Текст книги "На Дальнем Западе (др. изд.)"

Автор книги: Эмилио Сальгари

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 17 страниц)

Оглянувшись, прикрывавший вместе с трапперами отступление Джон Мэксим невольно вскрикнул: он увидел неподалеку массивного и могучего коня, во всаднике которого без труда распознал лжегамбусино – Красное Облако, вождя Воронов. Но индеец был не один: ускользнувшая каким-то чудом из пылающей усадьбы Миннегага уже присоединилась к отцу и теперь неслась в бешеной погоне за ненавистными белыми, сидя за спиною отца и понукая коня пронзительным, нечеловеческим криком.

– Видел? Змея! Как она выскочила из огня? – крикнул трапперу Гарри индейский агент.

– Видел! – отозвался тот. – Постой, я попробую снять ее с седла пулею…

– Оставь! Нельзя задерживаться ни на мгновение, – остановил его Джон Мэксим. – Гони, гони своего коня, а то быть и твоему скальпу у седла какого-нибудь краснокожего…

Повинуясь приказанию агента, Гарри помчался вперед, ворча, что из-за этой проклятой индианки, помимо всего прочего, ему пришлось не раз лишиться своей законной порции…

– Не ворчи! – окликнул его Джон Мэксим. – Дай Бог нам хоть унести благополучно ноги! Уцелеем – тогда посмотрим. Доберемся и до индейцев. Тогда я охотно уступлю тебе девчонку, а на себя возьму обязанность отправить к Маниту или куда-нибудь еще подальше ее мамашу, этого сахэма в юбке – Яллу!

Беглецы, выбравшись с территории асиенды, неслись на восток, ибо только в этом направлении могли оказаться войска правительства Штатов, но в этом же направлении могли встретиться и бродящие по степи чейены.

Но надежды Джона Мэксима на то, что индейские лошади во многом будут уступать коням полковника Деванделля, оправдывались в незначительной степени: километр за километром оставался позади беглецов, а крики индейцев доносились ясно и отчетливо, и часто над головами преследуемых свистели пули краснокожих.

Правда, в погоне принимали участие отнюдь не все индейцы: большинство очень скоро отстало, может быть из-за усталости лошадей, а может и занявшись окончательным разгромом асиенды и угоном еще уцелевшего скота. С тем большим остервенением продолжал погоню весьма значительный отряд краснокожих на казавшихся неутомимыми мустангах во главе с неукротимой мстительницей Яллой, женщиной – сахэмом племени сиу.

И мало-помалу таял отряд беглецов: безжалостные пули находили своих жертв среди негров и мулатов… Каким-то чудом до сих пор невредимыми оставались только дети полковника Деванделля и трапперы.

В этой безумной, отчаянной скачке прошло таким образом более двух часов. За это время почти все спасшиеся из асиенды негры и мулаты погибли и их скальпы были в руках беспощадных индейцев.

Но невероятные усилия лошадей краснокожих, уже достаточно утомленных предшествующими тяжелыми атаками на асиенду, стали наконец сказываться усталостью: индейцы, только что, казалось, уже нагонявшие преследуемых, чтобы покончить с ними, вдруг начали отставать все больше и больше. Они немилосердно хлестали своих коней, кололи их ножами, но лошади уже выбивались из сил и замедляли безумный бег. А кони белых, хотя и утомленные, все же были еще способны к скачке и уносили своих седоков все дальше и дальше от смертельной опасности.

Надежда начала проникать в сердце Джона Мэксима. Если бы удалось продержаться еще полчаса, дело индейцев, по крайней мере на этот раз, будет проиграно.

Но прошло еще несколько минут и с уст Джона Мэксима сорвался крик отчаяния, а лицо его побледнело и на глазах выступили слезы.

– Что случилось? – спросил его скакавший рядом траппер Гарри.

– Мы… пропали! – воскликнул срывающимся и тоскливым голосом янки.

– Что ты говоришь, Джон? Что случилось? Ведь индейцы-то отстают, а мы еще в силах уходить…

– Впереди полоса болота!

– Проклятье! Что же делать, Джон? Неужто сдаваться?

– Нет! Попытаемся еще раз. Помнишь, как мы проскочили тогда? Может быть, удастся и теперь. Найдем какой-нибудь брод…

– А если мы повернем вдоль берега? Ведь можем попасть на зыбучие пески, и тогда…

Джон Мэксим безнадежно махнул рукою.

– Свернуть в сторону – это значит отдаться индейцам. Они сейчас же перережут нам путь и схватят нас голыми руками… Так вперед же!

И Джон Мэксим погнал своего коня в тинистые воды болота. Почти тотчас же его лошадь погрузилась чуть ли не по холку и потеряла почву под ногами, но неимоверным усилием выкарабкалась из засасывающей ее грязи, сделала отчаянный прыжок, нащупала копытами более устойчивую почву и пошла, показывая путь другим.

Через некоторое время позади Джона Мэксима послышались отчаянные крики: кони обоих трапперов провалились почти одновременно и загородили дорогу остальным.

– Пришпоривайте, пришпоривайте! – кричал Джон Мэксим, конь которого, как безумный, огромными прыжками проносился по болоту и был уже близок к спасительному берегу.

Но тщетны были усилия Гарри и Джорджа: их лошади завязли безнадежно. Они с каждой минутой погружались в тину, их засасывала бездна…

Та же участь постигла и несчастных детей полковника Деванделля: индейцы приближались, а бледнолицые, за исключением одного Джона Мэксима, тщетно бились в зыбкой тине болота…

Джон Мэксим уже благополучно выскочил на берег. В это время до его слуха донесся клич Левой Руки:

– Стреляйте по цветным, но берегитесь убить бледнолицых! Ялла хочет иметь их живыми и невредимыми…

Джон Мэксим поднял на дыбы своего коня, словно решившись вновь присоединиться к товарищам, но потом, тряхнув головою, дал шпоры своей лошади и скрылся из глаз…

В глубине сердца и Джордж, и Мэри думали, что янки поступил не так, как должен был поступить: он оставлял их в руках индейцев. Но потом пришла мысль: ведь возвращение Джона Мэксима было совершенно бесполезным. Он жертвовал бы собою, ни на йоту не изменяя положения остальных. А оставаясь на свободе, он, может быть, мог еще оказать помощь несчастным…

Загремели выстрелы карабинов краснокожих, и немногие уцелевшие негры и мулаты, барахтавшиеся в болоте у ног Мэри и Джорджа Деванделль, были поглощены бездной, прекратившей агонию и спасшей бедняг от невероятных мучений, которым они подверглись бы, если бы попали живыми в руки краснокожих.

Оба траппера, стиснув зубы, держали карабины в руках, готовясь стрелять. Но мгновение спустя Гарри опустил ружье со словами:

– Ничего не поделаешь! Шабаш! Быть бычку на веревочке! Плакали мои волосы… Но не будем понапрасну еще больше раздражать этих господ: они и так разъярены в достаточной мере… Одним мертвым индейцем больше или меньше – никакой разницы не будет, а они попросту сейчас же перестреляют нас.

Оглянувшись, Гарри вздохнул:

– А Джон таки улепетнул? Ну что же? Ему повезло! Пожелаем ему счастливого пути. Пусть хоть он унесет от краснокожих свой скальп.

Затем он швырнул в тину свое ставшее бесполезным ружье.

– Не доставайся дьяволам!

В это время на берегу находилось уже не менее ста индейцев. Ружья их были направлены на неподвижно застывших среди тины беглецов. Если бы Ялла или Левая Рука подали сигнал, все было бы покончено в мгновение ока…

– Мистер Джордж! Мисс Мэри! – сказал прочувствованным голосом Гарри, обращаясь к обнявшим друг друга бледным детям полковника Деванделля. – Не падайте духом! Право же! Подумайте хорошенько. Мне пришла в голову одна мысль, может быть глупая, потому что я ведь простой, невежественный степной бродяга…

– Говорите, Гарри! – трепетным голосом ответила девушка.

– Да, видите ли, конечно, нам не уйти от индейцев. Все равно что взяли уже нас. Сами видите… Но Джон-то улизнул. А он не такой человек, чтобы бросить товарищей в беде! Ей-богу! Вы еще не знаете, какой человек этот агент! Что вы думаете? Ведь он-то поскакал по тому направлению, откуда рано или поздно придут наши солдаты, ополченцы, волонтеры Колорадо… Не падайте духом, говорю вам! Может быть, Джону посчастливится, он отыщет братьев, приведет их на помощь. Главное – протянуть время… Поняли? Покуда человек жив – так всегда говорит сам Джон, а он старая лисица, – отчаиваться глупо…

– Кажется, я еще не собираюсь плакать, – ответила девушка. И добавила: – Если понадобится умереть, мы, надеюсь, покажем врагам, что мы дети славного отца!

– Да, да! – согласился юноша. – Самое главное – показать ужасной женщине, почему-то преследующей ненавистью нашу семью, что мы ее не боимся, что мы ее презираем, что презираем и саму смерть!

– Бедные дети! – пробормотал траппер Гарри, тайком смахивая слезу с ресниц.

– Ну, бледнолицые? – донесся до несчастных злорадный голос вождя арапахо Левой Руки. – Сдавайтесь!

Гарри обернулся к нему и глядя на него в упор ответил:

– Да, но при одном условии!

– В наших руках – и осмеливаетесь говорить об условиях? – отозвался индеец. – Ну, говорите, какие условия вы хотите продиктовать! Ха-ха-ха!

– Вы обещаете не скальпировать этих детей. Со мною и с моим братом можете делать что вам будет угодно. Так я говорю, Джордж?

Джордж молча кивнул головой.

– А если мы откажемся дать такое нелепое обещание? – спросил Левая Рука насмешливо.

– Мы еще не в ваших руках. Бездна поглотит нас, и мы уйдем от мучений. Некому будет стоять у столба пыток и рассказать вам, сколько краснокожих койотов мы с братом перестреляли.

Арапахо пожал плечами и вопросительно взглянул на Яллу.

– Обещай им все, что они захотят! – ответила Ялла со зловещей усмешкой. – Надо захватить их, а потом… Разве слово, данное бледнолицему, должно быть свято исполнено?

Левая Рука крикнул беглецам:

– Хорошо! Сдавайтесь! Скальпы этих щенков останутся на их головах!

– Поклянитесь именем Маниту! – потребовал Гарри.

– Даже рукой первого человека! – ответила Ялла.

– Но как ты нас возьмешь? Мы не можем тронуться с места, если бы даже пожелали! Нас окружает зыбкая трясина, готовая поглотить каждого, кто попытается приблизиться к нам! Наши лошади тонут!

Левая Рука оглянулся вокруг и, увидев невдалеке молодой лесок, распорядился:

– Делайте летучий мост! Деревьев достаточно. Томагавки у вас есть…

Моментально пятьдесят или шестьдесят человек принялись бешено рубить деревья, и в несколько минут на берегу болота уже валялось полдюжины стволов. Их перетащили, не очищая от сучьев и листвы, к тому месту, где находились беглецы.

Гарри, сняв с седла погрузившейся уже по шею лошади мисс Мэри, перебрался с девушкой на сушу. За ним последовали его брат и Джордж Деванделль.

Гарри приблизился к смотревшей с высоты седла своего коня с высокомерием и насмешкой Ялле и сказал, глядя ей прямо в лицо полным ненависти взором:

– Ну, ты довольна, кровожадная тварь?

Уста Яллы искривились сардонической улыбкой.

– Да. Но, к сожалению, один из вашей компании сбежал. А у него был недурной скальп, который украсил бы мои мокасины! Но я не теряю надежды, что поймаю его, как поймала вас, белые!

МЕСТЬ ИНДИАНКИ

Час спустя после описанных в предшествующей главе событий отряд из двухсот арапахо и сиу покинул окрестности саванны и направился, идя рысью, на восток. Отрядом этим руководили знакомые нам вожди краснокожих – женщина-сахэм Ялла, Левая Рука, Черный Котел. За спиною Красного Облака сидела Миннегага, кажется готовая сойти с ума от радости.

Сиу шли в головной колонне, так как они лучше других были знакомы с простиравшейся на восток прерией. Между ними и арапахо, под присмотром отдельного отряда лучших воинов, шли четверо пленников.

Победители оставили злополучным бледнолицым их лошадей, но из предосторожности скрутили за спиной руки и привязали к седлам не только двух трапперов, но и детей полковника Деванделля. Подошедший к моменту отправления каравана в путь значительный отряд индейцев, тоже принимавший участие в погоне, но отставший из-за уставших лошадей, остался на берегах болота, вероятно чтобы произвести разведку или следить за калифорнийской границей, откуда могли появиться войска американцев.

Бесконечно печальны были лица всех четырех пленников. Грустны были их думы и бледны измученные лица.

Куда вела их Ялла? Что хотела она сделать с ними? Почему не распорядилась убить их, как были убиты несчастные негры и мулаты, бежавшие из асиенды?

Конечно, пленники не забыли торжественного обещания Левой Руки, но никто из них, даже дети полковника Деванделля, не обманывали себя ложными надеждами, зная вероломство краснокожих. Оставалась одна только надежда в сердцах, но она была так слаба… Джон Мэксим спасся: может быть, он приведет помощь…

Теперь несчастные пленники упорно думали о судьбе бежавшего агента. Им казалось, что они еще слышат топот копыт его коня, уносящего своего всадника в беспредельные просторы степи. Конечно, индейцы не могли предпринять погоню за бежавшим траппером: среди них было много безумно храбрых воинов, презиравших смерть, но не нашлось ни одного человека, который рискнул бы пустить свою лошадь по равнине, где на каждом шагу попадались полосы зыбучих песков. Таким образом, Джон Мэксим, никем не преследуемый, мог скрыться в прерии. Но значило ли это, что он спасен? Ведь по прерии бродят отдельные банды чейенов, которые истребляют поселки, поджидают возможного появления передовых отрядов посланных на войну войск, и как легко одинокому всаднику наткнуться на индейских воинов и погибнуть в неравной борьбе, имея лишь шанс подороже продать свою жизнь…

А если Джон Мэксим каким-либо чудом избежит гибели, то когда он доберется до друзей? Когда он приведет их для спасения четырех пленников?

Нет, нет, никакой надежды на спасение не было…

В полдень оба отряда краснокожих, к которым присоединилось еще много индейцев сиу и арапахо, сделали привал.

В короткое время была срезана или вытоптана трава прерии на огромном пространстве, чтобы разведенные костры не стали причиной пожара. Сиу и арапахо расположились на отдых, позаботившись, конечно, о том, чтобы их пленники не могли сбежать.

Им развязали руки, но ноги оставили крепко связанными ремнями из сыромятной кожи.

На дымящихся кострах зашипели огромные куски мяса быков и целые бараньи туши, наполнявшие воздух вокруг жирным чадом. Стреноженные лошади получили возможность побродить по прерии и подкормиться сочной степной травой,

Хотя индейцы и были вполне уверены, что на многие десятки миль вокруг нет ни единого белого, они не пренебрегли обычной предосторожностью: вокруг лагеря были заботливо размещены пикеты конных часовых, наблюдавших за окрестностями.

На пленных, оставленных под присмотром нескольких молодых воинов, казалось, никто во всем лагере не обращал никакого внимания, за исключением одной Яллы, которая время от времени подходила к месту, где расположились белые, и, не произнося ни единого слова, злорадно блестящими глазами глядела на них, по временам проводя пальцем по горлу, показывая, как будут краснокожие резать своих врагов.

Пользуясь тем, что в непосредственной близости никого не было, а Миннегага, окликнутая Красным Облаком, принялась уплетать кусок полусырого мяса, Джордж Деванделль вполголоса обратился к трапперу Гарри, лежавшему рядом с ним, со словами:

– Ну, что вы думаете обо всем этом, Гарри?

– Ей-богу, ничего не разберу, мистер Деванделль! – отозвался, почесывая затылок, простодушный малый. – Так ведь, брат?

Другой траппер молча кивнул головою. Гарри заговорил снова:

– Во-первых, я думаю, что индейцы порядочные свиньи: сами жрут, а о том, чтобы дать нам что-нибудь, и не думают… Невольно Джордж Деванделль улыбнулся.

– Ну, это еще полбеды, Гарри! – сказал он. – А вы лучше скажите, что будет с нами? Почему, например, нас куда-то увозят? Ведь индейцы едва ли пощадят нас.

– Так-то так, мистер Джордж! Я и сам удивляюсь, почему еще скальпы держатся на наших головах…

– Быть может, они просто откладывают удовольствие привязать нас к столбу пыток до того времени, когда соберутся вместе все их отряды, участвовавшие в разгроме асиенды? Ведь мы все-таки, надо заметить, достались им не даром! На каждого павшего с нашей стороны человека приходится по крайней мере три-четыре, а то и пять краснокожих. У убитых есть родственники. Они, значит, имеют право участвовать в пытках…

– Нет, мистер Джордж! Это все верно, но тут таится что-то другое, а что именно ни я, ни мой брат разобрать не можем.

– А может быть, Ялла просто-напросто хочет держать нас в качестве заложников и, если их пресловутая священная война кончится поражением, выговорить себе пощаду взамен нашей свободы? – высказал предположение Джордж Деванделль.

– Возможно, но я в этом далеко не уверен! Ради получения заложников Ялла едва ли затеяла бы всю эту кутерьму!

– Но в чем же, в чем дело? – с глубокой тоскою спросил юноша. – Что замышляет эта ядовитая змея, женщина-сахэм?

– Бросьте ломать голову понапрасну! – отозвался траппер Джордж. – Ни до чего не додумаетесь. Чтобы разобраться в этой путанице, надо бы уметь читать чужие мысли и заглянуть в душу Яллы. Во всяком случае, мистер Деванделль, приготовьтесь к самому худшему. Я знаю одно: по своему вероломству, свирепости, какой-то сладострастной жестокости эта индианка, как говорил нам Джон, превосходит всех сахэмов-индейцев, вместе взятых.

Невольно стон вырвался из груди молодого асиендера:

– Ах, хотя бы она скорее покончила с нами!

– Ну, с этим я не согласен! – тряхнув головою, ответил неугомонный Гарри. – Во-первых, я еще не пообедал, а на голодное брюхо и умирать как-то не хочется, а во-вторых, тот же Джон говорил: «Помереть всегда успеем…»

– Но, значит, Гарри, вы все-таки еще на что-то надеетесь?

– Ах, Господи! Да ведь я траппер. А мы знаем столько чудесных историй! Спасались люди и после того, как простояли уже добрый час или два у столба пыток. Почему нам непременно погибать? Не вижу разумной причины для этого, как сказал бы Джон Мэксим, если бы он не удрал, а был бы здесь с нами. Затем, я, признаться, никак не могу отделаться от мысли, что агент-то на свободе… Может быть, он таки приведет нам помощь…

Джордж Деванделль угрюмо покачал головою.

– Мало надежды! – со вздохом сказал он.

– Ну, для кого как… Стойте! Ура! Я, кажется, напрасно обругал индейцев: смотрите! Ей-богу, это они для нас тащат мясо! – закричал Гарри, видя, что двое краснокожих несут к месту, где лежали пленные, котелок с каким-то месивом и куски бычачьего мяса на вертеле.

Как ни измучены были пленники, как ни печальны были одолевавшие их мысли, но природа предъявляла свои права, и предложенная индейцем пища пришлась бледнолицым как нельзя более по вкусу.

После трапезы краснокожие, сменив часовых, стали укладываться спать; пленники не замедлили последовать их примеру и тоже погрузились в глубокий сон.

Перед заходом солнца лагерь опять пришел в движение: по-видимому, краснокожие рассчитывали сделать большой ночной переход. Лошадей собрали, напоили, пленников подняли, опять связали им руки за спиной, потом самих их привязали к лошадям и тронулись в путь, идя в том же порядке, как и до привала.

Когда окруженные со всех сторон стражей пленники усаживались на лошадей, мимо них проскакала Ялла на своем великолепном белом мустанге, сопровождаемая Красным Облаком, за спиною у которого сидела и кривлялась Миннегага.

Красное Облако глядел в сторону бледнолицых словно не видя их: его лицо с резкими чертами казалось окаменевшим, глаза смотрели равнодушно, без симпатии, но и без злобы. Казалось, бледнолицые перестали существовать для лжегамбусино…

Ялла, однако, держалась иначе: она улыбалась высокомерно и злобно, а Миннегага в мгновение ока проделала целый ряд движений рукою, показывая, как выкалываются у живого человека глаза, как обрезают нос, вырезаются губы, как вырывают ногти, язык, сердце, как, чтобы продлить мученье, перепиливают тупым ножом горло…

Гарри не выдержал злобного взгляда Яллы. Кровь бросилась ему в лицо. Он рванулся с такой силой, что ремни, связывавшие его руки, затрещали, но освободиться от уз ему не удалось.

– Будь ты трижды проклята, индейская пиявка! – задыхаясь от злобы, крикнул Гарри в лицо Ялле. Индианка придержала своего коня.

– Что ты говоришь, бледнолицый? – спросила она, улыбаясь.

– Куда ты нас увозишь?

– Ты слишком любопытен. Разве ты ребенок?

– Что ты будешь делать с нами?

– Опять-таки ты слишком любопытен…

– Уж не думаешь ли ты нарушить данное обещание?

Ялла презрительно улыбнулась и в третий раз промолвила сухим и резким голосом:

– Узнаешь в свое время!

Ее конь заплясал на месте на задних ногах и, сделав прыжок, понесся по прерии, по грудь утопая в ярко-зеленой траве. Роскошно расшитый плащ женщины – сахэма племени сиу развевался за ее спиной.

– Эй ты, фальшивый гамбусино! – вне себя крикнул Гарри стоявшему тут же Красному Облаку. – Ты трусливый койот, прятавшийся у нашего огня, когда тебе грозила опасность, подбиравший крохи от нашего стола! Скажи ты, что ждет нас?

Лицо Красного Облака чуть-чуть покраснело, глаза загорелись. Но он сдержался и ответил сухо, но без ругательств:

– Если великая Ялла, моя жена, не сочла нужным сказать тебе об этом, то почему же я, муж Яллы, должен знать больше тебя?

Ирония и нескрываемая горечь сквозили в словах индейца. Но беглецы не могли заметить этого.

– Твоя жена? Ялла – твоя жена? – вырвался изумленный крик из уст обоих трапперов.

Не отвечая Красное Облако стиснул коленями бока своего коня и ускакал, не удостаивая пленников больше ни единым взглядом.

– Фью! – свистнул Гарри и расхохотался. – Слышал ты, брат? Вот так штука! У нашего фальшивого гамбусино жена – знаменитость. Он должен повиноваться ей. Потому что ведь она сахэм. Здорово? Теперь я понимаю, почему эта каналья – я говорю о самом гамбусино, а не о его знаменитой жене – так оберегал девчонку: ведь если Ялла – его жена, то Миннегага – его дочь! Ну, если бы мне досталась такая жена и такая доченька! Будь я трижды проклят! Извините, мисс Мэри! Сорвалось!

Второй траппер, глядя мрачно сверкавшими глазами вслед лжегамбусино, пробормотал:

– Моли своего Маниту и всех ваших индейских святых мужского и женского пола, предатель, чтобы мне, Джорджу Липтону, не удалось вырваться из ваших рук. Если вырвусь – клянусь: перегрызу тебе зубами горло, куда бы ты ни спрятался! Даже на дне моря отыщу тебя!

– А большого дурака сваляли мы с тобой, Джордж! – потешался над братом Гарри, к которому, казалось, вернулось хорошее расположение духа, благо желудок, наполненный кусками жареного вкусного мяса, покуда не предъявлял требований на новую порцию пищи.

– Предатель! Предатель! – бормотал Джордж, скрипя зубами в бессильной ярости.

Зашло солнце, и на землю спустилась мгла. Потом торжественно всплыла на ясном небе луна и залила своим мягким светом прерию.

А индейцы, вытянувшись в походную колонну из пяти или шести всадников в ряд, все еще гнали лошадей, причем пленникам не могло не броситься в глаза, что краснокожие почему-то старались по возможности соблюдать тишину: теперь не было ни криков, ни песен.

Через некоторое время недоумение возросло еще более – индейцы круто свернули к северу.

Ведь индейцы начали войну с американцами. Но что же мог означать уход чуть ли не целой армии к северу, где индейцы не могли ни встретиться с бледнолицыми, ни вступить в бой?

Около полуночи вдали показались блестящие точки. По-видимому, это были костры большого индейского отряда, расположившегося на отдых в этой части прерии.

Гарри, которому была известна местность, не мог сдержаться и вскрикнул удивленно:

– Джордж! Погляди-ка! Будь я проклят… Извините, мисс Мэри, я нечаянно… Джордж! Будь я неладен, если нас не тащат к месту, которое нам обоим хорошо знакомо! Да ведь это вблизи того самого монастыря мы прятались с Джоном Мэксимом от волков! Помнишь! Удивительная штука! На кой черт… Извините, мисс Мэри…

– Ну, на это я могу тебе ответить лишь словами Яллы! – отозвался его брат.

– То есть?

– Ты слишком любопытен. Узнаешь в свое время! Прошло еще некоторое время. Огни костров казались все более яркими. Оттуда, где они горели, уже доносились смутные голоса, ржание лошадей.

– Ей-богу, если индейцы не окончательные свиньи, они дадут нам поужинать! – встрепенулся снова проголодавшийся Гарри.

У развалин «Монастыря крови» расположился действительно большой лагерь. Это было становище чейенов. Кроме сотни воинов этого племени, тут находилось значительное число женщин и детей, расположившихся как дома и устроивших довольно удобные вигвамы.

Чейены радушно приветствовали союзников оглушительными криками. Ялле были устроены овации: ее считали душою великого восстания и достойною исключительных почестей, никогда не оказываемых индейцами женщинам.

Когда сумятица, неизбежная при приходе большого отряда в становище, улеглась и все сошли с лошадей, Левая Рука приблизился к пленникам и сказал им:

– Следуйте за мною, если вам дорога жизнь!

– Куда? – осведомился Гарри.

– В подземелье.

– Зачем ты уводишь нас в эту яму? Разве у вас некому сторожить нас здесь?

– Там вам будет удобнее! – ответил со зловещим смехом сахэм.

– Помнишь ли ты свою клятву перед лицом Маниту и рукою первого человека?

– Это насчет того, чтобы оставить в покое ваши скальпы? Признаться, у меня такая слабая память… Разве я что-нибудь в самом деле обещал вам? Ах да, да, вспомнил… Ну, идите же!

Десять индейцев с факелами в руках, окружив пленников и грубо толкая в спины, повели их к развалинам монастыря.

Сделав несколько десятков шагов и очутившись в стенах монастыря, пленники увидели, что тут собрались вожди чейенов, арапахо и сиу. Разумеется, среди них находилась Ялла. Тут же стоял, несколько позади своей жены, лжегамбусино, державший за руку Миннегагу, а еще поодаль – Черный Котел и какой-то незнакомый воин.

– Гарри! Что ждет нас сейчас? Что значит это собрание? – спросил упавшим голосом Джордж Деванделль у державшегося рядом траппера.

Тот пожал плечами.

– Кто его знает, мистер Джордж? Одно только могу и сказать: какая-нибудь пакость… Это как Бог свят… Извините, мисс Мэри!

Пленников провели через развалины до подземелья и почти столкнули по лестнице.

Подземелье было тускло освещено факелами. У входа в него стояли четыре воина сиу с бесстрастными лицами. Они невозмутимо курили свои трубки, не обмениваясь ни единым словом.

– Где пленник? – коротко спросила Ялла.

– Там! – показал в угол подземелья один из воинов. Там, на охапке сена, виднелась какая-то человеческая фигура.

Ялла взяла у одного из часовых факел и направилась в угол. При ее приближении лежавший на сене человек поднялся со стоном. Это был мужчина лет сорока пяти или пятидесяти, с изрезанным глубокими морщинами лицом и большой седой бородой. Ужасный вид представляла его голова: на черепе не было видно волос, вместо них было можно разглядеть голую кость, здесь и там покрытую кровавыми пятнами. Этот человек был оскальпирован, и смерть пощадила его…

– Поглядите на него! – полным торжествующей злобы голосом крикнула пленникам Ялла. – Смотрите, смотрите, вы, щенки!

– Отец! – слился в одно слово крик детей полковника Деванделля, узнавших наконец несчастного…

Да, это был храбрый солдат Соединенных Штатов, тот, кого называли «грозой Дальнего Запада». Это был полковник Деванделль…

Джордж и Мэри рванулись к страдальцу, глядевшему на них полубезумным от страдания взором, но индейцы отшвырнули их в сторону. Несчастные дети упали, словно подкошенные, на грязный пол катакомбы: удар был так жесток, что их нервы не выдержали. Они лишились чувств.

Над их бездыханными телами зазвучал торжествующий, сухой, острый, как лезвие ножа, голос Яллы, женщины – сахэма сиу:

– Послезавтра на рассвете мои мокасины будут украшены скальпами твоих детей от белой женщины, Деванделль! Так я мщу за то оскорбление, которое нанес ты мне когда-то! Ты слышишь меня, мой первый муж?

Новый страдальческий стон, вырвавшийся из измученной груди несчастного полковника, был ответом кровожадной индианке.

– Взять этих бледнолицых! – скомандовала Ялла часовым, показывая повелительным жестом на братьев трапперов, полными слез глазами глядевших на своего злополучного командира. – Привяжите их к столбу пыток рядом. Пусть наши воины потешатся завтра ночью. Они ведь давно не развлекались… Завтра еще подойдут союзники, предоставим удовольствие и им…