Текст книги "Все закручено (ЛП)"
Автор книги: Эмма Чейз
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 12 страниц)
Глава 3
Спустя два дня мы завтракаем за столом на кухне. Дрю любит заниматься вечерами после работы, чтобы снять стресс, накопившийся за день. Я же, одна из тех сильно раздражающих людей, которые любят совершать пробежки в пять утра. Завтрак проходит там, где мы встречаемся, обычно где-нибудь посередине. После чего, Дрю отправляется в офис, а я в душ.
– Знаешь, что я больше всего люблю в хлопьях Cookie Crisp? – смотрит он на свою ложку.
Никогда не видела, чтобы человек поглощал столько хлопьев. Клянусь, если бы я не готовила, мы бы питались только ими.
Я проглатываю свой йогурт – Dannon Light&Fit. Рекламы не врут, он на самом деле вкусный. Клубнично-банановый – самый лучший.
– Что?
– По форме они как печеньки. Так что они не просто классные, но еще у меня чувство, что я мщу своим родителям за то, они заставляли меня есть чертову овсянку первую половину моей жизни.
Поэт и философ, Дрю прям человек эпохи Возрождения.
Я открываю рот, чтобы подразнить его, но тут же его закрываю, потому что мое горло, словно молнией поражает приступ тошноты. Я прочищаю горло и подношу тыльную сторону ладони к своим губам.
– Кейт? Ты в порядке?
Когда я пытаюсь ответить, мой желудок совершает такое сальто, которому бы позавидовала сама Надя Команечи.[10]10
Надя Команечи – знаменитая румынская гимнастка.
[Закрыть]
Меня сейчас стошнит.
А я это ненавижу.
До сих пор, если у меня кишечный вирус, я сижу на телефоне со своей мамой, которая отвлекает меня разговором от рвотных позывов.
Я не успею добраться до ванны, поэтому я бросаюсь к кухонной раковине. Пока весь мой завтрак выходит наружу, Дрю удерживает прядки моих волос, которые выбились из моего хвоста.
Мне хочется сказать ему, чтобы он ушел, но к горлу опять подступает рвота. Некоторые женщины не испытывают проблем, чтобы пойти в ванну, пустить газы или рыгать перед своим бойфрендом.
Я не одна из них.
Может, это глупо, но если вдруг я умру, мне не хочется, чтобы последнее воспоминание обо мне у Дрю было то, как я сижу в туалете.
Или в данном случае блюю в раковину.
У него добрый голос. Успокаивающий.
– Все хорошо… расслабься. Все в порядке.
Когда кажется, что худшее уже позади, Дрю передает мне влажное бумажное полотенце. Потом смотрит в сток раковины.
– Ну, какое разноцветное.
Мой голос хрипит.
– Я так и знала, что подхвачу грипп.
– Похоже на то.
Я качаю головой.
– У меня нет времени болеть. У меня сегодня встреча с Робинсон.
Энн Робинсон – это клиентка, которую я обрабатывала месяцами. Старая аристократка, и я делаю акцент на слове «старая». Сколько ей, девяносто пять. Если я сегодня с ней не подпишусь, то может оказаться поздно, в прямом смысле слова, чтобы подписаться с ней вообще.
– Малыш, ты больна. И я не думаю, что миссис Робинсон впечатлится, если ты блеванешь ей прям на ее старинную брошку. Тебе повезло, что у тебя есть гениальный парень, который прекрасно держится в напряженных ситуациях. Давай мне папку, я пойду на встречу. Все будет хорошо.
Он берет меня в охапку.
– Дрю, нет…
Он меня обрывает.
– Нет. Никакого ворчанья. Не хочу этого слышать. Я уложу тебя в постель.
Я слабо улыбаюсь.
Дрю укладывает меня в постель и оставляет на прикроватном столике стакан имбирного напитка.
Кажется, он поцеловал меня в лоб, но я не уверена. Потому что уже засыпаю.
* * *
Три часа спустя, я выхожу из лифта на 40 этаже нашего офисного здания.
Мой желудок пуст, но после хорошего сна, я проснулась, чувствуя себя лучше. Свежей. Готовая захватить мир и Энн Робинсон. Я прохожу к маленькому конференц-залу и заглядываю через стекло.
Вы видите Дрю? Сидящего рядом с маленькой седой женщиной в кресле-каталке? Пока он разговаривает с ее законным представителем, который сидит с другой стороны стола, руки миссис Робинсон исчезают под столом.
И секундой позже Дрю дергается, будто получил электрошок.
Старые женщины западают на Дрю.
Это просто невероятно.
Он смеряет миссис Робинсон жестким взглядом. А она всего лишь ведет своими бровями вверх. Потом он закатывает свои глаза, перед тем, как посмотреть в сторону, но при этом замечает меня.
Дрю извиняется и выходит в коридор, его лицо светится чувством облегчения.
– Ради всего святого, слава Богу, ты здесь.
Я расплываюсь в улыбке.
– Я не знаю, кажется, миссис Робинсон наслаждается твоей компанией.
– Да, если она попытается насладиться ей еще больше, я точно приколю ее руки степлером к столу.
Потом он оглядывает меня, обеспокоенно.
– Не думай, что я не схожу с ума от радости видеть тебя, потому что так и есть. Но что ты здесь делаешь? Ты должна быть в кровати.
Я пожимаю плечами.
– Должно быть просто недомогание. Сейчас я чувствую себя хорошо.
Дрю берет в ладони мое лицо, трогает мой лоб, проверяя, нет ли у меня жара.
– Ты уверена?
– Да, в полном порядке.
Он кивает, но взгляд у него подозрительный, не совсем убежденный.
– Ладно. О, сегодня у нас ужин в доме моих родителей. Думаешь, ты сможешь пойти или мне лучше отменить?
Ужин у Эвансов всегда интересное событие.
– Думаю, я буду в порядке, чтобы пойти.
Он отдает мне папку по Робинсон.
– Ладно. Они трепещут от твоих инвестиционных стратегий. Уже все мокрые и распластались в ожидании, когда ты их прижучишь.
Его образы слегка меня отвлекают.
– Фу, как противно, Дрю.
Он невозмутим.
– Плевать, – потом он меня быстренько целует. – Иди, сделай их, красотка.
Он уходит, а я вхожу в конференц-зал, чтобы заключить сделку.
* * *
Так, до вас уже начинает доходить, не так ли? Проблема, общая картина? Я знаю, это заняло какое-то время, но мы подходим к сути.
Наслаждайтесь хорошими временами, пока есть такая возможность, – они не продлятся слишком долго.
Причина, по которой я вам все это рассказываю, в том, чтобы вы поняли, почему я была так шокирована. Насколько неожиданно, неумышленно, на самом деле все это было.
Кажется, в жизни всегда так.
Вы думаете, что у вас все под контролем. Что ваш путь четко нанесен на карту. А потом, в один день, вы едете и Бам! Кто-то на дороге въезжает вам в зад.
И никогда такого не ожидали.
С людьми также. Непредсказуемо.
Не важно, насколько хорошо, по вашему мнению, вы знаете человека? Насколько вы уверены в его чувствах, его реакциях? Они все равно могут вас удивить.
И самым печальным образом.
Глава 4
Встречи с семьей Дрю никогда не бывают скучными. Будучи единственным ребенком в семье, семейные сборища поначалу мне казались немного удручающими. Но сейчас я к ним привыкла.
Дрю и я приезжаем последними.
Фрэнк Фишер – отец Мэтью – и Джон Эванс стоят у небольшого барчика в углу, обмениваясь биржевыми сводками. Долорес сидит на ручке кресла рядом с Мэтью и смотрит футбольную игру, пока сестра Дрю, Александра, которая «Сучка» и ее муж, Стивен, сидят на диване.
Маккензи, племянница Дрю, сидит на полу. Она изменилась по сравнению с прошлым разом, когда я ее видела. Сейчас ей шесть лет, ее волосы длиннее, а лицо уже более девичье, менее малышковое, но все равно прекрасное. Она играет с кучей кукол и игрушечной больничкой.
Мама Дрю, Энн, и мама Мэтью, Эстель, скорее всего на кухне. И если вам интересно, где овдовевший отец Стивена, Джордж Райнхарт, пока мы его не увидим.
Когда мы проходим в комнату, Стивен приветствует нас и предлагает нам обоим выпить.
Мы устраиваемся на двухместном диванчике, с выпивкой в руках и смотрим игру.
Маккензи нажимает на кнопку на одной из своих кукол, и кукольный голосок наполняет комнату.
– Нет, нет, нет! Нет, нет, нет!
Макензи склоняет голову на бок, пока смотрит на эту назойливую куклу.
– Я думаю, ты не прав, папа. Нет-Нет Нэнси вообще не похожа голосом на маму.
Комментарий привлекает внимание Александры.
– Что ты имеешь в виду, Маккензи?
За спиной у своей жены, Стивен качает головой в сторону дочери, но, к сожалению, для него, она не понимает намека.
Вместо этого она объясняет.
– Как-то раз, когда тебя не было, папочка сказал, что Нет-Нет Нэнси говорит, как ты. Но вместо нет, ты постоянно ворчишь «Не-не-не».
Все повернули головы к Александре, наблюдая за ней, как за бомбой с часовым механизмом, время которой приближается к нулю.
Он пытается мужественно разрядить ее. Улыбается и дразнит ее.
– Ты должна признать, дорогая, сходство необыкновенное…
Александра щипает его за руку. Но он напрягает свой бицепс до того, как она до него дотрагивается, всасывая в себя воздух. Она снова его щипает, уже не так шутливо.
Стивен просто хвастается.
– Ты не сможешь продавить железо, малыш. Будь осторожна, не хочу, чтобы ты повредила свою руку.
Быстрее пули, Александра впивается своими пальцами в нежную кожу задней стороны его трицепса, заставляя его упасть на колени.
Дрю строит гримасу и трет свою собственную руку за компанию.
– Наверняка останется след.
Голос у Александры строгий. И решительный.
– Я не ворчу. Я добрая, заботливая, во всем поддерживающая своего мужа жена, и если бы ты просто делал то, что должен был, я бы и слова не сказала.
Он взвизгивает.
– Да, дорогая.
Она отпускает его руку и встает.
– Пойду, помогу маме на кухне.
Как только она уходит, Маккензи задумчиво смотрит вниз на свою куклу, потом опять вверх на отца.
– Вообще то, ты прав, папочка. Мама, и правда, разговаривает как Нэнси.
Стивен подносит ко рту свой палец.
– Ш-ш-ш.
* * *
Немного позже, Дрю, Мэтью, Долорес и я сидим в комнате на уроке Маккензи по игре на гитаре.
Я учу ее играть. Мне было пять, когда мой папа меня учил. Он мне сказал, что музыка – это как секретный код, волшебный язык, который всегда будет со мной. Чтобы меня поддержать, если вдруг мне станет грустно, или помочь мне радоваться, когда я была счастливой.
И он был прав.
Это урок, который, я ценила всю свою жизнь. Маленький кусочек, оставшийся от моего отца, за который я могла держаться, когда его не стало. И я рада, что могу передать это знание Маккензи.
Сейчас она играет «Twinkle, Twinkle. Little Star».
Она хороша, не так ли? Сосредоточена. Решительна. Я не удивлена, она племянница Дрю, как ни как. Когда она заканчивает песню, мы все хлопаем.
Потом я поворачиваюсь к Долорес.
– Прошлой ночью мне звонил Билли. У него отпуск на несколько недель. Он приезжает в город на следующей неделе и хочет поужинать вместе.
Сарказм стекает со слов Дрю, как шоколад с клубники.
– Говнюк приезжает в город? Как здорово! Все равно, что Рождество.
Долорес смотрит на Дрю.
– Эй, Говнюк – это мое прозвище для него. Найди себе свое.
Дрю кивает.
– Ты права. Мешок с дерьмом подходит ему больше.
Вам интересно, что стало с Банкой Плохих слов? Для тех, кто не в курсе, Банка Плохих слов была придумана Александрой, чтобы штрафовать любого – обычно Дрю – кто матерился в присутствии ее дочери. Изначально, каждое плохое слово стоило доллар, но когда Дрю и я решали свои проблемы, я убедила Маккензи поднять цену до десяти. Называйте меня мстительной.
Как бы то ни было, теперь Банкой больше не пользуются. У Маккензи есть свой счет. И поскольку она уже достаточно взрослая, чтобы писать, она записывает кто и сколько ей должен в свою голубую книжечку, ту самую, в которой она карябает прямо сейчас.
Всем нам придется заплатить, прежде чем уйти. Или же попасть на проценты.
У меня такое чувство, что однажды Маккензи станет первоклассным банкиром.
Она кладет свою книжечку и направляется назад к своей гитаре. Потом поворачивается к Дрю.
– Дядя Дрю?
– Да, милая?
– Откуда берутся дети?
Дрю нисколько не мешкаясь:
– От Бога.
Я узнала основы, когда мне было одиннадцать. Моя мама придерживалась взглядов «навсегда оставайся моей маленькой девочкой и никогда не занимайся сексом». Амелия Уоррен, наоборот, более чем хотела заполнить пробелы. Она хотела, чтобы ее дочь Доллорес и я владели информацией. И были готовы. К тринадцати годам, мы могли натянуть презерватив на банан быстрее любой проститутки.
Чтобы вы не делали, не позволяйте своим детям узнать о деторождении из «То самое видео». Узнать о тычинках и пестиках все равно, что узнать, что Санты не существует – постепенно дети об этом узнают, но это будет воспринять легче, когда это исходит от вас.
Маккензи кивает и возвращается к своей гитаре. Пока не…
– Дядя Дрю.
– Да, Маккензи?
– Ребенок растет у мамы в животике, так?
– Вроде того.
– А как… именно он туда попадает?
Дрю проводит пальцами по своим губам, обдумывая ответ.
А я задерживаю дыхание.
– Ну, ты знаешь, вот когда ты рисуешь? И ты смешиваешь голубой и красный? И у тебя получается…
– Фиолетовый!
– Отлично, да, у тебя получается фиолетовый. Вот и с детьми примерно также. Немного голубой краски от папы, немного красной от мамы, хорошо перемешать вместе, и бум – ты получаешь нового человека. Надеюсь не фиолетового, но если тетя Долорес замешана? Все возможно!
Долорес показывает Дрю средний палец за спиной у Маккензи.
Маккензи кивает. И продолжает перебирать струны. В течение целой минуты.
– Дядя Дрю?
– Даа?
– Как голубая краска от папы попадает в красную к маме?
Дрю поднимает вверх брови. Он заикается.
– Как… как она… попадает туда?
Макензи жестикулирует своей рукой.
– Ну, да. Может доктор ей делает укол с голубой краской? Или мама глотает голубую краску?
Мэтью улыбается.
– Только если папе очень сильно повезет.
Долорес дает ему подзатыльник. Но круглые голубые глаза Маккензи продолжают смотреть на Дрю, ожидая ответа.
Он открывает свой рот.
А потом закрывает.
Потом опять начинает.
А потом останавливается.
Наконец, словно прыгая «бомбочкой» в бассейн в первый весенний день, он рискует.
– Ну… мама и папа занимаются сексом.
Совершенно точно. Александра прибьет его. В этот раз по-настоящему. Я стану вдовой, еще не успев стать женой.
Лицо Маккензи сморщилось в замешательстве.
– Что такое секс?
– Секс это как получаются дети.
Она на мгновение задумывается. А потом кивает.
– О. Хорошо.
Ух ты!
А я думала, что это выпускные экзамены в школе были сложными.
Дрю справился с этим довольно хорошо, вам не кажется? Он умеет обращаться с детьми. Что логично, потому что во многом… он сам все еще ребенок.
В комнату входит Александра. Сейчас она кажется счастливой, сейчас, когда она доказала Стивену, что его «стальное оружие» можно продавить. Она вся светится.
– Чем мы тут занимаемся?
Дрю невинно улыбается.
– Разговариваем о красках.
Александра улыбается и гладит свою дочь по волосам.
Когда Маккензи добавляет.
– И сексе.
Рука Александры останавливается.
– Погоди… что?
Дрю наклоняется и шепчет мне на ухо.
– Наверно, сейчас нам стоит отсюда уйти.
Как только за нами закрывается дверь, мы слышим:
– Дрю!
И Александра больше не кажется счастливой.
* * *
Наконец, подают ужин. Сам процесс поедания пищи проходит спокойно, но во время десерта, Александра стучит своей ложкой по бокалу.
– Пожалуйста, все, можно минуточку внимания?
Она широко улыбается Стивену, а потом продолжает.
– Маккензи хочет сделать объявление.
Маккензи забирается на свой стул и заявляет:
– Мои мама и папа занимались сексом.
За столом гробовая тишина.
Пока Мэтью не поднимает свой бокал
– Поздравляю, Стивен. Это как Комета Галлея, случается раз в 75 лет?
Долорес смеется.
А Джон прочищает свое горло. Неловко.
– Это… это… очень мило, дорогая.
Потом в разговор решает вступить Фрэнк.
– Секс – это хорошо. Заставляет соблюдать режим. Я стараюсь заниматься сексом по крайней мере три раза в неделю. Не то чтобы моя Эстель настолько похотлива, но за сорок лет брака, у нее ни разу не болела голова.
Эстель гордо улыбается, сидя рядом с ним.
А Мэтью закрывает свое лицо руками.
Остальные из нас просто таращимся, с выпученными глазами, слегка открытыми ртами.
До тех пор, пока Дрю не закидывает голову назад и не начинает смеяться.
– Просто великолепно.
Он вытирает глаза, практически мокрые от слез.
Александра качает головой.
– Подождите. Есть еще кое-что. Продолжай, Маккензи.
Маккензи закатывает глаза.
– Ну, это значит, что скоро у них будет ребенок, конечно же. Я буду старшей сестрой.
Отовсюду посыпались поздравления. Энн прослезилась, когда обнимала свою дочь.
– Я так счастлива за вас, дорогая.
Дрю поднимается и с нежностью обнимает свою сестру.
– Поздравляю, Лекс.
Потом он хлопает Стивена по спине.
– Я придержу для тебя комнату для гостей, дружище.
Я не поняла.
– Комнату для гостей?
Дрю объясняет.
– Когда в прошлый раз Александра была беременной, оны вышвырнула Стивена из дома, и это было не раз, и не два, а четыре чертова раза.
Мэтью присоединяется.
– И это не считая того раза, когда она разрешила ему остаться, но выкинула все его вещи в окно.
Дрю усмехается.
– Выглядело так, будто на Парк Авеню взорвался грузовик с Барни и его друзьями.[11]11
«Барни и Друзья» – детский телевизионный сериал. Производство PBS, США. Барни – главный персонаж сериала: это плюшевый фиолетовый Тираннозавр, наделенный человеческими качествами, который своими действиями учит детей вести себя в окружающей среде.
[Закрыть] Еще никогда бомжи не одевались так хорошо.
Александра закатывает глаза и поворачивается ко мне.
– Гормоны. Из-за них случаются действительно ужасные перемены в настроении. Я становлюсь немного… стервозной… во время беременности.
Дрю скалится.
– По сравнению с остальным временем, когда ты такая милая?
Знаете, как некоторые собаки продолжают жевать вашу обувь – не важно, сколько раз вы поддавали им газетой? Они просто не могут устоять?
Дрю одна из таких собак.
Александра поворачивается к своему брату и шипит на него, как кошка на змею.
– Ты знаешь, Дрю, быть беременной? Это как получить карточку «освобождение из тюрьмы»[12]12
Карточка из игры «Монополия».
[Закрыть] нет такого суда в стране, который мог бы меня осудить.
Он медленно пятится назад.
Я качаю на него головой, а потом спрашиваю Александру:
– Помимо этого, как ты себя чувствуешь?
Она пожимает плечами.
– Уставшая, по большей части. И рвота мучает. Большинство женщин тошнит по утрам, но меня по ночам, что просто отвратительно.
А?
Рвота.
Усталость.
Перепады настроения.
Определенно звучит знакомо.
Что? Что вы на меня так смотрите?
Нет, нет – все же знают, что самый верный признак беременности – это задержка. И мои месячные должны один… два… четыре…
Пять…
Мои месячные должны были прийти пять дней назад.
О.
Мой.
Бог.
Глава 5
Отрицание – этот навык я приобрела в молодые годы.
Не думать об этом. Не говорить об этом. Смириться с этим. Проглотить.
В ночь смерти моего отца я не плакала.
Ни когда шериф Митчелл приехал к нам и забрал нас в больницу, ни когда доктор сказал нам, что они его потеряли. Я не проронила ни слезинки, ни во время поминок, ни на похоронах.
Спасибо за ваши соболезнования.
Да, я буду сильной, ради мамы.
Вы так добры.
Через восемь дней после его погребения, мама работала в столовой внизу. Я была на кухне, пыталась открыть банку с солеными огурцами.
Я зашла в спальню родителей и позвала отца на помощь. И вот когда до меня дошло, когда я смотрела на пустую комнату. Его там не было. И больше не будет никогда. Я рухнула на пол и рыдала, как ребенок.
Над банкой с огурцами.
Именно этот навык позволил мне пережить оставшийся вечер у Эвансов. Я улыбаюсь. Болтаю. Обнимаю на прощание Маккензи. Дрю и я едем домой, занимаемся любовью.
И я ничего ему не говорю.
Вы же не кричите пожар в кинотеатре, пока не убедитесь, что там пламя.
Вы когда-нибудь смотрели Унесенные ветром? Скарлетт О’Хара – мой идол.
«Я не могу думать об этом сейчас. Я подумаю об этом завтра»
Таков мой план. По крайней мере, на данный момент.
* * *
Завтра наступило быстро.
И, очевидно, что у Бога нездоровое чувство юмора. Потому что куда не глянь, меня везде окружают беременные.
Вот посмотрите:
Женщина, выгуливающая собаку, которая проходит мимо меня по тротуару, регулировщица движения, женщина на обложке журнала People в газетном киоске, сотрудница офиса в набитом лифте, которая выглядит так, будто она контрабандой несет медицинбол под своей блузкой.
Я закрываю рукой рот и стараюсь держать дистанцию, как турист, пытающийся не подхватить свиной грипп.
Постепенно, я добираюсь до офиса. Сажусь за стул и открываю свой надежный ежедневник.
Да, я все еще пользуюсь бумажным календарем. Дрю купил мне Blackberry на рождество, но он все еще в коробке. Я не доверяю всяким устройствам, которые способны отправить всю мою работу в бездну при нажатии одной кнопки.
Я люблю бумагу. Она твердая – реальная. Разрушить ее – вам надо ее поджечь.
Обычно, я довольно дотошная. Я записываю все. Я – банкир, мы живем и умираем по расписанию. Но последнее время, я какая-то рассеянная, озабочена усталостью и постоянным ощущением вздора вокруг меня. Так что я упустила тот факт, что начала новую упаковку противозачаточных, но месячных после прошлой так и не было.
И говоря о противозачаточных, что с ними?
Девяносто девять процентов эффективности, ну-ну.
Та же самая статистическая погрешность тех тестов на беременность, так что я не собираюсь делать его. Вместо этого, я беру телефон и звоню в офис Доктора Роберты Чанг.
Помните тех четырех студентов, с которыми Долорес, Билли и я жили за пределами кампуса в Пенсильвании? Бобби была одной из них. Ее муж, Даниэль, был другим.
Бобби – удивительный человек. Ее родители мигрировали из Кореи, когда она была ребенком. Она маленькая – до такой степени, что одевается в детском магазине – но у нее характер Амазонки.
Еще она блестящий акушер-гинеколог. Для вас это доктор малыша.
Боб и ее муж переехали в Нью-Йорк всего несколько месяцев назад. Я не видела ее несколько лет, но у нас одна из таких дружб, что мы можем лет десять не общаться, но потом, когда, наконец, мы сходимся, все так, будто мы не пропустили и дня.
Я назначаю встречу и автоматически делаю пометку в планере.
Боб – 7.00
Закрываю книжку и кладу ее рядом с телефоном на столе. Потом я смотрю на часы и понимаю, что опаздываю на встречу.
Черт.
Хватаю папку и выхожу за дверь.
Все еще не думая об этом… на тот случай, если вам интересно.
* * *
Когда я возвращаюсь два часа спустя, Дрю сидит за моим столом, нетерпеливо тарабаня ручкой по темному дереву. Обычно мы вместе обедаем – заказываем в офис – и едим в одном из наших кабинетов.
– Эй.
Он смотрит наверх.
– Привет.
– Ты уже заказал, или ждал меня?
Он в каком-то замешательстве.
– А?
Я присела на край стола.
– Ланч, Дрю. Ты же здесь за этим, верно?
Он качает головой.
– На самом деле, я хотел договориться с тобой об ужине. В Маленькой Италии открылось новое местечко, и мне хочется пасты. Я собирался зарезервировать столик для нас на вечер. В семь.
Я застываю.
Мне не приходилось особо врать. Не со времен старшей школы, по крайней мере. Даже тогда, было не так уж много лжи. Больше… недоговорок о поступках, от которых моя мама взбесилась бы. Когда возникала необходимость соврать, я обращалась к Долорес, она была моим алиби. Сейчас ничего не изменилось.
– Я не могу вечером. Долорес устраивает девичник. Мы уже не встречались какое-то время.
Давайте сделаем паузу. Это важно.
Вы видите его лицо? Приглядитесь поближе, а то вы это пропустите.
Просто на секундочку, так вспышка удивления. Намек на злость… может боль. Потом он берет себя в руки, и его выражение возвращается к нейтральному. В первый раз я пропустила этот взгляд. Вам следует его запомнить. Оно обретет намного больше смысла часов через десять.
Голос Дрю ровный. Как у детектива, который пытается раскусить преступника.
– Ты же виделась с Долорес прошлым вечером.
У меня забулькало в животе, как конфета-шипучка, опущенная в содовую.
– Это было не так, там были все. Сегодня вечером мы будем просто вдвоем. Возьмем чего-нибудь выпить, поедим жирных закусок, и потом я вернусь домой.
Дрю встает, его движения спешные, напряженные.
– Прекрасно, Кейт. Делай, что нахрен хочешь.
Он пытается пройти мимо меня, но я хватаю его за ремень.
– Эй, не будь таким. Мы можем поужинать завтра вечером. Не злись.
Он позволяет мне подтянуть его ближе к себе, но ничего не говорит. Я улыбаюсь ему заигрывающе.
– Ну же, Дрю. Давай пообедаем вместе, а потом, после этого, ты можешь меня взять прям здесь.
Я провожу своей рукой по его груди, пытаясь смягчить его.
Но он не сдается.
– Я не могу. Мне надо закончить кое-какую работу. Поговорим позже.
Он целует меня в лоб, и его губы задерживаются на мне, кажется, дольше, чем обычно. Потом он отстраняется и уходит.
* * *
В Нью-Йорке есть одна вещь, от которой вы зависите. Ждать. Не письма, или доброты своего парня.
Это движение в час-пик. Никогда не подводит. Вот где я сижу прямо сейчас.
Бампер к бамперу.
Я пыталась позвонить Долорес три раза, чтобы предупредить о своей операции прикрытия, но она не отвечала. Сотовые телефоны запрещены в лаборатории. Я также не видела Дрю с тех пор, как он вышел из моего кабинета. Мне, правда, не хочется разговаривать с ним, пока я не узнаю, с чем имею дело.
Когда ты один в практически бездвижимом транспорте, на самом деле мало чем можно заняться.
Кроме как подумать.
Можете догадаться, о чем я сейчас думаю? Даже самая крепкая плотина может со временем дать трещину.
Скарлетт О’Хара покинула свой дом.
Вы когда-нибудь слышали историю об отце Долорес? Это что-то с чем-то!
Когда мы были моложе, Амелия сказала Долорес, что ее отец просто не мог жить с ними. Вот так вот просто. Но когда она стала постарше, Долорес получила полную историю.
Амелия выросла в Калифорнии. Вы можете себе это представить? Амелия – девушка с серфом – молодая и загорелая, худая и непринужденная.
Когда ей было семнадцать, она встретила парня в Санта-Монике Пьер – темные волосы, накаченные руки и глаза цвета нефрита. Его имя было Джои Мартино. У них была мгновенная «связь», и также как Джульетта до нее, Амелия влюбилась быстро и сильно.
Потом пришло время Джои уезжать, и он попросил Амелию поехать с ним. Ее мать сказала ей, что если она выйдет за дверь, то пути назад для нее не будет.
Никогда.
Амелия обняла на прощание свою маленькую сестру и прыгнула на заднее сиденье Харлея Джои. Примерно шесть недель спустя, они проезжали через Гринвиль Огайо. И Амелия поняла, что беременна.
Джои воспринял новость хорошо, и Амелия прыгала от восторга. Тогда они могли стать настоящей семьей.
Но на следующее утро, все, что она обнаружила рядом с собой – это записку. В ней было:
Было весело.
Прости.
Больше Амелия его никогда не видела.
Некоторым детям надо обжечься несколько раз, прежде чем они перестанут играть со спичками. Но Амелия никогда не была таким ребенком. Ей достаточно одного урока, чтобы научиться. С тех пор она только встречалась с некоторым типом мужчин – скромные, простые – никаких льстивых или эффектных или высокомерных. Парни, которые были совсем не похожи на Джои.
Которые совсем не похожи на Дрю.
Вот почему она его не любит.
Нет, не совсем так. Вот почему Амелия ему не доверяет.
Она отвела меня в сторону в то первое Рождество, когда она приехала вместе с моей мамой к нам. Она сказала мне не торопиться, посмотреть, как у нас будет с Дрю.
Потому что она встречала таких раньше.
Ладно, время историй закончилось.
Мы приехали.
* * *
Офисное здание Боби милое – похоже на жилой особняк с настоящей оживленной стоянкой. Сейчас тяжело передвигаться по городу, если вы вдруг не знали. Это загруженная стоянка, которая относится также к соседнему зданию. Машины приезжают и уезжают, и ищут свободное место.
Я глушу мотор и крепко вцепляюсь в руль. И делаю глубокий вдох.
Я могу это сделать.
То есть, правда – это только следующие восемнадцать лет моей жизни, правильно?
Я выбираюсь из машины и пристально смотрю на вывеску в окне здания.
РОБЕРТА ЧАНГ
АКУШЕР-ГИНЕКОЛОГ
Когда я заставляю свои ноги тронуться с места, две большие руки, появившиеся из-за моей спины, накрывают мои глаза. Знакомый голос шепчет мне в ухо:
– Угадай кто?
Я разворачиваюсь кругом, треща по швам. Проживание с кем-то, особенно во время учебы в колледже, создает связь, рожденную в совместном опыте и драгоценных воспоминаниях.
– Даниэль!
Даниэль Уолкер – это человек размером с мамонта. Он и Арнольд Шварценеггер могли запросто быть братьями. Но не позволяйте этому себя одурачить. Он как одна из тех карамелек – твердый снаружи, но с мягкой и сладкой начинкой.
Он ласковый. Щедрый. Сочувствующий.
На третьем курсе, в наш разваливающийся дом решила переехать мышка. Каждый из нас проголосовал за то, чтобы ее убить, кроме Даниэля. Он смастерил ловушку из проволоки, картона и палочек, которая заставила бы гордиться Маленьких Негодяев.[13]13
Американская кинокомедия.
[Закрыть]
И он, на самом деле, поймал этого мерзавца. И мы его оставили. В клетке, как талисман. Мы назвали его Бадом, в честь нашего любимого пива.
Даниэль заключил меня в медвежье объятие, поднял меня, и покрутил кругом. Потом поставил на ноги и поцеловал в щеку.
– Я так рад тебя видеть, Кейт. Выглядишь отлично!
Я так широко улыбаюсь, что даже лицу больно.
– Спасибо, Даниэль. Ты тоже. Ты нисколько не изменился. Как дела?
– Не жалуюсь. Все хорошо, дел много. Все еще прохожу собеседования в больницах.
Даниэль – анестезиолог. Когда есть возможность, они с Боб работают вместе. Как я и Дрю.
Он продолжает.
– Но практика Боби сейчас процветает, так что я сейчас мальчик на побегушках.
Он поднимает вверх пакет с китайской едой.
От запаха у меня в животе все сворачивается, что не очень приятно. Я тяжело сглатываю.
Он обнимает меня за плечо, и мы болтаем несколько минут. Об их переезде, о Долорес и Билли. Я рассказываю ему о Дрю и, как мне хочется встретиться всем вчетвером как-нибудь за ужином.
И тут я слышу громкий звук тормозов по асфальту.
Мы оба поворачиваемся и смотрим, как задние огни скоростной машины исчезают за стоянкой.
Дэниэль качает головой.
– А я думал, что это в Филадельфии водители ненормальные.
Я усмехаюсь.
– О, нет. У Нью-Йоркцев монополия на ненормальное вождение. И сумасшедших бейсбольных фанатов. Не носи здесь свою футболку с командой Филли, это может закончиться кровопролитием.
Даниэль смеется, и мы заходим в здание.
* * *
Что ж, теперь это официально.
Жизнь, которую я знала, кончена.
Я беременна. Залетела. Обрюхателась. Я не слишком удивилась. Просто надеялась, что ошибалась.
По словам Боби, виноваты мои антибиотики. Они стал причиной уменьшения эффективности противозачаточных таблеток.
Так что теперь вы понимаете, что я имела в виду, когда говорила о тех брошюрах? Читайте их. Изучайте их. Живите по ним.
Сейчас еще рано делать ультразвук, так что мне надо вернуться сюда через две недели. И каждый день мне нужно принимать витамины для беременных, которые такие здоровые, что ими может подавиться сам слон.
Везет мне.
Я паркую свою машину в гараже, но я не поднимаюсь в квартиру. Одна из лучших сторон жизни в большом городе – это то, что всегда поблизости есть место, которое открыто, чтобы пойти куда-нибудь, где есть люди.
Я вышла на тротуар и прошла несколько домов, пытаясь прочистить голову. Пытаясь решить, какого хрена я сейчас должна делать.
Если вам интересно, почему я не выгляжу счастливой, это потому что я не счастлива. Вы должны понять, я никогда не была такой девочкой. Я не играла в куколки, я играла с кассовым аппаратом своих родителей. Когда другие дети рвались в детский магазин? Я хотела пойти в магазин офисных товаров.
