила девушка. – Аймат, дочь Уссупа.
– И внучка Мамака! – закричал Гудар. – Как же я не узнал тебя?.. Ай-ай, а мне пришлось стукнуть тебя веслом по макушке, чтобы ты не теряла сознание и не опускалась на дно.
Узенький челнок с двумя брошенными в него вёслами качался на волне тут же, привязанный к свае.
– Я из форта, у меня большие новости, – торопливо сказала Аймат. – Меня прислали к вам. Ардай здесь?
– Здесь! – ответил Гудар. Он толкнул Аймат к челноку, сам прыгнул вслед за нею и быстро подгрёб к самому большому свайному дому, стоявшему в центре деревни.
– Аймат! Аймат из Тьи-Пурута! – На сваях дома толпились люди из её деревни и многие ещё не знакомые ей, все вооружённые, у каждого по два криса, у многих карабины. Ардай вытащил её из лодки, обнял и повёл внутрь дома. Здесь все окружили её, и Аймат рассказала то, что ей поручили.
– Черепаший остров? Это не больше полутора палей отсюда, – сказал Ардай.
– Ночь идёт к концу; надо действовать сейчас же, не откладывая ни на час, – подхватил Гудар.
Мужчины бросились к лодкам.
– Сбор!.. Сбор!.. – прокричал Ардай.
Гудар уже нёс откуда-то барабан – такой знакомый Аймат старый чёрный барабан, с узором из полосок цветной кожи. Изо всех домов в челноки, в длинные лодки, в большие тупоносые прау прыгали вооружённые люди, и флотилия повстанцев уже выходила в море.
– Ты останешься здесь, Аймат, ты устала! – сурово сказал Ардай, вглядевшись в лицо Аймат.
Какие-то женщины дали ей тёплых лепёшек и уложили в углу свайного дома, на груду гороховых стеблей. И она тотчас уснула.
Когда Аймат проснулась, было уже ясное утро. Флотилия повстанцев с пальбой, с победными криками возвращалась обратно. Они тянули за собой на канате целую связку голландских шлюпок.
Было ещё темно, когда повстанцы подошли к острову. Они шли очень осторожно, и голландцы не забили тревоги. Ардаю с товарищами, плывшими на первой лодке, удалось сразу подобраться к канатам, которыми были привязаны шлюпки голландцев. Прежде всего они обрубили канаты и отвели шлюпки подальше. Только потом открыли пальбу. Когда голландцы опомнились, они увидели, что окружены и что бежать им с острова не на чем. Бой был короткий; голландцы отдали больше сотни карабинов и немало патронов к ним. Сейчас они лежат на островке обезоруженные, связанные и неуклюжие, как большие водяные черепахи.
– Пока мы захватили с собою только одного сержанта, – Гудар смеясь показал на дно шлюпки.
Аймат заглянул в шлюпку и увидела белобрысый затылок и опухшую красную щёку того самого сержанта, который привёз её в форт.
– Остальных привезём завтра! – сказал Ардай. – А сейчас скорее к берегу. В форту остались почти одни только яванские солдаты.
– Скорее, пока не узнали в Серанге и не прислали в форт подкреплений! – подхватил Гудар.
Вся флотилия повстанцев, ударив вёслами по воде, двинулась к форту.
