Текст книги "Черный Корсар"

Автор книги: Эмилио Сальгари

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 20 страниц)

Глава II. ОТЧАЯННАЯ ВЫЛАЗКА

Кармо бросился выполнять поручение, зная, что прославленный корсар не любит медлить.

Он нашел Ван Штиллера недалеко от люка, где тот разговаривал с боцманом и флибустьерами, расспрашивавшими его об ужасном конце Красного корсара и членов его команды. Моряки наперебой предлагали самые ужасные планы мести испанцам и прежде всего губернатору. Узнав, что приказано готовить шлюпку для возвращения на берег, откуда они чудом унесли ноги, гамбуржец не смог скрыть смущения и тревоги.

– Опять туда!.. – воскликнул он. – Да мы оставим там свою шкуру, Кармо.

– На этот раз мы будем не одни.

– Кто же поедет с нами?

– Черный корсар.

– А, в таком случае я не боюсь. Значит, мы вернемся в Маракайбо?

– Да, дорогой мой, и мы с тобой будем героями, если доведем это дело до конца… Послушай, боцман, прикажи опустить в лодку три аркебузы, патроны, пару абордажных сабель и провиант. Никто не знает, что с нами может случиться.

– Все сделано, – ответил боцман. – Даже табак не забыт.

– Спасибо, друг. Ты боцман что надо.

– Вот он, – сказал в это время Ван Штиллер.

На мостике появился корсар. На нем было все то же траурное одеяние, но сбоку торчала длинная шпага, а за поясом виднелась пара больших пистолетов и острый испанский кинжал, прозванный «господи, спаси». На руке у него был накинут широкий плащ того же цвета, что и платье.

Он подошел к человеку, стоявшему на капитанском мостике, сказал ему несколько слов, а затем бросил краткое приказание обоим флибустьерам:

– Поехали.

– Мы готовы, – ответил Кармо.

Все трое спустились в лодку, пришвартованную к корме и уже снаряженную оружием и провиантом. Накинув на себя плащ, корсар сел на носу, а флибустьеры, взяв весла, с большим усердием стали совершать трудный маневр.

Корабль флибустьеров тут же погасил позиционные огни и, подняв паруса, поплыл за лодкой, не обгоняя ее. Помощник капитана, по всей вероятности, хотел проводить своего командира до берега, чтобы защитить в случае опасности.

Подперев голову рукой, корсар возлежал на носу лодки. Он был молчалив, но его взгляд, острый, как у орла, внимательно ощупывал темный горизонт, как бы пытаясь разглядеть южноамериканский берег, скрывавшийся во тьме.

Время от времени он поворачивал голову к кораблю, неотступно следовавшему за ним на расстоянии семи-восьми швартовых, потом снова устремлял свой взгляд на юг.

Ван Штиллер и Кармо тем временем работали не покладая рук, заставляя легкую лодку птицей нестись по черным волнам. Ни тот, ни другой, казалось, ничуть не боялись вернуться на берег, населенный их заклятыми врагами, настолько они были уверены в храбрости доблестного корсара, державшего в страхе все приморские города Мексиканского залива.

Внутренние воды в заливе Маракайбо были гладкими, как масло. Это позволило гребцам идти быстрее вперед, не особенно налегая на весла. Волнение здесь вообще случается редко, так как берега в этом месте, защищенном от высоких валов двумя мысами, невысоки, а подводные течения слабы.

Оба флибустьера гребли уже около часа, когда Черный корсар резко вскочил на ноги, словно желая охватить взглядом весь горизонт.

К юго-востоку у самой воды ежеминутно мигал огонек, который невозможно было принять за звезду.

– Маракайбо, – сказал корсар голосом, в котором слышался гнев.

– Да, – ответил Кармо, повернувшись в ту сторону.

– Сколько нам еще плыть?

– Около мили, капитан.

– Значит, к полуночи мы будем там?

– Да.

– Кто-нибудь ведет наблюдение с моря?

– Да. Таможенники.

– Надо их обойти.

– Мы знаем место, где можно спокойно высадиться и спрятать лодку в зарослях.

– Вперед!

– Одно слово, капитан.

– Говори.

– Было бы лучше, если бы ваш корабль дальше не шел за нами.

– Он уже лег на другой галс и будет ждать нас в открытом море, – ответил корсар.

Постояв в задумчивости несколько минут, он продолжал:

– Правда ли, что здесь ходит испанская эскадра?

– Да, капитан, эскадра адмирала Толедо охраняет Маракайбо и Гибралтар.[2]2
  Название, употребляемое Э. Сальгари для обозначения одной из испанских крепостей на берегу Карибского моря.


[Закрыть]

– Ах, так они боятся? Но Олоннэ на Тортуге, а вдвоем мы его потопим. Еще немного терпения, и скоро Ван Гульд узнает, на что мы способны.

Он снова завернулся в плащ, надвинул шляпу на глаза и вернулся на свое место, ни на минуту не спуская глаз со светлой точки портового маяка.

Лодка двинулась дальше, но теперь ее нос не был больше устремлен в сторону входа в гавань, так как моряки хотели ускользнуть от таможенной охраны, которая не преминула бы остановить лодку и арестовать всех находившихся в ней.

Через полчаса отчетливо вырисовался берег залива, так как до него оставалось не более трех-четырех швартовых. Берег отлого спускался в море, однако путь к нему преграждали заросли мангров – тропических растений, произрастающих преимущественно на отмелях и способствующих распространению vomito prieto – желтой лихорадки.

За ними виднелся густой лес, рассекавший звездное небо тяжелыми перистыми листьями огромных размеров.

Замедлив ход, Кармо и Ван Штиллер обернулись, чтобы посмотреть на берег. Они продвигались вперед с большой осторожностью, стараясь не делать шума и смотря по сторонам, словно опасаясь засады.

Черный корсар, напротив, оставался недвижим. Он лишь положил рядом с собой три ружья и готов был встретить огнем тех, кто осмелился бы к ним приблизиться.

Было около полуночи, когда лодка причалила к берегу, пробив себе дорогу среди тростника и кривых коряг.

Корсар выпрямился во весь рост, окинул быстрым взглядом берег, легко соскочил на землю и закрепил лодку среди кустов.

– Оставьте ружья в лодке, – сказал он Ван Штиллеру и Кармо. – У вас есть пистолеты?

– Да, капитан, – ответил Ван Штиллер.

– Вы знаете, где мы находимся?

– В десяти-двенадцати милях от Маракайбо.

– Город за этим лесом?

– На краю этих огромных зарослей.

– Сможем ли мы попасть в него сегодня ночью?

– Это невозможно, капитан. Чаща здесь настолько густая, что мы вряд ли выберемся из нее раньше чем завтра к утру.

– Так что нам придется выжидать до завтрашнего вечера?

– Если вы не отважитесь появиться в Маракайбо днем, то лучше подождать.

– Идти в город днем было бы безрассудством, – сказал корсар как бы про себя. – Будь тут со мной мой корабль, я бы на это решился, но «Молниеносный» плавает сейчас в Великом заливе.

Несколько минут он стоял молча, неподвижно, словно погруженный в глубокие раздумья.

– А тело моего брата мы застанем еще на виселице? – спросил он наконец.

– Три дня его не будут убирать с площади Гранады, – ответил Кармо.

– Тогда время еще не потеряно. У вас есть знакомые в Маракайбо?

– Да, африканец, который дал нам лодку и помог скрыться. Он живет на опушке леса в одинокой хижине.

– Он нас не выдаст?

– Ручаюсь за него.

– Тогда в дорогу!

Они взобрались на берег. Кармо пошел впереди, за ним двинулся корсар, Ван Штиллер замыкал шествие. Все трое вошли в темную чащу. Они шли осторожно, напрягая слух и не снимая руки с пистолета. На каждом шагу могла быть засада.

Лес высился перед ними, словно свод мрачной пещеры. Стволы всевозможных форм и размеров возносили к небу огромные листья, совершенно скрывавшие звездное небо.

Вокруг свисали гирлянды лиан, которые переплетались самым причудливым образом, карабкались на пальмы и низвергались вниз, обвивая стволы деревьев и сплетаясь на земле с огромными корнями, немало мешавшими продвижению вперед трех флибустьеров и заставлявшими их делать обходы или пускать в ход абордажные сабли, чтобы проложить себе путь. Бледные отблески каких-то огромных светящихся точек, время от времени отбрасывавших настоящие лучи света, мелькали то у самой почвы, то среди листвы окружавших стволов. Они внезапно гасли, затем снова загорались, освещая все вокруг светом несравненной красоты, напоминавшим сияние волшебного фонарика.

Это были огромные южноамериканские светляки, так называемые «бродячие огни», испускавшие столь яркий свет, что при нем можно было прочесть мелкий шрифт на расстоянии нескольких шагов. С помощью трех-четырех таких светляков, помещенных в стеклянную банку, можно было бы осветить целую комнату. Среди них попадались и другие фосфоресцирующие насекомые, обитающие большими роями в лесах Гвианы и Эквадора – так называемые lampyris occidental, или тропические светляки.

В глубоком молчании три флибустьера продолжали углубляться в чащу, не забывая о необходимых предосторожностях, так как, помимо людей, им приходилось еще страшиться обитателей джунглей: кровожадных ягуаров и ядовитых змей, особенно жарараки – опаснейшей змеи, которую трудно различить даже днем, ибо она обладает кожей цвета засохших листьев.

Они прошли уже мили две, как вдруг Кармо, лучше всех знавший эти места и потому все время шедший впереди, резко остановился и поспешно взвел курок одного из своих пистолетов.

– Что там – ягуар или человек? – спросил корсар без малейшего страха.

– Может, ягуар, а может, и шпион, – ответил Кармо. – В этой стране ни за что нельзя поручиться.

– Где он прошел?

– Шагах в двадцати от меня.

Корсар наклонился к земле, внимательно прислушался, затаив дыхание. До него донесся легкий шорох листьев, однако он был настолько слаб, что только натренированный и острый слух мог его различить.

– Может, это зверь, – сказал он, выпрямляясь. – Ба!.. Мы ведь не робкого десятка. Сабли в руки – и за мной!

Зайдя за ствол огромного дерева, возвышавшегося среди пальм, он остановился в куще гигантских листьев и стал вглядываться в темноту.

Шороха сухих листьев не было больше слышно, однако до его слуха долетело металлическое позвякивание, и тут же раздался сухой щелчок, словно кто-то взвел курок.

– Стойте, – шепотом промолвил капитан, обернувшись к спутникам. – За нами кто-то следит и ждет подходящего момента, чтобы угостить нас пулей!

– Неужели нас заметили при высадке? – пробормотал с беспокойством Кармо. – У этих испанцев повсюду шпионы.

Держа в правой руке шпагу, а в левой – пистолет, корсар старался раздвинуть листья, не производя шума. Внезапно Кармо и Ван Штиллер увидели, как он устремился вперед и набросился на какую-то человеческую фигуру, неожиданно возникшую в кустах.

Нападение корсара было столь внезапным и стремительным, что человек, сидевший в засаде, полетел вверх тормашками от удара эфесом шпаги.

Кармой Ван Штиллер стремительно бросились к незнакомцу; первый поспешил подхватить мушкет, который тот выпустил из рук, так и не успев разрядить его, второй, направив на него пистолет, приказал:

– Не двигаться, или я размозжу тебе голову!

– Это один из наших врагов, – сказал, наклоняясь к нему, корсар.

– Солдат проклятого Ван Гульда… – ответил Ван Штиллер. – Зачем ты здесь прятался, хотел бы я знать?

Испанец, оглушенный ударом шпаги корсара, стал приходить в себя, пытаясь приподняться.

– Каррамба! – пробормотал он с дрожью в голосе. – Уж не угодил ли я в руки к дьяволу?

– Ты угадал, – сказал Кармо. – Вы ведь любите так называть нас, флибустьеров.

Испанец вздрогнул, и Кармо заметил это.

– Ничего пока не бойся! – засмеялся он. – Бояться будешь позже, когда мы попросим тебя сплясать фанданго с веревкой на шее. – Обернувшись к корсару, молча разглядывавшему пленника, он спросил его: – Прикончим его из пистолета?

– Нет, – ответил капитан.

– Вздернем на дереве?

– Не надо.

– А вдруг он из тех, кто вешал Береговых братьев и Красного корсара, мой капитан?

При этом напоминании грозная тень промелькнула в глазах Черного корсара, но тут же исчезла.

– Я не желаю его смерти, – сказал он глухо. – Живой он нам будет полезней.

– Тогда свяжем его покрепче.

Флибустьеры сняли красные шерстяные кушаки и связали ими руки пленника, не посмевшего оказать сопротивление.

– Посмотрим теперь, кто ты такой, – сказал Кармо.

Он зажег кусок фитиля, оказавшийся у него в кармане, и поднес его к лицу испанца.

Несчастному, угодившему в руки прославленных корсаров с Тортуги, было лет тридцать. Высокий и худой, он походил на своего земляка Дон Кихота; рыжеватая бородка обрамляла его грубое лицо, глаза были расширены от ужаса. Его наряд состоял из желтой кожаной куртки с узорами, коротких широких штанов в черную и красную полоску и высоких сапог из темной кожи. Голову прикрывал стальной шлем со старым, основательно пощипанным пером, на поясе висела длинная шпага, вставленная в заржавевшие с обоих концов ножны.

– Клянусь дьяволом, которому я служу!.. – воскликнул со смехом Кармо. – Если у губернатора Маракайбо все такие молодцы, то выходит, он не кормит их каплунами. Взгляните-ка, ведь он тощ, как селедка. Вздернуть его на сук будет легко.

– Я не велел его вешать, – повторил корсар. Дотронувшись до пленника кончиком шпаги, он приказал: – А теперь говори, если шкура тебе дорога.

– Шкуру вы все равно с меня спустите, – ответил испанец. – Скажу я вам все, что вы хотите, или не скажу, живым от вас не уйти!

– А испанец не трус, – заметил Ван Штиллер.

– Своим ответом он заслужил пощаду, – добавил корсар. – Ну, будешь ты говорить?

– Нет, – ответил пленник.

– Я обещал тебя пощадить.

– А кто вам поверит?

– Кто?.. Да знаешь ли ты, кто я такой?

– Флибустьер.

– Да, но зовут меня Черный корсар.

– Пресвятая богородица Гваделупская! – воскликнул испанец, посинев от страха. – Черный корсар в этих местах!.. Вы явились, чтобы уничтожить всех нас и отомстить за вашего брата, Красного корсара?

– Да, если ты не будешь говорить, – ответил мрачно флибустьер. – Я уничтожу вас всех, а от Маракайбо не оставлю камня на камне.

– Por todos santos![3]3
  Ради всех святых! (исп.).


[Закрыть] Черный Корсар здесь!.. – повторил пленник, не пришедший еще в себя от неожиданности.

– Говори!..

– Я погиб, и ничто меня не спасет.

– Да будет тебе известно, Черный корсар – рыцарь и умеет держать слово, – торжественно сказал капитан.

– Тогда спрашивайте.

Глава III. ПЛЕННИК

По знаку капитана Ван Штиллер и Кармо подняли пленного и усадили его под деревом. Они не стали развязывать его, хотя были уверены, что он не настолько безумен, чтобы попытаться бежать.

Корсар уселся напротив испанца на огромное сплетение корней, напоминавшее клубок змей, а оба флибустьера стояли в зарослях на страже: могло статься, что пленник пришел не один.

– Отвечай мне, – проговорил корсар после недолгого молчания. – Тело моего брата все еще висит на площади?..

– Да, – ответил пленник. – Губернатор велел не снимать его три дня и три ночи, а потом бросить в джунгли на съедение диким зверям.

– Как ты думаешь, можно его похитить?

– Наверное. Ведь ночью площадь Гранады охраняет только один часовой; правда, повешенных там пятнадцать, но ведь они же не сбегут!

– Пятнадцать!.. – воскликнул мрачно корсар. – Значит, Ван Гульд не пощадил никого?

– Никого.

– И он не боится мести флибустьеров с Тортуги?

– В Маракайбо хватает пушек и солдат. Презрительная улыбка скривила губы гордого корсара:

– Что пушки! Наши абордажные сабли стоят большего, вы это видели во время штурма Сан-Франциско ди Кампече, в Сан-Агостино во Флориде и в других местах.

– Верно, но в Маракайбо Ван Гульд чувствует себя в безопасности.

– Ах так!.. Посмотрим, как он запоет, когда я сговорюсь с Олоннэ.

– С Олоннэ!.. – воскликнул, весь трепеща от ужаса, испанец.

Корсар, казалось, не обратил внимания на испуг пленного, так как продолжал другим тоном:

– Что ты делал в лесу?

– Охранял побережье.

– Один?

– Да, один.

– Испанцы боятся нашего нападения?..

– Опасаются, потому что в заливе замечен подозрительный корабль.

– Чей? Мой?

– Раз вы здесь, то это, должно быть, ваш корабль.

– И губернатор поспешил, наверное, укрепиться.

– Более того, он послал надежных людей в Гибралтар, чтобы предупредить адмирала.

На этот раз настал черед капитану содрогнуться от мрачных предчувствий.

– О! – воскликнул он; его лицо стало еще бледнее. – Так, значит, мой корабль в большой опасности! Впрочем, когда корабли адмирала подойдут к Маракайбо, я уже буду на борту «Молниеносного».

Он резко поднялся, свистом подозвал флибустьеров, стоявших в зарослях на карауле, и кратко приказал:

– В путь!

– А что делать с этим человеком? – спросил Кармо.

– Возьмем его с собой. Если он сбежит, вы ответите мне за него.

– Гром и молния! – воскликнул Ван Штиллер. – Я его буду держать за пояс, чтобы ему и в голову не пришло удариться в бега.

Они снова тронулись в путь, держась друг за другом. Кармо шел впереди, Ван Штиллер – сзади, стараясь ни на минуту не упускать из виду пленника.

Начало светать. Темнота быстро рассеивалась, прогоняемая розовым светом, разливавшимся по небу и проникавшим даже сквозь чащу гигантских деревьев.

Обезьяны, столь многочисленные в Южной Америке, особенно в Венесуэле, просыпаясь, наполняли джунгли странными криками.

На вершинах асай – грациозных пальм с тонким изящным стволом, в зеленой листве огромных эриодендронов, в зарослях сипосов – крупных лиан, вьющихся по стволу деревьев или цепляющихся за воздушные корни ароидных кустарников, на ветках роскошных бромелий, усыпанных пунцовыми цветами, – всюду можно было заметить ловко скачущих обезьян всевозможных пород.

Тут расположилось небольшое стадо мико – самых мелких и вместе с тем самых ловких и умных обезьянок, настолько миниатюрных, что их можно спрятать в карман пиджака; там бродило стадо львиных игрунок – обезьян чуть побольше белки, украшенных прекрасной гривой, делающей их похожими на маленьких львов; чуть поодаль виднелась группа мои – самых тощих на свете обезьян с такими длинными лапами, что они похожи на огромных пауков; еще дальше – компания макак, страдающих манией опустошения и наводящих ужас на бедных плантаторов.

Не было недостатка и в пернатых, крики которых смешивались с воплями обезьян. Среди огромных листьев помпонассы, идущих на изготовление прекрасных легких шляп, в рощах ларансий, усеянных цветами с острым душистым запахом, на кварезмах, стройных пальмах с пурпурными цветками, во весь голос распевали маленькие лори – разновидность попугаев с головой темно-синего цвета, раскачивались ара – крупные красные попугаи, с утра до вечера с упорством, достойным лучшего применения, без конца повторяющие: «Ара, ара…», стонали «плаксы», прозванные так за свой жалобный крик, напоминающий детский плач.

Путники не останавливались, чтобы полюбоваться цветами и птицами. Они шли быстро, отыскивали тропки, проложенные дикими зверями или местными жителями, стараясь поскорее выбраться из этого хаоса растительности и увидеть Маракайбо.

Корсар снова стал задумчив и мрачен, каким он был у себя на корабле или во время пирушек на Тортуге.

Завернувшись в широкий черный плащ, надвинув шляпу на глаза и не снимая левой руки с эфеса шпаги, хмурый, он шагал вслед за Кармо, не глядя ни на своих товарищей, ни на пленного, словно во всем мире был только он один.

Хорошо зная его привычки, флибустьеры остерегались задавать ему вопросы и отрывать его от размышлений. Самое большее, что они себе позволяли, – обменяться вполголоса между собой несколькими словами, чтобы посоветоваться, куда идти. Чем дальше углублялись они в заросли гигантских сипосов, высоченных пальм, якарандо и массараудубов, тем больше они прибавляли шагу, то и дело вспугивая стаи пташек, называемых трохилидами, или птицей-мухой, и отличающихся красивым оперением переливчатого синего цвета и огненно-красным клювом.

Они шли уже около двух часов, все больше ускоряя шаг, как вдруг Кармо, поколебавшись минуту и оглядев внимательно деревья и почву, остановился и показал Ван Штиллеру на заросли кустов кухейры – растения с кожистыми листьями, издающими неясные звуки, когда дует ветер.

– Это здесь, Ван Штиллер? – спросил он. – Мне кажется, я не ошибаюсь.

Почти в тот же миг из кустов донеслись нежные, мелодичные звуки. Казалось, кто-то играл на флейте.

– Что это? – спросил корсар, внезапно подняв голову и откинув плащ.

– Это свирель Моко, – с улыбкой ответил Кармо.

– А кто такой Моко?

– Африканец, который помог нам бежать. Его хижина где-то здесь поблизости.

– А почему он играет?

– Видно, обучает своих питомцев.

– Он что, заклинатель змей?

– Да, капитан.

– Но его свирель может нас выдать.

– Я отберу ее, а змей пустим погулять в лесок.

Корсар сделал знак следовать дальше, но на всякий случай обнажил шпагу, словно опасаясь неприятного сюрприза.

Найдя едва заметную тропинку, Кармо стал пробираться сквозь кусты, но вдруг, остановившись, испустил вопль, в котором слышалось удивление, смешанное с отвращением.

Перед лачугой с плетеными стенами, с крышей, покрытой большими пальмовыми листьями и полускрытой ветвями кухейры – гигантского растения, дающего плоды, подобные тыкве, – сидел человек могучего телосложения. Это был один из лучших представителей африканской расы, ибо отличался высоким ростом, широкими и крепкими плечами, могучей грудью, мускулистыми руками и ногами, несомненно обладавший огромной силой.

Несмотря на мясистые губы, приплюснутый нос и выдающиеся скулы, его лицо не было некрасивым. В нем светилась доброта и детская наивность.

Сидя на бревне, он наигрывал на свирели, сделанной из тонкой бамбуковой тростинки. Он извлекал из нее долгие мягкие звуки удивительной нежности и красоты. А у его ног плавно извивались восемь или десять опаснейших пресмыкающихся.

Среди них было несколько жарарак – небольших змей табачного цвета со сплюснутой треугольной головой на тоненькой шее и настолько ядовитых, что индейцы называют их «проклятыми», несколько черных очковых змей, называемых также «ай-ай» и обладающих почти моментально действующим ядом, гремучие змеи, или змеи-колокольчики, несколько уруту – змей с крестовидными полосками на голове, чей укус вызывает паралич части тела, которой они коснулись.

Услыхав возглас Кармо, африканец поднял огромные, блестевшие, будто фарфоровые, глаза, устремил их на флибустьера, а затем, отняв свирель ото рта, произнес с удивлением:

– Это вы?.. Опять здесь?.. А я-то думал, что вы далеко в заливе и испанцам вас не достать!

– Да, это мы, но… черт меня побери, если я сделаю хоть шаг в присутствии этих отвратительных гадов, которые тебя окружают.

– Мои зверюшки не причиняют вреда друзьям! – ответил негр со смехом. – Подожди минутку, белый кум, я их отправлю спать.

Он взял корзину, сплетенную из листьев, положил в нее присмиревших змей и аккуратно закрыл ее, привалив для надежности большим камнем.

– Теперь можешь без страха войти ко мне в хижину, белый кум, – сказал он. – Ты один?

– Нет, я привел с собой капитана моего корабля, брата Красного корсара.

– Черного корсара?.. Он здесь?.. Маракайбо содрогнется от страха!..

– Тише, добрый мой брат. Предоставь в наше распоряжение свою хижину, и ты об этом не пожалеешь.

В это время появился корсар с пленным и Ван Штиллером. Он помахал рукой в знак приветствия африканцу, ожидавшему его возле хижины, а затем вошел в нее следом за Кармо.

– Так это и есть тот человек, который помог тебе бежать? – спросил он.

– Да, капитан.

– Он, наверное, ненавидит испанцев?

– Так же, как и мы.

– Он хорошо знает Маракайбо?

– Как мы – Тортугу.

Корсар обернулся, чтобы взглянуть на африканца. Восхищенный мощной мускулатурой этого сына Африки, он сказал как бы про себя:

– Вот человек, который может мне помочь.

Обведя взглядом хижину, он увидел в углу грубо сплетенный из веток стул. Сев на него, он снова погрузился в раздумье.

Тем временем хозяин хижины поспешил принести несколько лепешек из маниоки – муки, приготовляемой из некоторых ядовитейших корнеплодов, которые, однако, при измельчении и сушке теряют свои ядовитые свойства, плоды аноны мурикаты, похожие на зеленые шишки, содержащие под чешуйчатой кожурой нежнейший беловатый сок, и несколько дюжин каких-то душистых плодов золотистого цвета, очень приятных на вкус и питательных.

Ко всем этим яствам он добавил еще тыкву, наполненную «пульке» – своего рода брагой, изготовляемой из агавы.

Трое флибустьеров, у которых за всю ночь не было во рту и маковой росинки, отдали должное приготовленному завтраку. Пленнику тоже кое-что перепало. Затем они кое-как устроились на кучах свежих листьев, которые африканец принес в хижину, и спокойно заснули, будто ничто им не грозило.

Моко, которому белый кум поручил сторожить пленного, хорошенько его связал и встал на страже.

В течение всего дня никто из трех флибустьеров не пошевельнул и пальцем, но, как только опустились сумерки, корсар резко приподнялся.

Он был бледнее обычного, а в черных глазах поблескивали огоньки.

Два или три раза он торопливо обошел хижину, затем, остановившись перед узником, сказал:

– Я обещал тебя не убивать, хотя имел полное право вздернуть тебя на первом же дереве в лесу; теперь ты должен мне сказать, как мне незаметно прокрасться во дворец к губернатору.

– Вы собираетесь его убить в отместку за Красного корсара?

– Убить!.. – воскликнул гневно флибустьер. – Я боец, а не убийца, ибо я – рыцарь. Вызвать его на дуэль куда ни шло, а убивать исподтишка – это не по мне.

– Губернатор стар, а вы молоды, и вам не удастся войти к нему в спальню не замеченным множеством солдат, которые его охраняют.

– Я знаю, что он смел.

– Да, как лев.

– Ну, тогда все в порядке, я надеюсь скоро с ним увидеться.

Обернувшись к флибустьерам, он сказал Ван Штиллеру:

– Ты останешься здесь охранять этого человека.

– Но с него достаточно африканца, капитан.

– Нет, африканец силен, как Геркулес, и он мне понадобится, чтобы нести тело моего брата. Пойдем, Кармо, выпьем по бутылочке испанского винца в Маракайбо.

– Тысяча акул!.. В такую-то темь, капитан!.. – воскликнул Кармо.

– А ты, никак, трусишь?

– Да с вами я готов хоть в преисподнюю, хоть к черту на рога, но боюсь, что вас схватят.

Насмешливая улыбка искривила тонкие губы корсара.

– Посмотрим, – сказал он. – Идем же!