Текст книги "Почти смешная история и другие истории для кино, театра"

Автор книги: Эмиль Брагинский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

В маленькой комнатке по-прежнему в полный голос пели дети.

Новую квартиру ходили смотреть всей семьей.

Впереди шел Соломатин с Тингом, за ним – Клавдия Петровна, за ней – Дима, за ним – Тамара, а сзади шел Валерий, который тоже увязался за ними.

Новые дома, три здоровенных дома-башни, высились в центре гигантского пустыря. Работы по благоустройству, как это обычно бывает, не были выполнены, и поэтому, чтобы пробраться к домам, надо было преодолеть груды щебня и мусора и глубокие рвы, двигаясь по скользкому дощатому настилу. Причем Тинг все время предпринимал попытку спрыгнуть с настила в грязь.

– Зачем ты взял с собой собаку? – спрашивала Клавдия Петровна.

– Зачем ты взяла с собой Валерия? – вопросом отвечал Ефрем Николаевич.

– Он человек практичный, он может дать дельный совет!

– А я не нуждаюсь в советах практичных людей, я не хочу быть практичным!

А у Тамары с Валерием шел вот какой разговор.

– Вы очень красивая, – говорил Валерий, – но одной красоты мало. С красоты воды не пить. К красоте привыкаешь, перестаешь ее замечать.

Тамара усмехнулась:

– Просто вы меня не любите!

– Люблю. Но одной любви мало. Любовью сыт не будешь. С годами любовь переходит в привычку.

– Чего же вы хотите? – Тамара была настроена иронически.

– Чтобы вы шагали со мной в одном строю. Чтобы вы росли интеллектуально. Родство высоких душ не проходит никогда.

Тамара рассмеялась:

– Ну что вы из себя строите? Или вы не очень… я хотела сказать – не очень умны?

– Конечно, – ответил Валерий с нарочитой серьезностью. – Если б я был очень… Это хана, этого нигде не любят. Я в меру… Когда мне надо, я умен…

– И вам часто надо быть умным?

– Не юморите, – улыбнулся Валерий, – не ехидничайте! Насчет юмора у меня в порядке.

– Как мы здесь будем ходить, особенно вечером, в темноте, – сказала Клавдия Петровна. – Мы переломаем ноги.

– Было бы ненормальным, – отвечал муж, – если б строили сразу и дом и дорогу! Это было бы нарушением традиций!

Теперь они подошли к трем домам-близнецам.

– Наш корпус третий! – напомнила Клавдия Петровна.

– Если считать отсюда, то наш корпус тот, – показал Ефрем Николаевич на дальний дом, – но если считать оттуда, то этот!

Валерий, который слышал разговор, сказал:

– Минуточку! – и исчез куда-то.

– Вот видишь, от него польза! – заметила Клавдия Петровна.

– Даже рак и тот приносит пользу! – парировал Ефрем Николаевич. – Его едят с пивом!

Вернулся Валерий.

– Корпус номер три – посередине!

Когда квартиры пустые, без мебели, они кажутся больше, нежели есть на самом деле. А новая трехкомнатная квартира действительно была просторной.

Клавдия Петровна замерла на пороге центральной комнаты, с улицы щедро вливался в комнату солнечный свет, и она счастливо жмурилась. Сзади стоял Ефрем Николаевич. По его лицу плыла улыбка. Жестом он останавливал молодых людей, чтобы те не помешали Клавдии Петровне насладиться историческим мгновением.

– Вытрите ноги! – прошептала Клавдия Петровна.

– Обо что? – шепотом же спросил Ефрем Николаевич.

– Не знаю.

– Здесь вытереть не обо что! – тоже шепотом сказал Дима.

– Но мы можем наследить! – тоже шепотом вставила Тамара.

– Я знаю, что надлежит сделать! – Клавдия Петровна сняла туфли.

Ефрем Николаевич нагнулся и стал расшнуровывать ботинки.

– Только вот непонятно, что же снимать Тингу.

– Привяжи его к двери!

Тинг был привязан. Все разулись и в носках вступили в храм. Здесь была большая комната и две поменьше, все изолированные.

– Какая замечательная квартира! – шепотом продолжала Клавдия Петровна.

Между прочим, Соломатины не отличались в этот момент от других новоселов. В новой квартире многие поначалу разговаривают шепотом, почему – неизвестно. Может быть, боятся, что кто-нибудь подслушает и отнимет квартиру?

Ефрем Николаевич привстал на цыпочки, поднял руку и дотянулся до потолка.

– Не трогай потолок! – быстро сказала Клавдия Петровна. – Осыпется!

А Тамара обнаружила Валерия в маленькой комнате.

– Значит, так, мы возьмем себе эту жилую площадь. – Валерий тщательно прикрыл дверь. – Она самая маленькая!

– Но почему мы должны брать самую маленькую? – иронически переспросила Тамара. – Нас будет двое, а Дима – один!

– Я вхожу в вашу семью и не должен выглядеть нахалом. Скромность, Тамара, скромность! Когда в одной квартире живут два поколения, принцип мирного сосуществования – уступать! Например, на кухне мы возьмем себе конфорку самую неудобную, у стены!

– Как это «возьмем конфорку»?

– Видите ли, кухня – это центр раздора! Чтобы не было конфликтов из-за питания, надо кормиться отдельно!

– Но мама этого не позволит!

– Мама будет сама по себе, мы – сами по себе. Только этим мы сохраним хорошие отношения. И поэтому надо поделить конфорки!

– Но я не хочу делить конфорки! Я еще не дала вам своего согласия, и я люблю маму!

– Я уже тоже активно люблю вашу маму!

Дверь распахнулась. Это были родители. Валерий официально предупредил:

– Чтобы не было конфликтов, давайте договоримся: вы к нам и мы к вам не вламываемся без предварительного стука в дверь!

Соломатин шагнул вперед.

– Ефрем, спокойно! – всплеснула руками Клавдия Петровна.

Но было уже поздно. Соломатин сгреб Валерия в охапку и потащил к двери. Его ноги шаркали по полу.

– Паркет у вас качественный! – Валерий и сейчас оставался вежливым. – Скользишь по нему, как по лыжне!

Соломатин выволок Валерия на лестничную площадку, и босой жених припустился вниз по лестнице.

– Извините, – закричал он снизу, – но вы нарушили нормы морального поведения советского человека!

– Обожди! – крикнул в ответ Ефрем Николаевич.

Он вернулся в квартиру, взял ботинки Валерия, вновь вышел на площадку и по одному кинул ботинки вниз, в лестничный пролет.

Потом Соломатин вернулся к семье.

– Куда ты его выбросил? – спросила Тамара.

– В мусоропровод! – Соломатин обнял дочь. – Не горюй! Ты его не любишь! Просто он тебе заморочил голову!

– Не успели переехать, – отшутилась Тамара, – а ты уже засорил мусоропровод!

– Надо срочно идти в исполком, – забеспокоилась Клавдия Петровна, – и поменять смотровой ордер на настоящий, пока они не передумали!

Математическая школа-интернат помещалась в саду, за забором. У входа дежурил вахтер. Хористы обошли вокруг забора.

– Дыры нет! – сказал Шура. – Придется лезть!

– Лезем мы с Шуркой! – распорядился Федя. – Остальные ждут здесь!

Он и Шура легко перемахнули через препятствие.

– Как нам его найти? – Шура задумался. – Если в дверь войти, так ведь выгонят!

– Очень просто! – Федя звонко запел по-латыни: «Сикут лакутус…»

Из-за забора дружно поддержал хор. На втором этаже распахнулось окно, и в нем появился Андрюша.

– Привет! Держите! – сказал он, кидая конфеты.

– Ну как ты здесь? – Федя ловко поймал конфету и сунул в рот.

– Плохо, – признался Андрюша, – я – троечник, а это здесь как сирота!

– Бьют? – по-деловому спросил Шура.

– Им не до этого. Они чокнутые. У нас в комнате один ночью вскакивает и в темноте пишет на тумбочке, формулы сочиняет!

– Сумасшедший дом! – вздохнул Федя, кладя в рот конфету.

– А может, мы сумасшедшие? – Андрюша был искренен. – Надо двигать науку, а мы распеваем!

– Уже обработали тебя? – заметил Федя.

– Я Ефрема Николаевича, конечно, люблю…

– Ефрема не трогай! – грозно остановил Шура. – Мы не математики, мы тебя так… набьем!

– Я его не трогаю… – примирительно сказал Андрюша. – А вы что, пришли, чтобы я смылся отсюда на фестиваль?

– Но музыка нужна человеку… – начал было рыжий Федя.

– Федя, не унижайся, пошли! – приказал Шура.

– Да что вы обижаетесь… – заныл Андрюша. – Я же не виноват, что здесь интересно…

– Федя, – строго вопросил Шура, – у тебя еще осталась во рту конфета? Свою-то я сжевал.

– Немножко!

– Выплюнь!

Федя покорно выплюнул.

И оба быстро перелезли через забор.

– Ну что? – спросил хор хором. – Он согласен убежать?

– Он не может, – объяснил Шура, – у него перелом!

– Ноги? – поинтересовался хор.

– Нет, мозгов!

– Значит, фестиваль – тю-тю… – вслух огорчился кто-то.

– Главное не фестиваль, – улыбнулся во весь рот рыжий Федя, – главное – чтобы мы росли с музыкой в душе!

Соломатин шагал по улице, ведя Тинга на поводке, и мурлыкал под нос песенку, которую он сочинял на ходу, как вдруг услышал: «Аве Мария…» – женский голос прекрасно пел Шуберта. Музыкальный Тинг поднял голову и тоже прислушался. Музыка доносилась из «Жигулей», где был включен приемник.

Соломатин подошел поближе и увидел элегантную даму, которая в полной растерянности стояла возле машины с задранным кверху капотом.

– Не заводится?

– Не заводится! Я вот водить научилась, а что внутри?… А мне за ребенком в детский сад, бабушка приехала…

– Плохо ваше дело, – сказал Соломатин. – Но если бабушка приехала… Вы ручкой пробовали заводить?

– У меня сил нет! – вздохнула дама и подала заводную ручку.

– Минуточку! – Соломатин привязал Тинга к ближайшей водосточной трубе. – Садитесь за руль! Выключите зажигание! А мы сегодня ордер получили на квартиру, трехкомнатную!

– Поздравляю! – сказала дама.

– Включите зажигание!

Соломатин один раз крутанул, другой, третий. Машина не заводилась.

– И все-таки я ее заведу! – Соломатин полез под капот. – Дайте мне ключ на четырнадцать! Выключите зажигание!

Тинг, очевидно, решил, что там, у водосточной трубы, ему плохо слышна музыка. Он ловко высвободился из ошейника, подбежал к машине, забрался внутрь и, склонив голову набок, стал внимательно слушать.

– А сколько у вас в семье человек? – Элегантная дама любезно выказала интерес к делам Соломатина. Все-таки человек чинил ей машину.

– Четверо!

– Трехкомнатную… Вам хорошо дали!

– Хорошо! – согласился Соломатин. – Тряпку, пожалуйста, а то я тут весь перемажусь!

Опять крутанул, вытер со лба пот, еще раз крутанул и крикнул:

– Да подхватывайте, черт вас побери!

И дама «подхватила» – двигатель заурчал, заработал.

– Спасибо большое! – обрадовалась дама.

– Я когда-то в армии шофером служил! – улыбаясь, сообщил Соломатин. – Вам в какой район?

Дама назвала.

– Нам там-то и дали квартиру! – воскликнул Соломатин. – Вы нас не прихватите? Я хочу кое-что смерить, надо продумать, как все оборудовать!

Как известно, ни одно доброе дело на земле не остается безнаказанным.

– Не обижайтесь! – отказала дама. – Но с собакой я не возьму. Она мне чехлы перепачкает. Еще раз большое вам спасибо! – И дама поехала за ребенком, которого ждет бабушка.

Соломатин поглядел машине вслед, вздохнул, сказал: «Привет бабушке!», обернулся, чтобы отвязать Тинга, и… замер.

На водосточной трубе висел поводок с ошейником, однако собаки не было. Ефрем Николаевич растерянно огляделся по сторонам. Тинга нигде не было видно.

Соломатин побежал сначала в одну сторону, крича: «Тинг! Тинг!», потом в другую, тоже крича: «Тинг! Тинг!»

Собака не отзывалась.

Прохожие останавливались и смотрели на Соломатина как на сумасшедшего.

Соломатин снова постоял возле трубы и повертел головой в разные стороны, потом приметил на другой стороне газетный киоск и кинулся через дорогу, едва не попав под автомобиль.

Водитель резко притормозил и сказал сам себе:

– А вот если бы я его сбил, кто был бы виноват? Шофер был бы виноват…

А Соломатин, волнуясь, расспрашивал киоскершу:

– Скажите, вы не видели на той стороне собаку?

– А я не слежу за собаками. Я газеты продаю. У меня план.

– Собака была к трубе привязана. Желтенькая, в пятнышках…

– К какой трубе? – Киоскерша высунулась наружу.

– Вон к той, – показал Ефрем Николаевич. – Видите, поводок висит, а собаки нету.

– Куда же она девалась? – Киоскерша искренне удивилась. Ей было скучно сидеть тут целый день, а так происшествие, даже событие, будет о чем соседям рассказать.

Соломатин уже кинулся обратно, но киоскерша его задержала:

– Постойте!

– Значит, вы видели? – с надеждой спросил Ефрем Николаевич.

– Может, ее украли? – выдвинула гипотезу киоскерша. – Им собака понравилась, а поводок не понравился, поэтому они собаку взяли, а поводок оставили…

Соломатин уже снова бежал через дорогу, опять метнулся в одну сторону, в другую, крича: «Тинг! Тинг!» Потом побрел к злосчастной трубе и отвязал поводок.

Из ближайшего телефона-автомата Соломатин позвонил домой.

– Тамара, не вешай трубку, это я!.. Тинг домой не возвращался?… Погляди на лестнице, я обожду… Значит, не возвращался. Тинг пропал…

Милая, очаровательная дама, которой Соломатин починил машину, ехала куда-то на край города. И неожиданно обнаружила Тинга. Он выдал себя, заскучал наверное, застенчиво тявкнул, лежа на заднем сиденье, на бесценных чехлах. Женщина немедленно остановила машину и без колебаний распахнула дверцу.

– Пшел вон!

Так началась для Тинга собачья жизнь. Когда собака живет в семье, собачья жизнь может быть только у хозяев.

Тинг – воспитанная собака и не хотел быть никому в тягость. Он выпрыгнул из машины и стал боязливо озираться по сторонам.

На городском вокзале, как обычно, все шумы перекрывал голос диктора:

– Объявляется посадка на поезд, следующий по маршруту…

– На третью платформу прибывает скорый поезд номер…

– Володя Комельков из Москвы, тебя ждет дедушка в комнате матери и ребенка…

Ефрем Николаевич Соломатин, все еще теребя в руках кожаный поводок, вошел в зал ожидания, пересек его и направился к телевизионному справочному бюро.

Соломатин нажал кнопку, подождал немного, на экране появилось лицо Клавдии Петровны:

– Слушаю вас, товарищ!

– Клава, это я! – убитым голосом сказал Соломатин.

– Ну как дела? – поинтересовалась жена, и это услышали в разных концах длинного зала, потому что телевизоров было несколько и изображение возникло одновременно на каждом из них.

– Плохо!

– Неужели ты и твой хор провалились на конкурсе?

– Нет, мы не провалились, хотя, в общем-то, с этим тоже плохо. Ты не можешь ко мне спуститься?

– Меня подменить некому! Я тебя не понимаю, о чем ты говоришь?

– Тинг пропал!

– Как «пропал»?

– Ты понимаешь, я его привязал к трубе…

– К какой трубе? Зачем ты привязал? Где? – нервничала Клавдия Петровна. – Иди и сейчас же найди Тинга!

– Но где? Где его искать?

– Не знаю. Но без собаки я не желаю тебя видеть!

Изображение на экране погасло.

– Когда-то ты вообще не хотела собаки! – пробормотал Соломатин, потоптался возле телевизора, потом зашагал обратно через зал.

Теперь многие смотрели на Соломатина – кто с любопытством, кто сочувственно, кто насмешливо. Пожилая женщина схватила его за рукав:

– Вы на живодерню сходите! Там из собак котиковые воротники делают. Может, успеете!

– Лучше в медицинский институт! – посоветовала другая. – Там на собаках болезни изучают. Привьют им болезнь и смотрят, как они от нее подыхают.

А третья пожалела:

– Да что вы человека пугаете! Вернется собака, вы знаете, как они дорогу находят? Вот у моей знакомой оставили собаку в Запорожье, так она в Ленинград домой пешком пришла…

Соломатин едва вырвался. А тут его окликнул шутник:

– У вас собака пропала?

– У меня! – грустно откликнулся Соломатин.

И тогда шутник, довольный сам собой – это типично для шутников, – сказал:

– Зато жена на месте. Лучше бы наоборот, а?

Соломатин не ответил, даже не обиделся, понуро зашагал дальше. На одном из телевизионных экранов он увидел, как появилась грустная Клавдия Петровна.

– Билет на московский поезд вы можете приобрести…

Соломатин покинул здание, но его слава еще раньше покинула здание, потому что на улице Соломатина окликнул мальчишка, он держал за шиворот взъерошенного рыжего пса.

– Вот, поймал! Это ваш?

– Не мой! – сокрушенно признался Соломатин.

– Тогда себе возьму! Советуете?

– Советую! – ответил Соломатин. – Славный пес.

В этот момент пленник изловчился, вывернулся и пустился наутек. Мальчишка бросился вдогонку.

Соломатин медленно поднялся по ступеням школьной лестницы и отворил дверь в зал, где его ждали ученики.

Как и положено, дети встали.

– Здравствуйте! – сказал Соломатин. – Все в сборе?

– Все! – улыбнулся Кира. – Даже я в сборе!

– А где же Тинг? – спросил Шура.

– Почему он прогуливает? – пошутил рыжий Федя.

– Случилась беда! – тихо сообщил Соломатин. – Тинг пропал!

– Как «пропал»?

– Где?

– Я все объясню после урока! – прекратил вопросы Соломатин. – Сегодня мы продолжаем разучивать…

– Мы его найдем! – пообещал Шура.

– Я тоже надеюсь на это! – искренне произнес Ефрем Николаевич. – Значит, поем старинную песню…

– Как же так! – воскликнул рыжий Федя. – Тинг пропал, а мы себе поем!

– Работа такая! – сказал Соломатин. – Мы – артисты, то есть труженики!

И под мелодию старинной грустной песни…

Объявления о пропаже Тинга расклеивали везде и повсюду…

Ефрем Николаевич… Клавдия Петровна… Дима… Тамара… Рыжий Федя… Шура… Костик…

Объявления возникали на домах, деревьях, на автобусах и трамваях, на будке регулировщика, афишных стендах, на витринных стеклах и даже на «скорой помощи», куда его прилепил Кира: «ПРОПАЛА СОБАКА».

Хозяева сидели за столом ссутулившиеся, несчастные – Соломатин, Клавдия Петровна, Тамара и Дима.

– Это я виноват, погубил собаку! – говорил Ефрем Николаевич.

– Да брось ты себя мучить! – возразил Дима.

– Погубил! – почти беззвучно прошептал Соломатин. – Я во всем виноват и никогда себе этого не прощу!

– Срок ордера кончается… – напомнила Клавдия Петровна.

– И нашу квартиру могут передать другим! – добавила Тамара.

Соломатин встал:

– Все очень просто: я пойду в исполком и продлю ордер!

– Правильно! – поддержала жена. – У нас уважительная причина.

– Они не продлят! – махнул рукой Дима. – Чиновники…

– Почему? – не согласился простодушный Соломатин. – Я им все толково объясню, и они продлят!

На двери было написано: «Отдел по учету и распределению жилой площади». В отделе по учету горбился за столом худой мужчина с изможденным лицом.

– Здравствуйте! – устало сказал он Соломатину. – Садитесь! Слушаю вас, товарищ! – И тоскливо взглянул на очередного посетителя.

– Я к вам с просьбой! – начал Ефрем Николаевич.

– Сюда без просьб не ходят! – вздохнул инспектор.

– О продлении ордера, мы не можем переехать…

– Изменение обстоятельств?

– Да, – признался Соломатин. – Сейчас я вам объясню. Дети подарили мне щенка. Они подобрали его на улице. Это было два года назад…

– Фамилия? – спросил инспектор.

– Соломатин.

– Слушаю вас! – Инспектор быстро достал из картотеки нужную карточку. – Вам предоставлена трехкомнатная…

– Значит, дети подарили мне щенка, он, конечно, вырос в собаку и теперь пропал… – продолжал объяснять Соломатин.

– Кто? – не понял инспектор.

– Пес.

– Какой породы?

– Это не важно.

– А при чем тут я? – Инспектор искренне недоумевал.

– Из-за этой печальной истории мы не можем переехать! – Соломатин виновато улыбнулся.

– Ясно! – сказал инспектор. – Теперь объясните, чтоб я хоть что-нибудь понял.

– Я начну сначала, – огорчился Соломатин. – Дети подарили мне щенка…

– Минутку! – Инспектор поглядел карточку. – Старшему ребенку двадцать четыре, младшему восемнадцать!

– У меня есть другие дети, – перебил Ефрем Николаевич. – Их четырнадцать! Правда, когда они подарили мне щенка, их было только семь. За два года число их возросло вдвое!

– Ясно! – Инспектор налил из графина воду в стакан и залпом выпил ее. – Все предельно ясно! Только я опять ничего не понял!

– Хорошо… – Соломатин был терпелив. – Дети подарили мне щенка…

– А если опустить в рассказе собаку? – робко намекнул инспектор.

– Как же ее опустить, если она пропала и в ней все дело? – удивился Соломатин.

– Значит, пропала шавка, и поэтому вы пришли в исполком?

– Я не могу переехать, это же очень просто! – Соломатин старался не нервничать. – Я должен подождать собаку!

– Люди годами ждут квартиру, а вы будете ждать собаку! – сделал вывод инспектор, на что Соломатин воскликнул:

– Предать собаку – значит предать детей!

– Которых двое или которых четырнадцать? – Профессия инспектора обязывала его быть дотошным.

– Сегодня их четырнадцать, – гордо сказал Ефрем Николаевич, – завтра будет больше! Музыка зовет!

– Музыка… – повторил инспектор. – У вас есть закурить?

– Я некурящий!

– Я тоже! – кивнул инспектор. – Меня били костылями, мне предлагали взятки, но никто не травил меня собакой! Не перебивайте! Дети подарили вам щенка, детей было семь, собака выросла, детей стало четырнадцать. Вы просите квартиру большей площади!

– Все неверно! – подытожил Соломатин.

– Вон! – тихо попросил инспектор.

– Вы не поняли суть вопроса! – мягко сказал Ефрем Николаевич. – Собака не знает нового адреса…

– А вы ей сообщите! – Инспектор не издевался. Он, как говорится, дошел.

– Как же я ей сообщу, если ее нет?

– Кого нет?

– Собаки.

– Оказывается, у вас нет собаки! – ахнул инспектор. – Вон!

– Значит, нельзя продлить ордер?

– Что?

– Ордер.

– Какой?

– На квартиру!

– Почему?

– Собака пропала.

– Которой нет, – прошептал инспектор. – За что?

Соломатин поднялся:

– Вы такой непонятливый, как вас на работе держат? – и ушел.

Есть такое выражение: два переезда – один пожар. Следовательно, один переезд – это полпожара, что тоже более чем достаточно. Правда, Соломатиным переезжать было несколько легче. Им помогал детский хор в полном боевом составе, внося в переезд немыслимый беспорядок, и четверо крепких молодых грузчиков. Один из них, увидев, что Ефрем Николаевич поднял тяжелую тумбу, немедленно отобрал ее у него и укоризненно покачал головой.

– Вы сами ничего не таскайте! Ваше дело – распоряжаться!

– Кто раздобыл таких уникальных грузчиков? – узнавал у жены Ефрем Николаевич. Клавдия Петровна держала в руках маленькую плетеную корзиночку, аккуратно прикрытую шерстяной тряпкой.

– Тамара…

– Сколько им заплатить?

– У нее и спроси!

– Эти грузчики такие старательные, такие вежливые… Наверное, сдерут втридорога!

Когда четверо грузчиков закончили свою творческую деятельность, Соломатин подошел к ним и виновато сказал:

– Не знаю, сколько вам обещали… по пятерке на брата, больше у меня нету…

Грузчики замялись, а Тамара отобрала у отца деньги.

– Баловать их не надо! Толик, Вова, Сева, спасибо – и по домам! Лева остается вешать люстру.

Лева счастливо улыбнулся. Соломатин захохотал и протянул Тамаре руку, явно надеясь получить двадцатку обратно.

– Зря смеешься, – сверкнула глазами Тамара, – эти деньги я откладываю на сапоги! Лева, что ты тут застрял, иди вешай!

И когда Лева вышел, объяснила:

– С «Лакокраспокрытаем» я уже рассталась!

– Почему?

– Я вся пропахла краской! И лаком тоже! Я стала не женщина, а хозяйственный магазин!

– Где же ты будешь работать? – устало вздохнул Соломатин.

– Лева – спелеолог. Специалист по пещерам. Он берет меня в спелеологическую экспедицию. Я начинаю новую, пещерную жизнь. А кем я, по-твоему, должна стать?

– Человеком! – ответил Соломатин. – Надо вещи разбирать, идем!

Лева стоял на столе посередине большой комнаты новой квартиры Соломатиных и пытался повесить старинную хрустальную люстру – самый ценный предмет в семье. Люстра была тяжелая, и Лева держал ее обеими руками.

– Только осторожно! – умолял Ефрем Николаевич.

– Дайте мне шнур, что ли, или здоровенный гвоздь, – обратился к нему Лева. – Боюсь, этот крюк слабоват, не выдержит…

– Клава! – Соломатин безнадежно оглядывался по сторонам. – Где в этом бедламе можно найти шнур или гвоздь, обязательно большой?

Клавдия Петровна сидела на чемодане в маленькой комнате и держала на коленях плетеную корзинку, прикрытую шерстяной тряпкой.

– Я здесь!

Соломатин направился к жене и прежде всего заметил странное выражение ее лица: по лицу плыла загадочная улыбка.

– Что с тобой, Клава?

– Вот, я принесла…

– Что ты принесла?

– Как бы тебе объяснить… В общем, ты можешь взглянуть…

Ефрем Николаевич откинул тряпку и увидел щенка, который безмятежно спал. Точно такой же щенок, каким был когда-то Тинг.

– Какая прелесть! – воскликнула Тамара, она стояла в двери. – Это вместо Тинга, да?

У Ефрема Николаевича перехватило дыхание, и он коротко распорядился:

– Перейдем в ванную!

– Подождите! – испугался Лева. – Я уже начал закреплять люстру, мне нужен гвоздь срочно и шнур, мне тяжело держать.

– Поговорите с Тамарой! – сказал Соломатин. – Я сейчас!

– Но как же я буду вот так стоять…

Тамара захохотала, а Соломатин, держась за сердце, уже спешил в ванную.

Там он вовсю отвернул кран, чтобы вода лилась с шумом и Лева не мог услышать, о чем здесь говорят.

– Это настоящий жесткошерстный! – оправдывалась Клавдия Петровна. – У него родословная… вот такая… – Клавдия Петровна показала, какая огромная родословная у этого крохотного щенка. – У него в роду сплошные золотые медалисты. Мне его по дешевке уступили, за двадцать рублей!

– Эх ты! – сказал Ефрем Николаевич. – Тинг ведь член семьи и член детского хора, а ты за двадцать рублей хочешь купить нового члена семьи!

– Тинга так давно уже нет… – слабо сопротивлялась Клавдия Петровна. – Нового тоже можно Тингом назвать… И он такой породистый!

– А почему ты считаешь, – возвысил голос Соломатин, – что собака с родословной лучше собаки с плохой анкетой?

Клавдия Петровна робко посетовала:

– Нет, я, конечно, не жалуюсь, хотя мне тащиться Бог весть куда и я не знаю, вернут ли двадцать рублей…

– Тот, кто сегодня может предать собаку, завтра… – Соломатин не закончил фразы, потому что в ванной возникла Тамара.

– Лева предупреждает, что он больше не может, что сейчас он свалится вместе с люстрой!

– До чего ж эта молодежь хлипкая! – возмутился Ефрем Николаевич, а Клавдия Петровна выставила дочь за дверь. – Найди ему все, что ему нужно!

– Где?

– Понятия не имею! Ищи. – И когда Тамара вышла, накинулась на мужа: – Ты все знаешь, как надо. Ты образцовый, непогрешимый, ты даже рояль перевез, вместо того чтобы продать его и купить порядочную мебель.

– Но как же я и без рояля? – ахнул Соломатин.

– Что ты, Святослав Рихтер? Ты учитель пения. – В голосе Клавдии Петровны звучало пренебрежение. – И еще бессребреник. Частные уроки не даешь. Тебе деньги не нужны, ты их презираешь, как все, кто не умеет зарабатывать!

– Как тебе не стыдно, Клава!

– Это мне-то стыдно? Я тяну на себе весь дом, а ты распеваешь с детишками на общественных началах. К фестивалю я себе платье сшила, хотела с тобой поехать. А он, конечно, сорвался, твой фестиваль. Какие у меня в жизни радости, скажи?

– Это ты устала от переезда, – мягко утешал Соломатин. – Ты-то великолепно знаешь, что у нас с тобой жизнь сложилась удачно.

– Иногда так удачно, что просто жить не хочется! – Клавдия Петровна всплакнула и порывисто обняла мужа. Ефрем Николаевич потрепал ее по голове.

В дверь опять заглянула Тамара:

– Лева уже падает.

Соломатин выбежал в столовую.

– Ефрем Николаевич, – повторил несчастный Лева, – я уже падаю. – Лева привык лазать по пещерам, но не привык висеть под потолком.

В этот момент возник Валерий. Он был величав и строг. В руках держал желтый портфель, почему-то расстегнутый. Словно не замечая ничего вокруг, Валерий обратился к Соломатину:

– Ефрем Николаевич, в прошлый раз вы меня справедливо наказали за недостойное поведение!

– А зачем вы опять явились? – грозно спросил Соломатин, но Валерий не уловил этой грозной ноты.

– У меня везде связи! – объяснил Валерий. – А у вас пропала собака. Мой знакомый возглавляет клуб собаководства. Теперь входят в моду борзые. Они длинные, плоские и занимают относительно мало места.

Валерий не замечал, что Соломатин весь напрягся. Валерий явился кстати, было на ком сорвать зло.

– Прошу принять от меня борзую! – Валерий полез в портфель. Оказывается, он тоже принес щенка. – Их даже в кино снимают!

– Да, – возбужденно сказал Ефрем Николаевич, пристально глядя на Валерия, – сегодня ничего выдался денек, но нервы у меня не железные.

После этих слов Валерия как ветром сдуло. Соломатин припустился было за ним, но успел лишь сделать несколько шагов, как услышал грохот и вскрик, и замер на месте.

– Наверно, это упал Лева! – догадалась Клавдия Петровна. Она тоже вышла в коридор и в ужасе прикрыла глаза.

– Нет, – ответил Лева из комнаты, – я еще держусь, но вашей люстры уже нету!

– Ну хорошо. – Соломатин уже завелся. – Вы тут собирайте люстру, склеивайте ее, реставрируйте ее. Лева пусть торчит под потолком вместо разбитой люстры, а я пошел!

– Куда ты пошел? – не поняла Клавдия Петровна.

– На старую квартиру!

– Что ты там забыл?

– Ничего.

– Тогда зачем ты туда идешь?

– Я там хочу пожить немножко… Тинг ведь, он нового адреса не знает… Если он придет, он придет по старому адресу…

– Что ж, ты на работу не будешь выходить, будешь сидеть там как на привязи? – ехидно спросила жена.

– На работу ходить придется. А вообще-то днем мы установим дежурство ребят из нашего хора!

– Вы говорите так, – появилась Тамара и тут же вмешалась в разговор, – словно папу новые жильцы пустили, нужен он им!

– Я их уговорю!

Соломатин поцеловал жену и решительно шагнул к выходу.

– Можешь не возвращаться. – Клавдия Петровна заплакала. – Видеть тебя не хочу!

– Клава, не расстраивайся, это ненадолго. Тинг придет! – И Соломатин исчез.

Лева все еще маячил под потолком, хотя теперь уже в этом не было ни малейшего смысла.

Ефрем Николаевич мрачно вышагивал по улице, не видя и не замечая ничего вокруг. Но услышал песню, и, пожалуй, это было единственное, что могло сейчас привлечь его внимание. В арке старого дома пристроились трое парней: один, обросший, патлатый, бренчал на гитаре, другой, в клетчатой кепке, притопывал в такт ногой, третий, солист, надрывно пел, вихляво изгибаясь тощим телом.

Соломатин остановился.

– Поешь бездарно! – оскорбил он солиста. – Слух у тебя, как у тетерева!

– Повтори! – угрожающе взревел солист.

– Поешь, как ржавая дверь! – охотно выполнил просьбу Соломатин.

Парень в клетчатой кепке схватил его за отвороты пиджака, но Ефрем Николаевич вырвался и как ни в чем не бывало завел ему руку за спину.

– Утихомирься, черт клетчатый! – И приказал солисту: – Дай-ка мне гитару!

Это было уже интересно. Солист протянул гитару и улыбнулся друзьям:

– Не бейте клоуна!

– Гитару довел, – сердито говорил Ефрем Николаевич, – царапаная вся… – Он повертел колки. – Настроить не можешь?… Отойди! Тут удобно стоять!

– Что тебе, места мало? – спросил солист.

– А ты мне не тыкай, капуста! – Соломатин провел рукой по струнам и прислонился к стене.

В ответ на оскорбление один из парней щелчком сбил с Соломатина кепку. Кепка упала на тротуар. Соломатин и не посмотрел. Он будто задумался о чем-то и запел. Он запел ту же песню, которую прежде хрипло орал солист. И тут свершилось чудо. Пусть маленькое, но все-таки чудо, которое всегда случается, когда в дело вступает талант. И парни поняли это, они слушали удивленно и с уважением, потому что настоящий талант нормальным людям всегда внушает уважение. Есть, конечно, люди, которым талант внушает страх или неприязнь, оттого что у них самих нет никакого таланта.

Соломатин пел и пел, забыв про все свои горести.